Полная версия Книги выйдет осенью 2008 года в издательстве "Крылов", г. Санкт-Петербург.
Александру Бушкову, эсквайру,
с уважением и сентиментальным восторгом...
Глава пятнадцатая
Его звали Че
Это был совсем и не дождь, и даже - не ливень. Просто с неба падали, совершенно отвесно, толстые и частые струи воды.
Абсолютно ничего не было видно, стоящий в метре человек только угадывался - смутным размытым силуэтом, неясным и похожим на того призрака, увиденного когда-то на старинном кладбище - с жуткого похмелья, в разгар далёкой юности.
Со слухом та же история: вокруг - только гул водяных струй и отдельные отрывки фраз, напоминающие переливы горного эха, услышанного ещё тогда - в Крыму, на излёте последнего лета уходившего детства.
Нереальность происходящего была просто поразительной.
Ник нисколько не удивился бы, если, по окончании этого странного природного катаклизма, оказался в каком-нибудь другом месте этой Планеты, совсем в другом Времени...
Даже представилось: вот он руками раздвигает упругие струи дождя, делает шаг вперёд, а там - пальмы, белоснежный пляж, бирюзовое море, ласковый прибой, хрупкая девушка - тоненькая и беззащитная, с жёлтой розой в чёрных блестящих волосах...
Или нет, не так: он разрубает эти надоевшие струи остро отточенным мачете, и они, словно срезанные стебли сахарного тростника, покорно падают на тёплую землю. Два шага вперёд. А там - берег холодного мрачного озера. Совсем недалеко от берега - небольшой остров, на острове - приземистая крепость, сложенная из светлых северных камней. Лодки, полные неуклюжих вооружённых мужиков, одетых в зелёные смешные кафтаны, смело плывут на решительный штурм - под пушечными ядрами и мушкетными пулями. Грохот, яростные крики штурмующих, стоны раненых, пороховой дым, застилающий всё вокруг...
- Алексашка, твою мать! - вопит высокий мужик, обладатель абсолютно диких круглых глаз, которые, того и гляди - выскочат из орбит. - Что ты тут делаешь, сучий потрох? Быстро на штурм, трусливый гадёныш! В первых рядах чтоб у меня.....
Привидится же такое!
Налетевший порыв ветра сбил Ника на землю, протащил несколько метров по гладким булыжникам, бросил на острые камни.
Голова встретилась с чем-то твёрдым, невыносимо захотелось спать, забыться, мысли закружились в странном хороводе и исчезли, все до одной, может - и навсегда...
Сперва вернулись только отдельные ощущения, за ними - отрывочные воспоминания о некоторых органах чувств, и, наконец, восстановилась главная человеческая функция - способность чётко и непреложно осознавать текущую действительность, какой бы горькой она не была.
Ник лежал на вершине сопки, крепко обняв замшелый валун.
Он старался совсем не обращать внимания и на эти струи воды, падающие с неба, больно бьющие его в спину, и на этот страшный ветер, пытающийся оторвать его от спасительного камня.
Противно ныла ушибленная коленка, из носа в рот текла струйка тёплой солёной воды.
Кругом - рёв, визг, гул, завывания, стоны...
Ник знал одно - надо оставаться на вершине. Оставаться до полного окончания этого уродливого кошмара. Только здесь можно найти спасение.
На склонах сопки сейчас смертельно опасно: вниз стекают бушующие потоки воды, полные разноразмерных камней и разноцветной грязи.
Если даже удастся, не захлебнувшись в воде, добраться до подножия сопки, всё равно - многочисленные ушибы и переломы обеспечены, со стопроцентной гарантией.
Откуда пришло это знание? А вот это вопрос, на который он и сам не знал ответа, но очень хотел бы знать.
В принципе, за себя он совсем не волновался, был уверен, что выкарабкается и на этот раз.
Но вот остальные, с ними то что?
Оставалось только одно: надеяться на лучший исход, верить в чудо и ждать окончания этого светопреставления.
Тупо так - ждать, ждать, ждать...
Что не так. Ник завертел головой - пришло ощущение, что произошло что-то важное, а он и не заметил. Но - что? Что?
Только через несколько минут он всё понял. Просто вокруг стало очень тихо.
В тундру опять вернулась тишина.
Встал, опираясь обеими руками на спасший его валун, прислушался.
Тишина.
Наспех определился с собственными травмами.
Выбита коленная чашечка, на плече снова закровоточила так до конца и не поджившая рана, значимая гематома на затылке, левый глаз заплыл, нос распух и отказывается дышать.
Нормальный набор джентльмена, выжившего после очередного всемирного потопа.
Главное - жив, ходить может, при необходимости и на спусковой курок нажмёт.
Так, а что у нас со спусковыми курками?
Понятно, полное ничего. Ни верного винчестера, ни браунинга, так ни разу в деле и непроверенного, в обозримых окрестностях не наблюдалось. Только нож в ножнах привычно висел на поясе.
- Эй, есть кто живой? - громко поинтересовался Ник у окружавшей его Вселенной
- Мы здесь, - прилетел еле слышный ответ, как показалось - прямо из пропасти прилетел.
Держась за коленку, хромая на обе ноги, Ник медленно проковылял на голос, к тому месту, где раньше начинался относительно пологий склон: всего то градусов шестьдесят - относительно поверхности земли.
Теперь там был обрыв - загадочный и обрывистый - до нельзя.
Ник осторожно подполз к самому краю, с опаской заглянул вниз. Да, бывает, знатно размыло: вчера был мирный склон, нынче - пропасть бездонная
Свесился, чтобы дно пропасти увидеть, глубину её оценить, тут взглядом с чьими-то чёрными глазами и встретился.
Ну вот, и наши голубки влюблённые нашлись.
Айна с Сизым стояли на крохотном приступке, взявшись за руки и практически вжавшись в вертикальную каменную стену. Под ними было метров двести теоретического свободного падения - прямо в жёлтый водный поток, плотоядно гудевший внизу.
Понятно, во время бури решили спрятаться от ветра за отвесной скалой, потом вода сверху полилась, склон полностью размыла, вот и оказались в ловушке.
Пришлось Нику с себя последние штаны снимать (в натуре - как Лёха выражался), некое подобие верёвочной лестницы мастерить.
Сперва Айну наверх вытянул, что совсем и нетрудно было, весила чукчанка килограмм сорок восемь-пятьдесят.
Вот с Сизым знатно повозиться пришлось. Во-первых, весил он за центнер, а во-вторых, ещё и правую руку умудрился вывихнуть.
Вытащили всё же, вместе с Айной, бродягу наверх, причём в самый нужный момент, когда приступок, на котором он над пропастью стоял, начал окончательно и бесповоротно разрушаться.
- Спасибо тебе, командир, - поблагодарил Лёха, пыхтя и отдуваясь. - А то мы уже с Айной подумали, что скоро отдадим концы - так ни разу и не согрешив по-настоящему.
- Да, надо будет - согрешить. По-настоящему. Надо успеть. А то - обидно потом будет, - улыбнулась Айна, глаза мечтательно прикрыла, Сизого в щёку чмокнула.
Тот сразу оживился, девчонку здоровой рукой обнял, да и давай нацеловывать - серьёзно уже, в губы.
- Эй, эй, - вмешался Ник. - Совсем сдурели. Тут непонятно - на каком свете находимся, что делать дальше, а они, понимаешь, нежности разводят. Прекращайте это дело немедленно! Давайте думать о реалиях наших скорбных.
Реалии действительно оказались - печальными до невозможности.
Посмотрел Ник в сторону, где раньше лагерь располагался, а там и нет ничего.
Ни буровой, ни палаток, ни кухни-столовой, ни склада. Совсем ничего, только грязь бурая, да посередине площадки ручей жёлтый протекает, которого раньше не было вовсе.
Да и всё остальное вокруг изменилось до неузнаваемости.
Тундра совсем недавно ярко-зелёной была, а сейчас в буро-пегую превратилась. Крохотные голубые озёра, в двух километрах от лагеря расположенные, в единую водную систему слились - цвета беж.
Даже небо - раньше голубое, задорное, молодое, как-то резко постарело - в тёмно-фиолетовые тона перекрасилось.
Айна Сизому ловко руку вывихнутую вправила, над коленной чашечкой Ника поколдовала, из кисета шепотку синего порошка достала, рану на плече присыпала щедро.
Можно и вниз спускаться. Только вот холодно - в одних то трусах по Чукотке разгуливать.
Легко сказать - спускаться.
Двинулись со скоростью беременной черепахи, с трудом перебираясь через высоченные каменные завалы, мутные ручьи непрерывно форсируя.
Из одного завала торчала босая волосатая нога, в метре от неё на валуне стоял начищенный кирзовый сапог, пуская по всей округе солнечные зайчики.
Занятная картинка, такой вот чукотский сюрреализм.
- Будем из под камней тело вытаскивать? - вяло поинтересовался Лёха.
Них только отрицательно рукой махнул, мол, не до ерунды нынче, есть и более важные дела.
Внизу, у самого подножья сопки, Эйве обнаружился. Лежал совершенно неподвижно, на кучевые облака глядел, помаргивая изредка. На теле никаких видимых повреждений не было, но по глазам видно - не жилец.
- Что с вами, Маркус? - спросил Ник, осторожно приподнимая голову эстонца.
- Кончено всё со мной, - чуть слышно прохрипел Эйвэ. - Похоже, у меня позвоночник сломан. Пристрелите, Христа ради! И я мучиться не буду, да и вам со мной не придётся. Вам и без того сейчас непросто будет, а тут я ещё. Пристрелите, прошу!
Ник посмотрел на Сизого, тот извинительно развёл руки в сторону, мол, я бы и рад товарищу помочь, так нет оружия, из чего стрелять то?
Айна эстонца осмотрела внимательно. Много раз поворачивала туда сюда, спину ощупывала, руки поочерёдно поднимала-опускала.
Минут через десять вынесла вердикт:
- Может, будет жить. Может - нет. Ему долго лежать надо. Много есть мяса. Кровь оленью пить. Если Светлая Тень его любит, то будет живым. Ещё снег на тундру не ляжет, он ходить будет. Если раньше не помрёт.
Хороший вердик, доходчивый и однозначный.
О носилках только мечтать оставалось.
Пришла Лёхина очередь - штаны с себя снимать.
Порвали их на части, потом связали по-хитрому, получилось некое подобие конской упряжи. Обвязали Эйвэ - как получилось, поволокли по булыжникам и многочисленным лужам. Эстонец то ничего, держался, только постанывал изредка да зубами скрипел.
Ещё через час к лагерю подошли, то есть к тому месту, где он когда-то располагался.
Ветер северный подул, совсем холодно стало. Да и жрать после всех этих передряг ужасно хотелось, в животах уже урчало не по-детски.
В лагере царил настоящий разгром: грязи по щиколотку, бочки с бензином в беспорядке разбросаны по площадке, несколько досок из грязи торчат, и больше ничего.
Где же палатки, кухня полевая, станок буровой?
Куда все люди подевались?
Прошёл Ник дальше, к склону, где кварцевая жила на поверхность выходила.
А нет никакого склона, равнина коричневая на его месте. Неосторожно шагнул вперёд - нога по колено в грязь провалилась, холодная жижа через край сапога внутрь перелилась.
Противно, холодно и мерзко, блин!
Пригляделся, а из этого коричневого месива шпиндель бурового станка с зажатой колонковой трубой торчит. Рядом со станком туша оленя лежит - копытами вверх.
Ещё дальше - несколько тел в армейской форме, лицами вниз.
Вон - чья-то спина в штатском пиджаке с мерзким чавком на поверхность вынырнула...
- Вот она какая, наша жизнь, - тяжело вздохнул подошедший Лёха. - Живёшь себе, в ус не дуешь. А тут - море грязи с сопки срывается. Раз-два, и некому уже - в ус то дуть. Эх, грехи наши тяжкие...
Плакать хотелось. От жалости к погибшим, от тоски бесконечной, от досады, наконец, чёрт побери!
Если это не поражение полное, тогда - что?
Полное поражение, неоспоримое, окончательное, обжалованию не подлежащее.
Разгром натуральный.
Нет больше бурового станка, коронки с гохрановскими алмазами в грязи утонули, все карты геологические безвозвратно утрачены.
Какое такое золото?
Придётся теперь стране без него как-то обходится.
Как теперь Курчавому в глаза смотреть? Он на Ника так надеялся, так в него верил!
А что, в конечном итоге получилось?
Позор один, фиаско гнусное, непростительное.
Да и трибунала теперь не избежать.
Всех теперь к стенке поставят и шлёпнут, всех, Курчавого и Айну включая.
Оно и правильно, зачем свидетелям такой глупой коллизии в живых оставаться?
Незачем! Кончить всех, да и забыть об этой несуразности - на веки вечные.
Впрочем, можно патронов и не тратить, народное достояние, как никак.
Всё равно скоро сдохнуть придётся - от голода обычного...
Вот примерно так Ник и думал, окрестности в поисках чего полезного обходя.
С находками совсем не густо было. Только кусок брезента нашёл - бывший тент, висевший раньше над складом, да кастрюлю эмалированную.
Остальные бойцы тоже были при делах. Сизый куском широкой доски площадку от грязи освобождал, старательно сгребая её во все стороны. Эйвэ в беспамятстве валялся, изредка в бреду матерясь на родном эстонском. Айна, изготовив из бывших Лёхиных штанов отдалённое подобие лассо, целенаправленно пыталась набросить петлю на заднюю ногу мёртвого оленя, лежащего в грязи рядом с утонувшим буровым станком.
- Лёша, командир! Идите ко мне. Надо помогать. Одной Айне не справится, - радостно позвала девушка.
Больше часа промучались, тяжеленную туши на твёрдую землю выволакивая.
Непростое это дело - мёртвого оленя из грязевого болота тащить.
Испачкались все - с головы до ног, последние трусы включая, в сапоги грязи начерпали вдоволь.
- Надо к Палявааму двигать, - предложил Ник. - Вдруг избушка уцелела. А не уцелела - так там хотя бы умыться можно, на крайний случай.
- Точно, - поддержал его Лёха. - А ещё под избушкой, в леднике, с десяток хариусов лежат. Обязательно надо туда двигать - век свободы не видать!
Оленину пришлось сырой есть. Спичек не было, да и с сухими дровами наблюдались проблемы. У Айны подзорная труба уцелела, да солнце стыдливо пряталось где-то за облаками, не разжечь огня.
Берёшь кусочек мяса, в кровь макаешь, да и глотаешь не жуя.
Противно, конечно. Но деваться некуда, организму калории необходимы. Поэтому, пусть и через силу, но глотай!
Эйвэ тоже смог немного тёплой оленьей крови выпить, сделал несколько полноценных глотков.
- Это хорошо, - обрадовалась Айна. - Глотает, значит, будет жить. Ещё и бегать будет. Оленя обгонит.
Из найденных досок и досточек смастерили носилки-волокуши, Эйвэ к ним крепко привязали. Айна себе за спину оленью ногу закрепила, первой пошла - с кастрюлей в руках. А что делать, воды то нет, а пить хочется. Оленья кровь плохо жажду утоляет, но хоть немного - и то хорошо. Выбора всё равно не было.
Через четыре часа вышли к Палявааму.
Потеплело у Ника на сердце - словно друга давнего встретил, верного и честного.
Река разлилась, до избушки сантиметров десять всего оставалось. Паляваам угрожающе гудел, плевался во все стороны кусками ржавой пены, неся к океану свои коричневые, на этот раз, воды.
В бушующих струях проносились ветки деревьев, вырванные с корнем ягодные кусты, трупы оленей, песцов, леммингов.
Ник на эти мелочи никакого внимания не обращал.
Вода! Можно пить сколько захочешь!
Добрёл до Паляваама, опустился на колени, и пил, пил, пока живот гигантским барабаном не надулся.
Рядом с ним тяжело отдувались Лёха и Айна.
Хотелось всё пить и пить, без всяческого перерыва, но свободного места в организмах уже не было...
- А мне? Мне тоже дайте попить! Прошу - воды! Вот же она - кружка, пусть и дырявая, - жалостливо попросил Эйвэ. - После этой крови оленьей - дайте глоток воды! Умоляю - дайте!
Напрасно это он совсем. Просить - себя не уважать.
Молчал бы, скорбные рожи корча, сами бы водички налили в его тару нехитрую.
А так Сизый сразу нужные выводы сделал, вспомнил всё полезное, чему успел научиться за время своего пребывания в славных рядах НКВД.
Как там принято "языков" в военное время допрашивать?
Вот и Лёха решил - воспользоваться полученными знаниями.
- Пить хочешь? - строго так спросил у эстонца. - Хрен тебе в рожу белобрысую! Вот расскажешь, как всех нас продал - козлам заграничным, тогда и дам глотнуть! А если не сознаешься, то и мучайся. Сдохнешь - не велика потеря! Если и помрёшь, то только из-за собственного упрямства. Сознавайся, дурачок, если жить хочешь!
Ник не стал вмешиваться, пусть уж сами между собой разбираются, а он здесь - не местный, запросто может косяков сложных накосячить. Не, пацаны, сами свои шарады решайте!
Через пол часа Эйвэ во всех смертных грехах сознался - за один глоток воды.
И в Ленина стреляла его любовницы - вследствие хронического полового неудовлетворения, и убийство товарища Кирова Эйвэ лично организовал, и золото чукотское нашёл уже лет сорок как тому назад, да и вывез коварно - куда-то в сторону созвездия Альдебарана...
Пришлось, всё же, Сизого на место поставить, - целую лекцию о презумпции невиновности прочитать, о методах доказательства вины - безвинно виноватых...
Да, самое то главное...
Избушка во время этого всеобщего катаклизма совсем и не пострадала.
Так, только стекло в крохотной раме выбило, да пару деревянных плах с крыши сорвало.
Ерунда незначительная, за пол часа все последствия ликвидировали.
Зато и коробок спичек нашёлся под стареньким матрасом, а в дырявом саквояже, что под нарами пылился, и нитки с иголками обнаружились.
Из куска брезента, найденного Ником, Айна некое подобие двух греческих туник для своих спутников изготовила, беспричинно улыбаясь при этом.
Ухи из хариусов, пойманных чуть ли не месяц назад, наварили. Оленью ляжку пристроили в леднике, забросав осколками голубого льда.
Дальше что?
- Там, вверх по течению Паляваама, - Айна рассказала, старательно обгладывая хребет очередного хариуса, - Есть чукотское стойбище. Там главный шаман - брат моего отца. Если сытыми идти - за два перехода дойдем. Там оленей можно взять. Много оленей. Сколько попросим. Шаман и в другом поможет. Надо - туда идти...
Решили так: Лёха с Айной вверх по течению Паляваама идут, чукчей ищут, чтобы оленей одолжить - по честному одолжить, если получится.
Сказано - сделано, ушла влюблённая парочка вдоль реки, в обнимку - пень ясный.
А Ник болящего эстонца с ложки ещё раз ушицей покормил, чаем тундровым напоил, разве что только колыбельную не спел. Впрочем, Эйвэ и так уснул мгновенно, храпом своим отпугивая мышей от избушки.
Вскоре и Ник его примеру решил последовать, предварительно крючок дверной в петлю вставив.
Да не спалось совсем, мысли всякие одолевали.
Сидел в одних трусах около весело гудящей печи, анализировал последние события, о возможных вариантах дальнейших действий размышлял...
Вдруг - осторожный стук в дверь. Здрасти-приехали. Глухомань называется - никакого тебе покоя. Может, это Айна с Лёхой вернулись, стойбища на условленном месте не обнаружив? Да, нет, для них рановато, ещё и пол дороги не должны были пройти.
Делать нечего, отбросил Ник крючок из петли, дверь распахнул.
Всё равно - оружия никакого нет. Да и если у тех, которые по другую сторону двери находились, были бы какие-то плохие намерения, то зачем им стучаться - так вежливо? Куда как проще - запалить избушку с четырёх сторон Света, или просто - гранату бросить в окошко...
В избу вошли два несуетливых мужика - одеты по-походному, рюкзаки внушительные за плечами, лица у обоих коричневые от загара, ветрами продублённые - серьёзные такие пассажиры, одним словом. Похожи друг на друга - как братья-близнецы, только один - чернявый с проседью другой же, наоборот, огненно-рыжий.
- Здорово, Хозяин! - рыжий поздоровались, - Рыба то есть? Угощай путников, тогда. А у нас - спирт с собой имеется, вот и сладится пикник.
Хорошо ещё, что Сизый подробно инструктировал Ника в своё время относительно таких ситуаций, мол: "Если с людьми серьёзными контактировать где-либо придётся - ну там, в тундре, тайге, или камере тюремной - всегда солидность изображай, не суетись, с вопросами не лезь, и туману напускай всячески, мол, ты тоже - не из простых чалдонов будешь".
- И вам здоровья, путники! - Ник неспешно откликнулся. - Есть рыбёха, сейчас из ледника достану. Вы пока располагайтесь, угощайтесь ухой из котелка - коль небрезгливые, вон на полке миски чистые стоят. А через часик - и свежая поспеет!
Надел сапоги, сходил к леднику за рыбой, молча стал чистить.
Эйвэ продолжал самозабвенно храпеть, изредка повизгивая во сне.
Мужики исподволь посматривали на Ника, но с расспросами не лезли пока.
Очевидно, логическая цепочка в их головах следующая сложилась: парнишка молодой совсем, но свежая рана на плече имеется, руки все битые-перебитые, на торсе голом - синяки и ссадины многочисленные, под глазом - сиреневый фингал, молчит угрюмо - но без страха видимого, нет, непрост парнишка, не прост.
Вот и свежая уха поспела, за стол уселись.
Рыжий достал из рюкзака полпалки колбасы, бутылку со спиртом, щедро плеснул в кружки.
Чернявый, тем временем, молча кромсал колбасу толстыми ломтями - совершенно зверского вида тесаком, криво улыбался, многозначительно подмигивал Нику.
- Ты как, Хозяин, спиртик то уважаешь? - поинтересовался рыжий. - А то к речке сбегай за водичкой, разбавь, если оно так тебе сподручней.
- Да ладно, и так проскочит, - скупо улыбнулся Ник
Чернявый тоже, наконец, голос подал, а то Ник стал уже сомневаться - в наличие у него языка:
- Смотри, Хозяин, дело твоё. Ну, что, вздрогнули? За встречу нашу - случайную насквозь!
Выпили, мужики солидно занюхали рукавами своих ватников, Ник жадно впился зубами в кусок колбасы. Давно уже такой "культурной" пищи пробовать не доводилось.
Рыжий счёл, что дань вежливости отдана, можно и к делу перейти:
- А, что же ты, Хозяин, и не поинтересуешься - кто мы, откуда?
Закурил Ник и ответил - нарочито солидно:
- Так это, господа проходящие, и дело то совсем не моё. Да и молод я ещё - вопросы такие задавать. Но, если настаиваете - спрошу. А кто Вы, уважаемые? Где мазу держите? По какой нужде очаги родные покинули? Может - помощь нужна, какая?
Улыбнулись мужики, скупо так, с пониманием.
- За помощь предложенную - спасибо, - вежливо поблагодарил чернявый. - Но - сами справимся. А - кто мы? Да так, гуляем здесь, присматриваемся к местам красивым. А сам то, - из каких будешь?
- Так я и сам - типа на променад вышел. Тесно в хоромах дядиных стало - решил вот свежим воздухом подышать - самую малость, - доходчиво объяснил Ник.
- Хорошее дело, - чернявый согласно башкой кудлатой помотал. - Рыживьём решил разжиться?
- Да не без этого.
- А почему лотков промывочных нигде не видно? Кстати, что это с товарищем твоим? Смотрю - жар у него. Приболел?
- Да со скалы напарник навернулся, похоже - позвоночник повредил, - Ник тяжело вздохнул. - А золота мне много надо. Поэтому с россыпным не связываюсь. Жилу ищу.
Заржали мужики дружно, свои чёрные зубы Нику продемонстрировали. Штук десять-двенадцать всего то их и было - на двоих.
- Ну, это ты загнул братишка, - отсмеявшись, удивился рыжий. - Жилу? Про жильное золото здесь и не слыхал никто!
- Так таки и никто? - изобразил Ник недоверие.
- Ходит по тундре одна байка. Давай - ещё по одной разливай, выпьем, так и быть, расскажу.
Ник в кружки ещё спирта добавил. Выпили, закусили.
- Лет семь назад слух прошёл, - начал рыжий обещанный рассказ. - Мол Сенька Гнедой жилу нашёл. Некоторые даже сами те куски золотой породы видели. Где-то на самом юго-востоке то место находилось, южнее того мыса, где кладбище шаманское. Подзабыл вот малость, как тот мыс кличут.
- Наварин? - спросил Ник.
- Вот-вот, он самый! - обрадовался рыжий. - Многие наши тогда туда ломанулись. Саня Лопата, Петро Одноглазый, Колька Хохол. Никто не вернулся, да и сам Гнедой пропал бесследно. На следующий год ещё одна бригада туда ушла, человек десять уже. И эти все пропали безвозвратно. А ты говоришь - жила. Не, скромней надо быть. Лучше уж песочек не торопясь промывать, чем голову свою подставлять - под неизвестно что...
Рыжий ещё что-то говорил, но Ник уже не слушал.
"Вот же оно", - нашептывал внутренний голос. - "Мыс Наварин. Там золото, точно - там! А птицы эти, людей таскающие - это мотодельтапланы! На них золото и вывозят - прямо в Америку! Сходится всё, и "пятнистый" с негритянскими корнями в эту версию вписывается. А здесь, на Палявааме, они просто отвлекающий манёвр осуществляют, дымовую завесу ставят, чтобы мы совсем не там искали. Надо срочно Курчавому всё рассказать! А как рассказать? Рация разбита. Что делать, в Певек двигаться? Там только устаревшие рации, на секретной волне они не могут работать. Ближайшая нормальная - только на мысе Шмидта имеется. Но туда ещё добраться надо. Что делать? Может стоит...".
- Эй, чалдон-братишка, очнись, хватит мечтать! Вот, выпей-ка лучше! - это рыжий Нику кружку с очередной порцией спирта предлагал. - Давай, за жильное золото, будь оно проклято!
Выпили, покурили.
- А вот - татуировка зеленная у тебя на плече. Кто это будет? Авторитет какой? - заплетающимся языком поинтересовался чернявый.
- Авторитет? - Ник уже тоже порядочно захмелел. - Пожалуй, что и да! В международных масштабах только. Давайте - выпьем за его память светлую, а потом уже и расскажу - что почём!
Ещё выпили, рассказал Ник мужикам про Че - про то, как прокажённых лечил, не боясь заразиться, как казармы полицейские штурмовал, как из тюрем заключённых выпускал. Про то, как за ним сатрапы по всему миру охотились, про смерть его героическую.
Мужики внимательно слушали, время от времени восхищённо цокали языками, хлопали себя по коленям.
Поверили, не поверили - трудно сказать, но понравилась им эта история, однозначно - понравилась...
По окончанию своего рассказа Ник и песню исполнил, Эрнесто Че Геваре посвящённую, отбивая ритм о дно помятого ведра: