Аннотация: Пенелопе из Одиссеи досталась незавидная роль - только ждать да ждать. Но что если и смертной женщине по силам торговаться с богами?..
Пенелопа, дочь Поликасты
Пенелопа ждала. Без Одиссея белокаменный царский дворец сделался ей чужим, она знала его комнаты, но больше не узнавала их. Не узнавала она и саму себя: пытаясь снова почувствовать себя здесь хозяйкой, она сделалась придирчивой к рабыням и то распекала их за нерасторопность, то напротив сердилась, что им не хватает терпения и они слишком небрежно ткут. Один лишь сын, пухлый розовощекий малыш Телемах, пробуждал в ее сердце радость, смешанную, впрочем, с не имеющим выхода чувством тоски: и его у нее отнимут. Разве может она защитить его от войны и переменчивой воли богов? Руки у нее мягкие, белые, слабые, они созданы, чтобы баюкать дитя, утешать, гладить по голове. Голос у нее тихий, нежный, чтобы петь колыбельные перед сном. Что она может сделать?
Только ждать возвращения мужа, только тщетно надеяться, что сын всегда будет рядом.
И Пенелопа старалась сосредоточиться на том немногом, что было в ее власти. Она степенно прогуливалась с куделью и веретеном, пальцы привычным движением скручивали шерсть в тонкую, ровную нить, пока глаза оценивали работу других. Она пела Телемаху песни, которые слышала от матери, или смотрела, как вместе с сыном кормилицы он возится на полу со щенками. Она отгоняла служанок, чтобы за обедом самой налить вина в чашу Лаэрта, отца Одиссея. Иногда эти заботы помогали ей ночью забыться спокойным глубоким сном, но порой тревога оказывалась сильнее, и тогда рано утром она брала с собой пару девушек, служивших ей еще в родной Акарнании, накидывала на голову плащ и отправлялась к храму Гекаты на перекресток.
Там ждала ее Дафна, служительница богини, которая предвидела каждый приход Пенелопы прежде нее самой. Шелестя полами своей шафраново-желтой одежды, она выходила к ней со словами:
-- Знаю, Пенелопа, дочь Икария, зачем ты пришла. Я просила за тебя этой ночью, и Спасительница открыла мне, что нет Одиссея, сына Лаэрта, в числе мертвецов.
Голос ее, грудной и глубокий, казался Пенелопе голосом самой триединой богини. Она кланялась Дафне, и спрашивала еще, едва слыша саму себя:
-- Скоро ли он вернется домой?
-- Жди, Пенелопа. Боги еще не решили судьбу Трои.
И она скрывалась в глубине храма, не дожидаясь, пока Пенелопа оставит свои подношения; а царица вновь кланялась Той, кому многое ведомо и спешила домой, в теплый и светлый покой гинекея.
Шли годы. Рос Телемах, отдалялся от матери. Крепла тоска Пенелопы, пытающейся в чертах сына узнать, вспомнить лицо Одиссея, ставшего теперь далеким как давний сон. Она прогнала кормилицу прочь, узнав, что у той родился еще один мальчик - благословение богов, недоступное ей самой.
Пала древняя Троя, жертва тщеславной Елены.
Ожидание перестало тяготить Пенелопу. Корабли, выстроенные на Итаке, быстро скользят по волнам, скоро, скоро вернется супруг домой!
Но радость ее не сбылась. Месяцы шли один за другим, а от Одиссея, сына Лаэрта, так и не было никаких вестей, и ни один путешественник, избравший Итаку местом для отдыха, не слышал о нем. И снова тревога гнала Пенелопу на перекресток, к бледной жрице с тяжелыми веками и кудрями черными, как зола.
-- Плачь, дочь Икария! - гремела она браслетами, воздевая свои руки к предрассветному небу, -- Плачь, ибо боги обратили свой взор на твоего мужа! Волей владыки морей нет сыну Лаэрта дороги домой!
Пенелопа дрожала, руки теребили края плаща. Что может она против гнева богов? Но тут же представляла она своего мужа мерзнущего на борту корабля под яростным натиском волн, и жалость к нему заставляла ее спрашивать дальше:
-- Я велю принести богатые жертвы, примет ли их Посейдон?
-- Даже собрав все стада Итаки и окрестных земель не сможешь ты, Пенелопа, успокоить могучего.
-- Неужели он сгинет в чужом краю? Как быть мне, о знающая, вдовой при живом муже?
-- Моя госпожа тебе не поможет, -- ответствовала ей Дафна, -- она выходит ночью на перекресток и видит скрытое, слышит неслышимое, сеет тайное. Ей нет дела до прочих богов, и они глухи к ее мудрым советам.
-- Ты, дочь Икария, можешь себе помочь, -- продолжала она, -- приди сюда в полнолуние с плащом, что ты выткала для своего мужа, и молись Трехликой, и принеси ей жертву собственной кровью. И откроются тебе незримые тропы, на которых найдешь ты жертву владыке.
Пенелопа поняла о каком плаще идет речь, вспомнила, как сидела над ним, как велела окрасить готовое полотно в насыщенный синий цвет. К чему он теперь Одиссею, оторванному от дома? Это малая жертва, она может ее принести, не жаль ей и нескольких капель крови. Но отправиться тропою Гекаты, без свекра, без поддержки далеких братьев? Нет, во имя всей любви мира - нет; ноги ее не созданы для дороги, разум ее боится колдовства и ночного мрака. Она умоляет:
-- Прошу тебя, знающая, пройди этот путь за меня! Я дам тебе плащ, я осыплю тебя дарами...
Дафна молча уходит, ее прямая спина не выражает ни сочувствия, ни презрения. Пенелопа кланяется Триединой и, сгорбившись, идет во дворец, не глядя ни на кого.
Снова проходит время, и снова она лишь ждет. Крутится веретено, растет Телемах и ниже клонится к земле Лаэрт. Шепчутся люди о гибели Одиссея. Негоже Итаке быть без царя, ропщут они. Съезжаются во дворец женихи - благородные, статные юноши. Пенелопа должна выбрать себе мужа среди гостей. Пенелопе не нужен никто из них. Тот, кого она выбрала, отсутствует на пиру.
Пенелопа как может оттягивает решение, ткет пожилому Лаэрту саван и незаметно его распускает. Ей кажется, что старик разгадал ее хитрость, но другие пока не замечают, как медлительна вдруг стала ткачиха. До Пенелопы ли им, той, чья юность поблекла от долгого ожидания? Они пьют и едят за чужой счет, не думая, что будет завтра, и каждый уже мысленно занял место царя. Она слышит их громкие крики и улыбается через силу: хозяйка лишь по названию, не владеющая даже собственной жизнью.
Когда один из гостей, напившись, врывается в гинекей и тянет ее к себе, подобно ребенку, жадно схватившему чужую игрушку, что-то внутри Пенелопы ломается окончательно. Ей кажется она даже слышит - не голос подонка, не шумное пиршество, а звук, с которым рвутся от чрезмерного натяжения струны лиры. Кое-как она вырывается и прячется в своей спальне, выставив перепуганных служанок у двери. Как птица, нечаянно залетевшая в дом, Пенелопа мечется от стены к стене, внутри замирая от ужаса: ее, царицу, жену, мать, схватили, подобно рабыне!
Гнев больше не скрывается в глубине ее существа, он гонит кровь к ее щекам, наполняет силой ее руки, придает ей решимость, которой она никогда раньше не чувствовала. Пенелопа переодевается в одежду, которой не касался чужой мужчина, и ждет ночи полной луны.
Как воровка крадется она по дворцу, ищет в сундуке синий плащ, ни разу не ношенный. Отдала бы его Телемаху, да поздно думать об этом - и за то спасибо богам, что сын не видел ее унижения. Никто ее не замечает. Спит прислуга, спят стражники на входе. Не иначе как ей помогает та, к кому она держит путь.
На улице безлюдно и тихо, не слышно даже лая собак. Пенелопа идет по дороге, благословенной серебряным светом луны, и не чувствует страха, хотя впервые осталась одна. Храм Гекаты встречает ее величавым безмолвием, и на подходе к алтарю она замедляет шаг, плавно складывает перед ним плащ. Теперь черед крови, и слишком поздно Пенелопа понимает, что нож, которым она обрезает нити так и остался рядом с брошенным ей шитьем.
Та, кто знает ее помыслы прежде нее самой, приходит на помощь - фигура Дафны появляется из-за колонны, высокая, строгая и трехглавая. Пенелопа опускается на колени и почтительно принимает из ее рук ритуальный храмовый нож. Капли крови падают на алтарь. Пенелопа слышит три голоса разом:
-- Возрадуйся дочь Поликасты, ибо просьба твоя услышана. Ты ищешь тайного знания, и я дарую тебе его. Ныне же время тебе взять плащ, что ты принесла, и укрыть им свои плечи.
Пенелопа покорно кутается в темно-синюю ткань, мягкую и тяжелую, плащ мужа длиннее и шире чем она привыкла носить. Богиня глядит на нее сверху вниз, близкая и далекая, милостивая и безразличная. Как в танце она вскидывает руки вверх и делает один-единственный хлопок, громкий как грохот молнии. Храмовые стены пускаются в пляс, и Пенелопа теряет опору. Длинный плащ обнимает ее теснее. Она вскрикивает - из горла вырывается птичий крик. Ей страшно и весело одновременно - ну-ка, поймайте меня теперь! Она расправляет крылья будто всегда умела летать и покидает храм, поднимаясь все выше, в неизвестность куда ведет ее лунный свет.
Холодает. Крепчает ветер. Пенелопе не до того, чтобы оглядываться по сторонам - удержаться бы на лету. Близко ли, далеко от знакомых ей мест, она замечает скалу, о черные бока которой с грохотом бьются волны. Угрюмый пейзаж - море да острые камни - манит ее обещанием отдыха. Она опускается на плоскую вершину скалы.
Мир снова кружится, Пенелопа пошатывается и понимает, что стоит уже на своих ногах, даже сандалии не потеряла. Ветер на вершине пронизывающий, она низко сдвигает плащ и осматривается. Поверхность под ногами неровная, лунный свет тропинкой ложится к спуску. Мелкими шажками Пенелопа идет вниз, где-то хватаясь за камни, где-то низко приседая, пока не замечает в скале углубление. Там можно укрыться от ветра.
Она проходит под каменный навес и видит, что находится там не одна, только двое других вряд ли избрали это укрытие добровольно. Мужчина с волосами настолько рыжими, что она вспоминает про огонь Прометея, прикован к скале, прямо над его головой шипит-извивается огромная серо-коричневая змея. То и дело пасть змеи широко распахивается в тщетной попытке проглотить пленника, и с ее клыков падают тягучие желтые капли. Рядом сидит скорбная, усталая женщина и заученным движением подставляет чашу, чтобы поймать эти капли прежде, чем они коснутся мужчины. Ни он сам, ни змея будто не замечают ее тихой помощи.
Пенелопа думает, зачем Геката ее сюда привела. Может ей надо собрать яд и отравить им назойливых женихов? От этой мысли царица содрогается: нет, этой доли она никому не желает. Она нарочито топает, чтобы предупредить о своем присутствии, и останавливается в паре шагов от камня, на котором сидит женщина.
-- Я Пенелопа, жена Одиссея, сына Лаэрта, -- объявляет она себя.
Женщина безразлично пожимает плечами, в темных глазах мужчины напротив вспыхивает интерес. Он отвечает:
-- Имя Локи, сын Лаувейи, а это моя супруга Сигюн, дочь Ивальди. Красивый плащ у тебя, жена Одиссея.
-- Это моего мужа.
-- Что ты за него хочешь?
-- Я не...
-- Не думай, что я не смогу расплатиться, раз у меня небольшие трудности. Ты и сама похоже в беде. Отдай плащ Сигюн, и как только она приведет подмогу, я в долгу не останусь. Я хорошо справляюсь с чужими проблемами.
-- Он хорошо справляется... -- горько и ни к кому не обращаясь вторит Сигюн, и это единственный знак, что она вообще следит за беседой.
Пенелопа колеблется. Может, поэтому она здесь? Разве ей не хотелось, чтобы кто-то другой летел в темно-синем плаще и искал, чем смягчить Посейдона? А что в это время будет делать она? Сидеть, держать чашу, ждать помощи незнакомца - если эта помощь вообще будет. Она смотрит на Сигюн. Ее нарядная, зеленая с красным одежда, вся выцвела. Под глазами глубокие желто-синие тени. Руки Сигюн обветрились и покраснели от холода. Так выглядит женщина, которая ждет, но давно потеряла надежду. Так выглядела сама Пенелопа, даром что сидела в тепле и спокойствии.
Больше она ждать не хочет.
-- Нет, я не отдам этот плащ, -- говорит Пенелопа.
Ей хочется добавить что-то еще, узнать наконец, за что эти двое наказаны, но отдых уже закончился. Пенелопа--птица прощально кричит и взлетает.
За время ее остановки солнце--Гелиос прошло половину пути. Теперь Пенелопу ведет не луна - блеск волны, особый шум гальки у берега, движение облаков. Она видит, как быстро сменяют друг друга море, поля и горы. Что за птица может лететь с такой скоростью?
Ветра нет. Ей становится сначала тепло, потом жарко. Пенелопа летит, а под крыльями -- море песка. Хочется пить. Увидев крошечный уголок зелени, она опускается там и вновь обретает свой облик. Рядом с ней находится колодец, неизвестно кем вырытый, и первый раз в жизни она сама набирает воды, жадно пьет, удерживая ковшик трясущимися после перелета руками. Утолив жажду, она решает пройтись в благодатной тени деревьев.
Вдруг ей слышится чей-то плач. Звук приводит Пенелопу к женщине в красивой льняной одежде, которая раскачиваясь воет над сундуком. Рядом с ней на траве лежит странный головной убор в форме трона, должно быть жутко тяжелый. Пенелопа подходит ближе и замечает торчащую из сундука мужскую руку. Раньше бы она испугалась, но теперь чувствует только позыв к тошноте, и поспешно переводит взгляд обратно на женщину. Спрашивает ласково:
-- Госпожа, что случилось?
Женщина поворачивается к ней, вокруг глаз и по щекам размазался уголь.
-- Разве не ясно? Я оплакиваю своего мужа.
-- Простите, мне жаль...
Пенелопа сама не знает, зачем ее потревожила. Она представляет себя на месте скорбящей, и слезы сами бегут по щекам - по затерянному в чужих краях Одиссею, по Телемаху, выросшему без отца, по себе, одинокой, по молодой вдове, которую она совсем не знает, но в эту минуту любит как родную сестру.
Женщина отворачивается, встает, расстилает на земле отбеленное льняное полотно. Подходит к сундуку, достает из него руку, гладит задумчиво. Опускает на полотно. Пенелопа задерживает дыхание и молча идет помогать, стараясь не глядеть, что передает женщине. Если не видеть, то даже этот мрачный труд становится монотонным как ткачество.
Наконец они оборачивают полотно вокруг человеческой фигуры. Пенелопа вздыхает:
-- Надеюсь, ваш муж обретет покой.
-- Осирис вернется, -- убежденно отвечает ей женщина.
Пенелопа не спорит. Воля Гекаты вновь облачает ее птичьими перьями.
В этот раз она прилетает к темному зеву пещеры. Изнутри веет холодом. Пенелопа мнется на месте, пока не видит прекрасную женщину в короне, сияющей как звезда. Нетерпеливо постукивая лазуритовой тростью, она входит в пещеру. Пенелопа разувается и крадется за ней.
Длинный коридор ведет в подземную долину, к лазуритовому дворцу, выше которого Пенелопа ничего не видела.
Могучий страж преграждает дорогу, и сияющая женщина звонко называет себя:
-- Я Инанна, небесная королева, пришла справить траурные обряды с сестрицей Эрешкигаль!
Страж просит подождать. Через некоторое время он открывает врата, но требует снять венец. Инанна кидает в него корону и входит; Пенелопа -- за ней. Внутри почти как наверху снуют люди, только их лица бескровны, а одежды темны. Пенелопа надеется, что не выделяется среди них.
Они минуют врата одни за другими. Инанна платит за вход, пока не остается нагой. Красота ее блекнет.
За последними вратами -- огромный зал, на высоком троне сидит владычица, а на ступенях стоят семеро, чьи лица теряются в темноте. Взгляд Эрешкигаль тяжел как удар -- Пенелопа невольно ахает, глядя, как Иннана валится наземь.
-- Кто это, кто это? -- шепчутся мертвецы, окружив Пенелопу.
-- Кто это?! -- громыхает Эрешкигаль.
-- Мы не знаем ее, не знаем, -- обескураженно отвечает семерка.
Пенелопа открывает лицо и представляется, руки леденеют под взглядом царицы мертвых.
-- Ты явилась ко мне с Инанной, и с нею умрешь!
Семеро волнуются:
-- Мы не можем, не можем ее судить.
-- Пощади, владычица, -- падает ниц Пенелопа, -- я должна спасти своего мужа.
-- Никто не выходит отсюда живым! -- шелестят мертвецы.
-- Мы не можем ее забрать!
-- Ты будешь жить, -- объявляет Эрешкигаль.
Семеро спорят между собой:
-- Пусть оставит себе замену!
-- Она не наша, не наша! Кто может ее заменить?
Пенелопе некого назвать, но и оставаться ей здесь нельзя. Она снимает свой плащ и предлагает владычице:
-- Возьми мои крылья.
Мертвецы и таинственная семерка смолкают. Их госпожа кривит губы:
-- Пусть идет.
Пенелопа одна проходит сквозь все врата. У нее больше нет плаща. Он и не нужен: дорога приводит ее на каменистый берег Итаки. Она поднимается на утес и замирает, пытаясь согреться. Подходит к самому краю, смотрит на синие волны.
Пенелопа знает, что делать.
Она обрела смелость, воззвав к Гекате.
Она обрела силу, отказавшись от ненадежной помощи.
Она обрела спокойствие, собрав из останков целое.
Она узнала, что боги допускают обмен.
А самое важное, без чего невозможна жертва - любовь - была у нее всегда.