"Только вот один сад обходила шабарша стороной. Батраки и думать не хотели заглянуть за старый забор, а детвора же, наоборот, устраивала забаву такую: кто ближе к кустам малинника за забором проберется да хоть одну ягодку сорвет, не спугнув притаившихся средь ветвей да листьев птиц. Да только самые смелые ухитрялись зайти по растрескавшимся ступеням старой мельницы, заглянуть за порог, да и выбежать с криками, испугавшись шороха малого." Что же скрывалось за старой мельницей? Что таилось за кустарником дикой и сладкой малины?
Болтрушевич Софья
Малинник
Третий день стояла невыносимая духота. Марево тумана заполонило алую высь неба, словно прикрыв его тонкой, почти прозрачной шалью, но не спасало от душного зноя. В самый вечер, когда все ждали наконец приход прохладной тени, Мара будто решала подшутить и ударяла еще более удушливым жаром, от которого ни на улице не спрячешься, ни в доме. Туман застигал повсюду, даже умудрялся как-то пробираться в голову да бередить в ней мысли всякие, смешные да ненужные, ленивые и вялые, нужды в которых не найти в обычный день. Благо хоть, на полях работа закончилась...
Давно не было здесь такого жаркого лета. А как на ягоды оно удалось! В один день зацвели все кусты, в один день поспели все ягоды, только и делов-то - собирай да ешь. Даже в самых бедных хозяйствах находили сейчас в день по двум горстям клубники, а что уж про богатых говорить: день деньской варили да терли, сахарили хозяйки ягоды, пекли пироги да компоты на ледник ставили, про запас на черный день иль год.
Даже шабаршу, что по чужим огородам то там, то тут шуровала, не трогали. Подумаешь, стащат нерадивые работнички ягодок туесок, так ничего же страшного али опасного в том нет - денька за два новые нарастут, еще краше да сочнее прежних ягодок. Сколько же барышей на шебаршали по кустам лоточники, что потом продавали ягодки, бродя по окрестным деревням да по трактам...
Только вот один сад обходила шабарша стороной. Батраки и думать не хотели заглянуть за старый забор, а детвора же, наоборот, устраивала забаву такую: кто ближе к кустам малинника за забором проберется да хоть одну ягодку сорвет, не спугнув притаившихся средь ветвей да листьев птиц. Да только самые смелые ухитрялись зайти по растрескавшимся ступеням старой мельницы, заглянуть за порог, да и выбежать с криками, испугавшись шороха полевых мышей, во всю хозяйничающих внутри... Мельница была пуста.
- Марьяш, скорее! А то без тебя всю малину соберем! - звонкий девичий голос разнесся от старой ржавеющей калитки, перебудив птиц да зверье, что таилось в зарослях малины. Откуда-то резво шмыгнул наружу рыжий, с черными подпалинами, кот, да и выбежал за калитку, напугав вторую из девиц. Первая, высокая девица с длиной белой косой, лишь рассмеялась.
- Погоди, Аннушка! Надюшка запропала куда-то... Да говори тише, услышат же! - недовольно сморщила носик Марьяна, сжимающая в одной руке корзинку, а другой теребящая длинную черную косу.
- Кто ж нас услышит здесь? Мельник ведь уж года два как помер! - насмешливо да так же громко отвечала Аннушка.
- Не говори ты так! - испуганно зашептала подбежавшая да запыхавшаяся вся Надюшка, еле сумевшая из дома выбраться в столь поздний час. - Говорят, не сам он помер, а убила его нечисть болотная, что в тех заводях, что за малинником, живет... Говорят, от того и мельница почти обрушилась, что прокляла ее болотная ведьма, потому что разгневал ее мельник...
- Да ладно тебе, байки да сказы слушать! - фыркнула Аннушка. - Мельница от того разрушилась, что стара стала, ее построили, чай, за двунадесять лет до того, как ты свет белый увидела. Только глупости все это, а вот малина, - девчушка мечтательно зажмурилась, - малина, то есть сказка да в жизни, я здесь как-то с мальчишками давненько лазила, когда старый мельник еще жив был, так такой малины сладкой и вкусной, больше нигде не сыскать! Идем, идем, - девица шагнула за калитку, поглядев, до того, правда, по сторонам. А то не дай бог, завидят старики иль молодые, что три девицы незамужние по чужим садам ночью лазают да малину обирают...
Солнце еще не село, да только последние петухи давно заснули. Мара-насмешница, вырезала вкруг солнца закатного, ало-рыжего, прореху малую, да оставила светить и жаром опалять все вокруг, рдяным светом красить туманную небесную шаль. Но и солнцу лучам надобно покой знать, надобна спать укладываться, а потому отступал багряный круг медленно, да верно за линию горизонта, а туман все оставался в вышине, дразня людей мыслию о дожде.
- Ммм...
- Вкусна малинка, так ведь? - проказливо улыбнулась Аннушка, закатывая рукава белой рубахи, чтоб не испачкать в соке. - А, Надюшка?
- Вкусна! - радостно откликнулась девочка, что была младше на пару годков своих подруг. - Ох, только страшно мне, что вот-вот выйдет откуда-то старый мельник, да заберет нас с собою на дно болота...
- Какой же утопленник вылезет из своего омута в такую душноту? - насмешливо спросила Аннушка.
- Ох, Аннушка, и как ты не боишься? - покачала головой Марьяшка, что не ела много, да в корзинку больше клала сладких ягод. - Ведь ежели не сам мельник, то кто из нечисти ночью утащить может: колдовское это место, как говорят... Только вот делиться старшие не хотят, что не так-то им со старой мельницей!
- Неужто вам сейчас так о чудищах ночных поговорить охота? - рассмеялась Аннушка, забираясь в самые кусты малины да тоже собирая ягодки в заплечный кузовок. - Фух, как жарко... А дождя и не видать! Что же, коль вам так хочется, придется мне рассказать вам. Сказывали уж давно, что мельник наш, как и вся их порода, колдун, - зловеще понизив голос, как калики перехожие, что холодными вечерами в дом приходили да за кров и угощения истории вещали. - Будто потому-то у него всегда урожай большой, да зерна больше всех, что заключил он когда-то давно сделку с чертом, что будет об его полях заботиться да врагов отваживать...
- Как же сделку ту он заключил? - испуганно спросила Надюшка.
- И где же он черта встретил? Сколь про них, да про домовых, да про банников, да про кикимор, да лешего, да упырей да хмырей, да и про водяных ни рассказывали, так все равно ж ни один ни в жизнь не попадался на пути, - хмыкнула Марьяша, пряча за насмешкой страх. Над мельницей начинало темнеть, восходила луна... Да только алый отсвет все еще царил на туманной накидке.
- А вот про то мне дед Тихон рассказывал, будто б сам видел, что когда мельницу отстроили впервые, - продолжала Аннушка, - будто зашли работники с хозяином внутрь, да видят, что из первый раз натопленной печи дым не в трубу, а в дом идет, и все в черной саже теперь в мельнице было. Поняли все сразу ж, что в печную трубу черт залез...
- Да то не черт, то печник косорукий! - недовольно откликнулась Марьяша. - Брешет твой дед Тихон, погляди-ка! Нет у мельницы трубы, нет и печи...
- Погоди, Марьяш, рассказ-то не дослушали мы! - вступилась Надюшка. - Может, оттого нет теперь ни печи, ни печной трубы, что черт там побывал!
- Так я и не про мельницу саму говорила, а вот про тот домик, где сначала мельник жил, что пристройкой у самой мельницы стоит, - спокойнехонько ответила Аннушка, указывая рукой на полуразрушенный домишко, что у самой мельницы стоял, да мало кто его приметил бы. Подружки тогда уже не видели ее за высокими зарослями малины да крапивы, но слышали звонкий голос рассказчицы отчетливо. - И не брешет дед Тихон, говорит, что сам тогда был в доме, да видел, что мельник сам тогда залез в печную трубу, да вытащил оттуда за хвост черта, а тот и деру дать не смог - так крепко мельник его держал. А потом спрятал в мешок да закинул на чердак, а сам расставил в каждом углу по кресту да подвесил на веревочках плошки с водой крещенской. По ночам же слышали батраки, что мельницу достраивали да у хозяина в доме ночевали, будто плеск откуда-то раздается - то шишиморы да шиши в воду прыгали, прячась от креста святого, да и помирала нечисть в крещеной воде. Черт же, что на чердаке в мешке сидел, все крутился и вертелся, да связанный, ничего сделать не мог, а на третий день, когда пришел к нему мельник, взмолился: делай, говорит, со мной, что душе угодно, только отпусти! Тогда-то и заключил мельник с ним договор, соблазненный злым колдовством... И с тех пор всегда удачен он был, всех богаче был, да сноровистей в торговле... Ведь не один он сбывал муку у нас на ярмарках, да, говорят, один из соседнего села мельник упал ночью с печи, да расшиб себе лоб, у другого - нечисть домовая дитятко унесла, от того он с семьей уехал подальше от нас, а третьего из болота в соседнем лесу вытащили...
- Прямо как нашего мельника... - зачаровано выдохнула Надюшка.
- Ха, боишься, что сейчас выползет из болота водяной, да увидит, что лакомиться его малиной, как мельник когда-то, - тихо, но отчетливо и пугающе зашептала Аннушка, - разгневается, прошлепает лапами да плавниками своими по кустарникам да траве, - откуда-то послышались хлопки, похожие на шлепки мокрой ткани по земле. Девушкам показалось, что по спинам их пробежала волна, а страх опустился куда-то вместе с сердцем в пятки. - Подойдет ближе... - продолжала Аннушка, - и упадут на тебя капли болотной тины, которая покрывает его с ног до головы, зеленый свет осветит его лицо и синие руки утопленнические, завоет он страшной и... как схватит тебя за руку!
- Надюшка! - подружки тут же бросились к девочке, путаясь в листве и колючих ветках, не замечая, как раздавленные ягоды окрашивают сарафаны да нижние сорочки. - Надюшка, ты где?
Надюшка открыла глаза, да присмотрелась, что у рядом с тем местом, где рука у нее была, гнездо свила птица-болотница, да так и сидела там, пока девчушка малину собирала да слушала подружку.
- Ох... - Надюшка прижала ладошку к сердцу да выдохнула. - Испугалась же я... Все, больше я ничего не испугаюсь! Честно-честно!
- Ха, что же, тогда идем дальше собирать малину, а то, я погляжу, вы и половины моего не собрали кузовка, - самодовольно откликнулась Аннушка. Разбрелись подруженьки по малиннику, а кусты там тянутся долго: от самой мельницы до болота шагов сотня да в ширину в два аль в три раза больше, благо что на отшибе тот сад стоял, на пригорке на выезде из деревеньки их. Солнце скрылось за горизонтом, но небо все не решалось надеть свою темно синюю ночную рубаху, как младая девица купаясь в розовой да алой пене облаков и тумана.
- Аннушка!
- Я здесь, я здесь, Марьяша!
- Марьяшенька! Марьяша, ты где?
- Я здесь, я здесь, Наденька! Не страшно ль тебе?
- Нет-нет, не страшно! А тебе?
- Ничегошеньки мне здесь бояться!
- Так не страшно вам, девицы? А я ведь не рассказала вам самого страшного, - крикнула Аннушка.
- Что же ты не рассказала, Аннушка?
- Говори-говори, не испугаемся!
- Точно не испугаетесь? - хитро спросила девушка. - И не убежите сверкая пятками, оставив меня одну с кустами малины?
- Как же мы тебя оставим, когда ты все без нас съешь! - рассмеялись подружки.
- Что де, слушайте тогда, - загадочно усмехнулась Аннушка. - Ведь хоть свою душу и обещал мельник черту, да не сильно хотел ее отдавать, когда время придет. Всем хочется в райских кущах побывать, и старый мельник тоже хотел. А потому, сказывают, решил он обмануть черта, да тот за то его утопил. Но до того приносил мельник каждый год в день Герасима Гречевника дань черту, и дань ту он платил убитыми людьми...
- Убитыми? - у Марьяны из рук выпала корзинка да покатилась под ноги, запутавшись в зарослях.
- Да, - протянула Аннушка. - Каждый год пропадал кто-то в деревне, а потом находили его либо замерзшим в лесу, либо утопшим на болоте... А когда помер мельник, так стали и потри девицы за год пропадать...
- Что?! - испуганно вскрикнула где-то Надюшка.
- Да-да, - затараторила шепотом Аннушка. - В год, когда умер мельник, пропали три девушки, что гуляли вечером у забора мельницы... в прошлом году, две сестры гуляли, помните же, Матрена да Татиана, на берегу реки вечерком, а потом никто их не видел. А на следующий день пропала их самая младшая сестра... Ааа! - их кустов раздался еще один крик, громче, чем когда испугалась Надюшка.
- Аннушка?! Аннушка, ты же нас пугаешь просто? - испуганно крикнула Марьяна.
- Бегите! Бегите скорее, скорее, здесь кто-то есть! - крикнула испуганно Аннушка. Тут же, то ли на крик, то ли правда чудище какое по кустам ломилось, выпорхнула стайка птиц в небо. Побежали подруженьки чрез малинник, не разбирая дороги, то тут, то там им взгляд страшный, темный, чудился... Что-то взвыло вдалеке, послышался плеск и клекот птиц, и слышался везде шорох и грохот, будто кто ломился, аки медведь, сквозь кусты...
Запутался алый сарафан Марьяны в колючих ветках, ноги же девушки ослабли, и упала девица, ломая ветви малины. Еле уберегла она лицо руками от жарких поцелуев, от которых потом саднит и болит, что дарила крапива, упала да и замерла на месте, чувствуя, что над ней стоит кто-то.
Подняла глаза вверх девушка, посмотрела сквозь узорчатые листья малины на темное небо, да чуть снова не закричала от ужаса. В неверном, странном желто-багряном лунном свете стояло над ней чудовище темное, с темной шерстью, что с головы его свешивалось клочьями, ноги его покрыты были тиной болотной, а на плечах, будто много раз порванная рубаха, колыхалась сеть рыболовская...
- Тише! Замолчи скорее, а не то!... - чудище склонилось ниже и мокрой ладонью закрыло рот Марьяны, своей тенью скрывая ее средь кустов.
Провыли где-то собаки, прогремела на церковных часах полночь. Алая луна освещала спящую деревню и белую стену пустой мельницы...
***
Луна поднялась над малинником, зорким глазом словно пытаясь проникнуть сквозь ветви да листья, чтобы полакомиться хоть видом одним сладких ягод, да найти гнезда птичьи да лежки камышового зверья, да чтоб отыскать нечисть болотную, что прячется там.
Дернулась раз, дернулась два Марьяшка, да и осталась на месте, м`очи не имея двинуться. В нос ударил горькой травы запах, будто папоротник-орляк вымоченный рядом лежал, как матушка раскладывала на печи по осени. Подняла девушка очи верх, да и видит, что не чудище это вовсе, а молодец. Сырые волосы растрепаны, клочьями на голове висят, на груди вместо рубахи не сеть, не рубаха, а лохмотья, все портки в тине измазаны, будто только из болота вылез. "Утопленник!" - испуганно подумала Марьяна, да только приметила, что молодец, хоть и мокр да тиной покрыт, да все же дышит, и румянец от быстрого бега по кустам у него появляется.
- Фух, мимо прошла, - облегченно выдохнул молодец, да убрал ладонь ото рта Марьяны. - Ты не бойся меня, девица, - говорит. - Не причиню я тебе зла. А коли б ты с подруженьками убегла еще раньше, коли б в мельницу, да в сад, да в малинник у болота волшебного, болота колдовского, не залезла, не было б нужды мне тебя пугать сейчас. Разве не знаешь ты, что в полночь вся нечиста сила просыпается, да идет обходить свои владения? - пожурил он девицу, что пугливо сжалась вся в тени кустов малины. - Коли б заметила вас Кикимора Болотная, Повелительница Болота, не жить бы вам с подружками - утащила бы она вас на глубину, сделала б своими в вечное услужение, стали б вы русалками зеленокосыми, что прислуживают у нее за столом.
- А ты кто такой, молодец? - дрожа, спросила Марьяшка. - И с чего бы мне не бояться тебя, коли ликом ты дик, а одежкою - страшен, хоть и говорить умеешь? Неужель ты и сам не нечисть, не нежить, не прихвостень Болотницы, а человек живой да настоящий?
- Обижаешь ты меня, Марьяна-девица, - молвил строго молодец. - Разве не узнала ты меня? Были ж мы когда друг другу добрыми друзьями до товарищами по игрищам детским.
- Сколь ни гляжу на тебя, а узнать не могу, - замотала головой Марьяшка.
- Что же, ежили так... Помнишь ли ты сына мельника, Феодора? - спросил тот.
- Помню, как не помнить, коли... - отвечала девица, да так и замерла. - Так ты Феодор и есть? Ох, прости меня, дружочек, что не признала я тебя! Ведь пропал ты, как есть пропал, когда отец твой помер, я и в мыслях тебя, и в речах похоронила! - зарыдала от радости Марьяшка, да и бросилась на грудь к другу, обнимая да целуя.
Отстранил Феодор подругу от груди своей да и говорит печальным голосом:
- Рад тебя видеть я, девица красная. Похорошела ты, прекрасней ясна-солнышка став, да и луна тебе в подметки не годиться, да только зачем же ты сюда пришла? Нужно уходить тебе скорее, а то рано или поздно найдет тебя Кикимора, да и утащит тебя на дно болотное, ведь ревность в ней возбудит твоя красота...
- Так идем же быстрее! - Марьяшка вскочила и за руку схватила Феодора, да потащила сквозь заросли, то и дело во вьюне да крапиве путаясь. - Выберемся вместе, обрадуем всех!
- Стой, стой, егоза! Нельзя мне уйти, а ты иди, иначе придет за тобою Кикимора, - печально промолвил Феодор-молодец, руку свою отнял у Марьяшки, да в сторонку отошел, в ветках да листьях прячась.
- Постой! - бросилась за ним девица. - Погоди, друг милый! Почему же ты не можешь уйти отсюда? И что же ты, здесь два года куковал?
- Скорей сидел, как мышонок под печью в страхе прихода хозяев, - тихо рассмеялся молодец, становясь на месте. Затем вздохнул, поглядел ласково да грустно на спутницу свои, да там и уселся под кустом малины, то и дело срывая алые ягодки. - Что же, ты хочешь выслушать мой рассказ о том, почему я не могу вырваться из этих зарослей?
- Расскажи, будь так добр, - изумленно откликнулась Марьяшка, усаживаясь рядом. - Может, я смогу как-нибудь помочь тебе выбраться?
- Никто мне помочь не сумеет, - покачал головой Феодор, начиная свой рассказ. - С подружками своими, слышал я, болтали про отца моего? Так знай же, что не было в тех разговорах много правды. Правда ведь лишь в том, что отец мой был колдуном, да колдуном не простым. Рассказывал мне покойный батюшка, что по молодости, как заезжать вздумал он в дом новый да мельницу, как по старой традиции и правда наставил по углам святой воды да ладанки, да распятие в дом принес, и правда слышал он, как по ночам в воду прыгали да издыхали шиши, шишиморы да черти, да остальная нечисть домовая. Да только не поймал он никакого черта, нет!
- Так откуда же у него колдовская сила взялась? - спросила Марьяшка.
- А оттуда, что когда избавился он ото всех вредителей нечистых в доме, то думал и за сад приняться, - продолжал Феодор. - Да только занес он косу над малиновыми зарослями старыми, как потемнело небо, спряталось солнце, и ночью день обернулся. Глядит покойный, а пред ним застыла старуха: вся маленькая, в три погибели скрученная, одета в сети да парусину, волосы белыми лохмами землю метут, а сквозь прядь-другую сморщенное ее зеленое лицо проглядывает. То была Кикимора Болотная, хозяйка здешних топей. Малинник-то здесь ох какой большой - за ним и скрыть болотистые берега ей легко удалось, только люди туда редко забредают. Пришла Кикимора к отцу моему да и говорит: "Ты, супостат этакий, поизвел сестер моих кикимор да шишимор из дому, прогнал всех слуг моих. Хоть и гневаюсь я на тебя, да пришла дар тебе предложить: будешь ты всегда богат, всегда счастлив, всегда удачлив, все враги твои будут в ногах твоих, и стоить тебе это будет всего ничего: лишь не руби ты малиновый куст, не пугай ты нечисть болотную мою, да не давай людям честным бродить по топям моим. А ежели охота тебе и большею властью обладать, так носи мне дань каждый год в день 1 марта, чтобы сила моя, тебе даденная, не иссохла". Послушай ее отец-покойник, да и соблазнился речами сладкими об удаче да счастье вечном. Согласился он с нежитью вместе сожительствовать, но силу колдовскую не взял: не хотел он жертвы, словно богу какому, Кикиморе Болотной приносить. Та поскрежетала зубами да ушла. Вот только года через два да иль три, сам пришел к Кикиморе мой отец мельник.
- Зачем же? - заворожено спросила Марьяна.
- А затем, что влюбился он в мою мать, - усмехнулся молодец. - Красу на всю деревню одну, так еще и богатого купца дочку. Как ни был мой отец богат да удачлив, не хотела она его в женихи, и отец ее, дед мой, не мог поперек ее слова пойти. Был у матери моей жених, победнее мельника, и оттого осерчал отец - пришел к Кикиморе и потребовал, чтобы дала она ему силу могучую, чтоб противника изморить да мать мою себе заполучить. Кикимора Болотная рассмеялась, да сказала, что коли так, то пусть он к ней приведет своего врага, тогда и даст она ему силу завоевать красавицу. Мельник хитростью привел на болота первого жениха моей матушки, а тот лишь ступил на землю - тут же утоп.
- Ох, - заломила в ужасе руки Марьяшка.
- С тех появилась у отца сила великая, колдовская, - сказывал далее молодец. - И стал он с бесами, чертами да ведьмами дружить да на мельнице их привечать. Все избу он в папоротника настое искупал, да меня заставлял натирать, оттого все, что любят горький его запах шишморы да кикиморы. Оттого насквозь пропах я горьким запахом орляка, - грустно продолжал Феодор. - Но сначала околдовал он мать мою, да и стала она женою его. Только вот приходилось теперь отцу моему раз в год приводить на болото по одному человеку, что указывала Кикимора, и топить там... - закончил Феодор.
- Ох, страшно-то как! - девица в ужасе глядела на малиновые ягоды, что в ее руках лежали. Их алый цвет казался ей теперь каким-то злым и ужасающим, будто кровь кто из утопленников пролил на ягоды. - Но ведь отца твоего из топей мертвыми вытащили. Как же так случилось, что умер он, а ты тут принужден сидеть? Неужто разозлилась на вас Кикимора?
- Я тогда об этом всем не знал, жил себе спокойно, - тихо молвил Феодор-молодец. - Потом умерла мать моя, отец горевал шибко. Умерла она как раз об край первого марта, и отец позабыл жертву принести Кикиморе... Но год прошел спокойнехонько. И вот, покойный мой отец подумал, оправившись от горя, что коли не сделалась ничего ни с ним, ни с силой его за этот год, значит, не может Кикимора больше просить у него дани! Знал он, что на болоте запрятаны у Кикиморы-болотницы сокровища немереные да вещи волшебные, а потому захотел он к ней прийти да хитростью забрать все это. Но только подумал он так, как явилась перед домом карга снова. Стоит Кикимора, смотрит зло на отца моего да и говорит: "Коль ты не принес мне дани в том году, в этом, да после том, да что после него будет, возьму я дань с тебя двойную, а коли не послушаешься - тройную. Вот человек, что будет мне отдан!" - как сказала она это, указала на меня своим пальцем кривым, да и пропала в тумане болотном. Тогда только решил отец рассказать мне обо всем. Порешили мы, что отец отведет меня на болото, да и сделает вид, что де согласен он на капризы Кикиморы, - голос Феодора все тише да тише звучал, и теперь склоняться приходилось Марьяшке все ближе и ближе к нему, чтоб услышать слова. - Так и сделали мы. Должны мы были обманом заманить поближе старуху, а там ударить ее веником можжевеловым, да связать пенькой, соком дербенника пропитанной - успел уж за годы изучить отец слабости Кикиморы. Да только не вышло у нас...
- Что же случилось? - ахнула Марьяна.
- Как добрались мы сквозь кустарника колючки да крапивы ножи к берегу болота, - сдавлено молвил молодец, - так не нашли там Кикиморы Болотной. Никогда там не найти было: не зверя лесного ль, болотного ль, ни птицы, ни тварей летучих. Словно и туман застыл там, без движения, как и вода... Да только слышим: откуда-то смех переливчатый сыплется, да песня звучит. Смотрим: по среди озера плывет лист кувшинки большой да широкий, а на нем - девица... Девица та красоты необыкновенной, словно свет от нее зеленоватый, неземной исходит, власа длинны, в воде покоятся длинный пряди...
- Неужто так она красива? - нахмурилась Марьяшка.
- Красива... Красива, да так, как красива ты, - с пылом промолвил Феодор. - Как очи ее были огромны и бездонны, таки и твои, как волосы твои длинны и темны, так же длинны ее волосы были. Только цвет их был нездешний, могильный, с зеленью... И очи не синие, как твои, а словно в глубь топи всматриваешься - зелено-бурые. Взглянул я только в глаза ее, и тут же отскочил от берега, испугавшись вида их. Девица же... - тут Феодор запнулся, потемнело его лицо от гнева и печали. - Девица же перестала петь и смеяться. Увидала нас - вскрикнула испуганно да свалилась в воду болотную, да начала кричать и звать на помощь. Отец мой бросился к ней, увлеченный ее красою. Я ж остался на берегу, словно оцепенев. Ведь стоило отцу моему ступить в воду... как потащило его по дну болота, закрутило, завертело, да чуть наизнанку вывернуло... Всплыл покойник на поверхность, как увидел я это - вскочил да бросился бежать. А вслед мне несся страшный хохот хозяйки болот, что девой обернулась, дабы нас заманить. Крикнула она мне, что некуда мне деваться: кто, ею указанный в жертву, на болото ее попадет, никогда отсюда не уйдет. Так и верчусь я по этому... малиннику! - молодец в гневе ударил ладонью по стеблям молодой малины, не заметивши даже, что щипы тонкие ему в кожу впиваются. - Живу здесь, в землянке, что смог достать с мельницы - достал, да только нет мне теперь туда хода: для всех я теперь и не жив, и не мертв, и нет мне пути боле кроме пути в болото или на тот свет, - закончил сказ свой печальный Феодор.
Поглядела на него Марьяшка, как сидит молодец, пригорюнившись, что света белого не увидит больше, и стало ей так жаль его, так больно в душе за него!
- Неужто нельзя тебе помочь никак? - жалостливо спросила Марьяна.
- Нет, я пытался хитростью выбраться, не получилось, - завертел головой Феодор. - Хотел я обмануть ее и убить, да сам чуть не умер... Видно, как два года я куковал здесь, так и всю жизнь оставшуюся придется здесь быть... Не скрыться мне от ока Болотницы, не спрятаться от чутья ее, ведь здесь не достать мне даже трав тех, что боится Кикимора, - вздохнул молодец.
- Так давай я тебе их принесу! - радостно воскликнула девица. - Скажи только, что за травы нужны? Авось я тебя и высвобожу!
- Боится кикимора дербенника да можжевельника, от отваров их может и исчезнуть, - обрадовано промолвил Феодор. - Только вот... - зашумели ветки, захрустели старые листья, с треском лопались нити вьюна под ногами. - Идет, она идет сюда! Быстрее, беги, - молодец вскочил, да толкнул со всей силой сквозь кусты Марьяшу, та только успевала ногами перебирать. - Беги, не сворачивая, так и выберешься! И никому не говори обо мне, а не то Кикимора и за тобой придет! - крикнул он ей вслед.
Выбежала Марьяша из кустов, смотрит: туча черная, туча грозовая над малинником собирается, закрывает алую луну да небосвод. Гром прогремел - все птицы разом вылетели из кустарника да полетели прочь, то ли грома да грозы испугавшись, то ли кого еще...
***
Потемнело небо, заслонили тучи черные алый лик луны да звезд проблески, волнами прошлись по берегу выси, смывая с мест и неся вперед, за собой, все, чтобы не встретили они на пути своем в небесах. Ветер могучий раскачивал кроны деревьев, листьями первыми сухими осыпаемые. Взбаламутил ветр речные берега, спугнул птиц да зверей, да людей напугал... Сидят по домам день деньской уж не от жары да духоты уличной, да от боязни, кабы не попасть под ливень иль град.
Ночь и день небо хмурилось, бугрились на лице его волны облаков, гремел гром в вышине, и воздух стоял душнее прежнего. Но не сдавалось небо, не проливали тучи дождя спасительного, дождя живого и целительного, чтобы оросил он сухую землю да дал передохнуть народу.
Только новая ночь собираться начла, выскользнула Марьяшка из дому, заперла дверь крепко-накрепко, чтоб коли хватились ее, поискали до того долго, схватила корзинку с травами да побежала до окраины деревни. Лишь добежала она до мельницы, да запнулась будто на месте: показалось ей, что-то черное, страшное, ждет ее у калитки. Испугалась девица, да не ушла: спряталась у изгороди, да отошла от мельницы подальше. Скользнула сквозь щель в изгороди да припустила к кустам, только ее и видели.
- Феодор, добрый молодец, где же ты? - звала она, пробираясь по зарослям да забираясь все глубже и глубже. - Феодор, друг милый мой, куда же ты запропал? Это я, Марьяна...
Но не отвечал никто на ее зов никто, молчала малина. Ни крика птичьего, ни шороха не доносилось.
- Куда же ты запропастился, друг сердечный? - звала испуганно Марьяшка. - Уж не утащила ли тебя злая колдунья, Кикимора Болотная, к себе в топь? Уж не погиб ли ты, не поранен лежишь на дне болота? Откликнись, Феодор!
Так шла она по малиннику, да сама не заметила, как клича Феодора, забралась в самые дебри. Кусты здесь росли старые, высокие, с Марьяшку высотой. Шипы на кустах большие и острые, того и гляди, пораниться можно. Ветки сплелись, скрывают, что впереди, а листья широкие на самых верхушках укрывают от взора и мельницу высокую, и домишки деревенские. Заплутала Марьяна, идет уж, не зовет друга, боится не выйти и самой их лабиринта кустов... Брела девушка, путаясь в листьях да колючках, подолом длинный за них цепляясь, да и смотрит: вышла она на пустое место, пустырь посредь кустов. Смотрит далее она, а за пустырем берег начинается. Не растет здесь малина боле, стоят лишь стволы безлистых ив, низко ветви склонили к воде, да напиться не могут. Торчат по брегу старые корни, что в сухое земле давно умерли, не растет трава зеленая здесь, яркая сочная - лишь жухлая желтая покрывает кочки в воде. Смотрит Марьяшка, а вода та совсем на болотную не походит: чиста и прозрачна, неподвижна стоит, и песок чистый видится. Показалось ей, что забрела она совсем не в топи, а в заводь малую, неглубокую, да упала с ивы веточка и пошла ко дну. Только коснулась ветка дна, так тут же и пропала, в грязь зыбучую провалившись.
Испугалась Марьяна, думала бежать уж, как заметила, что не одна она на берегу. Видит Марьяна: сидит на брегу болотца на растопыренных, аки пальцы сухие да длинные, старых мертвых корнях девица младая. Длинны власа ее, белым полотном занавесили ладное сочное тело, свесились до самой воды, и конца им в этой воде - не видать. Будто тина скользят они по глади водной, будто водоросли извиваются под водной толщей, будто диковинные цветы подводные заплетаются в косы чудные тонкою рукою красавицы, что любуются сама на себя в воду глазищами, что сами будто две топи болотные на белом лице. Смотрит Болотница в воду, любуется да посмеивается своей красоте, ничего будто б и не видя вокруг.
Затаилась Марьяшка, затаила дыханье. Не шелохнется стоит, все за Кикиморой наблюдая, чтоб не заметила та ее. Вздохнула тихонько, сделала шажочек - скрипнул песок под ногами, вскинулась Болотница. Марьяшка стоит - ни жива, ни мертва, а Болотница оглядела топь перед собой да крикнула звонким девичьим голосом:
- Кто это по моему болоту без моего ведома бродит? Отзовись-покажись, крестным именем назовись!
Замерши стоит Марьяшка за спиной у Кикиморы Болотной, молчит. Молчит и топь, молчат и коряги застарелые, молчит и птица, и зверь. Огляделась Болотница, да и забыть думала о звуке.
Выдохнула Марьяна, да прыгнула еще ближе к Кикиморе. Еще громче заскрипел песок под ее ногами босыми. Вскочила со своего места Болотница, огляделась да крикнула голосом младенческим, слабым да ласковым, да только по всему болоту слышным:
- Кто тут по моей топи без ведома моего бродит? Отзовись-покажись, крестным именем назовись!
Снова молчит Марьяна, молчит и топь, и деревья, и птица, и зверь. И ветер не воет, и тучи не гонит, и словно застыло все: тишина над топями. Нахмурилась Болотница, да снова позабыть думала про звук. Села на берег, да склонилась к самой воде напиться.
Марьяшка дух перевела, перекрестилась да последний раз шагнула, к самому берегу, где Болотница сидела. Снова заскрипел песок, заохала топь, будто недруга привечая, вскочила Кикимора да как гаркнет громко да страшно скрипучим старым голосом:
- Кто по моему болоту без ряду, без права бродит?! Отзовись-покажись, крестным именем назовись! А коли не покажешься, так скоро смерть тебе будет, коли совсем ко мне в гости без спросу явишься.
Но молчат топи, молчат деревья, ни человек, ни зверь, ни птица не откликаются. Огляделась Кикимора Болотная, Марьяшка от испугу глаза закрыла, да только стоит она под самым хозяйки болота, а та ее и не видит будто. Нахмурилась Болотница пуще прежнего, да снова к воде села, спиной к Марьяшке повернулась.
Та вздохнула радостно, поставила корзинку с травами в сторону да сорвала веревочку, что на шее у нее висела. Замахнулась только Марьяна, захотев на шею к Кикиморе хомуток примерить, как почувствовала: поддалась под ногами ее земля, проник под ноги мокрый песок, а сама она падает в воду. По рукам ее словно плавником мазнуло, и исчезла бечевка из ладони, упала Марьяна в воду мелкую, брызги высоко подняв. Словно брызги же сверху посыпался на нее смех переливчатый:
- Ах, так это ты Марьяна-краса, ко мне в гости забрела? Ты ли ко мне подкрадывалась, ты ли ко мне постучать в дверь забыла? Что же ты без спросу пришла да пряталась: я тебя давно здесь жду-поджидаю, - хитро да насмешливо промолвила Кикимора, становясь прям над девушкой, пока та по колено в воде барахталась. - Зачем же ты, гостья незваная, куриный глас сняла с шеи своей, коли хотела невидимой да невредимой остаться? - злая улыбка аки щель белое лицо Болотницы прорезала, исказилось лицо красавицы в злобной насмешке. - Так не увидела б я тебя, как не видят сестры мои, что в домах ваших живут, кур ваших, когда на лыко вы подвешиваете оберег этот, - повертела она в руках связку, что стащила Марьяшка поутру из курятника: лоскутки кумача вместе с горлышком разбитым от горшка глиняного, да кусочек потрепанного лапотка детского, что когда-то в детстве Марьяшка носила. - Да только ничего ты этим мне сделать не можешь, - размахнулась Кикимора да забросила куриный оберег поглубже в болото. - Я, законная владычица болот и топей, сильнее всех колдунов и ворожей, всех ведьм и ведьмаков, и никто на свете не сможет меня победить! - хвасталась гордяца-Кикимора.
Марьяша же, выпутавшись из тины, не слушала Болотницу, да тянулась рукой к корзинке. Среди трав рукой нашла рукоять ножа старого да острого, что взяла у матери с кухни да в отвар можжевеловый положила, да травами, что нечисть отпугивают, натерла. Бахвалиться Болотница, а Марьяна хвать нож да кинулась на Кикимору Болотную.
Вскрикнула в гневе Хозяйка Болот, когда коснулся ее нож заговоренный, да только не успел он ее умертвить: отскочила Болотница. В то же мгновение закоченели ноги Марьяны: обхватили их, словно оковами, зыбучие пески, будто железом стал ил на дне болота, будто веревки сплелись из песка.
- Ах ты, мерзавка! - закричала Кикимора скрипучим старушечьим голосом. Потемнело белое лицо, словно зеленой тиной налилось, потянулись к девушке длинные белые руки, с когтями черными, страшными, будто в земле выпачканными. Вскрикнула от страха Марьяша, да нож крепко держит, от рук отбивается.
- Ты неугодной да незваной явилась, а теперь и вредишь мне, Болотной Хозяйке? - проскрипела Кикимора. В тот же миг исчезли руки страшные, что к Марьяне тянулись, пропала Кикимора с глаз девушки. Та опустила нож да огляделась в изумлении. Тут уже обхватили ее руки тонкие да сильные, словно веревками спеленали, да все норовят нож вытащить.
Закричала Марьяша в ужасе, да ничего поделать не может: держит крепко ее Хозяйка Болота, но коснуться ножа не может, а девица ее не может задеть, и выбраться не может.
- Ты послушай меня, Марьяна-краса, - шепотом зашипела ей в ухо Кикимора. - Ты отдай мне кинжал, иль в воду брось. Не будем с тобой ссориться. Коль захочешь - отпущу тебя опосля, коли нет - так такая краса может и в топях моих остаться, будешь мне прислуживать да жить вечно вместе с моими слугами на дне болот...
- Замолчи, коварная лгунья! - закричала Марьяна, пытаясь вырваться из объятий Кикиморы. - Знаю я, что живой ты меня не отпустишь, как не выпускаешь никого из своего царства! Нет, не дамся я тебе, не дам забрать жизнь Феодора! Либо сама тебя убью, либо себя убью, но тебе на милость не сдамся никогда!
Стоило промолвить девице эти слова, как послышался тихий посвист птичий. Прошелестел ветер над сухими кронами, пошумел листьями помертвевшими, глядь: летит над растопыренными пальцами-ветками птичка малехонькая, серо-бурыми перьями изукрашенная - в темноте и не приметить, в кустах затаится - не услышать. Пролетела над Кикиморой и Марьяной птица да ударилась оземь - и стоит перед ними молодец Феодор.
- А вот и пропажа наша... - фыркнула - усмехнулась Болотница снова молодым да красивым голосом. Но молчит молодец Феодор, глаз с ножа в руках Марьяны не сводит, и лица в сторону Кикиморы не повернет.
- Феодор, миленький! - обрадовалась Марьяша, чуть не бросившись на шею к спасителю, да крепко руки Кикиморы держали. - Ты пришел-таки! Вот, возьми нож заговоренный, убей гадину болотную, да пойдем домой скорее! - выпростала ладошку Марьяна да бросила в руки к Феодору нож. Поймал молодец нож, ухватил покрепче, да не спешит что-то на Кикимору бросаться.
- Что же ты стоишь, милый? - забеспокоилась Марьяша. - Что же замер, родимый? Убей Кикимору, что отца твоего убила, что тебя запол`онила...
Не успела договорить Марьяша, как снова засмеялась Хозяйка Болот, а с ней - и вся топь будто.
- Я ль убила отца твоего молодец? - засмеялась Кикимора. - Глупа ты, Марьяна-краса! Ведь сам молодец Феодор ко мне пришел, сам отца привел, да сам и убил его! - закаркала-закудахтала Кикимора скрипучим смехом. А молодец Феодор стоит пред ними и нож рассматривает, да криво улыбается.
- Ты все лжешь! - крикнула Марьяна. - Не мог он...
- Тише-тише, Марьяна-девица, - раздался над болотом спокойный голос Феодора. - Не может Хозяйка наша с тобой в своих владениях врать. Все, что сказала она - чистая правда. А вот я врать могу, - зло усмехнулся молодец. Протянул он руку вперед, к Марьяне да Кикиморе, а вторая и убрала одну ладонь, что девицу сковывала, да молодцу подала. - Вот и солгал я тебе, будто силой меня Кикимора здесь держит да освободить не хочет. Но лучше б ты тогда не меня слушала, а подружек искала, и не нож точила днем сегодня, а подруженек гулять позвала... Али не заметила, не приметила, что не вернулись они домой? - улыбнулся ласково молодец, а у Марьяны вся кровь в теле заледенела. - Так и ты домой не вернешься, - промолвил молодец, размахнулся да и ударил кинжалом в грудь девушке.
Упала Марьяна в водяные объятия, не жива и не мертва. Сомкнулась водная гладь над ней, затянуло ее тиной и камышом, а девушку далее потащило - на дно костями, к столу Болотницы прислужницей - душой...
- Вот и будет у тебя третья новая служанка, госпожа моя прекрасная, - склонился Феодор к руке Болотницы да поцеловал в благоговении. - Будет служить тебе не хуже прежних, но не лучше, чем я служу тебе в благодарность за то, что силу батюшки моего покойного мне отдала.
- Ты сослужил свою службу, красный молодец, - промолвила ласково Кикимора Болотная, беря под руку Феодора да ступая прямо по воде в глубину топи. - Отец твой службу свою спустя рукава выполнял, да меня убить хотел. Ты же его одолел хитростью, да мне молодость вернул, приведя слуг молодых. Проси, чего только пожелаешь. Хочешь, я дам тебе золота погреба и вечную удачу? Хочешь, построю тебе терем царский, да такой, что цари тебе завидовать будут?
- Не желаю ничего из того, госпожа моя, - склонил голову низко Феодор.
- Чего же желаешь ты? - нахмурилась Кикимора.
- Желаю я больше всего на свете владеть колдовством да нечистью, как ты умеешь, - промолвил Феодор.
Усмехнулась Кикимора Болотная, обняла дланью белою молодца за шею да поцеловала в уста. Тут же разверзлась вода под ними и утащила Хозяйка Болот к себе в омут молодого Болотника, Топей Хозяина да самой Болотнице - суженого...
***
Дождь прошел над деревней градом, да за ночь одну и исчез, будто и не было его. Еще сильнее пыхтело солнце на небосводе, ни тучки, ни облачка не прикрывало от его лучей. Еще гуще разрослась малина, плетнем колючим оградила болота, да так, что никто пройти не мог, коли не прорубал себе дорогу топором...
Говорят, выловили трех утопленниц ниже по речке: высокую, с белыми косами, младую, да среднюю, с черными длинными волосами, да все трое лежат с глазами открытыми да огромными, будто наглядеться на что-то не могут, да губами, не как у покойников да утопленников - синими, а алыми, будто в ягодах выпачканных...
В дождь же ударила в мельницу старую молния, обрушив еще сильнее. То за знак посчитали: авось, вся нечисть в грозу там пряталась, а святой Касьян искал чертей да случайно черепицу и обвалил всю. Утащил иль нет он в пекло чертей, народ не знал, да проход к мельнице уж травой порос да крапивой, а там, где человек не живет иль оставил дом надолго, всегда нечистый заводится, всяк знает.
Август 2016.
Простите, могло писаться и побыстрее, но были внеплановые поездки, потому написание отложилось ненадолго.