Герни

     Иногда я думаю, что мне проще было бы остаться на острове Сазе. Там все было понятно, к тому же, там я пользовался большим авторитетом. Климат, опять же, очень мне подходил.

     Скучновато, правда, было. Я там перечистил все светильники, написал свои бессмертные записки о наших, с Ирил, приключениях...

     Что долго говорить? В общем, я оттуда сбежал. Представляю, как рыдали местные жители, лишившись такой достопримечательности, как я. Они потеряли надежду когда-нибудь все-таки напоить меня допьяна. Нельзя сказать, чтобы они не старались, но выпивка всегда заканчивалась раньше, чем я падал. Это их огорчало, но они надеялись! А теперь: все! Не для чего больше жить. Никто больше так не оценит их древнее искусство приготовления спиртных напитков из кокосовых орехов!

     Шучу. Когда братья Олонжи вернулись в человеческий облик, я счел свою задачу выполненной, попрощался с богиней и отбыл с острова.

     К Ирил я явился как раз вовремя. Ею овладела безумная идея посетить Россию, и при помощи тамошних родственников решить проблему с Чердже. Мне так надоела спокойная жизнь, что я даже не стал отговаривать бедную женщину от новых приключений

     1

     Солнце в этот день не заходило долго - словно бы планета затормозила свой бег. Женя то и дело поглядывала на небо, и натыкалась взглядом на раскаленный шар, прикипевший к куполу небосвода.

     Лошади едва брели. Возница пощелкивал кнутом над спинами, но тоже лениво. Когда коляска подпрыгивала на ухабах, с левой ее стороны доносился отчетливый скрип.

     - Прохор, что у тебя с колесом?! - резко спросила Женя, словно только сейчас услыхав угрожающий звук.

     - Известно что, барышня! Коляске-то сколько лет будет?

     - Так что же ты не чинишь ее, бездельник?!

     Лупоглазый Прохор ухмыльнулся в русую бороду.

     - А оплачивать кто будет, барышня?

     - Тебе маменька за что платит?!

     Но Прохора не так-то легко было смутить. Кучер господ Арсеньевых каждую неделю на товарняке добирался в город, чтобы участвовать в собраниях профсоюза возчиков. Женя подумывала уже, что содержание одного шофера обойдется им гораздо дешевле, чем возня с профсоюзным активистом-кучером. Это маменькина прихоть все еще удерживала за Прохором место!

     - Ваша маменька желает иметь кучера, а не лапотника-разнорабочего!

     - Приедем в город, найдешь мастерскую. Чтоб на обратном пути я этого скрипа не слышала!

     Прохор хотел было возразить, но, оглянувшись, встретился с сердитым взглядом Жени и проглотил невысказанную фразу. Барышня Арсеньева пользовалась среди дворни дурной славой. Как-то раз Евгению Александровну видели в полнолуние выходящей из воды паркового пруда, а недели две назад кухарка Мотря в полночь столкнулась с ней возле коровника и с перепугу окривела. Что в полночь делала возле коровника кухарка, так и осталось тайной.

     Не доезжая до Улатина версты четыре, Женя увидела стоящие рядком, неподалеку от дороги, цирковые фургоны. У одного что-то случилось с осью: его разгрузили и ремонтировали. Сваленный рядом с фургоном в кучу разноцветный хлам бесстыдно демонстрировал всей округе тайны быта циркачей. Чуть поодаль паслись два верблюда и ослик.

     - Остановимся? – спросил Прохор, и, когда барышня кивнула, натянул вожжи. Соскочив с козел, кучер направился в собравшуюся возле поломанного фургона толпу, а Женя подошла к группе акробатов.

     Четыре мускулистых парня, одетых в спортивные трико, кувыркались на брошенном на траву потертом ковре. Тоненькая, лет пятнадцати, девчушка не отставала от парней, храбро карабкалась на самый верх живой пирамиды, попутно рассылая воздушные поцелуи невидимой пока публике.

     - Тайка, спину держи! – крикнул кто-то совсем рядом с Женей. Оглянувшись, она увидела грузную женщину, с неодобрением наблюдающую за упражнениями акробатов. – Что ты горбишься, как старуха?!

     С точки зрения Жени девчушка работала изумительно, но толстуха морщилась с отвращением.

     - В Улатин? – спросила Женя у сердитой толстухи.

     - Да. К ночи доберемся. Приходите послезавтра на представление, барышня. Хотите контрамарку?

     С благодарностью приняв голубую бумажку, Женя тут же невольно вскрикнула. То, что она считала меховым украшением на шее женщины, неожиданно глянуло глазками-бусинками и пронзительно застрекотало.

     - Заткнись, Буська! – женщина легонько шлепнула спинку похожего на мангуста зверька. – Оглушил!

     - Кто это?! – Женя не смогла скрыть восторженной улыбки

     - Буська-то? Да кто его знает. Фокусника был зверек, да фокусник помер. Орехи любит, как белка, но вообще-то ест все!

     Женя осторожно протянула руку к коричневой мордочке. Нервно трепеща короткими усиками, Буська обнюхал ладонь и вдруг перескочил с плеча хозяйки на руку Жени! Промчался по рукаву, пушистым хвостом обхватил шею барышни, а потом, прямо на плече, довольно воркоча, улегся.

     - Буська! – толстая женщина всплеснула руками, потянулась оторвать зверька от нового насеста, но Буська пронзительно заверещал и укусил ее за палец. – Ах, ты ж, скотина! – циркачка сунула укушенный палец в рот и крикнула зычно: - Михаил!

     Все еще тяжело дыша после выполненных прыжков, подошел один из акробатов:

     - Да, Людмила Васильевна?

     - Отцепи этого урода от барышни!

     Женя испуганно посмотрела на Михайлу снизу вверх: парень смотрел насмешливо и пренебрежительно. Женя торопливо накрыла зверька ладонью, почувствовала, как гулко стучит под пальцами крошечное сердечко, и поняла, что не хочет отдавать Буську.

     - Сколько вы за него хотите?

     - Два…Нет, три рубля! – быстро сказала толстуха.

     - Прохор!

      Растолкав подошедших акробатов, появился Прохор, хмуро глянул на барышню.

     - Шо это за мышь вы нацепили на шею, Евгения Александровна?

     - Уплати за нее, Прохор! – велела Женя.

     Прохор упер руки в бока, и посмотрел на акробатов так, что они вернулись к прыжкам. Толстуха сложила руки на пышной груди, грозно нахмурила брови, а Прохор почесал кнутовищем затылок.

     - Скоко ты хочешь за эту поганую мышь, хозяйка? – спросил он с самым безмятежным видом.

     - За эту редкостную шиншиллу я прошу всего лишь три рубля! – сурово ответила толстуха.

     Прохор презрительно взглянул на зверька:

     - С чего ты взяла, что эта мышь похожа на шиншиллу?

     - Михаил, отцепи Бусика от барышни! – поджав пухлые губы, велела хозяйка.

      Женя шарахнулась от акробата за спину Прохора. Кучер уперся кнутовищем в могучую грудь циркача и произнес миролюбиво:

     - Остынь, паря! Барышне нравится поганая мышь!

     - Михаил!

     Совершенно неуловимым движением циркач выбил кнут из руки Прохора, и рука эта оказалась завернутой за спину кучера.

     - Сколько вы хотите за эту шиншиллу, сударыня? – морщась от боли, прохрипел Прохор.

     - Четыре рубля! – процедила толстуха.

     - Да я за эти деньги слона куплю! – простонал Прохор, сгибаясь от боли в вывернутой руке.

     Женя обошла Прохора, хорошенько прицелилась, остреньким каблучком туфли стукнула акробата по голени, отчего тот взвыл и отпустил кучера.

     - Два рубля! – сказала Женя толстухе. – И бесплатное объявление в городской газете о ваших гастролях. Я договорюсь.

     - А за повреждение рабочей конечности бедного артиста? – глядя на схватившегося за ногу акробата, процедила хозяйка.

     - А за повреждение рабочей конечности наемного кучера? – парировала Женя.

     Несколько секунд обе созерцали тихо чертыхающихся мужчин.

     - Хорошо! – наконец согласилась хозяйка. – Два рубля и объявление о приезде в Улатин цирка.

     - Что вы говорите, Буська ест? – переспросила Женя.

     С потерей двух рублей, отпущенных Надеждой Никитичной на хозяйственные нужды, Прохор смирился не скоро. С ненавистью косясь на горжетку Буськиного хвоста, окольцевавшего Женину шею, он бурчал себе под нос:

     - У этой скотины, небось, блох полно! Мало вам Кертона?!

     Женя поглаживала шелковистую шерстку впавшего в сонную прострацию зверька и тихо улыбалась.

     2

     В город въехали, когда солнце все еще стояло высоко, и подворотные собаки лениво брехали на не в меру расшалившихся мальчишек. Прохор прикрикнул на озорников, но они все равно разбежались лишь перед самой мордой лошади.

     Протарахтев по булыжной мостовой, коляска остановилась у дома адвоката Горюнова. Женя вышла, еще раз напомнила Прохору насчет мастерской, потом, не спеша, поднялась по ступеням парадной лестницы. Прохор в досаде вытянул лошадей кнутом, и направился в предместье к своему приятелю Никитке. Никитка держал не только мастерскую по ремонту автомобилей, но также еще и кузнецу. Прохор надеялся сговориться с кузнецом за полцены, а барыне выставить полную стоимость ремонта коляски.

     Оглянувшись на удаляющийся экипаж, Женя вдавила кнопку электрического звонка. Самого звонка она не услышала, но через несколько секунд дверь отворила горничная Горюновых.

     - Господа ужинают, - сообщила она Жене.

     - Доложи, что барышня Арсеньева приехала.

     Женя много раз бывала у Анны Горюновой - дочери адвоката, бывшей одноклассницы по Улатинской гимназии, и приглашение к столу последовало незамедлительно.

     Женя прошла в уютную столовую, где вокруг накрытого стола собрались Горюновы, с порога поприветствовала самого Леонида Евграфовича - главу семейства - плотного, седеющего блондина, его жену Елизавету Матвеевну – худенькую женщину с пепельными волосами и очень тихим голосом, их дочь Анну – пышную блондинку с румянцем во всю щеку, и мальчиков-погодков Мишку и Гришку.

     Анна разразилась было восторженным «чириканьем», но суровый взгляд отца пресек пустозвонство. Леонид Евграфович начал солидно расспрашивать гостью о здоровье матушки, о видах на урожай... Женя отвечала немногословно, при первом удобном случае свернув разговор на рекламное объявление для циркачей. Леонид Евграфович припомнил, что «Улатинский листок» задолжал ему за некоторые услуги, и пообещал договориться о бесплатном газетном объявлении для цирка.

      Беседа за столом текла лениво, слегка оживившись лишь при появлении сладкого. Шоколадный пудинг вдохновил толстощекого хозяина на рассказ о путешествии в Англию, отчего Жене в седьмой раз пришлось выслушать историю о приеме у королевы.

     Едва ужин окончился, Анна утащила Женю в свою комнату, и тут обнаружила коварную природу нового мехового украшения подруги. Оказавшись с барышнями наедине, Бусик соскользнул с плеча Жени, нырнул в берестяной ковшик на прикроватном столике, чтобы набить рот очищенными ядрами лесных орехов.

     Анна ахнула, потом умилилась, хотела погладить зверька. Но, сердито вереща и цокая, как белка, Бусик уклонился от протянутой ладони, вскарабкался обратно на плечо Жени и принялся лакомиться захваченными орехами.

     - Я-то подумала: меховая горжетка! – восторженно воскликнула Анна, осторожно касаясь коричневой шерсти. Бусик отмахнулся крошечной лапкой и спустился за новой порцией орехами. - Какой потешный! Ну, ладно! Папенька никогда не даст поговорить! Как твой кузен, часто ли ездит к вам?

     Анна была влюблена в красавчика Федора, статного гусара, родственника Арсеньевых, но Федор не жаловал розовощекую хохотушку. Он предпочитал девиц томных, с романтической бледностью лица и приданым не менее миллиона.

     «Жена должна быть слаба здоровьем и часто пребывать на водах, чтобы не мешать мужу распоряжаться своим приданым!» - как-то в откровенной беседе сообщил он родственнице. Женя посмеялась над дальновидностью кузена, но подругу разочаровывать не стала, ограничившись сообщением, что полк кузена отбыл на маневры.

     - Ты, конечно, заночуешь у нас, душечка? Я велю приготовить твою обычную комнату!

     Вдоволь насмеявшись и уговорившись с утра съездить к Нинель Ботвеевой, подруги расстались. Женя, вместе с дремлющим на плече Бусиком, направилась в «свою» комнату.

     Эта комната отличалась от прочих лишь цветом обоев, и тем не менее, Женя ее особенно любила. Она всегда во время визитов к Горюновым останавливалась именно здесь. Окна комнаты выходили на старую Базарную площадь. Базар давно уже шумел в другом месте, но название осталось.

     Вымощенная булыжником, с кривобокой будкой сапожника, прижавшейся к боку театра, Базарная площадь стала прибежищем актеров и художников. Почтенное серое здание городского театра часто соседствовало здесь с балаганом заезжих циркачей, а мастерская императорского портретиста Зубаева - с мольбертами уличных художников. А если на Базарной площади выступал сам Анатолий Удальский со своим знаменитым воздушным шаром - от зевак отбою не было. Всем известно, что на шаре Удальского поднимался в небо сам государь император!

     Сейчас Базарная площадь уже вовсю светилась театральными огнями, хотя какой-то подвыпивший художник еще предлагал услуги портретиста двум хихикающим барышням. (По вечерам местные художники обычно собирались в пивной Ечинкова, но этот явно еще не заработал себе на закуску.)

     - Барышни, при електрическом свете вы еще красивше выглядеть будете! - твердил свое художник, хотя свет от театральных фонарей едва озарял его прибежище у тумбы с афишами. Женя посмеялась над упорством художника, опустила на окне занавески и зажгла ночник.

     Огонек высветил белизну разобранной постели и маленький столик рядом с ней. Женя с трудом отцепила от шеи хвост Бусика, чтобы положить зверька на салфетку на столике. Не спеша разделась, влезла в прохладное нутро ночной сорочки, но не легла, а подошла и стене и протянула ладонь к иконе.

     - Помоги мне, Господи! - прошептала еле слышно.

     Где-то в щели меж половицами пронзительно застрекотал сверчок. Женя вздохнула, с маху бросилась на кровать и набросила на себя покрывало.

     - Шутник ты, Господи! – проговорила, уже засыпая.

      Господь невидимо улыбнулся с иконы. На площади продолжал что-то бормотать полупьяный художник, съезжались к спектаклю экипажи улатинцев, а Бусик соскользнул со своего стола, принюхался и потрусил к подоконнику. На подоконнике пышным розовым цветом красовалась герань. Бывший циркач ловко вскарабкался на подоконник, захватил лапкой пучок листьев и затолкал в рот.

     Герни

     Я не знаю, где Женечка набралась этих дурацких идей насчет знаков! До нашей встречи ее симпатичная головка была набита всякими глупостями насчет того, что Господь, якобы, непрерывно беседует с нами при помощи всяких знаков, чтобы сообщить нашу дальнейшую судьбу. Вот, если бы вы были Господом, вы тратили бы время на беседы с земными балбесами или, может быть, за это же самое время создали бы пару-тройку миров?

     3

     К Нинель Ботвеевой ехать надо было с самого утра: иначе даму сию дома можно было и не застать. Наспех выпив кофею с поджаренными ломтиками хлеба, барышни устремились на задний двор, где сердитый и не выспавшийся Прохор ругался с местным кучером.

     - Ты мне про орловцев-то не говори! - кричал он, уперев руки в бока и задрав к небу растрепанную бороду. - Вроде без них и лошадей нет?! И получше найдутся!

     - А ну-ка, ну-ка, какие? - не уступал кучер Василий.

     У ворот переминалась с ноги на ногу уже запряженная арсеньевская пара. Женя вошла в коляску, поправила уютно расположившегося на плече Бусика и закричала на Прохора:

     - Хватит болтать, поехали!

     Анна приподняла кружевные оборки лилового платья, и степенно поднялась в коляску.

     - Барышня, нешто вы не со мной поедете? - спросил Василий печально.

     Анна стрельнула в широкоплечего молодца лукавым взглядом, чуть зарделась щечками:

     - Папенька мне с тобой ездить не велит. Ты шибко гоняешь!

     Василий надул было губы, но Прохор ему ответить не дал.

     - Сам давеча жаловался, что городовые свистели! - напомнил он посрамленному сопернику. - А у барышень от скачки головы кружаться!

     Вообще-то, он нагло врал: и Женя, и Анна не раз катались по городу с ветерком, просто Прохор лучше понимал лошадей, и адвокат действительно доверял ему больше, чем собственному кучеру. Вообще-то, Горюнов уже приобрел автомобиль, но капризная английская штучка все еще торчала в гараже в ожидании шофера (на немецкую машину шофера сыскать было легче, но английская престижу давала больше).

     Довольный победой Прохор взгромоздился на козлы и взял в руки вожжи.

     - Открывай ворота! - крикнул он басом, но раздосадованный Василий демонстративно ушел на конюшню, поэтому приказ бросились исполнять дворовые мальчишки.

     4

     Нинель Ботвеева жила на окраине. Ее двухэтажный особнячок стоял несколько в стороне от других домов и выделялся розовыми шелковыми занавесками на окнах да бесхвостым каменным львом у парадного входа. (Хвост мраморному царю зверей прошлым летом отбили подгулявшие мастеровые.)

     Хозяйка дома слыла искусной гадалкой, а также большой специалисткой по любовной магии. Нинель Ботвееву наперебой приглашали к себе семьи, где имелись девицы на выданье.

     Прохор остановил лошадей на углу улицы. Барышни одна за другой выбрались из коляски, ведь подойти пешком к дому Нинель, считалось хорошей приметой. Когда барышни позвонили у крыльца, расторопная горничная провела их в светелку, где Нинель обычно принимала гостей. Сама хозяйка явилась минут через пятнадцать, щуря еще не накрашенные черные глазки и откровенно позевывая.

     - Чего желаете, мои разлюбезные: гадать будем или привораживать?

     Анна внезапно смутилась, хотела что-то сказать, но замешкалась. Женя была настроена более решительно:

     - Сперва - гадать!

     В руках Нинель привычно замелькали затертые карты.

     - Какая-то дама бубновая возле твоего короля вьется, - сообщила она Анне, которая тут же обиженно заморгала. - Не иначе, как приворожить хочет!

     Пока Анна выясняла у Нинели подробности насчет козней бубновой дамы, Женя листала толстенную книгу Папюса, посвященную тонкостям магии. Женя была у Нинели не в первый раз, и всегда эта книга лежала на зеркальном столике, раскрытая на одной и той же странице. «Любовь. Возбудитель человека воли», - значилось название раздела. Женя подозревала, что Папюс понадобился гадалке лишь для создания атмосферы особой таинственности.

     Нинель смешала карты, пообещала Анне за отдельную плату обратить к ней сердце трефового короля и вопросительно обернулась к Жене.

     - Гадай на ближайшее будущее! - велела Женя.

     - Насчет имения спроси! - напомнила Анна, но Женя отмахнулась. Ее невольно привлекали мелькающие в руках гадалки карты, которые, казалось, сами сновали по столешнице. Нинель снисходительно улыбнулась, потом взглянула на карты, и улыбка стала кривоватой.

     - Будет тебе дорога, милая, дорога неблизкая, опасная. И будет около тебя человек... Человек? - гадалка пристально всмотрелась в карты, и на лбу ее у вдруг проступили капельки пота. Резким движением Нинель смешала карты.

     - Сглазили тебя, не буду гадать сегодня!

     - Меня? - удивилась Женя. - Да кто же успел?!

     - Долго ли сглазить барышню! - гадалка сгребла карты в ящик стола и вдруг размашисто перекрестилась: - На все воля Божья!

     Раздосадованными возвращались домой барышни: Нинель наотрез отказалась продолжать работу.

     Герни

     Животрепещущий вопрос: нужно ли ездить к гадалкам? Отвечаю: если у вас есть лишние деньги и слишком мало своих проблем, тогда нужно! Денег у вас убавится, проблем добавится, так что общее равновесие не нарушится.

     5

     Вечером в доме Горюновых ждали гостей, и Женя осталась, чтобы принять участие в живых картинах. Она любила эту нехитрую забаву, частенько устраивая представления в поместье маменьки.

     Подруги сговорились предстать благородными англичанками, плененными свирепым морским разбойником. На роль разбойника Анна планировала кучера Василия. В старых сундуках отыскалась турецкая феска и турецкий же халат, которые тотчас были посланы Василию на конюшню. Английское платье для Жени пришлось слегка перешивать, так как Анна отличалась здоровой упитанностью, и платье ее на Жене неприлично висело.

     Сам Леонид Евграфович задумал появиться перед гостями в облике собирающегося в поход боярина. Елизавета Матвеевна терпеливо мастерила мужу седую бороду из мочала, и давала распоряжения горничной относительно Мишки и Гришки. Сыновья адвоката должны были изобразить юных арапов, борющихся со змеей. Змею заменял широкий кожаный ремень, который Мишка и Гришка с восторгом и визгом душили. От змеи они как-то незаметно переключались друг на друга, и уставшая горничная уже в который раз разводила их по разным комнатам. Но когда маменька пригрозила, что не даст им мазаться под арапов, а наоборот велит надеть костюмчики и весь вечер быть при ней, Мишка с Гришкой притихли и позволили уложить себя на дневной сон.

     Весь день прошел в хлопотах, поэтому Женя почти забыла о неудачном утреннем визите. Некоторой проблемой стал несговорчивый Бусик, который начинал сердито цокать, едва его переправляли с плеча Жени на прикроватный столик. Но Женя определила, что, если рядом с упрямым зверьком ставится блюдечко орехов, гнев сменяется на милость, и Бусик позволяет новой хозяйке закрыть себя в комнате.

     6

     Под вечер стали съезжаться гости, две трети из которых Женя знала хотя бы в лицо. Улатин - город небольшой, развлечений не так уж много, и жители частенько сталкиваются у одних и тех же дверей.

     Пока гости поочередно подходили приветствовать хозяев, Анна щедро отпускала улыбки, шепотом поясняя подруге изменения в семейном положении тех, кого она давно не видела. Неожиданно, Женя ощутила весьма чувствительный толчок под локоть, и, подняв глаза, обнаружила рядом с сыновьями сахарозаводчика Лукашина - Иваном и Дмитрием - совершенно незнакомого молодого человека. Высокого, с приятными чертами лица, но с удивительно пронзительным взглядом. Под этим взглядом Женя отчего-то почувствовала себя неуютно.

     - Иностранец! - старательно делая безразличный вид, прошептала Анна. - Знакомый Лукашиных!

     «Знакомый Лукашиных» одеждой очень заметно отличался от улатинских горожан. Его малиновые с серебряной вышивкой брюки, казалось, еще хранили на себе пыль древней Мексики. Тонкая сорочка белизной оттеняла загорелую кожу лица и шеи, короткая куртка подчеркивала стройность фигуры. Словом, улатинские барышни не сводили глаз с симпатичного иностранца, который пока еще не покидал мужской кружок.

     Как всегда, беседовали о политике. Леонид Евграфович солидно вещал о преимуществах английского оружия и бранил нерасторопных русских министров, которые снова тянули с перевооружением армии.

     - Вот, вы полагаете, какое оружие лучшим? - обратился он неожиданно к иностранцу. - Да вы, верно, по-русски не понимаете? Ду ю спик инглиш? - припомнил адвокат свои познания в английском.

     - Благодарю, я довольно понимаю по-русски! - ответил гость с заметным акцентом, но вполне разборчиво. - Всем видам оружия я предпочитаю янвайское.

     - Я-янвайское? Это где ж такое производят?

     - Остров Янвая. Там небогато с местными ресурсами, зато искусные мастера-оружейники. Все пираты Северных да и добрая половина с Южных морей вооружены именно янвайским оружием.

     - Вы такой знаток пиратов?

     - Их довольно много в наших местах...

      Разговор заинтересовал Женю, но продолжения его она уже не услышала, так как братья Лукашины с двух сторон атаковали Анну, и пришлось поспешить на помощь подруге. Цветистые комплименты Ивана и Дмитрия показывали, что кроме «Биржевого листка», братья периодически почитывали и изящную литературу типа Ната Пинкертона.

     - Ваш взгляд пронзил мое сердце наподобие пистолетного выстрела! - сообщил Анне Дмитрий.

     - Вообще-то пронзают обычно - шпаги! - охладила пыл кавалера Женя. Анна с благодарностью оставила братьев на Женю, и поспешила «за кулисы», то есть в гостиную, где заканчивали приготовления к живым картинам.

     - Зато ваш язычок острее лезвия шпаги! - помог брату Иван. Женя на секунду задумалась:

     - Что еще остается слабой женщине для защиты, если вокруг все бряцают оружием?

     - О, нет! Это не по нашей части! Господин Вольф, подойдите, пожалуйста, к нам!

     Иностранец раскланялся с собеседниками и подошел к Лукашиным. Женя почему-то почувствовала холодок в сердце, но постаралась встретить гостя любезной улыбкой. Вольф на улыбку не ответил, он смотрел только на Ивана.

     - Господин Герни Вольф у нас большой знаток оружия. Выручайте, господин Вольф! Барышня Арсеньева загнала нас в угол!

     - Обоих? - Вольф удивленно приподнял брови. – Барышня, видимо, предводительница амазонок?

     Жене начала надоедать эта пикировка.

     - Не нужно быть амазонкой, чтобы побеждать в словесных баталиях мужчин, вооруженных только усами!

     Вольф сочувственно посмотрел на рыжие лукашинские усы, но ответил несколько неожиданно:

     - Но у меня-то усов нет, стало быть, я безоружен. Жестоко - издеваться над беззащитным. Впрочем, от столь прекрасной мучительницы я готов вынести все! - и он покорно склонил голову.

     Такого оборота Женя не ожидала. Она смутилась так, что покраснели даже кончики ушей. Зато Лукашины пришли в восторг: они не раз страдали от колкого язычка Жени, и были счастливы оттого, что кто-то слегка осадил юную ехидину. Но Вольф не дал им насладится победой.

     - Я слышал, нам сегодня покажут спектакль? Вы ознакомите меня с замыслом режиссера?

     Женя еще не пришла в себя, но правила хорошего тона требовали продолжения разговора.

     - Это все - любительство, - слегка запинаясь, объяснила она. - Для настоящего спектакля у нас недостаточно актеров. Сегодня мы просто покажем живые картины...

     - Мила! - по трагическому тону Анны Женя поняла, что случилось непоправимое. - Василия свезли в больницу с лихорадкой! У нас не будет пирата!

     На самом деле ничего особенно страшного не происходило: срывалась лишь одна картина из трех. У Леонида Евграфовича все было в порядке, он как раз заканчивал очередную речь о преимуществах Англии, да и Мишка с Гришкой, охраняемые бдительной горничной, еще не успели объесться пирожными. Так что...

     Но на глазах у Анны заблестели слезы: она так мечтала показаться в новом английском платье. Женя с надеждой посмотрела на Вольфа:

     - Вы нам не поможете?

     - Безусловно! - сразу ответил тот. Лукашины хором предложили свои услуги, но было уже поздно. Костюм пиратский был только один.

     7

     Первым выступал Леонид Евграфович, за ним должны были сражаться со змеею мальчики, так что время на подготовку еще было. Анна перепоручила гостей матери и убежала переодеваться. Женя вывела Вольфа на террасу, где уже ждал его дворовый мальчишка Кузька, чтобы отвести гостя переодеться в турецкий халат и феску.

     - Что я должен делать? - акцент в речи Вольфа стал заметнее, казалось, что гость с трудом подбирает русские слова.

     - Ничего особенного. Стоять и смотреть свирепо. Пираты захватили английский корабль, на котором были две девушки знатного рода. Они умоляют пиратского капитана отпустить их.

     - И он отпускает?

     - Что? - Женя была так занята своими мыслями, что не поняла вопроса.

     - Он отпускает пленниц?

     Жене некогда было раздумывать над печальной судьбой английских девушек, ее больше интересовала судьба постановки.

     - Понятия не имею! - честно ответила она. - Ваше дело: стоять и смотреть очень грозно.

     Хотя Женя и Анна не видели, как принимали гости новоявленных артистов, но по шуму аплодисментов поняли, что картины понравились. Представление показывали в гостиной, которую по такому случаю разделили на две части и повесили бархатный занавес. Занавес открывал и задергивал Кузька.

     Перед демонстрацией Мишки и Гришки случилась небольшая заминка: при виде превращенных в арапов хозяйских сыновей Кузька не удержался и с любопытством потрогал ставшую черной Гришкину кожу. Горячая арапская кровь ударила Гришке в голову: оскорбленный артист от души съездил нахалу по уху. Начинающуюся драку пресекли Елизавета Матвеевна и горничная, растянувшие драчунов по разным углам и пообещавшие полностью лишить их сладкого. Зрители ничего не видели, но слышали возню за занавесом, и на всякий случай стали шумно хлопать.

     8

     Наконец занавес отодвинулся. Юные арапы принялись бороться со змеей. Румянец смущения на их лицах под слоем краски не был виден, змея была побеждена очень быстро, и зрители бурными аплодисментами, и криками «бис» стали требовать повторения поединка.

     Все это время Анна с Женей топтались в боковой комнате, заглядывали в зеркала и волновались. Анна от волнения, чуть не расцарапала щеку, тщательно припудривая микроскопический прыщик. А Женя переживала, успеет ли переодеться Вольф: Мишка с Гришкой уже душили змею по второму кругу, а иностранца все еще не было.

     Наконец «арапы» закончили, Кузька задернул занавес, и на импровизированной сцене стали создавать корабельную обстановку. Для этого на одной из стен развесили изображающее парус полотнище, и установили на подставке настоящий корабельный штурвал, который специально для такого случая привез откуда-то Леонид Евграфович. Все было готово, не было только пиратского капитана.

     - Вдруг он не придет! - Анна в ужасе заламывала руки. - Кузька, ты куда его отвел?! Может, он заблудился?!

     - Куда велено было, туда и отвел! - ответил хмурый Кузька. - В комнату для гостей. - Сейчас я за ним сбегаю!

     Зрители за занавесом стали проявлять признаки нетерпения. Духовная пища, по традиции, предваряла телесную, и кое-кто уже жаждал перейти к столу. Аплодисменты стали настойчивыми. Вежливые зрители пока не осмеливались свистеть и топать ногами, зато они усердно кашляли и хлопали в ладоши.

     Кузька еще не успел далеко отбежать, как из коридора донесся его крик «идет», мальчишка прошмыгнул мимо барышень и занял свое место у занавеса. Появился запыхавшийся Вольф.

     - Где я должен стоять? - спросил он на ломанном русском (похоже, волнение сказалось на его знании русского языка).

     - Вы стоите у штурвала! - торопливо пояснила Женя. Мы выходим, просим вас о пощаде, и Аня поет. Вы стоите, молчите и свирепо смотрите. Все!

     Вольф прошел к штурвалу и повернулся спиной к занавесу, лицом к «парусу», Кузька потянул занавес за край, чтобы перед заждавшимися зрителями открылась сцена. Зрители бурно захлопали, потом постепенно затихли.

     Женя взяла под руку якобы изнемогающую от страха Анну и медленно повела через сцену. При виде девушек зрители вновь захлопали, кое-кто даже крикнул «браво». «Англичанки» пересекли «палубу», и в недоумении остановились перед «пиратским капитаном». Вольф по-прежнему стоял ко всем спиной и внимательно смотрел куда-то вверх, за верхнюю кромку паруса.

     - Куда он смотрит?! - сквозь стиснутые зубы возмутилась Анна.

     - Господин... э... мистер кэптен! - окликнула пирата Женя. Вольф медленно повернулся, и только теперь Женя поняла, что на нем нет турецкого халата. Он остался в своих малиновых брюках и белоснежной сорочке, снял только куртку. Широким поясом от халата Вольф перетянул свою и без того тонкую талию, а на голову повязал невесть откуда взявшийся черный платок. На щеке Вольфа отчетливо проступил рваный шрам, и у Жени слова замерли в горле, когда она увидела взгляд Вольфа: сумрачный и недобрый. – Мистер кэптен! – повторила Женя и поняла, что не помнит, как будет по-английски «пощадите».

     Ожидая продолжения сцены, зрители терпеливо молчали. Анна стреляла глазками в сторону зрителей и принимала наиболее выигрышные для своей фигуры позы. Женя ущипнула подругу за локоть и шепнула: «Пой!»

     Анна мельком взглянула на капитана, заломила руки в воображаемой мольбе и томным голосом запела. Она пела печальную английскую песню о морских опасностях, тихом сельском доме и об ожидающей матери. Пела Анна не очень хорошо, но старательно.

     Пират слушал с усмешкой. Женя то и дело вскидывала на него взгляд, потом опускала. Она неожиданно почувствовала озноб: молчаливая фигура у штурвала пугала ее все больше и больше. Женя с трудом удерживала тяжело опирающуюся на ее руку Анну, потому что собственные ноги отчего-то стали слабеть. Казалось, песня длится без конца!

     Наконец Анна допела последний куплет и присела в реверансе. Публика разразилась восторженным ревом и аплодисментами. Анна послала в толпу несколько воздушных поцелуев. Кузька задернул занавес.

      И тут у Жени зазвенело в ушах, она едва успела понять, что падает, как Вольф подхватил ее у самого пола. Испуганная Анна взвизгнула, а Кузька, с перепугу, дернул за шнурок. Увидав Женю в объятиях пиратского капитана публика восторженно заревела «бис». У Женя хватило мужества послать в публику улыбку, сделать прощальный взмах рукой, и крикнуть Кузьке: «Закрывай!»

     9

     Дальнейшее Женя помнила смутно. Вольф внес ее в комнату с окнами на Базарную площадь и торопливо вышел. Испуганная Елизавета Матвеевна послала за доктором. Анна разрывалась между внезапно заболевшей подругой и гостями, а Бусик мрачно жевал потерянный пояс от турецкого халата.

     Доктор Николай Ефимович Святкин, которого оторвали от ужина, наскоро осмотрел горло Жени, ощупал лоб и сказал, что все дело в духоте и туго затянутом корсете. Обмороки с молодыми барышнями - дело обычное, и бояться здесь нечего. Кушать надо вовремя, а не живые картины представлять! На том и ушел.

     Женя заверила Елизавету Матвеевну в своем благополучном здравии и попросила вернуться к гостям. Анна тоже убежала, шепнув, что кое-кто от нее в восторге.

      Женя осталась одна. Откуда-то из угла осторожно подал голос сверчок, перекрывая звуки несущейся снизу польки, (приглашенный из улатинского театра квартет честно отрабатывал деньги). Женя в самом деле чувствовала себя нехорошо. Стоило опустить ресницы, как вновь и вновь ей мерещился недобрый взгляд Вольфа. Она попыталась заснуть, но сон не шел. Внизу все еще шумели гости. Бал был в самом разгаре. Буська, которого уложили отдыхать на подушке на прикроватном столике, спал, накрыв нос пушистым хвостом и явно видел во сне горы орехов. Временами зверек начинал шевелить усами, делать лапками хватательные движения и причмокивать.

     10

     Наконец Женя не выдержала. Она легла в постель одетой, и теперь, вскочив, стянула с себя злополучное английское платье, чтобы переодеться в свое дорожное. Бусика она бросила в ридикюль, причем, зверек даже не проснулся.

     Сложнее было выйти из дома, не столкнувшись ни с кем из семейства Горюнова, но Женя хорошо знала дом адвоката и воспользовалась черным ходом. Около подъезда стояли чужие экипажи. Женя стала искать Прохора, ничуть не сомневаясь, что он где-то здесь болтает с чужими кучерами.

     Так оно и было. И не только «болтал». Человек пять кучеров собралось на конюшне вокруг бутылок с анисовкой, причем, Прохор, безусловно, главенствовал. Женя схватила его за руку, как раз в тот момент, когда эта рука подносила ко рту рюмку водки. Прохор замер, удивленно замолчали и остальные.

     - Запрягай лошадей, мы уезжаем! - приказала Женя.

     - Так ведь ночь, барышня! - только и выговорил изумленный Прохор.

     - Запрягай, я сказала, олух! - Женя и сама не поняла, отчего рассвирепела, - Поедем сейчас!

     - Да вы что, барышня, там же на волков нарваться можно!

     Кучера зашумели, подтверждая слова Прохора. В лесу близ Улатина и в самом деле водились волки. Правда, сейчас, летом, они были не столь голодны и свирепы, но зачем же искушать судьбу?!

     - Если ты сейчас не запряжешь лошадей, я возьму Рыжего, а ты завтра же получишь расчет!

     - Малахольная! - пронесся шепоток среди кучеров. - Все выжидательно смотрели на Прохора. Прохор колебался. Он знал, что барышня и в самом деле может умчаться домой на Рыжем, и тогда назавтра придется объясняться с барыней, зачем отпустил Евгению Александровну одну.

     - Ну, барышня! - Прохор опрокинул в рот рюмку водки. - Я вас предупредил! Сейчас запрягаю.

     11

     Женя вышла на воздух. Следовало написать хозяевам записку о внезапном отъезде, иначе утром начнется переполох. Карандаш и бумага - вот что сейчас нужно. Возвращаться в комнату не хотелось. Больше всего Женя боялась расспросов. Она сама не знала, почему так рвется уехать. Невозможно было оставаться.

     Небо было удивительно ясным, крупные звезды мерцали высоко в своем черном покое. После спертого духа в конюшне приятно было дышать полной грудью на воздухе, и смотреть на звезды. Они всегда производили на Женю необычайное воздействие: хотелось выйти на дорогу и идти, идти под ночным небом, пока не займется заря. Женя любила теплые летние ночи, любила купаться при луне в пруду, слушать стрекот сверчков.

     Засмотревшись в ночное небо, Женя на какое-то время забыла обо всем, но голоса подгулявших гостей, скликавших прислугу, заставили вздрогнуть и отступить в тень.

     «Найду Кузьку и велю ему передать мои слова Ане!» - решила Женя, и направилась в дворницкую, где Кузька жил. Однако она не прошла и нескольких шагов, как ей преградили дорогу.

     - Госпожа Арсеньева?

     Женя вздрогнула, сердце вновь обдало холодной волной, виски сдавило. Но она не успела упасть в обморок: под нос ей сунули платок, пропитанный каким-то резким запахом, и в голове сразу прояснилось.

     - Господин Вольф?!

     Платка на голове у «пиратского капитана» уже не было, исчез со щеки и жуткий шрам. Вольф снова был одет в свою куртку и напоминал скорее испанского тореадора, чем пирата.

     - Я вас напугал, простите!

     - И вовсе вы меня не напугали! Престо в комнате было душно, и мы слишком долго готовились.

     - Простите еще раз! Я слишком сильно старался быть свирепым. - Он сказал что-то на незнакомом языке, Женя не поняла, но переспрашивать не стала. Вольф снова перешел на русский. - Теперь вам уже лучше?

     - Лучше? - Женя поняла, что страх, гнавший ее в ночь, и в самом деле пропал. - Да, спасибо.

     - И вы не будете уезжать сейчас?

     «Откуда он узнал? Ведь из конюшни еще никто не выходил?!»

     - Вы перепугаете хозяйку. Право, я не хотел создавать столько хлопот! Уважьте меня, вернитесь к себе в комнату!

     Подошел уже одетый Прохор, но, увидев Женю беседующей, остановился поодаль. Вольф на мгновение отвлекся, сунул что-то кучеру в руку, что-то сказал негромко, и весьма довольный Прохор, отправился обратно в конюшню.

     - Евгения Александровна, я сегодня здесь не случайно. Вам знакомо имя Ирил Данни?

     - Да, это маменькина родственница с островов.

     - Она завтра приедет к вам в гости в Арсеньевку. Предупредите Надежду Никитичну, мы будем часам к четырем.

     - Мы?

     - Я состою при ней. Еще раз простите, что напугал. Вы вернетесь сейчас к себе?

     - Да, конечно.

     - Всего вам наилучшего. Лукашины сейчас отъезжают, я отправлюсь с ними. Честь имею!

     Вольф исчез так же внезапно, как и появился. Женя несколько секунд простояла в растерянности. Страх исчез, но спокойствие так и не появилось. Жене не хотелось возвращаться в дом, больше всего она мечтала оказаться сейчас у себя в Арсеньевке с книгой в руке, и дремлющим у порога псом Кертоном.

     Простояв еще минут пятнадцать, Женя постепенно успокоилась. Страх еще не прошел окончательно, но она уже приняла решение, и потому почувствовала себя лучше. В самом деле, мчаться в Арсеньевку ночью - это нарываться на неприятности. К тому же, не домой теперь надо ехать, а к отцу Федору, на хутор! Если отправиться с рассветом, можно прекрасно везде успеть.

      Женя вернулась в спальню, разделась и уснула крепким сном без сновидений.

     Герни

     Я абсолютно уверен, что мое пиратское прошлое здесь не при чем! Я просто задумался и перестал контролировать выражение лица. Что-то плохое должно было вскоре случиться. Я это чувствовал, но не понимал, что именно…

     12

     За окном уже серел рассвет. Первое, что увидела Женя, открыв глаза, был коричневый хвост Бусика. Зверек сидел на одеяле и вылизывался, словно кошка. Несколько секунд Женя оторопело смотрела на Бусика, пытаясь припомнить, где оставляла его с вечера. Потом, вспомнила, поискала глазами ридикюль, и увидела расстегнутую сумочку лежащей на полу рядом с остатками листьев герани. Похоже, Бусик плотно позавтракал, потому что от пышного когда-то растения, на подоконнике остался только торчащий из земли голый стебель.

     Женя пожурила Бусика, потом наскоро умылась и прокралась на кухню, где уже растапливали печь. Из-за вчерашнего инцидента поесть Женя вечером не успела, и теперь со здоровым молодым аппетитом набросилась на еду. Кухарка Лукерья, подавая барышне завтрак, рассказывала, что живые картины произвели на подглядывавшую дворню весьма сильное впечатление. Леонид Евграфович с окладистой бородой был похож не столько на боярина, сколько на мужика. Мишка с Гришкой - ну вылитые арапчата! Но больше всех запомнился свирепый иностранец. Кое-кто божился, что никакой это не иностранец, а Яшка-цыган, который грабит честной народ на Стержинском тракте, и по которому давно острог плачет. Женя посмеивалась и в свою очередь живописала, как у нее кровь застыла в жилах от взгляда Вольфа, и как всю ночь ей снились пиратские корабли. Лукерья ахала и верила.

     - Дай мне еды для Прохора! - попросила Женя кухарку. - Не хочу дожидаться завтрака, маменька просила вернуться пораньше.

     - Да он-то как раз не голоден! - разворчалась Лукерья. – Они вчера до полуночи пили, ели да песни орали!

     Но еды дала и даже завернула все это в чистую тряпицу от мух. Женя взяла сверток, попросила Лукерью передать Анне записку и отправилась будить Прохора.

     13

     Выезжали по холодку. Отдохнувшие сытые кони легко несли коляску по мостовой, пугая кошек стуком копыт. Кошки торопливо взбирались на заборы и оттуда зелеными глазами смотрели вслед проезжим.

     Бусик сладко спал на коленях у Жени. Сердитый с утра Прохор поторапливал лошадей: Женя предупредила его, что перед Арсеньевкой нужно будет заехать на хутор к отцу Федору. Прохор надеялся, что отец Федор не откажет страдальцу в помощи, и угостит его содержимым своего погребка. Самогон отца Федора в селе знали и весьма уважали.

     Сразу за городом потянулись полоски полей. Был разгар жатвы и, несмотря на ранний час, то тут то там встречались люди. Торопились убрать скудный урожай этого года. Весна была затяжной, с внезапными заморозками, часть всходов погибла, пришлось пересевать. Хозяйство Арсеньевых тоже пострадало, но Надежда Никитична, по совету отца Федора, часть семян заменила еще с осени, и потому ее пшеница оказалась более устойчивой к холодам.

     Женя лениво разглядывала недожатые полосы, ее внимание притягивали то кружащиеся над полями птицы, то синеющая вдали полоска леса. Представив, как могла бы здесь ехать ночью, барышня невольно поежилась.

     Солнце поднялось уже довольно высоко, когда коляска въехала в Улатинский лес. Давно не чищенный, полный сухостоя, при солнечном свете он не казался таким уж опасным. Даже не верилось, что где-то в этих зарослях водились волки.

     Женя думала о вчерашнем дне. Вспоминая слова Нинель Ботвеевой насчет сглаза, Женя теперь готова была допустить и это. До сих пор ей в обмороки падать не приходилось.

     Внезапно Рыжий тревожно фыркнул, Далжик сбился с шага, и коляску заметно тряхнуло.

     - Не балуй! – прикрикнул на коня Прохор, но тут же протяжно ахнул: - Кажи-ись, волки!

     Женя оглянулась и увидела тощих, похожих на серых собак животных. Линяющая шерсть висела клочьями, хвост у переднего был высоко поднят, а у двух других поджат.

     - Прохор, гони!

     Но кучер и так уже подхлестывал лошадей. Бусик тревожно зацокал, вскарабкался хозяйке на плечо и хвостом обвил шею. Женя привстала на сидении и увидела, как волки большими скачками бросились вдогонку. Передний бежал, как настоящий пес, занося задние лапы вбок, двое других держались немного позади вожака, их морды мелькали то выше, то ниже его хвоста. Коляску подбрасывало на ухабах, левое колесо вновь начало угрожающе поскрипывать.

     Вожак прибавил скорость, обходя коляску справа. Женя увидела, что волк не сводит взгляда с мелькающей ляжки Рыжего.

     - Прохор!

     Кучер, обернувшись, хлестнул вожака кнутом. Волк не взвизгнул, но отстал в беге, зато двое других попытались добраться до лошадей слева, и Прохор злобно бросил кнут туда.

      - Пшли вон! - гаркнул во всю мощь. - У-у! Гадюки некормленные!

     «Некормленные»? Женя схватила с сидения сверток, торопливо размотала тряпицу, стала ломать на куски хлеб с сыром и бросать на дорогу. Один из волков внезапно отстал, нагнулся, на бегу схватил кусок, но закашлялся и выронил. Второй ловко подхватил упущенное, на что первый злобно рявкнул. Вожак оглянулся через плечо, обнаружил начавшуюся грызню, замешкался, и коляска вырвалась вперед.

     14

      Прохор продолжал подгонять лошадей, хотя они и без того скакали во весь опор. Когда опасное место осталось позади, и лошади замедлили бег, Бусик соскользнул с плеча, обнюхал тряпицу. Коричневая мордочка выразила явное сожаление, потом зверек начал аккуратно подбирать крошки хлеба и сыра, лапками заталкивая себе в рот.

     - Ловко вы, барышня, волков прикормили! - сказал Прохор уважительно.

     - Зато ты без завтрака остался, - теперь Женя почувствовала дрожь в теле и легкий звон в ушах.

     Прохор видимо заметил необычайную бледность хозяйки, вздохнул тяжко, сунул руку куда-то под сидение и вынул початую бутылку водки.

     - Хлебните, барышня, замерзли вы! Чтоб не простудились, а то мне Надежда Никитична голову оторвет!

     Женя молча приняла бутылку, сделала длинный глоток, почувствовала растекающееся внутри тепло, и на секунду пожалела, что Прохора с его бутылкой не случилось под рукой вчера. Бусик сердито заверещал, протягивая лапки к бутылке, но Женя легонько шлепнула его по спине и вернула бутылку владельцу.

     - Ты сам не слишком увлекайся-то! – посоветовала она кучеру, - На голодный-то желудок!

     Прохор беззлобно хохотнул, вспоминая, как волки лишили его еды, осторожно глотнул и вновь сунул бутылку под сидение.

     - Видно кто молился сегодня за нас, что волчары так быстро отстали!

     Женя ничего не ответила. Исчезновение опасности, спиртное, продолжающее согревать изнутри, разморили ее, она откинулась на подушки и попыталась дремать. Буська с любопытством посмотрел на хозяйку, потом на Прохора, потом быстро перебежал на козлы. Потершись маленькой головкой о локоть кучера, он цапнул его лапкой.

     - Чего тебе? – недовольно спросил Прохор. Буська цокнул и юркнул было под сидение, но кучер успел поймать зверька за хвост.

     - Да ты, никак, выпить хочешь?! – Буська сложил вместе передние лапки и умильно заглянул человеку в глаза. – Ну, ты и скотина, брат! Твой фокусник, видать, крепко за воротник закладывал?!

     Буська просительно цокнул.

     - Мне не жалко, брат, но Евгения Александровна не одобрит! – сказал кучер совершенно серьезно. – Они не приучены, шобы их животины пили! Так и Кертон, глядишь, водки запросит, а кто лаять будет, я, шо ли?

     Буська извернулся на хвосте, дотянулся до Прохора и жалобно пискнул ему в ухо.

     - Ладно, я ж не зверь какой! Только ты меня не выдай!

     Прохор вынул бутылку, откупорил, и с удивлением наблюдал, как Буська проворно заработал язычком, слизывая с горлышка капли водки. Но это продолжалось недолго: Прохор оторвал зверька от бутылки, и загнал пробку на место.

     - Пора и честь знать! А то еще буянить начнешь!

     Довольный жизнью Бусик разлегся на козлах, лениво щурясь в сторону лошадей, а Прохор поднял брезентовый верх у коляски, закрывая дремлющую хозяйку от лучей утреннего солнца.

     15

     Женя не слышала, как подъехали к хутору отца Федора, проснулась только тогда, когда басом взлаяла Пальма - крупная серо-черная дворняга, охранявшая подворье. Взлаяла, да скоро замолчала, узнав знакомых гостей. Только Бусик вызвал было у нее сомнения. Она заворчала, но после окрика Прохора смолкла, тихонько показывая клыки зверьку. Вполне счастливый Бусик поглядывал на собаку с высоты Прохорова плеча и лениво шевелил усиками.

      Поскольку на собачий лай никто не вышел, Женя подумала, что отец Федор на пасеке. Пасека была его любимым детищем, и мед у него получался каким-то особенно ароматным да вкусным.

     Женя вышла из коляски, чтобы пройти в большую, крытую соломой хату. Хату свою отец Федор никогда не закрывал, утверждая, что знает от воров особое слово. Впрочем, воры и верно, к нему не лазили. То ли опасались огромной Пальмы, то ли заветное слово действовало. А может, и медвежья фигура самого отца Федора внушала им почтение.

     Отец Федор жил бобылем. После смерти матушки он крепко запил, забросил церковные службы, разругался с церковным начальством, и в приход прислали другого священника.

     Чужака отец Федор не любил, прозвав гусаком за тонкую шею и шепелявую речь. В церковь отец Федор ходил теперь только по праздникам, но молитвы не оставлял, и прихожане втихомолку почитали его, как блаженного. Болтали, что одно слово отца Федора исцеляет недужных и укрепляет слабых духом. Новый священник считал это бесовщиной, и угрожал всякими карами тем, кто по старинке бежал к отцу Федору за помощью. Отец Федор посмеивался в густую бороду, но в помощи никому не отказывал.

     Вот и сейчас Женя присела подождать, пока Прохор отыщет хозяина. В горнице стоял приятный полумрак, пахло медом и сушеными травами, где-то лениво жужжала заблудившаяся пчела. В красном углу, под иконами, теплились лампады. Дремавшая под лавкой кошка Мурка проснулась и потерлась спинкой о ногу гостьи, напрашиваясь на ласку.

     Пока Женя щекотала кису за ушком, заскрипела дверь, и в комнату, слегка пригнувшись, вошел отец Федор. Роста бывший священник был немалого, и потому всегда берег в дверях голову. Сунувшемуся было за ним Прохору отец Федор велел слазить в погреб и позаботиться о хлебе насущном, а сам прошел к столу и сел напротив Жени.

     - Рассказывай! - коротко приказал он.

     Женя вздохнула, но обманывать отца Федора не рискнула. Услыхав о визите к Ботвеевой, отец Федор нахмурился: гадалку он не любил и посещений ее барышнями категорически не одобрял. Но говорить пока ничего не стал, а дослушал до конца, до самого происшествия с волками.

     - Где они пристали?

     - На одиннадцатой версте.

     - А во время представления этот Вольф говорил что-нибудь?

     - Нет. Молчал, как я просила. Я сама не знаю, что случилось. Такой страх напал!..

     Отец Федор задумался, комкая в кулаке седоватую бороду, посматривая на Женю искоса. Кошка мурлыкала у него на коленях.

     - А холодом от него не веяло?

     Теперь уже задумалась Женя. Она не помнила подробностей. Помнила только пронизывающий взгляд и собственный дикий ужас. А был там холод или не был?

     Отец Федор неожиданно встал, вышел и через минуту вернулся с большим серебряным крестом на серебряной же цепи.

     - Ну-ка, смотри! - крест качнулся перед глазами Жени, блеснул на серебряной грани отраженный солнечный луч. - Смотри и говори, что видишь!

     Женя смотрела на крест, но видела только карие глаза Вольфа, которые заставляли столбенеть и терять разум. Женю качнуло.

     - Сидеть! - грозно рявкнул отец Федор. - Что видишь?!

     Женя видела Вольфа, но не только его. Позади Вольфа клубилось нечто бесформенное, излучавшее холод. Потом оно втянулось в иностранца, и на Женю оскалилась волчья морда. Женя оцепенела.

     - Ах, ты, сукин сын! - словно сквозь сон услышала отца Федора, но Женя не могла обернуться, не могла оторвать взгляда от оскаленных клыков. Но она почувствовала, как за спиной появилось что-то огромное, пышущее жаром, услышала грозный рев. Это длилось всего мгновение, и Вольф исчез.

     Женя продолжала сидеть неподвижно, не отрывая взгляда от того, места, где только что видела волка. Сзади продолжало струиться тепло, словно от пышущей жаром русской печи. Внутреннее оцепенение еще не прошло, но страха уже не было. Он растаял под натиском тепла.

     Крест снова качнулся перед глазами Жени, на своем запястье она почувствовала теплую ладонь отца Федора.

     - Испугалась, дочка? - спросил он ласково. - А ты не бойся! На всякого волчару свой медведь есть.

     Женя все еще не могла опомниться. Но душевное смятение не мешало ей наслаждаться ощущением облегчения после схлынувшего ужаса. Словно из души убрали что-то тяжелое.

     - Что это было?

     Отец Федор снова присел к столу, положил цепь с крестом на столешницу, подпер рукою щеку. Обычно доброе лицо его было грустным и немного сердитым.

     - Нечисть это была. Самая обыкновенная нечисть. Но ты-то чего испугалась? Я тебя, что ли, молиться не учил?

     - Мне и в голову не пришло!

     - А по гадалкам бегать, пришло?! Что тебе неймется? Зачем тебе будущее?!

     Женя сама не знала, что ей нужно. Она знала, что ей нестерпимо скучно в Арсеньевке, да и в Улатине не лучше. Но так жили все.

      - Не ворчи! Лучше посоветуй, что делать. Они сегодня к маменьке приедут.

     - Если насчет имения: не продавайте! Это год такой выдался! Другой будет лучше!

     - Далось вам всем наше имение! Он сказал, родственница нам его хозяйка! Поехали с нами, отец Федор!

     Отец Федор призадумался. Думал он не очень долго.

     - Поезжай пока одна! Я приду к четырем, познакомлюсь с твоим... Вольфом!

     16

     На этом серьезный разговор закончился. Со двора позвали Прохора, который уже успел не только слазить в погреб, но даже и ознакомиться поближе с угощением отца Федора. Хозяин погрозил ему пальцем.

     - Я - токмо для соблюдения су... субординации! Надежда Никитична не велит дворовым вместе с господами за столом сидеть!

     - А ты и не будешь сидеть, - спокойно ответил отец Федор. - Стоя, больше влезет!

     Прохору и в самом деле пришлось до конца завтрака стоять, но он не обиделся. На отца Федора обижаться было трудно. Порою он вел себя странно, но и в помощи отказывал редко. Поскольку мед его на ярмарке раскупался хорошо, деньги у бывшего священника водились, и Прохор сам не раз одалживался у хозяина хуторка.

     В присутствии отца Федора Буська вел себя необычайно смирно, прикидывался меховым украшением и накрывал лапками мордочку. Сидел он при этом на плече у Прохора. Отец Федор мельком посмотрел на зверька, но Бусик сидел, почти не дыша, и речь о нем так и не зашла.

     После еды Прохору еще хотелось покалякать о том, о сем с отцом Федором, но барышня торопилась, и Прохор заручился обещанием отца Федора зайти к нему в Арсеньевке.

     17

     Передохнувшие лошади бежали проворно, в Арсеньевку приехали задолго до полудня. Надежда Никитична встретила известие о гостях без особого воодушевления.

     - Это они о неурожае проведали и на наше имение зарятся!

     - Да кому наша нищая Арсеньевка нужна! - возразила Женя. – Это вам, маменька, мерещится!

     - Чует мое сердце, по миру пойдем! Будешь ты, Женька бесприданницей!

     Надежда Никитична подняла глаза к потолку, что должно было означать крайнюю степень отчаяния, но надо же было такому случиться: увидела на потолке паутину и сразу переменила тон:

     - Глашка, душа окаянная, подь сюда!

     «Глашка» - толстая баба лет тридцати неторопливо вплыла в дверь и остановилась посереди комнаты.

     - Я те сколько раз говорила, чтоб ты все углы обметала!

     - Я и обметала, - спокойно пробасила Глафира. - Нешто углядишь за кажным пауком?

     - Сейчас гости приедут иностранные, сродственница моя заморская, а ты меня позорить перед ней станешь?

     - А она нехай чужих пауков не считает, на то свои есть!

     - Убери немедленно паутину! - заверещала Надежда Никитична и схватилась за виски. - Вы меня в гроб загоните!

     Женя переждала паутинную суматоху (Глафира взяла на помощь пару дворовых девок, и они принялись утюжить потолок щетками, изгоняя паучьи семейства из завитков гипсовой лепнины) и напомнила:

     - Маменька, велите, чтоб обед собирали праздничный!

     - Одно разорение, одно разорение! - запричитала Надежда Никитична. - Они не могли тебе в городе о делах сказать?

     - Я вашу родственницу не видела. Господин Вольф сказал, они к вам желают!

     - Так что ты стоишь? - неожиданно спокойно сказала Надежда Никитична. - Иди на кухню и распорядись. Скажи, что я велела. Из города, небось, не догадалась чего-нибудь особо изысканного привести? Обо всем я должна заботиться!

     - Городскую еду они уже пробовали! - возразила Женя. – Надо их деревенской попотчевать. Да, я забыла сказать. Отец Федор зайдет!

     Услыхав про отца Федора Надежда Никитична сразу успокоилась. Она крепко доверяла бывшему священнику и надеялась, что он не позволит ее облапошить.

     Разговор о потраченных на Бусика двух рублях Женя благоразумно решила отложить на более позднее время, надеясь, что за хозяйственной суетой Надежда Никитична забудет расспросить о городских покупках подробнее.

     18

     При жизни отца Жени, Александра Семеновича, Арсеньевы жили зажиточно. В их двухэтажном доме верх был отведен под спальни, кабинет Александра Семеновича и библиотеку, а нижний этаж планировался под приемы. Там был роскошный зал, уставленный тяжеловесной немецкой мебелью, с белым роялем, с мозаичным паркетом.

      Со временем мебель обветшала, паркет рассохся, и только праздничные блики на крышке рояля напоминали о временах, когда в этом зале устраивались вечера камерной музыки.

     По случаю приезда гостей стол Надежда Никитична решила накрыть стол в большой столовой. (В обычные дни хозяева обедали в маленькой комнате неподалеку от кухни).

     На кухне мигом закипела работа: щипали птицу, жарили молочного поросенка, растирали горчицу на провансальском масле для соуса. Из погреба тащили домашнее вино и городскую водку Рябушинского.

     19

     Женя не участвовала в общей суматохе. Она переоделась, оставила удивительно сонливого Бусика в корзине с вязанием, окликнула своего любимца - пса Кертона и ушла гулять в парк. Когда-то разбитый по всем правилам английский парк зарос лопухами и чертополохом. Периодически Надежда Никитична выгоняла дворню наводить порядок, но последний такой набег был пару месяцев назад, и лужайки давно уже потеряли ухоженный вид. Окрестные крестьяне втихомолку пасли коз на окраинах, и противные животные кое-где повредили деревья.

     Женя направлялась к пруду. Пруд по ее настоянию регулярно чистили, в нем водилась рыба, и на восточной стороне его стояла купальня. Правда, ночью Женя ею не пользовалась. Она дожидалась, пока в доме все заснут, брала собаку и уходила купаться. Нагревшаяся за день вода еще не успевала остыть к полуночи. Женя погружалась в воду и плыла, глядя на звезды, к середине пруда. Кертон тревожно взлаивал на берегу, потом не выдерживал, бросался в воду, и плыл к хозяйке. Женя поворачивала к берегу, но выходить не спешила. Вода была теплее, чем ночной воздух. Женя полулежала в воде, слушала, как шумно обследовал прибрежные заросли Кертон и думала о далеком океане, О таинственных глубинах, где живут неведомые твари, о стройных чайных клиперах, почти перепархивающих с волны на волну со своим драгоценным грузом. О моряках, щеголяющих в белоснежных кителях и непременно курящих табак в изогнутых трубках.

     На картинках в толстом журнале Женя видела кораблекрушения, вулканы и полеты на воздушных шарах. Россия тогда зачитывалась переводными романами о путешествиях, и Женя привезла себе из города целую стопку таких романов.

     Сейчас Женя прошла к мосткам, где была привязана лодка, влезла в лодку и бездумно уставилась в зеленоватую воду. Кертон не пошел вслед за хозяйкой, а полакал воды из пруда и растянулся на мостках, подставив солнцу серый с черными крапинами бок.

     Сквозь прозрачную толщу воды было видно, как в водорослях шныряют крошечные рыбки. Женя перегнулась через борт, упавшая на воду тень спугнула водяных жителей, и они мгновенно исчезли. Какое-то время только одинокая лягушка, распластавшаяся на поверхности, таращила глаза на возмутительницу спокойствия. На борт лодки села крупная синяя стрекоза, развела в стороны серебристые крылья и замерла.

     Тихо вокруг, только ветерок еле слышно посвистывал в кронах деревьев да сонно вздыхал Кертон. Округа дремала, маленькие волны бесконечно сменяя друг друга, стремились к берегу, покачивая лодку. Не выспавшаяся ночью Женя почувствовала, как опускаются веки, и погрузилась в блаженную полудрему.

     Что-то говорила вода, воркотала о чем-то сокровенном, бесхитростном, как идущий по сучку муравей. О чем-то древнем, родившимся задолго до Жени, но понятном.

     20

     Убаюканная говором воды Женя не сразу поняла, что слышит человеческие голоса.

     - …Темный здесь народ, запуганный. Слово против помещика сказать бояться. Всем управляющий вертит, что хочет, то и делает!

     - Давно пора под корень! - поддержал его второй голос. Разбуженный Кертон недовольно заворчал, Женя подняла голову и увидела идущих берегом людей. Один, постарше, в обычной деревенской одежде, второй, по всему видно городской - в костюме-тройке, из кармана жилета свешивалась массивная часовая цепочка. Тот, что постарше, с окладистой по-мужицки бородой, молодой - с аккуратно подстриженной бородкой и светлыми серыми глазами. Идущие тоже заметили Женю, но реакция у них была разная - мужик насупился, а городской его приятель приветливо взмахнул рукой:

     - Не спите на солнце, барышня!

     Женя не спала. Волшебство одиночества нарушилось, и она вспомнила, что пора возвращаться. Двое уже поворачивали на ведущую в деревню тропинку, Кертон лениво гавкнул им вслед, встал, отряхнулся и вопросительно уставился на хозяйку. Женя поднялась, качнув лодку, ступила на мостки, и в этот миг вода вздыбилась! Полупрозрачная зеленоватая фигура седого старика приподнялась над бортом лодки, сурово глянула на оторопевшую Женю и вновь погрузилась в воду. Кертон зашелся истерическим лаем так, что уходящие оглянулись.

     При виде совершенно белого лица Жени, молодой что-то сказал пожилому и быстрыми шагами вернулся. Деревенский нехотя двинулся за ним. Кертон все еще лаял, с визгом, захлебываясь, не отрывал взгляда от воды. Обычно высоко задранный хвост его в этот раз был зажат между задними лапами.

     - Что случилось, барышня? - голос молодого был искренне участлив.

     Как ни испугана была Женя, но говорить о том, что видела на самом деле, она не хотела.

     - Что-то очень большое, в воде…

     Молодой подошел к самому краю мостков, перескочил в лодку, которая все еще качалась, всмотрелся.

     - Я ничего не вижу!

     - Сом это! - хмуро сказал его приятель. - Сом озорничает. У нас сомы уток под воду утаскивают!

     - Ничего не вижу! - повторил молодой и вернулся на мостки. - Может и сом. Вы откуда, барышня?

     - Оттуда, - Женя неопределенно махнула рукой в сторону смутно белеющего за деревьями дома.

     - Вас проводить?

     - Не нужно, - медленно, с расстановкой ответили Женя, все еще находясь под впечатлением встречи с водяным.

     - Я - Юрий Викторович Зимин, студент из Петербурга, а вы верно из имения Арсеньевых?

     - Я - Евгения Александровна Арсеньева, дочь той помещицы, которую вы собираетесь извести под корень.

      Зимин ничуть не смутился, поняв, что разговор был услышан.

     - Смотря какой корень! Не бойтесь, мы не так кровожадны, и с барышнями не воюем.

     - А я и не боюсь! - Женя посмотрела на свисающую из кармана цепочку. - Скажите, пожалуйста, который час?

     Зимин вынул из кармана часы, откинул крышку.

     - Четвертый! Вас, верно, дома уже заждались? Вы всегда гуляете в одиночестве?

     - Это наш парк, еще не поздно, и я не одна, а с собакой.

     - С этой?! - Зимин пренебрежительно посмотрел на Кертона. - Да он своей тени боится!

     - Это - нормальная собака! Он свое дело знает.

     - Не похоже. А если бы я был разбойник и захотел бы вас обидеть… - Зимин не договорил, потому что, желая подчеркнуть свои слова, он неосторожно протянул руку, почти коснувшись плеча Жени, Кертон прыгнул, всей массой ударил обидчика в грудь, и человек вместе с собакою полетали в пруд.

     - Ах, ты!.. - приятель Зимина потянулся за валяющейся в траве палкой, но Женя пинком ноги отбросила ее далеко в сторону.

     - Кертон, ко мне!

     Мокрый пес, шумно работая лапами, поплыл к берегу. Зимин, чудом не ударившийся о нос лодки, барахтался у мостков, его сердитый приятель протянул ему руку и помог взобраться на мостки.

     Кертон выбрался на берег, отряхнул воду и, подбежав к хозяйке, вполне добродушно смотрел, как вытаскивают недавнего противника.

     - Вот теперь вам точно придется меня проводить, - покачала головой Женя, глядя, как со студента ручьями бежит вода. - Вам нужно переодеться, до деревни еще далеко идти.

     Зимин с удивлением посмотрел на собаку:

     - Он казался вполне безобидным!

     Женя подумала, что неизвестно каким был бы сам Зимин, повстречайся ему среди бела дня водяной. Она могла бы посчитать свое видение сном, если бы собака не отреагировала бы так бурно. Подумать только: в собственном пруду, в котором она столько раз купалась! Не скоро ей теперь захочется на ночную прогулку!

     Наскоро распрощавшись, приятель Зимина ушел, а Женя с новым знакомым отправилась к дому. Бежавший впереди Кертон то и дело оглядывался, но Зимин держался от хозяйки на значительном расстоянии, и пес успокаивался.

     21

     Добравшись домой, Женя поручила гостя Глашке, а сама отправилась переодеться к обеду. Надежда Никитична хотя не обрадовалась известию, что за обедом у них будет еще один едок, но велела поставить еще один прибор.

     Только закончили отбивать мелодию настенные часы в столовой, взлаяли дворовые собаки. Гости оказались удивительно точными, и их пролетка подкатила к парадному входу в одну минуту пятого. Гости приехали на извозчике, что заставило Надежду Никитичну недовольно поморщиться. С ее точки зрения это не говорило о высоком статусе приезжих, могли бы нанять автомобиль.

     Глашка проводила господ в гостиную, где Надежда Никитична соизволила подняться им навстречу и произнести приветствие на плохом французском языке.

     Вначале Ирил Данни показалась Жене моложе матери, но, увидев седину, Женя поняла, что они ровесницы. Впечатление производила статная фигура вошедшей, и ее моложавое, с едва заметными морщинками лицо. Надежда Никитична в город выезжала редко, а деревенская пища сохранению фигуры не способствовала. Хозяйка добросовестно затянулась в корсет, но полнота рук и двойной подбородок выдавали любительницу вкусно покушать.

     Выслушав приветствие, Ирил склонила голову и ответила по-русски:

     - Добрый день, милочка, очень рада вас видеть!

     Надежда Никитична опешила, но довольно быстро пришла в себя.

     - Я тоже очень рада, как добрались?

     - Спасибо, хорошо. Вы позволите погостить у вас пару дней? Нам нужно закончить кое-какие дела?

     Надежда Никитична была несколько огорошена такой откровенной навязчивостью гости. Вначале следовало обменяться любезностями и сведениями о родственниках, а лишь потом переходить к просьбам! Но что взять с иностранцев?! Разве они понимают приличия? Один их синематограф чего стоит?! Сплошной разврат!

     - Конечно-конечно, гостите, сколько пожелаете! Наш деревенский воздух для здоровья весьма полезный!

     Темно-синего шелка платье Ирил произвело на Женю впечатление. Оно было неброским, но удивительно элегантным, и чем-то напоминало английские платья Анны Горюновой.

     - А это мой секретарь - Герни Вольф! - с некоторым запозданием представила Ирил своего спутника.

     Вольф вновь был одет весьма экзотично: короткие кожаные сапоги, кожаные брюки со шнуровкой до колена, широкий ремень с пристегнутыми к нему ножнами охотничьего ножа, неизменная сорочка и замшевая куртка с бахромой. Вольф напоминал не то богатого американского плантатора, не то зажиточного железнодорожного бандита, но никак не обычного секретаря.

     - Глафира покажет вам ваши комнаты! - сообщила Надежда Никитична, мысленно прикидывая, не извлечь ли из приезда иностранцев дополнительной пользы и не пригласить ли назавтра на обед соседа - Егор Дмитриевича Поливанцева. Авось он впечатлится иностранной родственницей и позволит повременить с выплатой долга! - Освежитесь с дороги и, милости просим, к столу!

     22

     Стол, как и положено в русской глубинке, по случаю приезда гостей ломился от яств. Замысловато изукрашенные зеленью закуски, поросенок с хреном, заливное из рыбы, уксус в маленьких графинчиках на серебряных подносах, несколько сортов домашних вин, рябиновка в пузатой дымчатого стекла бутылке, сложенные пирамидками салфетки - все это будило голодное воображение. Беседовавший с отцом Федором о видах на урожай студент Зимин то и дело бросал в сторону стола алчные взгляды. Переодели Зимина в одежду покойного Александра Семеновича, потому сидела она на нем несколько мешковато. Зато он был одет вполне прилично, да и вел себя вполне благопристойно. (Надежда Никитична пообещала Жене урезать расходы на книги, если ее неожиданный гость чем-либо сконфузит ее перед иностранцами).

     Когда появился отец Федор, Женя не заметила. Казалось, он находится в доме уже давно. Во всяком случае, следов передвижения по жаре на нем заметно не было. Он сидел, уютно расположившись в кресле, и сравнивал климатические причуды этого года с прошлыми временами.

     При появлении дам мужчины встали, Зимин со слегка насмешливым поклоном, отец Федор вполне приветливо. Зимин представился старшей хозяйке и сослался на знакомство с Поливанцевым, чем заслужил милостливый кивок Надежды Никитичны. Она утвердилась в мысли пригласить Поливанцева и решила использовать для этого появление его знакомого. Отец Федор сообщил, что принес в подарок немного меда и велел Глафире подать его к чаю. Надежда Никитична искренне поблагодарила, так как считала мед весьма полезным для сердца. Беседа лениво продолжалась, пока минут через двадцать не появились приезжие.

     Госпожа Данни успела переодеться, секретарь лишь повязал наподобие галстука шейный платок. Зимин при виде Данни встал и представился с церемонным поклоном, Вольфу лишь слегка кивнул. Отец Федор напротив, вначале пожал руку Вольфу (причем весьма крепко), и только потом подошел к Данни.

     - Случалось ли вам и раньше бывать в России или же вы здесь впервые? - спросил он, после представления.

     - Нет, но я неплохо знаю вашу страну по рассказам. В наших краях обосновалась небольшая колония русских поселенцев. Там я и шлифовала произношение, - сообщила Данни, опережая вопрос.

     Церемонно расселись, но к еде приступили без особых церемоний. Гости с дороги проголодались, Женя после бурных приключений последних суток никак не могла наесться, а остальные просто поддерживали компанию. Какое-то время за столом слышно было только позвякивание посуды, да временами кто-то просил передать блюдо. Издали наблюдавшая за трапезой Глафира осталась довольна вниманием, которое уделили гости местной стряпне.

     Когда голод был наконец утолен, подали чай с домашними пирогами. Ирил сладкое прихвалила и заручилась обещанием Надежды Никитичны относительно рецепта пирогов. Надежда Никитична долго расспрашивала о здоровье родственников, составлявших промежуточные звенья между нею самой и заграничной гостьей, Ирил терпеливо отвечала. Женя украдкой косилась на Вольфа, но не находила в этом благовоспитанном человеке никаких следов той силы, так напугавшей ее ночью. Зимин откровенно скучал, не вмешиваясь в хозяйский разговор и, по всему было видно, что он ищет предлог откланятся. Отец Федор с аппетитом ел и пил, казалось, он пришел в гости исключительно с целью сытно пообедать.

     Наконец, Надежда Никитична не выдержала. Не зная, как бы поделикатнее расспросить гостей насчет цели их приезда, она решила для проформы задать вопрос о стоимости земли в Королевстве.

     - Честное слово, не интересовалась! - ответила Ирил. - У меня сейчас два грузовых парохода, так что я больше стоимостью фрахта интересуюсь да подумываю не прикупить ли пассажирский, и не пустить ли его на линии между Европой и Америкой. С крупными кампаниями мне, конечно, не тягаться, но попробовать стоит.

     - А что, у вас моряки в профсоюзе состоят? - неожиданно поинтересовался Зимин.

     - Возможно, но это не ко мне вопрос, а к управляющему компанией - заработной платой занимается он.

     Зимин перевел взгляд на Вольфа, но тот отрицательно качнул головой.

     - Я не управляющий. Я - секретарь. Управляющий находится в Эделасе.

     - Конечно, положение рабочих вас интересует мало! - сказал Зимин, с вызовом глядя на Ирил.

     - Вы совершенно правы, - спокойно согласилась Ирил, - у меня есть более насущные заботы. - Я хочу договориться с вашими помещиками о поставках зерна. Надоело иметь дело с перекупщиками.

     - Но у нас неурожай!

     - Повсеместно? Я хочу поездить по стране, посмотреть. Если не на этот год, так на будущий...

     - А может, вас не только зерно заинтересует? - Надежда Никитична повеселела. Она уже строила радужные планы о том, как наладит сотрудничество с заграницей.

     - Может быть. Нужно смотреть.

     Зимин неожиданно поднялся.

     - Извините, я должен вас оставить. Мне до ночи еще нужно посетить усадьбу Егор Дмитриевича, я обещал ему помочь с кое-какими бумагами.

     - Кланяйтесь Егор Дмитриевичу! - обрадовалась Надежда Никитична. - Попросите его заехать к нам завтра, к обеду!

     23

     Зимин ушел, и после его ухода все отчего-то почувствовали себя свободнее. Отец Федор взял с блюда новый кусок пирога и обратился к Вольфу:

     - А вы давно состоите на службе у госпожи Данни?

     - Мне кажется, что с рождения! - с усмешкой ответил Вольф.

     - А не пытались заняться чем-то другим? Не хотелось на вольные хлеба?

     - Я был на «вольных хлебах», - медленно, словно обдумывая каждое слово, ответил Вольф. - Я недавно вернулся на прежнее место.

     - И что так? - отец Федор откусил большой кусок пирога и принялся неторопливо жевать, не спуская глаз с иностранца.

     - Я просила Герни не оставлять меня надолго! - вмешалась Ирил Данни. - Я так привыкла, что он всегда у меня под рукой!..

     Надежда Никитична чуть заметно скривила губки: не нравилось ей присутствие молодого секретаря рядом со стареющей родственницей.

     - Жаловалась мне барышня: вы ее напугали! - не отставал от Вольфа отец Федор.

     Ирил с удивлением посмотрела на Вольфа:

     - Ты мне ничего не говорил!

     Маменька насторожилась, а Женя досадливо вздернула брови: она не ожидала, что отец Федор заговорит об этом при всех.

     - Я уже извинился, - спокойно сказал Вольф. - Меня попросили исполнить роль пирата в живых картинах, а я несколько увлекся.

     - Ему приходилось встречаться с пиратами! - сообщила Ирил. – Мне даже пришлось однажды объясняться с властями по этому поводу! Герни посадили в тюрьму совместно с целой шайкой.

     - Вы сидели в тюрьме?! - испугалась Надежда Никитична. Она нервно скомкала платок и приложила его к пылающим щекам. Слишком много сразу впечатлений для их спокойной сельской глубинки!

     - Недолго! - кратко ответил Вольф.

     Глядя на испуганную хозяйку, Ирил невольно улыбнулась:

     - Милочка, не беспокойтесь, Герни вполне безопасен. Обычно он и мухи не обидит.

     Отец Федор доел пирог, обвел взглядом комнату:

     - Евгения Александровна, а что я вашего Кертона не вижу? Не заболел ли? Это - собачка, - пояснил он гостям.

     Ирил кивнула, поднося к губам тонкую фарфоровую чашку (госпожа Данни решила отдать дань местному чаю). Женя позвала Глафиру и попросила ее привести Кертона. Надежда Никитична тем временем принялась жаловаться на погодные условия, большие налоги и на повсеместное казнокрадство чиновников. Между тем, Глафира привела Кертона.

     Помахивая хвостом, пес вошел в комнату и сразу ткнулся носом в колено отца Федора. Щенка, прижитого Пальмой от какого-то благородного сеттера, подарил Жене отец Федор. Кертон поприветствовал прежнего хозяина, повернулся в сторону накрытого стола и выразительно засопел в сторону пирога. Женя взяла кусочек, но дать его собаке не успела: шерсть на холке Кертона встала дыбом, пес рванулся, подскочил к Вольфу и застыл с клокочущим в горле ворчанием. Надежда Никитична вскрикнула, Ирил резко взмахнула рукой, с пальцев ее сорвался крошечный огненный шарик и завис перед мордой Кертона. Вольф не шелохнулся. Он смотрел не на Кертона, он смотрел на отца Федора.

     - Что это за шутки, отче? - спросил он укоризненно.

     - Молния! - в ужасе пролепетала Надежда Никитична.

     Кертон продолжал рычать, но в тоне его появилось беспокойство. Огненный шарик, висящий перед носом, определенно смущал его. Женя машинально протянула руку, схватила собаку за ошейник, заставляя оставаться на месте. Шарик повисел и медленно поплыл в сторону раскрытого окна.

     Едва «молния» выпорхнула за окно, Надежде Никитичне подурнело. Она сильно побледнела, шумно задышала и потребовала доктора. Женя выволокла пса за дверь, крикнула Глафиру, и началась суета. Надежду Никитичну препроводили в спальню, накапали сердечных капель и послали Прохора на станцию за фельдшером.

     Пока отец Федор и Женя помогали Надежде Никитичне, Ирил проверила хозяйке пульс, принесла из своей комнаты нюхательную соль и велела Глафире дать ее пострадавшей. Пару раз вдохнув пары, Надежда Никитична успокоилась, пожаловалась гостье на странности погоды, сотворившей молнию без малейшего признака грозы, и спокойно уснула.

     24

     Когда отец Федор, Женя и Ирил вернулись в столовую, Герни курил возле раскрытого окна чудную толстую сигару. Ирил устало опустилась в кресло, что-то быстро сказала секретарю не по-русски, и Вольф выбросил недокуренную сигару.

     - Я же извинился! - сказал он отцу Федору.

     Бывший священник вновь сел на свое место и принялся за следующий кусок пирога. Женя боязливо присела поближе к отцу Федору.

     - Так что вам нужно на самом деле? - стряхнув крошки с одежды, наконец, спросил отец Федор.

     Ирил резким тоном что-то приказала Вольфу, секретарь поморщился, но подошел к столу.

     - Давайте вначале представимся! - предложил он. - Что вы можете, кроме натравливания собак на беззащитных гостей?

     Отец Федор пожал плечами:

     - С какой стати я буду выставляться перед бесовским отродьем?

     Вольф потемнел лицом, дико сверкнул глазами. Жене вновь на секунду стало жутко, но она взглянула на совершенно спокойного отца Федора и устыдилась своего страха.

     Ирил привстала, вокруг головы ее появилось белесое облачко, которое, мягко соскользнув с высокой прически, поползло к отцу Федору. Священник досадливо кашлянул. Облачко с негромким треском лопнуло.

     - Ладно, я был не прав! - согласился отец Федор. - Долго мы еще будем испытывать друг друга или все-таки перейдем к делу? В какой-то степени я представляю интересы Надежды Никитичны, и мне небезразлична цель вашего приезда.

     - Моя племянница Элен серьезно больна. Для ее излечения мне нужна помощь людей со сходным составом крови. Моя и моей сестры мать была родной сестрой матери Надежды Никитичны, которая, значит, приходилась тетей мне. Таким образом, с Надеждой Никитичной мы - двоюродные сестры, а ее дочь Евгения, также приходится мне племянницей. Разница в возрасте у девушек незначительная. Я приехала просить помощи у родственников.

     - Не понял, каким образом родственные связи могут помочь излечению девушки?

     - Болезнь Элен особого свойства, - после секундной паузы сказала Ирил. - Скорее из сферы духовного, нежели физического.

     - Безумие?

     - Нет. С разумом у нее все в порядке. Одержимость.

     - А почему вы не прибегните к помощи церкви?

     Ирил тяжело вздохнула.

     - Я пыталась. Пара церквей сгорела.

     - Почему вы считаете, что родственники помогут?

     - Нужно увеличить силу Элен, и тогда она изгонит Чердже сама.

     - Вам известно имя беса?

     - Да. Дух Чердже разделился между Элен и молодым человеком. Стоит им встретиться, как начинаются катаклизмы. К несчастью, Нэти Рикат и Элен любят друг друга, и разлука причиняет им боль.

     Отец Федор задумался, и какое-то время в комнате было тихо. Вольф снова молча курил у окна, Женя тщательно складывала салфетку голубем, Ирил сидела, неподвижно глядя в пространство. Наконец, противно зажужжала влетевшая в окно муха, отец Федор погладил бороду.

     - Сдается мне, вы не договариваете самого главного! - сказал он наконец. - Почему эта дрянь вселилась в девушку?

     Ирил тяжело вздохнула, Вольф швырнул сигару за окно и повернулся к священнику:

     - А вам не кажется, что вы слишком много вопросов задаете?!

     Лицо Ирил словно подернулось пылью, стали очень заметными морщинки у глаз, засветилась седина в волосах.

     - Оставь, Герни, - сказала тихо. Да, это я виновата. Чердже притащил этот парень, Нэти. Я думала, что справлюсь, хотела изгнать, а Элен сунулась...

     - Послушайте, дамочка, если вы не хирург, вы ведь не лезете делать больному ампутацию?! Почему вы считаете, что работать с бесами проще, чем отрезать человеку ногу? Молчи, волчара!

     Последний окрик относился к Вольфу, чье недовольство стало уж очень заметным. Ирил что-то вновь сказала не по-русски, и Вольф сразу обмяк, расслабив мышцы. Ирил продолжила:

     - Если вы можете помочь, помогите.

      То, что Ирил не стала спорить, объяснять и доказывать, понравилось Жене. Жене вообще все больше нравилась эта женщина, которую еще сегодня утром она не знала совсем.

     - Где вы оставили девушку?

     - В Улатине, в гостинице. Мой человек приглядывает, чтобы не происходило слишком уж больших безобразий.

     - А парень?

     - Он далеко отсюда. На островах.

     - Везите их обоих сюда. Я знаю место, где им помогут!

     Ирил впервые занервничала:

     - Элен я привезу завтра же, но добраться до островов быстро не получится!

     - Госпожа Данни, если мы это не сделаем быстро, следующего случая нужно будет ждать года три!

     - Батюшка, а если попросить Сергей Данилыча?! - подала голос Женя.

     Отец Федор впервые улыбнулся:

     - А кто будет просить? В последний раз мы с ним слегка разругались.

     - Я поеду завтра в город с госпожой Данни и зайду к Сергей Даниловичу!

     - Это наш знаменитый авиатор. Граф - Сергей Данилович Утицын. Аэроплан его конструкции изъявили желание купить англичане. Если вам удастся договориться, возможно, он и в самом деле доставит вас до островов быстро.

     - Я поговорю с Сергей Даниловичем, - тихо сказала Женя и почему-то покраснела.

     Герни

     Дурацкое перетягивание каната, в которое нас с Ирил втянул отец Федор, не поколебало моего отношения к бывшему священнику. Этот человек понравился мне с первого взгляда. Правда, для человека он был подозрительно магически силен, но у нас, оборотней, не принято рыться в чужой родословной. Мало ли что там можно отыскать!

     25

     Отец Федор ушел довольно быстро. Приезжие разошлись по отведенным для них комнатам. Женя тоже ушла к себе. На пороге ее встретил сердитый Бусик. Он успел хорошенько выспаться и теперь хотел есть. Песок, который Женя оставила в ящичке в уголочке (по примеру общения с котятами), был разворошен и усыпан обрывками шерстяных ниток с вязальных клубков.

     Женя отругала зверька за вольное обращение с вязанием, но он захныкал так жалобно, что пришлось принести с кухни печенья и орехов. Бусик мигом замолк, пристроился к мисочке с печеньем и принялся набивать лакомством рот.

     Тем временем Женя открыла окно, придвинула к столу тяжелый венский стул и взяла книгу. Начала читать, но, перевернув несколько страниц, поймала себя на том, что бездумно смотрит в окно.

     Тишина в комнате нарушалась только хрустом печенья да громким тиканьем часов на столе рядом с Женей. Бронзовая пастушка на них привычно кормила с руки овечку. Книги в застекленном шкафу светили золотыми буквами на переплетах. На изразцах печи целовались голуби. Кровать с белоснежным покрывалом, бугрилась горкой подушек. Все привычное, все знакомое.

     За окном, куда то и дело устремлялся Женин взгляд, шумел старый парк. В кроне дерева посвистывала иволга. Запах ночной фиалки с клумбы, вплывал в распахнутую створку. Вдалеке за деревней вскрикнул паровоз.

     Где-то, в чужих землях, звенели шпаги и лилась на дуэлях кровь, галантные кавалеры красиво влюблялись в дам. На страницах книг с золочеными переплетами текла яркая, наполненная событиями жизнь. В Арсеньевке же ничего не происходило.

      В свое время, начитавшись книг Д'эмансэ, Женя увлеклась гимнастическими упражнениями. Потом научилась плавать, более-менее прилично - стрелять. Заинтересовалась учением Блаватской, познакомилась с молодежным кружком, где практиковали спиритизм, пробовала вызывать духов сама, но безуспешно. (Прознав об экспериментах со спиритизмом, отец Федор пообещал выпороть барышню, несмотря на возраст и общественное положение).

     Под впечатлением рассказов Гоголя Женя занялась собиранием фольклора, выспрашивала сказки у деревенских старух. Старухи врали охотно, но в их баснях ничего не говорилось о живущем в помещичьем пруду водяном. А уж появление в Арсеньевке оборотня вообще не лезло ни в какие рамки! А отец-то Федор хорош! Сам что-то знает, умеет, а учит только молитвам!

     Женя с досадой захлопнула книгу. Оказаться в самом центре событий, и не знать толком, что происходит?! Обидно! Хорошо хоть, что против ее поездки к Утицину, не возражали. Хотя неизвестно еще, как сам Сергей Данилович отнесется к просьбе Ирил.

     По правде говоря, Женя плохо знала авиатора. Видела пару раз в гостиной Горюновых да была один раз на Васюкинском поле, когда Утицин поднимал в небо свой биплан. Анна говорила, что за этот аэроплан Утицину предлагали большие деньги представители кайзера, но Сергей Данилович отказался, мотивируя отказ неустраненными пока погрешностями конструкции. Русское военное ведомство закупать права у изобретателя не спешило. Ходили слухи, что на постройку биплана Утицин угрохал две трети своего состояния, за что ближайшие родственники сделали попытку объявить изобретателя безумцем. Сергей Данилович дело выиграл, доставив из Улатина в Москву срочный пакет. Брался он доставить и курьера, но государственный чиновник жизнь свою опасности подвергать не захотел.

     Слыл Сергей Данилович человеком чудаковатым и замкнутым. Как не напрашивались Женя с Анной на более тесное знакомство с бипланом, подпустить барышень к аэроплану изобретатель отказался категорически...

     26

     Задумавшись, Женя машинально подталкивала книгу к краю столешницы до тех пор, пока толстый том едва не соскользнул на пол. Женя поймала падающую книгу, и в тот же миг, уловив краем глаза движение возле ножки стола, скользнула взглядом ниже.

     Что-то, похожее на кошку: невысокое, покрытое шерстью, глядело на барышню двумя круглыми желтыми глазами и мигало подобно сове, смыкая верхнее и нижнее веко на середине глаза. Женя ахнула, шерстистый опрометью бросился под стол и исчез в тени. Женя невольно перекрестилась, перевела дыхание и заглянула под стол. Там никого не было. Женя резко встала, подошла к окну и крикнула: "Кертон!"

     Дремавшая во дворе собака, услыхав хозяйский зов, стукнула лапами в дверь черного хода и заскулила. Кто-то из дворни впустил Кертона, и через несколько секунд он уже мчался вверх по лестнице. Наверху он на секунду рыкнул в сторону гостевых комнат, но Женя уже ждала его на пороге свой спальни, и пес, виляя хвостом, устремился к хозяйке. Девушка схватила Кертона за ошейник, ткнула носом под стол и велела: "Ищи!"

     Кертон деловито обнюхал окрестности стола, внимательно изучил щель возле плинтуса, откуда явственно тянуло мышиным запахом, и тут увидел жующего орехи Бусика! В первый миг Кертон оторопел, потом рявкнул, потом прыгнул.

     Бусик прыгнул еще в тот момент, когда Кертон рявкал, причем, прыгнул в окно. Вытянутый в прыжке хвост промелькнул над подоконником, и зверек оказался на ветке старой липы. Кертон тоже оказался на подоконнике, но, к счастью, Женя успела схватить собаку за ошейник. Какое-то время Кертон балансировал на краешке подоконника, но высота второго этажа быстро охладила собачий пыл. Пес сполз обратно в комнату и зашелся яростным лаем.

     Следующий час Женя провела под липой. Кертона увели на конюшню, но Бусик категорически отказался спускаться с дерева. Он качался на ветках, радостно цокал и бросал сломанными сучьями в Глашку, которая пыталась сбить его с ветки щеткой.

     Когда пришел встрепанный и сердитый Прохор, Бусик просто перескочил с одного дерева на другое, а потом начал делать это очень быстро, как настоящая белка. Было совсем уже темно, и уже на четвертом дереве его потеряли из виду.

     Женя так расстроилась, что чуть не заплакала. Да еще Надежда Никитична, пожелавшая узнать причину позднего переполоха, услыхав про покупку «белки», пообещала лишить дочь наследства.

     Возвращаясь после неудачной охоты в дом, Женя на лестнице столкнулась с Вольфом. Она с досады подарила гостю такой гневный взгляд, что тот у барышни ничего спрашивать не стал. Уже поднявшись в свою комнату, Женя услышала, как он во дворе говорит с Прохором.

     Герни

     Судя по описаниям кучера, эта так называемая «белка», такая же белка, как я – профессор математики. Я попросил Ирил прочитать заговор от потери скотины, и наутро к усадьбе сошлись две козы, корова и несколько потерянных на деревне уток.

     27

     «На следующий день, после короткого завтрака, гости собрались в Улатин. Пока во дворе ожидали Прохора, запрягающего пару лошадей в дрожки, Женя увидела Бусика. Зверек сидел на нижней ветке старой липы, под которой стоял Кертон и молча скалил клыки.

      Женя подбежала к дереву, окликнула Бусика, и зверек неспешно спустился по стволу прямо ей на руку.

     Кертон встал на задние лапы, силясь дотянуться до маленького обормота, тогда Бусик быстро наклонился и укусил собаку за нос! Бедный пес взвыл, а Бусик спокойно взобрался на хозяйкино плечо и лег в своей любимой позе.

     Подоспевший Прохор увел собаку.

     - Это и есть ваше последнее приобретение? – Вольф протянул было руку к «горжетке», но Бусик мгновенно открыл глаза и оскалился не хуже Кертона. Ирил мельком осмотрела зверька, что-то сказала секретарю не по-русски и направилась к дрожкам.

     - Иногда давайте ему немного мясной пищи, - посоветовал Вольф. – Судя по зубам, он не откажется!

      Женя устроилась на сидении рядом с Ирил (на которую Бусик никак не отреагировал) и напротив Герни Вольфа. После ночи гости выглядели отдохнувшими. Ирил повеселела и рассматривала окрестности с явным интересом.

     На выезде из Арсеньевки там, где на несколько верст протянулась лесная вырубка, проезжие повстречали Зимина. Студент шагал по дороге, деловито помахивая кожаной папкой. При виде знакомых он приветливо раскланялся, но Вольф еле заметно поморщился, глядя на него, и, как Жене показалось, что-то беззвучно шепнул.

     Едва только добрались до Улатина, Ирил попросила Прохора остановиться и высадить секретаря. Она вновь что-то сказала Вольфу на незнакомом Жене языке. «Хорошо, я телеграфирую!» - ответил Вольф по-русски и выскочил из дрожек.

     - Удобно ли будет нам явиться к господину Утицину без приглашения? - спросила Ирил, глядя вслед Вольфу.

     - Я правильно поняла вас, что вы хотите нанять его аэроплан для полета на острова? – на всякий случай переспросила Женя.

     - Если он так хорош, как вы говорите, то - да.

     Женя не была уверена, что аэроплан настолько уж хорош, но на всякий случай утвердительно кивнула. Возвращение Бусика и утренняя поездка заметно улучшили ее настроение (к тому же, она надеялась все-таки увидеть таинственную машину своими глазами).

     - Не совсем «без приглашения» - я обещала Сергею Даниловичу, как-нибудь заглянуть в гости.

     Женя, правда, не сказала, что выражение лица Сергея Даниловича при этом не было особенно счастливым. Изобретатель не любил праздношатающихся гостей, но резко ответить нахальной девице, не позволяло воспитание.

     28

     Изобретатель жил на окраине города, рядом с Васюкинским полем, на краю которого для своего аэроплана построил ангар. Аэроплан его, сменяясь, охраняли свирепого вида горцы с не менее свирепого вида собаками. Пару раз расхрабрившиеся после праздничной выпивки мастеровые, рвались познакомиться с горцами поближе. Однако Сергей Данилович регулярно и бесплатно ремонтировал автомобиль жандармского управления, поэтому порядок вокруг ангара восстанавливался быстро.

     Вышедшая на звонок у двери прислуга сообщила, что господин Утицин занят у себя в ангаре и никого не принимает. Но, когда Женя попросила передать хозяину, что прибыла дама, желающая заказать рейс на его аэроплане, прислуга стала более любезной. Она пригласила дам обождать в гостиной, пока с хозяином свяжутся по телефонному аппарату.

     К гостиной снаружи примыкала терраса, поэтому здесь было несколько темновато. Застекленную террасу вероятно использовали вместо оранжереи, так как она была заставлена горшками с экзотическими растениями и казалось, что за окном зимний сад.

     Бусик несколько оживился при виде экзотики, но Женя, помня обглоданную у Горюновых герань, заставила его улечься обратно. Она прошлась, через окно разглядывая заросли на террасе, и просматривающийся сквозь окно террасы, ангар вдалеке. Тем временем из ангара вышел человек в комбинезоне и неторопливо зашагал к дому.

     - Вы давно знаете господина Утицына? - спросила Ирил. Она внимательно изучала висевшие на стене под стеклом дипломы. Диплом с Всемирной выставки в Париже, с выставки в Цюрихе, документ на французском языке, сообщавший, что владелец оного допущен к управлению летательными аппаратами.

     - Месяц, не более.

     - Это не он перелетал на своем аппарате Ла-Манш с полгода тому назад?

     Женя честно созналась в своем невежестве. За газетами она не следила, а за время короткого знакомства не успела познакомиться с подробностями биографии авиатора.

     Утицин вошел в гостиную, как был: в промасленном комбинезоне, с закатанными по локоть рукавами рубашки. Несмотря на всю свою демократичность, Женя невольно смутилась за графа перед Ирил. Наследник рода Утицыных выглядел, как обычный мастеровой с завода Лукашиных.

     - Чем обязан?! - казалось, Сергей Данилович напрочь забыл Женю, во всяком случае, он смотрел сквозь нее. Худощавое лицо Утицына выражало крайнюю степень раздражения и досады, карие глаза близоруко щурились, высокий лоб с ранними залысинами был «украшен» свежей царапиной.

     От столь неласкового приема Женя растерялась, но Ирил совершенно спокойно протянула изобретателю руку:

     - Ирил Данни, с вашего позволения.

     Утицин, щурясь, посмотрел на руку, но не поцеловал ее, а схватил и довольно основательно потряс:

     - Утицын, Сергей Данилович!

     После этого он протянул руку Жене, но рассмотрев, с кем имеет дело, просто кивнул головой и предложил дамам сесть.

     - Простите, я не узнал вас сразу! - сообщил он Жене. - Я в очередной раз раздавил свои очки, а посыльный от аптекаря еще не прибыл. Я помню, я приглашал вас с подругой в гости?.. - он посмотрел в сторону Ирил с некоторым недоумением.

     - Я по другому вопросу! - Ирил слегка улыбнулась. - Я – дальняя родственница Евгении Александровны, и она взяла на себя труд озаботиться моими проблемами и порекомендовать мне вас, Сергей Данилович. В качестве авиатора.

     - Да? - Утицын несколько нервно потер руки. Изящные кисти могли скорее принадлежать пианисту, чем человеку, который сутками просиживает в авиационном ангаре.

      - И что же я должен делать, в качестве авиатора?

     - Нужно срочно доставить с островов Южные Сэпрады одного молодого человека. Жениха моей племянницы.

     - Пусть сядет на пароход. Из Одессы есть рейсы. Недели за две обернется.

     - Сергей Данилович, мне нужно быстрее! Могли бы вы на своем аэроплане осуществить этот рейс?

     Утицын удивленно поднял брови, лицо его неожиданно осветилось детским восторгом.

     - А что?! Совершенно интересное предложение! Надо подумать! Если лететь до Дарданелл, потом вдоль побережья Турции, оттуда еще несколько посадок... Будет проблема с заправкой.

     - Можно телеграфировать, чтобы горючее подвезли к месту посадки. Я могу связаться со своими агентами, чтоб они поспособствовали. Они занимаются поставками груза в Европу, Турцию… Мне нужно очень быстро, Сергей Данилович! Оплата на ваших условиях!

     - Где именно ваш человек на Сэпрадах? Как я смогу найти его там?

     - Очень просто. Я полечу с вами.

     После короткой паузы Утицын заговорил:

     - Госпожа Данни, это - дальний перелет. Могут быть всякие неожиданности. Нет необходимости отправляться вам лично. Я отыщу вашего человека и доставлю его в Россию. Согласны?

     - Нет, господин Утицын! - мягко сказала Ирил. - Я должна лететь с вами.

     - Но в моем аэроплане только два места! Мне придется оставить вас на островах, чтобы вернуться!

     - Я предлагаю технические вопросы обсудить позже. На перелет вы согласны?

     Утицын задумался. В нем боролся азарт первопроходца с благоразумием рода Утицыных. Женя, затаив дыхание, следила за этой борьбой. Как сожалела сейчас девушка, что она не может лететь вместе с Ирил, как она завидовала ее смелости!

     - Такого еще никто не делал, - сказал, наконец, Утицын. – Лететь я согласен!

     - Отлично! - Ирил встала. - Сейчас мне нужно уладить некоторые дела. Мы можем вылететь через два часа?

     - Если не изменится погода - конечно! Пройдемте в ангар?

     - Зачем? - удивилась Ирил.

     - Вы не хотите взглянуть на биплан? - в свою очередь удивился Утицын. - Вы же доверите этой машине свою жизнь!

     - Я доверяю вам, господин Утицын, - ответила Ирил. - К тому же, я ничего не понимаю в бипланах!

     Герни

     Покончив с делами на телеграфе, я решил посетить воздухоплавательный ангар, дабы заценить творение господина Утицына. Данная модель аэроплана меня крайне заинтересовала: судя по оригинальному конструкторскому решению, главной особенностью этого аэроплана являлось незначительное лобовое сопротивление. Стяжек и тросов очень мало и сопротивление растяжек уменьшено тем, что они установлены попарно и промежуток между ними заполнен полосой ясеня. Тем самым, убиваются два зайца: уменьшается вибрация проволок, и из-за благоприятной для обтекания формы скорость полета увеличивается. Ручаюсь, что эта штука делает не менее 100 километров в час, а то и более.

     Полотняная обтяжка крыльев чем-то покрыта так, что поверхность их стала гладкой до блеска. Мотор… Тут я был вынужден прервать свое обследование, так как проклятый горец спустил собак, и мне пришлось срочно ретироваться из ангара.

     В общем, биплан хороший. Самое главное, при падении, пока дерево доломается до авиатора, сила удара будет ослаблена, и летчик с пассажирами отделаются царапинами. А, если Ирил пустит в ход свои умения, так и вообще доберутся до Южных Сэпрад!

     29

     - Куда нынче едем? - Прохор выжидательно глянул на барышню, но ответила на его вопрос Ирил:

     - Гони к «Черногории»!

     Единственная в Улатине гостиница располагалась неподалеку от железнодорожной станции, где то и дело вскрикивали маневровые паровозы. Дурно меблированные номера славились обилием тараканов, грязью и вечно голодными клопами.

     Оставив Прохора ожидать рядом с застоявшимся лихачом, Ирил вместе с Женей прошла через вестибюль, в котором посвистывал закипающий под лестницей самовар, и перед зеркалом прихорашивалась ярко накрашенная дама с белым от пудры лицом.

     В полутемном коридоре к Ирил подошел седоватый господин чем-то похожий на судебного исполнителя. Глядя на сидящее на кончике носа золотое пенсне, Женя даже ощутила легкий душевный трепет.

     - Все в порядке? - спросила Ирил «исполнителя». Тот снисходительно кивнул и тут же растворился в закоулках коридора, Ирил легонько постучала, услышала щелканье замка в двери и жестом позвала Женю.

     Войдя, обе они оказались в темной прихожей. Отворившая дверь барышня посторонилась, и они прошли в глубину большей комнаты, к заваленному бумагами письменному столу. По стенам номера было развешано несколько изображающих красоты Улатина фотографий.

      Когда барышня вышла на свет, Женя увидела миловидную девушку примерно своих лет, одетую в простенькое шелковое платье. Ирил заговорила с девушкой на незнакомом языке, та кивнула и улыбнулась, глядя на Женю с выражением искреннего дружелюбия.

     - Познакомьтесь, Евгения Александровна, это ваша сестра - Элен!

     Женя сама не знала, кого ожидала встретить (может быть, какого-нибудь фантастического монстра), а увидела тоненькую, невысокого роста сверстницу, с копной коротко остриженных темных волос.

     - Элен говорит по-русски, но не очень уверенно.

     - Очень неуверенно! - возразила Элен. - Зато я говорю по-французски и по-английски, а вы?

     - Очень неуверенно! - рассмеялась Женя. - Ничего, как-нибудь договоримся! Тетушка предупредила вас, что вы поедете в гости к нам, в Арсеньевку?!

     - Да, но не раньше, чем вернется Макс!

     - Кто? - переспросила Женя.

     - Макс Герни. Разве вы не знакомы?

     - Так она называет господина Вольфа! - пояснила Ирил в ответ на недоуменный взгляд Жени. - Девочки, я вас оставлю. Элен, слушайся Герни! Я скоро привезу Нэти, и ваши дела, наконец, будут улажены!

     Элен взволновано заговорила с Ирил на родном языке. Ирил отвечала спокойно и снисходительно. Жене показалось, что даже чуть более спокойно, чем требовала ситуация. Элен настаивала, но Ирил возражала и была непреклонна. Наконец Элен истощила запас аргументов и умолкла, тогда Ирил ласково поцеловала ее в лоб и ушла за перегородку, отделявшую спальный уголок.

     - Ничего не хочет слушать! – сказала Элен Жене. - Что там за истории с новой техникой?

     Женя еще не успела толком рассказать о достоинствах местного авиатора, как Ирил вернулась. В руках у нее был изящный ридикюль из крокодильей кожи.

     - Я вернусь очень быстро! Дождись меня в Арсеньевке! - велела она племяннице. - Во всем слушайся Герни!

     Едва Ирил ушла, Элен очень быстро собралась.

     - Ты мне покажешь город?! - спросила она Женю. - Я тут уже вторые сутки сижу безвылазно, надоело!

     - А как же господин Вольф?

     - Но его все равно еще нет! Мы успеем вернуться до его прихода!

     Не успела открыться дверь, как перед барышнями предстал давешний «судебный исполнитель»? Он что-то сказал иностранке, но Элен только хмыкнула в ответ и обошла охранника. Седоватый господин повысил голос, но тут пробегавший мимо официант с полным подносом на поднятой руке, совершил неловкий поворот, поднос накренился, отчего суп хлынул на шевиотовый костюм. От испуга официант грохнул поднос, пролив остальной суп и разбив вдребезги три глубоких тарелки и одну мелкую. Облитый супом «исполнитель» несколько секунд набирал в грудь воздуха, а потом разразился пламенной речью, мешая русские слова с иностранными. Официант вяло оправдывался.

     Под шум перебранки барышни осторожно ускользнули, но не успели они дойти до дрожек, как дорогу преградила высокая фигура. Вольф, небрежно поигрывая сорванным прутиком, укоризненно смотрел на беглянок. Элен поджала губки, подала Вольфу руку и безропотно позволила усадить себя в дрожки. Столь же церемонно была усажена в дрожки и Женя, и только после этого на ступенях «Черногории» появился раздосадованный «исполнитель».

     - Вели принести сюда чемоданы! - сухо приказал ему Вольф. – И расплатись за номер!

     30

     Недовольный короткими остановками Прохор лошадей берег, поэтому в Арсеньевку возвращались очень неспешно.

      В отсутствие Ирил и отца Федора Женю одолел былой страх перед Вольфом: она сидела очень тихо, на реплики Элен отвечала односложно. Бусик точно так же тихо лежал на плече Жени, спал (или делал вид, что спал), прикидываясь меховым украшением.

     Ось у дрожек переломилась в нескольких верстах от Арсеньевки. В первый момент Женя даже не поверила в случившееся. Она знала, что дрожки маменька ремонтировала совсем недавно. По требованию Надежды Никитичны Прохор готовил дрожки к дальней поездке. Маменька планировала сама беседовать с перекупщиками относительно поставок зерна, но тут случился неурожай, и поездка не состоялась.

     Прохор, ворча, выпряг лошадей и предложил барышням прокатиться до усадьбы верхом, но это почему-то Вольфу не понравилось.

     - Здесь верно, недалеко? Почему бы нам просто не пройтись пешком, размяться?

     Прохор удивился и предложил другой вариант: он сам съездит в Арсеньевку за подмогой, а оттуда вышлют коляску. Зачем же барышням ножки бить?

     Но и этот вариант Вольфа не устроил. Он продолжал настаивать на пешем переходе. Элен не возражала, а Женя вообще-то не видела ничего плохого в том, чтобы прогуляться пешком в такую прекрасную погоду. Тем более, что Улатинский лес остался далеко позади.

     31

     С одной и с другой стороны от дороги тянулись поля. Пшеница колыхалась под ветром, отчего по полю ходили почти морские волны. Элен, тыча пальчиком в окружающий пейзаж, расспрашивала Женю, о том, чьи это поля, и хорошо ли жить в этакой глуши.

     Вольф шел на несколько шагов позади, лениво щурился на затянутое облаками солнце и жевал сорванный пшеничный колосок. Неожиданно издали донеслось тарахтение мотора, взвилось облако пыли, и компанию догнал роскошный «роллс-ройс». За рулем автомобиля сидел сам Поливанцев - ближайший сосед Арсеньевых - малый лет тридцати, обладатель крупнейшего в округе имения и мельницы. На сидении рядом с шофером восседал студент Зимин.

     Машина затормозила, и Поливанцев сказал вполне приветливо:

     - Я видел ваши дрожки, Евгения Александровна! Подбросить вас до дома?!

     При других обстоятельствах Женя не приняла бы приглашение Поливанцева, но сейчас она боялась утомить Элен и только молча кивнула.

      Поливанцев выскочил из машины, представился Вольфу и Элен, распахнул перед дамами дверцу автомобиля.

     - Что-то наши дороги сегодня то и дело пересекаются! – сказал Жене Зимин, внимательно разглядывая ее спутницу. - Вы не будете возражать, если я сегодня вновь буду у вас обедать, вместе с Егор Дмитриевичем? Надежда Никитична его пригласила, а я просил его подвезти меня вечером до Улатина.

     Женя не возражала, хотя она терпеть не могла белобрысого Егор Дмитриевича с его бесконечными разговорами о хозяйстве, а сам Зимин нравился ей еще меньше. Но у маменьки с Поливанцевым были дела, а имение и так переживало не лучшие свои времена.

     32

     Автомобиль бодренько запрыгал по проселочной дороге, но Женя перехватила слегка озабоченный взгляд Вольфа, брошенный им на заднее колесо. Бусик упорно спал, а Элен беззаботно наслаждалась поездкой.

     Между тем погода постепенно испортилась. Огромная сизая туча заняла полнеба. Хотя из-за нее все еще пробивались косые солнечные лучи, из тучи внезапно сыпанул крупный «грибной» дождь и застучал, прибивая пыль, по проселочной дороге.

     Поливанцев прибавил скорость. «Роллс-ройс», припадая на рессорах, понесся еще быстрее. Вдруг что-то хлопнуло! Над радиатором взвилось облачко пара, и машина пошла юзом.

     Девушки одновременно вскрикнули, Вольф обхватил их обеих за плечи, накрывая собой и прижимая к сидению. Зимин выхватил из-за пазухи пистолет.

     Машина съехала с дороги, подпрыгивая, проехала на картофельное поле и замерла. Несколько секунд было тихо, потом Поливанцев с трудом оторвался от рулевого колеса, в которое его впечатало грудью, и застонал: «Мои ребра!» Зимин быстро огляделся, и спрятал пистолет.

     Машина стояла посреди поля, сверху капал дождь, и до имения оставалось чуть меньше версты. Когда прошел первый испуг, Женя почувствовала, как болит плечо, в которое вцепился Вольф, и поняла, что этот наглец едва ли не сидит у девушек на коленях. Она сердито освободилась. Вольф отстранился, отпуская ее и Элен, и только теперь Женя увидела, что обе дверцы машины распахнуты. Если бы не Вольф, кто-то непременно вывалился бы, пока машина подпрыгивала на ухабах и рытвинах картофельного поля. Бусик, в полуобморочном состоянии, теперь крепко держался хвостом за шею Вольфа и жалобно закатывал глазки.

     Все еще хватаясь за ушибленные ребра, Поливанцев выполз из машины, одной рукой открыл капот и застыл с выражением величайшей скорби на лице. К нему подошли Зимин и Вольф, обменялись негромкими замечаниями, из которых Женя поняла, что домой возвращаться все-таки придется пешком.

     33

     Женя и Элен выбрались из «роллс-ройса», выразили сочувствие пострадавшему владельцу, и не спеша побрели к дороге. Через пару шагов их догнал Вольф, а за ним и Зимин.

      - Боюсь, сегодняшний визит к вам не состоится. Я направлю кого-то в помощь Егор Дмитриевичу, а сам вынужден буду отправиться в город немедленно, чтобы успеть добраться до темноты.

     Женя рассеянно стерла с лица дождевые капли (Внезапно начавшийся дождь так же внезапно и закончился).

     - А что, Юрий Викторович, вы всегда собой оружие носите? – спросила она Зимина.

      - В уезде народ шалит, - спокойно сказал. - На Стержинском тракте опять купца зарезали. Хоть брать с меня особо и нечего, но езжу я много, и лихих людей остерегаюсь.

     Припавший к Вольфу Бусик постепенно осмелел, разжал кольцо хвоста и ловко, как кошка, перескочил к Жене. Элен заинтересовалась ожившей «горжеткой», и несколько минут Женя пересказывала историю своего нового приобретения.

     34

     Вдали уже темнели деревья Арсеньевского парка. Минут через десять путники вошли его запущенную часть, густо поросшую кустами бузины и сирени. Хоть до пруда было еще далековато, откуда-то явственно тянуло сыростью.

     Пожелавшая сократить дорогу Женя в какой-то момент даже заколебалась в выборе направления, но Вольф решительно шагнул в заросли, и Элен потянула сестру за ним.

      - У него на жилье нюх! - пояснила она Жене. - Не бойся, сейчас выйдем к усадьбе.

     Но они вышли не к усадьбе (до которой было еще достаточно далеко). Шедший впереди Вольф внезапно остановился (так что барышни едва не ткнулись ему в спину) и пробормотал что-то не по-русски. Судя по интонации - ругательство.

     На небольшой поляне, среди влажных от недавнего дождя кустов, Женя увидела весьма живописную компанию. Человек пять бродяг с синюшными испитыми лицами: расположились на траве в самых небрежных позах. Рваное тряпье едва державшееся у них на плечах, постеснялся бы назвать одеждой даже деревенский дурачок Авоська.

      - Я слегка устал от проблем! Элен, вы бы умерили свой пыл, что ли! - сказал Вольф уже по-русски.

      - Пора бы уже привыкнуть! - вполголоса ответила девушка. - Да ничего не случится, мы просто пройдем: и все!

     Она шагнула вперед, но один из бродяг, вскочив, преградил ей путь.

      - А ну, глянь, робя, какая краля! - он протянул было руку, но Элен стукнула его по руке и отскочила в сторону, Вольф ударом кулака тут же отправил неудачника наземь, а Зимин выхватил пистолет и направил его на остальных.

      - Перестреляю, как собак! - предупредил он приятелей пострадавшего. Но тут, лежащий на земле человек сзади схватил Зимина за ноги и рванул на себя. Зимин покачнулся, неловко взмахнул руками, пистолет выстрелил, но пуля ушла в небо. Двое повисли на плечах у Вольфа, обеих девушек схватили.

     Элен немедленно лягнула нападавшего так, что он взвыл, и бросилась бежать. Женя в руку противника вцепилась зубами, причем, свесившийся с плеча Бусик сделал то же самое, так что и этот противник заорал от боли и выпустил жертву.

     Между тем: драка продолжалась. Пистолет у Зимина выбили, сбили студента с ног, но ударить успели лишь пару раз, как сверху на упавших свалился Вольф, вместе с повисшими на нем людьми. В образовавшейся свалке Зимин схватил за горло одного из противников Вольфа и принялся душить. Вольф, избавившись от одного из соперников, отправил второго в нокаут и поднялся на ноги.

      Тут на него набросилась вся шайка. Бандит, напавший на Женю, и тот попытался приблизиться к месту схватки, чтобы дотянуться ногой до лежавшего на земле Зимина. Женя вышла из столбняка и бросилась бежать вслед за Элен. Бродяга оставил Зимина, в два прыжка догнал ее, но тут же полетел наземь, сбитый с ног ударом тяжелой дубины. Оторопевшая Женя подняла глаза и увидена сосредоточенное лицо отца Федора.

      - Беги за помощью, Женька! - велел священник. - Пальма, взять! Мелькнуло лохматое тело, и пятьдесят килограмм собачьего веса врезалось в гущу дерущихся. Раздался пронзительный вопль, когда острые зубы впились в едва прикрытый лохмотьями бок бродяги.

     Женя не успела пробежать и нескольких шагов, как увидела бегущую навстречу Элен с двумя мужиками. Сестра размахивала толстенной палкой и кричала что-то воинственное на смеси русского с эделасским.

      - Посторонитесь, барышня! - арсеньевцы с двух сторон подошли к свалке, переглянулись и деловито заработали кулаками. Через десять минут двое бродяг бежали с поля боя, остальные оказались лежащими на земле с повреждениями различной степени тяжести.

     Вольф помог подняться изрядно помятому Зимину, подошел к слегка запыхавшемуся отцу Федору.

      - Я ваш должник, падре! - произнес с почтительным полупоклоном.

      - Учись, пока я жив, волчара! - добродушно ответил священник. - А у меня Пальма с утра скулить начала. Почуяла босоту. Они здесь, видно, своих поджидали.

     Элен обняла Женю за плечи, и только тогда Женя поняла, что плачет. Слезы, сами собой струились по щекам. Элен бережно стерла их перчаткой, поцеловала сестру.

      - Пойдем домой, Женни! Все уже закончилось. Герни!

     Когда Вольф догнал сестер (уже у самого пруда), Элен сердито заговорила по-эделасски, повторяя слово "макс".

      - Какой Макс, Эл?! Тебе жить здесь пока Ирил не вернется! - по-русски ответил Вольф. - Нам только святой инквизиции не хватало!

      - У нас нет инквизиции, - сказала Женя и подумала, что недооценивала прелестей тихой жизни! Приключения совсем не так привлекательны, как об этом пишут в книгах.

     35

     Вечером Арсеньевка гудела: вызванный из города исправник с жандармами на двух телегах увез арестованных в Улатин. Ходили слухи, что шайка подстерегала Поливанцева, и только неожиданная поломка автомобиля спасла соседа Арсеньевых от нападения, а может и смерти.

     Верхом приехал уставший и запыленный Прохор, на упряжке волов приволокли поломанные дрожки. Потом все на той же упряжке волов оттащили в имение владельца «Роллс-ройс».

     Срочно вызванный станционный фельдшер осмотрел пострадавших Вольфа и Зимина, причем Вольф отделался незначительными ушибами, а вот Зимину руку пришлось вправлять.

     Отец Федор от медицинской помощи отказался, сославшись на то, что народным методам врачевания доверяет больше, и тихо исчез с усадьбы.

      Взволнованная происшествием Надежда Никитична хлопотала вокруг пострадавших, лично уплатила фельдшеру, проследила, чтобы Зимина уложили в постель, на высокие подушки, руку устроили как можно удобнее.

      - Мне прям-таки неловко! - хоть говорил это Зимин Надежде Никитичне, однако смотрел при этом почему-то на Женю. - Я уже второй раз вас утруждаю!

      - Что вы, что вы! - Надежда Никитична была необычайно любезна. - Вы так нам помогли! Я столько раз говорила Жене, чтобы она не ходила одна по парку, а она меня не слушает. Может, хоть эта история ее уму-разуму научит!

      - Маменька, мы утомляем Юрия Викторовича! – Жене хотелось поскорее закончить разговор. — Ему нужно отдохнуть! Утром Прохор отвезет вас в город, Юрий Викторович!

      - Да, сегодня явно не судьба мне туда добраться! - философски согласился Зимин. - Сплошное невезение.

     Про Вольфа Женя спросила у Глафиры.

     - Они - водку в гостиной пьют! - сообщила наблюдательная баба.

     Вольф, и в самом деле, в одиночестве пил рябиновку в гостиной. Он сидел, откинувшись в кресле, и сумрачно разглядывал жидкость в рюмке. Женя нерешительно остановилась на пороге.

      - Входите, не стесняйтесь! - Вольф посмотрел на Женю через грани рюмки. - В конце концов, это ваш дом.

      - Я хотела поблагодарить вас, господин Вольф. Вы вели себя очень мужественно!

      - Можете называть меня Герни! Евгения Александровна, когда заваруха начнется в следующий раз, не ждите. Бегите, как можно дальше и быстрее. Держитесь Элен, она знает, что надо делать.

      - А что, эта за-ва-руха, - (Женя произнесла это слово по слогам), - обязательно начнется? - Вольф опрокинул водку в рот и приложил прохладную рюмку к синяку под глазом.

     - Непременно, Евгения Александровна, непременно!

     Герни

     По сравнению с островом Сазе моя жизнь стала не в пример интереснее!

     36

     Вечером Женя долго лежала без сна, мысленно перебирая события последних дней.

     3а окном шумел парк, сопел на прикроватном столике Бусик, с внешней стороны двери ворочался на коврике Кертон. В самом доме было тихо.

     37

     Утром Женя проснулась от тихого поскуливания: Кертон, к тому же, осторожно трогал лапой дверь. Бусик лениво приоткрыл один глаз, поглядел на хозяйку, и накрыл хвостом нос.

     Набросив поверх ночной сорочки платок, Женя приоткрыла дверь:

     - Беги вниз, сейчас…

     Кертон рысцой устремился к лестнице, но, хоть в коридоре никого не было, Женя сама выйти не решилась. Услыхав доносящиеся со двора голоса, она приоткрыла окно и выглянула.

     Слегка смущенная Глафира о чем-то беседовала у яблони с Зиминым. Женя поплотнее запахнула на груди платок, открыла створку окна и крикнула прислуге, чтобы та внизу открыла Кертону дверь.

      - Доброе утро, Евгения Александровна! — громко поздоровался Зимин. - Не съест меня ваш зверь?

      - Он без причины не бросается. Не дразните его, он и не укусит.

      - Спасибо, утешили! - Зимин явно не обрадовался, но выбежавший из дома Кертон, не обращая на былого обидчика внимания, стал деловито обнюхивать, деревья.

     38

     Поскольку приболевшая Надежда Никитична к завтраку не вышла, хозяйничать за столом пришлось Жене. Элен с аппетитом уплетала гречневую кашу, мужчины лениво ковырялись в тарелках. Сама Женя особого голода не испытывала, но, как радушная хозяйка, нахваливая деревенскую пищу, старалась показывать пример. Беседа как-то не клеилась. Женя задала Зимину пару вопросов об учебе в университете, но тот отвечал неохотно, явно было, что тема для него не интересна.

      - Бывают ли у вас концерты? - неожиданно спросила у Жени Элен. Женя в первый момент даже не нашла, что ответить, но тут ее поддержал Зимин.

      - В Улатине есть театр. Там вполне приличный репертуар. Бывают даже столичные артисты. В субботу должны давать «Бесприданницу» Островского. Хотите съездить? Я могу обеспечить места в ложе градоначальника!

      - Элен, вам лучше бы отдохнуть после путешествия! - тон Вольфа был весьма любезен, но смотрел он на Зимина достаточно нелюбезно.

     Элен надулась и отложила ложку. На какое-то время возникла пауза.

     - В нашей глуши редко бывает что-либо по-настоящему интересное, конечно, мы для себя пытаемся музицировать. Станционный фельдшер Андрей Ильич вполне приятно играет Глинку. Я, к сожалению, играю совсем плохо, хотя и училась! - Женя протарахтела это очень быстро, попутно соображая, что сама бы с удовольствием посмотрела бы «Бесприданницу».

     После завтрака Зимин засобирался. На предложение Жени остаться еще на какое-то время, он сообщил, что нарушил уже все свои обещания, что его ждут в городе, и что скоро через станцию следует товарный и можно попроситься на площадку.

     - Так я возьму на завтра ложу?

     Элен умоляюще посмотрела на Вольфа, но тот отрицательно качнул головой. Женя про себя осудила такую суровость, но вслух ничего не сказала.

      - В общем, решайте! - Зимин откланялся.

     39

     После ухода студента Женя предложила Элен прогуляться, она хотела поговорить с новообретенной сестрой, но Вольф немедленно набился в попутчики, и откровенного разговора не получалось.

     Бусик переходил из рук в руки до тех пор, пока не увидел в ветвях клена сороку. Услыхав ее стрекот, он вывернулся из рук Элен, спрыгнул на землю, добежал до клена, на котором сорока сидела, чтобы взобраться вверх по стволу и скрыться в ветвях. Элен жалобно посмотрела на Вольфа.

     - Не потеряется, не маленький! – немедленно сказал Вольф и ускорил шаг.

      Когда девушки добрели до пруда, то перебрались в привязанную у мостков лодку. Вольф, щурясь, поглядел, на испещренную рябью поверхность пруда, прошел на мостки и присел на краешке, демонстративно отвернувшись от сестер.

      - Строгий он, - сказала Женя, имея в виду Вольфа.

      - Да нет! - Элен, зачерпнула из пруда воду вместе с ряской и принялась машинально переливать ее из ладони в ладонь. - Ирил велела ему с меня глаз не спускать, вот он и старается.

      - Ты не боишься его?

     Элен пожала плечами и выплеснула воду за борт.

      - Чердже сильнее его! — ответила она просто.

      - Послушай, а самого Чердже ты не боишься?

     Элен на короткое время задумалась.

     - Во-первых, я в какой-то степени к нему привыкла, - сказала она наконец. - Во-вторых, мне не его надо бояться, а себя. Он всего лишь усиливает то, что сидит внутри. А в-третьих, я хочу замуж за Риката - это единственная причина, по которой я хочу избавиться от Чердже. Два носителя Чердже в одной семье - это слишком. Если я захочу запустить в мужа чашкой, а от этого разрушится полгорода, нас ни одна земля не выдержит. Ирил запроторила Нэти на острова, так от этого увеличилось количество штормов в тамошних окрестностях, рыба отошла от берегов, и островитянам пришлось менять место жительства. Хорошо еще, что их религия с пониманием относится к потребностям демонов, а не то бы на Риката объявили бы охоту. А так местные жители перебрались на соседний остров и пригрозили: в случае плохого приема их тамошними жителями, переманить демона за собой.

      - Ты любишь Риката?

     Элен улыбнулась, отчего лицо ее словно осветилось изнутри.

      - Если желание постоянно видеть, человека, это любовь, то люблю. Но, в принципе, более бестолкового прибрежника белый свет не знал! Нормальные люди подхватывают инфлюэнцию, а этот - Чердже!

     Несмотря на возмущенно вскинутые брови, в голосе Элен прозвучало столько нежности, что Женя невольно позавидовала сестре. Но та, словно бы поняв это, погладила ее руку своей мокрой рукой.

      - У тебя тоже будет свой… прибрежник!

      Женя вздохнула:

      - Матушка хочет, чтобы я вышла замуж за Поливанцева или за кого-то из Лукашиных. А мне на них и смотреть тошно!

      - А ты - не смотри. Придет время, все образуется. Это я тебе точно говорю, мы с тобою сестры и потому похожи. Ты не сможешь жить с обычным человеком, а потому жди своего необычного. А еще лучше - ищи!

      - Женщине положено ждать.

      - Можно всю жизнь прождать без толку! Только знай, что необычные люди находятся в необычных местах…

      - Элен, не подбивайте сестру на приключения! - Вольф говорил словно бы в пространство перед собой, не поворачивая головы.

      - А ты не подслушивай! — Элен сердито плеснула в его сторону водой. Где-то рядом с лодкой шумно ударила хвостом: по воде большая рыба, и Женя тревожно оглядела поверхность пруда, но не заметила ничего необычного. - Поедешь с нами в театр?

      - Эл, - все так же в пространство продолжал Вольф. - Тебе лучше тихо сидеть здесь!

      - Герни, ты знаешь, что, нас ожидают неприятности?

     Вольф не только обернулся, он даже встал и подошел ближе.

      - Что такое, Эл, я тебя чем-то расстроил?

      - Чердже обеспокоен. Здесь рядом чего-то крутится.

      - Эл, но с тобой рядом всё последнее время что-то крутится! Я разве могу спокойно пить чай или ловить рыбу?! Я тебя пасу, как шотландская овчарка овец! Я смягчаю все твои выходки! Да твой родной папа с тобой так не носится, как бедный Герни! Ты что, Эл?! Ты меня не пугай!

     Элен подняла на него безмятежные глаза:

      - Герни, если Чердже взбесится, лучше, если это произойдет не здесь.

     - А что он до этого делал, учил латынь?! Ирил на тебя истратила недельный запас заклинаний! Ты переломала кучу транспортных средств!

      - Я повторяю, Герни! - Элен была необычайно спокойной. - Когда Чердже взбесится, пусть лучше это случится не здесь.

     Вольф сел в лодку напротив девушек.

      - Ты, все снадобья пила? - спросил он тоном станционного фельдшера.

      - Двойную дозу.

      - И опахалом Кеоде обмахивалась?

      - У него ручка переломилась.

      - А зеркало Бо?

      - Сегодня пошло трещинами.

     Вольф тихонько застонал:

      - Ну почему всё на мою бедную голову?! Сидел я на острове Сазе и сидел бы еще. Уважали меня там, почти любили. Нет, принесло меня обратно к Ирил! А что будет на этот раз: природный катаклизм или пожар?

      - Ближе к пожару.

      - Слушай, а давай мы тебя в купальне на ночь запрем! Вода рядом, большого пожара не будет!

      - Герни, если ты не узнаешь, что бродит рядом, значит, оно потом в любой момент сможет вмешаться. Я же не могу пожизненно сидеть в купальне!

      - Ну, почему, - начал Вольф, - создадим условия...

     Вода возле борта лодки внезапно вздыбилась, но Вольф, не глядя, вытянул руку, и волна опала.

      - Ладно! - Вольф неожиданно смягчился. - Поедем смотреть «Бесприданницу».

     40

     Театр был полон. Расфранченное улатинское общество по случаю июльской жары пестрело веерами. На галерке обмахивались газетами. Женя пожалела о надетой пелерине и даже подумывала сходить в дамскую комнату, чтобы отстегнуть излишнюю деталь туалета. Но тут предусмотрительный Вольф подал дамам пару вееров, и Женя забыла о своем намерении.

     Надежда Никитична в театр не поехала, несмотря на заманчивое предложение посмотреть спектакль из ложи градоначальника.

     Кстати, Зимину пришлось извиняться, потому что именно с этой ложей ничего не вышло. Жена градоначальника, Зинаида Павловна, как раз в этот вечер пожелала посетить обитель муз и, вместе с супругом заняла лучшие места в театре.

     Сам градоначальник, принаряженный по случаю выхода в свет в новый мундир, лениво щурил глаза на окрестных дам. Соседняя ложа, в которой находились сестры и сопровождающие их Вольф и Зимин, также привлекла внимание Данилы Петровича.

     Сестры отреагировали по-разному. Женя вежливо улыбнулась в ответ на пристальный взгляд, за что была удостоена милостливого кивка. Элен равнодушно скользнула взглядом по местному начальству, чтобы через секунду с интересом разглядывать тяжелый бархатный занавес.

     Зато жена градоначальника с откровенным любопытством осмотрела ожерелье из крупного жемчуга на шее иностранки и вызывающе короткую стрижку. Зинаида Павловна даже изволила обменяться с супругом замечаниями относительно несомненной безвкусицы подобных стрижек.

     Поскольку господина градоначальника несколько задело откровенное безразличие иностранки к своей персоне, он поддержал супругу в ее предложении оштрафовать родителей гимназисток, позволивших себе остричь волосы в погоне за модой. А заодно, следовало призвать к порядку некоторых учителей, замеченных в приобщении молодежи к сочинениям неподобающего содержания…

     Тут занавес отодвинулся, и на сцене под жидкие хлопки публики появились первые артисты. Начальствующая чета вежливо похлопала любимцам, после чего отвернулась от сцены и продолжила обсуждение проблем города.

     Зимин предложил сестрам программки, но Элен брать ее отказалась: в достаточной степени овладев разговорным русским, она, тем не менее, не озаботилась овладеть письменностью. Наскоро просмотрев программку, Женя нашла, что актерский состав вполне приятный, и слишком сильно пьесы Островского не испортит.

     При первых репликах актеров Женя расслабилась и полностью погрузилась в переживание происходящая на сцене. Когда-то она сама мечтала об артистической карьере, но Надежда Никитична пообещала лично утопить в пруду режиссера, который осмелится взять ее дочь в труппу. Как ни странно, Женя в этом случае своей матери поверила. А, скорее всего, несмотря на любовь к театру, Женя просто не была готова к столь радикальным переменам в судьбе.

     На сцене принимали гостей. Какое-то время Зимин смотрел спектакль, потом Женя заметила, что студент то и дело косится на соседнюю ложу.

      - Интересуетесь высшим обществом?

      - Врага нужно знать, в лицо! — ответил Зимин, то ли шутя, то ли всерьез.

      - Чем же вам успел насолить господин градоначальник?

      - Это - цепной пес режима! Вы знаете, сколько он народу по тюрьмам сгубил?

     Зимин говорил с такой ненавистью, что Жене невольно стало не по себе. Она пожалела, что затеяла этот разговор.

     На сцене между тем вовсю разворачивалась интрига: коварный Паратов спаивал жениха Ларисы, планируя похищение невесты, но Женя отвлеклась. Она вдруг явственно ощутила запах гари, и стала оглядываться в поисках источника. Запах почувствовала не только она, тут же кто-то крикнул: "Горим!", и испуганные улатинцы, сразу позабыв о спектакле, бросились к центральному выходу. В дверях образовалась давка, но кто-то распахнул боковые двери, и толпа хлынула туда.

      Женя тоже испуганно вскочила, однако Вольф придержал ее за руку:

      - Не спешите! Пусть выйдут!

     Элен продолжала сидеть, машинально обмахиваясь веером и сумрачно глядя на сцену, откуда начали разбегаться актеры. Зимин поднялся, но, следуя примеру Вольфа, также не спешил покидать ложу.

     Пожар начался где-то за сценой, откуда уже вовсю валил дым. Пламя лизнуло край занавеса, потом с треском рухнула горящая декорация. Потом что-то громко хлопнуло совсем рядом, и в соседней с сестрами ложе раздался крик. Кричала жена градоначальника.

     Вольф стремительно поднялся, одним прыжком вскочил на ограждающий ложу барьер и перебрался к соседям. Зинаида Павловна, с расширенными от ужаса глазами стояла над своим мужем, а господин градоначальник откинулся на спинку кресла, и из аккуратной дырки на лбу стекала по лицу струйка крови.

     Вольф едва коснулся пульса на шее градоначальника, как тело завалилось набок. Зинаида Павловна вновь закричала. Вольф взял ее под руку и повел вон из ложи, на ходу махнув Зимину, чтобы тот выводил сестер. Зинаида Павловна выдергивала руку и порывалась вернуться, а Вольф мягко, но настойчиво тянул ее к выходу.

     Зимин крепко взял под руки обеих сестер и повел к боковой двери. Вначале Женя оглядывалась, но, попав в толпу, потеряла из виду Вольфа. Зимин, расталкивая напирающих со всех сторон людей, помог сестрам протиснуться в распахнутые створки. С общим людским потоком спустились по ступеням, вышли на Базарную площадь. Здесь уже суетились пожарные (благо их каланча находилась неподалеку от театра), сверкая надраенными касками, разворачивали подсоединенный к бочке пожарный рукав.

     41

     С трудом пробившись через толпу бывших зрителей и зевак, сестры выбрались в переулок. Навстречу бежали новые люди. Поскольку пожар на Базарной площади привлек всю округу, найти в этой суете Прохора с лошадьми нечего было и думать.

     Зимин остановил подоспевшего извозчика.

     - Езжайте домой! – посоветовал студент Жене. – Я найду Вольфа и вашего кучера, скажу, чтобы тоже возвращались.

     Прежде, чем Женя успела возразить, Зимин развернулся на каблуках и зашагал обратно к театру.

     - Будем садиться, барышни? – спросил извозчик, изможденного вида человек в «толстовке», поверх которой, несмотря на жару, он набросил пиджак.

     - Куда нам ехать? – с сомнением обратилась к Жене Элен. – Может, все-таки дождемся своих?

     Но Женя не ответила: откуда-то внезапно подскочили люди, чьи-то руки подхватили сестер и втащили в извозчичью пролетку. Мгновенно был поднят брезентовый верх, пролетка вскачь понеслась по улице. Женя только раз успела вскрикнуть: ей тут же зажали рот.

     - Не кричи, дура, убью! – лезвие ножа уперлось под ребра, и Женя замолчала. Напротив она видела напряженное лицо Элен – ее спутник тоже держал наготове нож.

     Лошадь, взбадриваемая ударами кнута, промчалась по улице и повернула в сторону предместья. Этот район Женя знала плохо. На узких кривых улочках летом гнили отбросы (зимой замерзавшие причудливыми курганами), здесь во все времена года бродили стаи шелудивых собак, и пьяные мастеровые частенько устраивали поножовщину. Барышням из приличных семей появляться в этих местах возборонялось.

     42

     Пролетка остановилась у приземистого саманного домика. Девушек вывели, «извозчик» отъехал. Пленниц завели внутрь домика, и захлопнули за их спинами грубо сколоченную из неструганных досок дверь. Коротко лязгнул засов, и сестры остались одни в полутемной комнате с крошечным окошком, где из всей мебели был лишь стол с двумя колченогими стульями, да за небрежно раздвинутой занавеской виднелась неубранная кровать.

     Прежде всего Элен подошла к окну, удостоверившись, что в него не пролез бы и ребенок, брезгливо взглянула на кровать, потом вынула из сумочки батистовый платочек, смахнула со стула пыль и присела. Женя последовала ее примеру.

     - Часто у вас так? – спросила гостья.

     Женя обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь. Бок все еще хранил воспоминание о лезвии ножа.

     - Часто что?

     - Часто у вас девиц похищают?

     - Как-то не интересовалась.

     - Значит, редко! – сделала вывод Элен. – Иначе бы об этом судачили все ваши гимназистки!

     Женя удивилась спокойствию Элен. Ее подруга по несчастью оглядывала временный приют с таким же любопытством, как перед этим сцену театра.

     - Давно меня не похищали! – созналась Элен. - Вольф в последнее время от меня не отходит. Ты что, боишься?

     Женя молча кивнула. Хотя дрожь в теле уже прекратилась, но в голове по-прежнему присутствовала гулкая пустота, и пальцы рук совсем заледенели.

     - Извини, меня! – Элен осторожно погладила сестру по плечу. – Это я втянула тебя в неприятности. Просто надоело ждать, пока что-нибудь случится! Знаешь, так действует на нервы, когда что-то ходит вокруг, бродит!

     - Театр загорелся из-за тебя? – напрямую спросила Женя. – Там же столько людей было?!

     - Герни обычно придерживает силу Чердже. Никто не должен был пострадать. А прятаться бесполезно: все равно, к Чердже, как к магниту, стягивается нечисть со всей округи. Домовые, водяные, лесовики начинают шебуршиться! Чем больше вокруг злой силы, тем активнее Чердже. Поэтому его так трудно держать в покое: всегда найдется какой-нибудь мерзавец, которому больше всех надо!

     - Ну, и кому же теперь надо больше всех? – Женя обвела рукой пыльную комнатушку.

     - Еще не знаю. Но кто-то воспользовался суматохой в театре, чтобы совершить убийство.

     - Это как-то связано с нашим похищением?

     - Милая моя, если бы нас схватили обычные бандиты, то не оставили бы одних! Они бы воспользовались плодами своей победы. Хотя, возможно, они поставляют барышень в султанский гарем или просто в публичные дома...

     - Ты так спокойно об этом говоришь?!

     - Пока что ничего плохого не происходит. Даже мои жемчуга остались при мне. Нужно просто дождаться Герни - он этот город наизнанку вывернет!

     - По-моему, ты вполне довольна происходящим!

     Элен неожиданно расхохоталась, потом так же неожиданно замолчала и сказала после секундной паузы:

     - Женни, с тех пор, как я не вижу Нэти, у меня такая скучная жизнь!

     - Элен, я хочу домой!

     Сестра тяжело вздохнула, встала и вышла в центр комнаты:

     - Хорошо. Эву, эф! - Кровать громко заскрипела, с треском разорвалась занавеска. Где-то отчетливо заплакал ребенок. Элен поморщилась. – Эф, энни!

     Женя с визгом подобрала под себя ноги: по полу рядами маршировали тараканы. Отдельно прошествовали клопы. Насекомые быстро проползали в щель под дверью и исчезали. Снаружи послышался изумленный возглас караульного.

     Комната внезапно наполнилась пьяными голосами. Какая-то невидимая компания шумно ссорилась, какая-то женщина слезно уговаривала выпивох разойтись…

     Тут загремел отодвигаемый засов, и на пороге появился удивленный сторож – парень в застиранной рубахе и грязных холщовых штанах.

     - Вы чего орете?! – гаркнул он на сестер. – Циркачки чревовещущие!

     В углу громко заплакал невидимый ребенок. Элен вновь поморщилась, словно от зубной боли.

     - Ты что же мальца пришиб, ирод?! – вдруг заговорила она каким-то странным низким голосом, в упор глядя на сторожа. Хотя парень стоял спиной к свету, падающему из двери, но даже в полутьме было заметно, как он изменился в лице.

     - Чур, меня! – прошептал он, поднимая руку для крестного знамения, да так и замер. Что-то, невидимое глазу, вцепилось в его руку, не пуская ее вверх, детский голос залепетал неразборчиво и страшно. Глаза парня подкатились под лоб, сторож покачнулся и рухнул, как подкошенный. Разом все стихло, в воздухе запахло гарью.

     - Выходим! – Элен схватила сестру под руку и потянула к двери. Обходя лежащего навзничь сторожа, обе замешкались, и Женя успела обернуться: от лоскутного покрывала на кровати валил дым. Переступив порог, Женя на секунду задержалась, вдыхая свежий воздух, но Элен потащила ее дальше, на улочку с затрапезными домишками, где было совсем уже темно.

     43

     Женя растерялась. Куда идти?! Но Элен решительно зашагала в темноту, и сестра поспешила за ней.

      Прошли они недолго, буквально через пару минут послушался стук копыт, рядом с сестрами остановилась коляска. Прохор привстал на козлах и закричал со слезою в голосе:

     - Барышня! Что это вы затеяли, на ночь глядя?! Меня же Надежда Никитична живьем съест!

     Выскочивший из коляски Вольф подал руку вначале Жене, помогая ей подняться в коляску, потом Элен.

     - Хорошо, что господин Вольф озаботились! – не успокаивался Прохор. - Не поверил он студенту! Но что вы потеряли в этих трущобах?!

     Вместо Жени ответила Элен:

     - Не твоего ума дело, поехали домой!

     Прохор развернул коляску, и подбодрил лошадей кнутом, не переставая причитать.

     - Что это было? – тихо спросил Вольф у Элен.

     - Похоже, кому-то интересны мои качества, - так же тихо ответила она.

     - Это тот, о котором я думаю? – спросил Вольф.

     - А у тебя есть еще кто-то на примете?

     Женя поняла, что они говорят о Зимине. Это ее не удивило, но появление Вольфа на темной улочке предместья казалось чудом.

     - Это что-то меняет в наших планах?

     - Нужно дождаться Ирил. Если этот тип действительно - предводитель местных демонов, наше путешествие может осложниться. Смешно, что он не похож на демона!

     - И я не чувствую его демонической сути! – сообщил Вольф.

     - Зато Чердже, кажется, чувствует. У меня такое впечатление, что он напуган.

     - Ты шутишь?! – Вольф удивился. - Чердже напуган?

     Коляска между тем достигла центральных улиц города. Прохор придержал лошадей, обернулся к седокам:

     - Барышня, заночуем у Горюновых! Не хочется мне в темноте через Улатинский лес ехать!

     Женя стряхнула с себя оцепенение, взглянула на сестру. Элен наклонила голову в знак согласия.

     - Поворачивай к Горюновым!

     Прохор радостно прикрикнул на лошадей. Коляска вывернула на Базарную площадь. Всегда горевшие театральные фонари сейчас были погашены, и только слабый свет луны озарял здание театра с выбитыми окнами и закопченными стенами. На мостовой все еще стояли лужи.

     Откуда они вывернули, Женя не успела понять. Извозчичья пролетка, набитая людьми. Извозчичья лошадь грудью налетела на Рыжего, затрещали оглобли, коляску ощутимо тряхнуло.

     - Прохор, увози барышень! – крикнул Вольф, выскакивая из коляски навстречу нападавшим. Прохор натянул вожжи, осаживая лошадей, но те сцепились оглоблями с чужой. Далжик ржал, пытаясь подняться на дыбы, а Рыжий хрипел и тянулся зубами к холке чужой лошади.

     Вольф зацепил сразу двоих и потянул вслед за собою на мостовую. Элен опрометью выскочила из коляски, схватила под уздцы чужую лошадь одной рукой, а второй тем временем расцепила оглобли. Кто-то из нападавших попытался схватить Элен, но она, не глядя, ударила острым каблучком назад, поднырнула под руку второго налетчика и прыгнула в коляску. Прохор остервенело стегал кнутом налево и направо, одновременно натягивая вожжи и заставляя лошадей поворачивать. Внезапно лошади дико заржали, Рыжий взвился на дыбы, потому что из-под самой его морды вдруг вынырнул огромный волк. Извозчичья лошадь шарахнулась, пролетка ударила кого-то в бок, раздался крик боли, а вслед за ним отвратительный хруст, так как пролетка переехала ногу упавшего. Волк метался между людьми, то и дело прихватывая кого-то зубами. Это было последнее, что успела увидеть привставшая в коляске Женя, так как испуганные лошади рванули вперед, и ее отбросило обратно на сидение.

     Прохор не сдерживал лошадей, в диком испуге они пронеслись мимо дома Горюновых и летели вскачь еще несколько кварталов. Замедлили бег уже на выезде из города, потом перешли на шаг. Только теперь Прохор обернулся к сестрам.

     - Что будем делать, барышни?

     - В Арсеньевку ведет одна дорога?

     - Не одна, но надо делать большой крюк.

     - Ночью ехать опасно. Где-то надо отстояться до утра.

     - А что будет с Вольфом? – спросила Женя.

     Ей никто не ответил. После недолгого колебания Прохор предложил:

     - Поедем к Никитке! Переночуем в его мастерской, а утром поищем господина Вольфа.

     44

     Ночевали не в мастерской. Жена Никитки – дородная баба Прасковья позволила барышням лечь в доме. Прохора, правда, отправили ночевать в дворницкую: к барышням приставать с расспросами Прасковья не решилась, а вот у кучера надеялась вызнать подробности ночных приключений. В том, что приключения были, Прасковья не сомневалась. Лошади, которых Прохор ставил в конюшню, выглядели необычайно усталыми. Прасковья хорошо знала Прохора, частенько заглядывавшего к Никитке, знала арсеньевскую пару. Обычно Прохор не позволял себе так загонять лошадей!

     Прасковья попыталась растолкать мужа, надеясь, что встреча с собутыльником сделает кучера более разговорчивым, но Никитка спал беспробудным сном. Его накануне хорошо угостил один из Лукашиных за ремонт своего автомобиля. Провозившись минут пять, Прасковья бросила мужа, достала из подполья припрятанную бутыль самогона и отправилась беседовать с Прохором сама.

      Однако произошло невероятное: Прохор отказался пить.

     - Я вас, Прасковья Матвевна, очень-но уважаю, но выпить не имею возможности по причине, как станционный фельдшар запретил! Ты, говорит, Прохор, должон меру знать, а не то болезнь приключится!

     - Кака така болезнь? – растерялась Прасковья.

     - Жжение в кишках с последующей лихорадкой!

     - Хоть бы на моего Никитку лихорадь какая-никакая напала бы! Пьет, басурман окаянный, без меры! Проша, ты сказал бы ему! – взмолилась уставшая от мужниных запоев жена.

     - Извиняйте, Прасковья Матвевна, правов я таких не имею, говорить. Никита Степаныч пьет строго после работы. Клиент не жалуется. А вы бы сами с фельдшаром побеседовали, пусть он его поучит.

     - Никитка сам кого хошь поучит, если пьяный! А тверезый и слушать его не станет!

     Прасковья хотела еще пожаловаться на нерадивого мужа, но Прохор, сославшись на усталость, выставил ее из своей каморки.

     - Вона что! – огорошенно сказала Прасковья закрывшейся перед носом двери. – Прохор пить отказывается: не к добру это!

     45

     Женя думала, что не уснет, но заснула сразу же, едва голова опустилась на подушку. Сны снились странные: вначале Женя долго бродила по деревенскому кладбищу, а отец Федор грозил издали пальцем, потом пытался читать молитву, да сбивался и замолкал. А потом стая черных собак гнала мимо кладбища волка, который перескочил через ограду да сорвался в свежевырытую яму. Собаки с рычанием окружили яму, но тут откуда ни возьмись выскочил Кертон, и с рычанием вцепился в горло главаря. Вся стая бросилась на Кертона. Женя вскрикнула в страхе и проснулась. Рядом, подобрав под себя ноги, сидела Элен. Женю поразило выражение ее лица: тоскливое и испуганное.

     - С Максом что-то случилось!

     - Откуда ты знаешь?

     Вместо ответа Элен указала на пол: там сидело штук пять жирных серых крыс вокруг одной более крупной и черной. Женя набрала в грудь воздуха, но завизжать не успела: Элен зажала ей рот.

     - Тихо! Это местный хозяин крыс. Его никто не вытащил бы из норы, если бы Герни был… Если бы он был… Он меня чувствует даже на расстоянии! Он не позволяет Чердже слишком уж дебоширить!.. Хозяин крыс выходит только, если в город приходит чума.

     Чума?! В Улатине?! Женю прошибла дрожь. Черная крыса встала на задние лапки, потянулась носиком к Элен. Дрожали крошечные усики, глаза-бусинки отблескивали почему-то красным, хвост вытянулся в струнку. Элен протянула руку крысе навстречу. Хозяин крыс обнюхал протянутую ладонь.

     - Он говорит, что чума пришла сама! Он не звал ее! Он пришел говорить с Чердже.

     - Я слушаю!

     Откуда она взялась? Между двумя кроватями стояла еще одна Элен, абсолютно похожая на первую, только без слез на щеках.

     - Я слушаю! – повторил Чердже. Эта Элен была старше или казалась такой. Глаза были строже, морщинки пролегли над бровями, опустились кончики рта.

     Черная крыса тоненько запищала, серые, припадая к полу, неслышно разбежались. Чердже слушал хозяина крыс молча, только тонкие ноздри трепетали. Сестры в оцепенении следили за разговором до тех пор, пока Чердже не сказал:

     - Довольно!

     Женя на секунду отвела взгляд, а когда вернула обратно, в комнате уже не было ни Чердже, ни крыс. Элен тихо плакала, закрыв лицо ладонями. Женя с силой отвела ее ладони и спросила:

     - Что. Что он решил?

     - Здесь нарушены местные законы. Хозяин крыс просил Чердже убраться из города и отозвать чуму, иначе все смерти в округе лягут на его счет. И на мой тоже.

     - Что он ответил?

     - Дал им отсрочку. Если кто-то восстановит равновесие…

     - Надо искать Вольфа! – Женя соскочила с кровати, готовая бежать, но тут же остановилась. Элен все так же сидела, подобрав под себя ноги, бледная, испуганная. – Что ты?

     - Чердже никогда у меня не прорывался напрямую! У Нэти – да. А у меня – нет!

     - Когда-нибудь это должно было случиться! Поехали искать Вольфа! Только нам в Улатине чумы не хватало!

     46

     Едва серел рассвет, когда хмурый Прохор запряг не слишком-то отдохнувших лошадей. Поднятый все-таки женой Никитка, сонно щурясь, приветствовал барышень.

     - Ты обожди чуток, Проша, я те покажу новую машинерию!

     - Некогда мне, Никита! – сурово ответствовал Прохор. – Потом как-нибудь!

     Коляска загрохотала по сонным улицам, но только пара собак ленивым лаем проводила приезжих - Улатин спал.

     На Базарной площади Прохор остановил лошадей почти напротив театра. Почти ничего здесь не напоминало о ночной стычке, но на камнях мостовой темнели несколько подозрительных пятен, глядя на которые Элен вновь заплакала вначале тихо, потом все громче и громче.

     - Барышня, не нужно так убиваться! – осторожно сказал Прохор. - Сейчас мы в городскую больницу съездим…

     Женя глубоко вздохнула и выдохнула:

     – Прохор, езжай-ка ты с барышней к отцу Федору! Оттуда заедешь в Арсеньевку к маменьке, скажешь, я что остановилась у Горюновых. Завтра утром заберешь меня.

     Она обняла Элен и повела ее к коляске.

     47

     У Горюновых Женя взяла шарабан с кучером Василием и отправилась в городскую больницу. Но Вольфа там не оказалось. Тогда она поехала в полицию и нарвалась на долгий неприятный разговор в кабинете полицмейстера. Убийство градоначальника наделало в Улатине много шума. Вдова покойного Зинаида Павловна показала, что Вольф первым оказался в их ложе после смертоносного выстрела. Именно он вывел ее из горящего театра и оставил на попечительство исправника. С одной стороны вдова была искренне благодарна иностранцу, а с другой стороны он являлся важным свидетелем.

     Женю долго расспрашивали о подозрительных особах из публики, но она ничего такого припомнить не могла. Полицмейстер пожелал лично побеседовать также с гостями Арсеньевых. Особенно его заинтересовала личность Зимина, но именно о нем Женя могла рассказать меньше всего. Она адресовала полицмейстера к Поливанцеву, который лучше знал петербургского студента. О ночном нападении полицмейстеру Женя рассказала не все. Она не стала ничего говорить о своем с Элен предшествующем похищении, так как объяснить их чудесное спасение было практически невозможно. Она сказала, что они с сестрой на извозчике покатались по окрестностям Улатина, а на обратном пути пересели в свой экипаж и уже ехали в гости к Горюновым, как внезапно налетевшая шайка оборвала их прогулку самым жестоким образом.

     В свою очередь полицмейстер заверил Женю, что никакой информации о ночной стычке к нему не поступало. Он предложил госпоже Арсеньевой осмотр найденных за последние сутки в окрестностях города мертвых тел на предмет возможного обнаружения среди них господина Вольфа. Не без внутренней дрожи Женя согласилась на эту процедуру, но в полицейском морге ей сделалось дурно, и полицмейстер был вынужден вызвать из больницы доктора Святкина. Доктор попенял Жене, что она так и не занялась собственным здоровьем и приписал для успокоения нервов нюхательную соль. Обмахиваясь заботливо поданным полицмейстером носовым платочком, Женя думала о том, что в морге, к счастью, Вольфа не оказалось, но где теперь искать беднягу, она не представляла. Заскучавший Василий заметно оживился при виде барышни Арсеньевой, но полицмейстер напомнил ему о недозволенных на территории города гонках с лукашинскими рысаками, и кучер снова загрустил.

     - Возвращаемся домой? – спросил он, имея в виду дом Горюновых.

     - Знаешь, где гадалка живет? – вместо ответа спросила Женя.

     - А то! – обиделся Василий. – Мы у нее часто бываем.

     «Мы» – это значило, что Анна Горюнова посещала Нинель Ботвееву довольно часто.

     48

     Гадалка как раз собиралась куда-то ехать, но Женя уговорила ее вернуться в дом. «На минутку!» – как она просила. Гадалка небрежно бросила на стол шляпку, щедро украшенную искусственными цветами и с ворчанием полезла за картами.

     - Ох, уж мне эти дела сердечные! Никакого у вас терпежу нет, у молодых! Замуж бы выходили да остепенялись!

     Все так же ворча она бросила карты.

     - На какого короля гадаем? Червовый, трефовый?

     - На пикового!

     Нинель зачем-то постучала рубашками карт о столешницу и начала раскладывать. Минут пять она изучала получившуюся комбинацию, Женя ждала, затаив дыхание.

     - Плохо твое дело, девка, - сказала наконец Нинель. - Военного ты, что ли, себе высмотрела? Смерть возле него стоит. И колдовство злое. Сильное колдовство. Позавидовали вам, что ли?

     - Где он, Нинель?

     - Несколько человек возле него! – Нинель потыкала пальцем валетов. - А вот этот среди них главный!..

     Неожиданно она взвизгнула, потому что по ее затянутой в узкую туфельку ноге скользнула крыса. Прибежавшая на крик горничная вооружилась щеткой, но крыса, ловко ускользая от ударов, металась из угла в гол, пока не забилась под гигантских размеров комод. Чтобы сдвинуть этот комод с места требовались усилия нескольких человек. Горничная побежала за помощью.

     Попытались вернуться к гаданию, но выяснилось, что в процессе погони за крысой карты смешались.

     - Забудь о нем! - Посоветовала Нинель, принимая обычную плату. – Все равно он не жилец!

     Женя добавила еще одну бумажку:

     - Посмотри на воде! Где он?

     Нинель вздохнула, спрятала деньги.

     - Погубит меня моя доброта! Пройдем в другую комнату!

     Дворник и садовник, руководимые горничной, взялись двигать комод, а Нинель повела клиентку вглубь дома. Стакан воды, аккуратно прикрытый салфеткой, ожидал своего часа в столовой. Нинель сняла салфетку, села, придвинула стакан, принялась вглядываться вглубь. Женя терпеливо стояла рядом.

     - Ему очень плохо. Лежит в какой-то темном помещении. Рядом находятся еще два человека…

     Внезапно Нинель ахнула, потому что стакан раскололся, и осколки врезались ей в ладонь. Вода хлынула на платье. Женя машинально выхватила подаренный ротмистром платок, торопливо вытянула осколки, платком перетянула Нинель руку. Все это время гадалка молчала, только кусала губы и морщилась от боли. На предложение поехать к доктору молча кивнула и пошла вслед за Женей к двери. На выходе они столкнулись с карательным отрядом.

     - Барыня, а крыса-то убегла! – мрачно сообщил дворник. – Дырка под комодом нашлась!

     Нинель не захотела воспользоваться шарабаном Жени, ее собственный экипаж уже ожидал ее у ворот.

     - Оставь ты это дело, барышня! – посоветовала она Жене, взбираясь в коляску.

     49

     Волк метался между людьми, то и дело прихватывая кого-то зубами. Слышались проклятия, ржание испуганной лошади, кто-то безуспешно пытался обрушить на волчью голову дубинку. Волк уворачивался и вновь бросался в атаку. Наконец, Зимин, все это время, сидевший в пролетке и наблюдавший схватку, неторопливо вынул из кармана пистолет и прицелился в голову волка. В полутьме целиться было неудобно. Зимин щурился, несколько раз порывался спустить курок, и каждый раз останавливался. Наконец он дернул пальцем, грянул выстрел, волк взвизгнул и завертелся на мостовой: пуля пробила ему плечо и прошла в нескольких миллиметрах от позвоночника. Зимин выскочил из пролетки, сунул пистолет за пояс, вынул нож с узким лезвием. Зверь злобно оскалил зубы. Зимин улыбнулся и коротко, резко ударил. Зверь дернулся и обмяк. Несколько секунд Зимин смотрел на неподвижное тело, потом наклонился, поднял его на руки и понес в пролетку. Лошадь, храпя, попятилась.

     - Держи ее! – крикнул Зимин. Чьи-то руки услужливо придержали лошадь, пока Зимин втаскивал волка в пролетку. – Дайте ремень!

     - Да ты, кажись, убил его! – возразил хозяин лошади.

     - Это у тебя мозги убиты. Наповал. Ремень!

     Кто-то подал ему ремень, и Зимин стянул вместе все четыре лапы зверя. Вторым ремнем была перехвачена волчья пасть, после чего наконец удовлетворенный Зимин уселся и велел: «Трогай!»

     - Возьми Севку! – крикнул кто-то вслед уносящейся пролетке, но Зимин только махнул рукой: «Сами справитесь!»

     - Совсем озверел Юрик! – мрачно сказал один из налетчиков. Подобрав своего искалеченного товарища, шайка потянулась в предместье.

     Пролетка остановилась у одноэтажного кирпичного дома, окна которого были снаружи плотно закрыты ставнями. Зимин при помощи кучера занес волка в дом, где и бросил на пол. Нож все еще торчал в груди зверя.

     Зимин зажег висящую над столом керосиновую лампу и поправил фитиль.

     - Я поехал, Юрий Викторович? – кучер неопределенно махнул рукой куда-то в сторону станции.

     - Погоди! Поможешь мне! Куда ты дел святую воду?

     - Да вон, в углу она! – кучер протопал через полутемную комнату, чтобы подать Зимину бидон с плотно пригнанной крышкой.

     Зимин взял бидон, сорвал крышку и со всего маху обдал зверя водой. Волк шевельнулся, раздался вполне человеческий стон... Через несколько секунд на полу перед Зиминым и его товарищем вместо зверя на полу лежал человек в окровавленной одежде. Руки и ноги человека оказались стянутыми одним ремнем, отчего скорчился он в самой неудобной позе.

     Кучер машинально перекрестился.

     - Что же это, Юрий Викторович? – спросил он жалобно. – Выходит, попы правду говорят, и бесы есть?

     - Это, Никола, не бес. Здесь имеет место гипнотизм. Тебе только казалось, что он – волк! Это – иллюзия!

     - А кусался он вполне по-волчьи!

     - Я тебе потом объясню природу этого феномена. Помоги мне!

     Один из ремней оказался лежащим рядом с головой пленника, второй так плотно захлестнул его конечности, что Зимин едва снял его. Этим ремнем Зимин связал руки пленника за спиной, а вторым стянул ноги. Только после этого Зимин принялся осматривать раны человека-волка. Пуля прошла чуть ниже левой ключицы и вышла рядом с позвоночником. Сгусток крови закупорил рану, и она почти не кровоточила. Зато из второй раны кровь хлынула, едва Зимин вынул все еще торчащий нож. Этим же ножом Зимин разрезал куртку и сорочку пленника на полосы и вполне умело сделал перевязку.

     Кучер издали наблюдал с отвращением.

     - Так я поеду, Юрий Викторович?

     Никола, пришли мне пару человек из пятерки Шабирова. Этого типа нельзя оставлять без охраны!

     - Так он же почти дохлый!

     - Никола!

     - Пришлю-пришлю! – пятясь к двери, пообещал кучер.

     Закончив перевязку, Зимин огляделся, взял кувшин с остатками святой воды и слил себе на руки. Желая просушить руки, он стряхнул капли воды на лежащего, тот дернулся и, застонав, открыл глаза.

     - Как вы себя чувствуете, господин Вольф?

     - Вашими молитвами! – прохрипел Вольф. – Очень даже приятно.

     Зимин взял стул и присел напротив пленника.

     - Как вы это делаете? – спросил он с искренним любопытством.

     - Это очень простой фокус! – сообщил Вольф. – Я вас как-нибудь научу!

     - Знаете, я немного растерялся! Хоть и перечитал за последнее время много, даже ходил к ксендзу консультироваться насчет борьбы с заграничной нечистью, а все равно растерялся! Барышень вот одних зря оставили да и с вами чуть маху не дали! Слава богу, хоть серебряный кинжал с собой захватил.

     - Лучше бы вы его забыли! - кончиками губ попытался улыбнуться Вольф. – Такая мерзость! Вы не могли бы мне дать немного обычной воды?

     - Сожалею! – Зимин поддал ногой бидон. – Я припас только святую. Хотите?

     - Спасибо, вы дали мне ее уже достаточно. – Вольф закрыл глаза, помолчал, потом заговорил снова: - Полагаю, торг уместен?

     Зимин скривился?

     - Господин Вольф, мы же с вами – интеллигентные люди, и вдруг будем торговаться, как два мелких лавочника! Чуть позже я привезу сюда наших барышень, и тогда мы обсудим нашу с вами работу.

     - Я полагал, Юрий Викторович, что вы еще учитесь. Нельзя с незавершенным образованием за серьезную работу браться!

     - Все шутите, господин Вольф, а между тем вам должно быть не до шуток. – Зимин вновь взял в руки нож, погладил серебряное лезвие и покачал рукояткой в воздухе. – Я консультировался. Оборотня очень даже можно убить серебряным оружием!

     - О чем речь, Юрий Викторович, любого можно убить. Вас, скажем, убить можно даже обычным ножом.

     Зимин расхохотался и посмотрел на Вольфа почти дружелюбно:

     - Я чувствую, мы с вам поладим, господин Вольф! Нам нужны такие, как вы!

     - Я многим нужен, Юрий Викторович! Вопрос только в цене на услуги.

     Зимин встал и подошел к Вольфу почти вплотную:

     - Я хорошо плачу, господин Вольф, - кончик кинжала уперся в забинтованную рану на груди человека-волка. Оборотень дернулся, зрачки его расширились от невыносимой боли. Зимин наблюдал с любопытством, постепенно увеличивая давление. Кинжал прорезал импровизированную повязку и вошел в рану. Вольф издал тихий рык и потерял сознание. Зимин поспешно выдернул нож и, как нашкодивший мальчишка, спрятал за спину. – Не столь уж вы грозны, господин Волк! Найдется и на вас управа!

     Вольф ничего не ответил. Если у оборотней есть душа, то в этот момент она блуждала где-то далеко отсюда, в джунглях острова Сазе, где вокруг храма богини Кеоде выли ее псы.

     50

     Какое-то время Женя размышляла. Василий в это время беседовал с дворником Ботвеевой о последней в городе забастовке. Рабочие сахарного завода требовали поднять зарплату на десять копеек и уволить мастера Ерохина, который избил до полусмерти мальчишку-весовщика. Лукашины пообещали зачинщиков забастовки уволить, а в случае невыхода на работу к понедельнику, уволить целую смену. Женя слушала лениво, думая о своем, но в какой-то момент фамилия Лукашиных резанула слух.

     - Василий!

     Так некстати прерванный Василий даже закашлялся от неожиданности.

     - Едем к Лукашиным!

     Четырехэтажный особняк Лукашиных располагался на центральной улице города. Жене долго пришлось звонить у парадного входа, прежде чем массивная, изукрашенная золоченой резьбой дверь открылась. Швейцар хмуро оглядел потерявшее парадный шик платье гостьи.

     - Что вам угодно, барышня? – наконец разомкнул он пухлые губы.

     - Передайте молодым господам, что барышня Арсеньева хочет поговорить с ними о судьбе знакомого им господина Вольфа.

     Дверь вновь захлопнулась, и Жене долго пришлось стоять на крыльце под лучами набирающего силу солнца. Наконец появился слегка подобревший швейцар, сообщил, что молодые господа уже встали и приглашают Евгению Александровну отведать кофею.

     Поднявшись на второй этаж, Женя прошла в гостиную молодых Лукашиных, где горничная и в самом деле подала ей чашечку бразильского кофе и домашней выпечки печенье. Женя вежливо пригубила кофе и подумала о бифштексе с картошкой и о густой вкусной сметане. Позавтракать сегодня так и не удалось.

     - Какими судьбами?! – громко обрадовался вошедший в гостиную Иван. Несмотря на малую разницу в возрасте, выглядел он гораздо старше брата и массивнее был раза в два. Иван увлекался боксом, в то время, как страстью младшего Дмитрия были автомобили. Усы у братьев, впрочем, были одинаковые: соломенного цвета с тщательно подкрученными кончиками.

     - Несчастье у нас, Иван Георгиевич! – перешла сразу к делу Женя. – Господин Вольф пропал!

     Она рассказала о пожаре в театре, о котором Лукашины уже слышали, о прогулке по городу, которую они совершили с Элен и закончила описанием ночной погони, в которой Вольф отвлек на себя внимание нападавших.

     Пока Женя говорила подошел Дмитрий. Несмотря на умывание, выглядел он заспанным. Скорее всего, братья до полуночи играли где-то в преферанс.

     Услыхав, что половину утра Женя провела в полиции, братья выразили ей сочувствие и велели горничной подать пирожные.

     Жене не хотелось пирожных. Еще раз словесно пережив вчерашние и ночные приключения, она разволновалась и даже всплакнула, описывая те ужасы, которых насмотрелась в полицейском морге. Более сочувственный Дмитрий вызвал горничную с валериановыми каплями. Пока их лили в рюмку из розоватого стекла, и уговаривали Женю выпить, Иван мрачно мерил шагами гостиную.

     - Вы рассмотрели нападавших, Евгения Александровна? – наконец спросил он. – Смогли бы узнать?

     Женя молча кивнула. Конечно, за два раза она успела рассмотреть нападавших. По крайней мере, двое их них участвовали в ее собственном похищении, о чем Лукашиным она не сказала.

     - Похожи они на обычных бандитов?

     - Я так редко вижу обычных бандитов, что не рискну сравнивать, - сказала Женя. – Оборванцами, во всяком случае, они не были. Может быть, мастеровые…

     - А как насчет революционеров? – у Дмитрия разгорелись глаза. Похоже, история произвела на него впечатление. – Возможно, они перешли к активным действиям? Стреляли в градоначальника… Возможно, они хотят выкуп за Вольфа?

     - Кто у нас якшается с революционерами? – задумчиво произнес Иван.

     - В гимназии есть кружок. Телеграфист со станции иногда листовки печатает, да Поливанцев все носится с идеями коллективного хозяйства!

     - Поливанцев? – переспросил Иван – Ему-то зачем?

     - Он съездил в Европу и решил, что в Российской империи не те методы хозяйствования. У себя в имении он внедрил европейские методы, а для всех остальных он предлагает революционные.

     - Я был о нем лучшего мнения! – сообщил Иван. – В следующий раз не сяду с ним играть. Но, если все-таки не революционеры, а просто бандиты? Кто у нас знаком с Яшкой-цыганом?

     - Да все его знают! Половина наших с тобой рабочих его лучшие друзья! А хорошо было бы с ним встретиться! - задумчиво продолжал Иван. - Вот бы кто свел...

     - Да кто ж тебя сведет, если: рабочие сейчас злые,.. - Дмитрий внезапно замолчал и уставился на Ивана. Иван крутил ус и столь же внимательно смотрел на брата. Какое-то время в комнате было тихо, потом Женя не выдержала:

     - Какие прогнозы насчет забастовки, долго она продлится? Как ваш папенька полагает?

     - А папенька в отъезде. Насчет сырья хлопочет, - сообщил Дмитрий. Иван оставил в покое усы, зато принялся покачиваться с каблука на носок и что-то напевать под нос.

     - И что же, большие убытки будут, если удовлетворить требования рабочих? - не отставала Женя.

     - Да, как сказать! Если потом сахар продать с толком, так и перекрыть можно?! - Дмитрий смотрел на брата с надеждой.

     - Да, а потом папаня вернется и так нам перекроет по шеям!

     - Так это он потом сделает. Вань, ну что ты ломаешься, как сдобный пряник?! Когда еще удается поразвлечься! Может, и в самом деле, Вольфу подсобим?

     51

     Поскольку сам владелец сахарного завода Георгий Лукич Лукашин был в отъезде, воспрепятствовать успешному завершению забастовки он никак не мог. Иван, как старший, вызвал к себе представителей рабочего комитета и подписал бумаги об увеличении заработной платы рабочим завода на десять копеек. Что касается увольнения мастера, Лукашины предложили компромиссный вариант: отец пострадавшего паренька взыскивает с мастера расходы на лечение сына. Обрадованные неожиданной уступкой администрации представители рабочего комитета особенно упираться: не стали. Взамен за подъем зарплаты Иван попросил рабочих раздобыть адреса явочных квартир городских революционеров обеспечить встречу с людьми Яшки-цыгана.

     Поскольку Женя покидать территорию Лукашиных не собиралась, братья вынуждены были пригласить ее к завтраку, за которым говорили, в основном, о внезапном исчезновении Утицына. В Улатине ходили об этом самые загадочные слухи. Поскольку изобретатель исчез вместе со своим аэропланом, местные обыватели делали самые фантастические предположения о том, что Утицын вылетел в Санкт-Петербург на встречу с государем императором. Нашлись даже очевидцы, лично наблюдавшие взлет биплана, на котором кроме Утицына находился еще и шеф городской жандармерии господин Деневой. Именно поэтому убийством градоначальника, дескать, занимается не жандармское управление, как положено, а полиция. Господин Деневой должен был ходатайствовать о придании изобретению Утицина статуса военного, и о строительстве в окрестностях Улатина завода по производству военных аэропланов.

     Всю эту чушь Женя выслушала с большим интересом и даже, в свою очередь добавила масла в огонь, высказав предположение, что Утицин, очевидно, вылетел за границу. Иван и Дмитрий с жаром погрузились в прогнозы относительно будущего воздухоплавания. Иван считал, что будущее - за управляемыми воздушными шарами, Дмитрий же считал, что в будущем просто научатся временно отключать гравитацию. Когда Женя робко заикнулась о возможном использовании, методик, описанных в народных сказках: «обернулся соколом и взлетел», братья ее безжалостно высмеяли.

     Плодотворный обмен мнениями был прерван появлением представителя стачечного комитета, который во-первых сообщил, что людей Яшки-цыгана в городе нет уже около двух недель, в связи с чем городские преступления ограничиваются в основном, пьяными драками. Яшка отбыл в вояж к теплому морю с большей частью своей шайки, а уцелевшее звено навещает более крупные, чем Улатин города. Что касается революционного движения, то местные его представители слегка ушли в тень, из-за приезда боевиков из Санкт-Петербурга, скорее всего и устроивших убийство градоначальника. Один из столичных пытался повлиять на ход забастовки, присоединив к экономическим еще и политические требования, но рабочие сахарного завода вытолкали его взашей. Они опасались, чтобы забастовка не переросла в вооруженное столкновение с властями, как раз накануне осеннего сезона, когда многие рассчитывали хорошо заработать. В заключение, представитель рабочего комитета предоставил список квартир, где обычно заседали революционеры.

     Обрадованные Лукашины поднесли доносчику стаканчик и пообещали лично ему набавить к зарплате еще пару копеек.

     - Ну, что же, теперь в полицию? - спросил Иван, но Дмитрий яростно замотал годовой.

     - Зачем полиция? Развезет только дело да еще спугнет бандитов! Давай возьмем егерей да и прокатимся по квартирам сами!

     - А, если у них бомбы? - спросил более осторожный Иван. - Все ж таки, столичные! Как бы они Вольфа не убили во время штурма!

     -Господа, - вмешалась Женя, - у меня есть скромное предложение!

     52

     По центральной улице города катила три извозчичьи пролетки, набитые людьми... "Лукашины гуляют!" - а завистью говорили обыватели, глядя на набитую веселыми барышнями первую пролетку. Во второй сидели сами братья, а из третьей неслись звуки гитары, там сидели цыгане из пивной Ечипанова и пара мрачных лукашинских егерей.

     «Сейчас напьются и на охоту поедут!» - со знанием дела сказал булочник разносчику. «Известнее дело: баре!» - поддакнул той.

     Грохоча по мостовой, промчались пролетки через центр и свернули в предместье. Вспугивая грязных кур, подлетели к крошечному домику, остановились. Из первой пролетки высыпали барышни, со смехом, с шутками устремились к двери и остановились: двери, не было. Дверной проем с закопченным косяком открывал внутренность дома, откуда явственно тянуло гарью.

     Женя, стоявшая в группке барышень, поняла, что не узнала при свете дня собственную тюрьму, в которой, впрочем, пробыла совсем недолго.

     - Едем дальше! - подал знак Иван.

     Барышни, уже без улыбок, загрузились в пролетку. Вначале Женя чувствовала себя среди них неловко, хотя в пансионе мадам Зизи сама мадам (за отдельную, естественно, плату) ее соответствующим образом накрасила и подобрала гардероб. Если вначале Женя опасалась, что во время проезда по городу ее увидит кто-то из знакомых, и потому пониже опускала поля шляпки, то потом поняла, что на лицо никто не смотрит. Пялились на обнаженные плечи, на глубокие декольте, посыпали барышням воздушные поцелуи.

     Лукашины старательно изображали пьяных. Иван клевал носом, Дмитрий время от времени пытался подпевать цыганам.

     На втором адресе бандитов не оказалось. Открывшая на звонок старуха в засаленном переднике, подслеповато заморгала глазками и едва устояла на ногах, когда в дверь ворвалась стайка барышень. Барышни шмыгали по квартире, громко выкрикивая имя Михаил Андреевича, которому якобы сделали подарок друзья.

     - Ах, вы ж, шлюхи подзаборные! - старуха быстро пришла в себя, схватила в руки полотенце и принялась хлестать уворачивающихся барышень. - Пошли вон отсюда!

     Убедившись, что в квартире кроме злобной старухи больше никого нет, барышни в организованном порядке отступили. Старуха гналась за ними до самой пролетки (где на нее прикрикнул один из егерей), после чего подняла крик, призывая в свидетели соседей.

     Под свист и гиканье пролетки отъехали. Разбуженные старухиными воплями соседи радостно приветствовали барышень или же проклинали (в зависимости от принадлежности говоривших к мужскому или женскому полу).

     Слегка запыхавшаяся Женя потерла ушибленный старухиным полотенцем локоть. Одна из барышень протянула ей флакончик дешевых духов.

     - Приложи холодное, не так болеть будет!

     Вторая со знанием дела осмотрела локоть:

     - Полоса осталась. Дать тебе пудры?

     Женя подумала, что некоторые из ее благородных подруг могли бы поучиться, милосердию у падших женщин Улатина.

     53

     Чтобы добраться до третьего адреса, ехали минут сорок. Одноэтажный дом с задвинутыми, не смотря на яркий солнечный день, ставнями стоял несколько в стороне от других строений. Когда барышни с уже привычным шумом высыпали из пролетки, Иван подал знак цыганам: вначале грянула гитара, потом заныла скрипка.

     Барабаня в дверь, барышни закричали хором: «Михаил Андреевич!» - и когда дверь открылась, две красотки со смехом повисли на шее у появившегося мужчины. Ошеломленный градом поцелуев часовой отступил, и веселый десант без труда проскользнул в дверь. Но вслед за этим раздался дружный женский визг. Пришлось притаившимся за спинами барышень егерям, сметая зацелованного часового, спешно врываться внутрь. Загрохотали выстрелы.

     Ругаясь, на чем свет стоит, вооруженные револьверами Лукашины, тоже ринулись на штурм дома. Но героизм братьев не понадобился: разъяренные стычкой егеря (один из которых оказался задет выстрелом) уже сами скрутили второго часового. Перепуганные стрельбой барышни сбились в кучку в углу комнаты, а Женя уже стояла на коленях возле крепко связанного Вольфа, сражаясь с его путами. Дмитрий бросился ей на помощь.

     - Барышни - вон! - коротко приказал Иван. Питомицы мадам Зизи очень охотно бросились к выходу. Тем временем цыгане втащили в дом первого часового, еще не очухавшегося от нанесенного ему удара.

     Дмитрий с трудом справился с ремнями. Вольф был в сознании, но очень слаб: две, наспех перевязанные раны говорили о перенесенных им испытаниях.

     - Евгения Александровна, Дмитрий, помогите господину Вольфу дойти до пролетки! - сумрачно велел Иван. Он был крепко не в духе. Не совсем удачный штурм, ранение егеря, раны Вольфа - все это заставило старшего Лукашина поигрывать желваками. - А ну-ка, посадите его! – велел он, показывая на стрелка. Егерь и один из цыган усадили часового на табурет, но Иван не успел приступить к допросу: вернулся брат.

     - Ты что, Вань?! Сматываться надо, пока остальные не подъехали! Мы же с тобой на охоту собрались, так поедем! Отвезем этих двоих в охотничий домик и там поговорим на досуге!

     Старший Лукашин вынужден был согласиться с доводами брата. Раненного егеря перевязали парой поданных барышнями платков, наскоро связанных пленных погрузили в пролетку и забросали одеждой. Иван потеснил на козлах кучера, егеря и цыгане набились в ту же пролетку, грянула гитара…

     Пока Лукашины занимались его врагами, смертельно бледный Вольф втолковывал Жене неразумность поездки к доктору.

     - Вы же не хотите проблем, Евгения Александровна? Я сейчас за себя не отвечаю, могу доктора повредить ненароком! Слухи пойдут нехорошие! Поедемте к вашему священнику.

     - Но Лукашины…

     Сил у Вольфа оставалось немного, поэтому он слегка прищурил один глаз и посмотрел на Женю тяжелым взглядом пиратского капитана.

     К пролетке подбежал запыхавшийся Дмитрий:

     - К Святкину поедем или в больницу?

     - Дмитрий Георгиевич, господин Вольф желает лечиться у отца Федора!

     - У этого шарлатана? – удивился Дмитрий. – Помилуйте Вольф, у нас вполне приличная больница!

     - Я полагаю, кладбище у вас тоже вполне приличное? – тихо спросил Вольф.

     - Дмитрий Георгич, не нужно волновать раненного! Доктора Святкина можно будет вызвать и на хутор! Поедемте туда!

     Лукашин недоуменно пожал плечами, но перечить не стал. Пролетки вместе доехали до моста через овраг, потом Иван расплатился с барышнями, и все разъехались в разные стороны. Барышни вернулись в пансион. Старший Лукашин отправился в Улатинский лес, где у них были охотничьи угодья. Дмитрий же велел кучеру проселочными дорогами ехать в сторону Арсеньевки.

     - Чего они от вас хотели, господин Вольф? – спросил Лукашин, заботливо придерживая Вольфа под локоть.

     - В конечном итоге такие люди всегда хотят денег.

     54

     Когда Лукашин и отец Федор вносили Вольфа в избу, Пальма прыгала вокруг с неистовым лаем. Вольф морщился, косился на Дмитрия и шепотом просил отца Федора отогнать собаку. Но всегда послушная Пальма так и вилась под ногами, норовя цапнуть незваного гостя. Жене пришлось оттаскивать собаку и сажать ее на цепь возле конуры.

     На лай собаки выскочила Элен, увидев окровавленного Вольфа, заплакала, по-детски растирая по щекам слезы. Вольф сердито прикрикнул на нее, а отец Федор еще и добавил:

     - Неча реветь, Ленка, тащи горячую воду! А ты, Женька живо за травами на чердак сгоняй! Щас будем лечить вашего волча… - бросив короткий взгляд на Дмитрия, закончил: - Вашего Вольфа.

     - Позвольте я помогу!

     Очарованный незнакомкой Дмитрий кинулся помогать Элен. Поскольку у отца Федора летней кухни не было, печь топилась прямо во дворе. К тому моменту, когда Женя спустилась с чердака, Дмитрий внес в избу ведро с горячей водой, и отец Федор заварил траву.

     - Вы бы пока прогулялись! - посоветовал он Лукашину. – Ленка, займи гостя!

     Против своего выдворения вместе с иностранкой гость не возражал. Женя осталась ассистировать отцу Федору. Отмочив резко пахнущим раствором повязки, священник сказал:

     - Терпи, волчара, сейчас будет больно!

     Не смотря на то, что повязки от кожи отстали, но они присохли к ранам, и, когда отец Федор рывком оторвал полотно, Вольф коротко охнул.

     - Не будешь подставляться! - сурово сказал священник, рассматривая раны. - Женька, тащи мазь!

     - У вас против серебра есть что-нибудь? – по-прежнему морщась, поинтересовался Вольф.

     Отец Федор задумался.

     - Как ты переносишь деготь? – наконец спросил он.

     - Какой давности?

     - Да уж не новый.

     - Давайте попробуем!

     Женя немедленно была послана в чулан за дегтем. Пробегая, она успела заметить, как Дмитрий энергично размахивает руками, живописуя хорошенькой иностранке прелести жизни в провинции.

     Деготь был доставлен и отец Федор принялся аккуратно заполнять им раны, чередуя со слоями прошлогоднего меда. Вольф бледнел, краснел и покрывался потом. Женя наблюдала за процедурой с тихим ужасом, но не вмешивалась. Она подозревала, что в округе никто больше не возьмется лечить оборотня.

     Когда раны вновь были перебинтованы, и Вольф с блаженным вздохом откинулся на подушки, он спросил:

     - Что Элен успела натворить?

     - Да пустяки! – ответил отец Федор. - Крыс развела!

     - На Улатин движется чума! – взволнованно сообщила Женя. – Чердже выходил и сказал, что ее еще можно остановить!

     - Чердже вступает в переговоры? – изумился Вольф. – Что вы с ним сделали, святой отец?

     Священник заверил его, что перерождение беса происходило без его (отца Федора) личного участия. Он всего лишь приструнил крыс, чтоб не шастали вокруг ульев, да запретил домовому выходить днем. Правда, он позволил Ленке разжигать огонь в печи, да и то только, чтоб без дела не сидела. Думал еще болото осушить, но не успел: Элен от регулярных поджогов перешла к проливанию слез, за коим занятием ее и застали.

     - Что там с чумой?! – напомнила Женя.

     - Во-первых, нужна Элен. Во-вторых, поможете, отче?

     - Я-то помогу…- ответил отец Федор, но не помешает ли нам молодой Лукашин? Женя, ну-ка, позови его!

     Дмитрий не без сожаления прервал разговор с новой знакомой и вошел в избу. Обнаружив Вольфа значительно повеселевшим, он взглянул на отца Федора с невольным уважением.

     - Слава Богу, вам легче! – обратился он к Вольфу. – Отвезти вас в Арсеньевку или пока оставить здесь?

     - Отец Федор обещает меня поднять на ноги как можно быстрее, так что я, пока останусь. Дмитрий Георгич я благодарен вам с Иваном Георгичем за спасение!

     - Какие пустяки! Мы так, немного развлеклись! Ну-с, я вынужден буду вас оставить, спешу в охотничий домик. У нас нынче гости.

     55

     После того, как пролетка отъехала, Вольф сполз с кровати и перебрался к столу. В ответ на протесты Жени он возразил:

     - Если бы не серебро, я вообще был бы уже здоров! Отче, давайте, не мешкая, приступим к делу! Элен!

     Появилась хмурая Элен. Она старалась не смотреть на Вольфа. Ей определенно было неловко за неудачный поход в театр. Но Вольф был настроен вполне благодушно:

     - Чержде, энето ву?

     - Деста.

     - Садись!

     Элен осторожно присела на краешек стула. Очень заметно было, что она волнуется: она то и дело теребила складки платья. Вольф прикрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, потом заговорил певуче, по-эделасски, меняя интонации с просительной на угрожающую. Во дворе залаяла собака: нервно, визгливо, с поскуливаниями. Отец Федор сердито откашлялся, погладил бороду, что-то забормотал беззвучно.

     Жене показалось, что по мере того, как Вольф продолжал говорить, что-то и менялось в комнате. Например, стало заметно холоднее, словно июль внезапно сменился ноябрем, появилась промозглая сырость. Вольф говорил, а изо рта его вырывались струйки пара. Элен внезапно закашлялась и кашляла очень долго. Отец Федор даже осенил ее крестом, после чего кашель прекратился. Зато между столом и широкой печью появилась напоминающая человека тень. Четкая, словно от большого фонаря, но висящая без всякой опоры в воздухе. Тень одетого по-городскому человека: в мешковатых штанах, в пиджаке, в лихо заломленном на затылок картузе. У ног человека сидела тень крысы: с остреньким носом и длинным хвостом. Усики крысиной тени дрожали.

     Вольф перешел на шепот. В такт рубленым слогам эделасских слов обе тени колебались, но не исчезали. Не переставая шептать, Вольф начал подавать знаки отцу Федору: махал руками, складывал пальцы в крест, дергал себя за ухо. Отец Федор хмурился, продолжал беззвучно шептать молитвы, но вмешиваться не спешил. Наконец Вольф задохнулся и умолк.

     Тени перестали колебаться. Более того, крыса явственно поползла в сторону Жени, и тогда отец Федор словно нехотя взмахнул рукой, от пальцев его оторвалась сиреневая искра, доползла до тени и взорвалась целым сиреневым каскадом. Вторая искра врезалась в силуэт человека и погасла.

     Вольф рывком вскочил со стула, встал перед тенью, подняв руки перед собой, словно пригвождая ее к месту. Отец Федор неспешно поднялся, подошел и смачно плюнул в тень. Тень сгинула.

     Вот тут Вольф начал падать и, если отец Федор не подхватил бы его, ударился бы об угол стола. Священник вместе с подскочившими сестрами потянул горе-колдуна к кровати. Едва отдышавшись, Вольф сказал отцу Федору с нескрываемым удивлением:

     - Ну, падре, работать с вами – одно удовольствие! Убивать нечисть одним плевком?..

     Священник улыбнулся одними глазами

     - То-то же, бойся меня! – сказал он вполне серьезно. – Не дай Бог, кто из сельчан пожалуется на тебя!

     - Я кроток, как ягненок! – заверил его Вольф, и с наслаждением откинувшись на подушки, добавил: - Дохлый ягненок.

     56

     Элен и Вольф остались на хуторе у отца Федора. Женя не решилась забирать их оттуда до возвращения Ирил. Саму Женю доставил домой слегка очумевший от поездок Прохор. Не найдя ее в городе у Горюновых, Прохор прямиком отправился на хутор и пообещал барышне взять расчет, если она не угомонится и не даст покой ему самому и барским лошадям.

     К несчастью, Надежда Никитична увидела платье, в котором дочь возвратилась из города, и поэтому отдых отодвинулся еще на полчаса. Не смотря на заверения Жени в то, что платье понадобилось для спектакля, Надежда Никитична была категорически против поездок в нем не только по Улатину, но даже и по окрестностям Арсеньевки ибо погубить репутацию проще, чем ее восстановить. А доброе имя еще никому не мешало, особенно тем, кто не может рассчитывать на богатое приданое...

     Она собиралась говорить еще, но Женя не дослушала. Ее неудержимо клонило в сон, и она просто ушла, оборвав материнскую нотацию на полуслове.

     Не успела Женя прилечь, как кто-то стукнул в окно ее спальни. Она открыла окно и увидела на подоконнике сердитого, взъерошенного Бусика. Он зацокал, проскочил мимо Жени и устроился на подушке. Зверек выглядел слегка похудевшим, но бодрым.

     - Еще раз убежишь, домой больше не пущу! - пообещала ему Женя и мгновенно заснула.

     Герни

     Я до сих пор думаю, что для заграничного зверя эта мышь слишком хорошо ориентировалась на местности. Скорее всего, Буська сбегал от своего циркача на каждой остановке и разнообразил жизнь местным белкам.

     57

     - Мистер, мистер! – горничная осторожно прикоснулась к плечу спящего. Мужчина не пошевелился: он спал на животе, выпростав из-под одеяла мускулистые руки, крепко прижавшись щекой к подушке и морщился во сне. – Мистер! – горничная тряхнула жильца настойчивее. Тот застонал и, не открывая глаз, вцепился в подушку. – Мистер, пора вставать!

     - Уйди, дура! – сквозь зубы посоветовал жилец. – Сорок вторая посадка!

     - Вы просили разбудить! - Подушка полетела с кровати, сбив с горничной чепец. Девушка растерялась только на мгновение, потом подняла подушку, закрылась ею и вновь дернула жильца за плечо: - Просили разбудить! - Утицын рывком взвился на кровати, раскрыл рот и несколько секунд поливал горничную отборнейшей русской бранью. Девушка никак на это не отреагировала. – Вы просили разбудить! – настойчиво повторяла она.

     - О, Господи! – в глазах авиатора, наконец, появилось осмысленное выражение. – Простите, ради Бога! Который час?

     - Уже одиннадцать? Миссис Данни ждет вас внизу.

     - Сейчас буду!

     Когда за горничной закрылась дверь, Утицын вновь со стоном рухнул на кровать. Все тело нестерпимо болело. Несколько суток перелета. Шесть аварий. Основательно поврежденные стойки левого крыла. Ремонт, ремонт, ремонт.

     Чего еще хочет эта адская женщина? Чтобы аэроплан рухнул в море?

     Дверь вновь открылась.

     - Уже встаю! – не открывая глаз, сообщил авиатор.

     - Сергей Данилович! – Утицын резко натянул одеяло до подбородка и открыл глаза. Ирил Данни сочувственно улыбнулась: - Сергей Данилович! Без визита к консулу аэроплан отсюда не выпустят. Вам придется меня сопровождать!

     - Госпожа Данни! Я – авиатор, а не дипломат! Попробуйте обойтись без меня.

     Шурша шелковым платьем, Ирил подошла к кровати, наклонилась, обдав авиатора ароматом духов и тихо прошептала:

     - Сергей Данилович, Сереженька, не капризничайте! Нужно идти.

     Утицын почувствовал, что сейчас расплачется. Он судорожно сглотнул комок в горле, сделал глубокий вдох и выдох.

     - Я – болен!

     Ирил всмотрелась в его лицо, нахмурилась озабоченно:

     - Сергей Данилович, осталось совсем немного. Вы отдохнете на острове!

     - Да мы убьемся еще до острова! – Утицын сам не узнал своего голоса: визгливого и пронзительного.

     - Серж? Сережа!

     Ирил присела на краешек кровати и бросила на прикроватный столик перчатки. Чуть прохладными пальцами начала массировать Утицыну лоб и виски. От ее пальцев словно бы расходились волны спокойствия – Утицын почувствовал, как разжимается комок в горле, расслабляется что-то в груди, становится легче дышать.

     - Сергей Данилович, вы самый лучший авиатор в этой части света. Мы долетим, нужно только немножко еще потерпеть!

     В глазах Утицына защипало. Ему было стыдно за свой срыв, и в то же время в нем нарастало недоумение. Он никогда не считал себя слабым. Неужели эта женщина сделана из железа?

     - Вы очень сильный человек, Серж! – словно в ответ на его мысли сказала Ирил. – Просто – вы не маг.

     Герни

     На самом деле, не было такой уж необходимости вдрызг загонять летчика. Если бы Ирил не угнала бы «Мираж» на другой конец земного шара, можно было бы Нэти с островов вывезти на яхте! Но заниматься темными делами в Америке и одновременно спасать будущего родственника - сложно.

     58

     Когда с неба упал аэроплан, Нэти ловил рыбу. Аэроплан спланировал с выключенным мотором на узкую полоску травы рядом с песчаным пляжем, с подскоком проехал несколько метров и стал, развернувшись фюзеляжем в сторону моря. Нэти через плечо посмотрел на «этажерку» и взялся за весла. Шлюпка подошла к берегу минут через десять. Нэти вытащил лодку и, утопая в песке, побрел к месту посадки.

     Пилот спал, опустив голову на руки. Пассажирка сидела на своем месте, с любопытством оглядывая окрестности. Волны неспешно набегали на пустынный пляж, трепетали на ветру пальмовые листья, лениво перекликались птицы. На острове царило первобытное спокойствие.

     Ирил перевела взгляд на подошедшего Нэти: давно не бритый, в широкой, серой от возраста рубахе и оборваных парусиновых штанах, он никак не напоминал щеголеватого лейтенанта, когда-то вступившего на борт яхты «Мираж».

     - Вы поможете мне спуститься?

     Ирил перебросила через борт аэроплана веревочную лестницу, Рикат придержал внизу ступеньку и подал Ирил руку. Женщина перебралась через борт, и через несколько секунд уже стояла рядом с Нэти на покрытой мельчайшими кристалликами песка траве.

     - Пора расставаться с Чердже, лейтенант, - сказала Ирил, снимая с головы повязанный под подбородком белый платок и вытряхивая его над травой.

     - Что вы сделали со своим пилотом? – словно бы не слыша ее слов, спросил Нэти.

     - Ему нужно подольше поспать, только и всего. На обратном пути хуже всего придется тебе. Ты знаешь, где ты будешь сидеть?

     - Можно об ужасах попозже? Пилота нужно перевести в хижину.

     - Если тебе удастся его разбудить, обращайся к нему – Сергей Данилович. Он – русский граф и славный человек. Только очень здорово ругается!

     Рикату не удалось разбудить Утицына. В хижину он тащил его на себе, причем чуть не потерял очки, свалившиеся у авиатора с носа. Ирил шла сзади, ее посеревшее от усталости лицо впервые за несколько дней было спокойным и довольным.

     59

     В платке, повязанном до бровей, широком, чуть мешковатом платье матушки Ксении тоненькая Элен смотрелась препотешно, как юная послушница. Суровый, в длинной рясе отец Федор рядом с ней выглядел еще более огромным и медвежьим.

     - Падре, у всех ваших священников такая разбойничья внешность? – мимоходом поинтересовался Вольф, но под опустившейся на плечо тяжелой рукой притворно согнулся и застонал: - Шучу, шучу!

     - Я сейчас тоже пошучу, волчара! Ты знаешь, что я с тобой сделаю, если ты обидишь Женьку?!

     Женя слушала их перебранку безучастно. Ей не нравилась идея разделения на пары, но отец Федор был убежден, что так будет проще покинуть окрестности Улатина.

     Один из деревенских брался присмотреть за хутором в отсутствие отца Федора. Вместе они уже осмотрели пасеку и обменялись замечаниями относительно откачки меда. Пальма бродила за хозяином с опущенным хвостом и временами тяжело вздыхала: не нравились ей эти приготовления к отъезду.

     Отец Федор собирался ехать в Белогорье кружным путем: через Надину, но Жене и Вольфу советовал добираться поездом, а в самом Белогорье нанять транспорт.

     Ирил и Рикату он рекомендовал воспользоваться Белужинской веткой, и только в Окте пересесть на скорый до Белогорья. Все эти маневры должны были сбить с толку предположительных преследователей.

     Женя не верила в преследователей, не верила в хитроумные планы отца Федора и не верила в то, что Ирил вернется. На Женю навалилась меланхолия. По всем законам жанра меланхолия должна была бы явиться поздней осенью, когда начнутся проливные дожди, развезет все дороги, и по дому из угла в угол будут бродить сырые осенние скрипы. Но до этого было еще далеко, а меланхолия уже началась. Все стало серым и тусклым, приключения до смерти надоели, а будущее виделось исключительно в виде замужества со станционным фельдшером: с толпой мокроносых детишек, вечно-пьяным супругом и порхающими по вечерам вокруг керосиновой лампы серыми ночными бабочками.

     - Женька, не спи! – прикрикнул отец Федор, заметив стеклянный взгляд Жени. – Ты поняла, что я сказал?!

     - Сесть в первый класс,.. – заученно повторила Женя. Выйти на маленькой станции, купить билеты во второй, но не на этот поезд, а на следующий. А если следующего не будет?

     - Будет. Сезон еще не закончился. Летом всегда пускают дополнительный поезд. И не болтайся, ради Бога по перрону! Сиди, как все люди, в здании вокзала. Вольф, проследи!

     Вольф все это время внимательно наблюдавший за Женей, внезапно щелкнул пальцами возле самого ее уха. Женя вздрогнула и с маху ударила его по руке. Как обычно изображавший горжетку Буська встрепенулся, сердито оскалил зубы, но тут же улегся снова. Вольф потряс ушибленной рукой в воздухе и сказал совершенно спокойно:

     - Я просто хотел привлечь ваше внимание к словам святого отца. Он только что поручил вам слушаться меня беспрекословно.

     Женя вспыхнула. Меланхолию словно ветром сдуло. Девушка посмотрела на Вольфа почти с ненавистью.

     - Не обращай на него внимания! – посоветовала Элен. – Он всегда такой вредный, когда предстоят неприятности.

     Сестры нежно обнялись, отец Федор подхватил вещи отъезжающих и забросил на телегу. Тот же самый деревенский, что оставался присматривать за хутором, подрядился свезти Вольфа и барышню Арсеньеву до станции.

     60

     Вокзал в Улатине был новый, недавно выстроенный, из красного кирпича, с шикарной надписью «УЛАТИНЪ» на фасаде, с огромными круглыми часами над входной дверью, показывающими время для всех, проходящих через станцию поездов. Улатин по праву гордился своим вокзалом.

     Женя с Вольфом прошли через толпу уличных торговцев съестными припасами и вошли внутрь вокзала. Там было сумрачно и прохладно. «Зал ожидания для пассажиров первого и второго классов» находился в правом крыле здания. Там уже сидели человек пять ожидающих поезда пассажиров, среди которых были две дамы. Одна из дам показалась Жене смутно знакомой, и Женя на всякий случай вежливо кивнула. Дама нехотя кивнула в ответ и с любопытством уставилась на Вольфа. Для провинциальной глубинки спутник Жени выглядел несколько экзотично.

     - Купите мне пару тянучек! – попросила Женя Вольфа, но, увидев недоумение, пояснила: - Это такие конфеты. Спросите у разносчика.

     Вольф поднялся и вышел, и тут Женя поняла, что не имеет ни малейшего представления: есть ли у него деньги. Сама она запаслась ничтожной суммой – лишь бы хватило на билеты да на несколько дней проживания в гостинице.

     Она с беспокойством огляделась и увидела сквозь высокое стрельчатое окно, как Вольф подходит к разносчику. Разносчик – грузный мужчина, в широкой полотняной рубахе и плисовых штанах, подпоясанный фартуком, неспешно отделил от прикрытой салфеткой сладкой массы пару конфет, завернул в бумагу, отдал Вольфу. Так же неспешно, с достоинством принял деньги, отсчитал сдачу. Когда Вольф уже повернулся, чтобы уходить, из толпы неожиданно вынырнул городовой, придерживая на боку шашку-селедку, стремительно подошел к Вольфу и начал задавать короткие быстрые вопросы.

     Женя заметила в двух шагах от разносчика мужчину средних лет, в штатском, с бледным невыразительным лицом, по всей видимости, шпика. Шпик весь обратился в слух, не замечая, как вертевшийся возле него мальчишка норовит стать поближе.

     Вольф отвечал медленно, скучающе глядя поверх фуражки городового, потом вдруг резко осекся, подался вперед, схватил за руку мальчишку, который тянул из кармана шпика бумажник. Мальчишка заорал, заорал и шпик, началась перебранка. Городовой, забыв о вопросах, устремился к воришке. Вольф, все с тем же скучающим выражением лица, поглядел в сторону ожидаемого поезда, и медленным шагом вернулся в вокзал. Протянул Жене конфеты, сел рядом.

     - Если меня арестуют, дорогу домой найдете, Евгения Александровна?

     Женя не поняла: шутит он или говорит всерьез.

     Герни

     Честно говоря, я немного устал от всей этой истории. Хотя Элен и не было рядом, но отчетливо сохранялось чувство опасности. Я предпочел бы опасность видеть, а не вынюхивать ее, как собака.

     Что-то присутствовало фоном: что-то большое и тягучее. Я не мог соотнести это со своим предыдущим опытом. Похожее на колдовство, оно, тем не менее, колдовством не являлось. Вроде бы, что-то было не в порядке с хозяином этих мест.

     У всякого места есть хозяин. Обычно, он не вмешивается в дела смертных и тем более, в дела мелкой нечисти. Но здесь, кажется, все было иначе.

     У меня возникло такое ощущение, что я вязну, словно муха в меду. Хотелось куда-то бежать, стрелять, с кем-то бороться. Я с трудом гасил этот импульс.

     Не знаю, сходят ли с ума нелюди. Похоже, я был не так уж далек от этого.

     В какой-то момент я пожалел, что взял с собою девушку. Если я свихнусь окончательно, она окажется в центре событий, к которым абсолютно не готова. Я начал сомневаться, что план Ирил так уж хорош. В конце концов, она паршивенький маг!

     61

     В Улатине садилось немало пассажиров, но вагон первого класса оказался полупустым. В купе Жени и Вольфа кроме них никого не было. Женя вначале обрадовалась этому, а потом огорчилась. Она по-прежнему настороженно относилась к Вольфу. Не боялась, нет, но и не имела понятия, о чем с ним говорить эти два часа, пока поезд дотащится до Окты. В Окте нужно было пересесть на другой поезд, идущий в Белогорье. Причем, не ближайший, а следующий за ближайшим. Несколько мудрено, но отец Федор уверял, что это – самый правильный способ добираться до Белогорья.

     - Евгения Александровна, вы не обязаны развлекать меня разговорами, - сообщил Вольф, едва улатинский вокзал скрылся из виду. – По-моему, у вас в сумочке вполне интересная книга.

     Женя сняла с шеи Бусика, засунула дремлющего зверька в ридикюль, взамен достала оттуда томик Чехова и открыла на первой странице. Не смотря на то, что Вольф буквально прочитал ее мысли, она почему-то огорчилась.

     - А вы что, видите сквозь сумки? – спросила она ворчливо.

     - Я вижу, как вы от меня отворачиваетесь всю дорогу…

     Дверь купе отворилась и на пороге появился давешний шпик, поздоровался, занес чемоданы. «Вы позволите?» – заставил Вольфа подняться, долго мостил чемоданы на багажную полку, наконец сел рядом с Женей и удовлетворенно обтер платком вспотевший лоб.

     - Далеко едем? – спросил у Жени. Она неопределенно кивнула, демонстративно переворачивая страницу.

     Дверь купе вновь отворилась, на пороге появился круглолицый молодой человек. Черный шелковый жилет едва не рвался на могучих, как у борца плечах. Жесткий стоячий воротничок сорочки врезался в загорелую шею, и даже шелковый же галстук не придавал изысканности своему обладателю. Новый пассажир был скорее похож на портового грузчика, чем на пассажира первого класса.

     «Вы позволите?» – теперь уже подняли Женю и шпика. Пользуясь моментом, Женя присела рядом с Вольфом и вновь раскрыла книгу. Новый пассажир своим саквояжем занял половину второй багажной полки.

     - Василий Сергеевич Лапшин! – протянул он руку Вольфу.- Земский врач.

     Вольф нехотя представился и представил Женю. Шпик назвался Аркадием Никаноровичем Елисеевым, конторским работником.

     Лапшин сразу же взял инициативу разговора на себя. Скоро уже все знали о заслуге земских врачей в борьбе с последней эпидемией холеры.

     - А чумы, простите, не было в округе? – неожиданно для самой себя вмешалась в разговор Женя.

     Лапшин с жаром стал уверять, что о столь грозном заболевании в губернии давным-давно не слышно.

     - Чума – это божья кара! – веско сказал шпик.

     - Что это мы все о грустном?! – Вольфу не понравилось продолжение разговора. – Расскажите-ка лучше, какая в ваших краях охота!

     Зайцев в родной местности Лапшина было много. Он рассказал о том, как охотился на зайцев сам, как охотились его коллеги, и как вместо лисы застрелил собаку провизор Ивашко.

     Под эти охотничьи рассказы Жене было очень трудно сосредоточиться на Чехове, но она упорно переворачивала страницы. Вольф не только терпеливо выслушивал бредни земского доктора, но еще и одобрительно смеялся в некоторых случаях. Шпик тоже осторожно растягивал в улыбке узкие губы, но сам предпочитал помалкивать.

     - Как быстро прошло время! – неожиданно сказал Вольф, глядя, как за окном замедляют свой бег деревья. – Очень жаль, но нам с Евгенией Александровной пора выходить!

     Он подхватил маленький чемоданчик Жени и собственную дорожную сумку, которые не удосужился даже поднять наверх, и которые все это время стояли под столиком.

     - Дорогая, не отставай!

     Женя бросила книгу в ридикюль и встала. Вскочили также шпик с доктором, и на лицах обоих Женя увидела мгновенно промелькнувшее беспокойство.

     Поезд еще более замедлил ход. Вольф отодвинул дверь и стремительно вышел в коридор. Женя шагнула за ним и, уже выходя, поняла, что двое их спутников столкнулись в дверях.

     Вольф шел, не оглядываясь, Женя едва поспевала за ним. Удивленный проводник попробовал было что-то сказать, но Вольф отмахнулся от него.

     - Мы выходим!

     Он раскрыл дверь тамбура, бросил вещи на перрон, соскочил сам, и за талию снял с подножки Евгению. На полустанке никто не садился, и поезд, простояв еще несколько секунд, дернулся, так что лязгнули вагоны, и пошел, медленно набирая скорость. Не успел он проехать и нескольких метров, как кто-то рванул стоп-кран, заскрежетали тормоза, и из вагона выскочил шпик, а за ним и доктор. Оба – без вещей.

     Вольф, по-прежнему, не оглядываясь, поднял вещи и торопливо зашагал вдоль железнодорожного полотна. Не поспевая за ним, Женя почти уже бежала.

     - Куда вы?

     - Быстрее!

     Вольф внезапно перескочил через рельсы и побежал. В той стороне Женя увидела мужика с телегой, в которую была впряжена низкорослая каурая лошаденка. Откуда она вынырнула, эта телега?

     Вольф швырнул вещи в телегу, остановился, поджидая барышню, схватив ее за руку, потянул за собой. Оба они вскочили в телегу, немало удивив возчика, Вольф выхватил у мужика из рук кнутовище и изо всех сил стеганул лошаденку. Испуганная не менее хозяина лошадь, рванула вперед.

     - Вы что, барин? – мужик попытался отнять кнут, и тогда Вольф, даже не поворачиваясь, коротким ударом локтя заставил мужика согнуться. Женя зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть. Вольф бешено хлестал лошадь, пока она не перешла в галоп. – За что, барин? – стонал мужик, корчась у ног Жени.

     - Будешь сидеть тихо – не убью! – ответил Вольф, продолжая отхаживать кнутом лошадь. – Что за местность впереди?

     - Железная балка! Там лесок изрядный, можно укрыться, если надо!

     - Надо! – сказал Вольф.- Очень надо!

     Герни

     Я знал, что они пойдут следом, но не думал, что они будут такими наглыми, чтобы буквально висеть на хвосте!

     Это же против всяких филерских правил: вломиться в купе к подозреваемому и мозолить ему глаза!

     62

     - Если ты хоть кому-нибудь о нас скажешь!.. – Вольф сгреб мужика «за грудки» и посмотрел таким долгим взглядом, что мужик побелел и рухнул на колени.

     - Вот те крест, никому! – мужик размашисто перекрестился.

     Женя видела, как тряслись у него губы, когда он влезал в телегу. Вольф стоял до того момента, пока телега тронулась, а потом подхватил с земли вещи.

     - Вперед, барышня!

     Он снова шагнул первым. Женя повесила ридикюль на сгиб локтя, приподняла подол юбки и с содроганием двинулась вслед за Вольфом через колючие кусты. Путь предстоял неблизкий.

     63

     Вскоре Бусик из сумки вновь перебрался на плечо Жени, где и сидел теперь на удивление тихо. Только короткие усики зверька трепетали, когда он принюхивался к лесным запахам.

     Вольф временами останавливался, перебрасывал вещи в другую руку и переводил дыхание. Вначале Женя думала, что сама не выдержит такого темпа ходьбы, потом начала тревожиться за Вольфа. От того момента, как отец Федор поднял своего «естественного врага» на ноги после ранения, прошло совсем немного времени. Вольф останавливался все чаще и чаще, наконец, бросив сумки на землю, тяжело опустился сам.

     - Желающие могут присесть, - сделал он широкий жест в сторону поваленного непогодой дерева. Женя поправила Бусика, подобрала юбки и осторожно присела на шершавый, обросший грибными наростами ствол. – Что будем делать, Евгения Александровна?

     - А что мы делали до сих пор? – осторожно спросила Женя.

     - Делали вид, что уходим от погони.

     - А на самом деле?

     - На самом деле, собирались с мыслями. Я вообще-то лучше думаю на ходу! Мне не понравились наши попутчики, поэтому я решил немного пройтись пешком. Вы на меня за это не в обиде? - Женя отрицательно качнула головой. К пешим прогулкам она была привычна, но все же до Белогорья хотелось добраться, как можно скорее. - Проблема в том, что теперь нам все равно надо на станцию, а там почти наверняка ждут наши враги!

     - Если бы у нас были сообщники, мы могли бы на лошадях добраться до следующей станции!

     - А у нас есть сообщники?

     - Могут появиться, если мы доберемся до села и наймем лошадь.

     - Вы знаете, где село?

     Ответить Жене не удалось, так как из-за деревьев неожиданно вышел здоровенный бородатый мужик. Вышел, медленно оглядел сидящих, и так же неспешно пошел дальше, скрываясь за кустами лещины.

     - Постой! – Женя соскочила с древесного ствола и бросилась следом за прохожим. Вольф остался сидеть на земле, с искренним любопытством наблюдая за разыгрывающейся сценой.

     Женя добежала до бородатого мужика и попыталась преградить ему путь, но тот, словно не замечая барышню, обошел ее и пошел дальше. Тогда Женя вновь догнала его и схватила за руку. Мужик резко взмахнул рукой, отчего Женя оказалась сидящей на земле да еще с еловой шишкой под ягодицами. (Бусик свалился с плеча хозяйки, тревожно застрекотал и помчался спасаться у Вольфа).

     От подобной наглости барышня оторопела. Она поглядела на заросшее бородою сумрачное лицо, потом на широкие плечи «лесовика», на рваный зипун, и пожалела, что вообще пыталась кого-то останавливать. (Вольф по-прежнему не шевелился. Казалось, он полностью погрузился в процесс отдыха).

     - Что надо? – спросил мужик, нависая над Женей всей массой своего громадного тела.

     - До села отсюда далеко? – впервые подал голос Вольф.

     Мужик лениво перевел взгляд на иностранца.

     - Если лесом, то к вечеру придете. А если напрямик, по дороге, то - версты четыре.

     От таких известий Женя осмелела. Она бодро вскочила с земли, поморщилась, ощущая след от еловой шишки, быстренько отряхнулась и спросила:

     - А в какой стороне дорога?

     - В той, куда я иду, - ответил мужик, окидывая Женю каким-то непонятным взглядом. Барышня невольно поежилась. Похожий на лесного разбойника мужик ей очень не нравился, но идея блуждать по лесу – не нравилась еще больше.

     - Ты нас проведешь? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал бодро и уверенно.

     Взгляд мужика стал еще непонятнее.

     - Если хорошенько попросите! - подбоченясь, сообщил он.

     Женя оглянулась на Вольфа. Вольф смотрел на мужика таким же непонятным взглядом. Женя осторожно попятилась.

     - Что значит «хорошенечко»? – уже менее уверенно спросила она.

     Вольф поднялся с земли и, не спеша подошел (Буська успел заползти ему в карман куртки и там затихнуть). Застывшее лицо Вольфа вдруг стало странно похожим на лицо самого мужика.

     - «Хорошенечко» – это значит, с уважением! – Вольф вдруг, как подрубленный, рухнул на колени и ткнулся лбом в рваные лапти прохожего.

     Женя остолбенела. Коленопреклоненый Вольф – это зрелище поразило ее до глубины души. А гнусный мужик, между тем, воспринял его, как должное. Стоя над Вольфом, он смотрел на Женю выжидательно и требовательно.

     - Евгения Александровна, - не поднимая головы, произнес Вольф, - ждем-с вас!

     - Барышня сомневается! - медленно произнес мужик, так же медленно поднимая руку. Женя не стала ждать, чем это закончится, она поспешно опустилась на колени и пониже нагнула голову. На плечи тут же навалилась тяжесть, которая через несколько секунд исчезла.

     - Ну что ж, ежели вы по-хорошему,..- произнес мужик вполне мирно. – Тогда можно и показать.

     Как ни в чем не бывало, Вольф подхватился с колен, отряхнул брюки и подал руку Жене. Та вежливо приняла, оперлась, вставая и тут же, довольно больно ущипнув Вольфа за руку, прошептала:

     - Я вас ненавижу!

     Вольф хмыкнул, улыбнулся, но не ответил. Уже через пять минут они шагали за бородатым мужиком по едва заметной тропинке через лес. Вольф по-прежнему нес вещи, но уже старался не останавливаться. Женя вообще перешла на мелкую рысь, потому что не поспевала за спутниками. Бусик не высовывал носа из кармана куртки.

     64

     В таком темпе шли минут сорок. Остановились на опушке леса, когда с пригорка и в самом деле завиднелись покрытые соломой крыши села.

     - Вона! – указал мужик пальцем в сторону села и повернулся, чтобы уходить.

     - Стоять!

     Откуда они взялись? Конные казаки с шашками, и давешний шпик тоже верхом, на вислоухой кобыле, победно размахивающий наганом. Видимо, все это время засада ожидала у единственной, ведущей к селу дороге.

     Женя почти не испугалась, только ощутила досаду. Выходит, весь марш через лес был напрасным?

     - Стоять, я сказал!

     Шпик ударил каблуками лошадь, пустив ее на бородатого мужика, который, словно не слыша окриков, пытался вернуться в лес. Что произошло, Женя понять не успела. Лошадь споткнулась и рухнула, едва не подмяв собой седока. Палец шпика видимо был на спусковом крючке, потому как грянул выстрел. Пуля свистнула над головой у Жени, и барышня машинально присела.

     Мужик остановился, посмотрел на бьющуюся возле ног лошадь, наклонился, выдернул из седла шпика и легко, рывком помог лошади подняться. Шпик с разинутым ртом остался лежать на земле, все еще сжимая в руке разряженный наган.

     - Не балуй! – казачий есаул крутнул над головой шашкой.

      Вольф выронил сумки, обхватил плечи Жени, заставляя ее пригибаться к земле. Казаки окружили не сопротивляющихся пленников. Только лесной мужик продолжал стоять, выпрямившись во весь рост и улыбаясь щербатой улыбкой. Шпик вскочил на ноги, ткнул в мужика дулом нагана.

     - Как твоя фамилия?

     Мужик улыбнулся еще шире, проводил глазами убегающую вислоухую лошадь и с любопытством уставился на револьвер. Шпик ударил его рукояткой в зубы. Звук был такой, словно металл ударил по дереву: глухой. Мужик покачнулся, но устоял. Борода только чуть-чуть растрепалась.

     - Шалишь, господин хороший! – с этими словами он взял руку шпика своей огромной ручищей. Шпик по-заячьи вскрикнул, раздался странный треск, и рука шпика упала книзу, переломанная одним движением. Наган полетел в дорожную пыль.

     Есаул плашмя ударил мужика шашкой по голове. Тот присел и рванул есаула за ногу. Конь взвился на дыбы, и в этот момент загремели выстрелы.

     Вольф повалил Женю на землю, закрывая собой. Вокруг с ржанием метались перепуганные лошади, с которых с простреленными головами валились всадники. Подвывающий от боли и страха шпик подполз к Вольфу и вцепился здоровой рукой в руку Вольфа, причитая: «Пощадите!»

     Через несколько секунд все было кончено. Четыре трупа валялись на дороге, двоих унесли испуганные лошади.

     65

     Когда Женя открыла глаза, мужик все так же стоял, выпрямившись во весь рост. Вольф отполз в сторону, брезгливо стряхнул с себя шпика, но вставать не спешил.

     Из-за того же пригорка, где, видимо, раньше скрывалась казачья засада, поднялись несколько человек. У кого-то в руках были винтовки, двое перезаряжали револьверы, один был вооружен обрезом охотничьего ружья. Впереди шел «земский врач», за которым следовал Зимин.

     - С вами все в порядке, Евгения Александровна? – Зимин присел на корточки возле Жени, подал ей руку, помогая подняться, а потом подтолкнул к Лапшину. Тот перехватил ее за локоть и крепко стиснул пальцы, не сводя глаз с Вольфа. Вольф продолжал сидеть, машинально очищая с ладоней пыль. Шпик тихонько постанывал за его спиной, баюкая искалеченную руку.

     - Надеюсь вы не думаете, господин Вольф, что я не взял с собой серебра? – спросил Зимин мягко. – Пришлось даже пули отливать серебряные, и все это – ради вас. Или будем проверять?

     Он быстро, одним движением, вскинул револьвер и выстрелил. Из дырки, возникшей во лбу шпика, толчком выплеснулась кровь. Женя вскрикнула. Шпик без звука повалился на дорогу.

     Вольф продолжал сидеть, только лицо его заострилось, а верхняя губа по-волчьи вздернулась, готовая обнажить клыки.

     - Ну-с, а что это у нас за гусь? – Зимин обернулся к бородатому мужику. – Что это вы, господин Вольф, крестьян агитируете в свои ряды? Ты с ними? – спросил он резко.

     Мужик переступил с ноги на ногу.

     - Я – сам по себе, - ответил он спокойно. – Местный я.

     - Местный? – револьвер в руках Зимина выплюнул пламя и все увидели дыру на зипуне мужика. Мужик удивленно скосил на нее глаза, но не шелохнулся.

     - Местный, говоришь? – револьвер выстрелил еще раз. – Не с ними, говоришь?

     Через секунду стреляли все, включая Лапшина. Как только дым от выстрелов развеялся, все увидели мужика целым и невредимым, только в очень дырявом зипуне.

     - Женя, не смотри! – попросил Вольф. – Не нужно смотреть! - Но Женя не могла отвести взгляд. Тогда Вольф вновь встал на колени, не обращая внимания на изумленного Зимина и поклонился мужику до земли: - Хозяин, девочку пощади!

     - Хорошо просишь, душевно! – мужик осклабился. – Правильный ты зверь, как я посмотрю!

     - Вень! – Зимин что-то понял. По его знаку «Лапшин» прижал к Жениной спине дуло револьвера.

     Женя не испугалась. С самого начала стрельбы она находилась в состоянии оцепенения, словно все это происходило не с ней. Она молча ждала, что будет дальше.

     Вольф оглянулся на девушку и побледнел лицом.

     - Хозяин, я против тебя – никто! – продолжал он.

     - Если ты шелохнешься, я их обоих на месте положу! – предупредил Зимин. – Сядь на землю и вытяни руки!

     - Да, пожа-алуйста-а! – мужик насмешливо сощурился и в самом деле сел. Сквозь прорехи в зипуне выглядывала волосатая грудь. Мужик вытянул перед собой руки и пошевелил пальцами. Пальцы напоминали древесные корни – такие же темные и узловатые.

     - Никола, подойди к нему! – Зимин держал на мушке не мужика, а Вольфа. – Руки свяжи!

     Никола вынул явно припасенную заранее веревку, подошел к тому, кого Вольф назвал «хозяином», и принялся вязать ему руки за спиной. Мужик не сопротивлялся. Он все продолжал насмешливо щуриться и поглядывал искоса, то на Зимина, то на Лапшина.

     - Машину подгони! – велел Зимин одному из своих людей.

     Когда, пофыркивая мотором, подкатила машина с откидным верхом, Женя машинально отметила, что это автомобиль очень уж напоминает автомобиль Поливанцева: не так уж много в округе «роллс-ройсов».

     - Загружай!

     Женю затолкнули в машину первой. Это и была та ошибка, которую ожидал Вольф. Он рванулся в сторону, и Зимин не поспел за ним. Громадный волк на лету вцепился в ближайшего боевика, валя его на землю своим весом. Они покатились по дороге, и Зимин не мог уже стрелять, боясь зацепить своего человека.

     На какое-то мгновение взгляды боевиков были прикованы к схватке, а мужик тем временем встал. Встал совершенно легко, стряхнул на землю лопнувшую веревку и ударом кулака разнес голову ближайшему боевику. Второго он ударил прикладом выхваченной у него винтовки. Третий успел разрядить в него револьвер, но мужик не остановился. Он дотянулся до стрелявшего и легонечко дернул на себя, одновременно подставляя кулак. Раздался странный треск, изо рта человека хлынула кровь, и он обмяк, сползая на дорогу.

     Все это происходило так быстро, что Зимин едва успевал переводить взгляд на новую жертву таинственного хозяина. Когда под клыками Вольфа затих последний боевик, Зимин внезапно понял, что остался один.

     Он быстро навел револьвер на оцепеневшую в машине Женю, но рука у него дрожала, и дуло описывало круги.

     - Я убью ее! – взвизгнул он.

     - Да пожа-алста! – спокойно протянул мужик и шагнул вперед. Зимин выстрелил. Мужик сделал движение, словно ловил муху, потряс пулю, словно ожидая жужжания, и небрежно бросил себе под ноги.

     Зимин вновь нажал курок, но револьвер не выстрелил: закончились патроны. Зимин начал пятиться, не сводя ошалелого взгляда со страшного бородатого лица. Мужик продолжал наступать, и в какой-то момент просто толкнул Зимина в грудь. Зимин упал и больше не шевелился.

     Мужик остановился над поднимающимся с земли Вольфом. Вольф встал человеком.

     Мужик протянул руку, взял Вольфа за подбородок и повернул к свету. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Вольф угрюмо, но твердо, мужик с некоторым удивлением.

     - Откуда ты? – наконец спросил мужик.

     - От богини Кеоде.

     Мужик, словно внезапно что-то припомнив, вдруг широко улыбнулся.

     - Кеоде? Хорошая девочка. Ну, что же, правильный зверь, уходи с миром. - Он повернулся и зашагал в лес.

     Вольф подхватил с земли покрытые пылью сумки, швырнул под сидение «роллс-ройса», сам сел за руль. Тут из-под машины с жалобным цоканием выскочил потерянный в стычке Бусик, прыгнул к хозяйке на колени и со страху накрыл лапами мордочку.

     «Роллс-ройс» взвыл мотором, Вольф сдвинулся с места, лавируя между трупами, взобрался на пригорок и развернулся в сторону села.

     Женя как сидела, так и осталась сидеть, неподвижно глядя перед собой. Страшная сцена на опушке все еще продолжала стоять перед ее глазами. Она молчала всю дорогу. Молчала и тогда, когда они добрались до железнодорожной станции, и Вольф купил билеты в вагон второго класса.

     Не возражала и тогда, когда Вольф забрал у нее Бусика, засунув зверька в собственный карман.

     Только, когда поезд тронулся, и за окном промелькнул брошенный у железнодорожной колеи «роллс-ройс», Женя спросила:

     - Кто это был?

     Вольф оглянулся на попутчиков: высокую старуху с маленьким мальчиком и ответил вполголоса:

     - Хозяин этих мест. И он – безумен. И здесь скоро будет столько крови, что полям не нужен будет дождь! Хлеб взойдет на крови.

     Герни

     Теперь понятно, откуда сочится безумие! Оно заражает всю округу, будит все наихудшее еще сильнее, чем Чердже. Не удивительно, что Чердже струсил!

     Единственный, на кого местные чары явно не действуют - Буська! После встречи с Хозяином притих, но аппетита не утратил. Пришлось на остановке покупать орехи.

     66

     Ночью Жене приснился Хозяин. Очень высокий: до неба ростом, в дырявом простреленном зипуне, с топором за поясом и босиком. Он оглядывал свою землю из края в край и улыбался щербатой улыбкой.

     А вокруг горели поля и хаты, дым низко стелился по земле и смешивался с туманом. Умирали в реках русалки и сгорали вместе с лесами лешие, бродили и прятались изгнанные из жилищ домовые. Умирали люди.

     Проснулась Женя оттого, что Вольф тряс ее за плечо. Проснулась, растирая по щекам слезы. Вольф всунул ей в руку батистовый платочек.

     - Подъезжаем, Евгения Александровна!

     Буська сидел на плече у Вольфа, тер лапками мордочку и мечтал о продолжении орехового банкета.

     67

     Белогорье встретило приезжих туманом. Туман стелился в низинах, и путался в кустах. Сонные сосны простирали к небу колючие верхушки, а подножия их стволов окутывал туман.

     Крошечный вокзальчик тоже тонул в тумане. Когда заспанный дежурный ударил в колокол, паровоз тронулся, и по цепи вагонов прокатился рывок. Торопливо вскакивали на площадки вагонов проводники, брели по перрону прибывшие в Белогорье отдыхающие, с грохотом волокли свои тележки носильщики.

     Вольф огляделся, увидел неподалеку от вокзала дремлющего на козлах извозчика, махнул ему рукой. Тот оживился:

     - Куда прикажете, барин? Мигом доедем!

     - Лесную гостиницу знаешь?

     «Мигом» не получилось. До гостиницы тащились минут сорок. Буська всю дорогу развлекался тем, что прыгал от Жени к Вольфу и обратно, пока не прянула испуганная его маневрами лошадь, и извозчик не попросил господ унять свою белку. Вольф лично засунул Буську в ридикюль к Жене. Защелкнув сумочку и возвращая ее владелице, он мимоходом изумился тяжести этого дамского аксессуара.

     - Чехов тяжелый! - объяснила Женя.

     68

     Двухэтажный бревенчатый дом гостиницы расположился прямо в сосновом лесу на высоком обрывистом берегу Донца. Чуть дальше среди деревьев виднелись еще два одноэтажных здания и хозяйственные постройки.

     Вольф спросил господина Осипенко – но, поскольку отец Федор еще не прибыл, он снял два номера и еще один забронировал.

     Несколько утренних часов Женя проспала. После пробуждения она не могла припомнить подробности сна, но зато помнила тягостное ощущение безнадежности, которое не развеялось и после умывания. Вроде бы кто-то о чем-то предупреждал ее...

     Когда в дверь постучали, Женя уже проснулась, умылась и теперь стояла посреди номера в задумчивости: Бусик висел на самом верху оконной шторы, чувствовал себя прекрасно, но спускаться явно не собирался.

     - Оставьте его в покое! - Вольф высыпал на столик очередную порцию орехов и выразительно постучал по столешнице. Зверек нервно дернул хвостом, пытаясь сверху оценить масштабы подношения. - Пока он будет есть, предлагаю перекусить самим. На террасе что-то вроде кафе или летнего ресторанчика, в котором за умеренную плату подают вполне приличные блюда.

     69

     Со всех сторон гостиницу окружал растущий на песчаной почве сосновый лес. Поскольку терраса была ограждена лишь невысоким барьерчиком, казалось, что сосны подступают к самым столикам. Колоннадой лесного храма нависали над посетителями массивные, истекающие смолой стволы. Поскольку вокруг царил песок, то сколько бы не подметались полы, песок из окружающего пространства все равно попадал на территорию кафе и тихонько хрустел под ногами.

     Женя и Вольф прошли к боковому столику, прямо напротив которого росла молоденькая пушистая сосенка, и присели. Столик был накрыт белоснежной скатертью с вышитыми на ней монограммами. На столешнице стояла деревянная солонка и деревянный же стаканчик с салфетками. Судя по невысокому помосту в углу, неподалеку от столика, по вечерам в кафе играли музыканты. Сейчас посетителей в кафе было мало, потому что завтрак давно закончился, а время обеда еще не настало.

     Пока Женя с удовольствием вдыхала наполненный сосновым ароматом воздух, Вольф пододвинул барышне меню, а сам, подозвав официанта, заказал себе бифштекс с кровью. Пересмотрев цены на омаров и семгу, Женя заказала пару салатов и ветчину с зеленым горошком.

     Ели не спеша. Женя то и дело засматривалась на окружающий пейзаж. Заметив интерес барышни к местным достопримечательностям, подошедший официант порекомендовал непременно посетить речной обрыв, откуда открывался чудесный вид на Донец. Поскольку ожидание остальных участников поездки могло затянуться, Женя решила, что хорошая прогулка не повредит.

     70

     Ведущая к реке тропинка начиналась у самой террасы. Женя и Вольф прошли уже значительное расстояние, когда между деревьями появился просвет, и они наконец вышли к обрыву. Кто-то заботливо расставил над обрывом несколько скамеек, чтобы дать возможность отдыхающим насладиться речным видом.

     Женя присела на скамейку, подумала: не вынуть ли из ридикюля книгу, но передумала читать. Вольф походил вокруг, потом прислонился спиной к сосновому стволу, прищурился и стал смотреть на другой берег.

     Внизу неспешно текла река. Было что-то завораживающее в перекатах волн. Река дышала покоем, она так неудержимо струилась в своем русле, что ее безостановочное движение вызывало чувство отстраненности. Небо, исчерканное колючим кружевом сосновых ветвей, слабо, но явственно притягивало к себе. Казалось, выйди на кручу, взмахни руками и, как птица воспаришь над обрывом.

     Женя отложила сумочку, поднялась со скамейки и подошла ближе к краю обрыва. На краю пучками росла уже подсохшая трава. Женя машинально сорвала и, растерев между пальцами блекло-зеленый листик полыни, поднесла к лицу. Горьковатый запах навеял смутные воспоминания о бесконечных степных пространствах, когда нагретая солнцем земля порождает колеблющееся в воздухе марево.

     - Евгения Александровна, отойдите от края – вкрадчиво попросил Вольф.

     Женя, словно бы не расслышав его слов, подошла еще ближе. Разжав пальцы, она позволила раздавленному листику выскользнуть из ладони. Крошечный зеленый комочек полетел вниз.

     Внизу чуть поблескивала река. Сухая желтоватая глина под ногами бугрилась комками, заставляя подошвы туфель прогибаться. Желая встать поудобнее, Женя переступила с ноги на ногу, задев камушек. Камушек полетел вниз.

     - Евгения Александровна! – Вольф крепко взял Женю за руку чуть повыше локтя. – Отойдите от края!

     Женя подняла руку, пытаясь освободиться, и неожиданно рванула Вольфа к себе. Он качнулся, но устоял. Тогда она откинулась назад всем телом, почти повисая над обрывом. Вольф резко отшатнулся, оттаскивая ее прочь.

     Тогда она наклонилась и вцепилась в его руку зубами. Свободной рукой Вольф залепил ей пощечину и отбросил от себя. Женя не устояла на ногах и отлетела в сторону скамейки. От сотрясения со скамьи упал ридикюль и оглушенная девушка машинально прижалась пылающей щекой к прохладной коже сумочки.

     - Евгения Александровна, придите в себя!

     Женя расстегнула ридикюль и достала крошечный дамский револьвер. Фигура Вольфа в ее глазах расплывалась, потому что слезы то и дело наполняли глаза.

     Вольф подошел совсем близко и присел на корточки.

     - Евгения Александровна!

     Женя вытянула руку, нацеливая дуло револьвера в грудь Вольфа.

     - Я должен бояться? – совершенно серьезно спросил Вольф.

     Женя попыталась нажать на курок, но ей это не удалось.

     - Он на предохранителе, - сообщил Вольф, взял у нее из рук револьвер и, сняв с предохранителя, вернул обратно. – Женя вы меня слышите?

     Женя вновь попыталась нажать на курок.

     - Спуск слишком тугой для дамских ручек. Где вы покупали эту дрянь?

     Женя подняла дуло выше, на уровень лба Вольфа. Она старалась не смотреть ему в глаза, а смотреть только на револьвер.

     - Женя, Элен и Ирил вы тоже убьете?

     Она, вскрикнув от ярости, обрушила оружие ему на лицо, но он успел отбыть удар. Револьвер, кувыркаясь в воздухе, полетел в реку. Женя неистово колотила Вольфа, но он успешно прикрывал голову, а она успела несколько раз сильно удариться о подставленный локоть.

     - Ты что делаешь, волчара?! – кулак отца Федора был более удачлив. Вольф отлетел к самому обрыву и несколько мгновений корчился от боли. – Я ж тебя предупреждал!

     Он поднял ногу, но Вольф уж был настороже и, сделав кувырок, оказался позади священника. Отец Федор неловко взмахнул руками и сел на землю. Вольф тут же захватил его сзади за шею и хорошенько прижал. Женя кинулась на него, пытаясь оторвать его от отца Федора, но Вольф, ухитрился так успешно пнуть ее ногой в бок, что барышня вновь отлетела к скамейке.

     - Двое на одного! – укоризненно сказал Вольф, продолжая удерживать сердито сопящего отца Федора в полупридушенном состоянии. – Падре, вас разве не учили, что это нечестно?

     - Пусти… - отец Федор произнес нечто исконно русское.

     Не выпуская из виду стонущую Женю, Вольф резко отпустил священника, отчего тот свалился на бок, и отскочил к одиноко стоящей сосне. Рядом с сосной валялся толстый сук, который немедленно оказался в руках Вольфа.

     Отец Федор поднялся и, растирая шею, обернулся к барышне:

     - Женька, бисова донька, что он тебе сделал?

     - Не дал ей броситься с обрыва! – быстро сказал Вольф.

     - Я не у тебя спрашиваю! – рявкнул священник. – Женька, что ты молчишь?

     Женя перестала стонать и посмотрела на Вольфа с ненавистью:

     - Он правду говорит.

     - А потом она пыталась меня застрелить из той дряни, что таскала в сумочке!

     Отец Федор подошел к своей воспитаннице, поднял ее с земли и крепко шлепнул по запыленной юбке. Шлепнул так, что над рекой отдалось эхо.

     Женя схватилась за пострадавшее место и заплакала. Тяжело отдуваясь, отец Федор присел на скамейку, утер вспотевшее лицо и похлопал ладонью рядом с собой.

     - Садись, волчара! Рассказывай!

     Вольф бросил на землю сук, подошел к отцу Федору и уселся рядом.

     - Мы сходили с поезда.

     - Я знаю, - ответил отец Федор. – Я в том поезде был. Я отвез Элен в надежное место и вернулся за вами. Там все кишит жандармами. Болтают о том, что кто-то перебил в лесу уйму народа.

     - Частично народ перебил сам себя. Люди Зимина перестреляли казаков.

     Зависла пауза. Женя, все еще продолжая всхлипывать, подошла и обняла сосну.

     - А кто Зимина?..

     Отец Федор не закончил фразу.

     - Вы знаете о Хозине? – вопросом на вопрос ответил Вольф.

     - Разве он проснулся? – удивился отец Федор.

     - Хуже. Он не только проснулся. Он еще и спятил.

     - Ты не ошибся? – отец Федор еще раз потер шею.

     - Посмотрите на Евгению Александровну. Жаль, что вы не видели Зимина.

     Отец Федор долго молчал.

     - Я знал, что это когда-нибудь произойдет, - сказал он наконец. – Нужно как можно скорее добраться до Белогорья.

     Они оба надолго замолчали. Внизу все так же струилась река, веяло влажным ветром. Женя перестала всхлипывать, крепко прижавшись к сосне, она смотрела на реку.

     - Я увезу ее, падре, - сказал Вольф. – Она здесь пропадет.

     - Я тебя убью! – ответил отец Федор.

     - Она это и сама сделает! – возразил Вольф.

     71

     Аэроплан приземлился к вечеру. Он сел на широкий луг, неподалеку от реки. Под его крыльями с двух сторон болтались две люльки. В одной с комфортом сидел набитый песком мешок, во второй – замерзший и уставший до полусмерти Нэти Рикат.

     Похожий на привидение Утицын договорился с хозяином лесной гостиницы, что один из сторожей проведет эту ночь рядом с машиной.

     Ирил, Нэти и остальные так и не дождались авиатора к ужину, так как он заснул мертвецким сном, едва добравшись до номера. Нэти с удовольствием сделал бы то же самое, но Ирил потребовала, чтобы он вначале хорошенько поел и выпил русской водки, чтобы избежать простуды.

     Нэти заснул прямо за столом после второй рюмки, после чего вызванная обслуга отволокла все-таки его в номер. Сама Ирил выглядела вполне бодрой, хотя и похудевшей. Они с отцом Федором уединились за соседним столиком и долго о чем-то беседовали.

     Женя вяло ковыряла вилкой в тарелке. Оскорбленный длительным заточением в комнате Бусик сидел рядом с хозяйской тарелкой на столике и жалобными глазами смотрел на рюмку в руке Вольфа. Вольф долго и сумрачно пил, поглядывая в сторону уныло пиликающего на скрипке музыканта, вздыхал и снова пил. Бусик несколько раз принимался жалобно цокать, но Вольф игнорировал все его намеки.

     Наконец, когда Женя уже поднялась, чтобы уйти к себе, Вольф поймал ее за руку.

     - Евгения Александровна, - сказал он, заплетающимся языком, - что у вас останется, если вы все-таки меня убьете?

     Женя резко выдернула руку, подхватила Бусика и ушла. Ирил проводила ее внимательным взглядом.

     - Что ты уже натворил, Макс? – спросила она по-эделасски.

     Вольф не ответил: он спал. Его дотащил до номера отец Федор, сгрузил на кровать рядом с постелью Нэти, а сам отправился спать к Утицыну.

     Ирил просидела в ресторанчике до полуночи, пока не разошлись музыканты. Когда она вошла в комнату к Жене, та еще не спала. При свете керосиновой лампы она читала Чехова. Печальный Бусик набивал рот листьями салата, и сожалел, что поленился попробовать эту толстую книгу на вкус. Возможно, случай представится, когда хозяйка вновь засунет его в ридикюль вместе с книгой.

     - Женя, вы помните, что Герни не совсем человек? – спросила Ирил, разглядывая себя в зеркале и распуская прическу.

     Женя рывком захлопнула книгу и села на кровати.

     - Это вы про что, тетушка?!

     Ирил нанесла на лицо крем и растерла его кончиками пальцев. Она долго и внимательно рассматривала в зеркале морщинки, потом потянулась и прикрутила фитиль лампы.

     - Ложись спать, утром придется выезжать рано!

     72

     Рано выехать не удалось, так как пропал отец Федор. О его исчезновении Утицын ничего вразумительного сказать не смог, так как сам проснулся только после основательно встряхивания Вольфом.

     Мужчины были унылы и украдкой позевывали, Женя встала с тенями под глазами, и только Ирил была, как всегда свежей и бодрой. Да еще Бусик, обнаруживший, что соседка хозяйки не против угостить леденцами одно честное и благородное животное!

     За завтраком Утицын почему-то имел растерянный вид. Сидевшая напротив него с Бусиком на плече Женя хотя и была не в настроении, но все-таки не удержалась от вопроса о причине растерянности.

     - Я сам не верю, что мы слетали туда и вернулись! – честно ответил авиатор. – Это же совершенно невозможно! Это какое-то чудо!

     - Чудом является ваш биплан! – скромно сказала Ирил. – Но я бы вам не советовала повторять такой перелет!

     Бусик озабоченно цокнул и спустился помочь авиатору уничтожить салат.

     После полудня Утицын улетал. Его провожали все, но Ирил еще и зачем-то слазила в аэроплан, чтобы потом уже привычно спрыгнуть с веревочной лестницы.

     - Сергей Данилович, сделайте одолжение даме. Я там талисманчик повесила, так вот, не снимайте его, пожалуйста! Пусть моя птичка летает с вами.

     Утицын улыбнулся и обещал птичек не обижать. В свою очередь Ирил пообещала через какое-то время вызвать авиатора телеграфом с тем, чтобы он построил несколько машин в Эделасе. Расставались в наилучшем настроении.

     73

     После отлета Утицына Женя почему-то почувствовала себя лучше. Казалось, авиатор унес с собой часть неопределенности.

     Женя наконец решилась рассмотреть Нэти. Ее интересовал избранник Элен, но события последних дней отвлекли ее внимание в сторону. Теперь, Женя решила, что красавцем Нэти не назовешь: на островах он загорел до черноты и здорово похудел. Он напомнил Жене индийского факира, который глотал пламя в улатинском цирке. Но, то ли закалила жизнь на Сэпрадах, а, может быть, это было у прибрежника изначально, только присутствовала у Нэти какая-то надежность. В неторопливой речи, в спокойном прищуре глаз. Женя решила, что немного взбалмошной Элен будет с ним хорошо.

     Если бы не разбитая посуда (официант уронил поднос рядом со столиком Нэти), Женя подумала бы, что Ирил пошутила насчет прибрежника. Но официант споткнулся на ровном месте, платья двух сидевших напротив дам оказались залитыми супом, и Вольф улыбнулся уголками губ.

     - Как вы не развалились в воздухе? – спросил он, обращаясь к Ирил и Нэти.

     - Ты думаешь, Чердже дурак? – в свою очередь спросила Ирил. – Если бы он хотел убить носителя, он бы уже сделал это.

     Нэти смущенно улыбнулся. Когда появился хозяин ресторанчика, вызванный на расправу с официантом, прибрежник вынул из кармана бумажник. Ирил окликнула хозяина.

     - Наш друг хочет сказать, что официант не виноват! Господин лейтенант был неосторожен, и официант запнулся о его сапог. Господин лейтенант хочет возместить дамам ущерб.

     Она взяла из рук прибрежника бумажник, словно бы случайно заглянула в него.

     - Ах, господин лейтенант еще не разменял эделасские деньги! Я с удовольствием займу ему российские!

     Она вручила оттаявшим дамам сумму, вдвое превышающую стоимость испорченных платьев, задобрила соответствующей бумажкой хозяина и еще раз попросила не наказывать официанта.

     - Если мы не хотим полностью расстаться здесь с деньгами, пора уходить! – предусмотрительно предложил Вольф.

     Компания только нацелилась переместиться на берег Донца, как на выходе из ресторана столкнулась с отцом Федором. Бывший священник имел озабоченный вид.

     - Я взял извозчика! – вместо приветствия сообщил он. – Элен ждет нас на месте.

     74

     Когда переехали через мост, и над головой на речной круче нависла глыба монастыря, отец Федор отпустил извозчика. По дороге к монастырю брела пестрая группа богомольцев, но отец Федор свернул вовсе в другую сторону.

     С полверсты прошли лесом, пока не появился стоящий на речном откосе деревянный замшелый крест. Возле креста, прислонившись к нему спиной и обхватив укутанные длинной юбкой колени, сидела странница в низко надвинутом на лоб. Немного поодаль молились два старика в монашеском облачении.

     Отец Федор деловой походкой подошел к старикам, что-то шепнул им. Монахи тот час же прервали молитву, так же деловито откланялись и исчезли.

     Странница-богомолка оглянулась через плечо, поглядела на компанию.

     - Хорошо провел время, Нэти? – спросила она по-эделасски.

     - Да неплохо, Эл! – на том же языке ответил прибрежник. – Рыбалка, свежий воздух, прекрасные туземки!

     Женя не поняла, о чем они говорят, но почувствовала, что Вольф тянет ее за руку.

     - Евгения Александровна, отойдите!

     Женя подумала, что он хочет оставить влюбленных наедине. Ей не хотелось отводить взгляд от сияющих лиц сестры и прибрежника, но она понимала, что смотреть во все глаза просто невежливо. Она послушно шагнула вслед за Вольфом, и тут ее словно что-то толкнуло в спину. Словно вздохнула река. С грохотом осел край берега, обрушилась прогнившая перекладина креста. Отец Федор размашисто перекрестился, а Ирил подняла руку, защищаясь от внезапно налетевшего с реки ветра.

     Только двое ничего не замечали. Они смотрели друг на друга. Элен медленно стянула с головы платок, а прибрежник ступил ей навстречу и протянул руки. Элен рванулась вперед и повисла у него на шее.

     - Падре!

     Отец Федор среагировал мгновенно. Они с Вольфом прыгнули одновременно. Рикат отлетел в одну сторону, Элен в другую, а на то место, где они стояли рухнула огромная сосна.

     Вольф накрыл собой Нэти, отец Федор – Элен, ветки сосны накрыли и тех и других. Женя запоздало испугалась, Бусик крепко прижался к ее шее и дрожал мелкой дрожью. Ирил взялась за виски, и лицо ее приняло страдальческое выражение.

     Вольф вскочил первым, вслед за ним поднялся Рикат. Оба бросились к еще лежащим Элен и отцу Федору. Нэти протянул руку священнику, а Вольф поднял Элен. Глядя на Риката, Элен тихо заплакала, растирая кулачком по щекам слезы. Вольф отвел ее в сторону, как можно дальше от Риката, и подал носовой платок. Нэти тем временем отряхнул от налипшего сора одежду отца Федора. Лицо священника выражало смесь изумления и отвращения.

     - Как я тебя понимаю, волчара! – наконец произнес он с искренним чувством.

     75

     Шли долго. Наконец тропинка привела к остаткам полусгнившего бревенчатого сооружения. Не понять: то ли избы, то ли какой-то хозяйственной постройки. Уцелел только замшелые низовые бревна.

     Отец Федор остановился и оглянулся на свою немногочисленную группу.

     - Следуйте за мной! – сказал он, после чего шагнул в место, где был обозначен дверной проем и исчез. За ним, ни секунду не раздумывая, ступила Ирил, за руку таща Элен. За ними в «дверь» вошел прибрежник, а Женя замешкалась. Ей почему-то стало страшно. Она инстинктивно принялась гладить Бусика, и по его дрожи поняла, что зверек сам боится.

     - Пожалте, Евгения Александровна! – Вольф практически втолкнул ее в проем бывшей двери, Женя машинально переступила, и оказалась прямо на середине каменной дороги. Причем, камень был не булыжник, а сплошной, без малейшего зазора, светло-серого цвета. По обочинам дороги росли сосны, между которыми узкой полосой тянулись газоны, перемежаемые цветочными клумбами. Слева и справа от дороги высились добротные каменные дома, похожие на те, которые Женя рассматривала на картинках в журнале «Нива». Остроконечные крыши домов были крыты красной черепицей.

     - Пойдемте, Евгения Александровна! – Вольф подхватил Женю под локоть (мимоходом погладил присмиревшего Бусика) и повел вслед за остальными, которые довольно бодро шли вслед за отцом Федором вдоль ряда домов. Из домов выходили люди и, стоя на пороге, провожали гостей взглядами. Одеты горожане почему-то были в очень похожие костюмы: мужчины и женщины в одинаково облегающих трико, напоминающих костюмы цирковых акробатов.

     Некоторые горожане при виде отца Федора приветственно взмахивали рукой. Другие – просто кивали головами, прежде чем скрыться за дверями своих похожие на сказочные домов.

     Домов было совсем немного: всего лишь несколько улиц. А там, вдалеке, словно выступающая из белого тумана, виднелась стена. Стена поднималась над крышами домов и уходила а небо.

     Прошли одну улицу, вторую, и когда свернули на третью, то вошли в подъезд дома, который мог бы стоять и в Улатине: такой же деревянный, двухэтажный, с резными наличниками. Поднялись по освещенной круглыми матовыми светильниками лестнице и позвонили у дверей квартиры.

     76

     - Открыто! – донесся голос откуда-то из глубины квартиры. Жене показалось, что говорили по-русски, но, если бы спросили у Риката, он ответил бы что говорили на эделасском.

     Войдя оказались в скромной прихожей. Надо сказать, что Женя невольно ожидала чего-то пышного, яркого, как в сказках «Тысяча и одна ночь».

     Из прихожей прошли в гостиную, где стояли диван, стол и несколько кресел. Отец Федор жестом предложил сесть, а сам прошел в соседнюю комнату, откуда, по всей видимости, и доносился голос.

     Женщины присели на диван, причем, Ирил чувствовала себя вполне свободно, Элен мало обращала внимание на окружающее, глядя, в основном, на Риката, а Женя забилась в уголок, посадила Бусика на колени и принялась торопливо гладить.

     Рикат и Вольф сели в кресла. Судя по всему, Вольф также чувствовал себя уверенно, а Рикат был несколько напряжен.

     Появился отец Федор в сопровождении двух людей: одного постарше, которого он именовал Виталий Ивановичем, второго помоложе, который был представлен, как Анатолий.

     Виталий Иванович сразу внимательно уставился на Риката, даже пару раз зачем-то помахал рукой у него перед носом. На третий раз руку отбросило, причем, с хорошей искрой.

     - Ну, что же, - сказал Виталий Иванович, - задача понятна. Толя, включай свою машинерию!

     77

     Гостей попросили пройти в соседнюю комнату. Очень странную комнату, надо сказать. Напоминающую камеру в каземате: со стенами и полом из сплошного камня. Окна отсутствовали, для освещения под потолком тянулся ряд матовых светильником. Камера прозрачной перегородкой делилась на две секции. В одной, меньшей, присел за пульт управления Анатолий. Во вторую вошли все остальные.

     Здесь вдоль стен располагались кресла с ремнями на подлокотниках и ножках. К ножкам некоторых кресел от пола тянулись массивные цепи. Виталий Иванович жестом предложил садиться, причем Элен и Рикату достались кресла, прикованные к полу. Более того, Виталий Иванович аккуратно застегнул ремни вначале на запястьях и щиколотках Риката, потом, извинившись, проделал то же самое с Элен.

     Когда Виталий Иванович вышел в аппаратную, Анатолий защелкал клавишами. Что-то зажужжало. Пол в «камере» стал нежно-голубого цвета. Жене показалось, что кресло под Элен качнулось. Пока Женя моргала, желая устранить мерцание в глазах, а полуобморочный Бусик пытался зарыться в высокую прическу хозяйки, кресло Нэти «всплыло» в воздухе и, если бы не цепи, поднялось бы к потолку. Цепи остановили беглеца саженях в двадцати над полом. Нэти покрепче вцепился в подлокотники. Глядя на него, то же самое проделала Элен. Как оказалось, вовремя, так как ее собственное кресло так же рванулось кверху.

     - Увеличить давление? - спросил за перегородкой Анатолий.

     - Лучше смени полярность, - посоветовал Виталий Иванович. - Может вытряхнем его переворотом?

     В ответ на маневр противника, кресло Нэти опрокинулось, и он завис на ремнях в достаточно неудобной позиции. Женя вскрикнула, Бусик рванулся спасаться в кармане у Вольфа, а Анатолий поспешно вернул клавишу в исходную позицию.

     - На чем произошла зацепка, Ирил? - крикнул Виталий Иванович из аппаратной.

     - Откуда мне знать? - проворчала Ирил. - Он явился ко мне на яхту уже с этой дрянью.

     - Все-таки я увеличу давление!

     «Камера» наполнилась гудением. Оба кресла вернулись обратно на пол, но в комнате оператора один за другим начали с треском лопаться светильники.

     - Толя, с вами все в порядке? - с беспокойством спросила Ирил, глядя, как сквозь фигуру оператора явственно просматривается скелет.

     Вместо ответа Анатолий отменил команду. Гудение тут же стихло, плоть оператора вновь стала непрозрачной, но светильников в комнате стало вполовину меньше.

     - Попробуем раскачать! – Анатолий начал манипулировать клавишами, то включая, то отключая сиреневый рычажок.

     «Камеру» заволокло туманом, сквозь который неспешно двинулась вереница из полупрозрачных человеческих фигур в самых замысловатых одеяниях. Начиная от звериных шкур, заканчивая каким-то герметически закупоренными со стеклянными головами.

     Женя с легким страхом наблюдала, как они выходили из стены слева, пересекали камеру и исчезали в стене справа.

     Одна из фигур остановилась возле Нэти. Туманные очертания призрака были необычайно схожи с обликом прибрежника. Вторая на мгновение задержалась возле Элен и растаяла легким облачком. Анатолий издал радостное восклицание.

     - Есть, сейчас мы его выведем!

     Повинуясь его приказам из стены выдвинулась человекоподобная фигура, имеющая руки, ноги, голову и туловище, но все какое-то грубое, угловатое, словно вырубленное из камня. Фигура продвинулась на середину камеры и остановилась на примерно равном расстоянии до кресел.

     Анатолий вновь заработал клавишами, его руки мелькали почти так же быстро, как руки пианиста. От человекоподобной фигуры в сторону кресел выдвинулись две небольшие параболические решетки.

     Анатолий резко вдавил две клавиши одновременно.

     От Нэти Риката и Элен Лаэт отделились их точные подобия, медленно, словно нехотя, зашагали к каменному идолу. Одновременно коснулись металлических решеток и одновременно исчезли.

     В комнате с грохотом лопнули последние светильники, погасли все экраны, и наступили тишина и темнота.

     Правда, ненадолго. Тут же заработало аварийное освещение, и в тусклом зеленоватом свете его были видны силуэты двух слившихся в поцелуе людей.

     - Что и требовалось доказать! – удовлетворенно сказал Анатолий.

     78

     Когда первая радость победы прошла, гостей, как водится, зазвали к столу, и там, в неспешной беседе рассказали историю.

      Когда-то, давным-давно, на Землю опустились корабли с пришельцами из далекой звездной системы. Они основали здесь перевалочную базу для своих кораблей перед большим скачком за пределы обозримой Вселенной. База действовала до тех пор, пока звездный народ не перебрался на другое место жительства. Но персонал базы эвакуироваться не успел: изменились условия скачка и перемещаться теперь приходилось, минуя Землю.

     А они здесь уже обжились. Кое-кто приспособился к местному населению, обзавелся потомками, «врос» в земной уклад.

     Другие приспосабливаться не захотели, им проще было по старинке пользоваться биороботами. Биороботы преобразовывали для них землю в более привычную для звездного народа среду.

     Вначале обособившиеся и те, кто решил жить среди землян, часто общались. Потом постепенно утратили друг к другу интерес.

     Чтобы уберечь от растущего людского племени свои поселения, звездный народ защитил их при помощи пси-поля. Оно прекрасно скрывало от землян, но порождало среди них легенды о волшебных странах, где живут волшебники. Поскольку свет Солнца пси-поле активизирует, а темнота подавляет, появились легенды о волшебных замках, существующих ночью и исчезающих на рассвете.

     Несмотря на прохладные отношения между акклиматизировавшимися звездонавтами и предпочитающими блюсти «расовую чистоту», окончательно контакты между соплеменниками не прерывались. Временами кто-то из уставших от общения с землянами звездонавтов возвращался к себе подобным. А из города порою уходили те, кому наскучила изоляция. А совсем уж редко и те, и другие уходили в космос. Или искать историческую родину, или же вдогонку за ушедшим народом. Из космоса, правда, очень давно уже никто не появлялся.

     Но это все присказка. Для нашей истории самое интересное: что стало с биороботами звездонавтов, ассимилировавшихся с землянами. Надо сказать, что с земной точки зрения биороботы обладали колоссальной силой для преобразования реальности.

     Растворившиеся среди людей звездные пришельцы во многом утратили навыки управления собственными машинами. А, между тем, биоэнергетические машины были способны к самовоспроизведению и автономному существованию. Но поскольку собственные их программы были весьма примитивны и готовились в расчете на симбиоз со звездным народом, действовать они начали достаточно хаотично.

     По Земле размножились прежде невиданные здесь домовые, русалки, лешие, водяные и прочие порождения «нечистой силы». Именно нечистой, потому что «чистая» уцелела лишь в немногих, изолированных поселениях, где использовалась по прямому назначению - обслуживанию звездонавтов.

     Люди принялись обороняться от «нечисти» или же сотрудничать с ней, и с той, и с другой целью используя помощь потомков звездного народа.

     Звездные врожденно обладали предрасположенностью к так называемой магии, а проще: к управлению собственными биомеханическими слугами.

     Муж Ирил Данни – Корнелий имел значительную примесь крови звездного народа, почему магия давалась ему легко. У Ирил таких способностей было меньше, но все же капелька звездной крови позволяла ей повелевать духами.

     Надо сказать, что изначально каждый дух, другими словами, робот, был прикреплен к конкретному звездонавту. Так же, как растворившиеся среди людей звездонавты, так и их биомеханические слуги подверглись мутации. Что-то уцелело в них от изначальных, что-то изменилось.

     Дух Чердже когда-то принадлежал одному из предков Нэти Риката, работая с ним во вполне успешной связке. Потом бывший владелец Чердже выбрал ассимиляцию, и оказался растворенным в потомках, несущих на себе его отпечаток. После одичания, какое-то время скитаясь и меняя носителей, Чердже однажды учуял генетический код хозяина. Он зацепился за Нэти, не желал оставлять наследника звездного народа

     Одна беда: лейтенант Нэти Рикат о магии имел весьма смутное представление и в контакт с биоэнергетическим спутником вступать не собирался. Тогда Чердже пошел на хитрость. Раздвоившись, подобно земной амебе, он нашел женскую особь, подходившую Нэти по хромосомному набору и вынудил их обоих обращаться за помощью к желанной для духа Чердже магии.

     Теперь, когда его вытряхнули из носителей, встал вопрос, что с ним делать дальше? Если его просто отпустить - это значит в будущем обречь на проблемы других землян. Обычно в городе стараются уничтожать одичавших собак, так как те живут по законам древнего мира.

     Можно уничтожить Чердже, но подобная преданность одному хозяину – редкость среди этой разновидности духов и может улучшить породу биоэнергетических машин.

     После некоторых раздумий звездонавты решили не уничтожать Чердже, а отправить его к прежнему хозяину. После долго периода ассимиляции, его бывший владелец оставил земные поселения и ушел вслед за своим народом в космос. Координаты новой родины его известны, и в сопровождении одного из жителей Беловодья, Чердже вскоре отбудет на новое место жительства...

     Герни

     Если б я знал, что бедняга Чердже так близок мне по замыслу создателя, я бы с ним так не боролся! Когда Ирил, сидя в шинлийской крепости создавала себе оборотня, которого потом запроторила на остров Сазе, она навряд ли знала, что следует древним канонам!

     Впрочем, Ирил слишком плохой маг для того, чтобы сделать себе нормального механического слугу. Зачем было подмешивать в это дело человеческую кровь? Честно говоря, нужно было выбрать для магии другое место, а не то, рядом с которым в шинлийской крепости осуществлялись казни!

     Вот останусь теперь жить в Беловодье, в этом райском уголке... Довольно крутить штурвалы чужим яхтам!

     79

     Усадьба Арсеньевых празднично сияла огнями. Широкий двор был заполнен экипажами. Дворня сбилась с ног, готовя праздничный обед. По случаю отъезда родственницы Надежда Никитична давала бал, на который были приглашены все мало-мальски значительные лица округи, и даже кое-кто из Улатина. Между нами говоря, бал финансировала Ирил, но Надежда Никитична предпочитала об этом не распространяться.

     Вся пунцовая от волнения Надежда Никитична встречала гостей на пороге, потом Глашка, затянутая в платье с шуршащим накрахмаленным передником и с наколкой горничной в волосах, торжественно вводила их в зал с белым роялем и передавала Ирил. Гости группками бродили по мозаичному паркету, вполголоса обсуждали последние улатинские новости. В одном углу надрывалось трио скрипачей из улатинского театра, а в другом углу Вольф пытался обыграть в биллиард старшего из Лукашиных. В большой столовой уже был накрыт стол, и несущиеся оттуда ароматы смущали обоняние гостей.

     Анна Горюнова кокетничала с прибывшим по случаю празднества из полка кузеном Жени - Федором. Щечки Анны горели, она часто смеялась, прикрывая ладошкой рот, и преданно глядела гусару в глаза. Сам адвокат Горюнов поглядывал на дочь из угла, где беседовал с отцом Федором о политике, и неодобрительно хмурился.

     - Уважаемые гости! – обратилась к собравшимся Надежда Никитична. Музыка тотчас же смолкла, и скрипачи изобразили живейшее внимание. – Накануне своего отъезда госпожа Ирил Данни просила меня показать ей все стороны нашей провинциальной жизни. Сами знаете, развлечений у нас здесь немного. Желая развлечь нашу заморскую гостью, молодежь предлагает вашему вниманию маленький спектакль!

     Анна нехотя отвлеклась от Федора и вместе с Женей выскользнула из залы. Точно так же незаметно покинул залу Вольф, а вслед за ним и братья Лукашины. Барышни отправились в комнату Жени, а мужчины в библиотеку – переодеваться.

     По взаимному договору несколько картин, которые показывали сегодня, были связаны общим сюжетом. Такого занавеса, как у Горюновых, у Арсеньевых не было. Но Женя решила, что этого и не нужно. Действие начиналось прямо в дверях, и заранее предупрежденная Ирил попросила собравшихся отойти от входных дверей подальше, чтобы освободить пространство для спектакля.

     Скрипачи дружно коснулись струн, и в воздухе разнесся тревожный звук, вслед за которым раздался звон клинков. В залу, отступая под натиском пиратской команды, ворвались братья Лукашины, одетые в форму английских морских офицеров. Завязалось настоящее сражение. Предводитель пиратов (конечно же это был Вольф) искусно атаковал шпагой то одного, то второго из братьев. Прочая пиратская команда в лице Прохора и одного из лукашинских егерей явно фехтовать не умела, зато они издавали грозные крики, топали ногами и махали бутафорскими саблями.

     В конце концов Прохор, едва не сломав свое «грозное» оружие о реальный защитный нагрудник, надетый под мундир морского офицера, так стукнул Ивана саблей, что тот даже покачнулся. Одарив «пирата» реальным свирепым взглядом, Иван с грохотом рухнул на пол, откатился к стене, где и «умер» торжественно, едва не у самых ног вошедшей в залу Анны. Анна даже про своего гусара забыла, глядя на вошедшего в роль Ивана с неподдельным интересом.

     Тем временем Вольф выбил шпагу из рук последнего защитника английских девушек, и, под аплодисменты присутствующих, Прохор и егерь вывели Дмитрия из залы.

     Вольф остался. Загнав шпагу в ножны, пиратский капитан повернулся лицом к благородным пленницам и приготовился слушать мольбы о пощаде. Женя слегка подтолкнула отвлекшуюся Анну, та вздрогнула и начала петь. Всю ту же печальную английскую песню о тихом сельском уголке и об ожидающей дочерей матери.

     Пока Анна пела, Женя с досадой поправляла Бусика, который как раз в этот момент намерился перелезть с левого плеча на правое. Поправляя зверька, Женя мельком взглянула на Вольфа, и ее словно холодом обдало. Вольф смотрел не на Анну: через ее голову он смотрел прямо Жене в лицо и таким странным взглядом, что Жене стало не по себе. Она отвернулась и стала глядеть в публику, которая терпеливо ожидала развязки, вдыхая несущиеся с накрытого стола ароматы.

     Анна закончила петь и присела в глубоком реверансе. Публика с облегчением разразилась аплодисментами. Вольф тоже вежливо похлопал Анне, но когда барышни уже собирались уходить, он неожиданно окликнул:

     - Евгения Александровна, подождите!

     Женя остановилась, Вольф подошел и стал рядом.

     - Надежда Никитична, я благодарен вам за гостеприимство! – акцент в речи Вольфа стал заметнее. – Мне очень понравилась ваша страна! - Публика радостно захлопала, надеясь, что конец речи близок и можно будет перейти к столу. – А еще я хотел сказать, что прошу руки вашей дочери!

     Аплодисменты прекратились. Гости переглядывались, не понимая, продолжается ли спектакль или же иностранец говорит серьезно. Надежда Никитична все еще по инерции продолжала улыбаться, не понимая, почему взгляды присутствующих обратились на нее.

     - Поскольку я не совсем уверен в вашем ответе, - продолжал Вольф, - я решил прибегнуть к старинному российскому обычаю. Иногда у вас невест увозят на тройке…

     Он мгновенно наклонился к Жене, подхватил ее, обмершую, на руки и вскочил на подоконник раскрытого окна. Гости услышали, как что-то с шумом обрушилось в сад. Потом вскрикнула наконец опомнившаяся Женя, которую швырнули в пролетку. Потом кучер заорал на лошадей и застучали копыта, уносящей пролетку тройки.

     Надежда Никитична повалилась в обморок. Отец Федор едва успел подхватить ее, падающую, и подарить взбешенный взгляд Ирил. Ирил молча закрыла лицо руками.

     - Лови его! – с пола закричал Лукашин. Гости загомонили, мужчины кинулись к двери, а братья Лукашины один за другим оказались на подоконнике, вслед за Вольфом прыгая в сад.

     80

     Женя отбивалась яростно. Они едва не вывалились вдвоем из разворачивающейся пролетки. Кучер дико нахлестывал лошадей, выезжая из кутерьмы сгрудившихся возле дома экипажей. Женя видела только его спину и часть щеки, но успела понять, что лицо кучера обмотано шарфом.

     Она укусила Вольфа, он ахнул, но не выпустил пленницу, а наоборот, с силой вжал в сидение, свободной рукой набрасывая ей на голову заранее припасенный мешок. Женя замотала головой, пытаясь сбросить мешок, вскинула руки, и это позволило Вольфу поймать вначале одну ее руку, потом вторую, заломить за спину и связать там опять-таки припасенной заранее веревкой.

     - Гони, идиот! – рявкнул он на кучера и без того подхлестывающего лошадей.

     Женя попыталась сползти с сидения, отчаянно лягаясь, и пытаясь ударить Вольфа каблуком, но он захлестнул ее щиколотки своим шейным платком и водворил обратно на сидение. Женя вновь замотала головой, пытаясь сбросить мешок и заплакала под мешком вначале тихо, потом все громче и громче. Она никак не могла поверить, что все это происходит с нею, и что все это подстроил Вольф.

     Ехали довольно долго. Женя то переставала, то вновь начинала плакать. Наконец, пролетка остановилась. Вольф вновь поднял Женю на руки и куда-то понес. Скрипнула открываемая дверь, Вольф тяжело переступил порог, через несколько секунд Женя ощутила, как ее опускают на что-то мягкое, и мешок с головы снимают.

     Женя с трудом разлепила опухшие от слез веки, и увидела маленькую комнатку охотничьего домика. В камине пылал огонь. На столешнице приземистого стола был накрыт ужин на двоих. Горели свечи.

     Сама она оказалась на покрытой звериными шкурами лежанке, над которой на стене торчала прибитая оленья голова.

     Вольф прошел к столу, налил себе полстакана водки и залпом выпил. Лицо его раскраснелось, глаза заблестели.

     Женя тихонько плакала, лежа в неудобной позе, со связанными за спиной руками. Что-то заледенело внутри, ее начало знобить.

     Вольф глотнул еще водки и резко поднялся. Женя слышала, как он подошел и остановился рядом, но от ужаса и бессилия крепко зажмурила глаза и даже затаила дыхание. Вольф ощупал ее щиколотки, развязал и снял платок, потом перетащил Женю за стол и усадил на стул. За подбородок поднял голову:

     - Открой глаза!

     Женя открыла затуманенные слезами глаза. Вольф ногой пододвинул к себе второй стул и сел напротив. Женя почти физически ощущала исходящие от него волны холода. У нее зашумело в висках и, чтобы не потерять сознание, она до крови прикусила губу.

     - Ты меня боишься? – не то спросил, не то констатировал он.

     Женя продолжала дрожать, тогда Вольф содрал с лежанки волчью шкуру и укутал ее плечи. Посмотрел, прищурясь, словно любуясь, потом схватился руками за голову и что-то сказал по-эделасски.

     - Что же ты так боишься? – наконец сказал он. – Я развязал бы тебя, но ты попытаешься меня убить, а я очень устал сегодня.

     Скорее всего, Женя именно так бы и сделала, если бы смогла.

     - А глотни-ка ты водки! – неожиданно предложил Вольф. – Я так понимаю, что это народное российское средство от всех проблем!

     Он прижал к ее губам стакан, и Женя действительно жадно глотнула обжигающую жидкость. Ледяной холод слегка отпустил.

     Вольф легонько погладил ее по щеке, и тут же отдернул руку: так как из-за корсажа внезапно раздался разъяренный писк и из теплого убежища под оборкой платья выбрался Буська. Он грозно растопырил усы, зафыркал и даже оскалил зубы.

     - Вот ты где, паршивец, скрывался? – совершенно беззлобно сказал Вольф. - Кто ж это тебя научил к барышням за пазуху шастать?

     Бусик перебрался на плечо, обвил Женину шею хвостом и враждебно зацокал на Вольфа.

     - Давно вам хотел сказать, Евгения Александровна, чтоб вы эту нечисть все время при себе не держали! Эти индийские пожиратели эмоций не всегда безопасны!

     Бусик сверкал глазами, злобно прижимал уши и всем своим видом демонстрировал презрение к противнику. Вольф ловко отцепил от Жениной шеи хвост, оторвал зверька от Жениного плеча и бросил на лежанку. Бусик перевернулся в воздухе, каким-то образом изменил направление полета и приземлился на столешницу рядом с тарелками. Возможно, он собрался драться, но тут его внимание привлек капустный салат. Цокнув в последний раз, Бусик запустил обе лапки в тарелку и принялся запихивать капусту за щеку.

     - Вот и весь герой! – констатировал Вольф.

     - Зачем вы это затеяли? – тихо спросила Женя. – Этот дурацкий спектакль с похищением?

     - Чтобы испортить вам репутацию! - сознался Вольф. – Иначе, вы могли бы сделать глупость, и отказать мне. А между тем, я честно намерен жениться!

     - Зачем?

     - А зачем люди женятся?

     - Но вы же не человек!

     - Тогда я женюсь, как злобный монстр, умыкающий барышень и издевающийся над ними!

     Несколько секунд оба молчали, и в тишине отчетливо был слышен хруст пожираемой Бусиком капусты.

     - Развяжите меня!

     Вольф молча принялся распутывать веревку. Женя растерла занемевшие кисти, отодвинула Бусика вместе с салатом и придвинула к себе чистую тарелку.

     - Я – хочу есть!

     Вольф огляделся, нашел тщательно укутанные рогожей чугунки и принялся накладывать на тарелки вареную картошку и куски курицы. Бусик жалобно ахнул, но Вольф смахнул его со столешницы вместе с салатом, и огорченный индус поплелся спать на лежанку.

     Женя ела не спеша, не отрывая глаз от тарелки. Вольф так же неспешно приканчивал вторую порцию, когда дверь отворилась, и на пороге появился Иван Лукашин, из-за плеча которого выглядывал Дмитрий. Братья выглядели слегка смущенными. На секунду задержавшись на пороге, они вошли в домик.

     - Поздравляем вас, Евгения Александровна!

     Женя посмотрела на Лукашиных долгим задумчивым взглядом, отправила в рот последний кусочек курицы и аккуратно вытерла губы салфеткой. Вольф среагировал первым: он отшвырнул стул и отскочил к стене прежде, чем Женя дотянулась до чугунков.

     Лукашины же оказались не столь проворными. Картошка, вытряхнутая из первого чугунка, украсила лицо и плечи Ивана, жирная курятина навек погубила костюм-тройку Дмитрия.

     - Благодарю вас, Иван Лукич! – Женя отодвинула стул и встала. – За гостеприимство! - Не успевший задремать Бусик, соскочил с лежанки и мигом оказался на привычном месте: на плече хозяйки. Женя поплотнее закуталась в волчью шкуру. – Отвезите меня домой… Герни!

     Вольф проскочил мимо остолбеневших братьев и успел распахнуть перед Женей дверь.

     81

     В этот раз лукашинский егерь не закрывал лица, старательно делая вид, что не имеет к предшествующей истории никакого отношения.

     Было уже около двух часов ночи, когда пролетка завернула в арсеньевский парк. Женя всю дорогу молчала, но, когда рядом с прудом увидала костры, попросила свернуть туда.

     Рядом с прудом расположились уже знакомые Жене цирковые фургоны. Неподалеку паслись верблюды и лошади. Цирковой люд спал, кроме поддерживавших костры дежурных.

     У крайнего костра Женя увидела знакомого акробата, к которому прижималась девушка-гимнастка. Оглянувшись на пролетку, они несколько секунд рассматривали в полутьме сидящих.

     - Вам контрамарку, барышня?! – крикнул наконец акробат. – Спасибо за газету - хозяйка осталась довольна.

     - Бусик не кусается? – спросила гимнастка. – Не перекармливайте его орхами.

     Не дождавшись ответа, они вновь занялись собой. Девушка подлезла под руку к партнеру, а он лениво обнял ее, прутиком вороша жар в костре.

     - Поехали! – приказал Вольф кучеру и добавил, обращаясь уже к Жене. – Эти люди служат празднику, для них он никогда не заканчивается.

     - Но они же когда-нибудь умирают?! – возразила Женя.

     - Верно. Я как-то не подумал об этом. Тогда их праздник – чуть короче жизни.

     82

     - Все-таки надо было бы тебя пришибить, волчара! – мрачно сказал отец Федор, поправляя на Вольфе галстук. Вольф ничего не ответил: он торопливо пересчитывал кольца. Ему все время казалось, что колец три, а не два. Причину этой галлюцинации мог бы разъяснить индийский зверь Бусик, но он лишь плотоядно облизывался, принюхиваясь к несущимся с кухни запахам свадебного пиршества.

     - Так ты его любишь?! – в который раз спрашивала Анна необычайно мрачную невесту, которой помогала одеваться.

     Женя тяжело вздохнула, поправляя перед зеркалом фату.

     - Все девчонки завидуют! А Катька Ялешко сказала, что устроит, чтобы ее тоже украли перед свадьбой!

     - Катька Ялешко – дура! – сказала Женя с глубокой внутренней убежденностью.

     - Он – такой красивый! – Анна порывисто обняла подругу. – И такой романтичный!

     - У него – уйма денег на острове Сазе! – мрачно сказала Женя. – Он сказал, что оплатит все долги по имению.

     - Я так рада за тебя! – Анна горячо расцеловала подругу в обе щеки.

     - Я тоже за себя рада! – Женя глубоко задумалась. – Я вспомнила одну штуку! Сейчас вернусь!

     Она запрягала в конюшне Рыжего, когда вошел все тот же лукашинский егерь.

     - Евгения Александровна, тройка уже готова! – сказал он со страдальческой гримасой.

     Женя посмотрела на него через плечо и прикинула расстояние. Получалось: далековато.

     - А где Прохор? – спросила она со слабой надеждой.

     – Прохор повез вашу маменьку в церковь. Кстати, ваша маменька не велела вам задерживаться.

     Женя вновь задумалась.

     - Евгения Александровна, не нужно смотреть на лопату. Я здесь не один. Иван Лукич и Дмитрий Лукич велели нам четверым вас сопровождать.

     - Что я им плохого сделала? – вполголоса посетовала Женя. – А…

     - А денег Иван Лукич не велел брать под страхом порки! Они нам заплатят отдельно. Вы что, Евгения Александровна, плачете?

     Но Женя не плакала. Она искренне, от души хохотала.

     83

     Когда молодые вышли из церкви, Надежда Никитична прослезилась, а Ирил тяжело вздохнула. Ей еще предстояло объяснение с отцом Элен, который мог не одобрить выбор дочери, а там – еще одно венчание или еще одно изгнание.

     Элен и Нэти уехали из Белогорья сразу же. Их путь лежал в Одессу, куда должен была зайти яхта «Мираж», чтобы доставить счастливую пару в Эделасс.

     Сама Ирил намеревалась ненадолго задержаться в России. Потеряв секретаря, она искала ему замену. Ее задумчивый взгляд уже не один раз останавливался на Прохоре, но она еще не знала, как отнесется к потере кучера родственница.

     Свадебный пир был в самом разгаре, когда Вольф за руку вывел невесту из залы.

     - Помниться мне, Евгения Александровна, вы страстно мечтали о приключениях?

     Последние полчаса Женя всерьез раздумывала не о приключениях, а том, что всегда можно попытаться устроиться гувернанткой в губернском городе, если выйти из дому прямо сейчас и сесть на поезд в Улатине. И не слишком ли она продешевила, обеспечивая благополучие Арсеньевки и спасая маменькино представление о репутации таким способом, как замужество.

     - Какие приключения, сударь? – скромно опустила глазки Женя. – Я же теперь – замужняя дама!

     - Там на лугу, – ткнул пальцем Вольф куда-то в сторону мельницы, – нас ждет аэроплан господина Утицына. Я предлагаю отправиться в свадебное путешествие немедленно!

     Женя решила отложить поступление в гувернантки до более позднего времени. Она тихонечко вышла с Вольфом из дома, но недостаточно «тихонечко», чтобы об этом не прослышал Бусик. Он немедленно явился и, сердито цокая, взобрался по сапогу Вольфа.

     Кертон гнался по лугу за бипланом до тех пор, пока он не оторвался от земли. Слушая горестный лай собаки, Женя даже всплакнула.

     - Не плач! – крикнул Вольф из-под крыла, где для него была устроена «люлька» с противовесом. – Ирил его потом привезет!

     Глядя сверху на деревья арсеньевского парка, Женя почувствовала, что судьба гувернантки привлекает ее все меньше и меньше. Аэроплан поднимался все выше и выше, и все более отчетливым становилось ощущение праздника, который может продлиться очень долго.

     84

     Когда над Россией грянул семнадцатый год, Евгения Александровна Вольф вместе с мужем вернулась в рушившуюся империю. Они занимались довольно странным для того времени делом: спасали реликтовых обитателей природы. Водяных, леших, русалок.

     Потом следы этой странной пары затерялись на просторах России.