Logist : другие произведения.

Семейные уроки или История одной девочки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда человек находит свое истинное призвание, это прекрасно. Но только не в том случае, если это подросток, родной отец которого, пользуясь своей властью, готов на все, чтобы "дитё" выкинуло "блажь" из головы. Семейный конфликт неизбежен и грозит не только разрушением отношений между родными, любящими людьми, но и сломанной судьбой...

   ...К тому моменту, когда Виталий Борисович пришел домой, Алита сидела за компьютером и увлеченно занималась прохождением очередного "квеста". Отец тихонько зашел в ее комнату и прикрыл за собой дверь.
   - Привет, - Алита мельком оглянулась на него. Отец чуть заметно кивнул, минуты две молчал, наблюдая за девочкой, сложив руки на груди.
   - Где ты сегодня была, Аля? - неожиданно спросил он.
   У Алиты моментально пересохло в горле. Она ощутила предательскую дрожь в коленках. Голос отца был мягким, даже чересчур ласковым.
   Алита не решилась посмотреть прямо ему в лицо, боковым зрением поймав знакомый взгляд: пристальный, но спокойный, с едва уловимым изгибом губ. Они с легкостью отражали любые изменения в его настроении и отношении: от ободряющей улыбки до усмешки и презрения.
   Отец всегда казался Алите эталоном мужчины: высокий, статный, подтянутый с серебрящейся сединой в еще густой шевелюре. А его глаза... Умные, понимающие, все знающие. Девочка гордилась отцом и обожала его. Однако сейчас, как и всегда, совершив какой-то проступок, "завибрировала" - больше от стыда, чем от страха. Но сразу сдаваться не стала.
   - Я? Я гуляла.
   - И где же ты гуляла?
   - Да так, в разных местах.
   - Тебе есть, что мне рассказать? - Виталий Борисович не менял интонацию, дожидаясь от дочки признания, но ничем не выказывая своего нетерпения или раздражения. Алита нервно поерзала на стуле и пожала плечами, упорно избегая зрительного контакта с отцом: - Наверное, да.
   Снова молчание, тягостное для девочки. Отец сделал шаг навстречу, Алита встала.
   - Ты ходила на заброшенные склады, где я запретил тебе бывать. Или я ошибаюсь, и ты послушалась меня и не была там?
   Алита вздохнула, уставившись на узор на ковровой дорожке.
   - Что же ты молчишь, отвечай.
   - Мы с ребятами проходили там, случайно, вот, и они предложили зайти посмотреть. Все пошли, ну и я тоже...
   - Скажи, разве ты забыла мое предупреждение?
   - Нет, - выдавила из себя девочка. Ее щеки и уши обдало жаром, они стали пунцовыми. - Но все мои друзья пошли туда. И...
   "Я не хотела, чтобы меня считали трусихой", - думала сказать Алита, но запнулась. Она не надеялась, что отец ее поймет. От мысли об этом, а также от чувства несправедливости предстоящего наказания, у девочки блеснули на ресницах капельки слез.
   - Значит, мнения друзей ты опасаешься больше, чем моего гнева? - прочитал в ней Виталий Борисович и посуровел. - Или ты надеялась, что я ничего не узнаю?
   Алита замотала головой, теперь уже расплакавшись в полную силу.
   - Перестань распускать нюни. Учись отвечать за свои поступки. Итак, не спроси я тебя сам об этом, ты бессовестно бы врала мне?
   - Нет, папа, я не могу тебя обманывать, - это была правда. Алита заливалась горючими слезами.
   - Я уже говорил тебе, что на этих складах хранились ядовитые вещества. И до сих пор неизвестно, что из них и в каком виде осталось. Зато известно, что в этих местах шляются неприятные личности, в лучшем случае, бомжи. Соваться туда попросту опасно. И причин делать это, кроме глупости, быть не может. Также как глупо идти на поводу у большинства - это не смелость, и авторитет этим в компании не заработаешь. Наоборот, коллектив уважает тех, кто умеет отстаивать свою собственную точку зрения и желания, - отец умолк. - А теперь выключи компьютер, посиди и подумай над моими словами.
   Алита подчинилась, размазывая по щекам неудержимо рвущиеся из глаз соленые капли...
  
   С призрачной надеждой она вспомнила сейчас этот эпизод пятилетней давности. Тогда, к ее удивлению, отец обошелся без "репрессий". Несмотря на это, желания повторить вылазку у девочки больше не возникало. Во-первых, потому что, воочию увидев те "загадочные" склады, Алита ощутила разочарование: место было просто неприятным без всякого налета таинственности и романтики. Во-вторых, испытывать судьбу, точнее терпение отца, по одному и тому же поводу дважды, она, после одного памятного инцидента из раннего детства, не осмеливалась.
   Алита в принципе росла послушной девочкой, как девочкам и полагается, но иногда ее, увлекающуюся и довольно упрямую натуру "заносило". С детского сада она дружила только с мальчишками, что не могло не сказаться на поведении. Сорвать "тихий час", подняв "на уши" всю группу, с буйными воплями "на смелость" добежать до кабинета заведующей и броситься наутек, оставшись неопознанной, было любимой забавой в группе ее друзей-сорванцов и, пожалуй, одной из самых безобидных. Но попадаются, как известно, именно на глупостях и мелочах.
   Однажды, будучи застуканной на месте преступления, Алита пообещала Виталию Борисовичу больше не участвовать в таких затеях. Однако соблазн показать свою ловкость был слишком велик, а вот воспитательницы, к сожалению, наловчились подкарауливать и быстро отлавливать маленьких проказников. И не преминули нажаловаться пришедшему вечером в садик Виталию Борисовичу, в красочных подробностях описав бесчинства дочки.
   Дома без лишних разговоров она получила от отца такого ремня, что потом краснела при встрече с соседями, которых интересовало, что же она такое натворила. Тогда, в пять лет, девочка твердо и окончательно усвоила: право на ошибку у нее есть, но только единожды и, если это не касается обмана отца. Все справедливо, а значит, никаких обид за наказание быть не может. Ну разве что, чуть-чуть и недолго, когда уж очень больно саднит наказанное место... И то не совсем на отца.
   Школьные годы, как ни странно, для непоседливой Алиты прошли спокойно. Она прилично успевала по всем предметам, и хотя и по-прежнему водила компанию с хулиганами, учителя не верили, что такая умная, прилежная и вежливая девочка может иметь какое-либо отношение к тем безобразиям, которые периодически происходили в классе. "Братство" по понятным причинам свою боевую подругу тоже не выдавало. Тем более, что, будучи старостой, она частенько пользовалась "служебным" положением и смягчала в классном журнале картину досадных промахов друзей.
   Курить Алита пробовала, но не приохотилась, а потому замечена не была. От этой и других вредных привычек уберегли не только разговоры с отцом о пресловутом авторитете в кругу друзей, но и личный родительский пример. А когда в последних классах она влюбилась во вновь прибывшего учителя литературы, стала писать стихи и увлеклась забытым детским хобби - рисованием, то потихоньку отошла и от компании "сорвиголов". Учитель исчез также неожиданно, как и появился, а неутоленное страстное чувство к удовольствию родичей еще сильнее выплеснулось в творчестве.
   Дома, конечно, без неприятностей не обходилось. Конфликты возникали преимущественно на почве невыполнения домашних обязанностей, стремления носить брюки и шорты вместо юбок и платьев и нежелания ходить в музыкальную школу. Но Алита быстро поняла, что многочасовые поочередные упреки мамы и бабушки можно и перетерпеть, а отец, если не запираться и правильно ему все объяснить, будет снисходителен. Виталий Борисович разрешал девочке гораздо больше, чем его супруга и теща. Естественно при выполнении ряда условий: чтобы не было вранья, риска для здоровья и поводов для паники родителей.
   На этот раз она умудрилась нарушить сразу два пункта "конвенции", с тоской думалось Алите. Маму с бабушкой отпаивает валерьянкой вызванный по случаю дядя, мамин брат. Отец пока не вернулся с работы, но уже все знает. А значит... Алиту попеременно то бросало в жар, то било леденящей дрожью.
   - Сидишь? - заглянул к ней в комнату дядька. - Ну сиди, пока можешь - впрок.
   Еще издевается, мрачно выдохнула девочка. Впрочем, кто бы сомневался, что колоссальной взбучки не миновать.
   - Ну не убьет же он меня - все-таки пожалеет, - попыталась она себя утешить. Хуже другое: хотелось плакать, сожалея о разрушенных отношениях, доверии и уважении, которое было к ней в семье раньше. И самое страшное - отец, поддерживающий ее в большинстве начинаний, автоматически и безвозвратно оказывался на противоположной стороне.
   Во всем виновата его неудачно совпавшая по времени с вступительными экзаменами в институт длительная командировка, горевала шестнадцатилетняя Алита. В одном из ВУЗов она завалила экзамен по математике, и не прошла конкурс по баллам, в другом, под впечатлением от первой неудачи, вовсе прогуляла последние испытания. Но признаться об этом дома в отсутствие Виталия Борисовича не решилась. А когда он вернулся, уже невозможно было ничего изменить - отборочные туры во всех учебных заведениях завершились. А потом начался сентябрь и виртуальные занятия не менее виртуальной студентки.
   Алита несколько раз была готова покаяться, ждала подходящего случая и особо хорошего настроения родителя, но чем дальше, тем страшней ей становилось при мысли о последствиях такого признания, поскольку неизбежная ложь набрала чудовищный размах...
   В который раз девочка гипнотизировала неторопливые стрелки часов, умоляя их то ускориться, то замереть. С одной стороны - чем скорей все случиться, тем быстрее отмучаешься, с другой ... - совершенно не ясно, какой станет ее жизнь после этого.
   "Вот если бы потерять сознание, уснуть летаргическим сном. А проснуться, когда все обо всем позабудут и станут радоваться, что я просто рядом с ними", - помечтала Алита и прислушалась к своим внутренним ощущениям. Подташнивало на голодный желудок, лихорадило, но в целом симптомов, которые можно использовать в качестве смягчающего обстоятельства, не наблюдалось.
   Все ужасно, а будет еще хуже. Единственная радость, которой, правда, мало, что меняет, - полученное Алитой второе место на конкурсе рисованных комиксов, заказ на дальнейшую разработку конкурсной идеи и приглашение работать в арт-студию. Если после этой истории выгонят из дома, то уж на улице и без денег она не окажется.
   Нет, выгонят вряд ли, а вот то, что целый год до новых вступительных экзаменов будут неустанно "пилить", как пить дать. Алита поежилась от воображаемой перспективы. А ведь буквально три дня назад она, грешным делом, подумала, что провал с поступлением в экономический институт не так драматичен, как кажется. За прошедшие три месяца она успела написать столько интересных и ярких вещей, которые высоко оценило даже конкурсное жюри, столько вдохновения рвалось из ее души наружу и находило отражение на полотне, что нечаянно пришло откровение о собственном призвании. И на будущий год она твердо вознамерилась поступать в Строгановский институт. Даже взяла из библиотеки подборку спецлитературы.
  
   Звонок в дверь?! Или показалось?
   Нет, точно кто-то позвонил. В коридоре захлопотали притихшие было родные. По характеру причитаний сомнений не оставалось: вошедшим была не соседка - мама с бабушкой изливали переживания отцу. Его голос Алита узнала, но разобрать приглушенные слова не смогла. Голоса стихли, поскрипывал под шагами паркет: Виталий Борисович вешал одежду в шкаф, остальные, судя по всему, ушли в другую комнату или на кухню.
   Громче всех сейчас для Алиты стали звуки собственного трепещущего сердца и сбившегося дыхания. Она зажмурилась, когда необычайно медленно, как в замедленной съемке, прошелестела открывающаяся дверь в ее комнату...
   Виталий Борисович стремительно прошел внутрь. Не глядя на съежившуюся в углу фигурку Алиту, прошагал к рабочему столу, снял и повесил на спинку стула пиджак и галстук, отстегнул запонки и немного закатал рукава рубашки. Обычный домашний ритуал, не считая заметной резкости в жестах и движениях, более выраженных усталых складок вокруг рта и нарочитого пренебрежения присутствием дочери. Также методично он распахнул верхние пуговицы на вороте рубашки. Проделав эти манипуляции, прошел мимо Алиты, и встал, отвернувшись от нее, у окна.
   Сбитая с толку девочка, с замиранием сердца следила за его передвижениями, пытаясь и одновременно боясь поймать его взгляд. Осознав, что обида отца на нее сейчас сильнее, чем его злость, она острее почувствовала необходимость искупить свою вину.
   - Папа, - несмело подала голос Алита. Отец не шелохнулся.
   - Папочка, - повторила она еще слабее, но в звенящей тишине ее слова были отчетливо слышны. Виталий Борисович, не меняя выражения лица, упорно смотрел в окно.
   - Папочка, прости меня. Прости меня, пожалуйста, - с мольбой шептала Алита, - я готовилась к экзаменам, ты знаешь, но ... я не смогла справиться с этими заданиями. Прости меня, пожалуйста! Прости... пожалуйста. Не молчи, скажи хоть что-нибудь!
   - Не ожидал я, что ты станешь самым большим разочарованием в моей жизни, - негромко, но сильно сказал Виталий Борисович, поворачиваясь к дочери.
   Алита тотчас опустила глаза. В них защипало, и ресницы мгновенно промокли и отяжелели.
   - Папочка, прости, пожалуйста, - сквозь слезы и комок в горле проговорила она.
   - Помнится, когда-то ты уверяла, что не можешь и не станешь мне лгать.
   - Я так жалею, что тебя не было тогда рядом. Я бы сразу все рассказала...
   - Ты всегда стремилась доказать, что ты отчаянно смелый, до дерзости, человек, - брезгливо, как будто сплевывая каждое слово, продолжил отец. - И что же? Выяснилось, что ты беспринципная и трусливая... дрянь. И легко можешь предать того, кто тебе доверяет.
   - Нет, папа... - в ужасе твердила Алита. - Ну прости... Что мне сделать, чтобы ты меня простил?
   Раздираемая раскаянием и невыносимой мыслью, что отец может затаить на нее обиду на всю жизнь, она сказала:
   - Я виновата, очень виновата. Я не хотела этого: не знаю, что на меня нашло. Прости...
   Алита почти беззвучно плакала, промаргивалась, искала на застывшем лице отца приговор. Виталий Борисович стоял напротив нее, чуть наклонив вперед голову, держа руки в карманах, но его взгляд проходил через девочку, как сквозь пустоту. Губы его были плотно поджаты и искривлены.
   - Предательство не прощают, - отрезал он, наконец, и пристально посмотрел на дочь. - О прощении остального можно будет говорить только после того, как ты все исправишь.
   Окрыленная внезапной надеждой Алита зачастила:
   - Я поступлю... обязательно в следующем году. Я уже решила...и готовлюсь - в художественно-промышленный институт имени Строганова. Буду учиться на дизайнера.
   - Что за чушь? - поморщился отец. - Слушай внимательно, что ты должна будешь сделать. С понедельника начнешь заниматься с преподавателями из того самого экономического института, где прогуляла последний экзамен, - при этом напоминании его глаза яростно сверкнули, - по программе поступления. И одновременно будешь ходить на занятия первого курса - на правах вольнослушателя, а не студентки, разумеется. Следующим летом ты сначала сдашь вступительные экзамены, а затем осенью - сессию за первые два семестра. И переведешься сразу на второй курс, без потери года. Я уже обо всем договорился. И сделал это только потому, что несмотря на все, мне не безразлично твое будущее.
   - Папа, но я...
   - Закрой рот! - вдруг прогремел Виталий Борисович. - Твое мнение, а тем более, желания, больше никого не интересуют! С "художествами" покончено раз и навсегда - заруби себе это на носу!
   Алита растерялась. Такой поворот событий несказанно обрадовал бы ее еще неделю назад, но теперь перечеркивал все надежды на будущее.
   - Экономиста из меня все равно не выйдет, а без живописи я жить не смогу, - неосмотрительно озвучила она свои мысли.
   - Ты еще мне перечишь?! - в бешенстве от наглого и нелепого вызова дочери прошипел Виталий Борисович, надвигаясь на нее. - Я сейчас такую живопись тебе организую!
   Алита заворожено наблюдала, как отец выдергивает из пояса брюк ремень. Ее сознание отказывалось принимать смысл происходящего.
   - Что стоишь? Располагайся на диване, в известной воспитательной позе, - торопил разъяренный отец.
   Как в тумане, Алита выполнила его требование.
   "Перетерплю, - решила она, - не стану кричать, позориться перед соседями". Но всего через полминуты чувство собственного достоинства и мнение соседей ушло на второй план...
   Оскорбленный тем, что набедокурившая дочка не оценила его старания ради нее (а ведь потребовалось немало усилий, чтобы решить возникшую по ее вине проблему), еще и посмела пойти наперекор, Виталий Борисович не видел другого способа "вразумить" неблагодарную, дерзкую Алиту, заставить беспрекословно подчиниться ему. Поступить так, как нужно, то есть немедленно выкинуть из головы дерзкую блажь, пустую и просто смешную, и всерьез заняться своим будущим: получить нормальное образование и освоить востребованную специальность.
   - Когда расстанешься с навязчивой идеей о карьере дизайнера, скажи. Я прекращу, - пообещал отец, когда, не в силах больше терпеть, Алита расплакалась навзрыд.
   Дочка упрямо закусила губу, но спустя еще несколько секунд жгучей боли все же сдалась:
   - Ой, папочка! Все... как ты скажешь... Все ... сделаю!
   Отец действительно сразу остановился.
   - Принеси сюда все рисунки, краски, кисти. В общем, все, что с этим связано, - потребовал он.
   - Зачем? - хлюпнула носом зареванная Алита. Но, встретившись взглядом с Виталием Борисовичем, поспешила выполнить его приказ. Старательно собрала эскизы, готовые работы и инвентарь, подавив желание спрятать конкурсный вариант с отзывом жюри, сложила стопки на столе перед отцом.
   - Теперь иди к себе, - сухо сказал Виталий Борисович.
   - А что будет с моими вещами? - осторожно поинтересовалась Алита.
   - Выкину их на помойку, - немного помедлив, бесстрастно ответил отец.
   Искусанные губы Алиты задрожали, и из широко распахнутых глаз хлынули новые ручьи слез. Говорить она не могла.
   - Ступай к себе, - жестко повторил отец.

***

   ... В учебном угаре промчались октябрь и ноябрь. Произошедшее уже не так болезненно отзывалось в душе Алиты, но что-то надломило в ней, опустошило. Как будто лишило происходящее смысла.
   Да, в глубине души она до последнего момента надеялась тогда на понимание и снисхождение отца. Тем более, что был уже опыт, когда в процессе "разбора полетов" ей удавалось перевести пыл рассерженного отца в более мирное русло - выручало хорошее знание его характера, вспыльчивого, но отходчивого, и некоторые артистические навыки. Опять же, Алита благоразумно не злоупотребляла этим, действительно любила отца и дорожила их доверительными отношениями.
   Однако случившееся, особенно сцена, когда Виталий Борисович с холодным спокойствием уносил у нее на глазах из дома на помойку пакет с рисунками и принадлежностями для рисования, казалась самой страшной трагедией ее жизни. Ведь там были не просто рисунки, а мечты, любовные и другие личные переживания Алиты, как записи в девичьем дневнике...
   Поступок отца подтолкнул девочку к тяжкому переосмыслению своего положения в семье и переоценке отношений с близкими людьми. На занятия в институт она пришла подавленной и замкнувшейся в себе.
   Студенты тоже приняли Алиту настороженно: быстро просочились и разошлись слухи об "особом блате" ее родителей у руководства института, благодаря которому она с опозданием более чем на месяц попала на курс. Отношения со сверстниками не развивались и по причине строжайшего расписания и "комендантского часа", которые ей устроил отец.
   Алита страдала: от одиночества, обиды на весь мир и откровения, что ее отец - монстр. Более всего мучила мысль, что она стала марионеткой в его руках, заложницей его прихоти. Изначально, год назад Алита равнодушно отнеслась к отцовскому выбору института, где ей предстояло учиться. Справедливости ради надо заметить, что родители спросили ее мнение. Но тогда, не имея выраженной склонности к учебе и стремления работать, вопрос определения будущей профессии был ей "до лампочки". Рисование же не значило больше чем развлечение. Но теперь, когда Алита приняла первое в своей жизни самостоятельное, важное и хорошо обдуманное решение, почему отец так жутко обошелся с ней?
   Неоднократно она задавалась вопросом, был ли в той ситуации шанс переубедить отца. Несмотря на то, что он тогда однозначно дал понять, что будет лупить до тех пор, пока она не покориться. И Алита знала, что это не пустые слова, и что партизанку под отцовским ремнем она долго изображать не сможет...
   Кризис в душе Алиты отягощался тем, что в семье с тех пор все перевернулось с ног на голову. Мать и бабушка стали ей гораздо ближе: они обе одинаково с жалостью и заботой относились к ней, не докучали вопросами и напоминаниями. Про учебу ее не спрашивали. Как чуть погодя поняла Алита, отец получал всю интересующую его информацию непосредственно от преподавателей ВУЗа. После той истории они по-настоящему отдалились. Ни намека на примирение. Даже деньги на карманные расходы отец теперь передавал ей через мать. В довершении всего, к сожалению Алиты, Виталий Борисович имел повод торжествовать: благодаря ее недурным способностям и старанию репетиторов, она скоро наверстала упущенное в занятиях и неплохо справлялась с учебной программой.
   Алита с тоской думала о надвигающихся зимних праздниках. Новогоднюю ночь по традиции всегда отмечали вместе, дома, в кругу семьи. Процесс раздачи подарков и взаимных поздравлений превращался в некое представление, главным действующим лицом которого выступал отец. Он сочинял для каждого отдельное пожелание в стихах, непременно перекликающееся с особо памятными событиями из года прошедшего, и сопровождал его вручением неожиданных, но очень приятных сюрпризов. Они никогда не обсуждали, что кто хочет получить в подарок на Новый год, но отец неизменно угадывал наиболее желанные подарки. В нынешний же праздник Алите больше всего хотелось оказаться вдали от дома...
   Здесь ей стало все чуждо и противно. Точнее омерзительно, особенно наглядная демонстрация отцом недоверия к ней. Не раз случалось, что при приближении Алиты к беседующим родителям, они вдруг замолкали или тотчас переводили разговор на другую тему. Последним плевком в душу оказалась установка замка в секретере - секции в комнатной "стенке", где хранились рабочие документы Виталия Борисовича. Ключ он теперь постоянно носил с собой.
   Сначала Алита делала вид, что не замечает этого, потом, что ей это глубоко безразлично, но вскоре ее начало охватывать бешенство при виде шушукающихся родных и частого открывания и запирания дверцы секретера.
   К злости постепенно присоединилось любопытство, но подсмотреть, что хранит в ящике отец, никак не удавалось, а мама с бабушкой упорно молчали. Потому, однажды обнаружив на пианино забытый отцом маленький ключик, в отсутствие родных Алита без колебания и промедления ринулась с ним к заветному шкафчику и отворила его. В ящике ровными рядами были сложены книги и пухлые папки.
   В нетерпении Алита раскрыла одну из лежащих сверху папок, гадая, что же от нее могут так настойчиво прятать. Ксерокопии журнальных и газетных страниц, с выделенными маркером строчками, сделанные от руки записи, расчеты, какие-то договора, акты... К чему скрывать то, что не представляет для нее никакого интереса?
   В следующих двух папках, судя по заглавиям, хранились тетради и блокноты, исписанные отцом во время частых конференций, семинаров по обмену опытом и курсах по повышению квалификации. Досадуя на бесполезность своей проделки, Алита хотела уже захлопнуть и запереть ящик, но ее вниманием завладел объемный непрозрачный сверток, расположенный в самом низу полки. Она с трудом вытянула его из-под увесистых папок и книжек. Он был тщательно упакован. Настолько, что вернуть ему первоначальный вид после вскрытия вряд ли получится. Пару секунд она сомневалась, но любопытство как всегда взяло верх над предусмотрительностью. С трудом избавившись от обертки, Алита обнаружила под ней нестандартную по размерам коробку из прочного картона. Вздохнув, она аккуратно приподняла ее крышку...
   - Так, - строго протянул за ее спиной неслышно подобравшийся Виталий Борисович, - и кто тебе разрешил рыться в моих бумагах?
   Нижняя часть коробки выпрыгнула из рук Алиты, соскочила на пол и рассыпала от удара содержимое. Перед открывшей от удивления рот девочкой выложилась невероятная мозаика - бесценная и невозможная, потому, что казалась утраченной навек. Алита в близком к обмороку состоянии узнавала свои рисунки, перекладывала их в руках и ощупывала, словно проверяя, не сон ли это.
   Поняв, что толку от его притворной суровости сейчас не будет, как нет дольше смысла играть роль непреклонного родителя, Виталий Борисович обошел стороной невменяемую Алиту и присел на краешек дивана, задумчиво наблюдая за ней.
   К девочке, наконец, вернулся дар речи.
   - А я ведь поверила... Думала, ты и в самом деле... все выбросил, - разом позабыв былые передряги и обиды, Алита с обожанием, легко посмотрела на отца.
   Брови Виталия Борисовича на миг взлетели, по лбу пробежали морщинки.
   - Перед тем, как выбросить, я решил показать их одному знакомому, понимающему в этом деле. Он нашел что-то в твоих работах. Уговорил дать тебе шанс...
   - Папка! - взволнованно прошептала Алита. - Ты такой... хороший, - ляпнула она, не сумев подобрать нужное слово и справиться с нахлынувшими эмоциями. Бросилась к отцу, взяла его за руки и, как в детстве, уткнулась лицом в его ладони. Виталий Борисович по-доброму, немного лукаво улыбнулся.
   - Папочка, мне было так плохо все это время! - сквозь слезы вырвалось у Алиты. - Я боялась, что у нас никогда уже не будет все, как прежде... Что ты меня не простишь, потому что разлюбил...
   - Маленькая глупая девочка, - ласково проговорил отец, - и даже такую дурочку я ...люблю... и буду любить всегда.
   - Послушай меня, - сказал он, прерывая бурный поток слов прощения, обещаний и признаний дочери, - я даю тебе возможность продолжить заниматься живописью при одном условии: ты должна будешь получить образование в том институте, куда сейчас ходишь на занятия.
   Алита, не понимая, с тревогой взглянула на него.
   - Если это не повредит твоей основной учебе, ходи на курсы или в секцию изобразительных искусств, рисуй, участвуй в конкурсах. А когда получишь диплом - поступай, как заблагорассудится. В конце концов, можешь пойти на второе высшее. Понимаешь, творчество - такая тонкая штука: перерастет ли хобби в профессию, способности ли у тебя к этому - или настоящий талант - все это проверяется со временем. Если твое увлечение серьезно, то ожидание пойдет только на пользу. А если нет - ты не будешь потом жалеть о напрасно потраченных годах.
   Алита молчала, размышляя над словами Виталия Борисовича.
   - Надеюсь на твое благоразумие, - заключил он. - Уверен, ты примешь правильное решение.
   Алита задумалась. Впереди открывалась интересная дорога взрослой жизни с вопросами, на которые никто не знает однозначных ответов...
  
  

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"