Аннотация: "Все стекла будут разбиты..." Ильфарм ибн Хорсов из трактата - "Течение времени и его ощущение".
Человек брёл, едва отрывая натруженные ноги от раскалённой поверхности песчаного бархана. Исходящий жаром песок, обжигал его подошвы сквозь спёкшуюся кожу сандалий -пекло пульсировало в обезвоженной плоти. На иссохшей, исстёганной ожогами коже, небыло ни капли пота - слой едва живого мяса, наклеенный на шагающий костяк.
Последняя, протухшая вода, смочила его усохший желудок день назад. Целый, обжигающий светом день и целую выматывающую ледяными спазмами ночь.
Он брёл, оставляя мелкие борозды в твёрдом, сбитом песке, - ветер занесёт их не скоро. Одежда - выцвевшая просалившаяся тряпка, коростой висела на тонких костях его плеч. Через дыры в лохмотьях, из пергаментных человеческих боков, выпирали дуги рёбер. Человек, был нещадно истощён, и каждое движение, каждый шаг к краю пустыни, высасывал из его оглушённого тела последнюю влагу.
Ослеплённые сиянием пустыни глаза, не воспринимали возникающие вдали влажные миражи. Игра раскалённого воздуха, уже не терзала умирающее сердце.
С каждым шагом он приближался к воде ... с каждым шагом он приближался к смерти. Твёрдый почерневший язык не помещался во рту
Он умер незаметно для себя. Неожиданно для тела. - Он вроде бы споткнулся в очередной раз и с размаху упал, ударился лицом о твердь песка и больше не встал, - надорвавшись, его сердце замерло. Загустевшая кровь перестала нести остатки жидкости по хрупким жилам. Но остыть он не мог ещё долго,- солнце нещадно палило песок и заросшую жёсткими волосами голову, нагревая кости черепа, заставляя сворачиваться кровь в сосудах теперь уже мертвого мозга.
Когда солнце, заалев, скрылось за расплавленным горизонтом, пустыня ещё некоторое время отдавала дневной жар. Потом пришёл ночной холод и тело, наконец, остыло. Весь следующий день солнце выпаривало остатки жидкости из трупа. Он был единственным напоминанием о жизни на огромном, раскалённом, безжизненном пространстве... Мёртвым напоминанием...
Его даже съесть было некому...
Он лежал так долго - нагреваясь днём и остывая ночью, уже независимый от обязанности любой ценой сохранять постоянную температуру. Тело слежалось, отекло - стало плоским и предельно костлявым. Одежда, застыв, сморщилась, задубела и приняла уже неизменную форму. Слабый, горячий ветерок не мог изменить её глубоких, сухих складок. Но, он нанёс в них мелкий песок, который забился между нитей и в каждую пору, пропитав собой ткань и плоть. Песок, волной присыпал тело с подветренной стороны.
Пока сохранялся цвет кожи, тело казалось ещё живым человеком, который, вот-вот очнувшись - подберёт под себя тонкие, как палки, ноги - встанет, стряхнув с себя песчаную пыль и побредёт дальше, для того, может, чтобы опять упасть и умереть наконец...
Через много-много дней, останки уже не напоминали человека. Это был тонкокостный отпечаток в песке. Облетевший лист плоти, принимающий цвет окружающей песочной равнины.
Прошедший однажды самум, сорвал жалами триллионов песчинок, стянувшую кости сухую оболочку, обнажив выгнутую решётку рёбер, оставив на ней лишь клочья пергамента. И песок хлынул на ком чёрных, спёкшихся внутренностей...
Через много-много месяцев, здесь - далеко от течений окружающего, далекого мира - под действием песка и ветра сухие связки истаяли и покрытые трещинами кости развалились, перестав быть даже скелетом...
Во всё ещё прочной коробке черепа, долго сохранялся усохший комок того, что раньше было мозгом, когда-то могло ощущать, побуждать действия...
И оно, наконец, распалось в пыль.
... Однажды на останки прошёл дождь, - чудо здесь не виданное - словно краткое обращение с неба, к адскому краю... Капли испарялись, не долетая до песка...
Влага, осев на разрозненных, раздвинутых движением песка костях, увлажнила тонкий белый песочек, собравшийся в глубоких, пористых трещинах ребер. - Испарившись, вода убелила, отшлифованную годами и песком поверхность кости. Века шли, дни вторгались в ночи, тьма и свет сливались в вечной монотонности.
Что-то было за пределами этого пространства, происходило, жило: кто-то жил, а потом умирал, но и порождал кого-то, а там ещё кого-то... Здесь, по-прежнему, днём песок раскаляло солнце, а ночью он остывал. Вместе с ним, нагревались и остывали останки того, кто умер здесь когда-то. Их разнесло, разъединило приливами дюн. Песок, то скрывал их, то обнажал осыпаясь.
Иногда, череп, выпав из песчаной стенки, раскалялся под солнцем и тогда в тени глазниц, где уже тысячелетия не было глаз, шевелилась жара.
Кости трескались, порождая резкие звуки - один в десятилетие. Рассыпаясь, отмеряли время. Череп пока сохранялся. - Терялись зубы, но кости черепной коробки ещё оставались вместе...
...Однажды, мгновением в бесконечности, как-то проскользнуло нечто над песком и исчезло в жарком шторме на горизонте, чиркнув тенью по лежащему на виске черепу, словно оставив на его горячей стенке метку неуловимой прохлады. Он долго ещё смотрел так, не видя ни кипящий над песком воздух, ни многократно закатывающееся солнце - одна глазница над другой, потерявший где-то нижнюю челюсть. Потом, годами наползавший бархан скрыл его под собой, в тёмной, песчаной глубине, в которой днём было не так жарко, а ночью, вроде-бы, даже теплее...
Годы, натекавшие друг на друга, в сверкании солнца и неподвижности ночей, завывание ветра, которое, стало самым оглушительным звуком в мире, - годы эти стекались уже не в века, не в тысячелетия... и как не существовали. Пространство меж теми частями того, что и назвать было трудно останками - пространство это было велико. И не меньше тех изнуряющих дней песка, жары и ветра в любую от них сторону...
Во тьме ночей, над пустыней, изменялись созвездия...
Однажды, после того момента, когда понятие времени как меры, потеряло смысл, - через пространства одиночества и тоски кто-то пришёл. Один. Одинокий.
Истерзанный, изжеванный временем окаменевший череп попался на его пути совершенно случайно - он мог и не попасться, если бы век назад, порыв ветра не сбросил с него пласт мелких частей того, что было когда-то горами и фрагментами его кости.
Череп напоминал... Он заставлял вспомнить о ком-то. О ком-то кем был когда-то кусок этой рыхлой окаменелости... Чей-то разум хранил этот череп, рыдающий теперь мелким песком...
Почему, череп? Почему ты заставляешь вспоминать о ком-то? О том чьё лицо покрывало эти кости...
Зачем ты встретился мне на этой дороге, завершения которой я не достигну никогда? О чём ты кричишь немыми ямами глазниц. Кого ты поймала, Смерть не поспевающая за моими медленными шагами.
Ты понимаешь, о чём ты просишь череп, оттуда - за краем?
Это был вопрос, не требующий ответа... И пришедший взорвался, разрушив себя, бросил себя и свою боль в этот последний шквал сил...
И неважно как это случилось, но...
Пустыня, солнце, время перекосились от напряжения...
...Человек, упавший на песок с остановившимся сердцем, оторвал лицо от поверхности бархана. Он растерянно мигал и песчинки осыпались с его век. - Подобрав под себя ноги, он встал. Он знал, почему упал когда-то.
Он умер.
И даже Бог, если выжил, не знает, сколько с тех пор прошло времени...
Он был жив, и обнажённый стоял на раскалённом песке. Солнце вновь наливало жаркой медью его голову. У него не было одежды, чтобы прикрыть это здоровое напитанное водой, и не истощённое тело.
Песок жёг подошвы, не было никаких сандалий...
И он был жив.
Человек решительно двинулся туда, куда уже шёл когда-то. Он быстро шёл по горячему песку, прикрыв ладонями голову.
Он шёл и надеялся когда-нибудь дойти до воды.
Ставьте оценки и пишите комментарии - мне интересно ваше мнение!
![Тот кто идет [...]](/img/b/boguckij_d_i/totktoidet/tot-kto-idet.jpg)