Чукотский вестерн, 1-2
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Серия: "Заплутавший во Времени"
Книга первая: "Чукотский вестерн", первые главы.
Полная версия Книги выйдет осенью 2008 года в издательстве "Крылов", г. Санкт-Петербург.
Александру Бушкову, эсквайру,
с уважением и сентиментальным восторгом...
Миттельшпиль
(Середина книги)
Ник полз куруманником. Хотя, этот термин вряд ли был приемлем для описания природных ландшафтов Чукотки. Куруманник - это, как услужливо подсказывала память, где-то там, в Сибири: ракита, ива, вереск, багульник, прочие растения.
Славный такой кустарник, главное - что высокий, до полутора метров бывает, прятаться в таком - одно удовольствие.
А здесь? Карликовые берёзки, такие же осинки, ёлочки. Причём, высотой всё это - сантиметров тридцать-сорок, не больше. Поэтому ползти приходилось не то, что по-пластунски, по-змеиному, ужом натуральным вертеться.
Поднимешь голову, или какую-нибудь другую полезную часть тела - вмиг засекут.
Хорошо ещё, если просто "засекут", так ведь, сгоряча, и отстрелить чего нужное могут.
Ник полз уже часа четыре, медленно, но верно, вниз по склону сопки. Там, в ложбине, начиналось обширное болото, покрытое относительно высоким сосняком, там спрятаться можно было уже по-настоящему. Спрятаться, отсидеться, поразмыслить над случившимся.
Вот и край куруманника, до спасительного леска метров двести всего осталось.
Ник осторожно приподнял голову над кустами.
Визуально - всё спокойно вокруг, солнышко каменное плато освещает, вокруг - ни души. Вот только - те большие валуны, беспорядочно в отдалении разбросанные, внушают некоторые опасения. С одной стороны - далековато до них, метров четыреста будет, а, с другой - именно там снайпера опытного, с карабином нарезным, он сам и расположил бы.
Полежал Ник в берёзках-осинках ещё минут десять, да и припустил по нагорью короткими зигзагами - где наша не пропадала.
Метров двадцать и пробежал всего - выстрел щёлкнул сухо, и как-то печально.
Правое плечо тут же занемело.
Больно то как! А, главное, обидно - так лохануться: всё в даль смотрел, камушки всякие тщательно осматривая, а дозорный, видимо, в куруманнике и засел, совсем где-то рядом. Ник упал на левый бок, пытаясь "зауэр" с раненного плеча сорвать, - не получается, в сторону перекатился, нож из ножен выхватил - поздно, прилетело по затылку чем-то тяжёлым, дальше - темнота, круги фиолетовые.
Сознание вернулось, но Ник глаза сразу открывать не спешил, решил сперва к ощущениям организма прислушаться. Правая сторона тела вовсе не ощущалась - будто и нет её, пальцы левой руки шевелятся, уже хорошо.
Пахло тундровым разнотравьем, родниковой водой, и, как это не странно, аптекой.
То ли йодом, то ли мазью Вишневского, не разобрать.
- Спокойно лежи, друг, - протяжно произнёс кто-то. Голос, похоже, подростку принадлежал, - Всё хорошо. Живым будешь. Рана простая у тебя. После порошка голубой травы - быстро заживёт. За три дня. Не сомневайся.
Ладно, поверим. Ник открыл глаза. Оказалось, что он голый по пояс, правое плечо туго перевязано плотной белой тканью, ноги у щиколоток туго перехвачены крепким кожаным ремнём.
Ну, и кто же здесь - такой хваткий?
Господи - стыдно то как!
Напротив него, метрах в пяти, сидела на корточках чукчанка, зажав между коленей какое-то совсем уж древнее ружьишко.
Молоденькая совсем, лет двадцать, хотя у чукчей этот возраст считается уже весьма почётным - как у русских сороковник.
Симпатичная даже: пикантный разрез глаз, чувственные губы, фигурка точёная. Во всем облике сила звериная ощущается, грация дикая.
Про такую Саня Бушков обязательно что-нибудь эдакое выдал бы: "Прекрасная охотница, восхитительная в своей дикости, чувственная и опасная...".
Ладно, Санёк далеко нынче, не докричишься, не дозовешься.
Если правельно формулировать и в корень вещей зрить, то он и не родился ещё - вовсе...
Девчонка невозмутимо смотрела на Ника своими чёрными глазами и молчала.
"Да без вопросов, мы ребята тоже неразговорчивые, в молчанку играть - не впервой" - подумал Ник, стараясь сохранять на лице маску невозмутимости и полного покоя.
После нескольких минут тишины, девушка всё же спросила, тыкая в Ника тоненьким указательным пальчиком:
- Как зовут того, кто живёт на твоём плече?
Хороший вопрос. Ник сразу понял, что это она про татуировку спрашивает.
Только вот - какое плечо в виду имеется?
На левом у него Че Гевара изображён был: славный такой, светло-зелёненький, в лихо заломленном берете, с "калашом" в руках. Лет двенадцать уже той татуировки.
А на правом плече - свежая совсем, в канун Нового Года нанесённая.
Нового - тысяча девятьсот тридцать восьмого, в соответствии с модой нынешней.
Это Сизый посоветовал: мол, не стоит выделяться из общей массы, ближе к народным чаяниям надо быть! Сам и наколол, ясный пень.
Чукчанка сообразительной оказалась, сразу те его сомнения просекла, и любезно уточнила:
- Того, кто на забинтованном живёт.
- Его зовут, - ответил Ник, стараясь говорить неторопливо и внятно. - Иосиф, Виссарионович, Сталин.
- Правильно, - неожиданная собеседница головой кивнула. Мимолётно улыбнулась даже.
Ещё помолчали.
- А на другом?
- Того, что на другом - Эрнесто Че Гевара.
- Симпатичный такой, зелёненький - девица заявила, Нику пристально в глаза глядя. - Только мне это всё равно - как их зовут. Те, в пятнистой одежде... Они по-русски плохо говорят. Хуже чукчей. Они обещали за тебя - чай, табак, спирт. Но, ты мне нравишься. Покрасивше этого зелёного будешь. Понимаешь? - улыбнулась лукаво, медленно провела ладошкой по своей голой коленке.
Что ж тут непонятного? Ник всегда знал, что нравится девушкам. Много всяких у него было, даже американка одна...
Глава первая
Чужой парашют и Кресты
Мокрая, местами пожелтевшая трава частного аэродрома, где-то между Красным селом и Ломоносовым. Самолёт неуклюже оторвался от взлётной полосы и неровными толчками начал набирать высоту, в этот момент громко зазвонил мобильник.
Инструктор Петрович, скорчил недовольную мину, но всё же разрешающе махнул рукой: мол, давай, поговори - я сегодня добрый.
- Да? - спросил Ник, нажимая на нужную кнопку.
- Это Ричард, - Оповестила трубка с лёгким зарубежным акцентом. - Твоя дочь и жена у нас. Очень красивые девочки. Настоящие леди. Три дня у тебя на всё. Хочешь женщин своих обратно получить - рассчитайся полностью, как договаривались! Всё ясно?
- Всё, - прошептал Ник.
- Тогда - Роджер!
Длинные гудки, отбой.
Похоже, действительно - всё. Где миллион баксов взять? Негде, сожрал всё кризис ипотечный. Ещё несколько месяцев назад Ник был преуспевающим бизнесменом, а ныне? Ныне - банкрот полный, даже квартиру и две машины в пользу кредиторов пришлось отписать, а долгов ещё осталось - выше крыши, проценты по ним бегут ежедневно.
Нет денег, нет совсем. Вот хотел годовой абонент на прыжки с парашютом обратно сдать, хоть немного наличности на руки получить, не согласились в Авиаклубе.
Мол, денег у самих нет, да и в договоре пункт такой отсутствует, а прыгать хочешь, так это пожалуйста, просим!
Вот и решил прыгнуть, раз всё равно приехал. Тем более что и осень на удивление тёплой выдалась: первая декада ноября на исходе, а в лесах ещё грибы вовсю собирают.
Любил Ник это дело - небо бездонное над головой, домики крошечные внизу проплывают, свежий ветерок, воздух - как после дождя в деревне, пахнет чем-то свежим и влажным, совсем чуть-чуть - угадывается аромат полевого разнотравья ......
- Всем приготовиться! - Кричит Петрович, - Начинаю обратный отсчёт: тридцать, двадцать девять, ..., два, один, ноль! Первый - пошёл!
Голубой купол неба, восхитительное чувство свободного падения...
Тут, в считанные секунды, он и понял - что надо делать. Года полтора назад, когда денег было навалом, застраховал он свою жизнь в солидной Компании зарубежной, причём, со страховой премией родственникам, в случае чего, более чем солидной. И с Ричардом рассчитаться хватит, и девчонкам ещё на жизнь безбедную останется! Нормально всё должно сойти. Какое такое самоубийство? Несчастный случай обычный - просто парашют не раскрылся.
Рука разжалась, отпуская заветное кольцо...
Ник летел с огромной скоростью по узкому чёрному туннелю, где-то в конце туннеля чуть виднелось, вернее - только угадывалось, крохотное белое пятно. Пятно неуклонно приближалось, расширялось, из него, словно щупальца спрута, вылетали разноцветные спирали, опутывали Ника, пеленая в радужный кокон.
Господи, страшно то как! Господи!!!
Рука судорожно потянулась к отпущенному только что кольцу, но пальцы немеют, не слушаются.
Ну, ещё немного, последнее усилие...
Голубое небо, восхитительное чувство свободного падения. Рука уверенно сжимает кольцо парашюта. Только вот, кольцо какое-то другое: было маленькое медное, а это большое, деревянное на ощупь.
Ладно, потом сообразим - что к чему. Рывок!
Как в плечи то ударило, больно!
Ник посмотрел наверх. Незнакомый купол светло-коричневого цвета, раза в три больше обычного. Что за хрень ещё?
Посмотрел вниз: приближалась земля.
Какие-то конники скачут друг навстречу другу, много то их как, не иначе - дивизия целая!
Танки группкой стоят на отшибе. Только неправильные какие-то, неуклюжие, словно лобзиком из фанеры выпиленные.
Трибуна стоит, на трибуне несколько человек, вокруг трибуны - толпа, красные флаги, плакаты многочисленные в руках.
Земля всё ближе, ближе.
Уже отчётливо видны буквы на самом большом плакате, белые буквы на алом фоне:
"Да здравствует двадцатая годовщина Великого Октября!".
Вот и другой: "Ленинградцы - на нас смотрит товарищ Сталин!".
Надо сразу оговорится, что про Кресты - это чисто для красного словца. Достаточно несерьёзно к Нику отнеслись - то ли просто за хулигана, какого приняли, то ли праздничная суета тому виной.
Правда, повязали тут же и качественно, что, впрочем, и неудивительно совсем.
Странно было, если бы не повязали: все, рядом с Ником приземлившиеся, в коричневые мешковатые комбинезоны были одеты, а он - в фирменный, тёмно-зелёный, с прибамбасами многочисленными, а главное - на груди крупными красными буквами было написано - Coca - Cola. Иностранными буквами, причём!
Тут же многие пальцами в его сторону показывать стали, вскоре и трели свистков послышались, всякие разные в синей форме, портупеями перетянутые, набежали.
Руки назад заломили, потащили куда-то.
Ник и не сопротивлялся совсем. А - смысл? Тем более что от произошедшего в полном трансе прибывал: ноги ватные, на лице пот холодный, голова пустая, без единой мысли.
Только где-то на уровне подсознания рисовались тоскливые картинки, основанные на отрывочных знаниях об этих временах. Расстрелять должны были всенепременно: либо - как шпиона иностранного, либо - просто как саботажника, или врага народа обычного...
Хорошо ещё, что по лицу не настучали, хотя и могли запросто.
Запихали в чёрную машину, где водитель от Ника и двух сопровождающих решёткой железной был отгорожен, повезли.
Недолго совсем ехали, в полной тишине, минут тридцать всего. Ясно, что до Ленинграда так и не добрались. Судя по всему - Пушкин, или Красное село, а может - Ломоносов.
Забор с колючей проволокой по периметру, ворота тёмно-зелёные, в цвет его комбинезона, на воротах - одинокая красная звезда.
Въехали на территорию - здание двухэтажное, красного кирпича, с окнами зарешёченными, над входной дверью табличка: "Следственный изолятор".
Понятное дело, удивительно было бы табличку "Гостинница" увидеть, да ещё с пятью звёздочками - пониже надписи.
Двое обломов в тёмно-синем проволокли Ника по коридору, там, в тупичке, что-то вроде регистратуры было: сидит дядя заспанный за столом, тоже весь в тёмно-синем, газетку листает. Ника увидел, газету в сторону отложил, толстый журнал открыл, ручку из пенала деревянного достал.
- Фамилия, имя, отчество? - Спросил лениво.
- Иванов Николай Андреевич, - Ник честно ответил.
Записал дядя, не торопясь, язык от усердия высунув, эти сведения в журнал, зевнул пару раз, и продолжил:
- Год рождения?
- Восьмидесятого года, - осторожно так, чисто на всякий случай, Ник ответил.
Посмотрел дядя удивлённо, засомневался:
- Напрасно ты, паренёк, врёшь. Ну, никак ты на пятьдесят семь лет не тянешь, так, на тридцатник только. Хотя и не моё это дело, пусть у следователя голова болит.
Записал, и уже у сопровождающих Ника поинтересовался:
- Причина задержания?
Те переглянулись между собой, один из них неуверенно доложил:
- Хулиганство во время показательных прыжков с парашютом! Выполнял прыжок в неуставной форме одежды!
- Ясное дело, - дядя констатировал, журнал заполняя. - Разгильдяйство и головотяпство на лицо. Разбаловались, о дисциплине забыли! Ничего, посидишь тут суток трое, поумнеешь! Всё равно сейчас тобой некому заниматься, все на праздничных мероприятиях заняты. Сидорчук! Отведи этого вояку недоделанного в третью камеру!
Из другого закутка появился пожилой милиционер, пошёл дальше по коридору, звеня связкой ключей, и что-то бормоча себе поднос, жалея о том, что отменили розги - очень действенный инструмент в деле воспитания молодёжи. Ник и двое сопровождающих отправились следом за старым ворчуном.
По узкой, почерневшей от времени лестнице поднялись на второй этаж, Сидорчук, противно скрипя ржавым ключом в замке, открыл неприметную коричневую дверь, и жалостливо прошептал Нику, предварительно подмигнув:
- Ты это, веди там себя правильно. Оно, может быть, и пронесёт...
И уже громко, для всех:
- Задержанный, входите! Правила поведения - на стенке висят. Извольте ознакомиться!
Ник переступил порог камеры, дверь за ним закрылась, проскрипел ключ в замке.
Огляделся по сторонам - вполне терпимо, могло и хуже быть.
В 1997 -м, по глупости малолетней, приходилось ему аналогичные заведения пару раз посещать. Так вот, там всё во сто крат хуже выглядело, мрак полный, если коротко.
Здесь же - курорт, практически: воздух нормальный, никакой тебе вони, нары просторные двухъярусные, в два ряда, вон - даже простыни на матрацах имеются, между нарами - стол просторный, табуреток шесть штук, занавесочки на окошках, а параша, по всему судя, за той вот ширмой находится. Культура, одним словом, с элементами дизайна.
А вот с людским контингентом - оно похуже будет: четверо малоприятных личностей за столом в карты дуются, ещё двое похрапывают на верхних нарах. С теми, которые спали, ничего ещё непонятно, но вот которые за столом находились - те ещё типажи. Сплошные золотые фиксы, наколки синие многочисленные, шрамы - тут и там.
Блатота натуральная такая, недобрая. Шестеро на одного - многовато будет, да и четверо - не слаще, в общем-то.
Ник, как и многие его сверстники из того времени, определённые навыки рукопашного боя имел: в школе секцию дзюдо посещал, в студенческие годы немного каратэ занимался. Но, слабое это утешение - в замкнутом пространстве, да ещё, если все сразу накинутся, нулевые шансы, затопчут.
Вот один из картёжников встал из-за стола, и, небрежно засунув руки в карманы, двинулся к Нику. Худющий, лет двадцать, наверное, по пояс голый, а на голове - кепочка крохотная, залихватски на бок сдвинутая.
"Знакомая ситуация - по фильмам, сериалам и книжкам: это "шестёрка" на разведку следует. Сейчас обзываться начнёт, попросит обувь снять. Скучно даже", - подумал про себя Ник. - " А ещё у него изо рта луком должно вонять, обязательно".
Про лук то он ошибся - изо рта "шестёрки" отчётливо несло чесноком.
Зато всё остальное - угадал досконально.
- Ба, кого к нам занесло! - Тоненько заверещала "кепочка". - Глядите - какой красавчик! И буковки у него на груди - заграничные, уписаться можно! Чего там написано то, красавчик? Чего молчишь? Может - непотребное что? Относительно - твоей участи горькой, или - про привычки твои вредные? А? Не слышу? Глядите - молчит! А это - что ещё? Вы посмотрите - какие у него штиблеты на ножках!
Ботинки у Ника действительно были знатные, купленные в Германии, армейские, настоящий "бундесвер".
А "шестёрка" продолжал изгаляться:
- Дяденька, ты ботиночки то свои - снимай, пожалуйста. Тут у нас подметено, запачкаешь ещё! - и, уже теряя терпение, гаркнул, вытащив из кармана руку с зажатым кастетом: - Снимай быстро, фраер ушастый!
"Прав тот дядя оказался, плохо здесь с дисциплиной. Даже кастет у подследственного не отобрали, деятели хреновы!", - отметил про себя Ник, прежде чем заехать "шестёрке" по физии. Ногой, естественно, вернее, просимой бундесовской штиблетиной.
Обычная маваша-гири, выполненная, правда, далеко не лучшим образом.
Честно говоря, это само собой произошло, не преднамеренно. Во-первых, больно уж от этого шпанёнка чесноком несло, нестерпимо просто, а, во-вторых, так всегда "главный герой" поступал - в фильмах, сериалах и в книгах, коих Нику смотреть и читать в той своей жизни доводилось.
Стереотипы, так сказать, сработали.
Далее всё опять, предсказуемо завертелось: "шестерка" отлетел назад, ударился головой об стол, опрокинув его, карты по всей камере разлетелись. Остальные трое мгновенно вскочили на ноги, вооружившись напильником и двумя табуретами, приготовились к атаке.
"А, будь что будет", - решил про себя Ник, принимая оборонительную стойку.
- Ну-ка, ша! - С нар свесилась коротко стриженная седая голова. - Назад все! Отпрянули шементом, собаки дикие! Отпрянули и успокоились! Кому сказано! Порядок всей стаей навели, по-бырому!
Стол мгновенно был водворён на место, грозная троица расселась по табуретам, "шестёрка", скуля и подвывая, принялся собирать карты, Ник застыл у входа, скрестив руки на груди.
С верхних нар слезли двое. Вернее, один, пузатый, уже пожилой, с профессорской бородкой, весьма неуклюже сполз, сопя и охая. Зато второй, обладатель стриженной седой головы, средних лет, сухощавый и высокий, соскочил ловко, с ленивой кошачьей грацией.
В нём сразу угадывался опытный боец, опасный и выносливый. Да ещё и повыше Ника на пол головы будет.
Ник непроизвольно напрягся и опустил руки, сжатые в кулаки, к бёдрам. Так, чисто на всякий случай.
- Смотри-ка, Профессор, - обратился седой к обладателю профессорской бороды, не обращая внимания на движения Ника. - Новенький то у нас - ловко ногами махать умеет. Орёл! Когда я в молодости мореманил ещё, во Владике, у нас на корыте один узкоглазый был, так тот тоже - горазд был так махать! Хилый весь из себя, в чём только душа держалась, а в драке - равного ему не было!
Профессор согласно покивал головой и вежливо поинтересовался:
- Извините, молодой человек, эта техника, вами продемонстрированная, называется "кон фу"?
- Нет, не совсем, - так же вежливо уточнил Ник. - Это вид японских единоборств - каратэ-до.
- Да, да, - вновь закивал Профессор, словно что-то вспоминая. - Конечно же, каратэ-до! Если ничего не путаю, этот термин переводится - как "пустая рука"?
Ник в свою очередь утвердительно кивнул.
- Познакомимся, что ли, братан, - предложил седой. - Я - Сизый, можно и так - Лёха Сизый. Да, и на Лёху откликнусь, я не гордый сегодня.
- Ник, - в свою очередь отрекомендовался Ник, пожимая протянутую руку.
- Хорошая кликуха, - улыбнулся Сизый. - Новая такая, незамаранная. С такой - далеко можно пойти по жизни! Не то, что у этих, - кивнул головой на троих за столом. - У них у всех одинаковое погоняло - "Корявый", представляешь? Не повезло дурикам, в такой ситуации выйти в "авторитеты" - нереальное занятие.
- Вырвиглаз, - представился Профессор. - Профессор, доктор геолого-минералогических наук Вырвиглаз. Можно без имени-отчества.
- Не можно, а нужно, - шепнул Сизый Нику на ухо. - Он за это имя-отчество тут и парится, Владимир Ильич он по паспорту, усекаешь?
- Бывает, - согласился Ник.
Расселись за столом, предварительно загнав "шестёрку" - по кличке "Шпала", на дальние нижние нары, чтобы не мешался. Сизый тут явно был за старшего, поэтому и повёл разговор:
- Ногами ты, друже Ник, махать умеешь. Мы это поняли уже. А ещё, какие таланты у тебя? Здесь ведь всё как на воле: если умеешь чего путного и полезного - уважение тебе и почёт, не умеешь ничего - плохо это, парашу драить придётся. Вот с ним вместе, - небрежно махнув рукой в сторону Шпалы. - Причём, и другие обязанности найти можно. Не обижайся зазря, это закон такой. Кто же против закона, в здравом уме, попрёт? Тут, кореш, и ноги не помогут. Так что - соображай, шевели извилинами!
Ник усиленно соображал, сопоставляя свои таланты и умения с конкретикой ситуации.
Уверенный пользователь компьютера? Знание всех тонкостей биржевых операций? Стратегический маркетинг? Многоуровневый контролинг и бюджетирование? Всё не то совсем. А парашу регулярно драить и не хотелось, на другие обязанности ещё грязно намекают. Да и вообще, даже как-то стыдно за себя, неужели же он совсем ни на что полезное не годен? Тут взгляд Ника упал на старенькую гитару, небрежно прислонённую к стенке. А что, почему бы и нет? Интересно, как тутошние уркаганы отнесутся к тамошнему шансону?
Ник небрежно, с чувством собственного достоинства, поднялся, подошёл к стенке, взял гитару в руки, вернулся на своё место, демонстративно взял несколько аккордов, умело повертел колки, настраивая инструмент.
"Ну, держитесь, господа блатные из тридцатых", - подумалось. - "Сейчас будет вам цыганочка - с выходом из-за печки!".
И вжарил:
- Гоп стоп, мы подошли из-за угла.
Гоп стоп, ты много на себя взяла!
Теперь - расплачиваться поздно,
Посмотри на эти звёзды!
Посмотри - на это небо,
Взглядом, слышь, тверёзым!
Посмотри - на это море,
Видишь это всё - в последний раз!
Ну, и так далее.
Произвело впечатление, прониклись. Когда песня отзвучала, лишь только один из Корявых выдохнул восхищённо, да Лёха Сизый попросил хрипло:
- Ещё! Ещё давай!
Ник дважды просить себя не заставил, и выдал: "Фраер, толстый фраер - на рояле нам играет", "Заходите к нам на огонёк, пела скрипка ласково, и так - нежно", "На улице Гороховой - ажиотаж. Урицкий - всё Чека - вооружает".
Жаль, Александра Яковлевича здесь не было, то-то порадовался бы! Таких зрителей благодарных увидеть - удовольствие несказанное: блестящие глаза, приоткрытые от удивления рты, скупые слезинки в уголках глаз...
Когда Ник до "Владимирского централа" добрался - незабвенного Михаила Круга, публика уже подпевала вовсю, вернее, припев орала истошно. Особенно Корявые старались, хором нестройным.
По окончанию "Централа" ключ в замке противно заскрипел, дверь приоткрылась, и появившийся на пороге Сидорчук, недовольно зашипел:
- Обнаглели совсем? Прекращайте орать! В карцер захотели? А ты, новенький, пой, потише только. Что-нибудь душевное давай! Я дверь закрывать не буду, тоже чуток послушаю.
Душевное? Пожалуйста.
Далее последовало: "Я не старый, но поверь - уже седой", "Стало мне грустно - вдруг, осень - стоит за окном", ещё что-то.
Но, особенно слушателям понравилась давняя песенка, в исполнении Аркаши Северного - "Мишки". Правда, Ник и от себя пару куплетов добавил, в стройотрядовскую бытность сочинённых:
Ты скучаешь, падает дождь с неба,
Между нами - вьюги и метели.
Заблудились домики под снегом,
Словно - белые медведи.
Заплутали мишки, заплутали,
Заблудились в паутинках улиц,
И к Большой медведице - как к маме,
В брюхо звёздное уткнулись
Пацаны, прошу - не гомоните.
Мы как мишки - заблудились где-то.
Ждут нас недочитанные книжки,
Жаркие безумные рассветы.
И пускай - кругом пурга и стужа.
И пускай - сомненья ветер носит.
Пацаны, мы всё-таки вернёмся -
В раннюю Весну, и даже - в Осень...
Заплутали мишки, заплутали,
Заблудились в паутинках улиц,
И к Большой медведице - как к маме,
В брюхо звёздное уткнулись...
Даже Лёху Сизого, местного мастодонта, проняло нешуточно - всхлипнул, бродяга, пару раз, совсем уже по-детски.
"Заплутали мишки", - подумалось, - "А не про меня ли это? Может, это я и заплутал? Во Времени...".
Так вот Ник и стал местным "авторитетом": отвели ему лучшие нары - рядом с Сизым, от всяческих работ хозяйственных освободили.
Не жизнь, а малина: с утра завтрак скромный - чаёк жидкий с хлебушком, потом часовая прогулка во дворе, музицирование, обед с полноценной баландой, снова - песенки разные, ужин - в точности как завтрак, перед сном - анекдотов травление неустанное.
Только вот, анекдоты тутошние, совсем Нику не нравились, сплошной "Петросян" какой-то: туалетные вариации, блевотина - в местах общественных, мужское достоинство, оторванное токарным станком, прочая ерунда.
Впрочем, и его анекдоты без должного понимания встречали.
Как-то ночью, когда Корявые и Шпала уже спали, решил Ник рассказать свою историю Сизому, да и Профессор при этом присутствовал.
Сизый и до половины не дослушал, плюнул, ругнулся матерно, и спать отправился, пробубнив напоследок:
- Сказки травить - я и сам мастер.
А Профессор до конца выслушал, минуты три молча просидел, а потом уже, когда неуклюже на нары забирался, высказал своё мнение:
- Теоретически, да и с философской точки зрения, пробой во Времени возможен. Или всё же прав Сизый - горбатого лепите? Извините, мой юный друг, за эту ужасную фразу! Три года на зоне - не шутка. Привязались всякие слова-паразиты... Простите уж старика!
Только через четверо суток, под вечер уже, пришли за Ником.
И не миляга Сидорчук, а двое в штатском - рослые такие, с глазами оловянными и пустыми.
- Иванов, на выход! Гитару - с собой!
Взял Ник гитару за деку, всем головой кивнул, на всякий случай, да и пошёл.
- Постойте! - Профессор его окликнул. - Вы, Ник, следите за своим языком. Думайте, прежде чем говорить. Как в той пословице: "Семь раз отмерь, а потом только - отрежь!".
Дельный совет.
Глава вторая
Капитан НКВД Курчавый и новое имя
- Отставить разговоры! - Рявкнул с угрозой оловянноглазый. - Поторапливайтесь, Иванов! Руки с гитарой - за спину!
По всё той же узкой, почерневшей от времени лестнице спустились на первый этаж, потом, по другой уже, в подвал. Мрачный коридор, скупо освещённый тусклыми лампочками, массивная, открытая настежь дверь.
- Товарищ, капитан, - доложил один из конвоиров в открытую дверь, не делая попытки переступить порог. - Задержанный доставлен.
- Задержанного - ввести! Двери плотно закрыть! - прозвучала негромкая команда.