Бондаренко Андрей Евгеньевич : другие произведения.

Братство Че (1), гл.7,8.

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Глава седьмая.
   Миттельшпиль.
  
   Погоня отстала, а, может, и не было её вовсе - испугались, засранцы, гранат, разбрасываемых мною во все стороны. Понятное дело: за столько то лет спокойной жизни избаловались, отвыкли от реальных боестолкновений. А тут - здрасти-приехали: штук пять, не меньше, жмуриков получили в односчастье, плюсом - гранаты в камышах разрываются регулярно. Приписали, естественно, отошли, затаились. И это, пацаны,
   только начало! То ли ещё будет! Пришло времечко за подлость и предательство расплачиваться - по полной программе!
   Отошёл к югу километра на три, выждал ещё с часик. По логике военной - стоило бы ещё часа три-четыре выждать, да больно уж неуютно было в этих камышовых зарослях долбанных Сизых Болот: москиты, прочие мошки кровососущие местные одолели нешуточно, а накомарник и химия всякая, этих гадов отпугивающая, в Лагере остались. Да и к своим стоило поторопиться - как бы Мари, как женщина всякая - ждать долго не приученная, не учудила чего.
   Подобрался к самому краешку камышей, осторожно выглянул, осмотрелся.
   Визуально - всё спокойно на Индейском Нагорье, солнышко каменное плато освещает, вокруг - ни души. Вот только - те большие валуны, беспорядочно в отдалении разбросанные, внушают некоторые опасения. С одной стороны - далековато до них, около километра будет, а, с другой - именно там снайпера опытного, с карабином нарезным, оптикой хорошей оснащённым, я и расположил бы.
   Полежал в камышах ещё минут десять, да и припустил по нагорью короткими зигзагами - где наша не пропадала.
   Метров двадцать и пробежал всего - Взззз! Стрела индейская в правое плечо вошла, пробила его насквозь, с другой стороны наполовину древка высунувшись.
   Больно то как! А, главное, обидно - так лохонуться: всё в даль смотрел, камушки всякие тщательно осматривая, а дозорный где-то в камышах засел, возможно, совсем рядом с моей последней лёжкой. И, ничего с этим не поделать: у нас одна логика, у этих индейцев - совсем другая, прямо противоположная.
   Упал на левый бок, пытаясь автомат с раненного плеча сорвать - не получается, в сторону перекатился, нож из ножен выхватил - поздно, прилетело по затылку чем-то тяжёлым, дальше - темнота, круги фиолетовые.
   Пришёл, вроде, в себя, но глаза сразу открывать не стал, решил сперва к ощущениям организма прислушаться. Правая сторона тела вовсе не ощущается - будто и нет её, пальцы левой руки шевелятся, а вот ноги - похоже, связаны крепко и умело.
   - Спокойно лежи, друг, - произнёс кто-то на ломаном испанском. Голос, похоже, подростку принадлежал, - Всё хорошо. Живым будешь.
   Ладно, поверим. Открыл глаза - лежу, прислонённый к какой-то каменюге, под головой мягкое что-то. Надо же, кто-то заботливый такой попался - сперва по затылку чем-то тяжёлым приложил, а потом под эту гематому подложил мяконькое - чтобы не больно было. Гуманист, однако. Оказалось, что я голый по пояс, правое плечо туго перевязано плотной белой тканью, так, что и рука правая оказалась плотно примотанной к туловищу. Профессионально, ничего не скажешь, и стрелу из раны, очевидно, вытащили. Ноги у щиколоток туго перехвачены крепким кожаным ремнём, ботинки предусмотрительно сняты - босиком по местным каменным россыпям не очень то и побегаешь.
   Ну, и кто же здесь - такой хваткий?
   Господи - стыдно то как!
   Напротив меня, метрах в пяти, сидела на корточках индианка, несомненно - чиго. Молоденькая совсем, лет двадцать, хотя у индейцев этот возраст считается уже весьма почётным - как у нас сороковник.
   Девчонка невозмутимо смотрела на меня своими чёрными глазами и молчала.
   Да без вопросов, мы ребята тоже неразговорчивые, в молчанку играть - не впервой.
   После нескольких минут тишины, индианка всё же спросила, тыкая в меня тоненьким указательным пальчиком:
   - Как зовут Того, Кто живёт на твоём плече?
   Хороший вопрос. Совсем не сразу до меня дошло, что это она про татуировку на моём забинтованном плече спрашивает.
   Его зовут, - отвечаю, стараясь говорить неторопливо и внятно, так как и мой испанский совершенством не отличается, - Эрнесто Че Гевара.
   - Правильно, - девица отвечает, головой кивая. Мимолётно улыбнулась даже.
   Ещё помолчали.
   Чувствую, что с таким темпом разговора можно тут целую вечность просидеть, беру инициативу на себя:
   - Почему ты меня не добила? - Спрашиваю.
   На этот раз индианка ответила почти сразу, и минуты не прошло:
   - Полное Солнца назад один белый Человек спас меня, моего отца, моего брата, других чиго - многих. У этого человека на плече тоже Че Гевара жил. Чиго - должники того Человека. У тебя - Че Гевара на плече. Значит, ты - брат тому Человеку. Значит - наш друг. Плохие gringos за тебя много денег обещали. Но, ты - наш друг. Чиго - твои должники. Ты - будешь жить!
   Всё бы ничего, да рана давала о себе знать - цветные круги перед глазами, тошнота, слабость во всём организме. Мою новую знакомую звали Айна. Развязала она мне ноги, помогла ботинки на ноги напялить, водой из фляги кожаной напоила. Поболтали с ней немного - типа, посовещались. Выяснилось, что в двадцати километрах маленькая деревушка чиго располагалась, тщательно от Хозяев спрятанная. Решили - туда идти: и подлечится мне надо было, и, по словам Айны, там было - у кого дельного совета спросить.
   Влезла индианка на валун здоровенный, птицей какой-то местной прокричала что-то в сторону камышей - протяжно так, тоскливо.
   Минут через пять пацанёнок чиго прибежал - лет десять ему не больше.
   Достала Айна из моего планшета лист бумаги, ручку шариковую. Написал я левой рукой своим письмо - велел юного проводника слушаться и следовать за ним следом к индейской деревне. Чтобы непоняток, каких не возникло - левой рукой же писал, каракули сплошные получились, - с шеи медальон свой снял, пацану отдал, - как бы пароль.
   Объяснил - как Отряд найти, индианка перевела, усиленно жестикулируя, убежал мальчишка - в сторону нужной лощины.
   А мы с Айной, по самому краешку камышей, поковыляли в противоположном направлении. Трудно было, бреду, хромая, на плечо индианки опираясь. Вот ведь странность - правое плечо ранено, а правая нога - здоровая на все сто процентов - идти отказывается. Через два часа на привал расположились. Лежу на какой-то каменюге тёплой - нет никаких сил идти дальше. А тут ещё то ли миражи начались, то ли - бред горячечный: в небе, слева - над бурой скалой, параллельным с нами курсом судно океанское движется - большое, только сиреневое, сиреневые блики от иллюминаторов во все стороны веером рассыпаются. Красиво - до жути.
   В небе, прямо над нашими головами, медленно и совершенно бесшумно, проплывает сиреневый самолёт - гигантский кукурузник. За штурвалом - сиреневый лётчик, улыбается, машет нам рукой, сволочь.
  
   Главное, знакомое судно, уже виденное где-то. Да, и кукурузник со сволочью-летчиком - знакомы, определённо.
   Загадал - если вспомню, где всё это видел уже - значит, не подохну, значит - дойдём....
   Долго вспоминал. Вспомнил.
  
   -Ладожские миражи-
   В своей жизни я видел много миражей - и в пустыне Кызылкум, и в болотистых джунглях Вьетнама, и даже, в одно особенно жаркое лето - над безымянным заливом Японского моря.
   Но ладожские миражи - они особые, любимые.
   Почему?
   А, может быть потому - что они родные? То бишь - на Родине увиденные?
   Наступил март, приближалась полноценная весна. Решили мы с Гариком, пока ещё не поздно, на зимнюю рыбалку сползать. Лёд на Ладоге ещё надёжным был, но стоит на недельку-другую припозднится - и искупаться запросто можно.
   Встречаемся поздним вечером на Финляндском вокзале - необходимо на последней электричке доехать до конечной станции с профильным названием - "Ладожское Озеро", заночевать на вокзале, а рано утром, ещё в полных сумерках - выдвигаться к рыбе поближе.
   Встретились-поздоровались, смотрю, а Гарик какой-то не такой, скулы заострились, взгляд непривычно скользящий. Выясняется, заболел напарник, - температура - под сорок.
   После того, как Лёнька Волжанин от воспаления лёгких помер, я к таким вещам серьёзно стал относиться.
   - Давай, Гарик, - говорю, - Отложим на фиг эту рыбалку. Сейчас я тебя домой провожу. Водки горячей с малиновым вареньем попьёшь - к утру вся хворь и отступит.
   - Нет, не пойдёт так, - заявляет Гарик, - Во-первых, клин клином вышибают - ломанёмся к Зеленцам, пропотею по дороге, потом в палатке отлежусь. А, во-вторых, у меня водка горячая с малиновым вареньем - с собой.
   И демонстрирует термос трёхлитровый, китайский.
   Смотрю, спорить с ним бесполезно - настроен серьёзно, а экипирован, термос учитывая, и подавно.
   Приезжаем на станцию, кемарим в уголочке - народу в здании вокзала много набилось, - одни корюшку ловить настроились, другие - к Кариджскому маяку за окунем собрались.
   Каридж место тоже почётное - часа четыре до него по торосам добираться, но окуни там ловятся - по килограмму и более, да и щуки крупные попадаются иногда.
   Получается, на Зеленцы только мы настропалились. Зеленцы - это острова в двадцати километрах от берега, во время войны через них Дорога Жизни проходила, и сейчас ещё там бараки-сараюшки разные стоят, если что - и переночевать можно запросто.
   Я был на этих островах один раз, но только летом, Гарику же и вовсе не доводилось, он всё больше к Кариджу бегал, или на мелководье рыбачил.
   Но с собой имеется подробная карта и надёжный компас. По плану - должны за световой день добраться до островов, разбить там лёгкую палатку и порыбачить в волю.
   По слухам, неделю назад под Зеленцами ночью очень хорошо плотва крупная - грамм по пятьсот-шестьсот, клевала.
   Как только за окнами начало сереть - выходим. Лёгкий морозец, хрустящий снежок под подошвами валенок, в небе - одинокие редкие звёздочки.
   От вокзала до берега ведёт широкая, хорошо натоптанная тропа. У берега тропа раздваивается - правая - к мысу Морье - там корюшка, ерши и прочая мелочь клюёт, левая - к Кариджскому маяку.
   В сторону Зеленцов троп нет. Оптимизма этот факт не вызывает, но и для пессимизма повода нет - никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь, - диалектика.
   Определяемся по компасу, выбираем направление. Идётся пока легко - под ногами твёрдый наст. Светлеет, прямо по нашему курсу всходит неяркое солнышко - значит, правильным курсом двигаемся, - на восток.
   Гарик сперва достаточно бодр и весел, но часа через три начинает отставать, делаем привал. Немного перекусываем, запиваем напитком "на малиновом варенье". Заметно холодает, опускается туманная дымка, солнца не видно совсем.
   Идём дальше. Бросаю взгляд на компас - мамочки мои, стрелка пляшет из стороны в сторону, разве что - круги не выписывает. Ну и как понимать это?
   - А это значит, что мы уже где-то совсем близко, - объясняет Гарик, - Тут во время войны столько машин под воду ушло, ну и снарядов всяких, бомб - вот компас то это железо и чует. Раньше мы над глубиной были, а сейчас к островам вышли - тут уже мелко, компас и взбесился.
   Решаем: остановится, порыбачить, дождаться, когда туман исчезнет - а там и определится по месту нахождения. Ставлю крохотную полиэтиленовую палатку, дома с помощью паяльника изготовленную, зажигаю в палатке пару маленьких свечей, в пустые банки из под майонеза предварительно размещённые. Гениальное изобретение - на улице минус пятнадцать, а в палатке, уже через десять минут - плюсовая температура.
   Гарик выпивает неслабую порцию лекарства из термоса, влезает в спальный мешок и преспокойно засыпает. Спит он до самого вечера, только храп по озеру разносится.
   Я потихонечку рыбачу, сверля лунки в значительном отдалении от палатки - я Гарику шумом от лунок буримых, спать не мешаю, он мне, храпом - рыбу ловить. Рыбка ловится потихоньку - плотвичка, окуньки, даже щурок один попался.
   В природе начинает что-то странное происходить. Уходит туман, резко теплеет - даже дождик мелкий начинает моросить. А вот и Зеленцы - с километр всего не дошли, даже бараки старые видны отчётливо.
   Откуда-то издали прилетает странный шум - будто поезд скорый где-то по ладожскому льду следует. Звук становится всё громче, уже видна приближающаяся со стороны островов тёмная фигура неясных очертаний. Через пять минут становится ясно - это здоровенный лось. Голову рогатую к небу задрал и чешет - прямо ко мне.
   Громко кричу, зверь останавливается и смотрит на меня совершенно ошалевшими дикими глазами. Кричу ещё раз - лось испуганно приседает, делает кучу, разворачивается на девяносто градусов, и гордо, закинув массивные рога на спину, с закрытыми глазами - удаляется в ледяные просторы, в направлении, противоположном берегу. Тут же вытаскиваю крупного хариуса - рыбу в этих местах редкую.
   Не иначе, Весна по-настоящему пришла, вот природа и опьянела немного.
   К вечеру просыпается Гарик, на удивление здоровый, без каких-либо признаков температуры повышенной. Теперь настала моя очередь подремать пару часиков перед ночной рыбалкой. Просыпаюсь, перекусываем. Поднимается ветер - плотно зашнуриваем палатку, прикармливаем лунки, внутри палатки заранее просверленные.
   В палатке хорошо, тепло, негромко трещат свечи, с наружи дует ветер нешуточный, по крыше стучит крупный дождь. Плохо это: ветер - потому что лёд весенний оторвать от берега может; дождь - потому что мы в валенках. Валенки, конечно, на "резиновом ходу", но, когда на льду будет сантиметра три воды - утешение слабое.
   К утру налавливаем килограмм пятнадцать разной рыбы, даже пару сигов попадается.
   Пора к дому. Дождь стих, сквозь редкие сиреневые облака проглядывает весёлое солнышко, дует тёплый ветерок. На льду, правда, за ночь скопилось немало воды - ноги тут же становятся мокрыми - противное ощущение.
   Трогаемся в обратный путь. Гарик идёт первым. Вдруг он резко останавливается и удивлённо произносит:
   - Смотри, Андрюха, берег то - бежит!
   Ну, думаю, опять у Гарика температура поднялась, бредит - не иначе.
   Присмотрелся - и правда, береговая линия, еле видимая вдали, начинает плавно стираться зигзагами, как будто и впрямь - бежит. Вот и мыс Марье растворился, и маяк береговой пропал куда-то.
   Впереди - до самой линии горизонта - только снежные торосы.
   Оборачиваюсь - и линия береговая, и маяк - находятся позади нас, где быть им совсем не полагается. И сиреневое всё какое-то, ненатуральное.
   Останавливаемся, перекуриваем, обсуждаем.
   А безобразия продолжаются - был один маяк, потом стало - два, три, десять - надоело считать - плюнули. Потом глядь, слева, вдалеке, параллельным с нами курсом судно океанское движется - большое, только сиреневое, сиреневые блики от иллюминаторов во все стороны веером рассыпаются. Красиво - до жути.
   Но, красота красотой - а к дому двигаться то надо. Решаем - миражам не верить, а курс держать согласно здравому смыслу, то есть - по компасу, ведущему себя нынче благоразумно и прилично.
   Через час, из-за очередного тороса, показываются трое мужиков. Обычные мужики, только сиреневые, опять же. До них метров двести, идут впереди нас в том же направлении. Вдруг у мужиков пропадают головы, через минуту - одни только ноги бредут куда-то, потом - никого нет уже впереди, пропали совсем.
   В небе, прямо над нашими головами, медленно и совершенно бесшумно, проплывает сиреневый самолёт - гигантский кукурузник. За штурвалом - сиреневый лётчик, улыбается, машет нам рукой, сволочь.
   Конец Света какой-то. Бред пьяного телёнка в чукотской тундре, на исходе Ночи Полярной.
   Неожиданно всё прекращается, сиреневые облака ушли куда-то, оптический обман прервался - надолго ли? Впереди, уже недалеко совсем, берег с маяком, позади - трое давешних мужиков безголовых, но сейчас - с головами. Догоняют нас постепенно.
   - Видали, - орет идущий первым молодой краснощёкий здоровяк в овчинном тулупе, - Миражи то в этом году какие - просто блеск! Сахара знаменитая, к такой-то матери, отдыхает. Вас, ребята, кстати, сперва шестнадцать было, потом - восемь, четыре, а теперь вот - двое. Вы то хоть - настоящие?
   - Да вы сами ещё недавно без голов вовсе разгуливали, что тот всадник в пампасах, - парирует Гарик.
   Дальше идём вместе.
   - А там, впереди, что-то неладно, - говорит один из новых знакомых.
   И действительно, впереди толпа народу, все бегают туда-сюда, руками размахивают.
   Подходим, так и есть - сбылись худшие ожидания. Не просто так ночью ветер бушевал - оторвало таки лёд от берегового припая, между нашей льдиной и береговым льдом - трещина нешуточная, метров двадцать уже будет, - и расширяется прямо на глазах.
   На льдине скопилось человек триста. От маяка подходит небольшая лодка - человек пять вместить сможет, и то, если без рюкзаков и ящиков рыбацких. Среди толпы начинаются споры и разногласия - а кому первому спасаться? В воздухе повисает матерная ругань, отчётливо пахнет дракой. Никто не хочет рыбу пойманную на льду оставлять.
   А тут ещё Гарик куда-то подевался.
   Ага, вот и он - отошёл метров на сто в сторону, лунку пробурил и рыбку ловит - как ни в чём не бывало, да ещё и рукой мне машет, мол, греби сюда, клюёт.
   Подхожу, сверлюсь рядом, удочку опуская в лунку.
   - Понимаешь, - говорит Гарик, - тут же всё достаточно просто, только быть надо внимательным. Ветер то у нас - восточный? Восточный, да и крепчает понемногу. А вон видишь, в двух километрах - мыс Морье? Льдину нашу скоро туда и прибьёт, а там мелко - переберёмся на берег без проблем. Я в том году по этому маршруту два раза выбирался.
   А на берегу спасённых этих милиция, наверняка, встретит, штраф выпишет. Да штраф то ерунда, а вот бумага в институт придёт - опять отмывайся, доказывай что ты - белый и пушистый, в духе борьбы за коммунистические идеалы воспитанный.
   Так что сиди, рыбачь, тут места корюшковые.
   И действительно, пока до мыса дрейфовали - корюшкой ещё разжились - для ассортимента полного.
   Прибило льдину к берегу, торосы на месте стыковки подниматься метровые стали. Народ туда и ломанулся дружно, а Гарик сидит себе, дальше рыбачит:
   - До чего же народ у нас глупый и нетерпеливый. Сейчас то торосы ещё не устоялись, полезешь через них - обязательно провалишься, а глубина там - метра полтора. Так что пойдём туда только часа через два. За это время торошение прекратится, льдины друг к другу притрутся - пройдём, как посуху.
   Так всё дальше и случилось, впрочем - ноги и так мокрые уже были.
   Перебрались на мыс - а там костры вовсю жаркие горят, - это торопыги несчастные сушатся, - до станции то ещё километров семь чапать.
   Приехал я домой. Бабушка обрадовалась - в кои веки внучок рыбы столько домой принёс. А потом, глядя, как я безрезультатно пытаюсь валенки с ног стащить, говорит:
   - Ничего у тебя, внучок, не получится. Уж поверь мне, в войну то я на лесных заготовках работала - знаю. Если валенок мокрый на ноге часов десять посидит - ни за что потом не снять, срезать будем.
   Жалко валенок, новые были, практически. Промучился я ещё часа полтора, да и сдался - срезала их бабушка за пять минут, к следующему зимнему сезону новые покупать пришлось.
   Рыбачил я потом по последнему льду на Ладоге неоднократно. Но миражей таких никогда больше видеть не доводилось. Только вот сняться они иногда, особенно - кукурузник сиреневый, огромный. Как впрочем, и другие сны - о событиях юности ушедшей.
  
   Как бы там не было, но - вернулись силы, пусть - и чуть-чуть.
   На рассвете - добрели до индейской деревушки.
   Запахло дымком, чиго на встречу вышли.
   Что дальше - не помню. Провал чёрный...
  
  
   Глава восьмая.
   Жаренная собачатина.
  
   Что-то щёлкнуло в мозгу: обоняние вернулось - затхлость сплошная, пахнет каким-то старым тряпьём, сырой землёй, чем-то жареным - непривычно; вот и слух восстановился - кто-то на английском что-то бормочет. Всё отчётливее и отчётливее, сперва - только отдельные слова понятны, а вот - и всё полностью.
   - О, ресницы дрогнули. Открывайте глаза, открывайте! Кругом - одни друзья. Смелее!
   Открыл глаза - полумрак, свеча горит, самопальная - по запаху судя, напротив - бородатая пожилая морда. Явно - белый, судя по говору - природный англосакс.
   - Слава Богу! - Морда говорит, - Я уже не чаял, что в себя придёте.
   - Где - я? - Спрашиваю, - Где Мари, остальные? Вы - кто?
   - Можно я - по порядку поступления вопросов? - Бородатый спрашивает, - Так вот. Вы - в посёлке чиго, в лучшей землянке - сам копал! Называется посёлок - "Тру-ля-ля". Это я придумал. Правда - недурно, с юмором? Ваши - на подходе уже. Айна сказала, что часа через три-четыре - здесь уже будут. А я - Марк, единственный, кто из отряда Бердна - на свободе умудрился остаться.
   - Как я понял, - спрашиваю, - Бернд жив, и где-то в плену, в кандалах содержится?
   - По-видимому - так, - собеседник отвечает, - Только, давайте про это - попозже поговорим? Все подойдут - вот тогда. Не люблю я об одном и том же - десять раз рассказывать. У нас с Вами - сейчас поважней дела имеются. Сил Вы много потеряли, а лекарств у меня - нет совсем. Кроме одного - жаренная собачатина. Чиго уверяют - нет ничего лучше - для восстановления сил, для предотвращения гангрены. Вообще у них - так заведено, при всех заболеваниях. Я тут уже год, без малого, живу. Знаете - действительно помогает! Может, конечно, быть - что просто психологические моменты работают. Но - всё же - работают! Вы как, сможете? Не стошнит? Ну - очень надо!
   - Да нет, - отвечаю, - Точно не стошнит. Уже приходилось пробовать. Давайте - если надо.
   Бородатый передо мной сковородку поставил с мясом нарезанным, вилку деревянную двузубую в левую руку вложил.
   Пожевал я того мяса - сколько смог, действительно - взбодрило, даже правую половину тела стал чувствовать, в правой ноге иголки закололи невыносимо.
   - В ноге колет? - Радостно бородатый спрашивает, - Очень хорошо! Идеально даже! Э-Э.... А, вот спать Вам сейчас - нельзя! У ваших же - есть антибиотики? Вот и отлично! Надо их дождаться - обязательно. Чтобы не уснуть - рассказывайте что-нибудь. Что? Да всё равно - что. Ну, хотя бы - где Вам собачатины довелось отведать? В - Корее? В - Китае? Говорите - в Магадане? Что это такое? Первый раз слышу - расскажите!
   Можно и рассказать. В ноге - уже пила жужжит, плечо - холодное как лёд, даже щека занемела - от того холода, а лоб - в поту, жарко. Говоришь - и полегче, вроде, немного....
  
   -Фраер в белом костюме-
   Иногда, со Временем (как с философской субстанцией) происходят странные метаморфозы. Бывает, только Новый Год встретили, а уже снова - декабрь на дворе. И не произошло, за рассматриваемый период, ровным счётом ничего. А бывает - наоборот. Столько всего случилось, думаешь - года два прошло, не иначе. А посмотришь на календарь - ёлы-палы, и двух месяцев не набежало!
   Странная это штука - Время.
  
   Из Певека летим не очень долго, минут пятьдесят - строго на восток.
   Вот она конечная точка нашего маршрута - посёлок Апрельский, где находится одноимённый прииск, и одноимённая же геолого-разведывательная партия.
   Ничего себе - посёлок. Есть, конечно, и бараки разномастные - куда же без них, но присутствуют и современные пятиэтажки, есть типовая - совсем как в крупных городах - школа, детский садик. Даже немного расстроены - больно уж цивилизовано вокруг, не того ожидали.
   Впрочем, вдоволь поудивляться не удаётся - наутро всех припахивают по полной.
   Ребята получают спецовки и отбывают на свои объекты, меня же Вырвиглаз отводит в расположение полевого отряда, отъезжающего на "Жаркий". Скучно и обыденно представляет, подводит к невзрачному мужичку.
   - А вот это, Андрюха, - говорит Вырвиглаз, - и есть твой прямой начальник, он же - наставник и учитель, он же - бурильщик шестого разряда, - Саганбариев Александр, для простоты - Шура Киргиз, или же, ещё короче - Шурик. А ты при нём будешь - "помощником бурильщика", разряда пока четвёртого только, но если заслужишь - повысим обязательно. Ты его, брат, слушайся, он лишнего не посоветует, а полезному чему - научит обязательно.
   Шурик ростом ещё ниже меня, но гораздо плотней и в плечах пошире, глаза узкие-узкие, куда там японцам. Выглядит лет на двадцать пять, но, как выяснилось позже, ему уже за пятьдесят, даже внуки имеются.
   И по национальности он вовсе не киргиз, а чистокровный бурят из Тувы.
   - Ничего, Андрон, - улыбается мой новый мастер-наставник, демонстрируя редкие чёрные зубы, - Всё хорошо, однако, будет. Всему научим, всё покажем. Поработаем - денег заработаем. Доволен, останешься, однако. Устанешь только сильно очень. Но это ничего - отдохнёшь потом, однако.
   Едем с Шуриком на базу за железяками разными, коронками алмазными буровыми, план-наряд получаем, другие бумаги нужные.
   Заходим в неприметный подъезд такого же неприметного здания. На втором этаже железная дверь с крошечной табличкой: "Первый отдел". Получаем инструктаж, подписываем какие-то документы - получаем допуск для работы на секретном объекте.
   - Повезло, однако, тебе, - говорит Шурик, - Сразу на "Жаркий" попал.
   Из разговора выясняется, что везение моё - сугубо относительное. На Центральном участке буровые бригады работают по нормальному графику: трое суток - двенадцать часов через двенадцать, потом - трое суток отдыхают. А на "Жарком" - тупо -
   двенадцать часов через двенадцать - без выходных - все полтора месяца, на смену отведённые. А что денег больше заработаешь, ещё не факт, не дашь план, пусть и по самым уважительным причинам, всё равно только тариф голый заплатят.
   Короче говоря, "Жаркий" этот самый - натуральная местная ссылка, куда отправляют на перековку всяких там провинившихся и недоделанных. Да ещё вот таких, как Шурик - безропотных и тихих нацменов. Боятся они всего - вдруг начальник зуб заимеет, да и выгонит с Чукотки с волчьим билетом на Большую Землю - в Туву, то есть. А там больших денег не платят, а у Шурика домочадцев на шее - штук двадцать, как их кормить? Поэтому Шурик по первому начальственному свистку готов на всё и везде.
   - И всё равно, повезло тебе, - нудит начальник-бурят, "Жаркий" - жутко секретное место, однако. Золота там - ужас. На вертолёте лёту - час с хвостиком. И площадка вертолётная там есть. Но, однако, на машинах пойдём. Часов сорок. Потому как - секретность! - Шурик назидательно поднимает вверх толстый указательный палец.
   Ну, что ж, посмотрим, что за "Жаркий" такой.
   На следующий день назначен выезд. Всех отъезжающих выстраивают в ряд, шмонают рюкзаки. Во-первых, на предмет выявления спиртного - на "Жарком" сухой закон.
   Во-вторых, изымают все консервы - а вдруг в банках спрятана шпионская аппаратура?
   Зато охотничьи ружья, наоборот, разрешены - места, как-никак, там дикие, всякое случиться может.
   Колонна, состоящая из трёх новеньких "Уралов" потихонечку трогается.
   За баранкой нашего, передового "Урала" - Пашка Обезьян - начальник отряда, единственный из всех отбывающих, кто уже был на "Жарком" и неоднократно, все остальные следуют на сей секретный участок в первый раз.
   Пока дорога вполне сносная, трясёт вполне терпимо, жить можно. Едем по грунтовке, проложенной прямо по откосу пологой сопки, справа нависает каменный приступок, слева - пологий склон, поросший кустарником - карликовыми берёзами, ольхой и чем-то хвойным.
   Сзади раздаётся громкая автомобильная сирена, останавливаемся.
   Вдруг, из бокового окошка последнего "Урала" раздаются выстрелы - один, второй, третий, четвёртый. Из дверцы вываливают возбуждённые мужики, толпой группируются у кабины вахтовки, всматриваются куда-то по склону - в даль.
   Подходим - оказывается, из окошка усекли медведицу с двумя медвежатами - и давай палить почём зря. Кажется, одного медвежонка подстрелили таки - что-то бурое в кустарнике лежит неподвижно.
   - Ну, вы дикие какие-то! - Возмущается Обезьян, - Зачем медвежонка замочили? Всё равно не достать его. Или кто смелый всё же найдётся? Медведица то - жива осталась, прячется где-то рядом. Что - нет смелых? Уроды грёбаные! Ну, допустим, захотелось кому-то медвежатинки отведать. Высмотри себе одинокого медведя, завали, тут этих медведей - как собак нерезаных. Засранцы вы всё-таки.
   Не прекращая ругаться и ворчать, Пашка залезает в кабину, едем дальше.
   И, действительно, пока до лагеря доехали, видели медведей этих - не сосчитать.
   И одиночные попадались, и - группами. Самое интересное, что все медведи были разномастными - от практически чёрной до светло-жёлтой окраски. Один раз видели на сопке группу из трёх косолапых: один - палевый, другой - светло-рыжий, третий буро-чёрный. В чём тут дело? Даже многоопытный Обезьян ответа не знал.
   На рассвете, по крохотному ручью (здесь вместо дорог используют русла ручьёв и речек небольших) выезжаем на морской берег - Анадырский залив Берингова моря.
   На море полное безветрие. Ласковый прибой перебирает разноцветную гальку.
   По контуру берега - высоченные скалы, метрах в четырёх от уреза воды по скалам прочерчена белая непрерывная линия - делать кому-то нечего было? Часа два едем вдоль берега, потом делаем привал.
   Над капотами усталых машин поднимается белый пар. Водилы тоже устали нешуточно, прямо под колёса "Уралов" подстилают ватники и заваливаются спать.
   Разводим костёр, готовим королевский обед - макароны с тушёнкой, плюс крепкий чай.
   После обеда все разбредаются кто куда.
   Мне, как самому молодому, поручают помыть грязную посуду. Складываю всё в объёмный котёл из под макарон, иду к морю.
   На берегу тщательно намыливаю ложки-вилки, тарелки-кружки, вхожу по колено в море - набрать воды для споласкивания.
   Неожиданно, прямо передо мной, из воды выпрыгивает большая рыба, падает обратно, обдав меня веером брызг. Вот это да! Присматриваюсь - а вдоль берега, туда-сюда, перемещаются сотни, да какие там сотни - тысячи здоровенных рыбин.
   Зову товарищей - полюбоваться на это зрелище.
   - Да это, однако, кета на нерест собралась, - говорит Шурик, - Пару дней вдоль берега потусуется, присмотрится - да, и попрёт в ручьи валом, только, однако, держись.
   Начинается рыбалка. Шурик, единственный обладатель спиннинга, раз за разом бросает в зеленоватые воды блесну. Но все его усилия ни к чему не приводят, рыба клевать не желает. Остальные пытаются поймать рыбу с помощью рук и импровизированного бредня, смастерённого из маек и рубашек. Мне удаётся подбить одну рыбину камнем.
   Примерно в полукилометре от нас замечаем на берегу пару крупных медведей - то же на рыбалку вышли.
   Наконец, Шурик не выдерживает, отшвыривает бесполезный спиннинг, и берётся за ружьё, его примеру следуют и другие, медведи благоразумно ретируются в неизвестном направлении.
   От дружной пальбы просыпается Пашка Обезьян, хмуро почёсываясь, подходит к берегу, трясёт лохматой башкой, и начинает ругаться:
   - Уроды недоделанные! Выродки позорные! Я что велел - разбудить меня через три часа? А они и забыли - рыбку ловят, видите ли. Быстро все по машинам. Прилив идёт. Нам что в одну сторону до ручья - два часа, что в другую. Запросто потонуть можем! - Обезьян рукой показывает на белую бесконечную полосу, прочерченную кем-то высоко на скалах.
   Теперь то понятно, чьих рук это дело - это след прилива, впечатляет.
   А и действительно - вода то прибывает, там, где костёр горел, уже волны плещутся.
   Залезаем в машины и гоним изо всей мочи, только прибрежная галька из-под колёс летит в разные стороны. Прилив продолжается, едем уже по воде, вода поднимается, всё выше, выше. Надсадно гудят моторы - на последнем издыхании успеваем заехать в спасительный ручей, уходим метров на двести вверх по его руслу, останавливаемся.
   Пашка вываливается из кабины, смахивает пот со лба:
   - Ф-у-у, успели. Минут на десять бы поздней тронулись, и всё - кранты деревушке вышли бы!
   Выясняется, что ручей этот и не наш вовсе. До нужного - ещё километров десять.
   Дожидаемся отлива, подъезжаем к ручью с поэтическим названьем "Жаркий".
   Обезъян делит коллектив поровну, расставляет по разные стороны русла, выдаёт по дюжине пустых холщовых мешков, поясняет:
   - В мешки рыбу складывать будете.
   "Урал" отъезжает метров на триста, разворачивается, разгоняется на мелководье, и, подняв тучу брызг, на большой скорости въезжает в ручей. Ручей то не широкий, чуть-чуть автомобиля шире будет, а кета, как выяснилось, уже на нерест в него зашла.
   Шурует "Урал" по ручью со страшной силой, что делать рыбе прикажите? Правильно, только одно и остаётся - на берег выбрасываться. Идём это мы по берегам ручья - рыбу в мешки складываем. Да, на такой рыбалке я ещё не был.
   Часа через четыре благополучно добрались до лагеря. Оказалось, что напрасно мы столько рыбы с собой привезли, соли то на участке и нет совсем - завхоз, сука злая, запил в Певеке, вот со жратвой и облом полный вышел. Часть рыбы пожарили (без соли), икрой
   несолёной знатно - до поноса сильнейшего - обожрались. Но большую часть всё же выбросить пришлось. Жалко - а что сделаешь? Хозяйственный Шурик, впрочем, несколько рыбин подвесил под выхлопную трубу ДЭЗ-ки.
   - Вкусно, однако, - нахваливал потом Шурик получившееся блюдо, незаметно сплевывая в сторону.
   Но компаньонов у него не нашлось, никто не захотел есть совершенно пресную рыбу, воняющую солярой.
   Но с едой, действительно, было тоскливо, каждый день одно и тоже - несолёные макароны с тушёнкой, каменные пряники, красная (опять таки - несолёная) икра и несладкий чай-жидок. А некоторые и вовсе предпочитали не давится пресными макаронами - довольствовались тушёнкой с пряниками - деликатес, для тех, кто понимает, конечно. Уху ещё иногда варили, да без соли, и она шла как-то не особенно.
   И вот так - полтора месяца, какие уж тут шутки?
   Ну, а что непосредственно работы касается, то ничего особенного - работа как работа.
   Скважина вначале неглубокая была - метров двести всего. В начале смены поднимаем снаряд, разбивая его на штанги раздельные, керн пород горных извлекаем, в ящики специальные складываем, если надо - коронку буровую меняем, обратно снаряд в скважину опускаем, бурить начинаем. Работа вроде бы простая, но вспотеть крепко пару раз успеваешь запросто. Часа два бурим, и опять спуск-подъём следует. Между спуском-подъёмом помощник бурильщика вроде бы свободен. Но с Шуриком этот номер не проходит. После первого же спуска-подъёма отвёл он меня за здание буровой, а там - гора старых ржавых труб лежит.
   Вот, - говорит Шурик, - надо, однако, всё это железо на части составные, однако, разбить:
   трубы - отдельно, переходники - отдельно, муфты разные там - отдельно.
   - А зачем это? - Спрашиваю.
   - Надо, однако, - ёмко и доходчиво объясняет Шурик, - В хозяйстве всё пригодится может. Если и не сейчас, то - через год, однако.
   Шурик показывает, как с помощью кувалды, двух ключей и набора патрубков развинчивать железо на части. Надо сказать, что за полтора месяца я в этом деле преуспел несказанно. Даже сейчас, по прошествию стольких лет, я готов развинтить на спор любые резьбовые соединения, сколь заржавевшими они не были бы.
   Единственная радость на участке - чудо-банька, на берегу ручья расположенная. Кончается вахта, полчаса на машине до лагеря, пока слегка перекусываем - банька готова. Поверх банной печи лежит лист неизвестного металла, десять минут - металлический лист раскаляется до красна, а от него уже - камни. В чем тут секрет, что это за металл такой? Никто не знает. Паримся вениками из карликовой берёзы, купаемся в ручье, после этого едим ещё раз, уже по настоящему, и сразу - спать. Проснулись, перекусили - вахтовка уже у порога.
   Как то вдруг вработались, оглянутся не успели - смена полевая уже и заканчивается.
   За два дня до пересменки и скважину закончили - на глубине семьсот пятидесяти метров.
   И тут как раз по рации и новость радостную поймали - в рыбацкий посёлок Выжда что-то из спиртного завезли.
   Пашка Обезьян берёт меня с собой - в качестве грузчика. По ручью спускаемся к заливу, едем вдоль побережья ещё часа три. Обезьян, ловко вертя баранку синими от многочисленных татуировок руками, рассказывает о своей жизни:
   - Главная опасность на Большой Земле - скука. Работа, дом, работа, всё по расписанию - и так до пенсии. Вот от тоски той сорвался раз - морду одному гаду по пьянке набил. А может, и не гаду вовсе, а просто - по пьянке. Но три года потом отсидел - от звонка до звонка. Отсидел - вернулся. Года полтора продержался - опять скука заела. Опять что-то учудил - машину одного крутого чела сжёг, кажется. Уже пятёрку дали - рецидивист, как-никак. Отсидел, ну, думаю - больше я в эти игры не играю. Вот и завербовался на
   Чукотку. Здесь хорошо, в смысле - скучать не приходится, всегда при деле, всегда работа какая-то найдётся. Человеком здесь себя чувствую.
   Возле самой деревушки нас встречает стая злобных собак, бегут следом, надсадно гавкая, так и норовя за колесо машину укусить.
   Пашка косится на собак с каким-то определённым интересом.
   Подъезжаем к магазину, затариваемся спиртным - лекарственной микстурой из боярышника - от заболевания почек, в маленьких пузырёчках грамм по пятьдесят. Лекарственная микстура, нелекарственная - но градусов тридцать в этом напитке есть - заставляем картонными коробками половину фургона, - то-то же сегодня мужики почки свои знатно полечат.
   Выезжаем из Выжды - опять с разных сторон набегают собаки. Обезьян вдруг резко
   выворачивает руль - визг покрышек, собачий визг. Пашка тормозит, выходим из кабины.
   В десяти метрах лежат две задавленные собаки.
   - Ну, это мы удачно зашли, - радостно заявляет Обезьян, по хозяйски переправляя собачьи тушки в фургон, - И спиртным разжились, и свежатиной затарились!
   Конечно, девицы - непременно закатят глаза и пробубнят что-то эдакое:
   - О, времена! О, нравы!
   А, с другой стороны, полтора месяца кормить людей тушёнкой с пряниками, это - гуманно?
   Приезжаем в лагерь - нас встречают как героев.
   Вечером пируем - грешен, каюсь, - то же собачатины отведал, и не стошнило даже.
   Смена закончена, возвращаемся в Апрельский.
   Общага пуста - все ребята ещё торчат на объектах своих. Случайно смотрюсь в зеркало - ну и рожа, - патлы тусклые во все стороны торчат, бородёнка жиденькая профессорская - мрак полный. Решаю сходить в парикмахерскую - посёлок Апрельский место цивилизованное, и парикмахерская имеется. Стригусь под ноль, бреюсь - но не хватает чего-то в облике, одежонка то обветшала, поизносилась.
   Прохожу мимо промтоварного магазина, в витрине - одинокий манекен в пыльном белом костюме.
   Вернее - в светло-бежевом, но здесь, на фоне серых ватников и зелёных штормовок, этот цвет воспринимается не иначе - как "белый".
   Продавщица по честному предупреждает, что костюм этот провисел в витрине лет шесть. Но это меня не останавливает, примеряю костюм. Ну, надо же - сидит как влитой. К костюму прикупаю светлую рубашку и чёрные модельные туфли. Тут же переодеваюсь в обновки, старую одежду выбрасываю - без жалости.
   Выхожу на улицу, редкие прохожие оглядываются вслед, пробегающие по своим делам собаки - шарахаются в стороны.
   Навстречу идёт Шурик, увидал меня, кепчёнку с головы содрал, кланяется подобострастно - за Начальника Большого принял.
   Потом узнал, конечно, заулыбался. Но улыбка у него была какая-то вымученная и испуганная, да и улизнул тут же - по какому-то выдуманному поводу.
   А через час выхожу из пивной - вахтовка стоит, ребята приехали.
   Вылезли, глазеют недоумённо на фраера заезжего.
   А когда всё прояснилось, в смысле - кто есть кто, Михась минут десять прямо на тротуаре валялся - со смеху подыхал.
   Если Вы по нужде какой приедете в посёлок Апрельский, Вам обязательно расскажут Легенду "о лысом фраере в белом костюме". Это - про меня.
   Посидели, конечно, потом, выпили, по посёлку покуролесили знатно.
   С утра выяснилось, что вертолёт до Певека только через неделю. Ребятам то надо было ещё в камералке сидеть - карты геологические для Дипломного Проекта тщательно перерисовывать, а потом у Начальника полевой партии утверждать.
   А мне и не надо вовсе - выдали справку, что участок "Жаркий" - объект особо секретный, и карты для пересъёмки не выдаются. Вот и ладушки, мне только того и надо - теперь сам всё нарисую, что захочу, в смысле - чего попроще, чтоб с Проектом Дипломным долго не возится.
   Пожалуй, прав был Шурик - повезло мне с этим "Жарким".
  
   Много чего я ещё рассказывал слушателю нежданному, русский с английским путая в бреду.
   Вдруг, дверь в землянку распахивается широко - свои прибыли. Вот Мари - со слезами на глазах. Следом - доктор Мюллер - на ходу чемоданчик свой медицинский расстегивающий.
   Следовательно - нормально всё. Прорвёмся!
  
   Продолжение - следует.
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"