***
Горько!
Ох, горько!

Всё плясала, родимая, в красной рубахе,
По колено в любви, да по уши в страхе,

Все плясала на честном пиру,
Самоварным жаром набивая щеку,
Всё плясала у семи бояр,
Сама барыня,
Да на скользких бревнах, да на братьях-князьях,
Вместе с татарином,

Всё плясала в белом мыле,
Из груди вон сердца звон,
Да белы руки тебе скрутили,
Круты берега со всех сторон,
Как злые языки, длинные языки...

А что в горницу к тебе вбегали всей толпой,
А что зажгли за упокой, души не чая за тобой,
А что отпели, отчитали, не оставили следа,
А что снимали с креста, да водили вкруг перста,

То плескалась в проруби, полоскала сны,
То глядела в окно, на печи сидючи,
То чудила, кудесила колесом,
Разлеглась за столом с разинутым ртом,

На всё махнула рукой, подоткнула подол,
Заковыляла, кряхтя, выламывать кол.

У тебя ж дитятя на семи ветрах да без единого глазу,
Выпестуй хоть слезу своему ретивому спасу.

Уж и звонило-трезвонило, с полгроша,
Эй, вяжи языки, да плесни из ковша.

Бог с тобой и светлая радость,
Бог с тобой, да светлая радость,
Бог с тобой, да светлая радость,
С нами - тихая грусть.
Где там до тебя...

Молчалива, слов не унять...
Изойти б душой, да рукам не дать!

Язычина!