И почему вечно все получается не так, как хочется?
Почему мама непременно привозит не то платье, которое заранее, еще накануне родов, долго и в подробностях описываешь по телефону - "такое бежевое, с заниженной талией и с искусственной орхидеей на груди, я на прошлый твой день рождения его надевала, ты еще сказала, что в нем я похожа на барышню времен Коко Шанель. В шкафу висит, второе слева, посмотри хорошенько"?
И все равно мама привозит другое, по ее мнению, более подходящее случаю - почему?
Почему Евгений Васильевич, свекор, все-таки приезжает на своей истошно вздыхающей, полуразваленной "Волге", как всегда утверждая, что все они "не поместятся в Олежкиной иномарочке, которая и так брюхом по земле волочится"? И почему, когда по-человечески просишь хотя бы оставлять раритетную "Волжанку" где-нибудь за углом, он нахально подкатывает к самому крыльцу, да еще начинает натирать и без того надраенные стекла, привлекая всеобщее внимание? Вон уже все мамочки к окнам прильнули, а с ними и медсестрички во главе с Валюней.
Валюня, ширококостная, крупная, как гренадер, больше других привязалась к Саниной малышке за тот месяц с небольшим, что пришлось провести в детской больнице, куда девочку направили сразу из роддома. У Валюни чуткая и чистая душа, Саня не однажды замечала, как, нежно беря ее дочку на руки, громадная медицинская сестра глотает слезы умиления и сострадания, ведь кроха родилась совсем слабенькой.
Почему Таисия Львовна, то-бишь свекровь, хорошо образованная, присходящая из интеллигентной семьи, в которой считалась, что лить прилюдно слезы - удел плебеев (выражение взято из лексикона самой Таисии Львовны), все же утирает украдкой вечно накрашенные до невозможности глаза свои, часто и беспомощно моргая пушистыми ресницами? Саня согласна - момент, конечно, торжественный, волнующий, не каждый день выписывают новорожденную внучку из больницы, но нужно же держать себя в руках.
А цветы!
Вот почему, скажите на милость, в самый разгар осени свекровь привозит вовсе не сиреневые астры, Санины любимые, а букет кроваво-красных роз на длинных изысканных стеблях? Конечно, это безумно дорого и презентабельно, но неужели Олег забыл сказать матери об астрах? Впрочем, все они так долго ждали этого дня, так измучили себя этим своим ожиданием - немудрено и забыть впопыхах.
Олег, кстати, приехал вовсе без цветов. Он крепко сжимает ладошку трехлетнего Кирилла, будто кто-то может отнять у него сына. Саня знает - он ужасно волнуется, ее Олег. В такие минуты он бывает жутко рассеян, поэтому она заранее прощает ему отсутствие сиреневых астр.
Олег сегодня в строгом костюме, при галстуке, лицо сосредоточенное, усталое. Он много работает - уезжает рано, а возвращается затемно. Кирюшка обычно уже спит к тому времени, и Олег, боясь разбудить сына, тихонько открывает дверь свои ключом, на цыпочках пробирается в кухню, где Саня возится с приготовлением позднего ужина, обнимает ее сзади, чмокает куда-то в затылок, каждый раз говоря одно и то же: "Солнце мое!"
Олег так зовет Саню с первых дней знакомства. За рыжеватые непослушные волосы, за веснушки, круглогодично красующиеся на носу и щеках, за лучистые, теплые и красивые глаза. Про глаза не Саня придумала - так сказал ее Олег, и, пожалуй, он прав. О том, что они действительно "лучистые, теплые и красивые", Саня и сама знает. Глаза - предмет ее гордости, уж этого-то ей щедро отсыпано.
Но основной причиной, побудившей Олега наречь Саню Солнцем, стало, конечно же, ее имя. Когда Саня представилась Олегу, он несколько удивился, заявив, что имя это - пацанячье и вообще, дворовое какое-то. "Может быть, лучше будет - Саша?" - осторожно предложил тогда филолог Олег, интеллигентно блеснув стеклами своих очков. Сане предложение не понравилось, она возмутилась даже, сдержанно и тоже очень интеллигентно, и стала усердно нюхать подаренные Олегом сиреневые астры, чтобы скрыть невольную обиду.
Саша! Еще чего не хватало! Да ее с детства все называли Саней, и она не видела причин, почему должно быть по-другому.
Саня всегда болезненно реагировала на любую критику. Олег этого, конечно же, знать не мог. Откуда? Ведь тогда они встретились впервые, и Сане нравилось все - и этот теплый осенний денек, когда воздух чист и прозрачен, и новый знакомый ее, высокий, немногословный и серьезный, и букет чудесных махровых астр.
Саня так любила астры! И именно сиреневые! Когда она увидела их в руках у поджидавшего ее у кинотеатра Олега, сердце ее так и подпрыгнуло, и забилось где-то у самого горла.
Как он мог угадать? Или само провидение подсказало ему?
(Потом, спустя пару месяцев, выяснилось, правда, что все было гораздо прозаичней - слишком уж цветочная торговка расхваливала свои астры, и мягкому по натуре Олегу пришлось купить именно их.)
Саня намеренно неспешно поднималась тогда к Олегу по ступеням, но вовсе не для того, чтобы произвести впечатление. Она опасалась - не переломать бы ноги на высоких тонких каблуках, и в голове ее трепетно и радостно пульсировали стихи Андрея Дементьева:
... Ты придешь и скажешь:
- Здравствуй!
- Не забыла? - Я спрошу.
И сиреневые астры
На колени положу.
"Боже мой, какая прелесть!"
И на несколько минут,
От твоей улыбки греясь,
Астры ярче зацветут.
Саня прочла эти строки давным-давно, и запали они ей в душу, и тревожили каждую осень нежной тоскою, и возникали неизменно в памяти, когда случалось оказаться у цветочных рядов. Наверное, в глубине души Сане всегда хотелось, чтобы ей вот так же кто-то преподнес астры. Но из какого-то суеверного страха или из боязни лишиться своей маленькой заветной тайны - Саня и сама-то не до конца понимала, почему именно - никому и никогда не рассказывала она об этой бесхитростной мечте.
И вот оно - сбылось! Дивный букет сиреневых астр!
Саня далеко не кисейная барышня, она - строгий преподаватель лицея. И все же...
Все же она почувствовала тогда, как сладостно тает ее сердце, тягуче-томительно растекаясь янтарным медом...
И тут - о, проза жизни! - выясняется вдруг, что имя у нее - пацанячье, да к тому же... дворовое! Как тут не обидеться?
Но Олег нашелся скоро. Заметив собственную оплошность, он смущенно добавил, что созвучное ее имени английское "sun" переводится как "солнце", а это очень соответствует внешнему облику Сани. От нее-де исходят волны тепла, рядом с ней уютно, спокойно и как-то... солнечно, что ли.
Солнечно, солнце...
Что ж, сравнение ее вполне устроило, и польстило даже, и она благосклонно позволила взять себя под локоток, помня о крутых ступенях и шпильках собственных туфлей. Как здорово, что новый знакомый, по всей видимости, неплохо воспитан, иначе ей самой просто пришлось бы вцепиться в его рукав, подумала тогда Саня.
А Олег так и стал обращаться к ней с тех пор - вначале это было просто "Солнце", но очень быстро трансформировалось в "Солнце мое". И было оно не ласковым прозвищем вроде "рыбки" или "киски", а именем собственным, так сказать.
Спустя месяц после знакомства Олег представил ее своим родителям, а вечером следующей же пятницы Санина мама завела в громадной кастрюле тесто:
- Приглашай кавалера на завтрашний обед, Санюшка.
- Мам...
- Пора-пора, чего время тянуть?
В который раз мама бестактно, как считала Саня, напоминала о ее возрасте - "в двадцать девять некоторые уже детей в школу водят, а ты все в девках". Сане не нравилось это мамино выражение - "в девках". Девки - это те, что сидят поздним вечером в сквере, с банкой пива в руках. Или те, что пьяненькой визгливой стайкой выкатываются из какого-нибудь питейного заведения. Или... да мало ли примеров можно привести! Она же, Саня, девица. "Девица на выданье" - так говорили в старину, и Саню это вполне устроило бы.
- Господи, да какая разница! - горячилась обычно мама. - Девка или девица - а вывод-то один. Замуж тебе надо, Саня!.. А если ты никуда не ходишь, кроме своей работы, так и ищи жениха там. Неужели у вас в колледже нет приличных мужчин?
- Почему же нет? Вахтер наш, Ксенофонт Пантелеевич - очень даже приличный. Или, скажем, охранники. Те, что являются на смену непременно с одутловатыми физиономиями, а от самих за версту разит пивным духом. Чем не вариант?
Саня понимала, что обижает маму своим неуместным ерничаньем, но ничего с собой поделать не могла. Маму она очень любила и жалела, ведь это единственное, что было у нее - отец умер шесть лет тому назад. Но ведь и мама знала, как Саня относится к критике! А то, что в свои двадцать девять она все еще не устроила личную жизнь - разве не критика? О-о, еще какая!
- Хорошо же, если ты не делаешь никаких попыток что-то изменить - этим займусь я, - постановила как-то мама после очередной размолвки с дочерью.
И занялась. Втайне от Сани.
Однажды ясным воскресным утром, когда Саня еще нежилась в постели, мама вошла в ее комнату и игриво кинула поверх одеяла какой-то конверт:
- Держи, это тебе!
- Что это? От кого? - изумилась Саня.
Она тысячу лет не получала никаких писем - просто преписываться было не с кем, да и немодно это стало по нынешним-то временам, эпистолярные отношения давно заменила сотовая связь вкупе с социальными сетями.
- А ты посмотри, там сюрприз для тебя, - загадочно улыбаясь, подогрела Санин интерес мама. И присела на краешек кровати.
И тут вдруг вспомнилось, как в детстве мама вот так же утром входила в комнату, и с ласковой улыбкой бросала едва проснувшейся Сане то ароматную грушу, то огромное бордовое яблоко, то сочный золотистый апельсин. И каждый раз это было маленьким утренним сюрпризом! Что же ждало ее теперь?
В конверте оказалось письмо от некоего Олега, написанное каллиграфическим почерком, грамотно написанное, толково. Он предлагал Сане встретиться в ближайшие выходные. К письму была приложена фотография - портрет молодого человека с благородной чеховской внешностью.
- Это как раз то, что тебе нужно, - подытожила мама, видя растерянность и недоумение в глазах Сани.
- Постой, я ничего не понимаю... Где ты это взяла? - спросила вылезшая из кровати Саня, криво застегивая халат.
- Съездила с утра на главпочтамт и получила.
- Господи, мама, ты что, сообщила какому-то проходимцу наш домашний адрес? А вдруг он вор или... маньяк какой-нибудь?
Саня была поражена. Обычно осторожная и благоразумная мама - и вдруг такое!
- Сама ты, Санька, маньяк! Вполне приличный мужчина, я давно с ним переписываюсь. И никакого адреса я ему не сообщала. Говорю же - на главпочтамт ездила. Надеюсь, тебе известно о такой услуге, как "до востребования"?
- Но где ты его откопала, этого Олега?! - почти выкрикнула Саня. Она чувствовала, что голова ее пошла кругом, и соображает она с каждой минутой все меньше и меньше.
- В газете, - спокойно ответила мама, направляясь в кухню. - В разделе брачных объявлений. Олег разместил там предложение о знакомстве, а я ему ответила от твоего имени... Иди умывайся и приходи пить чай, я булочек свежих купила. С повидлом, как ты любишь.
"Похоже, со своей навязчивой идеей найти мне мужа мама совсем сошла с ума, - решила тогда Саня. - Брачное объявление! Надо же такое выдумать!.. А женишок-то явно зануда первостатейная... или подлец, от которого с удовольствием избавилась несчастная жена. Разумеется, писать я этому чертову Олегу не стану. И ни на какое свидание не пойду."
Но все же она пошла - сама не знала, почему, но пошла.
И вернулась с букетом сиреневых астр.
***
- Санька, ты влюбилась, - крнстатировала через какое-то время мама. - И не качай головой, пожалуйста, я же не слепая!
Саня с опаской относилась к своему возникшему чувству, она усердно пыталась скрыть его не только от мамы, но и от самой себя в первую очередь.
Когда-то, давным-давно, Саня уже была влюблена. Безудержно, безоглядно. Навсегда, как ей казалось. То была вторая ее влюбленность, первая случилась еще на третьем курсе института. Но та, первая, как-то сама собой быстро прошла и забылась, а тут...
Он был говоруном и красавчиком со средиземноморскими миндалевидными глазами и темными локонами до плеч.
"Прохвост", - вынесла тогда свой вердикт мама.
Саня оскорбилась.
Мама и представить себе не может, насколько хорош ее избранник! Просто она не видела его никогда, знает только со слов Сани! А ведь он такой веселый, щедрый, остроумный! Необыкновенный! А какими дивными были вечера, проведенные в его коммуналке! Стояла декабрьская стужа, и они с Саней, продрогшие и розовощекие с мороза, с хохотом, целуясь на ходу, вваливались в его теплую уютную комнатку - с неизменными пластиковыми пакетами в руках, набитыми фруктами, шоколадом и сладким вином. Чуть захмелев, он брал в руки гитару и божественным голосом пел о любви, и бросал выразительные взгляды на млеющую Саню, и с томным придыханием выводил все новые и новые рулады. Куплеты эти он сочинял сам - для Сани. По крайней мере, он так говорил, и Саня охотно и с удовольствием верила в это. Уже потом, когда любовь рухнула карточным домиком, Саня услышала те же песенки в исполнении учащихся своего лицея, поехав как-то с ними за город.
А рухнула любовь по вполне тривиальной причине - неожиданно вернулась из деревни супруга Саниного обоже. Вернулась в обществе двух таких же смазливых и вертлявых мальчишек, как и их папаша. Оказалось, семейство гостило у бабушки с дедушкой, но под Новый год соскучилось и решило нагрянуть - своеобразным сюрпризом.
Сюрприз вышел на славу. Саня в это время резала на коммунальной кухне овощи для салата. Она с упоением мурлыкала куплетики своего ухажера, когда тот примчался с перекошенным лицом, схватил Санину миску и бабахнул ее на ближайший стол: "Сделай вид, что ты пришла не ко мне, а к соседям! А потом потихоньку оденься и уходи... Пальто на вешалке в коридоре... хорошо, что ты сегодня его там оставила! Я позвоню..." Смазливые вертлявые ребятишки детсадовского возраста маячили у него за спиной, с интересом разглядывая ничего не понимающую Саню.
Она потом и вспомнить не могла, как добралась домой. Было больно и стыдно, хоть сквозь землю провались. В ванной она пустила воду и долго рыдала, не в силах перенести предательства и лжи. Саня представляла себе, как после отъезда семьи в деревню предмет ее страстной любви запихивает в шкаф вещички, которые бы указывали на наличие оной, и отправляется на поиски такой дурочки, как она - и не хотела жить. Она чувствовала, что мама все это время торчит за дверью, и от этого становилось еще хуже.
- Прохвост - он и есть прохвост, - приговаривала мама потом, отпаивая на кухне икающую Саню горячим сладким чаем. - Ты же не хотела слушать, теперь пожинай плоды.
- Мам, да ты не видела его ни разу! Как можно огульно судить человека? - На дне Саниной души еще теплилась какая-то надежда, она все еще пыталась оправдать сладкоголосого обманщика.
- Я проинтуичила. Ничего сложного в этом нет, особенно в твоем случае - все ж лежало на поверхности. Просто ты не видела ничего, как и все влюбленные.
Мама погладила Саню по голове, и та поймала ее руку, и прижалась щекой, и замерла. И заревела снова, отказываясь поверить в то, что мама, как всегда, была права.
Теперь, когда в ее жизни появился Олег, Саня пыталась осторожничать, уговаривала сама себя, убаюкивала рождающееся чувство. Она с каким-то садистским наслаждением выискивала в Олеге недостатки, запоминала каждую его неловкость, каждый промах. Экзекуция длилась лишь месяц-другой, а потом...
Потом она рукой махнула, и радостно поплыла в обволакивающих, нежных волнах своего нового чувства, затопившего все вокруг...
Саня любила своего Олега, любила так, что порой страшно становилось - вдруг все исчезнет, канет в небытие, как это часто бывает в сказках. Ведь нельзя же так жить - как в сказке. Так не бывает. Во всяком случае, не должно быть. А у нее было. Она жила, как в сказке. Именно так она однажды и ответила маме на ее вопрос: "Живу, как в сказке!" Ответила и испугалась, и безотчетный страх поселился в душе. И всякий раз, когда Олег возвращался вечерами домой, устало прижимался к ней и шептал: "Солнце мое!", Саня боялась. Она и сама не знала, чего именно. Просто боялась - и все.
Через год после свадьбы родился Кирюшка, и надо было видеть, как горд и счастлив был Олег! И все-то у них было хорошо - и любовь, и достаток, и жили-то в отдельной квартире, доставшейся Олегу от бабушки. Спустя два года Саня забеременела вновь, УЗИ показало, что будет девочка. Саня была на седьмом небе от счастья, она всегда мечтала о дочке. Но каждый вечер, когда Олег шептал ей: "Солнце мое!", у Сани начинало саднить где-то в области сердца...
Она боялась...
***
Вот и сейчас она боится.
Боится, что замешкается, не успеет, упустит...
Вон как резво одевает ее малышку гренадер Валюня, приговаривает что-то, сюсюкает. А на нее, на Саню, и внимания не обращает, словно бы и нет ее!
За дверью толпятся в томительном ожидании Санины родственники, она слышит их голоса. Мама, кажется, плачет - расчувствовалась. Кирюшка что-то спрашивает у Олега, и тот отвечает напряженным деревянным голосом. Волнуется, понятное дело. Таисия Львовна шуршит целлофаном своих заморских роз и протяжно вздыхает, будто они ей все руки оттянули. Евгений Васильевич и вовсе в машине остался - Саня видела, как свекровь пыталась утянуть его за собой, но тот вырвался и только рукой махнул, отвернулся резко, с каким-то отчаянием отвернулся - мол, идите сами, без меня как-нибудь...
А Саня боится...
Ей страшно до жути, и она ощущает вдруг, как от всеобъемлющего, заполонившего все вокруг страха начинает лихорадочно метаться у пеленального стола, прямо за спиной у Валюни...
"Они привыкнут без тебя!"
Боже!!!
Что это?!
Она поднимает глаза и видит там, высоко, в бесконечной звенящей тишине, что-то родное, близкое до боли.
"Папа!"
"Они привыкнут без тебя!"
На нем прозрачные белые одежды, странно рассеивающиеся в далекой невесомой дымке.
Он манит ее, увлекает за собой, поднимаясь все выше и выше, исчезая и появляясь вновь.
"Нет-нет, я не могу!!! Я должна остаться!!!"
"Они привыкнут без тебя!"
"Не-е-ет!!! А как же мои дети?! Как же моя дочь, мое солнышко, ведь я так ее ждала!!! Я хочу засыпать и просыпаться рядом с ней, слышать ее нежный лепет, видеть, как умильно она чмокает губками, впитывая живительную материнскую влагу!!! Нет-нет, я должна остаться!!!"
"Они привыкнут без тебя!"
Его уже почти не видно, но она, как завороженная, не в силах оторвать глаз, все вглядывается и вглядывается в мутную беспросветную бездну, пока что-то не ослепляет ее.
СОЛНЦЕ!!!
Боже, какое же оно яркое, обжигающее, неистовое!
Она почти слепнет, она уже ничего не видит, и только чувствует, как какая-то неотвратимая сила стремительно уносит ее вверх, не оставляя ничего - ни печали, ни боли, ни сожаления...
Она покорно протягивает безвольные руки и на немыслимой скорости мчится навстречу безвестности - туда, где головокружительно и торжествуя сияет солнечный диск. И только немой ее крик до краев заполняет бесконечно гулкую пустоту:
"СОЛНЦЕ МОЕ!!!"
***
Валюня нервно курила на усыпанном осенними листьями крыльце заднего дворика, когда в дверном проеме показалась круглая мордашка молоденькой санитарочки, устроившейся в больницу накануне и вышедшей на свою первую смену:
- А я вас везде ищу!
- Зачем? - Валюне хотелось, чтобы ей не мешали, чтобы не лезли с глупыми вопросами такие вот соплячки. Пусть позже, но только не сейчас, когда ей, Валюне, так плохо. Когда так тошно ей.
- Да вот, думаю, что с платьем-то делать?
- С каким еще платьем?
- Ну, с тем, что мамочка выписанной девочки забыла... Может, позвонить им, пускай кто-нибудь вернется и заберет, пока далеко не уехали?
Валюня бросила окурок в ведро с грязной водой, где на поверхности плавал одинокий желтый лист. Сунула руки в карманы халата, шумно потянула носом и подвинулась на крыльце, приглашая санитарочку присоединиться к ней.
- Не надо никуда звонить. У этой малышки нет мамочки. Умерла ее мамочка.
- Как это - умерла? - Пристроившаяся рядышком девчонка даже глаза округлила и вытаращилась на Валюню.
- Обыкновенно. Кесарили ее, и во время операции хирург случайно задел аорту, открылось внутреннее кровотечение - и женщина погибла. Все произошло уже в послеоперационной палате.
- Вот ужас-то! И бывает же такое... - после короткого молчания выдавила из себя пораженная санитарочка.
Валюня тяжело вздохнула и снова закурила:
- Бывает... А платье привезла мать умершей - видимо, ополоумела от горя. Сказала, это для Сани. Для дочери, то есть. Поняла теперь?
- Угу, - кивнула головой девчонка. - Наверно, матери будет еще тяжелее, если мы вернем платье. А так - вроде как Саня его надела...
- Знаешь, а ведь сегодня как раз сорок дней, как все это случилось, - тихо заметила Валюня. - Я слышала, до этих пор душа находится рядом со своими родными, а на сороковой день покидает землю...
- Так, может, эта Саня все еще здесь? - поежилась девчонка и опасливо глянула на Валюню.
- Вряд ли. Зачем ей? Ребеночка выписали, домой увезли... Теперь ее здесь ничто не держит... Пошли, работать надо.
... Далеко за городом свежий холмик земли был усыпан сотнями сиреневых астр, нежно подрагивающих под лучами прохладного осеннего солнца...