Аннотация: Верите ли вы в то, что любовь творит чудеса?
Радуйся, Александра - дитя Смутного Времени. Радуйся, Зрячая - сегодня великий день. Радуйся, Великая - твоему возлюбленному суждено уйти, чтобы спасти мир. Так ли важно, что этого нет в твоих снах? Так ли важно, что ты не видела его возвращения?
Он ничего тебе не сказал. Упрямый дурак! Неужели считал, что в силах скрыть будущее от глаз твоих? Он не смог бы, но отдай ему должное - так близко не приближался никто. Быть может, любовь накинула пелену на вещие глаза? Кто знает... Да и неважно всё это. Важно только успеть.
Ноги едва касаются шершавого пола. Никогда в жизни ты так не спешила; никогда так не жалела о невозможности взлететь. Жарко. Даже тонкая ткань комбинезона кажется лишней. Рыжим сполохом летят волосы, падают на лицо, мешают смотреть. Застоявшийся воздух царапает горло и легкие, словно в него щедро насыпали стеклянной крошки. Ты должна успеть.
Дверь в комнату управления открывается медленно. Ты ждешь, не в силах сломать её, не в силах пройти сквозь, просто ждешь. Вдыхаешь так часто, что темнеет в глазах. Возьми себя в руки - дыши глубже. Кому станет лучше, если ты рухнешь в темноту, почти успев остановить творящееся безумие? Ноги ватные; воздух стал плотнее - идти тяжело. Последние несколько шагов. Ключ на месте и повернут, на мониторах зелёный свет. Где он только нашел этот проклятый ключ? Неважно, теперь всё неважно, ведь ты успела.
Вот он, стоит перед самой дверью. Даже сквозь защитный костюм ты видишь непослушные темные волосы. Такие мягкие, такие родные. Видишь припухлость губ, теплый свет карих лучистых глаз. Гладкие щеки, которых ещё не касалась бритва. Тонкие руки творца в грубых перчатках. Ты не можешь ошибиться. Не можешь не узнать того - единственного - с кем не носишь масок, с кем ты можешь быть женщиной. Не символом, не пророком - любимой.
Тонкая рука выдергивает ключ. Двери шлюза, чуть дрогнув, остаются неподвижными. Плотно сжатые губы размыкаются.
- Ты никуда не пойдёшь, Лондон.
Ровный глубокий голос, словно и не было сумасшедшего бега по коридорам станции.
- Я вернусь.
Даже фильтры почти не искажают звонкие нотки в его голосе.
- Не вернешься. Не вернешься хотя бы потому, что никуда не пойдешь. Я не отпущу тебя туда. Не проси.
- Алекс...
- Нет, Лондон. Ты всегда верил мне, и я говорю - ты погибнешь. Пойми, я не вижу твоего возвращения.
Он поймёт. Должен понять. Иначе жизнь просто потеряет смысл. Что будет она значить без его родного голоса, без твердой нежности рук, без звуков старенькой флейты. Что?
- А разве ты всевидяща? Нет, я знаю, так считают многие, но ведь я видел тебя совсем другой. Ты не бездушна - ты нормальный живой человек и должна меня понять. Ведь тебе тоже не верили, не верили до последнего. До того момента, пока мир не утонул в огне, а излучение не скосило тех, кто выжил при взрывах. Я боюсь предположить, что ты испытала, когда горстки выживших рискнули пойти за тобой, Алекс. Ты стала надеждой и спасением, ты нашла эту станцию, ты и твой дар защищают нас до сих пор. Но ведь нельзя сделать такое и не измениться, так? Ты надела ледяную маску, завернулась в плащ отчуждения, закрылась от всех и вся. Кроме меня. Я нашел в тебе нежность, нашел страсть и любовь. Для меня ты - человек, а люди способны ошибаться.
Страх липкой лапой сдавил сердце. Столько решимости, столько безрассудного мужества. Надо уговорить, но как? Как сделать так, чтобы, оставшись, он остался собой?
- Хорошо, Лондон...
Голос начинает предательски подрагивать. Нет. Только не слезы, только не так.
- ... даже если ты прав, даже если я ошибалась, даже если отбросить все видения и думать только рационально, даже если так - ты всё равно обречён. Костюма хватит на несколько дней, а потом ты медленно будешь умирать там в пустыне. Медленно и мучительно. Потому что ни один человек не способен выжить в том аду, что творится за дверью.
Гордо вскинутая голова, упрямство в каждом жесте.
- Значит, я стану Богом.
- Ты в своём уме?!
- Стану Богом и превращу пустыню в сад. Ты ведь это предсказывала?
Отчаянье перехватывает горло. Он в это верит, похоже, действительно верит.
- Я говорила о половине тысячелетия...
- Так зачем ждать, если я знаю, что надо сделать? Зачем?!
- Потому что я не могу жить без тебя!
Молчание, пожалуй, даже слишком долгое. Говорят, тишина звенит. Нет, тишина - давит.
- Так значит, ты не дашь мне уйти только из эгоизма? Алекс, если я прав, ты лишишь всех, кто тебе поверил, шанса на что-то кроме этого уютного бункера. Неужели моя жизнь так много значит по сравнению с возможностью снова гулять под солнцем?
- Она значит много больше, Лондон.
- Я не узнаю тебя, счастье моё. Раньше ты никогда не думала о себе.
Милый мальчик... Да всю свою жизнь ты думала только о себе, весь этот поход, только ради себя и ради его жизни, а теперь он решил стереть всё это одним движением. Решил, а ты не можешь отговорить его. Что бы ты ни сделала, ты потеряешь либо его, либо его любовь. Страшный выбор. Невозможный.
- Это безумие, милый... Человеку не стать Богом.
- Алекс, любимая, просто поверь мне, ладно? Поверь, я вернусь.
Вспомни, Александра, вспомни. Не твои ли слова он сейчас повторяет?
Просто поверьте.
Поверьте, умоляю вас.
Радуйся, Кассандра, прекрасная дочь Приама и Гекубы. Радуйся, пророчица - тяжелой ношей лежат на душах троянцев твои слова. Радуйся, ведь ты права, и Троя падёт.
Было бы чему радоваться.
Ты стоишь на воротах, заломив руки, безмолвно глядя на погруженное в ночь поле боя. Ты молишься, пророчица, пожалуй, впервые так искренне. Впервые за всю жизнь. Потому что он там. Твой Долон там, на поле. Мальчишка, возомнивший себя героем. Мальчишка, которого ты любишь сильнее жизни, да что там - сильнее Трои.
Совсем недавно ты встретила его уже у самых ворот, такого юного, такого беззащитного. Он даже доспех не надел. Меч на поясе смотрелся дико, но тонкие пальцы флейтиста то и дело обнимали рукоять. Ласкали так же, как когда-то тебя. Короткие мгновения счастья, которые ты сама и убила. Жрица, пророчица, царица, но не любовница.
Ты хотела что-то сказать, хотела остановить, но слова застряли в горле. Ты просто стояла, боясь прикоснуться, и несла чепуху. Ты даже не обняла его напоследок, хотя знала, что ему не вернуться обратно.
А теперь ты молишься, зная, что мстительный Феб уже шепчет на ухо своей жестокосердной сестре. Зная, что скоро, очень скоро тучи рассеются и месяц осветит всё поле. Зная, что Долон не успеет вернуться. Безнадежная молитва похожа на погребальную песню. По Долону, по любви, по себе. Ты ведь знаешь, что не переживешь его. Не хочешь пережить.
- Радуйся, дочь Приама.
Ты знаешь этот голос - звонкий и холодный, как переливы горного ручья. Аполлон, сын Латоны, покровитель муз и предсказателей. Нет среди богов никого прекраснее, так же как нет никого столь невезучего в любви. Гестия и Персефона отвергли его, Коронида и Марпесса наставили рога, не хуже, чем у ланей Артемиды-охотницы. Гиацинта Мусагет убил своими руками, Дафна предпочла стать деревом, лишь бы только не дать ему к себе прикоснутся.
Тебя Аполлон одарил чужой слепотой.
- Радуйся, Лучезарный, чья ревность не знает меры.
- Даже сейчас дерзишь. Не слишком ли ты самонадеянна, смертная?
- Слишком, Солнцеликий.
Неужели даже в смерти он не оставит тебя в покое. Странно: ты ещё жива, но уже не мыслишь себя таковой. Хотя ты всегда была странной. Пророкам положено.
- А что ты скажешь, если я спасу его?
Надежда вспыхивает, словно факел, - и сразу гаснет. Нет, слишком зол на тебя Златокудрый, чтобы просто сменять жизнь Долона на твоё тело.
- Я промолчу, Стреловержец.
- Молчанием своим ты его убиваешь.
- Его я уже убила, и речами - не молчанием. Уходи, мне нечего тебе сказать. Дай мне дождаться смерти.
Порыв ветра, вжимающий в камень, гнев, хлещущий по коже хуже плети. Недоступно бессмертному Фебу понять тебя.
- Я не дам тебе сбежать!
Страха нет, боли тоже нет. Есть спокойствие принятого решения.
- Ты мог отравить мне жизнь, Гибельный, но запретить умереть? Нет, этого ты не можешь.
Ветер стихает, золотом горят чуть раскосые глаза бога.
- Я могу сделать так, что ты не захочешь умирать.
Ты смеёшься ему в лицо легко и радостно, тебе хочется петь, хочется плюнуть в эту совершенную маску, которую олимпийцы называют лицом.
- Я могу предложить тебе второй шанс. Если проживешь эту жизнь до конца, каким бы он ни был, я дам тебе встретиться с ним ещё раз. Ты слышишь, я выпущу вас обоих из Аида и дам вам ещё один шанс. И я не стану мешать. Клянусь водами Стикса, смертная.
Водами Стикса... клятва, которую не могут нарушить даже боги. Ещё одна жизнь, с Долоном и без Феба. Ты недолго думала тогда, да?
- Я согласна.
Громом прокатился над Троей хохот божества.
Разве ты могла знать?
Что, Александра, теперь видишь? Фебу даже не пришлось вмешиваться. Что ты теперь будешь делать? Остановишь силой, опасаясь сломать Лондона-Долона навсегда? Кинешься на грудь и станешь орошать её слезами - немногим лучше. Ты сглотнула.
- Проверь костюм.
- Что?
- Проверь костюм, я хочу убедиться, что он в порядке.
Изумление, такое чистое и всеобъемлющее, что комок снова подкатил к горлу.
- Ты мне веришь?
И ты, известная перед многими лишь правдой - лжешь.
- Я всегда тебе верила, любимый. Хотела узнать, веришь ли ты.
Долгое время вы стоите в молчании по разные стороны стекла. Ты в диспетчерской - он в шлюзовой. Никто не двигается с места. Никто не говорит. Нечего сказать, хотя...
- Обнимешь меня, Алекс? На прощанье.
- Нет!
Ты срываешься на крик, давишь его в себе, давишь вместе со страхом, с отчаяньем, с безнадежностью.
- Я обниму тебя, когда вернёшься.
Назад ты шла медленно, постоянно мерещилась открытая пасть шлюза и исчезающий в ней Он. Спать дальше ты даже не пыталась. Просто досидела до утра. До раздавшегося точно по расписанию стука в дверь.
- Войдите.
Тихие шаркающие шаги. Почти подобострастные. Они-то считают тебя сверхчеловеком, не меньше.
- Ваш завтрак.
- Поставь на стол. Доклад.
Мнется, не хочет говорить, а быть может и боится.
- Говори.
- Лондон покинул станцию этой ночью...
Ты улыбаешься медленно, мучительно медленно, но всё же улыбка из горькой становиться торжествующей.
- Ты думаешь, мне это неизвестно?!
Пауза, держи паузу, Александра.
- Передай всем. Я видела: Лондон уйдёт и вернётся; мир изменится, и мы будем ходить под солнцем без страха. Снова.
- Я... п-передам.
Стук двери и топот ног по коридору. Вторая ложь даётся легче, чем первая?