|
|
||
По "сложному" набору картинок. Warning: эклектика в терминальной стадии | ||
Твои знания, анон - это твоя уютная, теплая спаленка. С зарешеченным окошком и с парамнестической парашей подсознания в углу. Ты лезешь наружу, к Непознаваемому, лишь затем, чтобы убедиться - ты не заперт в ней. Вылез, убедился? Молодец! Теперь - бегом обратно, под любимое верблюжье одеялко. Все, ты в домике!
Но у меня для тебя плохая новость, анон. Раз из клетки возможно выйти 'туда' - однажды в нее могут войти 'оттуда'. Спокойной ночи. Anonimus http://2ch.hk, creepy-thread Закончилась эта история так же, как и тысячи других: тело обнаружили грибники. Впоследствии было установлено, что смерть Анастасии Л-ой, двадцатишестилетней жительницы города Чехова, наступила NN-го сентября 20NN-го года между шестью и восемью часами утра. На суконном языке уголовного дела причина смерти - удушье - звучала как "острая асфиксия вследствие отека дыхательных путей, предположительно, вызванного действием неустановленного природного аллергена", а покойная "в прошлом страдала тревожным расстройством". Редкий читатель "хроники происшествий" в районном еженедельнике задержал на заметке взгляд, так как единственная привлекательная для любителей "жареных" новостей деталь в заметку не вошла: вечером того же дня дежурный патологоанатом городской больницы Борис Васильевич Д-ов выкурил на две сигареты больше обычного. И если первая из них, по мнению Бориса Васильевича, целиком и полностью лежала на совести вставшей не с той ноги супруги, то во второй винить оказалось решительно некого. Здоровые и крепкие на вид, не испорченные краской рыжие волосы гражданки Анастасии Л-ой за неполный день пребывания в морге поседели, и - думай, что хочешь, доктор. Впрочем, поскольку постольку Борис Васильевич видал в жизни еще и не такое - лишней сигаретой все и ограничилось. Но помочь следствию, к своему большому сожалению, он ничем толком не смог. Уголовное дело вскоре было закрыто, и больше Борис Васильевич о странном феномене не вспоминал... Мне же, волею судеб, известны произошедшие прежде события, и я считаю должным рассказать о них вам. ***
Настя от природы была человеком с той живостью характера, которая людьми недалекими часто принимается за безответственность и глупость. Однако ж биография ее в общих чертах выглядела ничем особенным не примечательной. Одиннадцать классов престижной городской - от Николаевки двадцать минут автобусом - школы, первый разряд по бальным танцам, работа секретарем в мелкой, но амбициозной фирме, ранний брак и скорый развод, учеба на заочном в ГУУ одновременно с работой все в той же фирме, только на лучшей должности... У такой непримечательности были две причины. Во-первых - Настя о своих увлечениях и "подвигах" дома старалась не распространяться, справедливо полагая, что ни к чему хорошему это не приведет. Во-вторых - с некоторых пор она, сама того не замечая, стала вести себя осторожней, чем ей бы того хотелось: едва ли ни ко всякому искреннему душевному порыву примешивалось неуловимое беспокойство. Одним словом, это была та бестолковая поверхностная осторожность, обычно свойственная только людям тревожным и мнительным, которая редко приводит к чему-то хорошему, но ежедневно отравляет все, до чего дотянется. Последние минуты жизни Насти были подернуты нежно-розовой, точно живой мозг, пеленой, влажной от слез, пульсирующей от скрежета пришедших в движение механизмов. В двух километрах к северу спала крепким сном Николаевка, где краснокирпичные хоромы коттеджей и деревянные развалюхи пятидесяти лет от роду одинаково равнодушно внимали беззвучным призывам каменного бюста Владимира Ильича, а во дворах дозревал штрифель и отцветали хризантемы. В десяти километрах к западу вздрагивал от гула проходящих товарняков город Чехов, мигали светофоры. Здесь же, на поляне у двуглавой ели... - Карусель или поезд? - задорно повторял голос из мухомора билетной кассы заброшенного парка аттракционов. - Кар-р-русель или поезд? Яркая, до рези в глазах, цветастая жижа изливалась в разбитое окно мухомора. "За розовой и фиолетовой будет коричневая... затем зеленая... и все". - Настя смотрела на клубившиеся над жижей испарения. То, что еще пару месяцев назад пугало до паралича со временем скисло, поросло плесенью неуютной, но, вместе с тем, почти обыденной скуки. - Карусель или поезд? Воздух розовел, над лужей появились короткие зеленые язычки. "На траву похоже. Только листочки здесь впереди цветочков. А впереди цветочков...Ха!" Думать от "этом" как о незрелой землянике на зубочистке оказалось необыкновенно забавно. - Карусель или поезд? - Ты - ягодка, слышишь? Ягодка! - крикнула Настя "этому" в будке - и вздрогнула от звука своего голоса. Слова прозвучали тихо и нечетко - как бывает, когда говоришь лицом в подушку. - Карусель или поезд? Карусель или поезд? Что-то шло не так. Пока она веселилась насчет цветочков и ягодок, сон уже должен был закончиться... Настя прислушалась к себе. Больше она и "это" не были одни. Карусель-И-Поезд. Аист с обломанным клювом над осью карусели, шутовская морда кабины машиниста - они ждали. Подступившая жижа коснулось мыска кроссовка. Настя попятилась назад. Щупальце розового тумана обвило карусель - и та заскрипела, двинулась, стряхивая лепестки старой синей краски. Второе щупальце тронуло кабину - и ржавая гусеница детского поезда поползла вперед, похрустывая мертвым малинником, ломая деревца, торчащие из вагонов. - Карусель или поезд? Мухомор будки начал расти. Гусеница поезда ползла совсем рядом. Настя шагнула внутрь вагончика. - Нет билет-та, нет! - взвился голос. Настя попыталась прикрыть дверь, но ржавый шпингалет остался у нее в руках. - Нет билет-та, нет-та, нет! "Да знаю я! Ты всегда твердишь одно и то же!", - хотела выкрикнуть Настя, но слова, а за ними и злость, задохнулись в густом, сладком воздухе, залепившем рот. Будка уже стала вровень с деревьями. Настя не могла видеть сквозь разноцветную жижу, что находится внутри, но откуда-то знала: теперь у "этого" - ее лицо. Жижа продолжала выплескиваться, разливалась по земле. Внутренности выкручивало от ужаса, глубокого и безнадежного. Настя свернулась на полу вагончика в той позе, в которой, как ей казалось, засыпала. "Проснись, ну же, давай!" Но ржавчина шпингалета текла по руке, вязкая и липкая. Ее никак не удавалось стряхнуть, теплая капля ползла от ладони к запястью, забралась под рукав, поползла от запястья к локтю... Вагончик подпрыгнул на кочке. Настя вдохнула - и больше не смогла выдохнуть. А началось все... ***
...в Москве, далеко за полночь, с той московской суматошной серьезностью, что зачастую страшит приезжих, но немало забавляет самих москвичей. В старом доме на Смоленском бульваре играли в карты и, поглядывая на часы, ждали гостей, затерявшихся в неспящей московской ночи. Гости опаздывали. В те годы "Пушка" - Пушкинский сквер на Старопесковской площади - переживала, по мнению ответственных градоначальников, не лучшие времена. К ночи вокруг переполненных урн валялись обертки и бутылки, на скамьях и под скамьями - городские бездомные и перепившие гуляки, а те, кто еще держался на ногах, зачастую выглядели лишь немногим лучше. Любой незнакомец в потрепанной одежде мог оказаться кем угодно - местным завсегдатаем или любопытным туристом, ментом или вором мелкого пошиба, заезжим нищим художником из Сибири или загулявшим московским толстосумом, а назваться при этом мог хоть Папой Римским, и всегда нашелся бы тот, кто ему поверил. Бронзовый Александр Сергеевич смотрел на происходящее с грустью, самую чуточку - завистливой. Единственный, после того, как перекопали двор на теплотрассе, сколь-либо заметный зеленый островок среди бесконечных переулков - Пушка была по-своему, по-арбатски, уютна... Всякий раз, когда случалось бывать в Москве, Настю приводила на Арбат ностальгия, и ностальгия же и сыграла с ней в тот день дурную шутку. Или не ностальгия, а усталость от тишины и конспектов, планерок и летучек, от бессмысленного и беспощадного дресс-кода и дежурных "здравствуйте" - "до свидания"? Так или иначе - но метро уже не работало, а перспектива ночевать на улице Насте совсем не улыбалась. Пешая же дорога до дома, еще недавно представлявшаяся легкой и безопасной, с каждой минутой - и с каждым порывом теплого летнего ветра, сдувавшего с мыслей винный налет - обретала в воображении все более неприглядные черты. Из-за облаков вышла яркая, как фонарь, луна, а худые ветвистые деревья поскрипывали почти как чеховский лес... там. Потому, когда шапочно знакомая и "адекватная" часть разношерстной компании нехотя засобиралась-таки по своим делам куда-то на Смоленский бульвар, обсуждая непонятные "чек-рейзы" и "пуши", а гитару - несмотря на отчаянные возражения остающихся - убрали-таки в чехол, Настя не нашла лучшего выхода, чем задать тот же вопрос, что часто задавала в юности: - Можно с вами? - Ты играешь в холдем? - отозвался хозяин гитары, мужчина лет тридцати со шкиперской русой бородой, в потертой джинсовке и в чуднО, вручную расшитой анкхами желтой бандане. То ли Серый, то ли Сева - к нему по-разному обращались, а как именно он сам представлялся - она не запомнила, хотя встречала его здесь и раньше, когда приезжала зимой сдавать экзамены. Переспрашивать же было неудобно. "Эс-с-гитарой", как она про себя его называла, пел так, что лучше б молчал, однако со старой ленинградской шестистрункой обращался мастерски. Высокий и нескладный, с забавной, чуть кривой на левую сторону, улыбкой и манерой подшучивать надо всем к месту и не к месту - он нравился ей, но случая познакомиться ближе до сих пор не представилось. И про "холдем", увы, Настя ничего не знала, поняла только из разговора, что это какая-то из карточных игр. - Нет. Просто... Домой не хочу сейчас. Он взглянул удивленно, и Настя с досадой вспомнила, как сама, когда еще можно было успеть на метро, сказала, что временно ночует в пустой квартире сестры на другой стороне Москва-реки, "да тут, прямо за Киевской, буквально три шага, забейте, короче". Самое глупое, что это было чистой правдой. Но было и кое-что кроме. Пока Настя спешно придумывала - что бы эдакое, правдоподобное, соврать, в гитарном чехле заиграл мобильник. "Эс-с-гитарой" извинился, отошел в сторону, и, спустя минуту, вернулся, широко улыбаясь. - Считай, ты вытащила два туза. Хозяйка говорит - с нами можно. Только, - он выдержал паузу, - девяносто восемь, девяносто девять, сто: кто заскучал - я не виноват. - Не заскучаю, - сквозь смех пообещала Настя, обрадованно подумав при том: "хорошо, что не пришлось объясняться". Не догадываясь, что объясняться все-таки придется, и совсем скоро. ***
Компания на дорогу подобралась небольшая - шесть человек, считая Настю. Но все, за исключением нее, были друг с другом хорошо и давно знакомы, и шумели так, что могли бы спугнуть стаю медведей, даже будь те при полном параде - в валенках и с балалайками. За неимением медведей, спугивали многочисленных - пятница и самый центр, как-никак - ночных прохожих. Странно было идти вот так, в незнакомый дом, и ловить обрывки чужих разговоров. Будто и не было прошедших лет. Все казалось знакомым и незнакомым одновременно. Настя постаралась представить "Эс-с-гитарой" без бороды и дорогого - едва ли не дороже самой гитары - гитарного чехла на плече: могли ли они встречаться пять, шесть лет назад, в жизни, пропахшей костровым дымом и одеколоном Дона, тогда еще будущего - а ныне давно уже бывшего - мужа? Вроде как - нет, среди друзей Дона никого похожего на него не было, но что-то смутное, неясное оживало в памяти, когда он привычным жестом поправлял бандану или прикуривал сигарету. "Вообще-то, можно просто спросить", - подсказывал прагматичный голос внутри. - "И даже нужно. А то, знаешь ли, звать человека: "Эй, ты!" - как-то невежливо..." Настя, решившись, догнала "Эс-с гитарой". - Слушай... Я дико извиняюсь, но...эм...можно нескромный... - Дай угадаю: ты хочешь спросить, как меня зовут. - Ты что, мысли читаешь? - растеряно сказала Настя. - Ага! - Да тебя, черта рогатого, все рано или поздно переспрашивают, - крикнул кто-то из шедших сзади. - Сгинь, праведник-летописец, - беззлобно откликнулся "Эс-с-гитарой". - Не мешай мне верить в людей, а людям - в меня, - обернувшись к Насте, он лихо вскинул два пальца к перетянутому банданой лбу. - Северин Верхов, правнук русского офицера и бастард Казановы с берегов Вислы - к твоим услугам. Состоял, привлекался, привлекал. Для простоты лучше "Сева". Можно встречный нескромный вопрос, пани Анастасия? Он сбавил шаг, давая остальным уйти вперед. Искоса взглянул на нее, вскинув бровь - "слабо, мол?" - Конечно, спрашивай. Настя внутренне готовилась услышать "ты замужем?" - на что собиралась почти честно - и, что уж греха таить, не без намека - ответить "нет". - Почему ты боишься идти домой? - Почему... я... боюсь?! - Боишься. У меня под платком две пары рогов: одна - от жены, вторая - с рождения, - с лица его не сходила улыбка, но в голосе больше не слышалось смеха. - Не хочешь - не отвечай, ясен ясень, не неволю. Но страх я нюхом чую. Настя отрешенно подумала, что и впрямь никогда не видела его с непокрытой головой - свою чудную бандану он носил и в дождь, и в мороз. Но даже если бы он в самом деле показал рога - это, пожалуй, произвело бы меньшее впечатление. - И чем же пахнет мой страх? - Ничем конкретным. Что меня и заинтересовало, - ответил он совершенно серьезно. Не то чтоб ей хотелось рассказывать. Как-то неожиданно слишком... слишком спонтанно все вышло. Но Настя отчетливо чувствовала - если она сейчас переведет все в шутку, на этом занимательное знакомство и закончится. - Река. Я не хотела подходить к воде. Долгая история. Если вкратце - сказали мне однажды, что быть мне утопленной... Ну и вот. Накрывает иногда. - Понятно, - кивнул он с таким видом, будто бояться воды было самым обычным делом. Насте даже стало обидно - какое еще "понятно"?! Понятно, что поначалу она даже ванну нормально принять не решалась? Что подруги-одногрупницы через неделю едут всей компанией на море, а она, хихикая, втирает им, как любит проводить лето в городе? Понятно, сколько сил ушло на то, чтобы забыть пошедшее прахом? Сколько... - Сегодня вот накрыло. Короче, спасибо, что согласился приютить, пан Северин, - сердито сказала Настя. - Да пожалуйста. Рад услужить, - сдержанно-вежливо отозвался тот. - Так, что-то мы отстали от ребят - давай догонять. Компания и впрямь уже скрылась из виду, свернув во дворы. В отличие от улицы - темные, безлюдные и тихие. - Анастасия, позвольте обратить ваше внимание на образец деревянного зодчества -цатых годов, - соловьем заливался Северин. - Раньше в нем был детский сад, сейчас - не знаю даже. Сколько каменных домов сломали, не сосчитать, а этот - стоит, и хоть ему хны. Вот растет моя любимица: я, когда был маленький, страшно боялся великана, который ее так поломал. А на этом тарантасе когда-то ездил... - Надо полагать, тот самый великан. Настя и без навязчивых подсказок видела все: и лиственницу с кривой, как знак неравенства, вершиной, и корявый деревянный домишко, и ржавую двадцать четвертую "волгу"-универсал. Видела, но не приглядывалась: вдруг рассыплется, исчезнет, сменившись вылизанными, вычурными особняками и ровными, под копирку подстриженными аллейками? - Почти, - засмеялся Северин. - И, собственно, мы почти пришли... Позже Настя подумает, что он, вполне возможно, заметил ее злость, но интерпретировал неверно - потому и прекратил расспросы, сходу переключившись на роль экскурсовода-любителя. ***
Дом номер тринадцать-а по Смоленскому бульвару пережил столько поколений жильцов, сколько раз серьезные люди в добротных шерстяных костюмах собирались отправить его под снос. Пессимисты, глядя на него, посетовали бы на кондиционеры и разруху, оптимисты - порадовались бы сохранившейся, хоть в таком виде, древности. Реалисты, не мудрствуя лукаво, присели бы покурить на широких, стертых ступенях подъезда, и тоже были бы правы... Тринадцать-а застрял промеж эпох, пропитался прохладным безвременьем. "Тьма скрыла горизонт! Походу, лампочке кирдык настал!" - было первое, что услышала Настя после того, как распахнулась дверь пятой квартиры на последнем, втором, этаже. Внутри оказалось не то что прохладно - холодно. И темно. Только где-то далеко циклопьим глазом горел синий огонек. - Газовая колонка, - ответил Северин на незаданный вопрос. - Никак, посуду мыть собрались, чарны овцы? Кто-то включил налобник, и Настя смогла, наконец, рассмотреть, куда попала. Три человека - две спортивно одетых хрупких девушки и полный мужчина под сорок, с налобником на голове и тростью в руках - вышли встречать пришедших в длинный - хоть в бадминтон играй! - коридор, дощатый пол которого сыро поскрипывал под ногами. От шума и табачного угара сразу закружилась голова. Северин, пожав хромому толстяку руку и по очереди обняв девчонок, провел Настю в одну из комнат. Свет тяжелой хрустальной люстры из-под высокого потолка бил в глаза. На стене, напротив "Соснового бора" Шишкина и "Незнакомки" Крамского в простых деревянных рамах, торчали из-под аляповатого щита с гербом перекрещенные сабли, но между картин на цепочке раскачивался, подвешенный за кольцо, штык-нож. В углу, под лампой-подсвечником стоял манекен в выцветшем синем свитере и серых камуфляжных брюках, в длинном парике, но с белоснежными босыми ступнями. На полу вдоль обшарпанного книжного шкафа выстроились в ряд винные бутылки. До одури хотелось свериться с календарем и прочитать пару-тройку передовиц, на всякий пожарный. Разложенные на застеленном серым шинельным сукном столе игральные карты - чьи руки держали их минуту назад? Живых современников, толпившихся в коридоре - или же нетвердые руки тех, что более ни имени, ни сраму не имут, навеки сгинув в омутах Гражданской, Отечественной, признанных и непризнанных Интернациональных? - Эм... Пан Сева, где здесь можно кинуть рюкзак и разуться, ну, чтобы не затоптали? От растерянности Насте всегда хотелось что-нибудь говорить и что-нибудь делать, потому, хотя сохранность вещей ее сейчас мало волновала, она привычным манером взяла быка за рога. Рога здесь тоже были - только не бычьи, а бараньи, вместе с бараньим же черепом. - В птичник. Пойдем, я покажу, - сказал манекен сиплым женским голосом и прошел мимо Насти к двери. "Манекен" - хозяйка квартиры - представилась, как Ирина, но по имени к ней обращался только Северин, которому она приходилась сестрой по матери. Остальные звали ее "Капитаном" или "Кэпом". Позже Настя заметила на вешалке серый форменный китель с четырьмя звездами на погонах, но чей он и настоящий ли, уточнять не стала. Худая, как и брат, Ирина была низкого роста, с непропорционально длинными жилистыми руками и вытянутым, странно не подвижным лицом, острые черты которого оживали, лишь когда та начинала говорить. Сперва Насте показалось, что Ирина старше брата лет на пять, но, стоило той чуть по-другому повернуть голову, ссутулиться - и впечатление переменилось: теперь рядом с Северином она выглядела едва ли не вчерашней школьницей. "Птичник" оказался обыкновенной захламленной кладовкой с дырой в потолке. Небо в нее не просматривалось, но на полу, между коробкой разноцветных мелков и детским, советского производства еще, трехколесным велосипедом валялся дохлый голубь. - Опять, - констатировала Ирина. - Запас еды на завтрак? - автоматически пошутила Настя. Мертвечины она не боялась, и взволновало ее другое. Как и в случае с Севериным, кольнуло раздражающее чувство почти-узнавания - но снова отступило прежде, чем Настя сумела в нем разобраться. "Опять... Капитан очевидность, блин. Да где я вас могла видеть?!" - Настя вздохнула, поморщившись от досады. Вроде никогда на зрительную память не жаловать - и вот, получите и распишитесь. - А хорошая идея, как думаешь, Сева? Может, хоть тогда эту дырку заколотишь. - Говорят, на вкус они ничего... - задумчиво протянул Северин. - С бодуна от курятины не отличишь, - заверила его Настя, украдкой осматриваясь. Ей действительно случалось однажды пробовать суп из помоечного сизаря - в нежилом фонде в Саратове. Случалось, прячась от соседей, курить дурь в питерской коммуналке, случалось ночевать в сортире - на полу с подогревом! - в элитной московской сталинке. Случалось праздновать день рождения в шалаше на свалке с - кому расскажешь, не поверят - бомжами-сатанистами, случалось без приглашения прожить неделю в чужом гроте в каменоломнях. Одним словом - было, о чем вспомнить. Но все же "тринадцать-а" заставлял приглядываться к отражению в выпуклом экране четвероного телевизора, спрятавшегося в кладовке - повторяет оно движения, или?.. И причиной тому служил не номер - Настя не была суеверна - но сам дом, его холодные, выкрашенные масляной краской, стены: обоев здесь е было. - Много сегодня народа. - Северин развивать тему голубя не стал. - Ставим "скотный двор" или играем за одним столом? - Ставим, ставим! - крикнул кто-то из коридора. - Задолбали ставки повышать, флоп посмотреть нормально не даете, профи гребанные! Настя хохотала до колик, и все никак не могла остановиться. Не, ну представьте себе: стол, карты, люди сидят, фишки в руках крутят, со скуки на канделябры поглядывают... И тут - хлоп, флоп, шмяк - проваливается крыша и на стол падает поросенок. Уже готовый, с яблочком во рту, зеленью присыпанный, все дела. Гости любуются, а хозяева им сердито: "Чего, мол, ждете, господа хорошие, кушать подано!" Она готова была поспорить на что угодно - умей жареные поросята падать на крыши, так бы все и было. - Может, валерьянки? Или сразу галоперидольчику? - заботливо спрашивал Северин. - Только сперва расскажи, по какому поводу веселье. - Угу. Только сначала ты, правила этого вашего "холдема", - пробормотала Настя, утирая выступившие слезы. ***
В силу обстановки, мягко говоря, странной, Настя думала, что пресловутый "холдем" окажется чем-то из мистической экзотики, вроде тарока. Но это была всего лишь одна из разновидностей современного покера. - Карты здесь входу только игральные. И вообще предсказания не в чести, - сказал Северин таким тоном, что Настя не рискнула поинтересоваться, почему. Играли вдесятером за одним столом, на деньги, но по мелочи. Пара лишних купюр у Насти в кошельке была, Северин правила объяснил, "Белый Крымский" из антикварного хрустального бокала шел хорошо, карта шла и того лучше... Однако впечатления от игры сводились к короткому и емкому "не понравилось". Сколько бы Настя не напоминала себе об обещании не скучать, сколько бы не вертела в руках тяжелые, шершавые на ощупь, фишки - ее одолевала тягучая и тревожная, как в больничной очереди, скука. Не из-за дурацкой фразочки - мол, "не корову проигрываем!", - так раздражавшей Ирину. Просто не было азарта, не было радости от выигрышей, а вкратце рассказанные Северином принципы стратегии, основанной почти сплошь на матстате, оставили неприятный осадок. "Иногда верный выбор может привести к проигрышу, и наоборот" - ну да, может, но что в том хорошего? От словосочетаний вроде "фактор случайности", на ее взгляд, стоило держаться подальше. Настя, почти не следя за игрой, пассивно принимала чужие ставки, раз за разом показывала на вскрытии лучшие комбинации и ждала, сама не понимая толком, чего именно. Момент истины наступил после раздачи, когда Настино "каре" на шестерках побило Ирин "фулл-хауз" и "старший флэш" Северина, который тот в последнем раунде торговли сбросил в пас в открытую. Ирина, не глядя, как Настя сгребает фишки, сразу же взялась за брата: - Какого ты на терне коллировал - чтоб героически сфолдить на ривере? Что за идиотский розыгрыш? - В зарубе на вас двоих так выгодней, на мой взгляд, - невозмутимо ответил Северин. - К тому же - роял-флэш-дро не выкидывают. - Но... Они обсуждали раздачу еще добрых пять минут. Сначала остальные участвовали в споре, потом замолчали, а под конец толстяк с тростью не выдержал. - Кэп, от такого темпа игры все засыпать начнут скоро. Давай все-таки разобьемся на два стола, отсадим тех, кто без коров, и... - Тебе за время, пока Северин и сотоварищи сюда ползли, не надоело играть вчетвером? - насмешливо спросила Ирина. - Почему вчетвером? Нас десять, по пять человек на стол. - "Когда ад разверзся, эти пятеро играли в карты", - продекламировал Северин. - Да, Ирка знает, что это даже не цитата. Нет, мы ее не переубедим. Я уже пробовал. - Откуда это вообще?! - спросила одна из девушек. Настя на секунду почувствовала себя очень, очень старой. Зато мысли наконец-то пришли в порядок, обрели четкость. Раз уж ее занесло в гости к этим странным ребятам - а что картами хобби хозяев не ограничиваются, было чуть более, чем очевидно - стоило попробовать поговорить с ними об ее нелепой, но неприятной и навязчивой проблеме. - Конкретно это - из описания оригинального документа в рус-википедии, - усмехнулась Ирина. - А документ - про одну славную компьютерную игрушку. Но, как и сказал Сева, переубедить меня не получится. Так что давайте продолжим. ***
Настя сомневалась, удастся ли задуманное, но все складывалось как нельзя лучше. Сперва из-за стола, просадив подряд два крупных банка, ушел Северин - по его собственному выражению, "проветриться и подумать, где я дурак". Когда Настя, отыграв для приличия еще с десяток раздач, сказала, что хватит с нее для первого раза - тоже никто не возражал. Забрав выигрыш, на поверку оказавшийся не таким уж и маленьким, она вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь... И поняла, что не знает, куда идти. Огонек газовой колонки больше не горел. Голоса игроков за стеной стихли - должно быть, разыгрывали очередной крупный банк. В дальнем конце коридора капала вода. Ванная или кухня? Вроде они были рядом. Настя пошла на звук и тут же споткнулась обо что-то, мягкое и легкое. "Надеюсь, чьи-нибудь кроссовки, а не голубь, хе-хе...", - она двинулась дальше, на всякий случай, держась за стену. Пальцы то и дело натыкались на какие-то глубокие выемки. Надпись? "ДОРОГА", - промучившись с минуту, на ощупь прочла Настя. Под надписью было что-то похожее на обратную, справа на лево, стрелку. "Час от часу не легче", - с досадой подумала она. Стало неуютно. - "Но, блин, не возвращаться же - засмеют...". Коридор казался бесконечным, но звонкий капающий звук, вроде бы, немного приблизился. Настя пошла наперекор стрелке, и вскоре пальцы коснулись дерева. Дверь? И в самом деле дверь, но - запертая. Еще десяток осторожных шагов - и следующая дверь. Настя подергала ручку: бесполезно. По полу тянуло холодом, и все это начинало не на шутку раздражать. "Может, плотно прикрыта?" - Настя чуть размахнулась, чтобы легонько, как она думала, толкнуть дверь ногой - но стопа провалились в пустоту. - Мать вашу! Да это за... да сколько ж здесь комнат, блин?! - Комнат - четыре. Тебе в которую надо? Секунда ушла на то, чтобы понять - голос ей не померещился, и гораздо меньше секунды потребовалось панике, чтоб вышибить воздух из груди. Но прежде, чем Настя смогла заставить себя двинуться с места, надсадно скрипнули несмазанные петли, щелкнул выключатель - и светлый прямоугольник, возникший впереди, разом превратил тысячедверную "ДОРОГУ" в обыкновенный коридор, а шепчущую темноту - в хозяина квартиры. - Тебе нравится пугать людей? - сердито спросила Настя, входя в кухню. - Иногда, - улыбнулся Северин. - Некоторых. Но в этот раз я случайно. Кофе будешь? ***
Синие язычки пламени заботливо обхватывали маленькую медную турку. На кухне дышалось легко и было намного теплее, чем в коридоре - из-за плиты или из-за распахнутого окна, через которое июньский ветер разбавлял прокуренный и стылый воздух дома. Слабо пахло корицей, старинный пузатый буфет тускло блестел красно-зелеными витражами, и от того вдвойне необычно смотрелась на нем виниловая "Электроника". - Эх! У меня такой же в детстве был... - вздохнула Настя. И забралась с ногами в кресло, широкое и продавленное, будто для того и созданное. Проигрыватель оказался исправным - Северин поставил пластинку. Какой-то симфонический концерт. Мелодия, спокойная и торжественная, обволакивала, но не усыпляла, а влекла за собой, как течение полноводной равнинной реки... Кофе пили молча и неспешно, будто давние знакомые. С кухни уходить не хотелось совершенно, но - кофе в чашке, как его ни растягивай, заканчивался, а с чего-то надо было начинать разговор. И как спросить то, что ей нужно, не сойдя за сумасшедшую, не обидев? - Необычная у вас квартира, - решилась Настя. - Не покажешь остальные комнаты? - Почему бы и нет, - Северин отставил чашку. ***
Единственная комната по левую руку от кухни и единственная же незапертая, которую Северин назвал "спальней", по виду больше напоминала перевалочную турбазу. На стенах висели обтрепанные, подклеенные скотчем и выцветшие от времени карты - Кавказ, Кольский, Крым, Урал и еще какие-то места, Насте по очертаниям не знакомы. Почти весь пол занимали разложенные пенками и спальники, в угол были свалены рюкзак, веревки и другая снаряга. Настя подходила к ней с суеверным трепетом, но предмет, который она издали приняла за байдарочное весло, оказался альпенштоком с зачем-то надетым на него пакетом. Снаряжение здесь было только горное. В закутке, отгороженным громоздким исцарапанным секретером и платяным шкафом, стояла узкая, небрежно застеленная покрывалом тахта, тумба и стул с отломанной перекладиной. - Ирка - жертва лени и поборник аскетизма в одном флаконе. А я лет пять как не живу тут постоянно, - пояснил Северин в ответ на Настин недоуменный взгляд. - Так, бываю раз-другой в неделю. Когда приезжаю, ночую на диване в библиотеке или в игровом зале. - Здесь и отдельная библиотека есть? Северин выдвинул верхний ящик тумбы, пошарил внутри и достал длинный кованный ключ. Последний раз Настя видела такой обточенным под кастетный пыр. На связке ключей в руках у крепкого, но смешного в своем гоноре юного зеленоградского панка, который с пьяной развязностью рассказывал, что "говно против кулака он никогда первым не достанет, а если вдруг замес с железом, то отличная штука, и носить удобно - менты не прикапываются". Но запомнился юный спец по заточкам не столько боевым задором, сколько тем, как настойчиво - и, в конечном счете, успешно! - зазывал всех "вписаться поспать в библиотеку". Спать, правда, пришлось на стульях - обеспечить читальный зал достаточным количеством диванов администрация почему-то - и почему бы это? - не догадалась. - Наш дом под жилой фонд перестроили уже при Советах. До того в нем был купеческий лабаз. Потому и планировка чудная, - объяснял Северин, подсвечивая путь в коридоре фонариком. "Да тут, блин, не планировка чудная, а геометрия неевклидова!" - Настя старалась не отставать от светлого пятна, метавшегося по дощатому полу. - И как же называется то, что в нем теперь, пан Сева? - Смотря кем называется.-Соседка снизу, светлая ей память, называла притоном. Иркины друзья - базой. А сама Ирка любит Саймака, так что называет "пересадочной станцией", - он отпер дверь и зажег свет. Книг было много. Очень много. Но, на удивление, не было беспорядка. Ни пыльных книжно-газетных стопок на полу, ни разваливающейся мебели. Книги ровными рядами стояли на стеллажах и в шкафах вдоль стен. Не только книги - подшивки газет, журналов, какие-то распечатки... Между стеллажами притаилась внутренняя дверь в последнюю, четвертую, комнату. Из мебели здесь был раскладной двуспальный диван и в углу, боком к окну, длинный компьютерный стол. На нем - широкоугольный монитор и сканер. А на клавиатуре лежал Кот. - Том, мать твою! Слазь немедленно! На окрик Северина Кот сладко зевнул, показав розовую пасть. Огромный, лохматый,цвета мокрого асфальта - это был именно что Кот, с большой буквы, и даже крохотный нос-курнопка, втиснутый между глаз, не выглядел ни трогательно, ни смешно. - В кои-то веки у Джерри нет ни единого шанса, - сказала Настя. - Отлично, я считаю. Всегда бесила эта шабутная мышь. - Во-во! Должна же быть в мире справедливость. Так, Том, кому говорю... А-а, ёпрст! Кот, дождавшись, пока Северин подойдет-таки к столу, чтобы скинуть Его Величество на пол, мастерски увернулся от руки, прыгнул Северину на плечо и с грациозным "бум-с!" соскочил на пол. Северин сочно ругался, потирая плечо. Том взмахнул широким, размером с Кота поменьше, хвостом, прошествовал к Насте и потерся ей об ноги. Даже дал на секунду запустить руки в густую, мягкую шерсть, после чего - заметив, что Северин смотрит в его сторону - шмыгнул в выпиленный в двери лаз. - Редкий случай - кто-то из гостей понравился персидскому паршивцу... - сказал Северин с неприкрытой ревностью в голосе. - Обычно-то он и нас с Иркой едва терпит. - Ну, должна же быть в мире справедливость, - засмеялась Настя.- Кстати, вы ведь оккультисты, я угадала? Вопрос, который мучительно перекатывался на языке, обыгрывался в десятках воображаемых диалогов, просто-запросто вылетел вместе со смехом, как пинг-понговый шарик. И с той же легкостью был перекинут обратно. - Да. Тебя что-то конкретное интересует? - Ну... А там, за последней дверью, что-то вроде ритуального полигона, да? - спросила Настя первое, что пришло в голову, чтобы потянуть время. Как-то эта легкость не вязалось с ее предшествующим опытом, включавшим обязательные таинственные придыхания и туманные намеки. - Он самый. Но его сейчас открывать не желательно - там настаивается какое-то Иркино варево для Солнцестояния, - спокойно ответил Северин. - Так твой интерес - праздный, или?.. - Или, - Настя рассудила, что дороги - и даже "ДОРОГИ" - назад уже в любом случае нет. Сказала "а", говори и "б". - Насчет того, почему я здесь оказалась... То есть, почему боюсь воды. То есть, не самой воды, а... - Погоди рассказывать, - перебил Северин. - Если ты не против, я Ирку позову - карта ей сегодня все равно не идет. А помочь сестра, подозреваю, сможет с большей вероятностью, чем я - у нас с ней чутка разная специализация... - Да мне немногого надо. Чтоб кто-нибудь хотя бы объяснил по-человечески, во что я тогда вляпалась, - сказала Настя, покривив душой: "помочь" - звучало очень соблазнительно. - Зови, конечно. - Что сможем, сделаем. Сейчас вернусь, устраивайся тут пока, - Северин пошел к двери. - Еще, если осталось, вина захвати - рассказывать придется долго, - вдогонку ему крикнула Настя. Звуки старого проигрывателя, прикосновения мягкой кошачьей шерсти, легкомысленные предложения помощи задели, разбудили что-то внутри. Она чувствовала, что хочет выговориться, выложить все от и до. ***
- Я не москвичка. Сейчас квартиру в Чехове снимаю, а раньше одно время с матерью в пригородным поселке жила, в Николаевке. У нас там в наследство от деда дом остался... Из которого я, пока еще в школе училась, удирала постоянно. Иногда в Москву, где зависала по впискам неделями, иногда стопом или собаками уезжала в гребеня, иногда ходила в походы - но это летом больше. А так, обычно просто часами по окрестностям шаталась, - начала сбивчиво рассказывать Настя. Ирина сидела полуотвернувшись, в компьютерном кресле, Северин - рядом, на диване. Сперва монолог давался тяжело, но скоро слова пошли свободным потоком. - Рядом с Николаевкой лес, речка, остатки старой ракетной части, пионерлагерь заброшенный. Короче, есть где тайком бухнуть и нащелкать депрессивных фоток, - она смущенно улыбнулась, вспомнив себя-четырнадцатилетнюю. - Но фотика своего у меня, к счастью, не была тогда. Лагерь мне не особо нравился - грязно, стекол куча битых, и всякие мутные личности там иногда шлялись. Зато рядом с ним, на поляне за перелеском, был парк аттракционов. Тоже, конечно, заброшенный, но люди туда не забредали - ни разу никого не видела. Да там и сохранилось-то всего ничего - будка в виде мухомора, маленький поезд-гусеница и завалившаяся на бок карусель: все ржавое, раздолбанное, для хозяйства не схабаришь. А я парк обожала. Часами там просиживала, перед экзаменами туда всегда приходила - на удачу, вроде того. В комнату вальяжно зашел Том и улегся прямо у двери, уставившись на Настю глазами-блюдцами. - Школу я закончила, мать нашла мне работу на фирмочке у друзей в Чехове. В то время я уже крутила со своим бывшим... Он турист-водник был шизанутый, да и до сих пор такой, не сомневаюсь. Старше меня на десятку почти, с севера родом. В Москву приехал учиться, а поселился в Чехове в итоге... Вовка Сабаров, кликуха - "Дон". Вы с ним, случаем, не знакомы? Ирина покачала головой. - Среди знакомых водников таких не помню. А ты, Сева? - Вроде, нет, - ответил Северин, чуть помедлив. - В общем, мы с Доном постоянно ездили на сплавы, по Ладоге на байдах ходили. Потом пришлось на вокзале альбом покупать, такой, вроде путеводителя, чтоб матери рассказать, как мы, типа, неделю изучали Эрмитаж. Весело было, да. А когда на порогах в Карелии, на Шуе, чуть по дурости не угробились, у него видать в голове что-то щелкнуло - вот и предложил расписаться... Я тогда от радости, разве что, не прыгала - влюблена была по уши, что в него, что в экстрим. Свадьбу отмечали так, что неделю потом квартиру в порядок приводили. Все шло хорошо. Чтоб мне до работы поближе, новую хату на двоих сняли в городе. Вещи почти все из Николаевки туда перевезла... И тут меня угораздило. Настя отхлебнула вина. "Угораздило" - это было мягко сказано... - Дескать, как так, раньше в парк день через день ходила, а теперь не бываю там почти, перееду - и еще реже бывать буду. Работа, сплавы, семья, дом, все время на виду, потом дети появятся - уборка, стирка, щи-борщи... Никакой романтики, ничего принципиально нового, ничего такого, чтоб было только мое и ничье больше. Вроде и понимаю, что к лучшему все складывается, мужа люблю, быта не боюсь - но тоскливо, хоть вой. Решила, что надо хотя бы по-хорошему с родным местом попрощаться, объясниться, что-почему. Но как? Бывший мой - скептик и атеист упертый, из тех, мечтают травкой после смерти прорасти. А я еще когда на Чистяках обреталась, разного наслушалась. Ну и придумала себе ритуал, или как правильно такое назвать. Нарисовала на листе А-3 круг с алфавитом, взяла кусок яшмы из старого кулона, квадратный такой, и пошла в парк. Зажгла свечу, бутылку вина вылила на землю, как жертву. Так, вроде, принято... Произнесла, став лицом на восток, пафосную речь, про свое житье-бытье и все прочее. Подождала пару минут и стала кидать яшму на круг через плечо, не глядя. Ну, затем, чтоб дух парка мог ответ написать, а не я сама себе за него выдумывала... Понимаете, да? - Ты все нормально сделала, - мягко сказал Северин. - И что получилось? - "Я-у-т-а-п-л-ю-т-е-б-я". Именно так, с ошибкой. Когда набралась эта "яута", я еще подумала - обидно, мол, не вышло ничего. Но решила продолжить, вдруг ответит все-таки... И тут вдруг такое. Я переругалась дико, побежала к поселку, на опушке ножом, как смогла, яму вырыла, круг в ней подожгла и пепел, вместе с тем кусокм яшмы, закопала. Пришла домой, успокоилась кое-как - мать даже не заметила ничего. К ночи совсем отпустило, посмеивалась еще над собой - дура, мол, накрутила сама себя. А ночью мне приснился сон. Я посреди этого парка. Ночь, но очень светлая, луна буквально как люстра у вас в гостинной. И голос из будки - задорный такой, как у зазывал - повторяет вопрос: "Карусель или поезд?" Я спрашиваю, кто там, но оно мне не отвечает. Подхожу к будке, смотрю внутрь - а там на деревянном шесте оторванная голова. И с потолка на нее какая-то цветастая жидкость капает... Я проснулась, дождалась утра, скаталась на работу, в Николаевку вечером не поехала - осталась с бывшим. Но сон повторился. И еще раз, и еще. После пятого повтора я буквально с катушек слетела, все время думала об этом "утаплю"... Стала шарахаться от воды, пожаловалась бывшему - он сначала сочувствовал, потом смеялся, потом, когда начались панические атаки - оттащил к психиатру. На транквилизаторах меня слегка попустило, но о том, чтобы сунуться в реку, речи не шло. И вся жизнь резво полетела в задницу. Я с бывшим пыталась объясниться - вдруг выйдет так, что меня не одну утопят, а с ним вместе или еще с кем, поэтому нельзя мне ни на какие сплавы. Как минимум, пока. Но он только зверел с этого... Короче, развелись меньше чем через год. Где он сейчас, и на какой байдарке женат - не знаю. И-знать-не-хочу, - зло отчеканила Настя. - Я в Николаевку возвращаться не стала, конечно. Переехала на другую квартиру, поступила, чтоб встряхнуться, на заочку в Москве. Пришла потихоньку в норму. Только по-прежнему снится эта дрянь, когда чаще, пару раз в неделю, когда реже. С год назад подруга с универа, ну, она тоже чем-то таким занимается - я ей все не рассказывала, но на сны жаловалась - мне посоветовала там, во сне, попытаться что-нибудь сделать. Я попробовала сесть на карусель - голос заверещал: "нет билета, нет!", метнулась к поезду - то же самое. Чуть не рехнулась от этих воплей, попыталась там же, во сне, сбежать в Николаевку. Вроде и бегу, а получается так, что топчусь на месте. Думала, не проснусь уже, но обошлось... Проснулась, как видите. И без психиатра обошлось, хотя вздрагивала от каждого шороха пару дней. Как говорится, человек - животное адаптивное. Вот и я... приспособилась как-то со временем. На сны стараюсь не обращать внимания, ну и к рекам-морям без крайней нужды не подхожу, одна особенно. А в остальном, жизнь как жизнь, как у всех... Сегодня по ночи к Москва-реке соваться побоялась, потому напросилась к вам. Вот и все, вроде... Все. Настя растерянно попыталась поймать взгляд Северина, затем Ирины. Полжизни, столько событий, столько счастья и горя - уместилось в каких-то двадцать минут и три глотка вина. Она чувствовала себя пустой, как та бутылка, последние капли из которой Северин разлил по бокалам минутой раньше. Ирина, не глядя, ткнула ногой в "пауэр" винды, и музыка заставки "окон" эхом резанула по этой пустоте. - И всё... - беспомощно повторила Настя. - Ну? - Лихая передряга, - отозвался Северин. - Спасибо, что рассказала... Правда. Мой вердикт - чего-то не хватает для полноты картины. Утопление и сон с вопросом про карусель и поезд - как они вообще друг с другом связаны? Больше этот голос ничего тебе не говорил? - Нет. - Насть, ты умеешь входить в транс? - не оборачиваясь, спросила Ирина. - Не знаю. Скорее нет, наверное... Не знаю. - Тогда, закрой глаза и просто вспомни этот свой сон. Настя вспоминала. Ржавчину, неопрятные белые пятна мухомора-будки, цветные разводы на том, что было внутри, приторно-сладкий запах. Образы затягивали, появлялись и сменяли друг друга с пугающей быстротой и яркостью, словно только и ждали того, чтобы откликнуться на зов. - Продиктуй любую последовательность чисел от одного до тридцати трех, - скомандовал Северин. - Девять, один, двадцать один, пять... - она послушно называла числа. - Пятнадцать, семь, четыре... Северин и Ирина записывали за ней - Настя слышала, как стучит клавиатура и как скрипит по бумаге огрызок карандаша. Но они не сказали, когда останавливаться. В глотке першило после непривычно длинного монолога. - Семь, три, тринадцать. Может быть, хватит? - Раз ты так говоришь, то хватит. Настя открыла глаза. Северин отдал Ирине листок. - Все правильно, - та сверилась с записью и щелкнула "энтером". - Сева, объясни ей... Программа случайным образом генерировала соответствие буква-цифра и на основании введенной последовательности выдавала результат - фразу. Проще и быстрее, чем бросать камень в алфавит или настраивать спиритическую планшетку, но как-то... - И что, это работает? - недоверчиво спросила Настя. - Как ни странно, да, и весьма неплохо. Сам удивляюсь. А как сработает в твоем случае, сейчас узнаем. - Северин указал кивком на экран, где как раз сменилось изображение. - Погоди, не торопись, - Ирина быстро выключила монитор, прежде, чем Настя успела разобрать мелкий шрифт. - Насть, что тебе вообще известно об этом парке? - Ничего, к сожалению. Соседей не рискнула расспрашивать: там нравы такие, что перекинешься с кем-то парой фраз - и весь поселок перетирает неделю, о чем и зачем. С матерью тоже никогда про парк не разговаривала, не упоминала его при ней даже. Сначала - потому что секретная нычка, потом, после всего - чтобы она туда не сунулась из любопытства... Так-то она в лес редко ходит и про парк, возможно, вообще не слышала. Она же не из Николаевки сама, мы туда только когда мне десять исполнилась, переехали. - Настя покосилась на монитор, по-прежнему выключенный. - Про это чуть позже, - пообещала Ирина. - Так о чем ты хотела узнать у нас с Севой? - Эта тварь в будке, в виде головы на колу - что она такое? Почему она ко мне прицепилась? В сети похожих описаний я не нашла, хотя где только не смотрела... На ум приходит, разве что, голова Джона Ромеро из второго DOOM-а. Эх, там бы, во сне, плазмоган! - напряженно засмеялась Настя. Черный прямоугольник монитора ей определенно не нравился. И еще больше не нравилось нежелание Ирины его включать. - Вопросы понятные. Но... Сева говорил тебе, чем покер отличается от шашек или шахмат? Нет? Покер - игра с неполной информацией. Все игроки видят немного разную ситуацию, а следующую карту не знает никто. Так вот. Жизнь - тоже игра с неполной информацией. Чем и хороша. Игра на бесконечной колоде, и, сколько новых общих карт не открывай - суть от этого не меняется. - Допустим, так. И причем это здесь? - Настя старалась разозлиться, очень старалась: так проще было не смотреть на монитор. - Простой пример. Некоторые наши друзья взывают к Йог-Сототу, Ктулху и сотоварищам, ничуть не менее успешно, чем к библейским демонам. Из этого возможны, по меньшей мере, два не взаимоисключающих вывода. Первый - мистер Лавкрафт и многочисленные авторы позже опубликованных вариантов "Некрономикона" что-то знали, чего не знали все остальные. Маскообразное лицо Ирины помолодело, ожило, наполнившись каким-то внутренним движением. Глаза ее возбужденно блестели. - Второй - выдуманная от корки до корки мистером Лавкрафтом мифология стала за неполный век не менее реальна, чем многие другие, чем лучшие среди многих. Выпестованные, хранимые сотнями поколений, они, возможно, порождены таким же воспаленным сознанием, только тысячи лет назад - или же порождения, исчадия разума не менее реальны, чем "настоящие" боги и демоны. Сева у нас верит в "Настоящий Некрономикон" и прочее-прочее. А я придерживаюсь второй версии. - Ирина чуть сбавила голос. - Понимаешь, к чему я это объясняю, Насть? Твоя тварь из будки может быть чем угодно. Тысячи их. Чем угодно, какой угодно... - Прекрати себя и нас накручивать, Ир, - мрачно перебил Северин. - И покажи наконец, что там. Ирина включила монитор. "Я утаплю тебя в карамели" - было написано в строке расшифровки. - Да не трясись ты так, Насть. Расскажи еще раз, где этот парк и что ты в нем видела наяву. Что-нибудь придумаем, - Северин обнял ее за плечи. - Может, не сразу, но придумаем. Тварь в будке - не Азаг-Тот и не Астарот во плоти, а всего лишь тварь в будке. Раз она существует, то ее возможно убить. Прав он был или нет, но это подействовало. Настя успокоилась, рассказала про свой небогатый эзотерический опыт, предшествовавший событиям, про всех, так или иначе связанных с мистикой, знакомых, никто из которых, впрочем, на роль "подозреваемых" не тянул. И выложила все подробности про парк, которые только смогла вспомнить. Даже показала примерное место на карте. ***
- Общеизвестную теорию хоть какую-нибудь можешь подвести под это дело? - Ирина обернулась к брату. - Сходу не могу, увы. Подозреваю, по меркам прошлых веков голова на пике - слишком обыденное зрелище. Есть сколько-то легенд о летающих головах - нукекуби, чончоны и другая экзотика, есть много чего о безголовых, но это все из другой серии. А утопление в карамели - так вообще больше по части кулинарии. В округе ничего подозрительного, кроме пионерлагеря, нет. - Место действия, повторяющаяся орфошибка и сладости наводят на мысль, что к этому дети могли руку приложить, - вздохнула Ирина. - Если так, то мы можем заниматься угадайкой сколько угодно: пути детской фантазии, в некотором роде, неисповедимы, а правила детской игры могут меняться.... Но я попробую поискать зацепки - авось осенит. - Спасибо. Ирина смотрела на нее с видимым сочувствием, но все же Настя не могла отделаться от ощущения, что та хочет скорее закончить разговор. Благодарила Настя, тем не менее, вполне искренне.