(Финальный отрывок, из ещё ненаписанного романа "Трудно быть - хоббитом".).
Мари умерла на рассвете.
Солнце ещё - где-то спало - за линией Горизонта.
Но, на востоке уже образовался светлый Нимб, оттесняющий Тьму по всем фронтам - куда-то к единому центру, разбившему свои шатры где-то там - на Северо-западе, в отрогах Синих Гор.
Чирикали какие-то местные птички, в реке плескались рыбёшки, приветствуя каждым своим ударом хвоста по воде - предстоящую Зарю.
- Прямо как у Ремарка в "Трёх товарищах", - прошептал Генрих, - "Пат умерла на рассвете". Только - Пат умерла, тихо и незаметно - как будто колодезная вода в деревянном ведре - тонкой корочкой льда покрылась... А - здесь....
Мари умирала долго и мучительно, корчась в страшных судорогах.
А, что Вы хотели - яд "бозанко" - страшная штука.
Придуманная пару тысяч лет назад - ради интересов серьёзных - насквозь.
Генрих непрерывно носил в палатку к умиряющей сосуды с разными отварами, орал на бедных хоббитов, пинал мулов - под ноги подвернувшихся, и - плакал - без остановки.
Всё правильно - как тут не плакать?
Сам во всём виноват: слонялся столько лет - сперва по джунглям и предгорьям Карибии, потом - по Средиземью этому пакостному. И все, включая его отца - доктора Мюллера, сгоревшего заживо неделю назад в этом Землеройске, все - оставили надежду - Генриха найти.
И, только Мари, его жена - только она - верила, и тащила нас всех за собой - до конца.
Сперва - за деньги, потом - чисто из уважения к ней, да и - из за Принципов неких, членам Общества Потребителей - не понимаемых - никогда.
Нашли, из орочьей темницы вытащили. Ура!
Целые сутки у них было - Счастье! Сутки - Счастья!
Я и тогда знал - не кончится это добром.
Как же - голливудских фильмов - досыта насмотрелись. У них там как: кончается, вроде, история романтическая - полным хэппи - ендом, главные Герой и Героиня - целуются, и тут, из под обломков здания какого разрушенного - мерзкий Монстр, убитый уже много раз, поднимается - и, Герою, либо - Героине - в спину подло стреляет...
Знал ведь всё, кругами вокруг них ходил, любого Странного - убить был готов.
Не досмотрел.
Онни, хоббитанка юная, девчонка - совсем, с глазами добрыми, фиолетовыми - как сливы японские....
Паскуда! Дрянь - последняя!
- Мари, попробуйте - джема ежевичного!
И, стилетом, лезвие которого - "бозанко" намазано щедро, - под сердце!
Тварь гадкая! Тварь! Тварь!
Порвали Онни на части, конечно. А - толку?
Фанатики эти сраные, малолетние.
И, не важно - от какой идеи, или - идеологии, они фанатеют. Неважно.
Всё равно - потенциальные ублюдки и убийцы. Суки!
Похоронили Мари.
Вырыли - глубокую могилу. Кто - чем.
У кого меч был - мечом. У кого - топор боевой - топором.
У кого - ничего не было - голыми руками, сдирая ногти - до крови.
Засыпали могилу землёй, сверху - каменюгу здоровенную положили, с письменами старинными, глубоко высеченными. То ли - древние хоббиты высекали, то ли - Древние Майя.
Сейчас - и не понять вовсе: Граница то - с Большим Миром - рядом совсем, да и гуляет она туда-сюда постоянно.
Френдо, самый старший из хоббитов оставшихся, молитву древнею, похоронную - зачитал:
Черный снег. Хрустальные слезы.
Хрустальные слезы на черном снегу.
Но это еще не конец, нет.
Мир еще осязаем. И слышна еще печальная свирель.
Но вот хрустальные капли мутнеют, трескаются и превращаются в серую пыль.
Светлая музыка стихает.
Остается только черный снег.
И звенящая тишина.
Чёрт его знает - правильно - неправильно?
Костёр сигнальный загорелся, молодец Олмер - не спит.
Орки - уже на хвосте.
Дальше - понятно: караван - к Кровельному Забору, сами - на лошадях свежих - ко Входу.
Подло - это, если - по правде.
Засада там - у Кровельного, ей-ей.
А, если даже и нет Засады - всякое бывает - недоглядел там кто - всё равно....
Орки, на лошадях свежих - всё равно догонят. И - в труху....
Стыдно???
Кому - как.
Пацифисту всякому - да, безусловно.
Бедные шесть хоббитов, бедные - восемь мулов! Смерть - страшная, безысходная!
А, с точки зрения русского офицера, с советской подноготной?
Есть Приказ - доставить "нечто" - в точку заданную?
Сказано - однозначно - потерями личного состава, и прочей хернёй - пренебречь?
Сказано.
Знать - выполнено будет. Учили - так.. Хорошо так - учили.
Если что - Бушков - подтвердит.
На повороте расстались - навсегда. Мы с Генрихом - по Серебреному Ручью, благо дно здесь песчаное было, без камней вовсе, - направо ушли. Караван - к Кровельному - на встречу Смерти Верной.
Проскакали часов шесть, и галопом, и - рысью, и - по всякому.
Вот она - Граница. Пять минут - здравствуй, Большой Мир!
На холме остановились. Генрих, за каким-то, костёр запалил, котелок с чаем будущим - подвесил.
Подошёл я к нему - мол, чего это такое? Традиция - какая.?
Расспахнул Генрих плащ свой длинный - на секунду вовсе. А там - пластид и тротил сплошной, куда там - моджахедам долбанным.
Решил, значит так - счёты подбить.
Что ж - его право.
- Ладно, Андреас, - выдавил Генрих, передавая мне аквамариновую шкатулку, - Удач тебе, и - уезжай. Сто метров, там - Граница. Увидишь всё - если захочешь. Оттуда - всё видно, в одну сторону...
Уезжай - Брат. Прощай!
Орки, то ли другой отряд, то ли те, которые бедных наших хоббитов уже успели - попользовать, надвигались с востока - тучей неслабой.
Раз - два - три - вот и - Граница. Сухо щёлкнуло - вот и - Большой Мир.
По эту сторону народу было - немеренно: отряд Стражи, с Джеком во главе, какие-то Важные - явно из Министерства, капитан Зорго, за руку Джедди держащий.
Все обернулась в мою сторону, поприветствовали - кто как. И, отвернулись, наблюдая за Генрихом.
Что ж, может так оно и лучше.
Лишние проводы - лишние слёзы.
Хотелось, всё же, с Джедди и Зорго попрощаться по-человечески. Да, ладно - неудобно как-то - один из всего Отряда вернулся.
Неудобно - всё же.
Через три часа конь вынес к окраинам Сан-Анхелино.
Порт, у крайнего пирса - элегантно притулилась - словно в полусне - "Кошка".
Ни яхта - просто красавица.
Длинная - метров семнадцать, узкая, низко посаженная, с мачтой - пропорционально невысокой.
Борта - белые, с редкими синими полосами. Верхняя половина мачты - сиреневая.
Та ещё штучка - эстетичная - до совершенства.
Фьорд стоял на баке, дымя своей вересковой трубкой.
- Один? - спросил Фьёрд, - Один. И даже - она, Мари?
- Она - умерла....
Фьёрд спрятал трубку в карман, и, загребая ногами невидимый снег, постарев - лет на двести, пошёл в каюту кока, где традиционно хранился запас спиртного.
Решили - в Берген идти.
"Кошка" к порту Барселоны приписана была. Да - какая разница. Хозяин её, доктор Мюллер, погиб, да и наследники его - также.
Решили - в Бергене яхту поставим, за полгода стоянку оплатим, Власти - известим, а дальше - не наше дело...
Вошли в бухту Бергена. Красиво - солнце в волнах радугу запускает, на берегу - домишки жёлто-красные выстоялись.
А, Фьорд совсем в другую сторону смотрит. Там, на молу пирса - девчонка стоит невысокая, и рядом с ней - два пацана-погодка белобрысых, лет по - восемь - десять.
- Прощай, Андреас! - Фьорд говорит, - "Кошку" - сам поставишь.
И, как был - за борт, в полной амуниции. И, кролем неумелым - к пирсу тому.
Пришвартовался кое-как. Ткнулась "Кошка" бортом в шины резиновые, да и замерла послушно. Умная - девочка.
Да, думаю, и мне, судя по всему, пора - на Родину.
И, девчонка своя там - ждёт, Фьордовой - и не хуже совсем, и киндеров - пару.
- Эй, Андреас! - Фьорд издали орёт, жену обнимая, а на каждом его плече - по мальчишке белобрысому сидит, - Всегда и везде! А, козлы те - не пройдут - никогда!
И, на правое плечо своё показывает, где татуировка Че Гевары - место быть имеет.
- Конечно, не пройдут! - отвечаю, на своего Че пальцем показывая, что на левом моём плече - живёт, - Никогда!
Санкт-Петербург - Сан-Анхелино - Берген, 2002 - 2007.