Ты сетуешь, что не пишу я тебе, а как же мне писать,когда душа моя не на месте, когда душа моя волнуется и места себе не находит. А отчего же спросишь ты волнуется душа, а что я тебе на то отвечу да и нечего мне ответить
Но не всегда муки мученические, порой и свет, и радость, и мир на душу нисходят и уж тогда и письмецо, друг мой любезный, готов и рад написать тебе.
Ибо кто ещё отзовётся, как ты?!
Знаешь ли ты, что бросил я работу свою и живу последние годы на даче.
И хорошо мне живётся, ладно и покойно. Но скучаю порой и сам не знаю почто скучаю.
И тогда сажусь на поезд и еду. Во Владимир ли, в Москву или ещё куда, но все попадаю в село Соловое.
Вот и ныне поехал в Москву, а в Москве вынесло меня на поезд до Тамбова и еду я до Тамбова, но выхожу в Раненбурге. Уже и темень зимняя, и такси у станции. И везёт меня машина не куда нибудь, а всегда в Соловое. Где заваливаюсь я спать на теплой тераске под завывание метели.
Открываю я глаза и смотрю в окно, а там темень непроглядная. А мне хорошо и тепло. И сердце замирает от радости. А откуда она приходит, радость моя, не знаю.
А поутру всегда гуляю по широкой широкой улице, очищенной крутым бульдозером от снега. Фонари освещают прямую дорогу. И ведёт эта дорога в неведомую даль и вывести может тебя куда захочешь. Хоть в Чаплыгин, хоть в Липецк, хоть в детство твое.
Светает. У одного из домов на крыльце три собаки. Мои знакомцы.
В утренних сумерках средняя из них, заходясь в лае, выбегает на дорогу и норовит ухватить меня за штанину. Вторая и вовсе маленькая собачонка бегает поодаль и тонко подтягивает. Но близко подходить боится. Третья же, покрупнее, сидит мирно и посматривает. Молодежь она не поддерживает, что ей, умудренной жизнью, эти пляски да рвения. Пустое. Но смотреть на молодежь ей не без приятности. Когда то и она была молодой и глупой и не такие уж плохие были времена.
Поначалу я делаю вид, что посягательства на обшлага меня вовсе не беспокоят и я иду как ни в чем не бывало. Но нет. Моё хладнокровие не действует на злую собачку. Она визжит и прыгает под ноги.
Я пробую ругаться, но она, чуть отпрянув, заходится ещё хлеще. А маленький щенок крутится рядом.
В конце концов, я нахожу верный способ. Я останавливаюсь, поворачиваюсь к псу лицом и завожу с ним разговор. Серьезный и рассудительный. Дескать чего ты разошелся раскипятился и почто не даёшь мне идти своей дорогой. Разве мешаю я тебе мирно сидеть на крылечке, разве отнимаю я у тебя мозговую кость, разве тревожу твоего хозяина и твою рассудительную матушку. Посмотри на меня, мирного человека и подумай, пораскинь своим собачьим умом, хорошо ли это.?
То -то что не хорошо.
Ни по людски нехорошо. Ни по собачьи.
Пёс постепенно сбавляет тон, прислушивается, ему становится стыдно и он позорно убегает на крылечко к старшему по званию и возрасту.
Но тот, старший, не совестит не злорадствует, а смотрит мирно и всепонимающе. Дескать, молодость, молодость.
А маленький щенок, пораженный взрослой мудростью, садится ближе к старой собаке
А когда я возвращаюсь с прогулки, мощный
бульдозер настигает меня. С редкой добросовестностью трудится тракторист, сдвигая огромные сугробы на обочину и расширяя дорогу до невозможности, чтобы не только что две машины раз′ ехались, а все пять. Не хуже чем на трассе.
Хотя и машин то ездит несколько в день. Кому тут особо ездить.
Но нет!
Бульдозерист- с широкой душой. И любит простор сам по себе
. И кажется, что тебе простор?. Глупость да и только.
Но взгляните, взгляните на его работу!
Душа замирает. Столько воздуха и света. И уже не задаешь глупых вопросов, почто да зачем.
Народу встречного нет почти. Каждый встречный знаком и встроен в пейзаж. Вот убирает снег от дома трубач
Почему трубач, спрашивал я в недоумении.
И вот вам история
В давнюю пору уворовал он из школьного красного уголка горн. Уж больно ему по душе пришелся. И дома трубил что есть мочи.
Сыскали быстро. Решили из школы исключить да призадумались. Это какой же ему подлецу будет праздник! Нет уж. Не дождешься. Мы тебе тут такую жизнь устроим- мало не покажется.
И вот трубач остался в Соловом. Кто раз′ехался, кто спился, кто поумирал, а он остался.
И работу сам себе нашел. Зимой снег чистит. И за домами пустыми следит, если кому надо.
А основная работа летом. Кому что подбить подлатать, подстроить. Хозяевам недосуг или лень, а он тут как тут- под рукой.
И газоны у некоторых домов косит. Удивительное дело с этими газонами, народ и небогатый дюже приохотился траву косить.
Красиво. Особенно то красиво что пространства большие. Вот трубач и косит. Без устали и отказа.
Нанимает его на косьбу сельсовет.
И он (трубач)аккуратно содержит подход к правлению и площадку у памятника.
Часто я его встречаю на утренней прогулке. Курит с товарищами или работает. Удивительно, лет ему под шестьдесят а он все еще улыбчивый и стеснительный.
Вот такой он , соловской трубач.
.....прошлый раз я говорил о соловском трубаче, который в свободную минуту беседует с товарищами.
Но. Если говорить о товарищах, то они здесь редкость. И не потому редкость, что никто ни с кем не дружен. А просто людей мало. А потому и встреч мало. И хотя народ больше молчаливый, но и помолчать, порой, хочется вместе .И главная сходка поутру около продуктовой палатки. В девять часов под′езжает машина из Чаплыгина.
Приветливый мужчина, продавец, открывает дверь и народ в количестве двух-трёх неторопливо заходит. Если ты хочешь вперёд пройти- пожалуйста. Иди. Никто не спешит. Свежий хлеб возьмут и сидят покуривают на лавочке под навесом. И летом и зимой. В любую пору. Мужики. Бабы заходят реже, больше за пряниками или пастилой.
А за хлебом- мужики. Заходит приблудный пёс дворняга. Ведёт себя вежливо и деликатно.
Зайдет тебе под правую руку и стоит и смотрит на тебя умными глазами. Если хочешь погладить- гладь, хочешь дать кусок какой- хорошо. А если и не дашь, и не погладишь, не обидится нимало. Переместится под скамейку и будет слушать. Говорят здесь мало два слова в час, но псу торопиться некуда. Он, конечно, высказался бы, если б умел говорить. И надо полагать не хуже мужиков сказал бы, но не дал бог речи, что тут поделаешь.
Я иду мимо палатки и вниз к мостику через болотце. Летом здесь тусуются утки. Посидят в воде выйдут на бережок, посидят на бережку и снова в воду.
Я иду в сторону Солнцева, соседнего села.
Но редко дохожу а чаще останавливаюсь посреди, дороги меж двух церквей и стою. Смотрю. Здесь солнечно и ветрено и простор во все направления, куда ни посмотри. И я стою долго просто так. Если вы видели фильм "Особенности национальной охоты", то там мужики в беседке похоже сидят
Медитацией называется.
Прогулка на следующий день.
Так же, как я не знаю откуда взялась у меня грусть тоска,так и не знаю почему я поперся в пургу и метель по дороге до самого Солнцево. А не только до середины дороги.
Будто что- то меня подталкивало.
И какая то строчка в голове вертится о том, что "холодный ветер ограждает от человеческих тревог"
. Иди, дескать, иди- говорит мне голос.
Ну я и шел
Поначалу то и ничего, а вот как на пологий холм вышел уже за другим ручьем, у которого даже название есть, Березняк, , так я понял что та метель что была, никакая и ни метель вовсе, а так лёгкий ветерок.
Одеться то я оделся по форме и куртка теплая и шапка меховая да разве что поможет против такого ветра. И сразу меня продуло и кожа на щеках задубела и слезы из глаз полились.
И я, поняв что испытывая стихию зашёл далеко, повернул назад. И хорошо что дорога была и тракторист круто дорогу чистил а то б и с пути сбился.
Кое как дотянул до домов, а там уже и веселее. И палатка продуктовая, а на ней замок. И правление соловское, а на нем нет замка, в нем свет горит.
И я туда не мешкая заваливаюсь.Иду по коридору
Все двери заперты кроме одной. Слава богу.
Захожу. А там тепло, благодать, рай вообщем. И библиотекарша мирно чай пьет. И на меня глаза вытаращила. А я хочу сказать, а челюсть замёрзла и слова не выговаривает
Что?- спрашивает она- не понимаю.
Наконец, узнает меня, хлопочет чай, наливает да охает.
А я в себя пришел, смотрю на нее,как на ангела.
И рассказывает она мне историю, которая случилась с ней во времена ее юности. Когда она была, как сказывает, молода и хороша собой.
А я ей говорю, а вы и сейчас хороши. Куда лучше.
А она смеётся, заливается. Ну уж вы скажете.
А я смотрю на нее умильно. Истинная правда.
А она мне ещё чаю подливает. И ведёт рассказ далее.
Когда я была молода и недурна собой и смотрит на меня предупреждающе, дескать не мешай ,попала и я раз в метель .Навроде нынешней.
Она откинулась на стул, вспоминая.
Под Новый год ехала я домой из Москвы, где в то время работала на заводе Войкова.
А автобус тогда до нас не ехал, а только до поворота . А дальше прямо до Тамбова.
От поворота шесть километров до Соловых в пургу да с подарками.А подарков накупила тяжёлых. Цветастых тарелок маме и еще крестной,завидущие ее глаза, чтоб не ворчала. По свежести то нетяжко , а как по бездорожью руки тянет. А я знай иду. Тропка узкая, снегом заносит, еле видна. А куда деваться. Иду. А метель все сильней, а мороз крепче и уж сил нет. Посидеть бы передохнуть. Так и тянет.
Но встряхнешься
Посидишь -и вмиг засыпет. И идёшь вперёд. А тут уж и сумерки, и тропки не видно вовсе. Куда идёшь- знать не знаешь, ведать не ведаешь.
А идти надо. Не стоять же. И иду. Наобум иду.
И уже сердце замирает. Туда ли.
И вдруг огонек сверкнул во тьме. Слава богу.
И ноги сами вперёд несут.
Матушка в хлеву скотину поит. Как меня увидела, ведро наземь упало, руками всплеснула.
-Дочка!
И в самом деле. То ли дочка, то ли сугроб .
..И все меня ругала, что я чёртовы тарелки не выбросила на дороге.
-Еще чего!- возражала я. -Такую красоту и выбросить.
...Метель утихла. На центральной улице фонари загорелись. И я шел до дому согретый чаем и библиотекарши рассказом