Book Ordinary Communism 10 24 14
Alexander Bolonkin
Д.т.н. Б. Кругляк
Александр Болонкин - ученый и правозащитник
В этой небольшой заметке я хочу коротко рассказать об
В это время (конец 60-х годов) в стране началось диссидентское движение. Академик А.Д. Сахаров, ряд ученых и писателей открыто потребовали демократизации советского общества, соблюдения прав человека, прекращения репрессий. Диссиденты очень нуждались в множительной технике, которая находилась под строгим учетом КГБ. К Александру обратились за помощью, и он изобретает простой множительный аппарат. Этот аппарат мог изготовить любой из подручных средств. Сам он лично сделал 8 таких аппаратов и раздал диссидентским группам. Только его группа на одном из таких аппаратов отпечатала более 150 тысяч страниц диссидентской литературы, включая произведения Сахарова, Солженицына, Роберта Конквиста "Великий террор", подпольные журналы: "Хроника", "Демократ", "Луч Свободы", "Вече" и др. Выпускали они и собственный журнал "Свободная Мысль". Печатали статьи Болонкина, посвященные исследованиям уровня жизни в СССР и западных странах, выполнению (точнее провалам) пятилетних планов. Некоторые экземпляры его журнала и статей попали за границу и были переопубликованы. Когда сотрудники КГБ стали находить при обысках у диссидентов не 1-2 копии, отпечатанные на машинке, а сотни экземпляров запрещенных изданий, ЦК КПСС забило тревогу. КГБ был дан строгий приказ - найти "злоумышленников" во что бы то ни стало. А тут в июне 1972 года в связи с десятилетием повышения цен группой Болонкина в 8-ми районах Москвы были распространены 3500 листовок, отпечатанных на неизвестных КГБ аппаратах. Всесоюзный КГБ было поставлено на ноги и в сентябре 1972 года А. Болонкин и его группа были арестованы.
Невозможно описать каким постоянным истязаниям, пыткам, издевательствам, избиениям, подвергался Александр Болонкин во время заключения. Более 3-х лет его продержали во внутрилагерной тюрьме особого режима и свыше 400 суток (больше года!) практически раздетого в холодном карцере с обледенелыми стенами на 400 граммах черного хлеба и воде. Требовали одно - раскайся. Его имя стало известно заграницей, о нем неоднократно передавали "Голос Америки" и "Свобода". Он был на учете в Амнисти Интернейшин, в его защиту неоднократно выступал академик Сахаров и видные ученые мира.
Поселился он в США. Четыре года работал в Главных лабораториях Военно-Воздушных Сил США в Дейтоне (Огайо), Эглин (Флорида) и двa годa в НАСА (NASA, DFRC, Калифорния) над важнейшими оборонными проектами США. Выступал на Международных космических конгрессах (1992,1994,1996, 2002 гг.), двa рaзa нa Всeмирныx авиaционныx конгрессах (1998, 1999гг.) и много раз на общеамериканских научных конференциях в США. Вот некоторые темы его выступлений: "Ядерный ракетный двигатель для космических аппаратов" и "Способ извлечения энергии в космосе из солнечного ветра". Он автор знаменитых книг "Безракетные запуски и полеты в космос" ("Non-Rocket Space Launch and Flight", Elsevier, 2006, 488 pgs.), "Новые концепции, идеи и инновации в космонавтике, авиации, технологии и науке о человечестве" ("New Concepts, Ideas and Innovations in Aerospace, Technology and Human Science", NOVA, 2008, 320 pgs), "Человеческое бессмертие и электронная цивилизация" ("Human Immortality and Electronic Civilization", Lulu, 2007, English, Russian), более 250 научных работ и книг и 17 изобретений, многие из которых засекречены.
Не отказывается Болонкин и от общественных обязанностей. Бывшие политзэки в 1990 году избрали его Президентом "Международной Ассоциации бывших советских политзаключенных и жертв коммунистического режима". Под его руководством Ассоциация превратилась из маленькой американской группы, которая вначале насчитывала 25 человек, в огромную организацию, имеющую более 30 тысяч членов, главным образом за счет присоединения Ассоциаций репрессированных России, Украины, Белоруссии, Прибалтики и др. стран. Ассоциация решительно выступает за права жертв коммунизма, против коммунистов всех мастей, требует "Нюренберг-2" над руководством КПСС, КГБ-НКВД за уничтожение 60 миллионов советских людей, справедливой компенсации жертвам коммунистического произвола, а также против присвоения нынешними российскими властями высшего воинского звания генерал - полковника палачу диссидентов Анатолию Трофимову и назначения его замдиректора нового Российского КГБ-ФСБ. Не забывает о Болонкине и Трофимов. В конце 1995 года автомобиль Болонкина был взорван. Сам он чудом избежал смерти.
"ДВЕ ЖИЗНИ АЛЕКСАНДРА БОЛОНКИНА - УЧЕНОГО И ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННОГО"
/Из цикла передач Русско-американского радио в США /
/ 4-е передачи по 45 мин./
Предисловие.
- -- Советское благополучие
- -- Включение в правозащитную деятельность
- -- Листовки
- -- Арест
- -- Первые дни в тюрьме
- -- Аресты подельников
- -- Общая камера
- -- Допросы. Вменяемая литература
- -- Следователи и тюремщики
- -- Другие камеры
- -- Описание тюрьмы. Условия содержания
- -- Окончание следствия
- -- Поездка в Ленинград
- -- Суд
- -- Концлагерь ЖХ-385/17а
- -- Прибытие в концлагерь
- -- Работа. Условия содержания
- -- Политзаключенные
- -- Полицаи и другие
- -- Концлагерная жизнь
- -- Первые впечатления
- -- Игра
- -- Встречи с политзаключенными
- -- Морг
- -- Больные
- -- Изгнание из концлагерной больницы
Предисловие
Я думаю, что они будут полезны как обычным людям, так и новоявленным защитникам коммунистических режимов, сторонникам коммунистических идей.
Коммунизм во всех странах одинаков и люди должны четко понимать, что их ждет даже в самые лучшие годы после 50 лет коммунистического строительства "светлого будущего всего человечества".
Книга состоит из воспоминаний расположенных в хронологическом порядке, а также дневниковых записей и копий заявлений и документов, которые, не смотря на бесконечные обыски и конфискации каждой бумажки, удалось вывезти из концлагерей.
Пусть она послужит уроком тем, кто верит в "еврокоммунизм", "демократический коммунизм" и т.п. ерунду. Под любой маской тоталитаризм един - относится ли это к коммунизму Сталина, Гитлера, Брежнева или Андропова. Демократия и коммунизм также не совместимы как плюс и минус, тепло и холод, свобода и рабство.
1. СОВЕТСКОЕ "БЛАГОПОЛУЧИЕ"
- -- ВКЛЮЧЕНИЕ В ПРАВОЗАЩИТНУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
3. ЛИСТОВКИ
Часть 1. Лефортовская тюрьма.
21 сентября 1972г в 15 часов я вышел из своей московской квартиры1. В 16 часов должна была состояться моя лекция по высшей математике в Московском Высшем Техническом Училище им. Баумана. Утром ко мне заехал и забрал литературу Георгий Давыдов - ленинградский геолог, возвращавшийся из Сибири в Ленинград. Среди этой литературы был самиздат2, журнал "Свободная Мысль" N2, работа "Сравнение жизненного уровня трудящихся СССР и капиталистических стран", фотопленки книг, изданных на Западе. О своем приезде он предупредил телеграммой дней за пять и в связи со сбором и подготовкой материалов для него, кое-что из литературы осталось на моей квартире.
На углу дома он меня нагнал, вынул из кармана книжечку сотрудника КГБ и потребовал, чтобы я шел с ним обратно домой. Тогда подошел еще один тип из КГБ. Вдвоем они доставили меня к дверям моей квартиры. Стоило мне только открыть дверь, как откуда ни возьмись (по-видимому, они ждали на лестничных площадках верхних этажей) в квартиру ввалились 10 - 12 кагебистов. Остановивший меня тип представился как капитан КГБ Горшков Серафим Николаевич и предъявил ордер на обыск. В квартире кроме меня и кагебистов никого не было.
Обыск начали с большой (18 кв.м) комнаты (еще была маленькая комната 6 кв.м.). Кагебисты разделили ее на площадки по 1.5 - 2 кв.м. и тщательно обследовали каждый свой участок, перебирая каждую бумажку, осматривая каждую вещь. А затем обыскали малую комнату, кухню и туалет. В 7 часов вечера после работы пришла жена. Ее также как и меня посадили на стул и запретили переговариваться. Обыск продолжался до часу или двух ночи. Несколько раз звонил телефон , но подходить к нему не разрешали. Как только он смолкал, один из кагебистов подходил снимал трубку и на станции, видимо, ему говорили, откуда звонили.
2. Запрещенная, обычно машинописная литература, циркулирующая в СССР.
Были и приятные моменты. Ни один из тайников не был найден. Кроме того, кагебист не посмотрел в один из карманов, где была записная книжка. Перед уводом я попросился в туалет и, оставшись на миг один, засунул ее под белье. Минуту спустя кагебист открыл дверь туалета и не спускал с меня глаз, а после моего выхода еще раз обыскал туалет. Но записной книжки не нашел.
Меня взяли плотно под руки двое кагебистов и вывели из квартиры. Прямо у подъезда стояла "Волга". Была ночь и кругом не было ни души. Посадили на заднее сиденье. С боков сели двое кагебистов и машина тронулась.
С грустью я смотрел на ночную Москву. Когда ее увижу вновь и увижу ли вообще?
Здание КГБ в центре Москвы. Во внутреннем дворе есть специальная тюрьма куда привезли А. Болонкина.
Машина подошла к задней стороне мрачного здания КГБ на площади Дзержинского. Со скрипом открылись ворота и мы оказались в боксе между двух ворот. Краткий допрос в кабинете Горшкова: "Откуда антисоветская литература?" - "Купил у незнакомого человека" - и снова в машину.
Пришел надзиратель. Раздели до гола, тщательно обыскали всю одежду (как я был рад, что записную книжку спрятал дома). Забрали ремень, все металлические предметы (не положено!). Пришла женщина. Нагнитесь. Раздвиньте. Заглянула в зад. " И там ищите запрещенную литературу" - не утерпел я. "К чему пустые разговоры" - каким-то обыденным, привычным тоном буркнула она.
Меня провели в грязный душ. Все мытье продолжалось 10 минут. Мне выдали тощий матрац, простыню, тонкое застиранное одеяло и отвели в одиночную камеру.
Через час кормушка вновь с грохотом открылась и чья-то рука засунула жестяную миску с овсом, сваренным в воде. Вкус овсянки был противен. Есть ее я не смог. Тошнило. Тоже повторилось в обед и ужин с той разницей, что овес был заменен сечкой, а в обед дали еще миску баланды (вода с капустой). Есть эту "пищу" я смог съесть только спустя несколько дней, когда основательно проголодался. И все полтора года своего пребывания в Лефортово мучился с желудком.
Камера представляла собой небольшую комнату примерно 2х3 метра. Три железных топчана, сваренных из листового и уголкового железа, стояли вдоль стен. Посредине наглухо вделанный в пол столик. В углу унитаз, маленькая раковина с холодной водой, на стене полочка. Вверху в углублении потолка за решеткой мощная, иногда выключаемая только днем, лампочка. В одном конце дверь с застекленным глазком и кормушкой, в другом - маленькое окно под потолком, заделанное решеткой.
Спать на железном топчане и тощем 1 см матрасе оказалось очень жестко. По 5 - 10 раз за ночь приходилось просыпаться , ворочаться с боку на бок, оттирать затекшие места. Как я понял впоследствии сделано это было специально. Я уже пытался потом складывать матрац пополам вдоль. Но он был узкий. Ночью я постоянно скатывался на железные полосы. Складывал и поперек. Было коротко для туловища, а о ногах я уже не говорю, как их не подгибай, а с железа не уберешь. КГБ не обхитришь. Все отработано на миллионах жертвах, прошедших через кагебистские застенки.
Решил выяснить: есть ли кто за стенкой - стукнул раза два ложкой по крану. Тут же с грохотом открылась кормушка: "Еще раз стукнешь, сядешь в карцер!" - рявкнул надзиратель.
Десять суток меня продержали в одиночной камере. Раза 3 - 4 за это время вызывали на допросы, пытались выяснить откуда у меня запрещенная литература.
3. Аресты подельников.
Валерий Балакирев, 1940г рождения, окончил Московский институт стали и сплавов и несколько лет работал преподавателем московского вечернего металлургического техникума. Познакомил меня с ним в 1970г Юрий Юхновец.
Владимир Шаклеин - инженер Московского треста по обслуживанию электростанций учился вместе с Балакиревым и был его другом. Познакомил меня с ним Балакирев.
Юрий Юхновец раньше учился в Московском университете на филологическом факультете. За интерес к запрещенной литературе был исключен из университета. Работал грузчиком в одном из мебельных магазинов. Познакомился я с ним в 1970г во время перевозки мебели.
Сергей Заря - студент 2-го курса пединститута. В Москву, как он объяснил, приехал с целью перевода в столичный вуз и говорил, что он уже договорился в Московском пединституте. Познакомил меня с ним один доцент, порекомендовав его как человека, интересующегося самиздатовской литературой.
Рыбалко - друг Зари и с ним я не был знаком.
Дело ограничилось проработкой на собрании по месту работы со злобными выступлениями одних и тайными сочувствующими взглядами других тех, кто был знаком с подобной литературой.
Сергей Заря во время учебы в Донецком пединституте пытался организовать какую-то группу националистического толка. Попался. Написал под диктовку КГБ торжественное Обязательство больше эти не заниматься. При переписке Обязательства в последней фразе "Обязуюсь бороться за коммунистическое будущее" заменил слово "коммунистическое" на слово "светлое" будущее Кагебист вначале не заметил подмены, но, получив нагоняй от начальства, набросился с бранью на Зарю: "За светлое будущее все борются, а нам надо, чтобы ты боролся за коммунистическое будущее!"
Некоторые из запрещенных произведений он дал почитать своей жене - женщине вздорной и глупой. Та потащила их на работу похвастатся перед подругами. Потом вспомнила, что у одной из подруг дядя работает в КГБ, прибежала домой и в панике сожгла всю литературу. Когда ее дернули в КГБ, она заложила своего мужа и высказала предположение, что литература получена от меня. О вызове в КГБ мужу ничего не сообщила. Обыватель в СССР запуган настолько, что готов продать и предать собственную семью.
Возможно, что квартира моего соседа - сотрудника МВД - была использована для наблюдения за дверью и посетителями моей квартиры, а соседям и лифтерам дано указание запоминать посещающих меня лиц.
Выкрутился он благодаря предательству. В подготовке побега ему помогал один видный украинский националист, фамилию которого я, к сожалению, забыл, и которого очень долго искали кагебисты. Он помог ему деньгами, дал карту, пистолет, адреса. Его то и решил заложить Грицай. Намекнул кагебистам, что знает о местонахождении этого националиста, его долго обхаживали, надеясь выудить эти сведения при помощи стандартных туманных обещаний и, наконец, прокурор лично клятвенно заверил его, что ему заменять статью 64 УК РСФСР (измена родине, срок от 10 до15 лет плюс 5 лет ссылки, или смертная казнь) на статью незаконный переход границы (максимальный срок до 3-х лет).
Грицай, выдал своего покровителя, дав все адреса, где тот мог быть. Националиста арестовали, а Грицая оставили в Лефортовской тюрьме в должности стукача и подсадной утки. В этой должности он к моменту моего заключения подвизался уже года полтора и благодаря своему усердию, отличной памяти, красноречию и некоторым актерским данным достиг большого успеха. Потом мне рассказывали, что КГБ год бился над одним арестованным - директором крупной фабрики, пытаясь узнать, каким образом тот получал крупные суммы. К нему в камеру подсадили Грицая и тот несколько месяцев ухаживал за ним, изображал его лучшего друга, пока не выведал суть махинаций, которые по бухгалтерским документам было невозможно установить. Постепенно Грицай стал королем среди обширной армии стукачей Лефортовской тюрьмы. Как я узнал уже в лагере, до меня его подсаживали к Илье Глейзеру (которого посадили за возмущение клеветой советских газет об Израиле), где Грицай изображал из себя лучшего друга еврейского народа.
Продержали меня с Грицаем месяцев шесть. Все это время он усердно меня обхаживал, изображая из себя заботливого друга, ненавистника коммунистического режима и опытного заключенного. Однако выудить из меня ему ничего не удалось, не смотря на то, что первые два месяца, подобно большинству, попавшему впервые в советскую тюрьму, я находился в шоковом состоянии. Помогло простое правило, которого я придерживался всегда: никому и никогда не говорить ничего такого, что знать ему не обязательно. Позднее в лагере я узнал, что это правило было у украинских националистов сформулировано более кратко: не говори кому можно, а говори кому нужно. Кроме того, в отношении Грицая у меня появились подозрения, которые росли по мере общения с ним. И детали разговора с ним, которые становились известны КГБ. И то что он подонок как я вскоре понял. А негодяям я вообще не доверяю. А также некоторые странности его поведения. Например, нам всем приходили переводы по 10 рублей от родственников на ларек. Грицаю такие переводы никогда не приходили. Тем не менее, на счету у него была солидная сумма, которая росла. Когда нас заставляли расписываться на личном счете за расходы на ларек, Грицай всегда старался встать у кормушки так, чтобы загородить свой счет. Как я узнал позднее КГБ своим штатным стукачам начисляло по 15 рублей в месяц. Учитывая расходы 10 рублей на ларек, заработок стукачей составлял всего 5 рублей в месяц. Недорого же ценят коммунистические правители своих верных псов.
Вспоминается и другой случай, когда мне стали сообщать стуком через стенку из соседней камеры, что то касающееся Грицая. Как он разнервничался и грубыми ударами в стенку спровоцировал вызов надзирателя.
Этот узбек был как бревно. Интересовался только женщинами и деньгами. Надоедал нам своими рассказами о своих сексуальных победах, достигаемых ресторанами и деньгами. Был он толст, безобразен и непрерывно портил воздух так, что в камере нечем было дышать.
Проблема воздуха очень острая в камерах. В таких клетках по норме положено два метра на человека. Кормят плохо и все мучаются желудком и газами. Один из моих сокамерником перед спуском газов обычно подносил к заду спичку. Пламя иногда поднималось выше головы , а однажды на нем загорелась одежда. При использовании такого метода запаха сероводорода почти нет, но появляется более слабый запах чего то горелого.
Когда узбек спал днем, то Грицай сидел недалеко от него наготове со списками и спящий узбек напоминал огнедышащий вулкан. Узбек - бывший директор вагона - ресторана. Он за крупную сумму под видом практиканта завез в пограничную зону Средней Азии человека, который попался при переходе границы.
На допросы меня вызывали 2 - 3 раза в неделю. Все они относились к литературе, изъятой у меня и моих подельников. И, прежде всего, к издаваемому мною с Балакиревым общественно-политическому самиздатовскому журналу "Свободная Мысль". До ареста мы сумели выпустить два номера и подготовить третий.
2. К итогам выполнения 8-го Пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР.
1966-1970 годы.
4. Фотография как метод размножения документации.
6. Новости литературы.
Во второй номер были включены работы:
2. Азбука конспирации.
3. Здравоохранение в СССР и зарубежных странах.
4. Гектография*.
5. Краткие сообщения.
-------------------------------------------
Как же можно считать пятилетний план успешно выполненным, задавал я вопрос в этой работе, если из 47 показателей выполнены только три? И затем приводил цитаты из советских газет, где говорилось: "Только под мудрым руководством коммунистической партии, смогли мы не только выполнить, но и перевыполнить 8-ой пятилетний план".
Я вспоминал собрания на нашей кафедре, посвященные выполнению и перевыполнению очередного пятилетнего плана и удивлялся тому как преподаватели и ученые мужи важно слушали и повторяли утверждения пропагандистов. Никому в голову не приходило взять старые директивы, сообщения ЦСУ и проверить самому. Никто не предполагал, что лож может быть такой наглой и циничной. Собственно натолкнуло меня на такую проверку одно упоминание в самиздатовской литературе о том, что по многим показателям первый пятилетний план не был выполнен.
После этого я решил проверить выполнение Программы строительства коммунизма к 1980г, принятую ХХII съездом КПСС. На этом съезде в 1961г были заданы контрольные цифры того, что будет иметь СССР в 1970 и 1980 гг. 1970г прошел, данные по нему были опубликованы и за первое десятилетие строительства коммунизма можно было подвести итоги.
Здесь выявилась вообще ужасающая картина. Ни по одному показателю намеченные контрольные цифры не были выполнены. План прироста в лучшем случае был выполнен на 15% .
И вообще я стал подозревать, что основные контрольные цифры ни по одному из советских пятилетних планов не были выполнены. Рост, конечно, был, но он был далеко не таким, как его планировали и каким представляла коммунистическая пропаганда.
Под предлогом научной работы я оформил в МВТУ специальное письмо в этот спецфонд. Оно давалось на текущий год и ежегодно должно было возобновляться.
Самое же главное, здесь оказались отчеты ряда институтов (в частности, им. Семашко) и ЦСУ со статистическими данными, публикуемыми во всех странах, но закрытыми в СССР. Это данные о состоянии здоровья населения, венерических заболеваниях, пьянстве, безработице, тайных налогах на предметы первой необходимости.
Вообще работа этого спецхрана была организована по типу советских секретных отделов. В частности, с литературой можно было знакомиться только в двух спецкомнатах, выдавать ее должны были только по тематике, указанной в ходатайстве учреждения и т.п.
Работа эта получилась очень обширная , хотя содержала просто статистические сведения о жизненном уровне СССР, США, ФРГ, Англии, Франции и др. стран.
Ее пришлось разбить на 5-ть выпусков по 40-50 машинописных листов каждый.
Как я помню, названия у них были такие:
- -- Сравнение жизненных уровней трудящихся СССР в настоящее время и России до революции.
- -- Сравнение жизненного уровня трудящихся СССР и основных капиталистических стран (заработки и цены).
- -- Социальное обеспечение в СССР и в капиталистических странах (организация социального обеспечения, пенсии и сравнение их покупательной способности).
- -- Здравоохранение в СССР и капиталистических странах.
- -- Народное образование.
- -- Жилищные условия. Другие вопросы уровня жизни.
При сравнении по годам обучения процент учащихся до 8 лет обучения совпадал, поскольку в СССР в то время существовало обязательное 8-летнее обучение. Но дальше появлялся разрыв, который становился катастрофическим, когда количество лет обучения достигало 16 - 20. СССР готовило кандидатов и докторов наук в сотни раз меньше, чем Соединенные Штаты.
В этом приказе давались рекомендации, как и кого вербовать (секретари, лифтеры, дворники и т.п.), как встречаться осведомителям с сотрудниками ЧК на конспиративных квартирах, как писать доносы под кличками, как оплачивать осведомителей, как избавляться от них, когда они стали ненужными.
В выписке перечислялись сведения, запрещенные к опубликованию в СССР. Из обширного списка я записал только некоторые:
1) Запрещено публиковать местожительство, состав семьи, маршруты поездок, места
остановок и предполагаемых выступлений членов ЦК.
3) Запрещено публиковать сведения о стихийных бедствиях, неурожаях, падеже скота и т.п.
4) Запрещено публиковать сведения о потерях советских войск в отдельных операциях всех
И многое другое. Например, запрещено публиковать расположение и напряженность электромагнитного поля, радиационной обстановки, расположение и мощности залежей полезных ископаемых.
- Запрещено публиковать о ловле рыбы советскими судами в международных водах некондиционными сетями.
Выходит, что СССР попирает международные соглашения и ловит рыбу сетями с некондиционными (т.е. уменьшенными) ячейками!
Вообще, когда почитаешь этот советский документ, то выходило, что "хозяевам советской земли" не положено знать ничего, кроме коммунистической пропаганды.
1. Мемуары Никсона, Аденауэра, Де Голля (Мемуары Де Голля, не те урезанные, изданные
3. История КПСС (перевод с немецкого, автор, кажется, Вилли Шандорф).
коммунистами и изданная на Западе. Здесь с ней можно было знакомиться только
партийной верхушке.
Для ведения следствия по нашему делу (номер этого дела, как я помню, был 383) была создана следственная бригада из 10 - 12 кагебистов под руководством капитана Трофимова А.В. В ее ведении было 6 арестованных: я, Балакирев, Шахлеин, Юхновец, Заря и Рыбалко.
Дело Давыдова вскоре было выделено и передано Ленинградскому КГБ. По словам Трофимова Ленинградское КГБ прямо зубами вырвал дело на Давыдова себе (видимо им вообще нечем было заняться, а премий и наград очень хотелось).
Вначале непосредственно ко мне был приставлен следователь Горшков С.Н.- бывший судья, хвалившийся тем, что когда он был судьей, то всегда давал максимальные сроки. Однако вскоре его заменил сам Трофимов, ведший меня до конца следствия. Это была какая-то мокрая, скользкая личность, готовая фабриковать, что угодно, лишь бы выслужиться перед начальством. Семейный человек, отец двух детей Трофимов однажды признался, что прежде чем ложиться в постель с девочкой он смотрит по картотеке КГБ, а как она относится к советской власти.
Время от времени появлялся начальник следственного отдела полковник Коньков Н.М., изображая из себя некого благодетеля, неустанно пекущегося о благе подследственных (разумеется, за чистосердечное раскаяние). Как-то он проговорился, что во времена Берия лично участвовал пытках и сожалел, что сейчас иные времена и работа у них затруднена.
Вообще за время следствия мне пришлось повидать много следователей и работников КГБ. Все они отличались каким-то умственным убожеством, ханжеством, взаимной подозрительностью. Все как попугаи повторяли газетные утверждения и указания начальства и меняли свои "мнения" со скоростью пропаганды. Характерно, что никогда мне не приходилось встречать и даже слышать о сотрудниках КГБ - евреях. Видимо Андропову нельзя отказать в полном антисемитизме.
Основные психологические приемы:
"Будете говорить Болонкин или нет? Ах, нет! Ну, тогда пеняйте на себя!" Он вскочил и побежал звонить в другую комнату.
"Хорошая" камера ШИЗО. Она имеет маленький умывальник и затычку туалетного
отверстия. Не видно также торчащих болтов на откидных нарах (Пермь N36). В камерах, где более года (400 суток) продержали Болонкина, в качестве туалета использовалась огромная железная никогда не мытая вонючая параша с засохшими фекалиями -часто обычная 200-литровая железная бочка.
Глот заимел машину, квартиру, переправил несколько бриллиантов в Израиль и решил туда поехать сам. С собой захватил один из бриллиантов. При таможенном досмотре у него его нашли. Нет бы упереться, что он его нашел или подарила умершая бабушка или еще что-нибудь в этом духе! Тогда при всем желании ему не могли бы ничего сделать. Так он клюнул на обычную наживку кагебистов: угрозы сгноить в тюрьмах и клятвенные обещания, что ему ничего не будет, если он все чистосердечно расскажет.
Глот выдает всех своих сообщников, их деяния, покупателей, выворачивается буквально наизнанку. Сидевшие вместе с ним рассказывали как он бегал по камере, схватившись за голову, и бормотал: "Ну, кого я еще забыл?"
В подобных делах оказалась замешанной буквально вся небольшая алмазная фабрика. Брали партиями человек по 30, с набором и обучением новых сотрудников, чтобы не останавливать производство.
На суде же ему заявляют, что он достоин смертной казни, но, учитывая его чистосердечное раскаяние, ему заменяют ее на максимальный срок заключения - 15 лет.
Молодой парень 22 -х лет сразу заявил, что его мужское достоинство 22 см и развлекался воспоминаниями о своих сексуальных похождениях. Ранее он служил в пограничных войсках на Дальнем Востоке и много рассказывал о ловле лиц, бегущих из социалистического рая.
Процесс его состоялся, он получил 6 лет и был, как я теперь уверен, оставлен в Лефортово, в качестве стукача, хотя официально ждал кассационного решения.
По-видимому, кагебисты при ведении финансовых дел получали какие-то премии и награды в зависимости от взыскиваемой суммы, т.к. они становились просто бешеными в начислении иска. Мало того, они конфисковывали все имущество и оценивали его очень низко (чтобы их сотрудники могли купить его за бесценок в закрытом магазине), они навешивали на подсудимого иск, часто исчислявшийся десятками и сотнями тысяч рублей. Учитывая символическую плату за каторжный труд в советских концлагерях, погасить подобные иски было невозможно за тысячи лет. Правда такие крупные иски относились только к валютчикам и крупным делам, которые вело КГБ и число которых невелико. За время этапирования в Сибирь я повидал сотни уголовников, мелких воришек, жуликов и хулиганов, сидевших за украденную банку консервов или бутылку водки. Их иски редко превышали сотню рублей. Но даже выплата таких небольших исков при ничтожной оплате труда заключенных растягивалась на многие годы.
В плотную к тюрьме примыкает 3-х этажный следственный корпус. В нем расположены следственные отделы Управления КГБ по Москве и Московской области и по слухам следственный отдел Общесоюзного Управления КГБ. Вплотную к тюрьме примыкает корпус, в котором расположено Управление тюрьмы.
Выводят в колодцы покамерно примерно на 1 час ежедневно. Система передвижения построена так, чтобы заключенные разных камер никогда не видели и не встречали друг друга. В центре тюрьмы стоит регулировщик с флажком, который дает разрешение на вывод заключенного из камеры только в том случае, когда все остальные заключенные закрыты в камерах. За 1,5 года пребывания в Лефортовской тюрьме я лишь однажды случайно встретился с Балакиревым и сопровождающие нас тюремщики-конвоиры тут же нас быстро развели.
Однажды парикмахер забыл бритвенный прибор в нашей камере и не мог вспомнить в какой камере он его оставил. О Боже, что тут началось. Вначале тюремщики обошли все подозреваемые камеры, спрашивая, не был ли у вас оставлен станок. Мы, конечно, сказали нет и тщательно его спрятали. Потом пошли по камерам с обысками. Перевернули все вверх дном и после нескольких часов поиска - нашли. Жаль, что мы не выбросили его в форточку или не сдали вместе с грязным бельем (был как раз банный день). Это ЧП они обсуждали несколько месяцев.
Вообще обыски в камере проводили примерно раз в месяц. Казалось бы, что искать у людей, которые наглухо замурованы и отрезаны от всего мира. Просто тюремщики не доверяют даже своим сотрудникам.
В конце мая 1973г мне было объявлено, что следствие по нашему делу закончено и представили предварительное обвинительное заключение. Меня обвиняли по ст.70 ч.1 Уголовного Кодекса РСФСР в особо тяжком государственном преступлении: в хранении, размножении и распространении так называемой антисоветской клеветнической литературы, под которой понималось все, что не было угодно властям. Громкими ужасными фразами обвинялось обыкновенное человеческое желание выслушать обе стороны и составить собственное мнение. Если ты выпросил у друга почитать неугодную властям книгу (например, Солженицына или Сахарова), значит, ты хранил антисоветчину и клевету. Если ты сделал оттуда для себя выписки, сфотографировал или перепечатал на машинке понравившиеся места, то ты размножал контрреволюционную литературу, если ты дал почитать какое-либо произведение своему другу - значит, ты распространял враждебную пропаганду и клевету. Человеку приписывалось, что тем самым он хотел подорвать советскую власть и коммунистический режим.
Вообще когда неопытный человек читает эти общие обвинения, у него создается впечатление об ужасном преступлении, негодяе, прислужнике фашизма, ставившим своей целью ниспровергнуть существующий режим и вернуться к капитализму или царизму. Разумный же человек сразу анализирует конкретную часть - всю искалеченную, перевранную и раздутую. Тем не менее, видно, что людей сажают ни за что. Недаром после судебного фарса у политзаключенных отбирают обвинение, приговор, кассационное определение. А у тех у кого их оставляют, вырезают печати, подписи, чтобы в случае огласки заявить, что все это ложь и клевета. Они отлично сознают, что творят и кто настоящие преступники.
Кагебистам надо было как-то объяснить откуда в их идеальном обществе появляются такие как Болонкин и в обвинении было записано, что это явилось якобы результатом систематического прослушивания зарубежных радиостанций "Голос Америки", "Би-Би-Си", "Немецкая Волна" и др. В подтверждении приводились результаты "экспертизы", что на моем купленном в советском магазине радиоприемнике, прием этих радиостанций возможен. Эксперты только "забыли" упомянуть, что прием радиостанций очень сильно зависит от антенны, высоты ее расположения, экранировки другими зданиями и других факторов. А главное он просто невозможен из-за мощных глушилок, расположенных повсюду в стране, а особенно в Москве. Радиоприемник, подключенный к мощной антенной системе КГБ со специальными фильтрами (ибо КГБ также прослушивает и записывает все иностранные передачи на русском языке), принимает совсем иначе, чем в моей квартире на первом этаже с комнатной антенной, когда кругом стоят многоэтажные дома с металлическим каркасом, а рядом глушилки. К сожалению, прием в моей квартире был очень плохим. В то же время, у Балакирева, жившего на десятом этаже в другой части города, он был терпимым и я часто узнавал новости у него.
В обвинении (а затем и в приговоре) в полном противоречии с русской грамматикой и названиями документов, слова в заголовках многих неугодных КГБ произведениях, написанные с большой буквы, писались со строчной буквы. Зато кагебисты никогда не забывали писать слова КГБ, КПСС с заглавных букв.
В это время коммунистические диктаторы готовились к очередному фарсу - так называемому конгрессу миролюбивых сил - сборищу своих холуев. Наш групповой процесс был им очень не кстати. Готовилось раскаяние Якира. Поэтому было дано указание как-то спустить это на тормозах. Дело было разбито на ряд более мелких дел. Выделили и передали в Ленинград дело Давыдова Г.Д. и Петрова В.В., выделили дело Зари и Рыбалко, выделили дело Шахлейна В. и Юхновца Ю. Таким образом, в первоначальном деле остались только я и Балакирев В. В обвинении говорилось о моем плохом поведении на следствии и о хорошем поведении Балакирева, который, как было сказано, "своим поведением способствовал всестороннему и полному раскрытию преступления". Стало ясно, что Балакирева прикрепили ко мне для обличения на суде. Другие были освобождены под условие, что они дадут на суде нужные КГБ показания. Заря и Рыбалко были освобождены в феврале 1973г. В отношении Юхновца коммунистические врачи - психиатры вынесли заключение, что в мае 1972г., когда Юхновец распространял листовки и когда никто из них его не наблюдал, он был психически ненормальным, а теперь после года пребывания в тюрьме КГБ, он здоров. В июне 1973г на основании этой "экспертизы" Юхновец был освобожден и поставлен на психиатрический учет. Его предупредили, что в случае неугодных КГБ действий или отказа от своих показаний, его посадят в тюрьму -психбольницу.
Кагебисты очень торопили при ознакомлении с делом, угрожали, что лишат этого права. На все 20 томов (по 500 листов в каждом) было отведено 3 дня. Все выписки, сделанные из дела, впоследствии были отняты, в дело не были включены многие мои заявления, показания свидетелей и документы неугодные следствию. Как я уже упоминал вопрос, где клевета вообще не рассматривался, а тем более не доказывался вообще. Расследовалось только, кто кому и что дал почитать, откуда это достал и какие сделал выписки.
После погрузки начался шмон и перетасовка внутри камер. Меня как особо опасного государственного преступника, перевели в отдельную маленькую камеру, рассчитанную на двух человек. В пути, в зависимости от необходимости подсаживали от 1 до 4 уголовников. По сравнению с другими я ехал с "комфортом".
В туалет водили 2 - 3 раза в сутки по расписанию и по одному. Просьбы о туалете раздавались непрерывно, люди вынуждены были оправляться прямо в камерах. Наиболее опытные специально брали с собой для этой цели пластиковый пакет.
Меня временно поместили в камеру ожидания. В полу в углу урчал унитаз. Прямо из него был выведен кран для питья. Стены камеры были заляпаны специальным ноздреватым цементом. Тем не менее, они все были исписаны. Тысячи фамилий, имен, проклятий заполняли их. Сколько же людей побывало здесь? Ведь каждый год стены, замазывают цементом, белят. И каждый год они сплошь заполняются новыми именами. Как я узнал позднее - это были Кресты - знаменитая Ленинградская тюрьма, поглотившая тысячи и тысячи невинных жертв.
В камеру поместили одного. Она оказалась такая же как в Лефортово. Только система вызова надзирателя была усовершенствована. Заключенный дергал рычаг. Звякал звонок, с наружной стороны флажок принимал горизонтальное положение.
Я попытался надуть ленинградских тюремщиков, записался на прием к начальнику тюрьмы майору Гришину, что в Лефортово у меня была диета. Фокус не удался. Оказалось, что моя медицинская карточка была прислана со мной.
Следствие продолжалось максимально возможный срок 9 месяцев. После предъявления окончательного обвинительного заключения в конце июня 1973 года, согласно уголовно-процессуального кодекса, суд должен был состояться в течении месяца. Но в конце октября правящая хунта наметила в Москве сборище своих холуев - так называемый конгресс миролюбивых сил и наш процесс был им очень некстати. Понимая это, я стал требовать проведения суда в установленный законом срок. На мои заявления и жалобы просто не отвечали.
Впоследствии уже после суда я узнал, что это была обычная тактика (как и прикрепление раскаявшихся в виде подельников-обличителей), и применялась к политическим арестантам, в отношении которых не было уверенности, что они будут вести себя в духе угодном КГБ и не испортят судебный спектакль.
20 ноября 1972г меня с Балакиревым в наглухо закрытом воронке в отдельных боксах привезли в Бабушкино. Воронок подогнали к самому входу Бабушкинского райсуда, Расстояние до входа было не свыше 2 метров. Я только сумел заметить вывеску около дверей как меня уже ввели в здание. Мы поднялись на третий этаж. На каждом пролете лестницы стояли кагебисты в штатском с красной повязкой, изображая из себя то ли дежурных, то ли дружинников. Нас вначале разместили в комнате под охраной кагебистов, а потом провели в небольшой судебный зал, где помимо судьи, двух заседателей (за три дня они не проронили ни одного слова), прокурора и защитников, родителей Балакирева, моей жены и сестры, находились 9 типов в штатском. Балакирев говорил в последствии, что многих из них он видел в КГБ. Мать и отец Балакирева пожилые люди - мало что понимали в политике и тяжело переживали за сына. В дверях стоял кагебист с красной повязкой, изображая из себя некого распорядителя или коменданта. Я вспомнил охрану у входа в суд, "дежурных" на каждом этаже в коридоре и понял насколько крепко мы забаррикодированы.
Жена говорила мне впоследствии, что Андрей Дмитриевич Сахаров дважды пытался пройти на наш процесс, но оба раза его не пустили.
Жену мою удалили из зала суда до начала судебного разбирательства под предлогом допроса ее как свидетеля, хотя из материалов следствия было видно, что о моей деятельности ей ничего не известно. В приговоре она даже не была упомянута. Сестру мою оставили только потому, что она полностью глухая. Вследствие этого дефекта она стала газетной наркоманкой, искренне верила во всю коммунистическую блевотину и меняла свои мнения со скоростью пропаганды. Весь судебный спектакль она принимала за чистую монету с наивностью ребенка дошкольного возраста. Правда позднее она делала все, что в ее силах, помогая мне.
Очень противным было выступление Сенюковой. Она дрожала от страха за себя, ревела, сообщила суду, как она хорошо меня встречала, угостила даже испорченными сардельками, от которых отказалась ее дочка, а я такой негодяй дал почитать ее мужу (в ее отсутствие) эту самую литературу.
Муж ее также оказался на "высоте", подтвердил нужные КГБ показания о том, что я якобы давал читать ему журнал "Посев" N5 за 1970г (что было неправдой!). Я попросил следствие узнать у него названия статей, которые он там прочитал, описать внешний вид журнала. И хотя ни названия, ни содержания, ни описания внешнего вида он сделать не смог (не могли же кагебисты, в самом деле, ему доверить ознакомление с журналом!), тем не менее, этот эпизод был вменен мне.
Георгия Давыдова же вызвать в суд от казались под предлогом отсутствия времени для этапирования. Пять месяцев подготовки суда им было мало. Для вызова его жены времени хватило. Видимо, боялись, что он им подпортить спектакль.
Тем не менее я заявил на суде, что не преследовал цели подрыва или ослабления советской власти, а как человек и ученый хотел только выслушать обе стороны и составить собственное мнение о существующем строе и улучшить его.
Аналогичная история с некой Смирновой В.П., вместе с которой я якобы переписывал на пишущей машинке антисоветские произведения. Эту женщину хоть вызвали в суд и она подтвердила, что видит меня впервые. Однако это не помешало судьям оставить в приговоре этот эпизод обвинительного заключения.
Хранение литературы у Макаревского в закрытом чемодане и заклеенных папках по каждому произведению было записано как передача для ознакомления Макаревскому, хотя из материалов дела было видно, что Макаревский в чемодан и папки не заглядывал и изъяты они были в запечатанном виде.
1. Концлагерь ЖХ-385/17а
В середине марта 1974 года мне было объявлено решение кассационного суда: приговор - утвердить, изъятые при обыске деньги 122 рубля - вернуть.
Но исполнять постановление им было некогда. За мной пришел воронок и охрана его не могла долго ждать, до отхода поезда им надо было объехать немало тюрем. Не знаю, послали ли тюремщики свое постановление вслед за мной в концлагерь, но в концлагере о нем мне ни разу не напомнили.
Я стал говорить старшине воронка, что болен и не могу ехать. Старшина пытался что-то сказать тюремщикам, но те на него разорались и стали тыкать мою сопроводительную карточку, где тюремные эскулапы написали, что я здоров. Как обычно такое заключение дали даже не вызвав, не осмотрев меня, не поинтересовались самочувствием.
Тщательно скрывалось и место назначения. В дальнейшем я убедился, что подобная практика была стандартной.
Такой ответ ему был не привычен и явно не понравился. Он направился ко мне с явным намерением избить.
"Смотри, я политический - жаловаться буду" - предупредил я его.
Я потерял сознание, а когда очнулся, застонал. Камеры в вагоне все расположены с одной стороны так, чтобы заключенные разных камер не могли видеть, ни передать что либо один другому. С других камер закричали: "В чем дело?" И когда я объяснил, поднялся страшный шум, особенно кричали женщины. Шум был такой, что казалось еще немного и вагон развалиться.
Днем поезд прибыл в Потьму. Около трех-четырех десятков заключенных и меня в их числе выгрузили и сдали местным тюремщикам. Нас погрузили в воронки и отправили в местную тюрьму.
Это было маленькое темное облезлое одноэтажное здание. Большая часть камеры была занята широкими деревянными, двухярусными нарами. Внутри была неописуемая грязь. В углу вонючая параша. Уголовников в подобные камеры набивали по многу десятков человек. Тигровая клетка для прогулок представляла небольшую площадку 3х3 метра, обнесенную высоким сплошным забором, и натянутой сверху сеткой и колючей проволокой.
Однако обыск при помещении в концлагерь имел особенность - все гражданские вещи, кроме некоторого количества нижнего белья, отобрали. Мне выдали арестантские телогрейку, ушанку, ватные брюки, кирзовые сапоги, хлопчатобумажный арестантский костюм (куртку и брюки), нижнее белье и заставили за все это расписаться. Многое было не моего размера и мне было не нужно. Только потом я узнал, что за все это затем вычитают из заработка, а поскольку он мизерный, то расчет затягивается на много месяцев, а то и годы.
Теперь я не отличался от заключенных и по одежде. С собой разрешили взять только трусы, майки, мыло, зубную щетку, некоторые продукты.
Восстановленный концлагерь N35 в Пермской области для политических заключенных.
Основным было швейное производство. Здесь работали почти все заключенные. Шили рабочие брезентовые рукавицы. Норма была 90 пар за смену. Иногда заставляли шить матерчатые перчатки. Но это получалось не у каждого и выполнить норму на них было трудно.
Раз в месяц по разрешению начальства можно было отовариться в ларьке на 5 рублей. Ассортимент был строго определен и редко соблюдался. Это маргарин, овощные либо рыбные консервы, конфеты (за исключением шоколадных ли в шоколадной оболочке) - обычно подушечки, печенье, спички, трусы, конверты, тетради, карандаши. Очень редко (раз в два - три месяца) в ларьке бывало сливочное масло и один - два раза месяц пшеничный хлеб. Работал ларек 1 - 3 раза в месяц. В нем никогда не было (а точнее было запрещено продавать) сахара, молока, молочных консервов, яиц, мяса или мясных консервов, сухофруктов. Продавались обычно залежалые товары, которые не желали брать даже привыкшие ко всему советские трудящиеся с просроченными сроками хранения. Да и получить ларек было не просто. Его обычно лишали за какие-нибудь сфабрикованные "нарушения". Во всяком случае я отоваривался в ларьке не более 3 - 4 раз в году. Заключенным перевыполнявшим норму полагалось еще 2 рубля в месяц на отоваривание. Но их также могли лишить за "нарушение". Через каждые 6 месяцев можно было получить бандероль весом не более 1 кг., а после половины срока раз в год посылку весом не более 5 кг. Ассортимент тот же, что и в ларьке. Неположенные продукты: кофе, какао, сухое молоко, яичный порошок, сухофрукты, топленое масло и т.п. конфисковывались или отправляли обратно. Для отсылки обратно использовались и всякие формальные и почтовые причины, например, ничтожное превышение веса. Таким образом бандероли и посылки отфутболивали обратно у меня, например, по три-четыре раза. В итоге указанный промежуток между бандеролями и посылками увеличивался на несколько месяцев, ибо срок исчислялся со дня получения последней посылки или бандероли.
- "А где положенное место?" - спросил я у ребят.
- Его нет. Советуем класть вещи в подушку или в наволочку матраца. В этом случае формальность будет соблюдена.
Наиболее выдающейся фигурой среди украинцев был Вячеслав Черновил. Бывшего журналиста внаглую, не имея никаких доказательств, обвинили в причастности к изданию "Украинского вестника" - самиздатовского журнала, наподобие московской "Хроники" информировавшего о репрессиях на Украине. Единственным "доказательством" его вины служила "экспертиза" коммунистов-филологов, что подобную информацию в "Вестнике" мог написать и Черновил. Ему дали 6 лет концлагерей строгого режима и 3 года ссылки. Это был живой, жизнерадостный и деятельный человек, с которым приятно было иметь дело. Как и все украинцы он стоял за отделение Украины от СССР. Перед отправкой из Украины, он написал заявление, что разговаривать с администрацией будет только на украинском языке и его решили отправить в ЖХ-385/17а, где начальник отряда украинец Зиненко еще немного помнил украинский язык.
Среди евреев наиболее значительной фигурой был кандидат биологических наук Илья Глейзер. Возмущенный наглой ложью коммунистической пропаганды об Израиле, он написал в советские органы анонимный протест. Его обвинили в антисоветской агитации. "Кого же я агитировал?" - спросил обвиняемый. "Но секретарь, которая вскрыла письмо -читала его" - был ответ властей. Ему дали 3 года концлагерей строго режима и 3 года ссылки. Фактически же его посадили за желание выехать в Израиль.
Евреи имели, пожалуй, наиболее ясную перспективу перед собой. Их главной целью было переселение в Израиль. И после всемирного скандала, вызванного их процессом, они не сомневались, что после отбытия срока им дадут выезд. Во время пребывания в концлагере они старались сохранить здоровье, добыть продукты, делали по утрам зарядку. Не всегда участвовали в протестах, старались меньше конфликтовать с начальством. Это порой вызывало нарекания других пз/к. Евреям оказывалась большая поддержка со стороны Израиля и международных еврейских организаций в мировой печати и администрация притесняла и преследовала их меньше, чем остальных. Хорошо когда за твоей спиной стоит хоть маленькое, но демократическое государство!
Поскольку администрация концлагеря требовала доносительства - они доносили, требовала работы - они были готовы трудиться до упаду. Стукачество среди них было развито чрезвычайно. Доносили всем: кагебистам, оперу, начальнику отряда, надзирателям. Каждый из администрации старался создать собственную сеть. Оказалось, что попутчик, с которым я ехал из Потьмы, работал библиотекарем - нарядчиком и был старшим среди этой обширной когорты стукачей. Должность библиотекаря удобна для передачи доносов и администрация ставит на нее обычно своего человека.
Судьба большинства полицаев типична и поучительна. После оккупации служба у немцев ради куска хлеба. Многие из них никого не убили и даже не избили. После прихода советских войск, допросы в КГБ, мобилизация и посылка на фронт - искупить свою вину. Те, кто остались живы, закончили войну с орденами, медалями, ранениями.
Одной из забавных фигур в лагере был Петр Ломакин. Молодой парень, сирота, инвалид (повреждена и высохла рука, перекошено лицо), вырос в детдоме. В 16 лет его выпихнули из приюта. Ни жилья, ни прописки, ни работы. Стал нищенствовать. В церковные праздники, как рассказывал, набирал немало, хватало и на выпивку в ресторане.
Надоела такая жизнь, написал анонимку министру обороны Гречко. Посоветовал, чтобы тот взял власть в свои руки и навел в СССР порядок. В противном случае грозил потопить Тихоокеанский флот ?!
Однажды во Владивостоке, подвипив, позвонил по официальному телефону в местное КГБ, представился прибывшим из Москвы кагебистским инспектором-генералом и стал их ругать. Дежурный тут же установил с какого телефона звонят и туда помчалась машина КГБ. Кагебист, чтобы подольше задержать у телефона, почтительно поддакивал Ломакину, заодно записывая разговор на магнитофон. Ломакин спьяну все принял за чистую монету и стал крыть их за неполадки. Выходит из телефонной будки, а машина его уже ждет.
Слава Петров однажды обратил мое внимание на бывшего полковника, сотрудника московской военной академии. С цель проверки КГБ подсунул ему кагебиста, представившегося агентом ЦРУ и предложившего сотрудничать с ним. Полковник согласился. Итог 10 или 12 лет концлагерей.
Он был искалечен, у него не действовала рука, но его как и Ломакина заставляли работать.
Попал "Любка" в политический концлагерь, наверно, как и большинство уголовников. Он наслышался уголовных баек о "хороших" условиях содержания политзаключенных и решил податься к ним. Находясь в заключении, написал неграмотную листовку или обматерил кого-то из ЦК. Результат: довесок в несколько лет и отправка в политический концлагерь. Здесь ему очень не понравилось. Никто не хотел пользоваться его сексуальными услугами, никто не предлагал ему за это конфет или продукты. Он был фактически неграмотный и от всех виденных ужасов, по-видимому, несколько свихнулся.
Рядом со мной находилась койка раздатчика пищи - пожилого мужчины лет шестидесяти. Не знаю за что он сидел. Он рассказывал, что в тюрьме из-за истязаний кагебистов он заболел и не мог подняться. Ему выплескивали баланду прямо на грязный пол и чтобы не умереть с голоду он ползком добирался до лужи и вылизывал ее языком.
Стукачи тут же донесли и на следующий день раздатчика вызвали к Зиненко. Тот стал орать на него и угрожать репрессиями за антисоветскую агитацию.
Владея тайнописью, я решил переписать наиболее интересные приговора в надежде, что их удастся вынести. Сделать это было чрезвычайно сложно. Барак был общим, уединиться было абсолютно негде, большая часть з/к были стукачи, которым было дано задание бдительно следить за некоторыми политзаключенными, в том числе и за мной. Странное писание на бумаге, после которого не остается никаких следов у любого бы вызвало подозрение. Само наличие приговора на столе вызывало бы подозрение и заставляло задуматься, что происходит. А чужого приговора тем более. Дача приговора для ознакомления преследовалась, а чужой приговор немедленно отнимался. За переписку чужого приговора могло сфабриковано новое дело.
Были и чисто технические трудности. Освещение было плохое, писать приходилось вслепую. А когда к тебе постоянно подходят люди и надо вести себя так, чтобы они ничего не заподозрили, терялся конец записи как по смыслу так и по расположению на листе. Приговоры были громоздкие. Некоторые содержали по 40 и более страниц плотного машинописного текста. Под предлогом изжоги я выпросил в медпункте немного соды, 3 - 5% раствор которой я и использовал в качестве чернил. Я садился за тумбочку у стенки, спиной к обществу раскладывал на тумбочке конверты, недописанное письмо и имитировал писание почтового отправления. Единственный человек, который был посвящен в то, чем я занимаюсь, был сосед по койке Владимир Кузюкин, от которого скрыть это было просто невозможно. Неудобство же состояло в том, что моя тумбочка стояла около окна, окно находилось близко у выхода и мимо окна постоянно ходил народ. С той стороны им было видно меня неплохо.
Позднее пз/к мне рассказали, что это один из психологических приемов, чтобы поиграть на нервах у заключенного и его родственников. И не выводят на работу они не из милости к политзаключенному, а чтобы не допустить передачи просьб или поручений других политзаключенных.
Свидание у Алика с матерью кончилось на сутки раньше, чем мое. В конце моего свидания он попросил меня спрятать в печке на кухне мешок с растворимым кофе. Дом свиданий оставался после нас на долгое время пустым, т.к. свидания в ЖХ-385/17а давались редко. Он надеялся потом каким-нибудь способом извлечь этот кофе. Я выполнил все в точном соответствии с его указаниями, затолкал мешок максимально далеко чуть ли не в дымоход, засыпал золой и заложил дровами. Надзиратели конечно хорошо знали все эти примочки и при обыске, которому подвергался дом после свиданий, нашли мешок. Кофе стоимостью свыше 100 рублей украли, а нам сказали, что оно якобы сгорело при топке печи. От начальства свое жульничество они скрыли, опасаясь, что оно заберет кофе себе и репрессий в отношении нас не последовало.
Аналогичная проблема (впрочем как и у всех на свидании) возникла и у меня. Как вынести хоть немного продуктов со свидания и угостить ребят. Многие из них уже по многу лет ничего не видели кроме баланды. Но где спрятать? В комнате только койка, столик, стул - все легко осматривается да и комнаты после свидания запираются. На кухне столик, полка и ведро с водой. Вонючий туалет - просто большая яма с доской наверху заваленная фекалиями.
Таким способом я и спрятал часть продуктов, а остальные спрятал как обычно прячут все: в кастрюлю, под тумбочку, под кучу мусора. Все спрятанное обычным способом было найдено и забрано надзирателями себе. И только спецспособ сработал. Впоследствии мы извлекли эти продукты и полакомились с друзьями. Жаль только, что поместить их там можно было немного.
Концлагерная больница ЖХ-385/3-3.
Примерно через час поезд остановился на станции Барашево и нас как скот загнали в один из загонов, огороженный колючей проволокой. Из другого загоны выгнали и погрузили з/к, предназначенных к отправке.
Слава Петров за время своего пребывания в больнице сошелся с Валерием Белоховым, работавшим санитаром в зубном и зубопротезном кабинете и помогал ему ремонтировать зубное отделение.
Он сказал: "О Белохове ходят слухи, что он работает на КГБ, но это эрудированный, толковый парень, знакомый с методами размножения, криминалистикой, конспирацией и с ним полезно познакомиться". Вскоре он представил Белохова мне.
Белохов сразу же доверительным тоном заявил: "Обо мне говорят, что я осведомитель, поэтому я убедительно прошу не говорить мне ничего такого, что представляло бы интерес для КГБ".
Вел он себя очень настороженно, считал, что Белихов приставлен для слежки за ним, тайно делал надзорсоставу золотые зубы, брал с заключенных взятки за изготовление коронок и искусственных зубов. Ко мне он правда относился неплохо, подкидывал и помогал продуктами, которые получал от надзирателей за изготовление зубов. Он находился под постоянной угрозой закупорки кровеносных сосудов и мучился с ногами.
Это был гадкий противный тип с выпуклыми рачьими глазами, занимавшийся доносами и при каждом удобном случае старавшийся показать, что он готов также верно служить и новым коммунистическим правителям.
Вскоре, как я убедился впоследствии, во всех Мордовских политических концлагерях во главе добровольных надзирателей из з/к ("сэвэпэшников") стояли матерые фашистские убийцы, которые, не стесняясь, называли себя "верными псами советской власти". Слово "демократ" использовалось ими как ругательство. Да и само "сэвэпэ" целиком состояло из фашистских преступников. Слава Петров, находясь в 17-ом концлагере, смеха ради, подал заявление о желании вступить в "сэвэпэ". Начальник концлагеря Акмаев ответил, что он "не достоин" быть членом этой организации - сборища стукачей и подонков.
Кагебисты постоянно посещали "больницу". Обычно они занимали кабинеты врачей и начиналась беготня санитаров - вызовы к "врачам" на лечение. Вызывались стукачи, просто больные (чтобы нельзя было выявить осведомителей) и политзаключенные для воспитательных бесед. Конечно и был кагебист, постоянно прикрепленный к концлагерной больнице, который 2 - 3 раза в неделю делал обход прислуги, собирая устные и письменные доносы с "ценнейшими" сведениями, кто из пзк беседовал друг с другом, как вели себя надзиратели, врачи, больные. Или выслушивали сплетни стукачей друг на друга. Но начальство и само желало встречаться со своими подопечными стукачами 1 - 2 раза в месяц. И число вызовов к этим "врачам" могло конкурировать к врачам официальным.
С политзаключенными разных концлагерей я договорился о методе связи, используя иногда для этой цели под видом мелких услуг ничего не подозревавших полицаев. Так, например, в короткое время удалось сообщить о случае, когда администрация специально бросила в камеру к уголовникам - стукачам украинского поэта Михаила О., которые его жестоко избили и пытались изнасиловать. Это привело к волне протестов и голодовок в Мордовских политических лагерях.
К сожалению, Вагин и Сабо, бывшие первыми помощниками Огурцова, будучи арестованными, не выдержали шантажа КГБ и раскрыли код, позволивший КГБ расшифровать список членов организации. Были репрессированы примерно сто человек. Из них примерно 40 арестовано и осуждено. Во время суда была устроена выставка из 40 изъятых при обысках пишущих машинок, литературы и одного пистолета. Союз через студентов имел связь и отделения во многих оккупированных СССР восточно-европейских странах. В его деятельности оказались замешаны сыновья ряда крупных деятелей из этих стран.
Он производил впечатление очень стойкого и мужественного человека, которого не сломили годы брежневских концлагерей. Рассказывал он о взаимопомощи политзаключенных особого режима и о давлении, которому тех подвергали, помещая с деградировавшими уголовниками, провокаторами и марионетками КГБ. Как он сказал, с администрацией концлагеря он предпочитал особо не скандалить по мелочам, стремясь к более крупным акциям, получающих международную огласку. Не будучи евреем, он объявил себя формально таковым и формально добивался выезда в Израиль. Обладая хозяйственными способностями и широкой поддержкой мировой общественности, ему удалось избежать ряда тягот, которые несли другие заключенные.
Несмотря на свою мягкость и доброту по отношению к друзьям и товарищам по несчастью, Василь был совершенно непоколебим в своем отношении к существующему режиму и вследствие своей прямоты и честности неспособен хотя бы молчать и не раздражать кагебистов. Он в глаза называл кагебню и администрацию бандитами. Палачи его ненавидели очень. Наказания, лишения, карцера следовали одно за другим. По окончанию срока заключения его сослали в самый дальний и мрачный район Сибири, в Магаданскую область, в пограничный район на берег океана, чтобы никто к нему не мог приехать из родственников или друзей. И заставили работать в шахте.
В хирургическое отделение часто и, особенно по ночам, приносили окровавленных заключенных. В основном это были уголовники, избитые и искалеченные охраной, неудавшиеся самоубийцы, жертвы взаимных драк, поножовщины, производственные травмы. Страшно было смотреть на истекающих кровью людей с разбитыми головами, зияющими ранами и отрубленными конечностями. Значительная часть людей поступала уже трупами и отправлялась прямо в морг. Один из врачей однажды рассказал мне о зверствах охраны и о том, что его заставляли подписывать фиктивные свидетельства о смерти.
Трупы убитых сваленные в телегу. На такой телеге привозили трупы в больничный морг из соседних уголовных концлагерей и надзиратель требовал, чтобы А. Болонкин выгружал их.
Как человек за эти 30 лет заключения он полностью опустился, стал наркоманом и готов был за таблетки, чай делать, что угодно.
После операции в камере-палате особого режима стояли стоны, вопли, грохот. Оперированные заключенные от боли колотили металлическими кружками о кровати, обитую железом дверь, решетку, били стекла, раздирали зашитые на своем теле операционные разрезы. Призывы к терпению, к благоразумию, к разуму были бессмысленны. От звериных условий в течении десятков лет они уже потеряли человеческий облик и могли быть живой иллюстрацией "светлого коммунистического будущего".
Четыре концлагеря в Барашево вплотную примыкали один к другому и были опоясаны единой системой охраны. Сколько было попыток уголовников проникнуть в женскую уголовную зону. Так один договорился с часовым на вышке, что солдат пропустит его в женскую зону, а через час пропустит обратно. Бросил часовому 100 рублей. Но когда перелез через забор и оказался в запретной зоне, то солдат застрелил его. Вызванный офицер с гордостью сказал: "Вот так мы обучаем солдат! Уложил насмерть с первого выстрела!". Солдату благодарность и внеочередной отпуск домой. Родителям же отказались выдать труп их сына.
Этому следователю дали расстрел, потом заменили на 25 лет и он отсидел почти весь этот срок. В конце срока с ним случился удар в туалете в 8 часов вечера. Доктора вызывали три раза. Но он пришел только в 11 часов утра. Все это время заключенный валялся в туалете и, не приходя в сознание, скончался.
Рассказали мне и о бывшем бургомистре городка близь Катыньского леса в Белоруссии, также умершего в больнице. Его отказались освободить даже после отбытия срока. Как бургомистр города во время немецкой оккупации он хорошо знал и мог засвидетельствовать, что немцы действительно нашли огромные могилы с тысячами польских офицеров, расстрелянных в Катыньском лесу коммунистами после раздела Польши между гитлеровским и сталинским "социализмами".
Через несколько дней приехал кто-то из областной или краевой прокуратуры и потребовал, чтобы заключенные приступили к работе. Они не согласились, требуя более высокого представителя властей с тем, чтобы рассказать ему о зверствах , убийствах, творимый администрацией.
Солдата тут же арестовали и за пулемет лег сам офицер. Он косил ряд за рядом пока перед ним не образовались горы окровавленных трупов. Затем в концлагерь ворвались автоматчики и началось кровавое избиение. Строчили солдаты, стреляли с вышек, добивали раненых, выискивали спрятавшихся, разбивали им головы, топтали сапогами. Территория концлагеря представляла жуткую картину средневекового побоища, была завалена сотнями изувеченных трупов, залита лужами крови. Очень мало, кто сумел спрятаться и остаться в живых.
Белохов рассказывал мне о своем знакомом - заключенном ЖХ-385/19 Владимире Богданове также пытавшемся бежать из соцрая. Тот купил надувную лодку и пытался пересечь на ней Черное море, добраться до Турции. Бог знает как ему удалось отплыть от берега незамеченным пограничниками. Он пересек прибрежную зону и каким то чудом не был замечен пограничными катерами и вертолетами, постоянно циркулирующими вдоль побережья и заботливо охраняющими неразумных советских трудящихся от бегства в капиталистический ад. Гребет он себе, а тут навстречу советский пароход. Ему кричат, что ты делаешь в открытом море. Он на них нуль внимания. Пароход вызвал с берега спасательный катер. Беглеца забрали и сдали прямо в КГБ.
Когда же Сорокин спросил, а как же "заверения советского правительства", что репрессии по отношению к нему не будет, то кагебисты ему ответили: "Против врагов народа все методы хороши!"
Конечно из него вытрясли все, что он знал о ЦРУ, он каялся и безропотно согласился стучать на своих товарищей по несчастью. Тем не менее ему влепили 12 лет.
Единственное чему я в нем удивлялся так это политической наивности, близорукости, полном не понимании и не знании сути советского режима. Казалось, человек побывал за границей, видел вопиющее несоответствие между советской пропагандой и зарубежной действительностью. Но как и большинство советских людей он просто над этим никогда не задумывался и полагал, что эти искажения относятся к его области деятельности, а в общем и целом политика ЦК правильная. И лож для народа - в интересах самого народа!
Но этот уже стучал, не испытывая даже угрызений совести. КГБ назначил его бригадиром над заключенными и он состоял членом СВП (Секции Внутреннего Порядка). Был полный эгоист и с ним не хотели дружить даже стукачи.
Когда все успокоилось, он благополучно добрался до китайской территории, пришел в деревню и попросил сдать его китайским властям.
И хотя уран продается на международных рынках и торгует им также и СССР, тем не менее Богданову приписывают измену родине и дают максимальный срок по 64 статье УК. Я читал приговор Богданова и удивлялся его бездоказательности. Он выделялся даже среди советских приговоров, где все поставлено с ног на голову.
В сентябре 1973 года помиловали Белохова примерно за два года до конца срока. Он утверждал, что это результат хлопот его отца, но известно, что в СССР Президиум не милует, если не получено согласие КГБ и заявление от заключенного.
Где-то в сентябре-октябре в больницу прибывает из ЖХ-385/17а Петр Ломакин, а затем Валерий Граур и Миша Коренблит. За заварку чая Ломакие признается мне, что он послан Зиненко в больницу специально для слежки за мной. Что я знаком с тайнописью, шифрованием и ему следует наблюдать, чем я занимаюсь. Обо всем этом знала только кагебня и было очевидно, что Ломакин не врет. К этому времени положение мое в больнице стало довольно шатким. Кагебисты чувствовали циркуляцию информации между концлагерями, а главное ее выход на волю. Было организовано ряд одновременных голодовок по концлагерям и протестов. Иногда зарубежные радиостанции передавали сообщения о голодовке в тот же день, когда она объявлялась. КГБ получал втык от ЦК КПСС и бесилось. Чтобы отвести от себя подозрения я решаю временно перекупить Ломакина и послать через него донос на самого себя в нужном мне духе. За пачку чая Ломакин с радостью соглашается. Тем более это избавляет его от собственного сочинения "наблюдений". Под мою диктовку он пишет донос, в котором сообщает, что якобы подслушал разговор Болонкина с одним политзэком, в котором Болонкин отказывается от политической деятельности. Для большей достоверности он сообщал, что заметил место, где Болонкин прячет какие-то бумаги и предлагал их стащить для КГБ. В это место я специально положил записку якобы для политзаключенных с отказом от деятельности.
"Ну как дедушка голова" - спрашиваю.
"Да вроде легче" - отвечает старик.
Но чекистов недремлющий глаз
Разглядел мои замыслы, братцы!"
Через пару дней в больницу приехал начальник КГБ Управления ЖХ-385/19 Дротенко. Он вызвал меня, сунул мне проявленный горячим утюгом листок с тайнописью, на котором был записан кусок из приговора Граура и заявил, что его нашли якобы в печке.
Вскоре после этого кагебня организовала избиение меня бывшим немецким карателем Иваном Чмарой, ставшем у коммунистов в концлагере председателем СВП (Секции Внутреннего Порядка) - организации, созданной администрацией, члены которой обязаны доносить на своих товарищей-заключенных и терроризировать неугодных. Чмара работал в ренгекабинете санитаром. Он явился ко мне в кочегарку и стал скандалить, что я не даю ему дров, а затем набросился на меня с кулаками. Я выскочил из кочегарки, он за мной. На мое счастье поблизости оказались Кузьма Матвиюк и другие наши ребята и больные.
Это были два обычных тюремно-концлагерных года. Далее обозленный КГБ стал применять пытки голодом и холодом, издевательства, продержало меня более года (400 суток) в холодном карцере на 400 гр. черного хлеба, более 3 лет во внутрилагерной тюрьме особого режима, а всего 15 лет в концлагере строгого режима и ссылке.
На этом записи обрываются. То ли мне вернули их не полностью, то ли у меня не было возможности их продолжить. Лица, интересующиеся другими годами моего 15-летнего заключения могут найти их краткое описание в более поздних книгах. Преимущество данной записи в том, что она описывает этот короткий период (2 года из 15) примерно в десять раз более подробнее, ибо я помнил детали событий тогда лучше (1977г), чем 20-30 лет спустя, когда я писал "Записки советского политзаключенного" (http://vixra.org/abs/1309.0187,http://www.archive.org/details/MemoirsOfSovietPoliticalPrisonerinRussian), http://intellectualarchive.com #1142), находясь в безопасности в США. Недостаток в том, что это писалось в то время под страхом того, что записки могут попасть в руки КГБ, быть использованы для фабрикации нового дела или повредить упомянутым в них людям.
Моя жизнь также кратко описана в книге А. Болонкин, "Жизнь. Наука. Будущее" (биографические очерки, исследования и инновации), Пермь, Россия, 2010, 286 pgs, 23 Мб., http://viXra.org/abs/1309.0204, http://www.archive.org/details/Life.science.futureinRussian...,
Некоторые концлагеря в СССР
Карта некоторых концлагерей в СССР.
http://www.memo.ru/history/NKVD/GULAG/maps/legenda.htm
Александр Болонкин в ссылке (Поселок Маловский, Баунтовского райна, Бурятской АССР. Сибирь, 1977 г.).
Типовые бараки для заключенных.
Работа в коммунистических концлагерях и ее финал.
Приложeние 2
(По мaтeриaлaм рaдиостaнции "Свободa")
ЗАЯВЛЕНИЕ ОРГАНИЗАЦИИ "АМНИСТИ ИНТЕРНЕЙШИНАЛ"
- -- ЛОНДОН. В связи с предстоящим визитом председателя ВЦСПС ШЕЛЕПИНА в Великобританию английское отделение Международной общественной организации "Международная Амнистия" поместило письмо в лондонской газете "Таймс".
- --
ЛИСТОВКА ГРАЖДАНСКОГО КОМИТЕТА
ГРАЖДАНЕ!
- -- ОБРАЩЕНИЕ А.БОЛОНКИНА К Н.ПОДГОРНОМУ
Самый кровавый, лживый и лицемерный режим!
4. ОВРАЩЕНИЕ АКАДЕМИКА А.Д.САХАРОВА В ЗАЩИТУ А.БОЛОНКИНА
АС N4319. Андрей Сахаров. "Обращение в защиту Александра Болонкина", Горький, 3.5.81.
Обращение в защиту Александра БОЛОНКИНА
5. ОБРАЩЕНИЕ ЕЛЕНЫ БОННЭР И ДР. ЧЛЕНОВ МОСКОВСКОЙ ГРУППЫ "ХЕЛЬСИНКИ" В ЗАЩИТУ А.БОЛОНКИНА
АС N4333
АС N4333.- 4 члена Моск. ОГС (Е.Боннэр и др.). Документ
Московская группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР
30 апреля 1981 г. Документ N 166
Заключение Александра БОЛОНКИНА становится бессрочным
\
РАДИО СВОБОДА: ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ОТДЕЛА РС 86/81 . 8 мая 1981 года
АЛЕКСАНДРУ БОЛОНКИНУ УГРОЖАЕТ ТРЕТИЙ СРОК
Ю. Вишневская
- -- AС N1670.
Ты страною своею был бит и гоним.
Много лет лагерей, а финал:
Не вдыхать тебе больше отечества дым,
Где за правду полжизни отдал.
Помнишь БУРов мордовских зловонную пасть?
Был унижен ты, но не сражен.
Хоть сменила личину преступная власть,
Может зря все же лез на рожон?
Ты уже не внутри, но еще и не вне,
Чтобы памяти голос затих.
Кто у власти был - тот и сейчас на коне,
Ну а прочие все - при своих.
Ты прости, если что-то сказал я не так.
Надо нам эту песню допеть.
Выпьем водочки, вспомним проклятый Сиблаг,
Шахты клеть, произвола плеть.
Рано тлеть нам, душа еще хочет гореть,
Ей до срока не выгореть в шлак.
А России пока что болеть и болеть,
Ведь свободы приспущен флаг.
2004
Встреча бывших советских политзаключенных в Израиле в 1994 г. Справа - Александр Болонкин, в середине - Анатолий Щеранский (он станет Министром промышленности Израиля), слева - член Парламента Эстонии.
Встреча бывших советских политзаключенных в Израиле в 1994 г. Слева Александр Болонкин в середине Вячеслав Черновил (он был Председателем Движения "Рух" и кандидатом в Президенты Украины), справа Сусленский - председатель Общества "Украинско - Израильской дружбы".
Слева бывший советский политзаключенный Сергей Ковалев - бывший депутат российской Думы и советник Президента России Бориса Ельцына по правам Человека. Справа Александр Болонкин (1996г).
книге
(включены более поздние данные из Википедии и других источников).
Андре?й Дми?триевич Са?харов
(Родился 21 мая 1921, Москва -- 14 декабря 1989) -- советский физик, академик АН СССР, один из создателей первой советской водородной бомбы. Впоследствии -- общественный деятель, диссидент и правозащитник; народный депутат СССР, автор проекта конституции Союза Советских Республик Европы и Азии. Лауреат Нобелевской премии мира за 1975 год.
За свою правозащитную деятельность был лишён всех советских наград, премий и в 1980 году был выслан с женой Еленой Боннэр из Москвы в Горький. В конце 1986 года Михаил Горбачёв под давлением Запада разрешил Сахарову вернуться из ссылки в Москву.
По окончании средней школы в 1938 году Сахаров поступил на физический факультет МГУ. После начала войны, летом 1941 года пытался поступить в военную академию, но не был принят по состоянию здоровья. В 1941 году эвакуирован в Ашхабад. В 1942 году закончил университет с отличием.
В 1942 году был распределён в распоряжение Наркома вооружений, откуда был направлен на патронный завод в Ульяновск. В том же году сделал изобретение по контролю бронебойных сердечников и внёс ряд других предложений.
В конце 1944 года поступил в аспирантуру ФИАНа (научный руководитель -- И. Е. Тамм). Сотрудником ФИАН им. Лебедева оставался до самой смерти.
В 1947 году защитил кандидатскую диссертацию.
В 1948 году был зачислен в специальную группу и до 1968 года работал в области разработки термоядерного оружия, участвовал в проектировании и разработке первой советской водородной бомбы по схеме, названной "слойка Сахарова". Одновременно Сахаров вместе с И. Е. Таммом в 1950--1951 годах проводил пионерские работы по управляемой термоядерной реакции. В Московском энергетическом институте читал курсы ядерной физики, теории относительности и электричества.
В 1955 году подписал "Письмо трёхсот" против печально известной деятельности академика Т. Д. Лысенко.
С конца 1950-х годов он активно выступал за прекращение испытаний ядерного оружия. Внёс вклад в заключение Московского Договора о запрещении испытаний в трёх средах.
С конца 1960-х годов являлся одним из лидеров правозащитного движения в СССР.
В 1966 году подписал письмо двадцати пяти деятелей культуры и науки генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу против реабилитации Сталина.
В 1968 году написал брошюру "Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе", которая была опубликована во многих странах.
В 1970 году стал одним из трёх членов-основателей "Московского Комитета прав человека" (вместе с Андреем Твердохлебовым и Валерием Чалидзе).
В 1971 году обратился с "Памятной запиской" к советскому правительству.
В 1960-х -- начале 1970-х годов ездил на процессы над диссидентами.
В 1970-х -- 1980-х годах в советской печати проводились кампании против А. Д. Сахарова (1973, 1975, 1980, 1983).
29 августа 1973 года в газете "Правда" было опубликовано письмо членов Академии наук СССР с осуждением деятельности А. Д. Сахарова ("Письмо 40 академиков").
31 августа 1973 года в газете "Правда" опубликовано "Письмо писателей" с осуждением Сахарова и Солженицына.
В 1974 году Сахаров собрал пресс-конференцию, на которой сообщил о состоявшемся Дне политзаключённых в СССР.
В 1975 году написал книгу "О стране и мире". В том же году Сахарову была присуждена Нобелевская премия мира. В советских газетах были опубликованы коллективные письма деятелей науки и культуры с осуждением политической деятельности А. Сахарова.
В сентябре 1977 года обратился с письмом в организационный комитет по проблеме смертной казни, в котором выступил за отмену её в СССР и во всём мире.
В декабре 1979 года и январе 1980 года выступил с рядом заявлений против ввода советских войск в Афганистан, которые были напечатаны на передовицах западных газет.
22 января 1980 года по дороге на работу был задержан, а затем вместе с женой Еленой Боннэр без суда сослан в Горький -- город, в то время закрытый для посещения иностранными гражданами. Сам Сахаров связывал ссылку со своими выступлениями против ввода советских войск в Афганистан. Тогда же он указом Президиума Верховного Совета СССР был лишён звания трижды Героя Социалистического Труда и постановлением Совета Министров СССР -- звания лауреата Сталинской (1953) и Ленинской (1956) премий (также ордена Ленина, звания члена АН СССР лишён не был). В Горьком Сахаров провёл три длительных голодовки.
В 1981 году он, вместе с Еленой Боннэр, выдерживает первую, семнадцатидневную, -- за право выезда к мужу за рубеж Л. Алексеевой (невестки Сахаровых).
23 декабря 1986 года вместе с Еленой Боннэр Сахаров возвращается в Москву. После возвращения он продолжил работать в Физическом институте им. Лебедева.
(укр. В'ячеслав Максимович Чорновiл; 24 декабря 1937 год -- 25 марта 1999 год) -- украинский политический деятель, советский диссидент, журналист, один из основателей Народного руха Украины, Герой Украины (2000).
В ноябре 1967 года был впервые осуждён на шесть лет в колонии строгого режима. Причиной стала его книга о шестидесятниках "Горе от ума".
С 1970 года издавал подпольный журнал "Украинский вестник", за что в 1972 году был осуждён во второй раз -- на шесть лет заключения в колонии строгого режима и три года ссылки. Наказание отбывал в Мордовии и Якутии. В 1978 году вышел на свободу.
22 мая 1979 года стал членом Украинской Хельсинкской группы.
В мае 1980 года в третий раз был арестован и сослан на пять лет в Якутию.
8--10 сентября 1989 года с участием Черновола был создан "Народный рух Украины за Перестройку" (впоследствии -- Народный рух Украины).
30 марта 1990 года избран народным депутатом Украины, получив 68,60 % голосов при 7 претендентах (по одномомандатному округу). В апреле 1990 года также избран главой Львовского областного совета.
В октябре 1991 года на Большой казацкой раде избран Гетманом украинского казачества.
1 декабря 1991 года занял второе место на первых выборах президента Украины, набрав 7 420 727 голосов (23,27 %).
Паруйр Аршавирович Айрикян
(Родился 5 июля 1949, Ереван) -- армянский государственный деятель.
инженер, преподаватель, писатель
1975, январь. -- Арест.
((род. 1937) -- русский политический и общественный деятель, лидер антикоммунистического подполья в СССР, основатель и руководитель Всероссийского Социал-Христианского Союза Освобождения Народа (ВСХСОН), бывший политзаключенный.
(укр. Васи?ль Семе?нович Стус; 1938 -- 1985) -- украинский поэт, диссидент, политзаключённый. Герой Украины (2005 -- посмертно).
Автор многочисленных стихов и ряда критических статей. Переводил на украинский язык Киплинга, Гёте, Рильке, ряд других авторов.
Тетрадь с последними стихами и переводами (общим числом около 500), названная автором "Птах души", не была возвращена родственникам и после смерти поэта.
(Родился 14 сентября 1901, село Ломакино, Нижегородская губерния, Российская империя -- 1 августа 1946, Москва, СССР) -- советский военачальник, участник Битвы за Москву. Командовал 2-й ударной армией, в ходе Любанской наступательной операции в 1942 году попал в немецкий плен и пошёл на сотрудничество с руководством Третьего рейха против политического строя СССР, став руководителем военной организации из советских военнопленных и эмигрантов -- Русской освободительной армии (РОА). Вождь Русского освободительного движения, председатель Президиума Комитета освобождения народов России (1944--1945), главнокомандующий РОА (28 января -- 12 мая 1945). В 1945 году пленён Красной армией, в 1946 году осуждён по обвинению в государственной измене, лишён воинского звания, государственных наград и казнён.
-- выступление заключённых Горлага (Норильск) летом 1953 года. Имело ненасильственный характер, вследствие чего термин "восстание" может быть применён к нему лишь условно; по документам лагерной администрации, советской прокуратуры и суда события проходили сначала как "антисоветское вооружённое контрреволюционное восстание", что не соответствует действительности, затем как "массовое неповиновение заключённых лагадминистрации".
Это самое продолжительное и массовое выступление заключённых в истории ГУЛАГа. С 26 мая по 4 августа волнения происходили во всех шести лаготделениях Горлага. К концу восстания Горлаг поддержали и два лаготделения ИТЛ "Норильлаг". По данным архивов число одновременно бастующих доходило до 16 378 человек. Существенно то, что забастовка началась до ареста Л. Берии, а её подавление совпало с известием о его аресте. После этого 3-е лагоотделение бастовало ещё 3 недели, так как комиссия ГУЛАГа, действовавшая от имени Берии и занятая подготовкой подавления, срочно вернулась в Москву.
(род. 1 июня 1940, Подмосковье -- ум. 10 апреля 2005, Москва) -- с января 1995 по февраль 1997 года начальник Управления ФСБ по Москве и Московской области, генерал-полковник в отставке, расстрелянный неустановленными лицами 10 апреля 2005 года близ своего дома. Один из главных палачей советского народа.
Факты биографии
Служил следователем особого отдела Туркестанского военного округа, старшим следователем по особо важным делам в Среднеазиатском военном округе.
С 1971 на различных должностях в управлении КГБ по г. Москве и Московской области.
Как начальник следственного отдела Московского управления КГБ вёл политические дела многих правозащитников: Александра Болонкина, академика Андрея Сахарова, Сергея Ковалева, священника Глеба Якунина, Натана Щаранского, Кронида Любарского, Александра Подрабинека, Алексея Смирнова, Юрия Орлова, Виктора Орехова (капитана КГБ, помогавшего диссидентам) и других.
В октябре 1993 участвовал в аресте вождей оппозиционного Верховного Совета: Александра Руцкого и Руслана Хасбулатова.
В мае 1994 был назначен в Академию ФСК на должность руководителем курсов повышения квалификации руководящего состава.
19 января 1995 был назначен заместителем директора ФСК и одновременно начальником московского Управления ФСБ.
В феврале 1997 уволен, по мнению некоторых СМИ, в результате депутатского запроса Ю. Щекочихина.