Аннотация: Героиня спасает своего друга от сумасшествия оригинальным способом. Рассказ позитивный и поучительный, рекомендуется, как средство от хандры.
Сказать, что я удивилась, узнав, что Фёдоров строит у себя на даче в Распекаевке бомбоубежище на случай атомной войны, это ничего не сказать. Да, мой друг детства всегда был метущейся натурой, да, он писал дрянные порнофилософские стихи, которые никто не печатал, да, у него были проблемы с женщинами, вернее сказать у него были проблемы с их наличием. Он был смешным придурком. Но не параноиком. Мы познакомились, когда я научилась держать головку, а он стоять на четвереньках, раскачиваясь взад-вперёд. Моя мамаша, помню, как сейчас, подошла к его, обсудить проблемы грудного вскармливания. С тех пор Миша болел корью и ветрянкой (при этом он заразил меня, и нас обоих разукрасили зелёнкой), многочисленными детсадовскими и школьными ОРЗ. Он ломал ключицу, а став постарше, перенёс модную болезнь хламидиоз. История с ветрянкой не повторилась - полового контакта между нами не было никогда, хотя и в московском космическом университете мы были неразлучны. В последнее время он страдал желудком из-за неправильного питания, кажется он говорил как-то про простатит, но что касается паранойи, в его истории болезни этот недуг не значился. Фёдоров не был ни сумасшедшим, ни даже неудачником. Профессионально он был вполне успешен, зарабатывал для программиста более чем прилично, с родителями жил, потому что так ему было комфортней. Такие люди не ходят к целительницам бабам нюрам, не занимаются моржеванием, не практикуют уринотерапию, даже не становятся вегетарианцами, и, уж конечно, не строят бомбоубежища. Надо было что-то делать. Но что?
Ближе к новому 2001 году намерение встречать его вместе с Фёдоровым окончательно созрело во мне. В последние дни уходящего тысячелетия я наконец поняла какая мразь мой муж и выгнала его из дома. Надо было снять стресс, и я села рассматривать размещённые в интернете новогодние открытки, размышляя кому какую послать.
А тут ещё Оленька Коробченко начала названивать мне после полугодового молчания, ежедневно теребя мой мозг вопросом, как мы будем встречать новый год. Такое впечатление, что у неё просто не было других проблем. К тому же, что я могла ей ответить? Я объяснила ей семейную ситуацию, но она от меня не отставала. Наконец, я поняла, что у неё тоже личная драма, и Оленька хочет, чтобы мы отмечали новый год у Фёдорова на даче, но стесняется позвонить ему сама и напроситься. Она желала, чтоб я всё сделала за неё. Почему бы и нет. Фёдоров обрадовался, когда я ему позвонила, ещё больше положительных эмоций он испытал, услышав о моём предстоящем разводе с толстой мужей.
- Отличная идея. Только у меня телевизор на даче чёрно-белый.
- Миш, так у тебя ж в подземелье компьютер стоит, да ещё с таким монитором огромным.
Через него разве нельзя посмотреть?
- Ага! А он ведь в стену заделан. Что ж, Оленьке придётся бомбоубежище показывать?
- Да ладно тебе, всё равно я ей всё давно уже рассказала.
- Я так и знал, - скис Фёдоров, - Ну, ладно уж, фиг с вами! Приезжайте.
- Всенепременно. Представляешь, встретим третье тысячелетие в бункере. Вряд ли его ещё
кто так встретит.
- Да уж, немногим так везёт! Дети подземелья!
- Миш, ну зачем так мрачно? Ты знаешь что, поставь-ка ты там ёлочку. А мы с Оленькой
привезём украшения, мишуру...
- Дождик не забудьте.
Оленька случайно разбила тарелку, но никто не стал её за это ругать. Во-первых, тарелки она по моему указанию привезла из своего дома, во-вторых, нашлась запасная, а в-третьих, выронила она её из-за неожиданного, хотя и приглушённого грохота, раздавшегося сверху. Бомбоубежище Фёдорова находилось прямо под дорогой. Вероятней всего, у нас над головами случилось серьёзное ДТП. Пожалуй, мы бы вышли посмотреть, что там произошло, но до нового года оставалось минут двадцать, поэтому Оленька продолжила накрывать на стол, а я, закончив развешивать шарики, принялась за бусы. Расправившись с этим, мы сели провожать уходящее тысячелетие. Проводили... Э-э-эх! Дайте закусить! Затем мы проводили старый век, а потом и год. К встрече с будущим мы подошли совсем весёлые.
Фёдоров разлил "Советское шампанское" по хрустальным бокалам, привезённым Оленькой по моему совету из дому. Я привела в действие мигающие лампочки, украшавшие ёлку, которые также были привезены Оленькой из дому, впрочем, как и дождик.
- Миш, пора ящик включать, будем слушать, что нам скажет Путин.
Фёдоров нехотя нажал кнопку на компьютере. На экране появился гарант, но в выражении его лица не было ничего новогоднего, что-то мертвенное было в лике его.
- Граждане России! - голос Президента был мрачным и каким-то неживым, как у куклы,
которую переворачивают на живот, чтобы она сказала "Ма-ма". Затем наступила пауза, гнетущая, как физиономия Путина на ядовито-голубом фоне, который поражал своим казённым видом и зловещим отсутствием ёлки.
- Несколько минут назад Россия подверглась ядерным ракетным ударам со стороны
Соединённых Штатов Америки. Полностью уничтожены Петербург, Нижний Новгород, Екатеринбург...
- Что за бред?! - перебил Президента Фёдоров, но тот его не услышал и продолжал
перечислять разрушенные города.
- Не поняла... - проговорила я, но Путин не обратил внимания и на это.
- Я обращаюсь к тем, кто остался жив...
- Ни фига себе, - заметила Оленька. Оленьку гарант, тем более, проигнорировал и
объявил чрезвычайное положение, после чего пообещал выполнить свой долг до конца, а также уничтожить страны НАТО.
После этого изображение пропало.
После этого мы ещё с минуту таращились на пустой экран.
После этого мы посмотрели друг на друга.
После этого мы одновременно вышли из ступора:
Фёдоров побежал задраивать дверь, как положено;
Я заметила: А про Москву он ничего не сказал.
Оленька разревелась.
Что нам теперь делать? - как и следовало ожидать, спросила Оленька, как будто можно было что-то сделать.
Запасов хватит на год, - поставил нас в известность Фёдоров.
И тут я бросилась к телефону. Трубка, нашпигованная электроникой выпала из моих дрожащих пальцев и разбилась вдребезги о холодный шершавый бетон. Восстановлению не подлежит.
- Клуша! - заметил Фёдоров.
Оленька ещё сильнее заревела. Минут двадцать бетонную тишину бомбоубежища нарушал только её плач. Я села за стол, выпила рюмку текиллы и принялась за фаршированные помидоры. Через некоторое время ко мне присоединилась иссякшая Оленька, видимо, пополнить запасы жидкости в организме. Запасов-то, конечно на год хватит, но не пропадать же хорошей закуске. Через какое-то время мне даже удалось её развеселить.
Фёдоров сидел на полу, обхватив колени руками и молчал. Я подошла к нему и опёрлась руками на его огромные плечи.
- Что с матерью? - думал он, - Господи! Что с ней? Что с моим домом? Что с
моими книгами? Что с моими ёлочными игрушками и с чугунным утюгом, что с искусственной ёлкой, что с "Иностранной литературой" за двадцать лет? Неужели я никогда не увижу всего этого, неужели мать никогда меня больше не пожалеет, неужели мои старые ёлочные игрушки разбились? Неужели я никогда больше не посмотрю на мир из окна своей квартиры? Не будет ни мира, ни окна, ни дома, ни листа бумаги с моей маленькой ручкой, обведённой сиреневым карандашом, когда мне было два года?
Странно, подумала я, что его стихи не печатают.
- Все, окружавшие меня вещи исчезли, - продолжал думать он, - остались
только мои чувства, которые я испытываю к тому чего нет. Тоскливые фантомные чувства. Ты понимаешь, о чём я?
После этого он замолчал где-то на полчаса, а мы с Оленькой продолжили свой пир во время ядерной войны. Через некоторое время Оленька заснула прямо за столом, склонив свою голову на руки.
- Я вспомнил, как в детстве потерял кушак, - опять задумался Фёдоров, - которым мне
подвязывали шубку. Это был разноцветный шерстяной болгарский кушак. Я ничего не терял до этого. Мне было очень грустно. Я представлял его себе, видел его перед своим мысленным взором, но понимал, что его больше нет, и мне хотелось от этого плакать. А сейчас весь мир превращается в этот потерянный кушак. Моя мать, мой дом, всё...
Тут он разрыдался. Этот огромный мужчина ревел. Мне даже стало стыдно.
- Миша, ну ради всего святого! Ты же был готов к встрече с ядерной катастрофой, ты её
ждал. Мы живы, только благодаря тебе.
- Наверное Москвы больше нет. Громыхнуло-то тогда...
Мы вспомнили про грохот, раздавшийся сверху за двадцать минут до нового года.
Странный какой-то грохот.
- А откуда же наш Путин к народу обращался? И потом, он про Москву ничего не сказал.
- Да он просто иногородний, - выдала проснувшаяся Оленька.
- Всё равно, передача прервалась, это значит, что если она шла из Москвы, то на тот
момент Москва была ещё цела, поэтому Путин про неё и не сказал, а потом упала бомба и ...
- Миш, я тебя не понимаю. Почему ты так настаиваешь на том, что Москвы больше нет. У
тебя же там родители.
- Маш, прекрати, ты что не понимаешь? У меня там нет родителей, и у тебя там нет
родителей, там вообще ни у кого нет родителей. И детей тоже.
- Нет, громыхнуло раньше, чем Путин вырубился, а потом ты забываешь, может, это
неполадки в твоём компьютере. Электричество есть, значит местная электростанция цела.
- Это ничего не значит...
И тут выключился свет. Фёдоров посмотрел на меня с неуместно победоносным видом, впрочем, я и сама была ошарашена, и пошёл включать автономный электрогенератор.
- Знаешь, Маш, я, пожалуй, поковыряюсь в компьютере, а то он и правда не работает, надо
узнать, в чём дело. А потом, как починю, попробую с кем-нибудь по Интернету связаться, если линия цела.
- Правильно, Миш.
Я наугад взяла с полки книгу и уставилась в неё, пытаясь избавиться от общества Оленьки, у которой в голове что-то явно переклинило, и она без умолку рассказывала про свои проблемы на работе. Это была защитная реакция психики, как я понимаю. Но защищала она только Оленькино сознание. На меня же её психопатическая болтовня действовала угнетающе.
Книжка была философская. Что-то о смысле жизни. Интересно, а если жизни нет, смысл остаётся? И какой сейчас был бы смысл в моей жизни при условии, что мы одни остались в живых на всей Земле? Путин выполнил до конца свой долг, нанёс удар возмездия. А праздновать новый год в бомбоубежище... Да, маловероятно, что хоть кто-то ещё встречал новое тысячелетие, как мы. И в чём тут смысл? Новый Ноев Ковчег? Принцип "каждой твари по паре" явно не выдержан. И что я, к примеру, могла бы делать тут с Фёдоровым? Я его не люблю, он не любит Оленьку, да и вообще мы на фиг друг другу не нужны. Можно рожать детей, но запасов тут только на год, а потом придётся вылезать, радиация, люди-мутанты...Вспомнились фантастические американские фильмы. Будущее так и останется воображаемым. Да и воображения, которое его воображало больше не будет. Среди этих гипотетических раздумий я и ушла в сон. Когда я проснулась, судя по часам, был уже день. Оленька ещё дрыхла. Фёдоров копался в компьютере.
- Знаешь, - он заметил, что я уже бодрствую, - это бомбоубежище ни от чего не спасает...
Ну, остался я жив, и что? Я был одинок, и сейчас я одинок, и теперь у меня даже нет надежды на то, что когда-нибудь я буду не одинок. Что мы будем делать-то теперь?
Я посмотрела на стол. На нём стояло несколько непочатых бутылок, красивых и
заграничных. Фёдоров молодец, подготовился хорошо. Как-то даже неудобно...
- Будем пить, пока есть надежда на то, что ещё хоть кто-нибудь остался в живых.
- А потом?
- Что с компьютером? - невзначай поинтересовалась я, т.к. уже надоело сидеть взаперти.
- BIOSа нет больше с нами. Вирус какой-то странный. Но, ничего, у меня есть запасная
мать.
Последняя фраза в контексте происходящего звучала жутковато.
Час прошёл в молчании. Фёдоров стал подвывать из своего однофамильца: "Мы летели долго, в полной темноте, яркие звёзды среди облаков, мне было плохо, я нездоров, мне было тошно, я нездоров..."
- Ну ты подумай, - пробормотал Фёдоров.
- Что такое? - очень артистично озаботилась я.
- Ну ни фига себе!!! - уже прокричал он в сильнейшем возбуждении.
Я не выдержала и подбежала к монитору.
- Какая-то гнида меня с новым годом поздравила: прислала открытку и эту кучу говна. А я-то купился - neznakomka2001@... Вот уж действительно собака! Я-то думал, может это она мне фотографию свою прислала, и открыл... У меня ещё компьютер завис, а потом ... Вот гнида...
- Ну, что ты заладил: гнида да гнида, по существу говори.
- Вот там, скорее всего, этот вирус и был, который BIOS убил. Так вот, сейчас я всё
установил, да?
- Да.
- Решил посмотреть, что там. Защиты нет. И что я там вижу?
Фёдоров запустил файл ПУТИН.avi.
- Граждане России! - сказал фальсифицированный Путин фальсифицированным голосом.
- Ха-ха-ха, - эдак непринуждённо, раскованно эдак рассмеялась я, - Ну, ты сам лох! По-
моему очень остроумно и с выдумкой...
- Несколько минут назад Россия подверглась ядерным ракетным ударам со стороны
Соединённых Штатов Америки. Полностью уничтожены Петербург, Нижний Новгород, Екатеринбург...
- Ну, с технической точки зрения, грубовато, - сказал Фёдоров, с некоторым подозрением
глянув на меня.
- Можно подумать, ты бы лучше написал... Ладно, давай лучше телевизор посмотрим, что
там, как там.
После нескольких манипуляций Фёдорова с мышкой, на экране появилась ведущая
- Сегодня в нашей студии главный режиссёр "Театра рядом с музеем современной
живописи имени Ж. Щ. Кузнецова" Лобачевская Вера Евклидовна. Вера Евклидовна, расскажите нам пожалуйста о новом спектакле, поставленном в вашем театре.
Вера Евклидовна оказалась сорокалетней женщиной с одутловатым, заспанным лицом.
Судя по подавляемым ею зевкам, ни о каком конце света она и слыхом не слыхивала:
- Главный герой этой пьесы, Иван Иванович Суснавин, - загнусавила женщина-режиссёр, -
изобрёл нечто, способное замедлять или ускорять вращение Земли вокруг Солнца и продал своё изобретение американцам, потому что только Америке под силу было поднять такой дорогостоящий проект. Американцы воспользовались изобретением русского учёного в своекорыстных целях и на два часа удлинили день на западном полушарии в ущерб восточному. А поскольку проект осуществлялся в обстановке строжайшей секретности, народы Евразии, Африки, Австралии и Океании убедили в том, что такое изменение вращения Земли произошло по естественным причинам. Иван Иванович пытается разоблачить американцев, но ему никто не верит, и он умирает в психбольнице от мук совести и галоперидола.
- Олька!!! - очень естественно заорала я, - мы спасены! Миру - мир! Никакой ядерной
войны не было!
- Знаешь, Маш, я, в общем-то догадывалась, что это несерьёзно, - серьёзно заявила
разбуженная мной Оленька.
Мы вышли из подвала, солнце ярко светило с ультрамариновых небес, снег блестящей
загородной белизной слепил глаза. Фёдоров откуда-то из-за дерева извлёк широченную жестяную лопату для уборки снега и героически проложил нам путь до калитки. Забор у Фёдорова на даче был сплошной, двухметровый, из-за чего Фёдоровы неоднократно судились с нервными соседями. Короче, мир за пределами участка был невидим для нас. Фёдоров не спешил открыть калитку.
- Миш, ну что ты там, если тут радиация, так нас калитка от неё уже не спасёт, - крикнула я
в сторону калитки. Мы с Оленькой всё ещё топтались у двери погреба.
Фёдоров смутился.
- Да я просто жду вас, клуши, - заорал в ответ он.
Мы подошли к калитке. Фёдоров открыл её и учтиво пропустил нас вперёд. Как и ожидалось ничего интересного за калиткой мы не увидели. Мы вышли в узкий переулок. С одной стороны тянулся забор Фёдорова, с другой - ещё более высокая ограда нового русского, отгрохавшего дом напротив. Фёдоров просто не мог и глянуть спокойно на эту ограду. Вот и в этот раз он покачал головой и сплюнул на художественный кирпич. Мы повернули за угол и вышли на дорогу. Здесь моих друзей ждало ещё одно подтверждение того, что мир не рухнул.
На перекрёстке на боку расположилась бетономешалка. Она выглядела так мирно, так естественно, будто просто прилегла, утомившись. Она лежала прямо над бомбоубежищем Миши Фёдорова, будто ухом прислонившись к земле, будто подслушивая, что происходит там, внизу. Если бы она на самом деле могла слышать, она бы наверное очень смеялась. Вы себе можете представить смеющуюся бетономешалку? Но она просто спала, как и всё вокруг в десять часов утра первого января, неважно какого века и года, потому что так всегда бывает. Мы обошли машину, заглянули в кабину, но там было пусто. Вдруг позади раздался железный лязг. Мы обернулись. Загадочный новорусский сосед Фёдорова выходил, покачиваясь, из монументальных ворот своего жилища под ручку с неизвестным мужичком. Вид у соседа был странный, но вполне новогодний: на нём была тончайшая норковая дублёнка нараспашку, атласный пиджак от пижамы также не вполне застёгнутый, галстук в "огурцах" на волосатой груди, помятые чёрные брюки от костюма и тапочки с опушкой на шерстяные носки, головной убор отсутствовал. Сопровождавший соседа мужичок, напротив, на голове имел большую, пушистую шапку зеленоватого меха, одет же был в серый ватник, спортивные штаны "adidas" и ботинки на шнуровке, которые, по всей видимости, никто никогда не чистил. Вокруг голой шеи мужичка была завязана мишура, на которой болтался православный крест таких размеров, что невозможно было понять, то ли это ёлочная игрушка такая, то ли настоящий золотой крест. Увидев нас, парочка замахала приветственно руками и направилась к нам.
- С Новым Годом! Вот ведь гады! - обратился к нам сосед, - Опять электричество на новый
год отключили, в три часа ночи. Сволочи! Уже второй год подряд!
- И не говорите! - весело отозвался Фёдоров. Мир вокруг нас был прекрасен. Он был, он
никуда не делся, и это было его главное достоинство.
Оказалось, что сосед и водитель бетономешалки - бывшие одноклассники. Вчера без двадцати минут полночь сосед на своём БМВ, будучи в предновогоднем подпитии, ехал по встречной полосе. Бетономешалка попыталась увернуться, но было скользко, и маневр не удался. Водитель бетономешалки не пострадал, но был в шоковом состоянии, потому что при падении помял иномарку и ничего хорошего теперь не ждал. Он уже мысленно распрощался с квартирой, личным "Москвичом" и всей своей незатейливой жизнью как внезапно опознал в вылезающем из бээмвухи крутом перце своего одноклассника. Выпили. Вспомнили школу, поговорили за жизнь. Загнали иномарку в гараж, встретили ХХI век, посмотрели "Огонёк", а когда вырубили свет пошли шататься по округе, пугая соседей исполнением на два голоса песен Макаревича и запусканием китайских петард. А сейчас проснулись, и были страшно рады встретить нас, потому что свою культурную программу исчерпали и ждали, что мы им предложим. В результате, мы подкатили брёвна, чтобы рассесться, выволокли из бомбоубежища кучу провизии и выпивки и развели костёр.
Это было здорово. Белый нетронутый снег до самого горизонта, чистый лист бумаги, в обрамлении небольших полосок леса по краям, как будто весь Божий мир распахнут перед нами.
Так и сидели мы впятером у костра на пустынной дороге рядом с прикорнувшей бетономешалкой. Пришла кошка нового русского, толстая и белая, как снег, голубоглазая. Много говорили. Поскольку новый год, загадывали желания, только вслух.
Я рассказала о том, как мечтаю стоять на балконе загородного дома в белых шёлковых одеждах на фоне летнего ярко-серого грозового неба и ветра, и смотреть как где-то внизу шумит лес. А позади меня внутри дома в свете электрической лампы на кровати сидит Тот Которого Я Люблю Но Пока Не Знаю и читает книгу, отбиваясь от комаров.
Шофёр Лёха признался, что очень любит свою жену и мечтает подарить ей кольцо с бриллиантом, но всё как-то денег не хватает.
А Оленька, как оказалось, безнадёжно влюблена в какого-то одновременно слишком красивого, умного, и богатого для неё мужчину, по которому и без её участия сходит с ума половина Москвы и Московской области, да ещё в придачу и Новгородская область целиком. В общем, шансы равны 110-9, поэтому и мечта.
Фёдоров настолько подружился с соседом, что рассказал ему про бомбоубежище, про то, что от него никакого толку, хотел уже, было, в заумное философское трепалово удариться по обыкновению своему, а то и, не дай Бог, стихи собственного сочинения начать декламировать. Но его прервал сосед, которого, как выяснилось в результате братания, звали Лёня Бель, и предложил Фёдорову устроить в бомбоубежище клуб:
- Ты входишь с помещением своим нестандартным, а я с идеей и деньгами.
Видно, в Фёдорове за эту ночь действительно какой-то тумблер переключился, потому что он немедленно согласился. Устная договорённость была скреплена рукопожатием и, естественно, дальнейшим распиванием.
Потом совсем стемнело. Над кромкой леса зависла летающая тарелка, на ней включили разноцветные огоньки. Затем тарелка беззвучно проплыла над нашими головами. Вид был потрясающий: огромный с бесчисленным количеством цветных огней диск на фоне иссиня-чёрного звёздного неба и почти такого же бескрайнего поля. Лёня даже хотел сбегать за фотоаппаратом, но было жалко пропустить хотя бы секунду этого зрелища. Через некоторое время тарелка резко взмыла вверх и быстро исчезла где-то посредине млечного пути. А мы ещё долго сидели у костра, ели, пили и запускали петарды. Для нас наступала новая эра, прекрасная и удивительная.