Бондаренко Андрей Евгеньевич : другие произведения.

Звонкий ветер странствий

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Цикл - "Двойник Светлейшего".
  
   "Звонкий ветер странствий" - книга третья - новая версия (редакция).
  
  
  
   От автора
  
   Совсем недавно - весной 2010-го года - на сайте ЛитРес была выложена третья книга цикла "Двойник Светлейшего" - "Аляска золотая".
   Мне трудно говорить о качестве (литературном и ином) данной книги. Но.... За последующие месяцы я - по самым разным каналам, включая личную электронную почту и пиратские сайты - получил порядка ста двадцати откликов: замечания, пожелания, советы, насмешки, хвалебные и одобрительные высказывания, предложения по совершенствованию текста...
   Удивительно, но главное "требование" Читателей звучало - в обобщённом виде - примерно так: - "Пусть Главные Герои - всю третью книгу - плывут! Успеется ещё с этой Аляской, никуда она не денется....". Звучали и такие пожелания: - "А нельзя ли добавить морской романтики? Побольше, да помахровей? Кровожадных пиратов, например.... И, пожалуйста, введите в текст - чуток - мелодраматических сюжетных линий! А то, суховато как-то у вас.... А можно - Петра Первого сделать малость похитрей, посообразительнее и поковарнее? Государственный деятель, как-никак! А можно...".
   Что же, иду навстречу уважаемым Читателям. Пусть - будут пираты, махровая романтика и элементы южноамериканской мелодрамы. Почему, собственно, и нет? А приключениям героев на Аляске будет посвящена отдельная книга. Она, скорее всего, будет называться - "Золотая Аляска"...
   То есть, роман "Аляска золотая" трансформируется в два романа - "Звонкий ветер странствий" и "Золотая Аляска".
   Вполне возможно, что когда-нибудь будет написана и заключительная (шестая) книга этого цикла - "Выбор-побег".
  
   С уважением,
   Автор
  
  
  
   Глава первая
   Неожиданный поворот событий
  
   - Каждому - да воздастся по делам его! И за все - в целом, и за каждое дело в отдельности...", - важно вещал тщедушный тибетский лама, прибывший в Питербурх с визитом вежливости. - Подлость - рано или поздно - будет отомщена, доблесть же вознаграждена - всенепременно и по достоинству.... Только, вот, что для одного человека кажется благим делом, другому человеку может представляться самой гнусной подлостью. Ну, и наоборот.... Только, всё равно, за каждое свершённое дело - воздастся, так или иначе...
   Лама ещё поболтал немного - недели так полторы - да и отбыл с подвернувшейся оказией в просвещённые Европы - поучать тамошних умников хитрым восточным философским сентенциям...
  
   Наступил август 1703 года. Александр Данилович Меньшиков, Светлейший князь Ижерский, генерал-губернатор Ингрии, Карелии и Эстляндии, кавалер ордена Андрея Первозванного - со звездой и голубой лентой, один из богатейших людей России - откровенно благоденствовал. Дела шли - лучше не бывает: новый город-порт Питербурх успешно строился, возводились крепкие береговые молы, корабельные верфи, по Финскому заливу уверенно и безбоязненно ходили русские многопушечные корабли, не подпуская даже близко к берегам невского устья шведский флот неугомонного короля Карла Двенадцатого.
   Вернее, по-настоящему Светлейшего князя звали - Егор Петрович Леонов, был он послан в Петровские времена из далёкого и необозримого Будущего, и ещё в 1687-ом году "заменил" подлинного Алексашку Меньшикова. То есть, Егор Леонов переместился в самый конец семнадцатого века, а Александр Данилович - в славный 2009-ый год.
   Возникла, вот, такая срочная необходимость. Некоторые злонамеренные "экспериментаторы" решили отправить в Прошлое агента - с задание убить русского царя Петра Первого. Зачем, спрашивается, убить? Да так, ради праздного любопытства - посмотреть, а что будет в этом случае с многострадальной Россией? Какой путь развития выберет русская элита того времени? В каком состоянии Россия - в данном раскладе - подойдёт к рубежу двадцатого века? Сохранится ли, как единое и великое государство, или же распадётся - на десяток-другой мелких?
   Тайная международная служба "SV", целенаправленно отстаивающая интересы законопослушных землян, и решила направить "на место" царского денщика Алексашки Меньшикова опытного военного телохранителя из 2009-го года со строгим заданием: бдительно и тщательно охранять царя Петра, не допустить - любой ценой - чтобы ход Истории изменился. Ну, не знали ещё тогда сотрудники "SV", что любое значимое вмешательство в Прошлое - каждого конкретного мира - не оказывает никакого воздействия на Настоящее и Будущее этого же мира. Просто в данном случае рождается мир новый, параллельный, развивающийся самостоятельно.... А, может, и знали. Просто не хотели, чтобы появился этот параллельный мир, так как существует теория, согласно которой у каждого первоначального ("материнского") мира наличествует определённая "ёмкость". То есть, когда количество параллельных миров становится критичным, то происходит "взрыв", и на месте всех этих миров образуется Чёрная Дыра...
   Какие такие "экспериментаторы", и что ещё за международная служба "SV"?
   Вот, как в 2009-ом году объяснял Егору глава (Координатор) этой секретной службы:
   - Вы в школе изучали биологию? Наблюдали через микроскоп за капелькой воды, наполненной разными микробами? И острой иголкой тыкали в капельку? Очень хорошо! Тогда вы должны правильно меня понять. Представьте себе, что наша с вами древняя и прекрасная планета Земля, вместе со всеми её обитателями, это просто обыкновенная "капля воды, наполненная микробами", - под чьим-то микроскопом. Для нас проходят века, для того, кто сидит за микроскопом, часы, а может, даже, и минуты.... И этот неизвестный исследователь, а по факту - многочисленные исследователи, упрямо ставят над бедными "микробами" разные опыты! Какие опыты? Да, самые разные. Например, определённому виду бесконечно глупых обезьян делаются инъекции, способствующие активизации работы головного мозга. Стимулируют и катализируют, выражаясь по-научному, процесс естественной эволюции. Время от времени - чтобы придать всему исследовательскому процессу требуемую динамику - доверчивому человечеству подбрасывают коварные "подарки": колесо, технологию плавки бронзы и железа, письменность, счёты, современную демократию, двигатель внутреннего сгорания, динамит, ядерную бомбу, Интернет.... Параллельно с этим осуществляются сложные и неоднозначные психологические эксперименты, моделируются различные поведенческие ситуации, провоцируются экстремальные процессы... Допустим, только на минутку, что такие одиозные фигуры, как Александр Македонский, Нерон, Наполеон, Пётр Первый, Емельян Пугачёв, Ленин, Гитлер, Сталин и многие другие неординарные личности, достаточно серьёзно поменявшие ход развития истории человечества, появились не сами по себе.... Спрашиваете, откуда они тогда взялись? От горбатого верблюда. Их ввёли в игру наши "экспериментаторы". Понимаете теперь? "Экспериментаторы", как легко догадаться, не являются жителями нашей планеты. А служба, которую я имею честь представлять, как раз и отстаивает интересы "капельки воды, наполненной мирными микробами". Человеческой расой, то бишь. Пресекаем, по мере наших скудных сил, наиболее опасные и изощрённые эксперименты. Вот, и вам, господин Леонов, мы предлагаем оказать одну важную услугу - всему человечеству, так сказать, в целом...
   Что же, цели и задачи у службы "SV" были, безусловно, высокими и благородными, Егор согласился на сотрудничество, подписал пятилетний Контракт (с гонораром в двадцать миллионов Евро, плюсом - маленький личный остров в Карибском море), и отправился в далёкий 1697-ой год - времена откровенно дремучие, жестокие и кровавые...
   И первые пять лет он старался максимально честно и дотошно соблюдать все требования Контракта, а именно, предотвращал многочисленные покушения на жизнь царя Петра Первого, организовал действенную и надёжную охранную структуру, искренне старался, чтобы его действия не нарушили ход Истории.
       Но - по истечении срока Контракта - обратного "замещения" не последовало. То есть, произошла досадная техническая накладка, и Егор остался в Прошлом. Очень скоро он "обиделся" и начал подозревать, что служба "SV" его пошло обманула и подставила. А тут ещё и Любовь....
       И Егор начинал действовать сугубо по "своему усмотрению", всё больше и больше увлекаясь этим процессом, уже ставя перед собой чёткие и конкретные задачи. Даже сама мысль - о возвращении - стала ему глубоко противна. И когда, пусть и с многолетним опозданием, появился араб Аль-кашар, посланец Координатора, Егор отказался вернуться в Будущее (то есть, в Настоящее), а самого Аль-кашара - по приказу Егора - заключили в уральский острог.
    Ход Истории изменился. Пользуясь своими знаниями, полученными в Будущем, Егор уговорил царя Петра в корне поменять всю военную стратегию России, что позволило избежать целого ряда досадных воинских поражений, которые имели место быть в настоящей Истории. Даже Питербурх был заложен не на островах Невского устья, а в сорока километрах западнее, там, где в двадцать первом веке находился город Ломоносов...
  
   Итак, наступил август 1703-го года. Погода стояла тёплая, но пасмурная, время от времени - из хмурых серых облаков - начинал капать ленивый и задумчивый дождик. Поэтому праздничные столы были накрыты не в молодом парке, возле звонкого фонтанчика, как задумывалось ранее, а на просторной крытой террасе, примыкающей к господскому дому. Благо, что с террасы открывался великолепный вид на Неву, где у новенького каменного причала на речных волнах тихонько покачивались старенький бриг "Король" и годовалый трёхмачтовый фрегат "Александр" - личный генерал-губернаторский корабль Егора, построенный, к тому же, на его собственные деньги.
   Серьёзных поводов для скромных дружеских посиделок обнаружилось сразу два. Во-первых, необходимо было по-человечески отметить новоселье - наконец-то была окончательно достроена василеостровская загородная усадьба семейства Меньшиковых. А, во-вторых, Егоровой обожаемой и любимой жене Саньке (Шурке, Александре, Сашенции), то есть, Светлейшей княгине Меньшиковой Александре Ивановне, исполнялось двадцать шесть лет.
   На Васильевский остров были приглашены и дисциплинированно прибыли только самые близкие: главный морской инспектор Алёшка Бровкин и его дочка Елизавета, которой недавно исполнилось три с половиной года, вице-адмирал Людвиг Лаудруп - с женой Гердой и сыном Томасом, младшая сестра Гертруды Матильда вместе со своим женихом - подполковником охранной Службы Фролом Ивановым, командир первого батальона Екатерининского полка подполковник Ванька Ухов, комендант Петропавловской крепости полковник Илья Солев и комендант крепости Шлиссельбург полковник Прохор Погодин - с супругой и пятью детишками. Ну, и уже без всяких приглашений, а просто проездом из голландского Амстердама на белокаменную Москву, появился Медзоморт-паша - полномочный посол Небеснородного турецкого султана, личный друг Егора и адмирала Алексея Бровкина.
   А, вот, генерал-майор Василий Волков приехать не смог, так как во главе с пятнадцатитысячным воинским корпусом находился в Ливонии и готовился брать на шпагу курляндский город Митаву.
   Ждали, что из Москвы приедут и другие дорогие гости: царь Пётр Алексеевич, Екатерина и их малолетняя дочь Елизавета, царевич Алексей, царевна Наталья и князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский. Но, совершенно неожиданно, третьего дня от царя пришло короткое письмо, в котором он немногословно извещал, что все московские высокородные особы прибыть не смогут - "по важнецким причинам, про которые будет рассказано отдельно".
   - Какое странное и подозрительное письмо! - обеспокоенно нахмурившись, удивилась Санька. - Рука-то, без всяких сомнений, Петра Алексеевича, а, вот, слова совсем и не его. Чужие какие-то, холодные да казённые.... Ты, Саша, часом, ничем не обидел государя?
   - Да что ты такое говоришь? - недовольно передёрнул плечами Егор. - Какое неудовольствие может быть? Город активно и старательно строится, флот свободно плавает по всему Балтийскому морю, шведы отогнаны далеко и надёжно, взяты с боем крепости Выборг и Кексгольм...
   - Ну, не знаю, не знаю! - тяжело и неуверенно вздохнула жена. - Предчувствия у меня какие-то странные, очень нехорошие и неуютные...
   До начала праздничной трапезы оставалось ещё больше часа, поэтому все присутствующие разбились на три равноценные группы, каждая из которых занялась своими важными делами.
   Женщины, первым делом, удалились на кухню - контролировать и подгонять ленивых поваров, мучить их бесконечными и противоречащими друг другу советами, по очереди снимать пробы с наиболее важных и ответственных блюд. Выполнив сию важную миссию, благородные дамы дружной стайкой направились внутрь дома - наряжаться и прихорашиваться перед высокими венецианскими зеркалами.
   Дети - во главе с неутомимым и хулиганистым двенадцатилетним Томасом Лаудрупом - с громким визгом носились по аллеям молодого парка, разбрызгивая во все стороны тёплые дождевые лужи. За ними присматривали няньки и денщики - под руководством Николая Ухова, родного дядьки Ваньки Ухова. Старый Николай занимал нынче должность Главного управителя всего загородного поместья князей Меньшиковых.
   А мужчины, дымя курительными трубками, собрались вокруг небольшого костерка, лениво горящего в центре идеально-круглой, только с утра аккуратно выкошенной травянистой площадки. Некурящий Прохор Погодин, внимательно наблюдавший за детскими играми и забавами, спросил у Егора:
   - Александр Данилович, смотрю, близняшки-то твои здесь - бегают, веселятся. А где же младшенький, Александр Александрович?
   - На Москве остался наш Сашутка, - печально вздохнув, ответил Егор. - Катеньке и Петруше уже по семь с половиной лет, большие совсем, самостоятельные. А Шурику только четыре годика исполнилось недавно, да и болел он сильно по нынешней холодной весне, простуды замучили мальца. Опять же, тесть мой, Иван Артёмыч Бровкин, как-то постарел резко, загрустил совсем. А тут ещё Алёшка свою дочку Лизу забрал в эту поездку. Вот, Шура и остался с дедом, чтобы старику было не так тоскливо...
   - Александр Данилович! - обратился к нему Алёшка Бровкин, ставший после смерти жены Луизы чрезмерно серьёзным и неулыбчивым. - Когда же будем штурмовать Нарвскую крепость? Принято уже окончательное решение?
   - Да, братец, к пятнадцатому сентября велено собираться к Нарве. Наши две дивизии подойдут с тяжёлой осадной артиллерией от Питербурха, Пётр Алексеевич с отдельным корпусом подтянется со стороны Пскова. А Волкову Василию велено - после взятия Митавы - заняться городом Дерптом, то есть, Юрьевым, если по-нашему...
   - Господа! - неожиданно вмешался Лаудруп, хорошо освоивший за последние годы русский язык, указывая рукой на Неву. - К причалу швартуется "Апостол Пётр". Я не велел ему этого делать. Сей фрегат должен был нынче стоять в котлинском порту. Наверное, случилось что-то очень серьёзное.
   Егор вытащил из-за голенища ботфорта подзорную трубу и навёл её в нужном направлении. Действительно, со стороны Финского залива неторопливо подходил "Апостол Пётр" - 64-х пушечный фрегат, недавно спущенный на воду флагман русского военно-морского флота.
   - Что же, придётся встречать гостей нежданных! - решил Егор, тщательно выбивая курительную трубку о каблук ботфорта.
  
   С борта замершего у причала "Апостола Петра" на пирс были переброшены длинные и крепкие сходни, по которым на берег стали торопливо спускаться солдаты в форме недавно созданной по Указу царя Московской дивизии - в полной боевой амуниции, с новенькими бельгийскими ружьями за плечами. А у трапа замер - весь из себя гордый, независимый и надменный - подполковник Антон Девиер, демонстративно глядя в сторону и презрительно выпячивая вперёд нижнюю губу.
   "Опаньки! Сколько же их, человек сорок пять будет! Однако...", - неприятно удивился подозрительный внутренний голос. - "Не иначе, совсем плохи наши дела, братец...".
   - Как это прикажете понимать, господин подполковник? - гневно посверкивая единственным голубым глазом, глухо и недобро спросил Алёшка Бровкин, обращаясь к Девиеру. - Что молчишь, сукин кот голландский? В морду захотел, гнида худосочная? Я к тебе обращаюсь....
   По сходням - под тяжестью уверенных шагов - забухало грузно и размерено, и знакомый раскатистый бас властно заявил:
   - Молчать, вице-адмирал Бровкин! Молчать! У меня дело наиважнейшее, государево!
   На василеостровский берег неторопливо и важно, грозно и многообещающе хмуря седые кустистые брови, сошёл сам князь-кесарь Фёдор Ромодановский - начальник царской Тайной Канцелярии.
   - Здравствуй, князь Фёдор Юрьевич! - вежливо и уважительно обратился к князю-кесарю Егор. - Проходи к столу, гостем будешь!
   - Извини, Александр Данилович! - невозмутимо прогудел в ответ Ромодановский. - Но не в гости я приехал к тебе.... Извини, ещё раз. Указ царский у меня! - небрежно махнул рукой в сторону. - Давай-ка, отойдём на пару слов...
   Князь-кесарь уселся на каменный парапет набережной (уже одна десятая часть береговой линии Васильевского острова была надёжно забрана в камень), задумчиво глядя на речные просторы, поведал:
   - Знаешь, Данилыч, я ведь давно уже подозревал, что ты - не от мира сего. Мне же - по должности важной и заметной - люди много чего рассказывают о том, что видели и слышали. Каратэ это твоё, японские метательные звёздочки, синяя глина, которую ты называл "кембрийкой", уменье откачивать утопленников, картошка и блюда из неё.... Ведь, не было никакого пожилого индуса, который странствовал вместе с цыганским табором и обучал тебя в отрочестве всяким хитрым премудростям? Не было, чего, уж, там! Стал я внимательно присматриваться к тебе, и многое мне показалось странным: и речь твоя, и повадки, и поступки - иногда избыточно милосердные и глупые. Всё ломал я голову, мол: - "Где же та верёвочка, за которую надо дёрнуть, чтобы до конца распутать весь этот тайный клубок?". А потом мне охранный офицер из Преображенского дворца поведал одну интересную и занимательную историю. Мол, перед самым отъездом на штурм шведской крепости Нотебурга генерал-губернатор Меньшиков долго о чём-то беседовал с Яковом Брюсом. И после этой беседы вышел означенный Светлейший князь Меньшиков из Брюсовых палат очень и очень задумчивым.... "Ага!", - смекаю. - "Вот же, оно...". Подступил я тогда к Петру Алексеевичу, чтобы он отдал мне этого богопротивного и слегка сумасшедшего Брюса. Государь долго мне отказывал, а потом сдался и отдал.... Только при одном условии - Брюса не пытать и на дыбу не подвешивать. Мол, слабое здоровье у Якова, может не выдержать допросов с пристрастием и отдать Богу душу.... А ещё при этом разговоре вспомнил Пётр Алексеевич об одном арабском басурмане по имени Аль-кашар, который томился в заключении - по тайному приказу всё того же генерал-губернатора Меньшикова - в дальнем уральском остроге.... Что побледнел-то так, Александр Данилович, голубь сизый?
   - Знаешь, Фёдор Юрьевич, мне одно только не понятно, - проговорил Егор помертвевшим голосом. - Ведь всё то, о чём ты сейчас мне рассказываешь, происходило почти три года назад. Почему же ты только теперь приехал по мою душу?
   - Не всё так просто! - нахмурился Ромодановский. - Во-первых, с басурманом Аль-кашаром. Антошка Девиер, которого послали за этим арабом, по дороге заболел и всю первую зиму провалялся в горячке, руку ещё себе вывихнул - при падении с резвой лошади. Наступила русская распутица, то, сё.... Потом, когда длиннобородого, всё же, доставили в Москву и вздёрнули на дыбу, выяснилось, что наш Аль-кашар по-русски не знает ни единого слова. Да и английский язык его.... Даже Пётр Алексеевич плевался во все стороны. Нашли, конечно же, путного толмача с турецкого языка. Он такого перевёл - хоть сразу вешайся! Ладно, месяца через три (иноземца всё это время, почитай, с дыбы и не снимали, то есть, регулярно и планомерно на неё подвешивали), нашли человека, хорошо понимающего арабскую речь. Опять началась всякая дурацкая белиберда. Мол, ты, Данилыч, и не Данилыч вовсе, а некто Леонов Егор Петрович, посланный к нам сюда из далёкого и неведомого Будущего. Более того, он, Аль-кашар, должен был тебя вернуть обратно, в двадцать первый век, да ты не согласился и отправил его, бедного, в далёкий северный острог.... Иноземные доктора тщательно осмотрели странного басурмана, ознакомились с выдержками из его показаний. Все, как один, твёрдо заверили, что данный человек, безусловно, юродивый.... Что делать дальше? Тебя вызвать в Москву и тоже вздёрнуть на дыбу? Так - что предъявлять? Что, мол, ты из Будущего проник к нам обманным путём, ни у кого не спрашивая разрешения? Да, закавыка...
   - Так, у вас же ещё и Брюс был, - криво усмехнувшись, напомнил Егор.
   - Брюс, Брюс! - пророкотал низкий бас князя-кесаря. - Толку-то.... Не велено было его пытать. Вот он и молчал. Очень плохо было Якову в темнице без его заумных книг, всяких хитрых штуковин и приборов, но крепился, сукин кот, молчал.... И, вот, тогда-то я и догадался обо всём! - Ромодановский сделал многозначительную паузу. - Брюс многое помнил о тебе, охранитель, но и ты, наверное, знал про него что-то тайное и гадкое! За жизнь цеплялся Яшка, не хотел помирать. Понимал, что если он всё расскажет про тебя, то и ты не будешь молчать. А за ним, похоже, был великий грех, за который есть только одна достойная плата - плаха. Это - в лучшем случае.... Что, я не прав?
   - Прав! - покорно согласился Егор. - Но, давай, Фёдор Юрьевич, всё же, перейдём к моей скромной персоне. Чего о покойниках рассуждать?
   - Это верно, про покойников-то! - скупо улыбнувшись, поддержал его Ромодановский. - Им-то, точно, уже ничем не помочь. Сколь ни старайся.... Короче, я так рассудил, Александр Данилович. Если Брюс узнает, что ты безвозвратно и окончательно погиб, то, наверняка, станет гораздо сговорчивей.... Что усмехаешься? Прав я? Одно только плохо, что поздновато я додумался про это. Старость всё, мать её.... Ладно, разыграли мы ситуацию - по этим, как иноземцы говорят - по нотам. Объявили Якову, так, между делом, что ты, Данилыч погиб. Ну, при штурме всё того же шведского Нотебурга. Мысли-то мои были просты и бесхитростны: нет тебя больше, следовательно, и Брюсу нечего опасаться - вскрытия ответной тайны.... Как бы так я рассуждал. Чего заулыбался-то, бродяга? Одобряешь? Правильно, что одобряешь.... Тут-то, вот, всё и сложилось в единую картинку, как ты сам любишь говорить.... Брюс, надо ему отдать должное, сперва не поверил. Но мы на восточном подмосковном кладбище выстроили твою могилку, Данилыч. Ты, уж, извини! Так было надо.... Настоящую такую могилку, славную, с памятной табличкой и мраморным памятником: кавалер знатный в воинской треуголке, с бронзовой шпагой в ножнах - на левом боку.... А ещё молоденькую дворянку нашли одну, которая здорово похожа на твою жену, прекрасную Светлейшую княгиню Александру Ивановну. Ростом, стройностью, фигурой, волосами пышными да серебристыми.... Яков-то к этому времени и слухом сделался слаб, да и зрение его единственного глаза ухудшилось. Всё и прокатило - как по маслу. Встретился Брюс - около твоей, Данилыч, могилы - с твоей же безутешной "вдовой", ну, и поверил.... А после этого рассказал про всё, что знал, более ничего уже не опасаясь. Главным образом, про фосфорные спички и про подлого французского доктора. Сразу же взяли и достославного господина Карла Жабо, вздёрнули на дыбу.... Сознался он во всём, конечно же. Причём, почти сразу. Как ты подговорил его - ещё в далёком 1995-ом году - государя коварно обмануть.... Когда об этом доложили Петру Алексеевичу.... Тебе про это лучше и не знать, охранитель! Даже я - по этому поводу - лишился любимого переднего зуба. Да, и поделом: не досмотрел в своё время.... Очень, уж, государь убивался и сожалел. Не, это я не про тебя, Данилыч, а про русских баб и девок, которые - по твоей гадкой милости - прошли мимо государевой постели.... На этом следствие и закончилось. В горячке Пётр Алексеевич повелел - отрубить всем подлым ворогам головы. Это я про Брюса, Карла Жабо и араба Аль-кашара. Отрубили, понятное дело, чего уж.... Теперь по твоей мерзкой персоне. Сперва и тебя государь хотел казнить: четвертовать, предварительно оскопив, ободрав кожу и выколов глаза. А жену твою, прекрасную княгиню Александру, отдать на солдатскую жаркую потеху.... А потом, вдруг, царь передумал. Может, просто пожалел тебя, а, может, и не просто.... Короче. Вот тебе, господин бывший генерал-губернатор Ингрии, Карелии и Эстляндии, письмо от государя, - протянул обычный тёмно-коричневый конверт. - Прочти. Только торопись, охранитель. Время пошло. Тебе уже отплывать скоро. Ничего сейчас не спрашивай, в Указе, который я вскоре оглашу, всё будет сказано. Да и в письме царском, чаю, также...
   Когда Пётр бывал трезвым, то буквы в документах, начертанных его рукой, беспорядочно "плясали" в разные стороны. В крепком же подпитии царский почерк становился косым и убористым. А вот будучи смертельно пьяным, государь - неожиданно для всех - превращался в искуснейшего каллиграфа.
   "Судя по всему, Пётр Алексеевич начинал писать это послание абсолютно трезвым, а заканчивал, уже пребывая в полноценном и крепком пьяном бреду", - отметил внутренний голос.
   "Не ждал я от тебя, Алексашка, такого гадкого обмана!", - писал царь. - "От всех ждал, но, чтобы от тебя.... Мерзавец ты законченный! Пожалел для законного государя - жены своей.... Тьфу! Что, убыло бы от неё? А скольких утех сладостных я был лишён по твоей подлой милости? Никогда не прощу! Никогда! Злыдень ты первейший.... Да, ещё, по поводу золотишка. Ха-ха-ха! Если басурман Аль-кашар не соврал, и ты послан к нам из Будущего, то для тебя это - дела пустяшные...".
   "Вот они - Властители! Нельзя им верить! Никогда нельзя!", - от души возмутился памятливый внутренний голос. - "Сколько раз тебе, братец, Пётр клялся в братской дружбе? Мол: - "Я твой, Алексашка, вечный должник, век не забуду...". И перед Санькой нашей неоднократно рассыпался в благодарности жаркой и бесконечной. А теперь, вот, получите и распишитесь.... Да, коротка ты, память царская! Хорошо ещё, что казнить не надумал. С него сталось бы...".
   - Ну, охранитель, всё прочёл? - вкрадчиво и недобро спросил Ромодановский. - Тогда пойдём к остальным, я зачитаю Указ государев...
   К причалу, тем временем, уже подошли женщины, облачённые в совершенно невероятные праздничные платья, нестерпимо сверкая драгоценными каменьями многочисленных золотых украшений, а дети удивлённо и восторженно разглядывали неподвижно замерзших у кромки воды солдат Московского полка.
   - Дядя Николай! - обратился Егор к Ухову-старшему. - Отведи-ка всех ребятишек в дом, пусть там поиграют. Займи их чем-нибудь интересным. Расскажи, например, сказку - про добрых и умных белых медведей...
   Дождавшись, когда старик - в сопровождении нянек и денщиков - уведёт детей в центральное здание усадьбы, Егор попросил Ромодановского:
   - Дозволь, Фёдор Юрьевич, сперва мне сказать несколько слов народу? Объясниться, так сказать...
   - А что ж, и объяснись! - благодушно кивнул головой князь-кесарь. - Дозволяю!
   Егор снял с головы парадную треуголку, сорвал пышный ярко-оранжевый парик и выбросил его в ближайший кустарник, после чего заговорил - громко и чётко:
   - Повиниться я хочу, господа и дамы. Вина лежит на мне великая. Немногим более восьми лет тому назад я обманул государя нашего, Петра Алексеевича. Не захотел я, чтобы царь воспользовался своим правом "первой брачной ночи" - в отношении невесты моей, Александры Ивановны Бровкиной, - внимательно взглянул на испуганную и слегка ошарашенную Саньку. - Вместе с известным вам доктором - французом Карлом Жабо - мы тогда обманным путём внушили государю, что ему смертельно опасно - вступать в плотские отношения с русскими женщинами. Вот, и вся моя вина, господа...
   - Разве это вина? Да, только так и надо было! - звонким голосом заявил юный Томас Лаудруп, невесть как умудрившийся избежать опеки старика Ухова, и тут же прикусил язык, получив от матери крепкий подзатыльник.
   - Теперь понятно, почему Пётр Алексеевич зимой 1995-го года так неожиданно и безжалостно разогнал свой гарем, состоящий из дворовых девок, - негромко пробормотал себе под нос Алёшка Бровкин.
   Ромодановский, сделав два шага вперёд, вытащил из-за широкого обшлага камзола сложенный вдвое лист толстой бумаги и непреклонно объявил:
   - Всё, поговорили и хватит! Теперь я вещать буду. Слушайте, голодранцы, Указ царский! Про "Великая Малыя и Белыя..." пропущу, пожалуй. Сразу же перехожу к делу. Итак: - "За учинённый подлый обман - лишить Меньшикова Александра, сына Данилова, всех воинских званий и наград, отписать в казну государеву все его деревеньки, дома и вотчины. Обязать означенного подлого вора Александра Меньшикова - вместе со всем семейством его - отбыть навсегда из России. На его личном фрегате "Александре", не позднее двадцати часов после оглашения ему этого Указа. При дальнейшем появлении на берегах российских - казнить всех Меньшиковых и их прямых потомков, не ведая жалости. С собой семейство злодеев Меньшиковых может взять золото, деньги, драгоценности, вещи и людишек - только из загородного поместья василеостровского... ".
   - Как же так, Фёдор Юрьевич? - Санька громко и требовательно перебила князя-кесаря. - На Москве остался наш сынок младший, Шурочка. Как же быть с ним?
   - Зачем, Александра Ивановна, прерываешь меня? - рассерженно нахмурился Ромодановский. - В Указе сказано и про это. Слушайте дальше: - "За нанесенную обиду наложить на подлое семейство Меньшиковых достойный штраф - сто пудов чистого золота. Только после выплаты этого штрафа им будет передан младший сын семейства - Александр, сын Александров...".
   - Сыночек мой, Шурочка! - тоненько запричитала Санька. - Где же мы возьмём такую гору злата?
   - Успокойся, Саня, немедленно! - Егор впервые за всю их совместную жизнь повысил голос на жену. - Я знаю, где можно достать много золота. Есть на востоке, за русской Камчаткой, земли дальние, тайные, богатые...
   - Ты правду говоришь? - небесно-голубые глаза супруги, наполненные хрустальными слезами, были огромны и бездонны, таким глазам соврать было невозможно.
   - Клянусь! - твёрдо ответил Егор. - Года за три должны управиться...
   "Понятное дело, призовём на помощь великого и незабвенного Джека Лондона!", - незамедлительно отреагировал внутренний голос. - "Чилкутский перевал, Юкон, многочисленные ручьи, впадающие в эту реку.... Напряжёмся, вспомним лондонский текст, вычислим нужные ручьи, намоем золотишка. Ерунда, прорвёмся!".
  
   - Уважаемые господа и дамы! - вежливо и церемонно обратилась Санька к гостям. - Хочу извиниться, но трапезничать вам сегодня придётся без нас, столы уже накрыты.... Хотя, наверное, и вовсе, не придётся. Ведь, и все наши вотчины отошли в царскую казну, видимо, вместе с накрытыми столами. Про это вы у князя-кесаря, пожалуйста, уточните.... В любом случае - извините меня покорно! Вынуждена вас покинуть, ибо необходимо срочно заняться сбором вещей. Надо торопиться. Быстрей выплывем, значит, быстрей золото добудем - для выкупа сыночка...
  
  
   Глава вторая
   И на флаге - чёрная златоглазая кошка...
  
   Ромодановский, криво улыбнувшись, шепнул Егору:
   - Ну, что, Александр Данилович, то есть, Егор Петрович, вдоволь побыл "баловнем судьбы"? Сладко, небось? А теперь ты - изгнанник, бродяга бесправный. Вот, заодно и проверим, из какого теста - на самом деле - ты слеплен....
   - Извини, Фёдор Юрьевич! - невежливо прервал князя-кесаря Егор. - Но мне пора идти, надо собираться в дорогу. Вон, жена уже ждёт, - кивнул головой на Саньку и обратился к Ухову-старшему, который уже отвёл детей в дом и вернулся к причалу: - Николай Савич, пойдём со мной, поможешь немного!
   Втроём они двинулись в сторону виллы (маленького, но очень симпатичного дворца), Егор непроизвольно обернулся - все его гости, обойдя стороной Ромодановского и Девиера, сбились в компактную группу, что-то горячо обсуждая и возбуждённо размахивая руками.
   "А ведь они, наверняка, решают, кому плыть вместе с нами!", - предположил любящий немного пофантазировать внутренний голос. - "Что же, в этом непростом походе лишних рук не будет...".
   Егор нежно тронул жену за плечо:
   - Сашенция, ты ступай в дом. Пусть горничные начинают собирать и паковать носильные вещи в тюки. Главное, не забудь про зимнюю одёжку, все свои драгоценности сложи в большую шкатулку, ордена мои присовокупи. Ну, и деньги собери в одно место. Знаешь, ведь, где расположены все мои тайники? Молодец! Потом ступай на кухню и распорядись, чтобы продовольственные припасы начали перемещать на "Александр".... Да, вот, ещё. Присмотри в доме всяких оригинальных штуковин - с русским народным колоритом - ну, которые могут сойти за подарки-сувениры. Мало ли, с какими хорошими людьми мы повстречаемся в этом долгом путешествии.
   - Знаешь, мне почему-то кажется, что и "Король" поплывёт с нами! - нестерпимо сверкая - самыми голубыми на этой планете - глазами, заверила супруга. - Я видела, как Людвиг переглядывался с пампушкой Гердой. Кстати, я совершенно точно знаю, что они все деньги, зарабатываемые в России, регулярно переправляют в датские и голландские банки...
   - Ну, если так, то пусть продовольствие разделят на две примерно равные части. Да, и о хмельном не стоит забывать, пусть кухонные мужики тащат к причалу всё, что найдут в винном погребе. Ещё присмотри, чтобы скоропортящихся продуктов не грузили без всякой меры...
   - А ты, Саша, куда?
   - Мы с Савичем пойдём отбирать крепостных мужиков, которые поплывут вместе с нами. - Егор испытующе посмотрел на Ухова-старшего: - Что, Николай Савич, хочешь ещё раз взглянуть на загадочные земли, к которым ты хаживал вместе с Семёном Дежневым и Федотом Поповым?
   - Конечно, хочу! - заверил седобородый, но ещё крепкий старикан. - А куда, Данилыч, ты конкретно хочешь пойти? На Чукотку? Или же на земли камчатские?
   - Восточнее бери, старинушка, восточнее! - усмехнулся Егор.
   - Неужто, в гости к узкоглазым алеутам?
   - Да, на неё самую, на Аляску. Только немного южнее Алеутских островов. Туда, где обитают эскимосы и атабаски.... Только, вот, прямо сейчас я с вами не поплыву. Встретимся уже потом, в одном и прибалтийских портов, например, в Кёнигсберге...
   - Какой ещё Кенигсберг? - Сашенция, побледнев, испуганно прижала руки к груди. - Как это - ты не поплывёшь с нами?
   - А, вот, так, моё нежное сердечко! - мягко усмехнулся Егор. - Неужели ты подумала, что я мог бы уплыть из России, оставив сынишку в царском плену? Нет, ты, пожалуйста, ответь - думала такое обо мне?
   - Нет, конечно же, - слегка покраснев, смущённо забормотала жена. - Но только, что ты, дорогой, задумал?
   - Толком ещё не знаю. Надо посовещаться с твоим братом Алёшкой и с Медзоморт-пашой. Вместе мы - обязательно - что-нибудь придумаем.... А своих в беде никогда нельзя бросать! Особенно - своих единокровных детей...
  
   В эту пору на Васильевском острове находилось достаточно много крепостных Егоровых крестьян, прибывших из его воронежских деревенек: восемь умелых краснодеревщиков были задействованы на достройке дома, пять человек ухаживали за молодым парком, ещё полтора десятка каменотёсов трудились на невской набережной.
   Было, как раз, обеденное время, и все работники усердно постукивали деревянными ложками о борта глиняных мисок, рассевшись по обе стороны длинного стола, над которым был установлен навес под красно-коричневой черепичной (в деревне Конау местные крестьяне-староверы изготовляли отличную черепицу) крышей. Чуть дальше, под другим навесом, за коротким столом обедали пятеро солдат и один сержант Александровского полка.
   "Нельзя иначе!", - словно бы оправдываясь, пояснил чуть засмущавшийся внутренний голос. - "Без строгого солдатского пригляда молодые и неженатые мужики запросто могут пуститься в бега. Ты, конечно же, братец, у нас барин добрый и весь из себя либеральный, лишний раз и плетьми выдрать не велишь, но свобода - штука заманчивая...".
   - Сидите, сидите! - он коротко махнул рукой крепостным и солдатам. - А, вот, приём пищи - прошу временно прекратить! Дело у меня очень срочное, нетерпящее отлагательств.... Ну, все готовы выслушать? По делам важным и неотложным я - вместе со всем семейством - завтра на рассвете отплываю в края дальние. Обратно вернёмся только года через три, может, и через четыре. Дело очень опасное, можно и головы буйные сложить - в тех дальних и неизведанных землях. Поэтому я не хочу никого принуждать, нужны только добровольцы.... Думаю взять с собой, - задумался на минуту, соображая, сколько ещё человек можно дополнительно разместить в жилых помещениях "Александра" и "Короля", - двенадцать человек. По возвращению, в качестве награды обещаю: во-первых, подписать всем вольную, во-вторых, выдать каждому - кто вернётся живым - по пятьсот рублей...
   За обоими столами началось оживлённое перешептывание, постепенно перерастающее в бойкий говорок.
   - Барин, а вольную-то подпишешь только на мужиков? - робко спросил пожилой краснодеревщик Пантелей, в волосах и в бороде которого было уже в достатке седых нитей. - Как же нам быть с семьями?
   - И на жён с детишками выдам вольные! - согласился Егор.
   - А, как же, внуки?
   - Хорошо, и на внуков - так же!
   Врал он, конечно же, про жён, детей и внуков, врал - как сивый мерин, как последний сукин сын. В соответствии с царским Указом все его крестьяне и крестьянки, не находящиеся на Васильевском острове, уже были отписаны государевой казне....
   "Ничего, придумаем что-нибудь!", - с откровенно-показным оптимизмом заявил внутренний голос. - "Намоем золота, составим подробные списки лиц, подлежащих выкупу, тайно зашлём денег в Россию, попросим - всё того же Василия Волкова - помочь.... Разберёмся, короче говоря! Но только потом, после завершения экспедиции.... А сейчас пусть мужики свято верят во всё обещанное, чтобы им работалось веселее. Кстати, и вольная грамота твоя, братец мой, нынче и понюшки табака не стоит. Так что, и всем мужикам, которые решатся плыть вместе с тобой на Чукотку, обратная дорога в Россию заказана навсегда - сразу же окажутся в кандалах, с драными кнутом спинами.... Но свободу они, всё равно, получат, да и денег можно будет выдать на руки побольше. Потом, уже после завершения дела...".
   Через пять-шесть минут выяснилось, что все работники - без единого исключения - готовы отправиться в опасное плавание и побороться за свободу и пятьсот рублей (деньги по тем временам - для простого люда - просто огромные).
   - Тогда, родные, бросайте обычный жребий! - велел Егор.
   - Господин генерал-губернатор! - обратился к нему молодой и краснощёкий сержант Александровского полка. - А можно и нам, служивым, поучаствовать в этом деле? Больно, уж, тоже хочется - постранствовать, мир посмотреть, пятьсот рублей, опять же...
   "Что же, и хорошо обученные солдаты нам пригодятся! Тем более что в царском Указе ясно сказано, мол, можешь с собой взять людишек с Васильевского острова.... Там, ведь, не уточнено - каких конкретно людишек...", - посоветовал хитрый внутренний голос и сделал неожиданное предложение: - "Может, стоит по пути зайти в славный город Стокгольм? И попросить у короля Карла (он же к тебе, братец, хорошо относится, даже в гости звал) ещё парочку дельных кораблей? А ещё, ведь, есть и пожилой генерал Ерик Шлиппенбах. Когда ты перед штурмом Нотебурга выпустил из крепости всех женщин и детей, он что тебе пообещал? Мол, о вашем благородном поступке, Александр Данилович, скоро узнает вся Швеция, мол, теперь вы лично и члены вашей семьи можете рассчитывать на любую разумную помощь со стороны благородного шведского дворянства...".
   - Ладно, будь по-вашему! - решил Егор. - Возьму с собой пятнадцать крепостных и всех служивых. Только, ребятишки, в первые недели плаванья вам придётся немного потесниться, не обессудьте. А сейчас, после метания жребия, понятное дело, вам придётся поработать.... Николай Савич! - обратился к Ухову. - Сходи в оружейную комнату. Там, возле дальней стены стоят четыре сундука с ручными гранатами, с теми, которые оснащены специальными фитилями, пропитанными хитрым фосфорным составом. Распорядись, чтобы и эти сундуки подняли на борт "Александра". Таких гранат мы нигде больше не достанем...
   Ещё через полтора часа, когда на причал начали усердно сносить вещи, продовольственные припасы и старательно подкатывать бочонки с винами и русской медовухой, к Егору подошли Алёшка Бровкин и вице-адмирал Лаудруп.
   - Сэр Александэр! - загадочно улыбнулся Людвиг. - Разрешите вас отвлечь на несколько слов?
   Они прошли метров семьдесят-восемьдесят вдоль каменной набережной и присели на деревянной скамье, выкрашенной в приятный тёмно-синий цвет: Егор посередине, Алёшка и Лаудруп - по краям.
   - Нам с маркизом де Бровки поручено..., - начал датчанин.
   - Кем поручено? - широко улыбаясь, прервал его Егор.
   - Э-э..., вашими верными друзьями, уважаемый господин генерал-губернатор...
   - Можно, я объясню? - предложил Бровкин, видя, что Лаудруп слегка тушуется и немного заикается - даже пиратская серьга покачивалась в его ухе как-то очень, уж, неуверенно, да и шрамы, украшавшие мужественное лицо, смотрелись какими-то смущёнными. - Спасибо! Итак, Александр Данилович, мы решили отправиться вместе с тобой и домочадцами твоими в земли дальние, текст царского Указа это дозволяет.... Ты, ведь, не только наш начальник, а, как уже сказал Людвиг, наш друг. Для каждого из нас ты сделал очень многое, никогда не предавал, ну, и всё такое.... И такой ещё есть резон - если ты теперь в царской немилости, то и всех нас, твоих ближайших соратников, ждёт скорая опала. А рука у нашего Петра Алексеевича - ох, тяжела!
   - Что, неужели все решили плыть?
   - Не совсем, - на секунду-другую замялся Алёшка. - Можно, я по порядку изложу? Так вот, во-первых, это я и моя дочка Лиза. Про нас мы потом с тобой переговорим - наедине. Извини, брат мой датский, но так надо для дела! - печально подмигнул Лаудрупу. - Далее - Людвиг, Гертруда и Томас. Тут всё ясно: Людвиг поведёт "Короля", а Герда моей сестричке, а твоей жене, Данилыч, будет верной подружкой, чтобы наша Александра Ивановна не заскучала в этих восточных краях.... В-третьих, Ванька Ухов и Илья Солев, ясен пень. Куда же без них? Тем более что оба холостые и бездетные.... А вот, Прохор Погодин остаётся. Не тащить же ему с собой пятерых детишек и жену, беременную шестым чадом? Ну, вот, как-то оно так, командир.
   - А что Фролка Иванов и его холоднокровная Матильда? - спросил Егор.
   - Вот, здесь-то, как раз, совершенно ничего и не понятно! - снова подключился к разговору Лаудруп. - Как, любите говорить вы, русские: - "Сплошной туман!". Фрол очень хочет поплыть вместе с нами, а красавица Матти - ни в какую! Говорит, что, мол, ей хорошо и в Питербурхе, и никуда она не поедет. Ты же, сэр Александэр, знаешь мою молоденькую родственницу - красива, разумна, с холодной головой на плечах.... Снежная Королева, одним словом, как ты её любишь величать. Так что, не знаю, до чего они там договорятся между собой...
   Ещё через пять-шесть минут датчанин - по вежливо-извинительному жесту-сигналу Бровкина - поднялся на ноги и покладисто отошёл в сторону.
   - Есть у меня, командир, один план, - обратился Алёшка к Егору. - Рискованный план, конечно же, только ничего не поделаешь, надо нам обязательно подстраховаться - российский государь, Пётр Алексеевич, будет не из тех людей, которым можно доверять безоговорочно. Сам ведь знаешь, своё царское слово - царь завсегда может и обратно забрать, без малейшего зазрения совести. Так что, выслушай меня внимательно и не торопись - сразу же говорить - "Нет!"...
  
   Погрузка шла большую часть ночи, благо - белой. Только часам к четырём утра будущие путешественники прикорнули ненадолго, но к восьми все снова были уже на ногах, облачившись в удобную походную одежду. Санька и Герда - для пользы общего дела - даже обрядились в мужские охотничьи костюмы.
   - Великовато, правда, немного! - расстроено вздохнула Сашенция. - Да, ничего, ушьём потом, где надо - укоротим...
   Лаудруп, щедро обслюнявив указательный палец, поднял его вверх, после чего радостно объявил:
   - Есть слабый юго-восточный ветерок, зюйд-ост, по-морскому! Поставим побольше парусов и пойдём.... Только, вот, сэр Александер, - вопросительно посмотрел на Егора, - под каким флагом пойдём? Под русским? Так, вроде бы, уже нельзя? Опять же, в Балтийском море можно запросто нарваться на шведскую эскадру...
   - Пойдёте под моим личным знаменем! - Егор указал рукой на высокую деревянную мачту, установленную на северном конце причала, на верхушке которой лениво трепетал на слабом утреннем ветерке странный флаг: большая чёрная кошка с золотисто-жёлтыми глазами - на нежно-алом фоне.
   Это Егорова жена года два назад заявила, мол: - "Светлейшим князьям полагается иметь личный герб, девиз и флаг!". Потом сама и придумала - данную чёрную кошку с золотистыми глазами. Под Санькиным тщательным надзором искусные крепостные швеи изготовили это необычное знамя. Методом аппликации, нашив поверх нежно-алого полотна ("На фоне утренней зари!", - как торжественно объяснила супруга), чёрную кошку - с заранее пришитыми хищно-жёлтыми (с вертикальными чёрными зрачками) глазами. А, вот, вопрос с девизом до сих пор оставался открытым.
   "Надо будет немного напрячься и вспомнить что-нибудь подходящее - из того же Джека Лондона", - подумал Егор, а вслух выразил определённое сомнение - в собственной же идее:
   - Только, вот, незадача вырисовывается. Кораблей-то у нас два, а флаг - лишь один...
   - За кого ты меня принимаешь? - всерьёз обиделась и, даже, слегка рассердилась трепетная Санька. - Я что же, по-твоему, плохая хозяйка? Бога побойся, Саша! Конечно же, у меня имеется и второй флаг. Как же можно иначе? Когда первый - раз в три месяца - отправляется в стирку, то вместо него вывешивают запасной...
   К причалу, грузно переваливаясь с боку на бок, подошёл князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский. За ним, приотстав метров на пять-шесть, предупредительно следовал Антошка Девиер - в сопровождении десятка солдат Московской дивизии. Остальные её бойцы по-прежнему бдительно застыли у корабельных сходней.
   - Ага, Александр Данилович! Смотрю, у тебя попутчики образовались? - насмешливо прищурился князь-кесарь, внимательно посматривая на Лаудрупа и Бровкина, беззаботно куривших в отдалении. - Какими ты шкиперами разжился, аж, нешуточные завидки берут! Во-первых, оба адмиралы. А, во-вторых, оба - вылитые прожжённые пираты! У твоего датчанина морда вся в шрамах и усищи - как у столетнего деревенского таракана. А маркиз де Бровки одноглаз, с чёрной повязкой, закрывающей пустую глазницу. Блеск! Только, вот, ответь. На каком основании ты этих, да и всех прочих особ высокородных, тащишь с собой в дальнее плавание? По какому такому праву?
   - Указ царский позволяет мне это, - равнодушно и чуть надменно пожал плечами Егор. - Все эти персоны - на момент зачтения высокого Указа - находились на Васильевском острове. Так что, как говорится, извиняйте, господа хорошие, но я нахожусь в законном праве...
   "Ох, уж, этот Указ! - недовольно зашептал подозрительный внутренний голос. - "Не похож наш Пётр Алексеевич на легкомысленного и доброго чудака. Ох, не похож! Может, он специально оставил в документе эту хитрую лазейку? Зачем? А чёрт его, хитрюгу длинноногого, знает.... Например, решил направить вместе с тобой, братец, верного шпиона - выведать, куда конкретно экспедиция направишься за золотом. А, что такого? С нашего царя станется! Совсем он и не такой прозрачный простачок, каким обожает притворяться перед доверчивыми иностранными послами...".
   - Как же так, Фёдор Юрьевич? - неудовлетворённой гюрзой зашипел за спиной Ромодановского подполковник Девиер. - Пётр Алексеевич очень недовольны будут, разгневаются знатно...
   - Пшёл вон, Антошка, пёс шелудивый! - густым басом презрительно рыкнул князь-кесарь. - Отойди, сукин кот, в сторонку! И солдат прихвати с собой! Все отойдите, мать вашу, обормоты суетливые! - дождавшись, когда приказ будет выполнен, проговорил, скорчив неожиданно-добродушную гримасу: - Да, промашка получилась с этим Указом! Опять не доглядели, как, впрочем, и всегда.... А, с другой стороны, не мне спорить с царскими словами, не по чину.... Ладно, плывите, гуси-лебеди! Бог с вами! Что передать-то Петру Алексеевичу?
   - Передай, Фёдор Юрьевич, что годика через три-четыре просимое золото будет обязательно доставлено. Или морем в Питербурх, или сушей - прямо в Москву. Я верю, что государь сдержит царское обещание и отпустит моего мальчика.
   - Сдержит, сдержит, я прослежу за тем, - неопределённо пообещал Ромодановский и заинтересованно спросил: - Ты своим-то ещё не рассказывал, что сам будешь - из Будущего? Ну, и не рассказывай! А то ещё решат, что ты окончательно сошёл с ума, и разбегутся в разные стороны, от греха подальше.... Ещё, вот, скажу, вернее, предупрежу. Не стоит языком трепать в Европах - насчёт хитрых таблеток от покойного француза Карла Жабо. Понятно? О младшем сыне своём помни всегда, бывший Светлейший князь.... Знаешь, Данилыч, - заговорщицки подмигнул Егору. - Я и сам сплавал бы с тобой, развеялся бы немного. Да, вот, негоже - государя Петра Алексеевича совсем одного оставлять, не по-честному это.... Что ж, удачи тебе, Странник! Как там это говорится у моряков? Ага, вспомнил. Семь футов вам под килем!
   Оказавшись на борту "Александра", Егор торопливо спустился в кают-компанию, где его уже дожидался сержант Димка Васильев, выряженный в парадный генерал-губернаторский мундир.
   - Хорош, хорош, ничего не скажешь! - вскользь улыбнулся Егор, облачаясь в неприметную моряцкую одежду. - Давай-ка, иди уже на палубу, прогуляйся немного! Только старайся - лишний раз - не поворачиваться к берегу лицом...
   На воду спустили шлюпку. Егор и пятеро матросов принялись старательно дёргать за носовую якорную цепь фрегата - по придуманной легенде якорь, якобы, зацепился за что-то на невском дне и упрямо не желал отпускать грунт. Для приличия даже залезли в воду и немного поныряли. Егор, пользуясь общей суматохой, незаметно поднырнул под самый берег, скрываясь за ветками кустарника, свисающими с невысокого обрыва, и затаился...
  
   Ещё через пятнадцать-двадцать минут все три корабля дружно вышли в серо-стальные воды Финского залива. "Апостол Пётр" - под Андреевским флагом - чуть отстал, как это полагается бдительному и опытному конвоиру. "Александр" и "Король" шли бок обок, словно близкие и верные друзья, а на их передних мачтах были подняты княжеские флаги семейства Меньшиковых: гордые златоглазые чёрные кошки - на фоне нежно-алой утренней зари...
  
  
   Глава третья
   Бесправный бродяга под женской чадрой
  
   Прошло минут тридцать-сорок, и три корабля, плавно обогнув фиолетово-сиреневую стену полутораметрового камыша, вышли из невского устья на серые балтийские просторы.
   На тёмно-синей садовой скамейке, предусмотрительно расположенной совсем недалеко от причала, сидели, невозмутимо покуривая фарфоровые голландские трубки, два кавалера.
   Первому из них едва перевалило за сорок, он был одет в русский адмиральский сюртук, украшенный несколькими орденами, а его правую пустую глазницу прикрывала строгая чёрная повязка.
   Второй же человек, сидящий на скамье, был личностью куда как более импозантной: светло-розовые туфли с причудливо загнутыми вверх носами, тёмно-бежевые широкие шальвары, зеленоватый кафтан, щедро расшитый золотыми и серебряными нитями, на лобастой голове иноземца красовалась белоснежная чалма с крупным ярко-красным рубином. Ну, и понятное дело, наличествовала аккуратно подстриженная седая борода. Как - уважающему себя мусульманину - можно обходиться без аккуратно-подстриженной седой бороды? Ясен пень, что никак...
   - Кого же мне выбрать из них? - спросил (на французском языке) турок и брезгливо посмотрел направо.
   Там, на другой скамье, располагались три неопределённые фигуры, облачённые в тёмные - с лёгким тёмно-синим отливом - чадры. Рядом со скамьёй неторопливо прохаживался широкоплечий евнух.
   - Наверное, самую нелюбимую, - предположил русоволосый русский адмирал.- Впрочем, вам, уважаемый Медзоморт, виднее...
   - Конечно, виднее! - подтвердил турок. - Если не я, то, кто же? А, с другой стороны, вся эта троица - обыкновенные молоденькие мартышки, ничего и не стоящие. Ну, абсолютно ничего, ни единой, даже медной монеты.... Впрочем, в данном случае мой выбор будет сделан, исходя только из прагматичных соображений: придётся убить самую высокую из трёх, ибо наш уважаемый Александр Данилович - отнюдь, не низкого роста....
   - Вы сказали - убить?
   - Непременно! - лениво зевнул турецкий вельможа. - У меня по документам наличествуют три жены, взятые с собой из Стамбула в это дальнее путешествие. Соответственно, их и должно быть - три. Лишняя фигура, облачённая в чадру, может вызвать нездоровые подозрения.... Не переживайте, мой благородный маркиз, для турецкой женщины умереть - по приказу её обожаемого супруга - высшая честь, не более того.... Может, стоит уже позвать нашего доброго друга? Негоже храброму мужу столько времени прятаться в кустах....
   Русский адмирал, сложив ладони рупором, громко прокричал, обращаясь, как могло показаться, непосредственно к речным серым водам:
   - Эй, Светлейший князь! Вылезай! Хватит играть в прятки! Эй!
   Через полторы минуты из густого прибрежного кустарника выбрался коротко-стриженный босоногий мужичок в насквозь промокшей матросской одежде. Так, совершенно ничего особенного - чуть выше среднего роста, тёмно-русый, не очень-то и широкоплечий, но гибкий и ладный. Сразу угадывалось, что в рукопашной схватке с таким бойцом справиться будет не так-то и просто, крови попортит - от души.
   Мужичок неторопливо подошёл к причалу, печально оглядел невскую акваторию, свободную от силуэтов каких-либо кораблей, и с чувством сплюнул под ноги.
   - Уплыли они, Александр Данилович! - невозмутимо сообщил адмирал. - Можешь не вглядываться, не поможет. И дочку мою прихватили с собой. Как я теперь буду - без моей рыженькой бестии? Ладно, сдюжим как-нибудь.... Давай-ка, на Москву-матушку будем собираться. Предстоит тебе, Светлейший князь, недолго побыть в женской роли. Будешь усиленно притворятся любимой женой нашего уважаемого Медзоморт-паши.... Как тебе такой расклад, не застесняешься? Не, если у тебя имеются другие варианты, то излагай, послушаем....
   - Нет у меня других вариантов! - честно признался Егор. - Больно, уж, морда моя в России засвечена - сверх всякой меры. Каждая девка гулящая, о собаках уже не говоря, узнает за версту.... А тут, понимаешь, чадра. Удобная вещь, ничего не скажешь. Большой респект от меня тому, кто придумал данную штуковину...
   - А что, сэр Александэр, ты такой смурной? - поинтересовался турецкий посланник
   - Да, вот, хочется пришибить кого-нибудь, - хмуро сообщил Егор. - Деятелей всяких развелось по нашему грешному миру, и не сосчитать. И все - так или иначе - достают, допекают, жизни учат неустанно.... Судейского придушить бы какого, к примеру. Или важного лидера политического, мать его политическую! Душу, так сказать, отвести...
   "А ещё в разных крупных издательствах есть хитроумные редактора!", - невежливо влез с подсказкой наглый внутренний голос. - "Как это - причём здесь редактора? Вот, братец мой, зашвырнёт тебя обратно в Будущее, подкрадётся на мягких лапах благородная старость. Сядешь писать - по просьбе многочисленных внуков и внучек - правдивые и честные мемуары. Напишешь, ясен пень, куда же ты денешься? Напишешь, отнесёшь в издательство. Вот, там-то оно всё и начнётся! Мол, так главные герои себя не ведут, они - настоящие главные герои - все другие будут из себя. И говорят совсем по-другому, и с женщинами ведут себя не так.... До самого морковкиного заговенья будешь потом без устали доказывать, что не являешься туповатым двугорбым верблюдом.... Впрочем, вполне возможно, что эти мудрые редактора окажутся полностью правыми. Ну, какой из тебя, братец, герой толстых и увлекательных романов? Сам подумай на досуге. Так, совершенно обычный парнишка среднего возраста, пусть, даже, и с ярко-выраженными авантюрными наклонностями...".
   "Как бы там ни было, но сына я не брошу в беде!", - неслышно для окружающих, но горячо и твёрдо заверил Егор свой же собственный внутренний голос. - "Пусть, я и не герой - в классическом понимании этого термина - но своего мальчика я обязательно вытащу из царского плена, чего бы это мне не стоило. Тоже мне, моду взяли - маленьких детей определять в заложники! Цари, ведь, тоже не должны свиньям уподобляться, не смотря на все свои царские права и регалии...".
   - Ладно, Данилыч, выныривай из сладких философских раздумий! - тепло усмехнулся одноглазый адмирал. - Вон, медзомортова двухмачтовая шхуна уже подходит. Сам Медзоморт-паша куда ушёл? Наверное, чадру освобождать - от женского тела.... На ноги же тебе, бывший генерал-губернатор, придётся напялить шальвары нежно-персикового цвета и дамские остроносые туфли без задников. Ты, уж, Данилыч, привыкай к женской роли: с куревом заканчивай, учись семенить - меленькими и покорными шажочками...
  
   В приоткрытое окошко кареты неожиданно ворвались совершенно неприятные и полностью неаппетитные запахи.
   - Что это ещё такое? - недовольно и откровенно брезгливо закрутил грушеобразным носом Медзоморт-паша. - Складывается устойчивое впечатление, что впереди находится гигантская кухня. Причём, кухня, в которой уже лет двадцать-тридцать никто толком не убирался - сплошной чад от подгоревшего некачественного масла, перебродившими помоями несёт за морскую милю.... Бр-р-р! Так и аппетита можно лишиться - на всю оставшуюся жизнь...
   - Да, умеют, всё же, мудрые восточные люди за всеми вещами и предметами закреплять точные и цветастые образы! - восхитился Алёшка Бровкин. - Москва - большая и грязная кухня, где никто никогда толком не убирался? Браво, браво! Вы, Медзоморт-паша, попали не в бровь, а в глаз!
   Турок недоверчиво покосился на адмирала и спросил у Егора, сидящего напротив и тщательно скрытого под чёрной женской чадрой:
   - Это, уважаемый сэр Александэр, действительно так пахнет знаменитая русская столица? Адмирал Алексей не смеётся надо мной?
   - Что вы, высокородный Медзоморт, как можно - смеяться над вами?! - глухо, через плотную ткань чадры, заверил Егор. - Действительно, наша старушка-Москва не блещет европейской чистотой. Ничего не поделаешь, так, вот, сложилось исторически. И особенно сильно это ощущается в жаркую летнюю погоду.... Да, кстати, совсем скоро мы будем проезжать через Покровские ворота. Вы, на всякий случай, закрыли бы каретные окошки, там властвуют ещё более неприятные ароматы...
   - Точно! - Медзоморт-паша торопливо спрятал чуткий нос в ладони, пальцы которых были унизаны многочисленными золотыми перстнями, щедро украшенными крупными самоцветами. - Этот - чуть сладковатый - аромат невозможно спутать ни с чем другим на нашей грешной планете. Маркиз, будьте другом, прикройте окошки! Надеюсь, что карета с двумя другими моими жёнами - молоденькими и очень пугливыми - не затеряется в этом кухонно-трупном бардаке...
   В обе стороны от Покровских ворот тянулся наполовину обвалившийся, заросший густой и высокой травой ров, и по его городской стороне наблюдалось порядка двух с половиной десятков грубых виселиц, украшенных тощими и беззащитными фигурками мертвецов. Чуть в стороне от виселиц солдаты в форме Московской дивизии, вразнобой напевая что-то бесконечно тоскливое и печальное, сжигали на высоких кострах какие-то грязные и окровавленные тряпки.
   - Судя по ветхой и истлевшей одежде, некоторые из этих мертвецов висят здесь месяца по два-три, - резюмировал, не скрывая удивления, турецкий посланник. - И это немного странно. В европейских странах, которые я посетил в этом году, принято считать, что царь Пётр стремится к милосердию и просвещению.... Ага, вот и дубовая колода, рядом с которой валяются отрубленные руки. Ну, это и в нашей прекрасной Турции до сих пор практикуется. Весьма даже полезный обычай - попался на гадком воровстве, изволь распрощаться с грешной рукой.... Но, зачем же, тела повешенных преступников держать в петлях месяцами? Этого мне не понять! Противно это, бестолково и нечистоплотно.... Впрочем, это ваши внутренние, сугубо российские дела. Извините, если обидел чем случайно...
   - Ничего страшного! - дипломатично и вежливо заверил заморского гостя Алёшка Бровкин. - Скоро Россия навсегда (навсегда ли?) избавиться от этих диких пережитков. Во-первых, ещё лет десять-двенадцать назад вы бы увидели здесь ни жалкие две с половиной дюжины виселиц, а добрые две-три сотни. Так что, прогресс, как говорится, налицо! А ещё Пётр Алексеевич решил, что новые европейские порядки мы заведём уже в славном Питербурхе, когда туда окончательно и бесповоротно перенесём русскую столицу. Мол, там-то мы точно построим истинный Парадиз, чтобы всякие немцы да голландцы обзавидовались.... Ну, а Москву первопрестольную пока решили не переиначивать. Древность, как-никак, старина...
   "Да, ничего за два с половиной прошедших года не изменилось на Москве-матушке!", - усмехнулся въедливый внутренний голос. - "Конский навоз валяется повсеместно, гигантские кучи мусора и объектов, пересыпанные печной золой, высятся над каждым третьим перекрёстком. Откровенно медленно шагает прогресс по улицам московским, никуда особенно и не торопясь...".
   Под проживание турецкого посланника Иван Артёмич отвёл двухэтажный флигелёк своего каменного московского дома, причём, две просторные светёлки были предназначены для жён высокородного Медзоморт-паши. Егору, как любимой и старшей "жене" почтенного басурмана, досталась отдельная комната, являвшаяся - в старые и добрые времена - домашней библиотекой образованного семейства Бровкиных.
   "Наша Александра Ивановна и здесь, судя по выбору книг, приложила свою нежную и романтичную руку", - печально вздохнув, педантично отметил внутренний голос.
   Егор сразу же запер дверь на надёжную щеколду, торопливо (жарко же очень!) сбросил чадру на пол и - от нечего делать - погрузился в чтение. Как раз, отыскалась и подходящая литература, посвящённая плаваниям смелых голландских и испанских моряков по неведомым и загадочным южным морям.
   "Надо же, оказывается, что Магелланов пролив - место тайное!", - минут через сорок-пятьдесят удивился внутренний голос. - "Его подробную карту португальские мореходы до сих пор берегут, как зеницу ока. А поддельными планами и картами - буквально-таки - наводнена вся Европа. Да, надо теперь как-то решать и эту непростую проблему.... Огибать же с юга знаменитый мыс Горн - судя по этим заумным книжкам - мероприятие очень опасное и рискованное ...".
   Ему же самому сейчас оставалось только одно - терпеливо и покорно ждать, когда будет получена нужная информация. А именно, необходимо было срочно узнать, где конкретно содержится Шурик. То бишь, Александр Александрович Меньшиков.
  
   Иван Артёмич срочно послал нарочного в Преображенский дворец - с известием, что на Москву пожаловали полномочный турецкий посланник Медзоморт-паша (личный друг Небеснородного султана!) и вице-адмирал Алексей Бровкин. Теперь надо было дожидаться царской реакции.
   Неожиданно за окнами послышался неясный шум, испуганные охи и ахи, громкое конское ржанье. Егор осторожно выглянул из-за длинной цветастой занавески и непроизвольно присвистнул от удивления - через широко-распахнутые ворота во двор к Бровкиным въехала хорошо ему знакомая царская карета, запряжённая четвёркой чёрных злых коней.
   "Смотри-ка ты, Пётр Алексеевич изволили пожаловать лично!", - восхищённо зацокал внутренний голос. - Что же его так сильно заинтересовало? Вернее, кто? Медзоморт-паша, прибывший обсуждать дальнейшее развитие торговых отношений между Турцией и Россией? Или же вице-адмирал Алексей Иванович Бровкин, привёзший свежие новости с Васильевского острова? Приоткрой-ка, братец, окошко, вдруг, да услышишь чего полезного и интересного...".
   Из просторной кареты выбрались Пётр, царевич Алексей и неизвестный Егору молодой мужчина очень представительного, явно зарубежного вида.
   "Очевидно, государь начинает всё шире привлекать сына к разным важным государственным делам и заботам!", - одобрительно заявил внутренний голос. - "Царевичу скоро исполнится четырнадцать лет, а выглядит он на все шестнадцать-семнадцать. Такая, вот, особенность просматривается у семейства Романовых! А этот иноземный кавалер в тёмных одеждах, скорее всего, новый советник государя. Заменяет он, по-видимому, Меньшикова Александра Даниловича, попавшего в царскую немилость. Тебя, то бишь, мон шер.... Что же, оно и понятно. Князь-кесарь Ромодановский стар и ворчлив, Антошка Девиер недостаточно образован и начитан, а царевич Алексей избыточно разумен и приземлён. Вот, и выписали из Европы очередного умника, чтобы Петру Алексеевичу скучать не давал...".
   В глубине старого сада, прямо напротив окошка, за занавесками которого прятался Егор, наблюдалась скромная, но достаточно просторная летняя беседка, где и расположились высокие переговаривающиеся стороны - царь, Медзоморт-паша, царевич Алексей, Иван Артёмич, Алёшка Бровкин и неизвестный кавалер в тёмном одеянии. Причём, в руках Ивана Артёмича и Медзоморт-паши тут же появились толстые пачки разных бумаг и пергаментных листов, очевидно, намечались денежные сверки по хлебным поставкам в Европу - через турецкие черноморские проливы.
   Егор нашёл на стеллаже с книгами неплохую подзорную трубу, и, удобно устроившись в мягком немецком кресле за занавеской, занялся наблюдениями, благо до беседки было немногим более восьмидесяти метров.
   "А государь-то постарел. Вон, новые морщинки прорезались возле крыльев носа, в жиденьких усах просматривается седина...", - печально вздохнул сентиментальный внутренний голос. - "Да, искренне жаль, что разошлись наши дорожки. Сойдутся ли когда? Скорее всего, уже нет. Сильные мира сего не любят менять концептуальных решений. Странно, что нет какой-либо особой неприязни к этому человеку, карающему и милующему сугубо по своим субъективным ощущениям, способному, даже четырёхлетнего ребёнка сделать обычным заложником.... Есть в Петре Алексеевиче, определённо, что-то хорошее и доброе. Если, конечно же, у земных Властителей, вообще, может быть в душе - хоть что-нибудь доброе.... Может, перед высшими государственными интересами все другие чувства - в их несчастных душах - трусливо разбегаются по сторонам...".
   Вскоре выяснилось, что Петра бумажноденежные дела совершенно не интересовали, он лениво покуривал старую вересковую трубочку и изредка перебрасывался с Алёшкой Бровкиным короткими фразами. А, вот, царевич Алексей, наоборот, принимал в финансовых сверках и спорах самое живое и заинтересованное участие, Бровкин-старший и Медзоморт-паша посматривали на юного собеседника с явным удивлением и одобрением.
   Царь, ловко подхватив маркиза де Бровки под руку, повёл его прочь от беседки, небрежно махнув остальным участникам переговоров рукой, мол, не обращайте на меня никакого внимания, занимайтесь важными и неотложными делами...
   Медленно сделав по парку большой полукруг, Пётр и Алёшка остановились в пяти-шести метрах от приоткрытого Егорова окна, так, что он прекрасно мог слышать каждое произнесённое ими слово.
   - Значит, ты, морда одноглазая, утверждаешь, что Алексашка коварно заманил твою дочку Лизу на борт фрегата и подло увёз её в дальние и неизвестные страны? - чуть насмешливо спросил царь.
   - Ну, да, увёз! - не очень-то и уверенно промямлил маркиз. - Подлый негодяй и изменщик! Змей подколодный...
   - Врёшь, ведь, всё, зараза худородная! - неожиданно возмутился, впрочем, без особой злости Пётр. - Все вокруг окончательно заврались, держат меня за последнего идиота, не дружащего с разумом! А ещё и гадкие таблетки подсовывают иногда.... Одна только Матти датская - правдивая и честная барышня! Только - при этом - натуральная Снежная Королева, вовсе без сердца...
   - Пётр Алексеевич, я и не вру...
   - Ну, так нагло придумываешь, что дела совершенно не меняет. Не мог мой Алексашка - похитить маленькую и беззащитную девочку! Это я могу сделать, Ромодановский Фёдор Юрьевич, Антошка Девиер - прохиндей и записной карьерист.... А Данилыч не мог, душа у него совсем другая, мягкая и нездешняя.... Не, ворогов-то подлых он убивает пачками, безо всякого зазрения совести. Но, чтобы похитить маленькую девочку? Не верю! Если хочешь знать, маркиз недоделанный, мне даже стыдно такие напраслины выслушивать - от тебя - про Светлейшего князя! Пусть, уже и бывшего.... Я, вообще, не верю, что он отплыл на том корабле в дальние страны. Не мог Алексашка малолетнего сына - оставить в моих жестоких лапах! Не мог! Наверняка, шарахается сейчас где-то под Москвой и готовится к освобождению Шурки...
   Алёшка, чуть помявшись, бухнул:
   - Так, Пётр Алексеевич, может, ты простишь Александра Даниловича? Простишь и вернёшь - вместе со всем его семейством и другими нашими достойными ребятами? А? Что тебе стоит? Твоё слово-то царское, никто и пикнуть не посмеет.... И опять всё будет как раньше, разным подлым гадам на зависть...
   - Не могу, маркиз! - нахмурился царь. - Может быть, и хочу - в самой глубине души - но, не могу! Слуга, подло обманувший государя, заслуживает только лютой смерти! Или же, на худой конец, окончательного и бесповоротного изгнания из страны.... Так заведено и точка! Не хочу я отступать от незыблемых принципов, расхолаживая - тем самым - других холопов.... А, по Алексашке..., да, скучаю сильно! Даже война уже не так веселит, как раньше, наскучила слегка. Вот, Нарвскую крепость надо брать вскорости, а без Данилыча - и кураж совсем не тот. Наверняка, будет обычная классическая осада, безо всяких хитрых изысков и смелых придумок.... Ты, маркиз, даже не уговаривай меня! Нет Алексашке моего прощения! Нет ему дороги обратно в Россию.... Да, кстати, на послезавтра ты и Медзоморт-паша приглашаетесь в Преображенский дворец, где состояться маленькие семейные посиделки. Буйносовы будут, Шереметьевы, кто-то из Голицыных.... Пусть наш высокородный турок прихватит и жён своих, Катеньке моей интересно будет посмотреть на них.... Парадные палаты Кремля? Полностью отпадают! Там - по летнему времени - такая духота, хоть вешайся сразу. Сегодня мы с царевичем Алексеем заезжали в Пушкарский приказ по делам воинским, так я там больше пятнадцати минут не смог выдержать - воняет, как в хорошем зверинце, пришлось на улицу выйти, так и не подписав всех бумаг.... Тут от Покровских ворот и подбежал специальный гонец-соглядатай, мол, в город въехала карета с вице-адмиралом Бровкиным и каким-то басурманом. Ну, мы к дому Ивана Артемича сразу же и направились.... Не, Алёша, надо быстрей переносить столицу в Питербурх! Там морской воздух, свежесть, новью пахнет.... Говоришь, что Медзоморт-паша сравнил нашу Москву-столицу с гигантской неубранной кухней, насквозь пропахшей прогорклым масляным чадом? Молодец турок, наш человек! Зрит - в самый корень.... Ещё, вот, одно.... Не надо больше мне рассказывать всякие глупости и гадости о Данилыче! Не надо! По-дружески тебя прошу, адмирал! У меня на "Александре" имеется доверенный человек, на днях получу весточку от него. Вот, тогда-то я и узнаю, чего ожидать - в дальнейшем...
  
   Через два-три часа царь - с сопровождающими - отбыл восвояси. Укатили куда-то по важным и неотложным делам - на скромной двуколке Ивана Артемича - и Медзоморт-паша с маркизом Алёшкой. Егор снова с головой погрузился в чтение, предварительно плотно задёрнув занавески.
   В его комнату - ещё при заселении - расторопные местные холопы внесли и расставили на длинном столе кувшины с квасом и фруктовыми морсами, фарфоровые блюда и миски с пшеничными калачами, фигурными пряниками, маковыми баранками, ягодами и крохотными пирожками с самыми разными начинками. Под просторную же кровать был предусмотрительно помещён широкий медный казан - для оправления естественных нужд. Так что, определённая автономность была обеспечена надолго, и Егора никто не беспокоил.
   Когда в комнате стало постепенно темнеть, он запалил несколько новеньких восковых свеч, предусмотрительно вставленных в гнёзда серебряных подсвечников.
   "Впервые за долгие годы ты, братец, целых полдня потратил на пошлое чтение!", - с лёгкой насмешкой прокомментировал довольный внутренний голос. - "Неслыханное дело! Неслыханное.... Почаще бы так, глядишь, и реальной пользы прибавилось бы. На одном маханье шпагой далеко, однако, не уедешь...".
   Снаружи послышался шорох чьих-то осторожных шагов. Тишина, шорох, снова - тишина....
   "Так мирные и добронравные имяреки не передвигаются!", - обеспокоено зашептал внутренний голос. - "Так, по моему мнению, подкрадываются коварные и злонамеренные шпионы...".
   Егор тут же задул все свечи и, упав на пол, осторожно и бесшумно переместился по направлению к окну, после чего замер чуть в стороне от узкого подоконника, прислонившись затылком к стене, поклеенной немецкими бумажными обоями с изображёнными на них среднестатистическими баварскими пейзажами. В одной руке он сжимал надёжный шведский пистолет, выхваченный из-за широкого кожаного пояса, в другой - рукоять стилета, до поры до времени спрятанного в узком рукаве рубахи, в специальном чехольчике.
   За приоткрытым окошком ("Закрывать надо окна, деятель хренов, мать твою!", - от души высказался гневный внутренний голос), было явственно слышно чьё-то учащённое дыхание.
   - Николаша, загляни-ка внутрь, не боись, - посоветовал приглушённый начальственный шёпот. - Только осторожно. Давай, я тебя подсажу...
   Раздался тоненький скрип приоткрываемой оконной створки, потом послышался осторожный шорох, чьи-то толстые пальцы, плохо различимые в вечернем сумраке, цепко ухватились за край подоконника.
   Не дожидаясь, когда вслед за пальцами в комнате появится голова незваного гостя, Егор взял пистолет за ствол и, коротко размахнувшись, резко ударил.
   - А-а-а-а! - пронзительно - что называется, на всю округу - взвыл неизвестный. - Матушка-заступница, за что?
   "Бесспорно, получить тяжеленной пистолетной рукояткой по пальцу - это очень, даже, больно!", - с пониманием вздохнул жалостливый внутренний голос. - "Теперь, наверняка, у этого бедняги ноготь почернеет, долго и нудно будет сходить.... Да, очень неприятный и болезненный процесс! Как же, уже проходили - в своё время...".
   После громкого вопля шпиона-неудачника в саду установилась абсолютная тишина, преобразовавшаяся, впрочем, уже через самое короткое время в нездоровую суету и шумную суматоху.
   Совсем рядом послышались звуки увесистых оплеух, кто-то громко и жалостливо застонал, по всему саду заполошно замелькали яркие огоньки факелов, где-то яростно зазвенели встретившиеся клинки шпаг, глухо и тревожно прогремел одинокий пистолетный выстрел.
   - Осторожней, олухи, не увлекайтесь! - начальственно рыкнул из темноты голос Алёшки Бровкина. - Чтобы ни одного трупа у меня! Покалечили немного, пустили кровушки и - хватит! Посты незамедлительно удвоить, факела жечь до самого утра! Одного ворога поймали? Мне он совершенно не нужен. Выбить зубы и отпустить на все четыре стороны! Я - сказал...
   Уже поздней ночью, когда все другие обитатели фамильного гнезда Бровкиных окончательно успокоились и разошлись по спальням, Алёшка, предварительно тихонько побарабанив костяшками пальцев в дверную филёнку, неслышно просочился в комнату к Егору и плотно прикрыл за собой дверь.
   - Да, командир, нынче не всё так просто на Москве-матушке! - невесело ухмыльнулся адмирал. - Крепко взялись за нас. Бдят, наблюдают, следят. Слетелись, словно голодные мухи на свежие арбузные корки...
   - Кто слетелся-то? - недовольно передёрнув плечами, уточнил Егор. - Ты конкретно докладывай, родственник! Чётко и ясно.
   - Конкретно? Очень трудно ответить однозначно. Это при тебе, Данилыч, царская охранная Служба была единственной и буквально всё контролировала. Даже сам князь-кесарь Ромодановский, начальник Тайной канцелярии, зачастую пасовал перед нами и скромно отходил в сторону.... А потом, два с половиной года назад, Александр Данилович, ты отбыл строить Питербурх, став тамошним генерал-губернатором. Вася Волков же, назначенный на твоё место, слабину проявил, вот, оно и началось.... Теперь самая сильная тайная служба - у князя-кесаря Фёдора Юрьевича. Но и маленьких секретных и самостоятельных служб развелось - как собак нерезаных. У Петра Алексеевича - персональная, у царевича Алексея имеется группа особо доверенных людей, Антон Девиер от них не отстаёт, генералы наши тоже организовали нечто похожее. Ну, и в семействе Бровкиных холопы нынче совсем и непростые, а кое-чему - очень даже - неплохо обученные.... Так что, полный бардак творится вокруг! Не, официально-то считается, что охранная царская служба всего одна. Та, что ты, сэр Александэр, организовал много лет назад, и которой в настоящее время руководит Василий Волков.... Да, только, от этого нелегче...
   - А в саду кто был сегодняшней ночью?
   - Почитай, все они и были. Три группы по два человека. Одни - точно - от князя-кесаря, вторые - Антошкины, третьи - не понятно чьи.... Поэтому я и велел своим людям быть очень внимательными, чтобы никого случайно не убить. Зачем - без веских причин - ссориться с всесильными людьми? Но всё это теперь совершенно неважно! Не в этом, как говорится, суть...
   - А в чём?
   Алёшка озабоченно потёр ладонью бледный лоб и объявил:
   - Очень туго у нас со временем, Александр Данилович! Почувствовал что-то Пётр Алексеевич, заподозрил неладное! С чем, с чем, а с чувством опасности у него всегда всё было в полном порядке.... А ещё этот его тайный доверенный человек, который сейчас находится на борту "Александра". Через день-другой царь запросто может узнать, что тебя, Данилыч, нет на фрегате.... Поэтому действовать надо незамедлительно и решительно, то есть, на этих самых посиделках, что состояться послезавтра в Преображенском. Потом можем уже и не успеть...
   - Подожди, подожди! Причём здесь - Преображенский дворец?
   - Так, там же и содержится наш Шурик - в западном крыле, где раньше проживал покойный Яков Брюс. Я что, ещё не сказал про это? Ну, извини, не успел, забегался слегка.... Так вот, план похищения мальчика уже свёрстан, правда, пока только на живую нитку. Гаврюшка постарался...
   - Гаврюшка?
   - Ну, да! Наш с Санькой младший братишка. Помнишь, несколько лет назад Пётр Алексеевич его назначил охранителем царевича Алексея? В твоей же воронежской Александровке, когда наследник престола чуть не потонул в реке? А сейчас Гаврюшка занимает в охранной царской Службе отнюдь не последнюю должность.... Вася Волков, глава Службы охранной, сейчас находится на Митаве. Там дела происходят очень важные и серьёзные, раньше первых зимних морозов и не закончатся. Так вот, обычно на случай долгих отъездов из Москвы Василий - в последнее время - назначал на своё место Антона Девиера. Да, говорят, что между царём и Антошкой кошка пробежала ненароком. Только не чёрная а, наоборот, светленькая такая, датская. Матильдой её кличут. Вот, Пётр Алексеевич нынче и отправил Девиера с князем-кесарем Ромодановским в Питербурх.... Так что, охранной царской Службой ныне - по факту - Гаврюшка и руководит. Негласно, понятное дело. По всеобщему умолчанию, так сказать. Он сегодня даже присутствовал и на государственных секретных переговорах с Медзоморт-пашой.
   - Тот элегантный кавалер в тёмных одеждах - Гаврюшка? - искренне удивился Егор. - Как же время летит быстро! Чёрт те что...
   - Летит, летит! - согласился одноглазый адмирал. - Так вот, предлагается следующий нехитрый план. В оговорённый час в доме, где располагается казарма охранной Службы, вспыхнет сильный пожар. Серьёзный такой пожар, из тех, на тушение которых уходит ни один час.... Казармы охранной Службы, как ты помнишь, располагаются всего в двухстах метрах севернее Преображенского дворца. Гаврюшка тут же бросит на тушение пламени основные силы сотрудников. Всех, конечно же, снять из западного крыла дворца у него не получится, останется примерно три поста - по одному человеку в каждом. Ты, облачённый в турецкую чадру, в общей суматохе переместишься в западное крыло. Не заплутаешь?
   - С чего бы это, вдруг? Я те места знаю, как свои пять пальцев, каждый коридор помню наизусть - ещё с тех времён, когда Яшку Брюса доводилось посещать.... Говоришь, только трое часовых? Причём, все трое - из нашей Службы? И я их все, возможно, знаю лично? Чёрт, это же усложняет дело! Их же придётся..., придётся...
  
   - Да, их всех придётся убить, - очень тихо, выговаривая слова практически по слогам, подтвердил Алёшка. - Просто оглушить - здесь не получится. Женщина в турецкой чадре слишком приметная фигура. Сразу же станет ясно, откуда растут ноги. Кроме того, убивать их надо будет, не оставляя явных следов насилия...
  
  
   Глава четвёртая
   Ох, непрост он, Пётр Алексеевич!
  
   Егор, раскурив фарфоровую трубку, попытался сосредоточиться, после чего велел:
   - Ладно, про этот неприятный момент я понял, хотя, и не до конца.... Впрочем, великий стратег и тактик, излагай дальше!
   - Дальше всё очень просто, - демонстративно невозмутимо зевнул адмирал. - У последнего трупа ты заберёшь из кармана ключи и отопрёшь дверь в помещение, где содержится наш бедный Шурик. Ну, поцелуешь сынишку, успокоишь, как сможешь.... Потом схватишь мальчугана в охапку и со всех ног побежишь к молодой берёзовой роще, до которой будет метров двести пятьдесят. Там тебя будет ждать мой верный, надёжный и многократно проверенный человек. Ему отдашь Шурку, взамен возьмешь холщовый мешок с телом...
   - С к-каким ещё телом?
   - Со свежим трупом трёх - четырёхлетнего мальчишки с ближайшего церковного погоста, - доходчиво пояснил Алёшка. - Надо же всё обставить по-человечески, с толком, чувством и расстановкой? Сам же учил меня - в своё время.... Итак, Александра Александровича сдашь на руки моему человечку, возьмёшь мешок с мёртвым мальцом, вернёшься в палату. Тело аккуратно вытащишь из мешка, туда же перенесёшь трупы охранников, разложишь их в художественном беспорядке. Потом запалишь западное крыло дворца в двух-трёх местах, надёжный горючий состав я тебе дам.... Ты же сам осторожно - тихим сапом - возвратишься на прежнее место и прибьёшься к двум другим жёнам Медзоморт-паши. Я их, пользуясь всеобщей паникой, отведу в царскую цветочную оранжерею.... Пожар в западном крыле, естественно, потушат - рано или поздно. Потушат и найдут на пепелище обгоревшие тела мальчишки и трёх охранников, которые, якобы, до конца героически сражались с огненной стихией. Именно поэтому их и надо убить, не оставляя явных следов насилия.... Как тебе, Александр Данилович, такой простейший и топорный план?
   - План как план, - неопределённо пожал плечами Егор. - Запросто может сработать, ведь, Пётр Алексеевич никогда у нас не отличался избыточной личной храбростью. Да и впадать в панику - для него - дело привычное.... Тем более, что другого плана у нас нет.... Только, вот, объясни мне, как мы доставим Шурика до Кёнигсберга?
   - Да, непростой вопрос! - скорчил озабоченную гримасу адмирал. - Со дня на день на Москве может объявиться князь-кесарь. Фёдор Юрьевич Ромодановский - совсем не тот человек, которого стоит недооценивать. Он-то, наверняка, заподозрит хитроумный обман и надёжно перекроет все дороги, ведущие в Европу.... Ладно, потом подумаем над этой проблемой, когда Санёк уже будет в полной безопасности. Обмозгуем всё тщательно и подробно.... Есть и ещё один дельный вариант. Мне удалось сегодня коротко переговорить с одной, э-э-э, прекрасной и весьма могущественной особой.... Нам обещана действенная помощь. Правда, всё это весьма и весьма призрачно.... Извини, Александр Данилович, но подробней рассказывать не буду, боюсь сглазить. Ты же и сам ко всяким приметам относишься очень трепетно и серьёзно, так что, должен отнестись с пониманием.... Ну, хорошо, хорошо, ты только не кипятись! Не буду наводить тень на плетень, не буду, честное слово! Екатерина, жена государя нашего Петра Алексеевича, помня о заслугах былых, обещалась подумать, как выручить нас, сирых и убогих...
  
   В Преображенском мало что изменилось за прошедшие два с половиной года, только, вот, стены дворца сверкали на вечернем солнце свежей тёмно-жёлтой краской, да и длинные пруды, в которых Пётр и царевич Алексей некогда увлечённо пускали по ветру модели парусных кораблей, заросли невысокими тёмно-зелёными камышами и серо-бурой ряской.
   "Оно и понятно, времена-то меняются!", - тихонько прошелестел взгрустнувший внутренний голос. - "Сейчас модели судов уже и ни к чему, настоящих морских кораблей имеется с избытком немалым ...".
   Впрочем, толково рассмотреть окружающее было не просто - конструкция турецкой чадры этому совершенно не способствовала: на уровне глаз внутреннее (второе, дополнительное) полотно имело узкую прорезь для глаз, на которую была нашита сетчатая полоска ткани. Тем более что время было уже вечернее, до заката солнца оставалось часа полтора, не более. Да и головой вертеть во все стороны приличной турецкой женщине не полагалось...
   Между тёмно-жёлтым дворцом и длинными прудами - на зелёной, недавно выкошенной лужайке - располагались три деревянные, украшенные искусной резьбой беседки: одна очень длинная и широкая, в ней - за обеденными столами - запросто могло разместиться до тридцати-сорока знатных персон, и две маленькие - уже для серьёзных и приватных бесед.
   Встречать полномочного турецкого посланника вышел сам Пётр (во время неофициальных мероприятий он всегда любил продемонстрировать иноземцам свою прогрессивную демократичность и полную чуждость к показной гордыне), под ручку с женой Екатериной. За их спинами маячили приветливо-официальные физиономии царевича Алексея, Гаврюшки Бровкина, Борис Шереметьева и Автонома Головина.
   Из первой кареты на старательно выкошенную преображенскую травку вылезли адмирал Бровкин и Медзоморт-паша, облачённые - по случаю царского, пусть и неофициального приёма - в соответствующие парадные одежды.
   - Сидеть, молчать, ждать! - недобро покосившись в сторону Егора, зло прошипел (во второй карете) на ломанном английском языке пожилой евнух.
   О чём разговаривали царственные хозяева и их высокопоставленный турецкий гость, было толком не разобрать, поэтому оставалось только одно - внимательно всматриваться в до боли знакомые лица.
   Пётр выглядел каким-то чрезмерно-задумчивым и слегка заторможенным. Сказав положенные по такому случаю дежурные приветственные фразы, он как-то сразу замкнулся в себе, рассеянно и устало посматривая по сторонам. Складывалось впечатление, что российский царь усиленно размышлял о чём-то своём, или же чего-то напряжённо ждал, например, свежих новостей...
   Лицо Екатерины, напротив, было счастливо-беззаботным. Она всем своим обликом выражала полное довольство жизнью - во всех её проявлениях - и разговаривала с турецким посланником очень живо и вежливо, лучезарно улыбаясь и с любопытством посматривая в сторону второй кареты.
   А, вот, царевич Алексей был собран и серьёзен, легко угадывалось, что ему не терпится продолжить с Медзоморт-пашой недавние серьёзные разговоры о делах наиважнейших - финансовых и торговых.
   "Настоящий государственный деятель вырос из сопливого мальчишки!", - торжественно объявил впечатлительный внутренний голос, нечуждый элементарного тщеславия. - "Не пропали даром, братец, наши с тобой совместные усилия! Не пропали, ей-ей...".
   Наконец, все высокородные особы проследовали в большую беседку, где наблюдались и другие знатные дамы и господа, приглашённые на это мероприятие: в предзакатных лучах солнца ярко сверкали золотом генеральские и офицерские погоны, чарующе белели оголённые женские плечи. Вскоре оттуда раздались звуки вежливых аплодисментов, тоненько и загадочно зазвенели хрустальные бокалы, встречаясь в приветственных тостах.
   "А в бокал высокородного Медзоморта, скорее всего, наливают обыкновенный фруктовый морс!" - насмешливо заявил зловредный внутренний голос. - "Что поделать, вера у него, бедняги, такая...".
   Дверца кареты, где находился Егор, резко распахнулась, и седоусый царский дворецкий - важный до невозможности, наряженный в раззолоченную ливрею и очень похожий на новогоднюю праздничную ёлку - объявил на прекрасном английском языке, улыбаясь холодно и дежурно:
   - А вам, дамы и..., э-э-э, господин, предложено пройти в малую беседку! В ту, что расположена ближе к дворцу.... Прошу вас, любезные мои, прошу!
   За спиной ёлки-дворецкого маячили двое - неприметные такие из себя, но достаточно широкоплечие, старательно прячущие лица за полями широких тёмных шляп.
   В беседке, куда их сопроводили, на столе были расставлены блюда с разнообразными сладостями и крупной, ярко-красной клубникой, а также несколько фарфоровых и серебряных кувшинов с прохладительными напитками. Впрочем, никто из особ, облачённых в чадры, к угощениям так и не притронулся. У Егора на то была очень веская причина - он не хотел демонстрировать окружающим свои - явно - мужские руки. Вдруг, кто любопытствующий и не в меру подозрительный - наблюдает за их беседкой через окуляр мощной подзорной трубы? У двух других жён турецкого посланника, очевидно, были свои, не менее уважительные причины. Один только пожилой евнух, регулярно бросая на подопечных злые и недовольные взгляды, воздал предложенным яствам и напиткам должное, громко чавкая и причмокивая.
   Неожиданно, со стороны главных дворцовых ворот послышался громкий цокот конских копыт, противно заскрипели о мелкие камушки каретные колёса. Егор, предчувствуя недоброе, торопливо оглянулся на эти звуки.
   Тёмно-коричневый, скромный кожаный возок ("Определённо - очень знакомая повозка!", - успел высказаться внутренний голос), проехав вдоль прудов до арочного мостика между ними, остановился. Широкая дверца возка тут же распахнулась, и на зелёную травку ловко спрыгнул высокий и тощий кавалер в немецкой одежде, с короткой дорожной шпагой на боку.
   "Антошка Девиер, прыщ голландский - с португальскими корнями! Откуда он здесь взялся, вражина подлая и коварная?", - чуть испуганно охнул неприятно удивлённый внутренний голос. - "А сей приметный возок принадлежит князю-кесарю. Ставлю сто золотых голландских гульденов - против одного русского серебряного рубля, что сейчас Фёдора Юрьевича мы и увидим.... Впрочем, пока пари не заключено, беру - в срочном порядке - свои слова обратно!".
   Антон Девиер, одной рукой торопливо сорвав с пышного светло-пшеничного парика стандартную офицерскую треуголку, вторую руку торопливо протянул по направлению к распахнутой дверце и галантно помог выбраться из повозки великолепной, разодетой в пух и прах Матильде Лаудруп - Снежной Королеве.
   "Вот, похоже, и прибыли свежие новости, которых так нервно и вожделенно дожидался Пётр Алексеевич!", - уверенно предположил догадливый внутренний голос. - "Очевидно, адмирал Лаудруп сделал остановку в каком-то балтийском порту. Царский соглядатай тут же передал весточку на берег, где её уже дожидался Девиер, который тут же и поспешил в стольный град Москву.... Матти? Судя по её великолепному наряду и божественной причёске, она отнюдь не сегодня прибыла в город...".
   Матильда и Антон - под весёлые и дружеские приветствия - заняли свои места за обеденным столом.
   А ещё через пять-шесть минут из беседки выбежал, неуклюже подпрыгивая, важный и упитанный царский дворецкий, облачённый в шикарную золоченую ливрею, и торопливо скрылся за приоткрытой двустворчатой дверью, ведущей во внутренние покои Преображенского дворца. Вскоре оттуда выскочили пятеро сотрудников царской охранной Службы и бодрой рысцой припустили в сторону дворцового парка, откуда доносились гортанные, сильно режущие слух вопли павлинов. Не прошло и двух минут, как следом за охранными сотрудниками проследовали, чуть побрякивая на ходу длинными бельгийскими ружьями, трое солдат Московской дивизии.
   "Творится что-то странное и - явно - недоброе!", - засомневался осторожный внутренний голос. - "Появился этот голландский Девиер, и всё пошло наперекосяк, чёрт его побери! Как бы вся операция не сорвалась, ещё даже и не начавшись. Хорошо ещё, что западное крыло дворца находится в другой стороне...".
   Время шло, но абсолютно ничего не происходило, никаких гостей в маленькой "турецкой" беседке не наблюдалось. Постепенно наступил тёмно-сиреневый вечер, стемнело, в большой беседке, откуда, практически не смолкая, долетали мужские чуть хмельные голоса и серебристый женский смех, расторопные слуги, пользуясь полным безветрием, зажгли многие десятки ярких свеч.
   "А про вас, братец, похоже, нечаянно забыли!", - коротко хохотнул нервный внутренний голос. - "Может, оно и к лучшему. До начала пожара в казармах охранной Службы остаётся всего-то ничего - час с невеликим хвостиком...".
   Только один раз из вечернего сумрака кто-то невидимый отдал короткую команду:
   - Ефимов и Тыртов, кончайте здесь отсвечивать, бездельники! Следуйте к восточному крылу дворца, так видели кого-то подозрительного. Ну, быстро у меня, морды!
   Послушался неясный шум, издаваемый двумя парами торопливо бегущих ног, и снова всё вокруг стихло.
   "Понятное дело, это Гаврюшка Бровкин заблаговременно отгоняет охранных сотрудников от царских беседок", - одобрительно пояснил чуткий внутренний голос.
   Где-то рядом весело замелькали три жёлто-оранжевых огонька-светлячка, по деревянным ступеням беседки чуть слышно прошелестели лёгкие женские шаги.
   - Доброго вам здоровья, милые принцесс! - глубоким и мелодичным голосом по-русски поприветствовала присутствующих нарядная Екатерина - в девичестве Марта Скавронская - крепко сжимающая в ладони правой руки позолочённый подсвечник с тремя ярко-горевшими восковыми свечами, прикрытыми сверху специальными стеклянными колпачками.
   Видя, что турчанки вскочили с мест и, сложив под чадрами руки на груди, начали безостановочно, очень меленько - словно заводные немецкие фарфоровые куклы - кланяться, Егор поспешил последовать их примеру. Пожилой же евнух, и вовсе - как подкошенный - бухнулся на колени, звонко приложившись при этом лбом о дубовые доски пола.
   Не дождавшись ответа, Екатерина, мило улыбнувшись, повторила приветственную фразу на немецком и английском языках.
   - Они вас совсем не понимать! - глухо сообщил с пола евнух на ужасном английском. - Турецкая женщина - говорить только по-турецки! Извините, Небеснородная!
   - Что же, оно и к лучшему, - неотрывно глядя на Егора (под чадрой), негромко произнесла Екатерина на немецком языке. - Я думаю, дорогой сэр Александэр, что всё непременно сладится и получится. Я помогаю вам - в память о моей безвременно ушедшей подружке Луизе де Бровки. Ну, и из безмерного уважения к моей второй подруге - Светлейшей княгине Александре Меньшиковой - потерянной навсегда... Удач вам, мой добрый друг! Кстати, минут через двенадцать-пятнадцать незаметно подойдите ко второй маленькой беседке. Там вы услышите нечто весьма интересное и примечательное.... Прощайте, храбрый охранитель! Извините, но подсвечника вам оставить не могу. Тем более что сейчас темнота - ваш главный друг и единственный помощник...
   С этими словами Екатерина покинула беседку. Затихли звуки её почти невесомых шагов, мелькнули и скрылись за искусно подстриженными шаровидными кустами три добрых светлячка-огонька.
   "Это что же такое получается, блин московский, не очень-то и свежий?", - захлебнулся в сомнениях ошарашенный внутренний голос. - "Выходит, этот бестолковый дуралей Алёшка всё рассказал царской жене о предстоящей операции? О двух пожарах, о трёх - как минимум - убитых охранниках, о подброшенном постороннем трупе? Зачем, спрашивается? Или он попросил у Екатерины о помощи только в общих, так сказать, чертах? Ладно, потом разберёмся с зарвавшимся маркизом, объясним, каково это - предпринимать серьёзные действия без однозначного начальственного одобрения. Хотя, какой ты, братец, Алёшке - начальник? Так, уже - насквозь - бывший...".
   Выждав некоторое время, Егор упруго поднялся со своего места и внушительно сообщил евнуху:
   - Теперь, морда наглая, безбородая, сядь и помолчи. Если будешь мешаться под ногами, то придушу - как стамбульского бродячего пса. А могу ещё, по-простому, нажаловаться Медзоморт-паше. Он тебя, мерзавца толстозадого и речистого, разрежет на маленькие кусочки и скормит любимым аквариумным рыбкам...
  
   Егор бесшумно подобрался ко второй маленькой беседке и осторожно отодвинул в сторону гибкую ветку садового боярышника.
   Внутри резного деревянного сооружения было достаточно светло, благодаря десятку горящих свеч, расставленных в разномастных подсвечниках тут и там. За прямоугольным столом - друг напротив друга - сидели Пётр и Антон Девиер.
   - Что же, господин подполковник, спасибо за справную службу! - подвёл царь черту под уже завершающимся разговором. - Значит, бешеное золото сокрыто в горах североамериканской Аляски? В те края ещё моим отцом, Алексеем Михайловичем, посылалась разведывательная экспедиция под руководством служивого человека Семёна Дежнева. Вот, только отчёты по ней, видимо, затерялись где-то - в суете бестолковых боярских приказов.... Надо будет срочно озаботиться этим наиважнейшим вопросом. Особенно это касается географических карт и планов, составленных Дежневым. И о новых экспедициях следует крепко подумать.... Идём далее. Получается, что Алексашки на борту фрегата нет, чего, собственно, и следовало ожидать. Следовательно, он высадился где-нибудь на прибалтийском берегу и скоро будет у нас - на Москве...
   - Поймаем гада зловредного! - истово заверил Девиер, преданно выпучив водянистые, светло-серые глаза. - Выследим и спеленаем - как миленького! Даже пикнуть, гнида легкомысленная, не успеет...
   - Не мели, Антошка, языком попусту! - неодобрительно и сердито посоветовал Пётр молодому голландцу. - Алексашка, он хват нешуточный! Его голыми руками не взять - обучен всякому, умён, сообразителен, осторожен. Тут - без серьёзной крови - не обойтись. Ладно, иди, с этой проблемой я и сам - как-нибудь - разберусь. Позови там других, которые дожидаются очереди...
   "Что же, наш Пётр Алексеевич, бесспорно, человек очень даже обстоятельный и разумный!", - уважительно хмыкнул внутренний голос, любящий всё увиденное и услышанное тут же анализировать и раскладывать по полочкам. - "Только, вот, эта его фраза: - "С этой проблемой я разберусь сам".... Что она, собственно, означает? А? Интересно, каким-таким образом царь собирается, братец, разобраться с тобой?".
   В переговорную беседку поднялись и - по знаку Петра - расселись напротив него царевич Алексей, Медзоморт-паша и Алёшка Бровкин.
   - Что же, высокородные господа, рассказывайте подробно о ваших договорённостях, трудностях, сверках и планах, - вежливо предложил царь. - Короче говоря, обо всём, что сочтёте нужным мне рассказать. Я вас слушаю очень внимательно...
   Медзоморт-паша и царевич Алексей по очереди, с пониманием и уважением поглядывая друг на друга, начали рассказывать - на английском языке - о тонкостях российско-турецких отношений. Тысячи пудов отборной русской пшеницы, голландские гульдены, русские рубли, фрахт, плата за риск, динамика развития капризных европейских рынков сбыта...
   Цифры, сменяя друг друга, звучали нескончаемой чередой, царь задумчиво хмурился и многозначительно молчал.
   "До начала операции осталось минут двадцать - двадцать пять", - неожиданно занервничал внутренний голос, обычно совершенно спокойный и невозмутимый в минуты смертельной опасности. - "Зачем же тогда государева жена посоветовала тебе, братец, подойти к этой долбаной беседке? Чтобы послушать эти пшенично-денежные разборки и торговые планы на будущее? Неспроста это всё, ох, неспроста..... Может быть, коварная ловушка? Пошли-ка отсюда, поближе к приоткрытым дворцовым дверям. Предстоящую операцию ещё никто не отменял...".
   Егор - под турецкой чадрой - скорчил кислую гримасу, обозначающую сильнейшую степень досады, но, всё же, решил остаться на прежнем месте и дослушать до конца эту абсолютно скучную и пресную беседу.
   Неожиданно Пётр вытянул правую руку вверх, призывая собеседников к тишине, и произнёс - совершенно бесцветным голосом:
   - Спасибо, господа, за подробный доклад. Всё было очень дельно, вы проделали большую и серьёзную работу. Готовьте тексты новых мирных и торговых Соглашений, я потом их внимательно просмотрю и подправлю - ежели что.... Высокородный Медзоморт-паша, у вас же есть необходимые полномочия для подписания таких важных и судьбоносных документов? Отлично! Не утруждайте себя - прямо сейчас - поиском соответствующих бумаг, передадите мне ваши верительные грамоты через несколько дней, так сказать, в торжественной и официальной обстановке. С нашей же стороны все необходимые документы подпишет царевич Алексей. Вести все южные дела - от имени России - я поручаю именно ему.... (Царевич - в знак благодарности и признательности за оказанное доверие - коротко, с чувством собственного достоинства кивнул головой). Да, вот ещё, любезный мой Медзоморт-паша.... Я приглашаю вас - вместе с вашими прекрасными жёнами, естественно - провести три-четыре дня, оставшиеся до официального приёма, в моём Преображенском дворце. Поболтаем немного в спокойной обстановке о делах земных и небесных, поиграем в шахматы, в нарды, в русское домино.... Вы же, надеюсь, не будете против?
   Медзоморт-паша - бывший забубённый пират, опытный и битый лис, дипломат до мозга костей - только невозмутимо погладил седую, аккуратно подстриженную бороду и забормотал вежливые слова благодарности.
   "Вот, пожалуйста, ещё одна неожиданность!", - обречённо поморщился внутренний голос. - "Хотя, может быть, после предстоящих пожаров Пётр Алексеевич передумает и отменит это решение?".
   Пётр, тем временем, вежливо попрощался с царевичем Алексеем и турецким посланником, а адмирала Бровкина (с незабываемыми интонациями Мюллера - из телевизионного сериала про разведчика Штирлица) попросил задержаться.
   Ещё через полторы-две минуты, дождавшись, когда царевич и Медзоморт-паша отойдут подальше, царь властно обратился к темноте, окружавшей беседку:
   - Эй, дядя, подходи-ка к нам!
   По песчано-гравийной дорожке, ведущей от двустворчатых дверей дворца, послушался негромкий скрип-треск. Это послушно перекатывался под подошвами чьих-то сапог мелкий гравий. Жалобно скрипнули деревянные ступени беседки под грузными и уверенными шагами...
  
   В желтовато-призрачных отблесках горящих свечей возле стола появился князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский собственной персоной, ведущий за руку маленького, светленького и - визуально - очень шустрого мальчишку.
   "Это же Шурик! Вырос-то как, родненький, кровиночка наша...", - зачарованно выдохнул растроганный внутренний голос. - "Что же теперь делать? Совсем скоро в казарме охранной Службы начнётся неслабый пожар. Дальше-то что? Операция уже сорвана, сто один процент! А после пожара царь, наверняка, решит отправить Сашутку в совершенно другое место. Отправит обязательно, гнида осторожная...".
   Адмирал удивлённо охнул, а мальчишка, ловко вырвав крохотную ладошку из огромной лапищи князя-кесаря, бросился к Бровкину, восторженно вопя:
   - Дядя Алёша, ура, ура! А где мои папа и мама? Где Катенька, Петька, дедушка Иван Артёмич и Лизок? Где они?
   - Они немного задерживаются, племяш, извини. Но ты их всех ещё увидишь. Обязательно увидишь, обещаю..., - смущённо, растроганно и очень неуверенно забормотал Алёшка.
   Дождавшись, когда порыв родственных чувств слегка утихнет, Пётр вновь забрал нить разговора в свои сильные и уверенные руки:
   - Ладно вам, дядя и племянник, угомонитесь! Кому я сказал? Ну? У вас очень скоро будет в достатке времени для общения. Ещё - непременно - успеете надоесть друг другу.... Я могу говорить? Вот, спасибо, уважили! Итак, Алексей Иванович Бровкин, вице-адмирал, маркиз де Бровки, я принял окончательное и бесповоротное решение. Причём, принял его под беспрецедентным давлением - практически со всех сторон.... Ну, и на основании собственных долгих и муторных размышлений.... Итак, адмирал Бровкин, забирай племянника и прямо завтра выезжай - через Урал и Сибирь-матушку - к славному российскому городу Охотску. Там уже хваткие ребятки построили крепкий двухмачтовый ял, заложили трёхмачтовый фрегат. Короче говоря, достраивай тот фрегат, иди на нём к этой тайной Аляске и отыщи там Алексашку.... Только сперва, Алексей Иванович, дай мне честное слово, что после этого ты - вместе с дочкой Лизой - сразу же вернёшься назад, в Питербурх!
   - Государь, да я...
   - Ну, адмирал, слово?
   - Вернусь, государь! - обречённо выдохнул Алёшка. - Честное благородное слово!
   - То-то же! - довольно, словно сытый кот, своровавший с хозяйского стола кусок парного мяса, усмехнулся в реденькие кошачьи усики царь. - Продолжаю.... Найди на Аляске лагерь нашего Данилыча и хорошенько запомни это место. Не просто запомни, но постарайся и карту - какую-никакую - составить. Понял меня? Потом отдай бывшему Светлейшему князю его отпрыска, забери свою дочь и поспешай назад.... Ах, да, ещё же выкуп.... Похоже, что со ста пудами - я погорячился немного. Забери у Алексашки золото, которое у него будет в наличии. Будет половина запрашиваемого - отлично. Только треть? Да, и чёрт с ним! Так и быть, верни ему сына.... Я ведь царь, а не жадный лавочник! Что смотришь так удивлённо, как будто узрел чудо чудное? Интересуешься, наверное, с каких таких вкусных и сочных пирожков я заделался слюнявым мизантропом? Да, просто всё, верный соратник! Во-первых, пока Шурик здесь проживает, то и Александр Данилович будет неустанно вертеться вокруг Москвы, а его фрегаты - тупо курсировать по седой Балтике туда-сюда. Азбука.... Это может очень долго продолжаться. Опять же, и кровушка русская, наверняка, прольётся - звонкими ручьями.... А так Алексашке, хочет он того или нет, придётся-таки плыть к Аляске, благо это совсем недалеко от Охотска, и золотишко там добывать усердно. Во-вторых, некие прекрасные и нежные наяды - после вашего отъезда - перестанут, надеюсь, на меня дуться и изображать из себя холодную февральскую льдинку. В-третьих, и с моей души (с царской души!) спадёт тяжёлый камень.... Так что, собирайся в дорогу, адмирал! Подробности отъезда мы не будем держать в секрете, а нужные бумаги тебе с самого утра князь-кесарь выправит.... Да, место-то "золотое", секретное, не забудь хорошенько запомнить и старательно нанести на карту...
   "Какая-то шарада неразрешимая! Что теперь делать, а?", - искренне возмутился окончательно сбитый с толка внутренний голос. - "Медзоморт-паша с жёнами должен трое-четверо суток находится в Преображенском дворце, а Алёшка с Шуриком уже завтра отбывают на Охотск.... Если улизнуть из дворца, взять у маркиза Сашутку и рвануть к Кёнигсбергу, то, что у нас получается? Во-первых, это откровенная подстава - и в отношении Медзоморта, и в отношении адмирала. Любой здравомыслящий индивидуум всё это легко сопоставит и сразу же поймёт, что к чему. Во-вторых, если Алёшку взять с собой, то это очень плохо отразится на судьбе остальных Бровкиных - и Гаврюшки, и тестя нашего, Ивана Артемича.... И, наконец, в-третьих, Антошка Девиер и князь-кесарь всё сразу и однозначно просекут и тут же перекроют дороги - большие и малые - ведущие на запад. Однако, дела.... Может, пусть всё будет, как предлагает Пётр Алексеевич? Для четырёхлетнего пацана так будет гораздо безопасней - не придётся пересекать два безбрежных океана, что сопряжено с серьёзными опасностями. Тем более что Шурик очень плохо переносит качку.... Да, и стоит ли нарушать очередной приказ царя, который, в принципе, всех устраивает? Пётр же может разозлиться уже и по-настоящему, тогда только держись, половина страны - между делом - кровью умоется.... А так, Шурёнок - в сопровождении родного и любимого дяди - прокатится по всей России с запада на восток, увидит много чего любопытного, полезного и познавательного. А к Охотску мы и сами, братец, подплывём, чего уж там...".
   Где-то за Преображенским дворцом неожиданно полыхнуло, к небу взметнулись оранжевые всполохи, тут же со всех сторон предсказуемо зазвучало:
   - Пожар! Пожар! Горим!
   В темноте - с подсвечниками и факелами в руках - бестолково забегали-засуетились какие-то непонятные фигуры, зазвучали резкие и отрывистые команды офицеров.
   Пётр на это безобразие отреагировал неожиданно и совершенно непредсказуемо:
   - Вот, понимаешь, не успел! Ну, надо же, а.... Голову даю на отсечение, что данный пожар - это Алексашкина работа! Он у меня такой..., - в голосе царя послышались нотки нежной гордости, впрочем, он очень быстро взял себя в руки и громко проорал в темноту: - Девиер, Антон, мать твою голландскую! Быстро ко мне!
   Через две-три минуты бледный Антошка был уже в беседке и уверенно докладывал:
   - Ничего страшного, государь! Это просто горит казарма охранной Службы. Сейчас ветра нет, поэтому пожар не сможет перекинуться на дворец. Совершенно ничего опасного, высокородные гости могут безбоязненно оставаться за столами...
   - Хватит, господин подполковник! Помолол языком - чушь свинячью - и тут же остановился! - сердито прервал Девиера царь. - Я тебя позвал совершенно по другому поводу. Выдели-ка два десятка надёжных драгун - для охраны адмирала Бровкина и сего мальца. Прямо сейчас выдели! Чтобы из дворца они отправились уже под надёжным эскортом. Ну, и дальше пусть драгуны сопровождают моих добрых друзей, то бишь, до самого Охотска. Дальнего такого городка.... Озаботься, чтобы все служивые людишки уже завтра поутру были экипированы знатно и получили все нужные бумаги, довольствие денежное и продовольственное. Командира им самолично подбери - надёжного и весьма дельного...
  
   Наконец, Пётр остался в беседке один. Нерешительно покряхтев, он сердито откашлялся и объявил:
   - Выходи-ка, Алексашка, на свет Божий! Я же знаю, что ты где-то рядом, сучий потрох.... Выходи, не трону! С каких это пор - ты стал труса праздновать, а?
   Егор, недовольно поморщившись под чадрой, покорно поднялся по ступенькам лесенки в беседку.
   - Ха-ха-ха! - молодым жеребцом заржал царь. - Смотри-ка ты, он чадру напялил! Ай, молодец! Сообразительный, сукин кот.... Ну-ка, высунь личико из-под этой накидки. Хочу удостоверится в твоей личности.... Ага, молодец, прячься снова. Бледный ты какой-то, Алексашка. Наверное, от переживаний избыточных. Ладно, пошли в мой тайный кабинет, поболтаем немного - о делах наших непростых...
   Через двустворчатые, распахнутые настежь двери дворцовых покоев безостановочно и бестолково сновали туда-сюда растрёпанные и испуганные люди обоих полов, поэтому на бесформенную фигуру в тёмной чадре, покорно семенящую за царём, никто особого внимания и не обратил. Пётр уверенно прошёл по широкому коридору, свернул в узкий, снова - в широкий, вновь - в узкий....
   Наконец, он дошагал до заветного тупичка: деревянные тёмно-фиолетовые планки морёного дуба, между планками - изумрудно-зелёный бархат. Царь, тревожно оглядевшись по сторонам, зашёл в нишу, уверенно нажал на нужную планку. Лицевая сторона тупика послушно и почти бесшумно отошла в сторону.
   - Заходи, Алексашка, - вполголоса предложил Пётр. - Располагайся, как в прежние времена...
   Егор, сбросив чадру на пол, уверенно нащупал на маленьком столике коробок со спичками конструкции Меньшикова-Брюса, поджёг одну.
   "Ничего не изменилось в тайном кабинете нашего Петра Алексеевича, такой же несусветный бардак, как и прежде", - недовольно поморщился внутренний голос, обожающий порядок во всём. - "Вон же, братец, подсвечник с толстыми огарками. Зажигай свечи быстрее, а то, не дай Бог, пальцы обожжёшь...".
   Царь расположился в видавшем виды кресле с прожжёнными подлокотниками и, небрежно указав правой рукой на стул, предложил:
   - Присаживайся, Алексашка, присаживайся.... Давай, я буду говорить, а ты, соответственно, будешь молчать и слушать?
   - Как скажешь, мин херц...
   - Серый тамбовский волк тебе, вражине, "мин херц"! Ладно, проехали.... Погорячился я, короче говоря. Вспылил, вот, и издал Указишко этот. Бывает.... А теперь уже ничего не попишешь. Не отменять же, в самом деле.... Опять-таки, и тебе, морде наглой, так будет спокойней и безопасней. Вот, сам посуди. Допустим, что Указ, наплевав на все правила, я отменю. А потом как-нибудь - по приличному поводу - напьюсь в дымину. При этом, естественно, вспомню все былые обиды, да и велю - в пьяном угаре - отрубить тебе буйну голову.... Может такое случиться?
   - Запросто, - подтвердил Егор.
   - Не сметь - так ехидно ухмыляться! - вспылил Пётр. - Деятель из Будущего, понимаешь! Кем ты там был-то? Военным телохранителем? Оно и видно.... Слушай сюда, господин Охранитель! Поплывёшь на свою Аляску и добудешь там золота - сколько сможешь. В Охотске сто пудов сдашь в казну. Там тебя будет ждать мой новый Указ, мол, старые грехи прощаются, и Александр Данилович Меньшиков назначается..., э-э-э, ещё не придумал кем.... Воеводой восточных русских земель? Топорно как-то звучит.... Восточным Наместником? Чести много. Ладно, потом решу.... Живи в тех краях, Алексашка, властвуй. Прибирай под российскую корону новые земли.... Чтобы ещё полезного извлечь из твоего плавания? Ага, ага.... Ты же, небось, планируешь посетить шведский Стокгольм? Мол, с друзьями старинными надо повидаться, то, да сё...
   - Были такие мысли, - честно признался Егор. - Хотел я у Карлуса попросить пару дельных кораблей. Так, на всякий случай. Для усиления экспедиционной мощи.
   - Молодец! - одобрил царь. - А не подарить ли шведскому королю - по поводу встречи - русскую рогатину для охоты на медведя?
   - Зачем, мин херц?
   - Затем, что очень надо! Рогатина-то будет непростой.... Умельцы Антошки Девиера её древко подпилят - где надо, а после замажут специальным клеем, чтобы надпил был полностью незаметен. Карл - юноша отважный и сумасбродный. Зимой обязательно отправится на медведя.... Понимаешь, о чём я толкую? Высокая политика, как ты сам меня учил, дама грязная и коварная...
   Уже в самом конце разговора, Егор поинтересовался:
   - Государь, а почему ты ничего не спрашиваешь про Будущее?
   - Ну, его - в одно неприглядное место! - помрачнел Пётр. - Не хочу я этих знаний. Вернее, опасаюсь. Ничего хорошего это мне не даст, кроме головной боли и душевных терзаний...
  
  
   Глава пятая
   Стойкие оловянные солдатики в Стокгольме
  
   От Кёнигсберга они отчалили только во второй декаде августа. Так, уж, получилось, качество русских дорог никогда не способствовало быстрому передвижению по ним....
   А Медзоморт-паша решил на недельку задержаться в славном немецком городке.
   - Хочу осмотреть местные артиллерийские новшества, вдруг, что и закуплю для нужд армии и флота Небеснородного султана, - заявил турок. - Вот, ещё, сэр Александэр. Тут - перед самым нашим отъездом из Москвы - ко мне подошёл брат маркиза де Бровки, который назвался Гаврилой. Не знаю, стоит ли ему верить, больно, уж, лицо такое - чрезмерно серьёзное и умное.... Он велел передать, мол, на твоём фрегате есть один человек, который представлен наблюдать Небеснородным царём. За всем происходящим усердно наблюдать и докладывать - с любой оказией. Русское имя тому любопытному человеку....
   - Не говори, паша, не надо! - прервал турка Егор.
   - Хорошо, не буду. Но, собственно, почему?
   - Пётр мог и соврать, чтобы внести разлад в мою команду. Человек, который передавал имя, тоже мог соврать...
   - Не продолжай, сэр Александэр, я всё понял...
  
   Трёхмачтовый бриг "Король", заложенный почти тринадцать с половиной лет назад на лондонских королевских верфях, считался уже стареньким. Кроме того, он строился сугубо как торговое судно, поэтому был очень широким и внешне неуклюжим, слегка напоминая Егору приземистого английского бульдога.
   - Ничего, зато мой "Король" очень устойчив на сильной боковой волне и всегда послушен рулю! - искренне нахваливал бриг Людвиг Лаудруп. - Правда, пушек маловато, всего-то двенадцать. Да, ничего страшного! Бог, как известно, он всенепременно помогает смелым и отважным....
   На борт "Короля", кроме корабельной команды и рядового состава экспедиции, поднялись: Лаудрупы, Меньшиковы, Лиза Бровкина, горничная Лукерья, Илья Солев и молчаливый Фрол Иванов, сразу же удалившийся на корму брига.
   - Что, подполковник, осталась на берегу твоя прекрасная Матильда? - Егор по-дружески положил руку на широкое плечо Иванова.
   - Почему - на берегу? - подчёркнуто невозмутимо ответил Фролка. - Она ещё тогда, на Васильевском острове, поднялась на борт "Апостола Петра". Опираясь на локоток этого, - чуть слышно скрипнул зубами, - прыща голландского, Антона Девиера.
   - Так и ты оставался бы с ней! Чего с нами-то попёрся, спрашивается? Личное счастье, поверь мне, оно всего дороже на этом свете. Как, впрочем, и на всех прочих...
   - Нет, Александр Данилович, ничего бы не получилось! Матти, она же очень умная, рассудительная и расчётливая. Сразу же сообразила, что я - уже далеко неблестящая партия. Как это - почему? Понятно, что сейчас все люди, которые с тобой, Данилыч, водили дружбу, навсегда лишатся карьерного роста. А за любую малейшую промашку - обеспечена пожизненная каторга. Диалектика, как ты сам любишь говаривать.... Матильда тут же всё смекнула, меня стала старательно избегать и сторониться, а этому Антошке голландскому, наоборот, начала строить глазки.... Так что, может, оно всё и к лучшему. Вдруг, да и встречу в дальних заморских странах настоящую любовь...
   Оставив Фролку наедине с его разбитым сердцем, Егор прошёл на капитанский помост и спросил у Лаудрупа:
   - Людвиг, а почему ты не поднимаешь на мачте "Короля" адмиральского вымпела? Раз командор всего похода, то бишь, я нахожусь на борту, значит, и твой бриг теперь является флагманским судном.
   - Честно говоря, российский адмиральский вымпел мне теперь как-то неудобно поднимать, - задумчиво пощипывая длинный пиратский ус, сообщил датчанин. - Как ни крути, а я в это плавание отправился без высочайшего одобрения Петра Алексеевича, государя русского. Есть у меня и личный вымпел, оставшийся ещё со старых времён. Но, только, рановато его пока поднимать. Вот, когда выплывем в благословенную Атлантику, тогда и подниму.... Кстати, командор Александэр! Мы, ведь, так и не оговорили предстоящий маршрут. Куда, в конце концов, мы следуем, а? Дальние восточные земли.... Неужели ты говорил про арабские страны? Или же про загадочную Индию? Какие у нас будут промежуточные остановки?
   Егор нервно подёргал щекой. Лаудруп, конечно же, был моряком опытным - плавал в Балтийском, Северном и Средиземных морях, ходил к Исландии и Шпицбергену, посещал Канарские острова и португальский остров Мадейру. Но всё это - даже и вместе взятое - являлось сущей ерундой перед предстоящим маршрутом. Не испугается ли шкипер, не раздумает ли, часом?
   - Проходим проливом Ла-Манш, - осторожно начал Егор. - Доходим до южной оконечности Португалии, после чего пересекаем Атлантический океан. Далее - вдоль южно-американского побережья - идём на юг, проходим Магеллановым проливом...
   - Ничего себе! - присвистнул Лаудруп. - Потом - что? Между делом проходим - с востока на запад - Тихий океан?
   - Зачем? Такой необходимости нет. Мы идём вдоль американского берега строго на север. Пока не упрёмся в холодные полярные льды. Вот, там и остановимся на годик-другой, построим крепкий стационарный посёлок, будем усердно добывать золото.
   - Красивый и замечательный маршрут! - насмешливо одобрил Лаудруп. - Шансов, что в конечном итоге останемся живыми, совсем мало. Впрочем.... Золота много в тех дальних краях, сэр Александер? Это, конечно, хорошо.... Обратно пойдём тем же путём?
   - Золота там хватит на всех! - пообещал Егор. - И русской казне отсыплем, и про себя не забудем. А с обратным маршрутом определимся позже. Уже на месте.
   - Если я правильно понял, сэр Александэр, то наша первая остановка будет в порту моего родного Копенгагена?
   - Нет, шкипер, держим курс на древний город Стокгольм! - огорошил Лаудрупа Егор.
   - Как - на Стокгольм? - густые брови датчанина поползли вверх. - Но там же шведы! А на подходе к Стокгольму дежурит их многопушечная эскадра...
   - Ничего страшного, Людвиг! В 1699-ом году на Митаве я встречался со шведским королём, и у меня имеется бессрочная путевая охранная грамота за его подписью. При предъявлении этой бумаги все подданные Карла обязаны незамедлительно сопроводить меня - до столицы Швеции.
   Утренний туман рассеялся, и балтийская водная гладь, покрытая лёгкой рябью, весело заискрилась под лучами ласкового августовского солнышка. Корабли, подгоняемые лёгким бризом, обогнув длинный мыс, ограничивающий кёнигсбергскую бухту с севера, взяли курс на шведскую столицу. На северо-западе из вод залива гордо выступали одиночные голые скалы, над которыми кружили беспокойные белые чайки. За тёмно-серыми скалами угадывались смутные очертания неизвестного парусника.
   - Неужели мы больше никогда не увидим России? Как там наш Шурочка? Как мой папенька, Иван Артёмыч, переживёт всё это?- крепко прижимаясь к его плечу, горестно спросила Санька, и Егор почувствовал, как на кисть его правой руки упала крохотная горячая капелька, за ней - вторая...
   Егор бережно обнял жену за нежные плечи, осторожно коснулся губами её светло-льняных, почти платиновых волос.
   - Ничего, ничего. Я сейчас успокоюсь, - пообещала Санька и неожиданно сменила тему: - Саша, а ничего, что мы плывём в Стокгольм? Ну, Швеция, ведь, воюет с нашей Россией, а мы направляемся в гости к их Карлосу. Нехорошо это как-то...
   - Во-первых, мы не собираемся выдавать шведам никаких русских государственных и военных тайн, - после непродолжительного молчания ответил Егор. - Просто попросим предоставить нам - на взаимовыгодных условиях - пару крепких кораблей. Для такого серьёзного путешествия нужна и соответствующая эскадра. Во-вторых, в Северное море предстоит выходить датскими проливами - Каттегатом и Эресунном - где дежурит шведская эскадра, поэтому в любом случае нам не миновать Стокгольма. И, в-третьих, какой из Карла Двенадцатого - полноценный враг? Враг, это тот, который планирует отнять у тебя что-либо и получить финансовую выгоду - в случае воинской победы. А Карлус - обычный самовлюблённый мальчишка, дерзкий, но недалёкий и простодушный. Его интересует только сам процесс войны, а вовсе не её результаты. Пострелять, помахать шпагой, закатить шумный бал в случае успеха, потом двинуться дальше - на поиск новых приключений на свой тощий шведский зад.... Поверь, душа моя, с таким несерьёзным и легкомысленным королём - вечным юношей - Швеция очень скоро перестанет играть в Европе роль первой скрипки. Да и второй, и третьей.... Вот, Германия, Франция и Англия - это да. Там у власти находятся ребята серьёзные и совсем непростые...
   Ветер - час от часа - крепчал. Старенький "Король", словно подвыпивший русский мужик, начал раскачиваться с одного борта на другой, скрипя и постанывая при этом тоненько и жалобно. Багровое вечернее солнце испуганно спряталось в сизых грозовых тучах, появившихся невесть откуда.
   - Енсен, морда ленивая! Живо убрать топселя! - прикрываясь рукавом камзола от солёных брызг забортной воды, скомандовал Лаудруп и пояснил Егору. - До Стокгольма осталось миль пятнадцать-семнадцать. По такому ветру, да на ночь глядя, не будем рисковать лишний раз. Встанем на траверсе столичной гавани, рядов со шведскими сторожевыми фрегатами. А в порт зайдём уже завтра, если ветер стихнет, и разрешение получим надлежащее...
   На капитанском помосте появился Томас Лаудруп, требовательно постучал Егора по спине, строгим голосом ("В матушку Герду пошёл!", - насмешливо отметил внутренний голос), сообщил:
   - Дядя Саша! Вам непременно надо спуститься вниз, в кают-компанию! Непременно и незамедлительно!
   В кают-компании царил вязкий полумрак, с которым настойчиво боролись два масляных фонаря, оснащённых высокими стеклянными колпаками. Санька обессилено откинулась в широком кожаном кресле, ножки которого были намертво приколочены к палубе. Глаза жены были закрыты, голова обессилено моталась из стороны в сторону, побелевшие кисти рук отчаянно сжимали подлокотники кресла. Из дальней части помещения неожиданно раздавались булькающие звуки: это, забившись в угол и крепко сжимая в руках медный тазик, хрипло и безостановочно блевала горничная Луша. Герда же держалась на удивление спокойно, тихонько покачивая на руках уснувшую Лизу Бровкину.
   Егор повернул голову в другую сторону, старательно высматривая в сером полумраке своих детей.
   Катенька скорчилась на узкой кровати, плотно завернувшись в одеяло, из-под которого высовывалось её испуганное личико, вернее - создавалось такое впечатление - только остренький носик и голубые испуганные глазёнки.
   - Папочка, мне очень страшно! - отчаянно выдохнула дочка. - Мы, что же, скоро утонем? Тётя Герда говорит, что нет. Но кораблик так стонет и плачет, жалуется, что очень сильно устал, что не может больше.... Папочка, мы не утонем?
   - Нет, конечно же, родная! - заверил Егор, бережно целуя девочку в бледный лобик.
   На второй кровати, стоящей у противоположной стены узкого помещения, сидел, сложив ноги по-турецки, его сын Петруша. Мальчик, крепко зажмурив глаза, плавно раскачивался из стороны в сторону, его светло-русые, почти платиновые волосы ("И этот - копия своей мамы!", - одобрительно высказался внутренний голос), были нещадно растрёпаны, подбородок предательски дрожал, по щеке сползала одинокая слезинка.
   - Что же теперь делать? - жалобно спросил Егор у толстушки Герды.
   - Как это - что? - удивилась датчанка, чёрные волосы которой - даже в этой непростой ситуации - были уложены в идеальную причёску. - Разве Томас не сказал? Вот же, забывчивый пострелёнок, весь в отца! Дети просят, чтобы им перед сном рассказали сказку. Я пробовала. Только они говорят, что всё не то, что, мол, только их папа умеет хорошо рассказывать сказки. Вот, и рассказывай, сэр Александэр! И я послушаю с удовольствием...
   - Сказку? - оживился Петруша и широко распахнул ярко-васильковые (Санькины!) глаза. - Да, папочка, расскажи, пожалуйста!
   - Расскажи! - тоненьким голосом поддержала брата Катя.
   Егор часто рассказывал детям на ночь сказки. Причём, те сказки, которые сам слышал и запомнил в своём двадцать первом веке, других-то он и не знал.... С одной стороны, это было неправильно. А, с другой, какая разница, если покойный Аль-кашар не соврал, и мир уже разделился на два параллельных, никак не зависящих друг от друга? В его вечернем репертуаре наличествовали братья Гримм, Ганс Христиан Андерсен, Астрид Линдгрен и, даже, Александр Грин.
   В этот раз он рассказал сказку о "Стойком оловянном солдатике". Только, вот, концовку повествования он - самым бессовестным образом - изменил. В его варианте оловянный солдат и бумажная балерина героически спаслись из жаркого пламени, поженились, и у них родились дети-близняшки: маленький бумажный солдатик и крохотная оловянная балеринка...
   Результат получился совершенно неожиданным. Дочка, выбравшись из-под одеяла, села на край кровати и торжественно объявила:
   - Папа, я всё поняла! Оловянные солдатики - это мы! Ты, мама, я, Петрушка, тётя Герда, Томас, все остальные, кто плывёт с нами...
   - Верно! - поддержал сестру Петька. - Стойкие и непобедимые оловянные солдатики! Мы всё выдержим, не утонем в море, не сгорим в огне, обязательно победим и вернём нашего Шурика!
   "Понятное дело, это Томас Лаудруп, бывший на берегу при оглашении царского Указа, и со всеми остальными детьми поделился полученной информацией", - невесело резюмировал внутренний голос. - "Эх, надо же было переговорить с ним! Впрочем, теперь уже поздно переживать, раньше надо было думать...".
   - Хорошо, чтобы так всё и было, - вздохнула Герда, после чего уверенно добавила: - Так всё и будет! Потому, что детскими устами - говорит само Проведение...
   К шведской эскадре, стоящей на якорях на траверсе стокгольмской гавани, "Король" и "Александр" подошли под зарифлёнными парусами уже на самом закате, когда на Балтийское море начал медленно опускаться плащ ночного тёмно-сиреневого сумрака. Корабли синхронно отдали якоря, и уже через пять-шесть минут после этого послушно замерли, остановившись между двумя шведскими фрегатами, чьи тёмные силуэты угадывались в отдалении.
  
   На следующий день на борт "Короля" поднялся шведский офицер: толстый, вальяжный, с широченной сине-жёлтой треуголкой на голове и в традиционных ярко-жёлтых ботфортах на ногах. Швед величественно прошествовал на капитанский мостик и, брезгливо выпятив вперёд нижнюю губу, поинтересовался причинами, заставившими два этих судна - под странными и неизвестными флагами - так близко подойти к славному городу Стокгольму, где ко всем иностранцам принято относиться крайне подозрительно.
   В ответ на эту негостеприимную тираду Лаудруп, низко поклонившись, протянул нелюбезному офицерику скромный, заранее развёрнутый пергаментный свиток. Швед, быстро пробежав по тексту глазами, замер на несколько секунд, после чего громко сглотнул слюну и почтительно поинтересовался:
   - Кто из вас, господа, является благородным сэром Александэром?
   Егор, положив правую ладонь на золоченый эфес шпаги, молча, сделал полшага вперёд и небрежно кивнул. Швед мгновенно сорвал с головы сине-жёлтую треуголку и, выставив вперёд правую ногу, принялся старательно подметать головным убором и без того чистую палубу "Короля". Только минуты через три-четыре он угомонился и скромно поинтересовался - чем может служить высокородному и доблестному кавалеру, чьё благородное имя известно всей Швеции.
   - Мы приплыли в гости к знаменитому и отважному королю Карлу по его собственному приглашению! - важно известил Егор. - Во-первых, мы бы хотели незамедлительно войти в стокгольмскую гавань и отдать якоря у достойного причала. Во-вторых, - достал из-за обшлага рукава камзола небольшой светло-коричневый конверт, - необходимо срочно передать это послание шведскому государю.
   Утром следующего дня, сразу после завтрака, у трапа "Короля" остановились две чёрные кареты с запряжёнными в них высокими и мосластыми лошадками. Рядом с повозками нетерпеливо приплясывали на месте злые чёрные кони десяти широкоплечих шведских драгун.
   Из передней кареты на мостовую неуклюже, тощим задом вперёд, выбрался сутулый и седобородый господин, внешне очень похожий на Дон Кихота - в исполнении великого русского актёра Черкасова.
   - Сам благородный Ерик Шлиппенбах почтил нас своим вниманием! - торжественно объявил Егор. - Готовьтесь, милые мои барышни, этот пожилой господин хронически говорлив, молчать не умеет совершенно. Как назло, он неплохо освоил и английский язык...
   В этот раз старый шведский генерал был одет не в стальные серо-голубоватые стильные латы, в которых он щеголял во время русского штурма Нотебурга, а в обычные чёрные одежды, местами отороченные тёмно-фиолетовыми кружевами. Тем не менее, он, всё равно, смотрелся ужасно солидно и благородно.
   Неутомимый внутренний голос - на этот раз - удивил Егора по-настоящему, заявив: - "А, ведь, Ерик Шлиппенбах здорово похож на Координатора - из двадцать первого века! Мы с тобой, братец, генерала при штурме Нотебурга видели только в латах, тогда это сходство не бросалось в глаза. А сейчас, в штатском, совсем другое дело! Орлиный нос, тёмное морщинистое лицо, обрамлённое длинными седыми волосами, голубые всезнающие глаза. Если сбрить эту козлиную бородёнку, то и получится - вылитый Координатор! Может, генерал тоже трудится на службу SV? Типа - новый Аль-кашар? Будь осторожнее, братец...".
   Оказавшись на борту "Короля", Ерик Шлиппенбах незамедлительно и планомерно атаковал Саньку и Гертруду, минут двадцать расточая длинные и цветастые комплименты, часть которых, впрочем, досталось и адмиралу Лаудрупу, узнавшему - не без толики удивления - о своих неисчислимых и замечательных достоинствах.
   Покончив с этими старомодными церемониями, генерал важно известил Егора:
   - Дорогой сэр Александэр, доблестный король Карл прислал за вами карету! Мой повелитель помнит о вас. Мало того, он осведомлён и о вашем рыцарском поступке - во время русского штурма крепости Нотебурга. Король хочет лично выразить вам благодарность.... Прошу, сэр Александэр, проследовать в карету! Кого вы можете взять с собой? Да, кого вам будет угодно, сэр! Наши кареты очень просторны, ибо мой король Карл, как это и положено настоящему рыцарю, очень гостеприимный и хлебосольный хозяин...
   "Какой разговорчивый тип!", - хмуро отметил внутренний голос. - "И акцент у нашего генерала какой-то странный, шпионский..."
   Перед отъездом Егор подарил Шлиппенбаху картину маслом - "Русские войска штурмуют шведскую крепость Нотебург", рисованную Сашенцией с его же слов. Генерал долго и восторженно ухал, безостановочно благодарил Саньку, неустанно любуясь при этом верхним правым углом картины, в котором он сам - в блестящих стальных латах, с развивающейся по ветру седой бородой - грозно размахивал длинной шпагой на полуразрушенных крепостных стенах.
   Дождавшись, когда швед окончательно выдохнется, Егор вежливо спросил:
   - Как вы думаете, генерал, если я подарю королю Карлу русскую рогатину - для медвежьей охоты - это будет прилично?
   - Более чем! - горячо заверил Шлиппенбах. - Просто отличный и замечательный подарок! Его величество будет в полном и бесконечном восторге...
   - А нет ли у шведского короля сердечного увлечения? - вежливо поинтересовалась предусмотрительная Сашенция. - Я имею в виду особу женского пола, которую тоже будет прилично - презентовать скромным подарком?
   - Есть, конечно же! - с непонятными интонациями в голосе, странно блестя глазами, ответил генерал. - Что ей подарить? Не знаю, право! Уж, такая нестандартная персона, взбалмошная, легкомысленная...
   - Ничего страшного! - твёрдо заверила Санька. - Мы с Гердой Лаудруп и сами - штучки не простые. Подберём...
   Егор, направляясь к каретам, нёс на правом плече тяжёлую медвежью рогатину. Знатная была вещица - сами "рога" стальные, а толстое дубовое древко было покрыто искусной резьбой. Эту рогатину на борт "Короля" в Кенигсберге самолично доставил Антошка Девиер.
   Егор шёл по корабельным сходням и думал: - "Вообще-то, дарить подарки с "двойным дном" - дело скользкое, как утверждает народная мудрость. Мол, очень плохая примета. Да ладно, авось, пронесёт. Царский приказ надо выполнять. Высокая политика, мать её...".
  
  
   Глава шестая
   Шведское упрямство и плохая примета
   (Особенности русско-шведской охоты на медведей)
  
   В первой карете разместились мужчины: Ерик Шлиппенбах, Егор, а также Людвиг и Томас Лаудрупы. Во второй карете следовали Санька и Гертруда - в сопровождении всех детей, включая крошечную Лизу Бровкину. Пять драгун размеренно трусили впереди карет, ещё пятеро замыкали походную колонну.
   - Куда мы направляемся, генерал? - спросил Егор. - Разве, не в королевский дворец?
   - Король с самого детства не любит своего дворца! - с нотками гордости в голосе ответил старый неисправимый романтик. - Он предпочитает заброшенные и неухоженные рыцарские замки, грубые охотничьи домики, походные биваки у жарких армейских костров.... Сейчас мы направляемся в знаменитый Кунгсерский лес, где выстроен неплохой бревенчатый замок.
   Егор с интересов рассматривал Стокгольм, неторопливо и величественно мелькавший за окошками кареты. Длинные аллеи и обширные скверы, улочки, расходящиеся в разные стороны - прямыми лучами - от королевского дворца. Над булыжными мостовыми таинственно нависали, слегка приглушая дневной свет, старинные, массивные и коренастые дома.
   - Эта часть города очень и очень древняя, - любезно пояснил Шлиппенбах. - Она называется - Гамла Стан.
   - Очень красиво! - согласился со шведом Лаудруп, ранее уже посещавший Стокгольм. - И очень чисто. Прямо-таки, неправдоподобно чисто...
   Кунгсерский лес оказался великолепным столетним бором, в котором - между пышными белыми мхами - задумчиво шумели на ветру шикарные корабельные сосны. Над весёлым водопадом, с грохотом низвергавшимся в глубокое ущелье, возвышался симпатичный бревенчатый дом, вернее, некое подобие рыцарского замка - с многочисленными башенками и бойницами.
   Не доезжая до замка метров шестьсот пятьдесят, кареты остановились. Здесь просёлочная дорога резко обрывалась, дальше гостям предстояло идти пешком - по узкой, но хорошо натоптанной тропе. Возле высокого крыльца размещались просторные железные клетки, в которых угрожающе порыкивали шесть разномастных полугодовалых медвежат.
   - Ой, мишки! - звонко закричала Катенька. - Папа, можно их погладить?
   - Нельзя! - строго ответил Егор, на руках которого дремала маленькая Лиза Бровкина, утомившаяся в пути. - Зверь - всегда зверь! Даже, если, и маленький. Руку откусит в одно мгновенье, а ты и не заметишь.
   - Ну, тогда и ладно! - покладисто согласилась дочка. - Обойдём мишек сторонкой...
   Со стен столового зала бревенчатого замка на вновь прибывших путешественников смотрели печальными стеклянными глазами головы благородных оленей, лосей, косуль и диких кабанов. В камине, не смотря на летнее время, лениво потрескивал яркий огонь, на многочисленных полках и полочках красовались искусно сработанные чучела самых разных птиц: гусей, лебедей, уток, аистов, глухарей, тетеревов...
   - Красивые какие! - непосредственный Петька ловко залез на высокий табурет и принялся с интересом ощупывать чучело большой полярной совы.
   А Томас Лаудруп тут же бросился к дальней стене зала, густо увешанной разнообразным холодным и огнестрельным оружием, и, не тратя времени даром, вытащил из ножен, украшенных драгоценными камнями, кривую арабскую саблю, чей булатный клинок тускло отливал благородной синевой.
   - Дети, прекратите немедленно! - рассерженной гусыней зашипела на английском языке Гертруда. - Мальчики из приличных семей так себя не ведут...
   - Ведут, ведут! Ещё как - ведут! - насмешливо заверил всех ломкий юношеский басок, и из боковой двери показался король Карл - под ручку с ослепительной черноволосой красавицей, разодетой по последней парижской моде.
   Шведский король за прошедшие годы - с момента их памятной встречи на Митаве - почти не изменился. Всё тот же потрёпанный серо-зелёный кафтан, застёгнутый на все костяные пуговицы, белый шарф на тонкой шее, на ногах - легендарные (уже легендарные!), ярко-жёлтые кожаные ботфорты. А, вот, женщина, стоящая рядом с этим непрезентабельным юнцом, очень напоминавшим Егору царя Петра в молодости, была просто восхитительна: стройная, высокая, с гордой, очень длинной белоснежной шеей, а глаза - тёмно-зелёные, с ярко-выраженной развратинкой. Такие глаза способны свести с ума кого угодно - и принцев, и нищих...
   "Роковая женщина, мать её растак!", - высказался высокоморальный внутренний голос. - "Я таким ненадёжным и опасным особам - головы бы рубил сразу, без суда и следствия. Ничего хорошего от них никогда не дождёшься - одни только неприятности, изощрённые каверзы и безжалостно разбитые мужские сердца...".
   Прекрасную зелёноглазую госпожу звали - графиня Аврора Кенигсмарк, и об её неземной красоте и откровенно-авантюрных наклонностях знала вся Европа, а глупые и романтически настроенные трубадуры - вроде старого Ерика Шлиппенбаха - даже слагали про графиню душещипательные и восторженные баллады.
   Сашенция презентовала шведской графине русский летний сарафан, щедро расшитый разноцветными узорами и розовым речным жемчугом из северных вологодских и архангельских рек.
   - О, какая чудная и необычная вещица! - воскликнула прекрасная Аврора, прикидывая сарафан к точёным белоснежным плечам и многозначительно поглядывая на Карла чуть затуманенным взором. - Мой любимый король, я думаю, что эта одежда будет просто незаменима в нашей спальне. Особенно, если по подолу сделать парочку пикантных и глубоких разрезов...
   Егор непроизвольно усмехнулся, заметив, как пунцово и смущённо покраснела Санька - сметливая графиня достаточно верно угадала одну из важнейших функций этой детали русского женского туалета. А, вот, шведскому королю не было никакого дела до всякой ерунды - он с увлечением, не обращая на окружающих ни малейшего внимания, рассматривал подаренную ему русскую рогатину, взвешивая её в руке и с вожделением поглядывая на чучело бурого медведя, замершее в дальнем углу зала на задних лапах.
   Наконец, Карл не выдержал и почтительно обратился к Егору:
   - Сэр Александэр, не продемонстрируете ли, как надо правильно обращаться с этой хитрой штуковиной? Я много слышал о русском способе охоты на медведей, но, вот, теперь несколько теряюсь.... В чём тут смысл?
   - С удовольствием объясню, государь! - ответил Егор и, забрав из рук короля рогатину, неторопливо подошёл к чучелу медведя.
   Опыт хождения на медведей с рогатинами у него был скромный и откровенно-небогатый. Всего-то два раза Егор составлял компанию Николаю и Ивану Уховым в этом опасном виде охоты, да и сам при этом стоял только на подстраховке - с надёжным ружьём в руках. Но, всё же, в теоретической части он был подкован неплохо.
   Егор - под наклоном - упёр древко рогатины в пол, приставил "рога" к груди чучела и приступил к объяснениям, послушать которые тут же захотели все персоны, находящиеся в столовом зале замка:
   - Зимой, как всем вам известно, господа и дамы, медведи крепко спят в берлогах. Первым делом, надо отыскать такую берлогу и - при помощи длинных палок - выгнать зверя наружу. Медведь, естественно, впадает в сильнейшую ярость и от этого сразу же встаёт на дыбы, ну, как данное чучело...
   - Страшный такой! - скорчила испуганную гримасу маленькая Лиза Бровкина.
   - Ерунда! - успокоил двоюродную сестрёнку Петька. - Вона, у моего папеньки рогатина какая! Большая и надёжная!
   Откашлявшись, Егор продолжил:
   - Итак, медведь выбрался на свежий воздух и встал на задние лапы.... В этот момент охотник должен - вот так - упереть древко рогатины в землю, а её острые "рога" воткнуть зверю в грудь. При этом желательно, чтобы за спиной храброго охотника находилась надёжная опора: толстый ствол дерева, например, или просто - вертикальная скала. Ну, в общем, и всё...
   - Как - всё? - не понял Карл. - А кто же убивает медведя?
   - Никто его не убивает, - терпеливо объяснил Егор. - Охотник держит зверя на рогатине. Медведь, ничего не понимая, пытается достать человека и напирает вперёд, всё глубже и глубже нанизываясь на острые "рога".... Вот, через час-другой зверь и погибает - от потери крови...
   - Очень мужественно - так долго держать разъярённого зверя на этой русской рогатине, неотрывно глядя при этом в его дикие и страшные глаза! - восторженно заявила прекрасная графиня Кенигсмарк. - Наверняка, при этом испытываешь совершенно невероятные ощущения...
   "Вот-вот, а я что говорил?", - недовольно заныл дальновидный внутренний голос. - "Ничего хорошего не стоит ждать от этих роковых красоток, они только провоцировать большие мастерицы - на всякие вредные глупости.... Головы им рубить, не ведая жалости! И все дела...".
   Шведский король задумался на минутку-другую, после чего разродился чередой вопросов:
   - Можно ли летом ходить на медведя с рогатиной? Бывает ли, что погибает сам охотник? Принято ли в России, чтобы охотника страховали его друзья, оснащённые надёжными ружьями?
   "Будь осторожней со словами, братец!", - заботливо посоветовал осторожный и наблюдательный внутренний голос. - "Очень похоже, что наш шведский шалопай всерьёз заинтересовался этим опасным мероприятием. Как бы не приключилось беды...".
   Егор, надев на физиономию маску нешуточной озабоченности, и обеспокоено покачивая головой, начал отвечать, дисциплинированно учитывая очерёдность прозвучавших вопросов:
   - Летом, ваше величество, охотиться с рогатиной на медведя невозможно. Как заставить зверя встать на дыбы? Далее, охотники тоже иногда погибают. Медведи, они же очень тяжёлые, древко рогатины иногда не выдерживает и ломается. Соответственно, после этого сами понимаете, что происходит.... Подстраховка с ружьями? Конечно же, это надо делать в обязательном порядке! И рука у охотника может дрогнуть, да и нога неожиданно поехать, поскользнувшись.... Только сумасшедшие отказываются от страховки. Они, в основном, и погибают...
   - Что же, я всё понял, спасибо! - нервно передёрнул узкими плечами шведский король и, нежно проведя ладонью по толстому древку подаренной рогатины, заметил вскользь: - У этого оружия - рукоятка не сломается.... Как медведя заставить летом встать на задние лапы? Тут надо подумать...
  
   Карл Двенадцатый был насквозь прагматичным молодым человеком. Слегка грубоватым, консервативным, полностью чуждым сентиментальности и не имеющим никакого представления о хороших манерах и условностях, принятых в высшем европейском обществе. Да и сам термин - "высшее общество" понимался этим юнцом достаточно своеобразно. Если ты - до желудочных колик - любишь войну и обожаешь медвежью охоту, и при этом у тебя ещё водятся деньжата, которые ты не жалеешь для своего короля, то ты и есть - "высшее общество", в не зависимости от происхождения и наличия в организме мужицкой подлой крови...
   Поэтому сразу после краткой процедуры взаимных представлений и лекции об особенностях национальной русской охоты на медведей, шведский король тут же перешёл к делу, заявив:
   - Сэр Александэр! Я безумно рад видеть вас лично, членов вашей семьи и ваших благородных друзей. Ну, и всё такое.... Только, вот, со временем у меня туго - вечером мы выезжаем на глухариные тока, которые в этом году очень сильно припозднились. Задумчивый вечерний закат, нежный утренний рассвет, древние прекрасные птицы, бьющиеся на смерть.... Вы меня, надеюсь, понимаете? Просто отлично! Так вот, до обеда остаётся ещё порядка двух часов, и мы успеем подробно поговорить о делах. Тем более что я не люблю - во время трапезы - обсуждать серьёзные вещи. Да и к разносолам и всяким прочим экзотическим блюдам я полностью равнодушен.... На войне питаюсь только свежими овощами, запивая их чистой ключевой водой. А на охоте могу предложить гостям только мясо дичи, убитой мной, запеченное и зажаренное над огнём и углями, да крепкое шведское пиво. Настоящему воину всякие современные утончённые излишества совершенно ни к чему.... На чём я, простите, остановился? Ах, да! Вы же, сэр Александэр, не станете меня уверять, что прибыли в Стокгольм только ради праздного любопытства? Тут мне доложили, что на мачтах ваших кораблей подняты - отнюдь - ни русские официальные флаги, а это понимающему человеку говорит о многом.... Кстати, кто придумал такие замечательные знамёна? Я имею в виду - золотоглазых чёрных кошек?
   - Моя жена, княгиня Александра Меньшикова! - ответил Егор и тут же поправился. - То есть, уже бывшая княгиня....
   - Полноте, бывших князей и княгинь не бывает! - Карл склонился в почтительном полупоклоне перед Санькой. - Отнять княжеское достоинство (я имею в виду - настоящее, природное княжеское достоинство!), не по силам никому.... Княгиня, примите мои уверения - в самом искреннем почтении! - тут же позабыл о Саньке и продолжил прерванный разговор с Егором: - Предлагаю немедленно разделиться на две группы. Женщины и дети останутся в доме - в обществе моей прекрасной и взбалмошной Авроры. Здесь много забавных и интересных игрушек: ножи, сабли, пистолеты, мушкеты, чучела.... Кроме того, в самой дальней комнате стоят клетки со всякой живностью: ужи, шустрый хорёк, барсучата, лисята, щеглы, скворцы, старенький филин. Короче говоря, детям в замке будет не скучно.... А дамы будут заняты умными разговорами о последних веяниях моды, моя Аврора расскажет свежие и пикантные сплетни из жизни европейских королевских дворов.... Мы же, мужчины, немного прогуляемся по свежему воздуху и поболтаем о серьёзных мужских делах. Вы не против, господа?
   - Государь, извините меня! - неожиданно вмешался в беседу Томас Лаудруп, по-прежнему сжимающий в ладони правой руки арабскую саблю. - Но, к какой из групп отношусь я? Мне - буквально на днях - исполняется тринадцать лет...
   - Тринадцать лет? - рассеянно переспросил шведский король. - Это очень солидный возраст! В тринадцать лет я уже убил своего десятого медведя.... Тебя ведь Томасом зовут? Ты, Томас, уже, безусловно, являешься настоящим мужчиной и можешь пойти вместе с нами. Кстати, эту саблю дамасской стали можешь забрать себе. Дарю! Только смотри, не порежься! А то у твоей матушки, мадам Гертруды, такие глаза.... Боюсь, что она большая и очень умелая мастерица - устраивать славные головомойки...
   Отойдя от бревенчатого замка километра на полтора, они вышли на овальную полянку, щедро поросшую белым мхом. На середине поляны располагался прямоугольный, грубо сколоченный стол, по периметру которого были расставлены такие же грубо сколоченные скамейки и табуреты.
   - Добро пожаловать, друзья, в мой "лесной кабинет"! Присаживайтесь, господа, и будьте как дома! - добродушно махнул левой рукой Карл, опираясь правой на дарёную медвежью рогатину, которую зачем-то прихватил с собой. - За этим столом мною было подписано множество разных и важных бумаг. Например, о переустройстве работы шведского Сената, об объявлении войны Дании.... Давайте, сэр Александэр, рассказывайте о вашем деле, не стесняйтесь!
   Егор начал излагать просьбу, стараясь выражаться максимально осторожно и обтекаемо:
   - Да, государь, я впал в немилость у царя Петра и теперь вынужден странствовать по миру под собственным флагом. Так, уж, получилось...
   - Надеюсь, что эта ваша немилость, сэр Александэр, не связана с нарушением кодекса рыцарской чести? - тут же хмуро поинтересовался Ерик Шлиппенбах, взволнованно поглаживая длинную седую бороду.
   - Могу поклясться господом Богом нашим, что моя честь не запятнана!
   - Даже, наоборот! - неожиданно заявил юный Томас Лаудруп. - Сэр Александэр защищал честь своей благородной супруги...
   - Ни слова больше! - повысил голос Егор. - Некоторые вещи не предназначены для широкого оповещения. Тем более что у царя Петра остался в заложниках мой младший сын, Александр.
   - Вот, как! - задумчиво прищурился шведский король. - Тогда мы с генералом Шлиппенбахом поумерим любопытство.... Излагайте просто и доходчиво, уважаемый сэр Александэр, чем мы можем вам помочь. В разумных пределах, естественно.
   - Для того чтобы мне вернули сына, я должен внести в царскую казну сто пудов чистого золота, - сообщил Егор. - Поэтому я - вместе с верными друзьями - следую в дальние восточные земли, богатые золотоносным песком. Вот, собственно, и всё, если коротко. Но путь предстоит очень дальний, нам нужны дополнительные корабли. И для возможных сражений с коварными морскими разбойниками, и для перевозки всех тяжёлых грузов, которые нам будут необходимы в дальнейшем.
   - Восточные земли? - уточнил Карл. - Извините, любезный сэр Александер, но я несилён в географии. Вы сейчас говорите об Индии?
   - Не совсем. Конечная точка нашего маршрута лежит несколько восточнее и севернее...
   - Хватит, хватит! - усмехнулся Карл. - Будьте так добры, не морочьте мне голову! Все эти сказки про то, что наша Земля круглая, а если плыть на запад, то непременно приплывёшь в восточные земли.... Избавьте меня от этих заумностей! Я, всё равно, толком ничего не пойму! Итак, сколько надёжных морских посудин вам требуется?
   - Нам будет достаточно двух новых многопушечных кораблей, - скромно потупившись, известил Егор. - Понятное дело, что полностью укомплектованных опытными командами, с необходимыми продовольственными и огневыми припасами. Ещё нужны надёжные кирки и лопаты, топоры и пилы, бронзовые и железные гвозди, походные кузни, тёплая зимняя одежда, оконные стёкла.... В России мы были вынуждены собираться в страшной спешке и многих важных вещей не захватили с собой...
   - Не загружайте, ради Бога, меня ненужными подробностями! Что за оказанную помощь получит шведская корона?
   - Золото, государь! Сто пудов отходит царю Петру. Всё, что удастся добыть сверх того, я предлагаю разделить на три равные части: треть мне и моим людям, другая - тем, кто будет плыть на двух шведских судах, остальное - в вашу казну...
   - Не в мою, а в государственную! - гордо вскинув голову, педантично уточнил Карл. - Пусть будет по-вашему, сэр Александэр, я ненавижу торговаться! - вопросительно посмотрел на Ерика Шлиппенбаха.
   - Я буду безмерно счастлив, государь, если вы разрешите мне сопровождать доблестного сэра Александэра в этой славной эскападе! - взволнованно прижав ладони рук к груди, заверил старый генерал.
   - Что думаешь по кораблям?
   - Предлагаю задействовать 64-х пушечный фрегат "Орёл" и 22-х пушечную бригантину "Кристину"!
   - А почему - не два фрегата?
   - "Кристина" очень быстроходна, государь! - объяснил Шлиппенбах. - В таких опасных делах скорость иногда бывает важней огневой мощи! Опять же, на этих судах шкиперами ходят мои родные племянники - Фруде и Ганс.
   После двухминутного раздумья Карл велел:
   - Пергамент, перо и чернила!
   Шлиппенбах торопливо раскрыл чёрную кожаную сумку, висевшую на его плече, и сноровисто разместил на столе перед королём всё просимое.
   Карл писал торопливо, щедро разбрызгивая во все стороны чернильные брызги и высунув от усердия на сторону розовый язык. Закончив, он ещё раз перечёл написанный текст и неожиданно заявил:
   - А этот документ я подпишу - только после завершения медвежьей охоты!
   - Г-государь, к-как же так...
   - Никогда нельзя спорить с королём, - настойчиво зашептал Егору в ухо генерал Шлиппенбах. - Карл - настоящий швед. А шведское упрямство - самое упрямое упрямство во всём мире...
  
   Выстроившись цепочкой, они неторопливо продвигались на запад по узкой и извилистой тропе. Первым - с русской рогатиной на плече - гордо вышагивал шведский король.
   Неожиданно в нос Егора ударил острый и невыносимый запах, вернее, гнилостная вонь - с ярко-выраженными трупными нотками. Впереди замаячил чёрный прямоугольный провал, выложенный по периметру толстыми дубовыми досками. За провалом виднелась покосившаяся от старости бревенчатая избушка.
   "Не иначе, медвежья яма!", - предположил сообразительный внутренний голос. - "Что-то похожее Саня Бушков описывал - в одной из своих нетленок...".
   Карл достал из кармана потёртого серо-зелёного камзола маленький медный свисток, резким движением поднёс его к узким губам и сильно дунул. Звук получился неожиданно чистым и громким. Через несколько секунд широко распахнулась низенькая дверь избушки, и оттуда торопливо выскочили два высоченных и широкоплечих субъекта, судя по одежде, состоящие в должностях егерей. А из-за толстых сосен - один за другим - вышли с десяток хмурых мужчин, облаченных в неприметные костюмы обыкновенных стокгольмских обывателей. Только, вот, у каждого мужичка в руках было по серьёзному пистолету.
   "Телохранители, понятное дело!", - уверенно пояснил внутренний голос. - "А ты, братец, всё удивлялся, почему это Карл так беспечен и не окружён толпой верных слуг, вооружённых до самых зубов...".
   Шведский король, отведя в сторону егерей и охранников, принялся негромко давать им какие-то пространные указания, размахивая во все стороны длинными руками. А Егор, Ерик Шлиппенбах, Людвиг и Томас Лаудрупы по тропе, выйдя к старенькой бревенчатой избушке, подошли к провалу и осторожно заглянули вниз.
   Яма была прямоугольной - метров тридцать пять на пятьдесят, но, при этом, не очень-то и глубокой - метров шесть-семь, не больше. На дне виднелись многочисленные, беспорядочно разбросанные кости, осиновые брёвна и толстые берёзовые чурбаки, изгрызенные во многих местах.
   - Как же воняет сильно! - возмутился Томас Лаудруп, прикрывая нос рукавом камзола. - У них тут что, свалка мусора? Или - мыловарня? - громко завизжав, мальчишка мгновенно отпрыгнул назад.
   Это из овальной норы-берлоги, вырытой в одной из стен ямы, неожиданно вылез, плотоядно посматривая на незваных гостей, облезлый, светло-бурый матёрый медведь. Зверь нахально облизывался, гордо демонстрируя жёлтые кривые клыки, и недобро щурился, тихонько позванивая толстой железной цепью. Но вёл себя косолапый гигант мирно и спокойно - не рычал и к краю ямы, где стояли зрители, не бросался.
   Цепь, прикреплённая к бронзовому ошейнику на шее зверя, была достаточно длинной - она вольготно змеилась широкими кольцами по дну ямы, после чего поднималась наверх, оборачиваясь вокруг здоровенного гранитного валуна.
   - Король решил поохотиться на медведя с помощью русской рогатины? - восторженно спросил вернувшийся Томас Лаудруп. - Это же.... Это же просто великолепно! Он - отчаянный смельчак!
   "Скорее, уж, отчаянный глупец!", - подумал про себя Егор. - "Отчаянный шведский упрямец...".
   Карл Двенадцатый, за которым следовал дюжий егерь со свёрнутой верёвочной лестнице на плече, подошёл к ним с другой стороны ямы и, ласково поглаживая древко рогатины, веско сообщил:
   - Я решил убить медведя. Прямо сейчас, с помощью русской рогатины, и этим всё сказано.... Возражать мне - не советую! А на дыбы этот мишка встанет, никуда не денется, я вам обещаю. Мои молодцы примутся равномерно дёргать за цепь - до тех пор, пока зверюга не поймёт, что от него требуется.... Что ещё? Никакой подстраховки не будет! Ибо, это не честно, у противников должны быть равные шансы на победу.... У вас же, господа, нет при себе огнестрельного оружия? Вот, и славно! И мои охранники получили строгий королевский приказ - не пользоваться пистолетами и никому их не отдавать в течение часа.... Посмотрим, о каких таких незабываемых чувствах говорила моя прекрасная и высокоумная Аврора...
   "Это, братец, полный провал!", - запаниковал внутренний голос. - "Древко рогатины обязательно сломается, косолапый порвёт Карла в клочья, а вас всех арестуют - как подлых русских шпионов. А потом, понятное дело, казнят на дворцовой площади.... Интересно, Пётр Алексеевич обрадуется такому повороту событий? Или, наоборот, огорчится?".
   - Ваше величество, позвольте два слова наедине! - взмолился Егор. - Дело идёт о рыцарской чести!
   Выслушав аргументы Егора, шведский король задумчиво покачал головой и признался:
   - Пожалуй, сэр Александэр, вы правы! Это будет не по-честному - по отношению к медведю. Совершенно не по-рыцарски.... Ещё, не дай Бог, по Европе поползёт дурная слава, мол, шведский Карл - подлец и бесчестный самодур... Ладно, придётся, всё же, подождать до холодов и снегов. Но зимой, сэр Александэр, я обязательно воспользуюсь вашим чудесным подарком. Обязательно! Честью клянусь!
   Они вернулись в королевский "лесной кабинет" и расселись по прежним местам.
   - Я - человек слова! - пафосно заявил Карл, макая гусиное перо в чернильницу. - Более того, я ещё и щедр! Поэтому все эти лопаты, топоры и прочее, необходимое для вашей экспедиции за золотом, будет оплачено за счёт шведской казны.... Разрешите полюбопытствовать, господа, а где вы планируете сделать первую остановку? В Копенгагене? В Лондоне?
   - В Плимуте, ваше величество! - почтительно ответил Лаудруп.
   - Да? И зачем же? - непонимающе нахмурился шведский король.
   - Нам, ведь, предстоит идти по морям, где полным-полно кровожадных пиратов, - буднично пояснил датчанин. - Необходимо навести некоторые справки, уточнить кое-что. А знаменитые портовые кабачки Плимута - самое подходящее место для этого, там знают всё и про всех.... Кроме того, нам нужна подробная, а, главное, достоверная карта Магелланова пролива. Подлые и жадные португальцы наводнили всю Европу гадкими подделками. А в Плимуте, надеюсь, нас не обманут.... Ну, не мыс же Горн, в самом деле, огибать с юга? Это мероприятие - сугубо на любителя. А с нами путешествуют прекрасные дамы и маленькие дети...
  
  
   Глава седьмая
   Да только в Плимут воротиться - нам не придётся никогда...
  
   Из Стокгольма они вышли только через неделю. Ничего не поделаешь, дел всяких навалилось - выше шпиля шведского королевского дворца. Загружали в корабельные трюмы надёжный шанцевый инструмент, зимнюю одежду, охотничьи ружья, капканы на диких зверей, пустые бочки для засолки рыбы и мяса, собственно - соль, гвозди и скобы, пилы и топоры, полосы железа и походные кузницы, надежные свёрла и всевозможные рыболовные снасти.... А ещё стокгольмские мастерицы изготовили пять (с запасом, на всякий случай) новых флагов - с чёрными златоглазыми кошками на фоне нежной утренней зари.
   На борт "Орла", не считая корабельной команды, взошло пятнадцать широкоплечих шведских гренадёр под предводительством бравого длинноусого капитана. В качестве своего полномочного представителя Егор определил на этот фрегат Фрола Иванова. А команда "Кристины" была усилена Ериком Шлиппенбахом - в сопровождении десяти опытных охотников из северного фамильного поместья генерала, а также Николаем и Иваном Уховыми.
   "Может, стоит взять с собой лохматых северных собак?", - сомневался рачительный внутренний голос. - "А, что? Шведы зимой тоже иногда перевозят разные грузы на собачьих упряжках.... Нет, наверное, не стоит. Передохнут все хвостатые и лохматые друзья человека за время долгого плавания. Тропики всякие, шторма, опять же. Да, на кораблях и так тесно, плюнуть некуда...".
   Ранним утром, едва жёлтое солнце выглянуло из-за неровной линии горизонта, корабли, покинув гостеприимный стокгольмский порт, повернули на юг, выстроившись в некое подобие походной колонны. "Александр", "Король" и "Орёл" шли друг за другом, держа между собой разумную дистанцию, а быстроходная "Кристина" передвигалась странными зигзагами, отходя от основных сил то в одну, то в другую сторону.
   "Прямо-таки, "свободный художник", выражаясь футбольным языком!", - высказался разносторонне развитый внутренний голос. - "Натуральный Андрей Аршавин, блин морской пересоленный...".
   Уже после обеда, когда все дети - по устоявшейся русской традиции - уснули на час-другой, а взрослые, чтобы не мешать ребятишкам, поднялись на палубу, на западе замаячили размытые очертания какого-то большого острова.
   - Готланд! - громко и торжественно объявил Лаудруп.
   - Оплот виталийских братьев, бывшее пиратское гнездо! - с непонятными интонациями в голосе добавила его жена Гертруда.
   - Почему - пиратское гнездо? - тут же заинтересовалась Санька, любопытная сверх всякой меры. - И что это за виталийские братья такие?
   - Пусть Герда рассказывает! - криво усмехнувшись, предложил датчанин. - Она гораздо лучше меня разбирается в пиратских делах, да и практического опыта у нее будет несколько больше...
   - Скажешь тоже! - неожиданно засмущалась Гертруда, но уже через пару минут, как ни в чём не бывало, приступила к рассказу: - Всё началось ещё лет пятьсот тому назад, когда на всём балтийском побережье действовало так называемое "береговое право". Ну, это когда всё, что выбрасывается морем на берег, принадлежит именно тому, кто это "всё" и нашёл. Сперва жители рыбацких деревушек по-честному довольствовались только грузом судов, которые по-настоящему потерпели кораблекрушение. А потом они вошли во вкус - вероломно нападут на зазевавшийся корабль, безжалостно перебьют всю команду, товары выгрузят на берег, а само судно потом посадят на мель. Мол, ничего знать не знаем, ведать не ведаем, рано утром проснулись, а корабль уже прочно сидит на прибрежных камнях, вся команда куда-то разбежалась.... Груз, понятное дело, наш - в соответствии с "береговым правом". Дальше - больше: началось откровенное, ничем не прикрытое пиратство.... Долго этого германские купцы и корабельщики терпеть не стали. Лет четыреста пятьдесят тому назад они организовали полувоенный союз - Ганзу - и стали бороться против пиратов, топить их суда, безжалостно жечь деревеньки. Тогда и пираты объединились, создав виталийское братство. Почему - "виталийское"? Нет, теперь этого уже никто толком и не помнит.... Так вот, начались постоянные войны между ганзейцами и виталийцами, и шли эти сражения - с переменным успехом - очень много лет подряд. В какой-то момент виталийские братья решили, что и им необходимо создать что-то вроде настоящего государства. Взяли и отбили у датчан весь этот остров Готланд, а в городе Висбю устроили пиратскую столицу. Потом на побережье острова виталийцы построили, даже, несколько настоящих крепостей: Вестергарн, Варвсхольм-Ландескроне и Слите. Видите, дымки поднимаются над холмом? Это он и будет, городок Висбю...
   - Как же так? - всерьёз забеспокоилась впечатлительная Санька. - Там, что же, и сейчас живут мерзкие пираты?
   - Нет, конечно же, - улыбнулась Герда. - Всего-то пять-шесть лет виталийское "государство" просуществовало на Готланде. А потом в дело вмешался Тевтонский рыцарский орден. Эти ребята были жутко серьёзными. В те времена они всю Европу держали в своих неласковых руках, вдетых в железные перчатки-рукавицы. В прусском порту Мариенбурге рыцари собрали очень большую эскадру, потом дружно навалились на виталийцев, разбили их вдребезги, а все пиратские крепости сровняли с землёй. Только очень немногим джентльменам удачи удалось вырваться в Северное море и спрятаться на дальних Фризских островах...
   Ещё через две с половиной недели эскадра путешественников - на этот раз под шведскими королевскими флагами - подошла к Плимуту. Это генерал Шлиппенбах посоветовал, ещё перед отплытием из Стокгольма:
   - Сэр Александэр, вы, пожалуйста, не обижайтесь на меня, но только для ваших славных златоглазых кошек время ещё не пришло. Датские проливы - Эресунн и Каттегат - они очень узкие и "людные", если так можно выразиться. Это в том смысле, что по этим проливам всегда ходит - туда-сюда - множество самых разных судов. И, вдруг, с востока, со стороны знаменитого острова Готланда, подходит эскадра под "чёрными кошками"! Что нормальные люди могут подумать и вообразить? Всем, ведь, известно, что чёрный цвет - пиратский.... Понимаете, о чём я толкую? Те, у кого с нервами не всё в порядке, могут запросто и из пушек пальнуть.... То же самое и в английском Плимуте. Долго нам придётся объясняться - по поводу "кошек" - с их портовыми службами. А шведский флаг во всей Англии очень уважают. Наш король Карл постоянно закупает на туманном Альбионе самые разные товары, в основном, военные да корабельные. А иногда, даже, и половину английского флота берёт в солидную денежную аренду. Например, когда несколько лет назад шведы штурмовали Копенгаген, то все наши войска прибыли в Данию на английских и голландских кораблях.... Когда же мы отойдём подальше от европейских берегов, вот, тогда и поднимем "кошек", пусть все встречные гадают - кто мы такие и откуда...
   Все эти восемнадцать суток плавания прошли достаточно комфортно и спокойно: ветер был или попутным, или близким к таковому, шторма и шквалы отсутствовали. Только в проливе Ла-Манш очень, уж, донимала противная боковая качка, и сухопутным пассажирам эскадры пришлось несладко. Всем, за исключением Герды Лаудруп и Лизы Бровкиной, которые, как ни в чём не бывало, сидели себе на кровати и, весело грызя краснобокие шведские яблоки, беспечно болтали - как две старинные и закадычные подружки - о разной дамской ерунде.
   Эскадра подошла к плимутской гавани ранним утром, ещё до завтрака, когда жёлтый шар солнца только тронулось в долгий путь от одной линии горизонта - через всё небо - к линии горизонта противоположной. Егор и Санька, крепко держась за руки, стояли у поручней капитанского помоста и с интересом наблюдали за английским берегом, вдоль которого продвигались корабли.
   Скучный, желтовато-серый скалистый берег, на котором - время от времени - проступали грязно-зелёные пятна английских равнин, всё тянулся и тянулся. Казалось, что он бесконечен - как само Время. И, вдруг...
   Вдруг, берег резко отступил на север, поменяв при этом свою блёклую окраску на очень яркую - изумрудно-зелёную. Гавань, открывшаяся любопытным взорам путешественников, была густо усеяна неподвижными чёрными точками - стоящими на якорях кораблями, тут и там виднелись светло-бежевые, величественные пирамиды парусов.
   - Очень интересное и непростое место - этот Плимут! - пояснил стоящий рядом с ними адмирал Лаудруп. - Климат - просто удивительный! Самое тёплое и комфортное место во всей Англии. Здесь, даже, настоящие пальмы растут. А какие тыквы вызревают по осени - с места не стронуть! Сэр Александэр, вот, возьмите подзорную трубу. Смотрите в неё, а я буду вам рассказывать.... Весь этот берег называется - полуостров Корнуолл. А мы сейчас входим в залив Плимут-Саунд, в него, как раз, и впадает маленькая речка Плим, которая и дала название всему городу. Дальнее и беспорядочное скопление цветных домишек - за низкими крепостными стенами - и есть знаменитый город-порт Плимут. Справа от него располагаются серьёзные ремонтные доки и корабельные верфи, слева - серьёзные корабельные верфи и ремонтные доки.... Конечно же, Плимут, по сравнению со славным голландским Амстердамом, ерунда полная, а не солидный и полноценный морской порт. Но именно отсюда - последние сто лет - и отплывали английские суда к берегам обеих Америк. И, как выясняется уже задним числом, добрая треть из них была - с кровавыми пиратами на бортах. Причём, у многих из тех морских разбойников на руках имелись охранные королевские грамоты. Да, тёмные дела.... А ещё в местных водах шастает ужасно много гадких рыбаков на их маленьких корытах, которые постоянно путаются под днищами у солидных кораблей.... Енсен! - неожиданно завопил датчанин. - Срочно подними сигнал, что мы обойдёмся без английского лоцмана! - вновь обратился к Егору. - Пусть услугами лоцмана пользуются сопливые мальчишки! А настоящий морской волк всегда самостоятельно найдёт дорогу в гостеприимную гавань! - на десять-двенадцать секунд задумался и выразил некоторые сомнения: - Хотя, в нашем конкретном случае, назвать эту гавань гостеприимной может только законченный идиот...
   Швартовка на Спитгедском рейде примутского порта заняла достаточно много времени - только уже после обеда, ближе к вечеру, корабли эскадры благополучно бросили якоря за длинным островом Вайтом, в полумиле от портового причала. Рядом с ними стоял английский фрегат сторожевой эскадры, поэтому уже через считанные минуты на борт "Короля" поднялись представители портовых властей. Впрочем, английские чиновники очень благосклонно и милостиво отнеслись к представителям интересов славного Карла Двенадцатого, сразу же поверив в легенду о важной торговой миссии вновь прибывших. Так что, разрешение на посещение берега было получено в самые сжатые сроки.
   - Очень удачное время! - радостно заявил Лаудруп, когда шлюпка с англичанами отчалила от борта брига. - Все важные дела в Плимуте вершатся только поздним вечером, так что, у нас есть ещё пару часов для выработки общей диспозиции.... Енсен! - громко обратился к помощнику. - Поднять сигнал общего сбора для всех старших офицеров эскадры! - чуть смущённо покосился на Егора и уточнил: - Если, конечно, вы не возражаете, сэр командор.
   - Давай, адмирал, командуй! - поощрительно подмигнул Егор датчанину. - Тут твоя епархия, действуй...
  
   Часа за два до заката солнца в сторону Плимута тронулись две гребные шлюпки. В первой (кроме гребцов) находились Егор, Людвиг Лаудруп, Фрол Иванов, Илья Солев и Ванька Ухов. Во второй - генерал Ерик Шлиппенбах и пятеро хорошо вооружённых шведов во главе с бравым драгунским капитаном.
   В плимутской бухте было очень оживлённо и "людно", во всех направлениях сновали рыбацкие баркасы и фелюги, от многих судов к берегу отплывали большие и маленькие лодки - это беспокойный морской народец торопился навстречу с долгожданными ночными развлечениями большого припортового города. Как и обещал опытный датчанин, две их неприметные шлюпки тут же затерялись во всеобщей суете и не привлекали к себе нездорового внимания.
   Когда до английского берега оставалось метров двести пятьдесят, Лаудруп скомандовал гребцам:
   - Править к дальнему, западному краю причала! - пояснил остальным: - Там, в крепостной стене, имеется тщательно замаскированный пролом, которым пользуются все местные контрабандисты. С ведома портовых и таможенных властей, естественно...
   Шлюпки, негромко проскрипев днищами о мелкие камушки, пристали к низкой и узкой косе - между морем и старенькой крепостной стеной тянулась двенадцатиметровая полоса серо-жёлтого, местами каменистого песка. Пассажиры торопливо выбрались на берег и беспорядочно задвигались по косе, разминая затёкшие мышцы, а гребцы дисциплинированно сняли вёсла с уключин и сложили их на шлюпочные днища.
   Солнце уже вплотную приблизилось к горизонту, на полуостров Корнуолл незримо опускался тихий и задумчивый вечер. Ерик Шлиппенбах осторожно тронул за локоть Лаудрупа и спросил, обращаясь - главным образом - к Егору:
   - Точно, что нам никак не обойтись без посещения здешних злачных мест? Может, вернёмся на корабли и поплывём дальше?
   - Поверьте мне, генерал, данный визит - просто необходим! - горячо заверил шведа Лаудруп. - Скоро нам предстоит идти по очень опасным и неспокойным морям, где каждое второе встретившееся судно, наверняка, пиратское. Поэтому, необходимо получить всю свежую информацию о вероятном противнике. Кто сейчас правит бал в Атлантическом океане? Сколько банд морских разбойников действует вблизи бразильского побережья? Где проходят излюбленные маршруты джентльменов удачи? Где располагаются их опорные базы? Как сейчас ведут себя алжирские и марокканские пираты, они же - барбарески? Без этих важнейших знаний запросто можно угодить в череду бесконечных и запутанных неприятностей, местами даже кровавых...
   - Я полностью поддерживаю Людвига! - объявил Егор. - Необходимо пускаться в рискованные авантюры, только чётко понимая и оценивая - холодно и непредвзято - все теоретически-возможные трудности и опасности. Опять же, нам нужна карта Магелланова пролива.
   - Ну, как знаете! - недовольно пожал плечами Шлиппенбах. - Ещё раз, что я и мои люди должны делать? Покажите, что называется, на местности.
   Лаудруп, внимательно оглядев крепостную стену, начал давать необходимые пояснения, сопровождая слова скупыми жестами:
   - Видите, генерал, ту плакучую иву? Да, она очень старенькая, лет сто пятьдесят, не меньше. В её толстом стволе даже имеется большое овальное дупло, куда запросто может влезть не очень толстый человек. Вот, за этим почтенным деревом и находится тайный пролом в стене.... Возле корней ивы вы - через час-полтора - разожжёте жаркий костёр. Во-первых, это на всю сегодняшнюю ночь отпугнёт от косы любопытных и беспокойных контрабандистов. Во-вторых, вон из тех густых кустов боярышника - в отблесках костра - будет прекрасно видно, кто ночью вылезет из пролома. Следовательно, всё очень просто. Ваши гренадёры сидят в боярышнике и своих, то есть, нас, пропускают беспрепятственно на берег, по посторонним же, которые - возможно - будут нас преследовать, открывают прицельный огонь. Естественно, что при этом гребцы уже сидят на вёслах, готовые к отплытию.... Что ещё? Можете одного надёжного человека - с парочкой ручных бомб в карманах камзола - посадить в дупло ивы.
   - Я сам туда залезу! - усмехнулся генерал. - Хотя бы потому, что я самый худой из всех здесь присутствующих...
   Подбежавший Ванька Ухов бодро доложил:
   - Александр Данилович, проход заминирован!
   - Молодец, быстро сработал! - похвалил подчинённого Егор и объяснил Шлиппенбаху: - Иван закрепил в проломе стены две ручные гранаты с удлинёнными зажигательными фитилями, пропитанными специальным фосфорным раствором. Но это уже наша забота, если возникнет такая необходимость, то замыкающий группы - при отходе - и подожжёт эти фитили...
   Перед тем, как тронутся в путь, Егор велел бойцам группы построиться, неторопливо прошёлся перед строем, внимательно - одного за другим - оглядел.
   Людвиг Лаудруп, как и сам Егор, был одет в неприметно-тёмные капитанские одежды, на голове датчанина красовалась чёрная широкополая шляпа, почти полностью скрывавшая его лицо, на левом боку висела обычная шпага - средней длины - в потёртых ножнах, из-за широкого пояса, украшенного скромным серебряным плетением, торчала рукоятка солидного двуствольного пистолета. Среднестатистический такой шкипер. Совсем и не обязательно, что пират, так, обычный пижонистый малый, следящий за последними веяниями морской моды...
   А Ухов-младший, Солев и Иванов были выряжены под моряков с безобидного торгового судна. Пистолеты, правда, наличествовали и у них, но простые - одноствольные и старенькие.
   "Вот, только сапоги на ногах несколько выбиваются из нужного образа", - заметил внутренний голос. - "Торговые моряки, сходя на берег в тёплое время года, обычно предпочитают надевать низкие кожаные (а голландцы и датчане - деревянные) башмаки, давая ногам возможность немного проветриться и отдохнуть от сапог, пахнущих застарелой прелостью. Да, ладно, и так сойдёт! Без высоких сапог в серьёзных делах никак нельзя, очень, уж, удобно прятать за их широкие голенища острые ножи, стилеты и хитрые японские метательные звёздочки...".
   - Значится так! - начал последний инструктаж Егор. - Входим в трактир, несуетливо занимаем самый дальний и неприметный столик, адмирал Лаудруп делает заказ - какой сочтёт нужным. Скромненько сидим, выпиваем, закусываем, никого не трогаем.
   - А если от соседних столов будут задавать вопросы, то чего отвечать-то? - не удержался от реплики нетерпеливый Ванька Ухов.
   - Что за дурацкая манера - так беспардонно перебивать начальство? - искренне возмутился Егор. - Вопросы можно задавать - только после поступления отдельной команды. Это же азбука воинской субординации! Ты, Иван, уже дослужился до подполковника, а иногда ведёшь себя - как молоденький сержант! Ладно, потом извинишься, по завершении дела.... Итак, продолжаю. Мы, ведь, нынче ходим по морям под уважаемым шведским флагом, следовательно - на этот период - считаемся природными шведами, что весьма логично. А всему миру отлично известно, что шведы являются яростными патриоты своей страны, и по этому поводу относятся к иностранным языкам без малейшего пиетета. Поэтому отвечайте на все вопросы на классической матросской смеси немецкого и голландского языков, с редкими вставками отдельных английских слов. Общий смысл ответов должен быть таков - мол, прибыли в Портсмут чего-то там прикупить, то ли парусины, то ли корабельных пушек. Мол, это не наше матросское дело, про то капитану надлежит ведать.... Да, шведы, ведь, немного медлительны и неразговорчивы, не считая, конечно же, представителей славного семейства Шлиппенбахов. Поэтому и отвечать надо вяло, хладнокровно, лениво и медленно цедя слова.... Минут через пять-семь Людвиг встаёт и уходит добывать нужную информацию, а также карту Магелланова пролива. Мы же продолжаем упорно изображать из себя милых скромников и недотрог - сидим, пьём, закусываем, курим трубки, наблюдаем за обстановкой, - неожиданно повысил голос: - Без моего сигнала - никаких активных действий! Всем ясно? Смотрите у меня, шаромыжники! Ухов, это, в первую очередь, к тебе относится! - снова перешёл на спокойный тон: - Метательные ножи и японские звёздочки все взяли с собой?
   - Обижаете, Александр Данилович! Взяли, конечно же..., - нестройным хором ответили подчинённые.
   - Молодцы! Теперь можете задавать нам с адмиралом Лаудрупом вопросы.
   - А неприятностей - какого рода - мы опасаемся? - не заставил себя долго ждать Илья Солев, очень уважающий порядок и полную определённость во всех делах. - И почему эти неприятности, вообще, могут возникнуть?
   Лаудруп ласково погладил пиратскую серьгу (точную копию той, что некогда подарил Егору), чуть нахмурился, словно вспомнив что-то не очень приятное, и ответил - с явной неохотой:
   - Всё будет зависеть от того, встречу ли я сегодня неких давних знакомцев. В смысле, тех добрых и вежливых парней, которые уже долгие годы мечтают безжалостно перерезать мне глотку. Спрашиваете, много ли таких? Нет, не очень. Сотни полторы-две, не больше. Так что, как сами понимаете, догадливые мои господа, шансов - на мирное завершение сегодняшнего вечера - очень мало...
   Пройдя через узкий, с неровными краями пролом в стене, сложенной из дикого камня и грубых коричнево-красных кирпичей, они бодро двинулись на северо-восток по чуть заметной, петляющей из стороны в сторону тропе. Багровый закат уже прощально догорал, вокруг чуть заметно начал подрагивать вечерний сиреневый сумрак.
   Неожиданно деревья, между которыми извивалась тропа, резко отступили в сторону, и примерно в трёстах метрах обнаружилась длинная цепочка, состоящая из крохотных светло-жёлтых огоньков.
   - Идём строго на крайний левый! - скомандовал Лаудруп. - Там выйдем на брусчатку и двинемся вверх по улице. Это самая окраина Портсмута, где располагаются различные злачные заведения со слегка подмоченной репутацией...
   Улочка оказалась на удивление широкой, а по её сторонам - за аккуратно подстриженными живыми изгородями - располагались солидные, двух и трёхэтажные каменные дома.
   - Ничего себе - окраина со злачными заведениями! - восторженно присвистнул Ванька Ухов. - У нас такой красоты и чистоты ни в Москве, ни в Питербурхе не встретишь...
   - Отставить! - зашипел на него Егор. - Ещё вякнешь хоть одно слово по-русски - сразу же утоплю в солёном море, к нехорошей матери...
   У парадных дверей большинства домов ярко горели масляные лампы под высокими стеклянными колпаками.
   - Вот, это - публичный дом с азиатскими девицами, - тихонько по-немецки комментировал Лаудруп. - Это - почтенное игорное заведение. Здесь у нас курят опиум...
   - Тебя же не было в Плимуте больше двенадцати лет! - удивился Егор. - Неужели, такая хорошая память?
   - Нет, конечно же, - спокойно ответил датчанин, сверкнув в полумраке хищной белозубой улыбкой. - Цвет пламени фонарей, вернее, их оттенки, всё говорят опытному и знающему глазу.
   - А как они добиваются этих разных оттенков?
   - Да, очень просто. Заправляют фонари разными горючими маслами...
   На этой странной улочке было очень тихо, только ночные птицы о чём-то негромко и задумчиво перекликались в ветвях деревьев и в подстриженном кустарнике живых изгородей. Вдруг, впереди послышался бойкий говорок, вежливые смешки, иногда переходящие в громкое и безудержное ржание, чуть погодя кто-то невидимый затянул песню - на английском языке - про заветный сундук некоего мертвеца и бутылку вкусного ямайского рома.
   - Приближаемся, братцы, к конечному пункту нашего маршрута, - остановившись, негромко известил Лаудруп. - Видите, среди ветвей мелькают два светло-зелёных огонька? Трактирчик "Сэр Генри Морган", к вашим услугам, прошу любить и жаловать.... Да, он назван в честь того самого злодея-изувера Моргана. Спрашиваете, почему - "сэр"? Так, справедливый английский король (извините, запамятовал, который из них), действительно, пожаловал "Кровожадного Генри" дворянским титулом. А умер Морган - лет пятнадцать-шестнадцать назад - пребывая в высоком звании вице-губернатора острова Ямайки. Вот, они какие - парадоксы английской двойной морали: если кровавый монстр приносит существенную пользу английской короне, то этому монстру не зазорно присвоить и дворянское достоинство...
   - А отчего огонь в этих лампах такой, м-м-м, зеленоватый? - спросил Егор.
   - Там горит особое масло, вытопленное из жира одичавших лошадей, убитых на островах Карибского моря.
   - Одичавшие лошади - на карибских островах?
   - Ну, да! Когда-то на Больших Антильских островах были построены большие фермы и плантации, куда переселенцы из Европы привезли много разного скота: коров, лошадей, буйволов, коз. Потом, лет семьдесят тому назад, почти все фермеры и плантаторы уехали - в погоне за призрачным золотом - в Мексику и Перу. Скот, естественно, разбежался и одичал.... Сейчас на островах остались только записные неудачники и лентяи, именующие себя - "буканьеры". Эти бездельники заняты, главным образом, тем, что охотятся на несчастных одичавших парнокопытных. Из мяса убитых животных они делают копчёную солонину, которую охотно продают пиратам, а выделанные шкуры и лампадное масло потом - неведомыми мне дорогами - попадают в Европу. Вот, под этими зелёненькими фонарями в Плимуте и собираются непростые мореходы, чьи пути лежат к вест-индийским опасным островам.... Ну, удовлетворил я ваше любопытство? - посуровел Лаудруп. - Тогда, братцы, пошли! Подобрались, нахмурились, на говорливые рты навесили по большому амбарному замку. Сегодня, в основном, я буду говорить за вас...
   Двухэтажный домик был очень даже ничего из себя. Стены сложены из крупного, тёмно-коричневого кирпича с неровной поверхностью, высокие стрельчатые окна забраны в толстые решётки, черепичная крыша (непонятного цвета - по причине темноты), тёмно-фиолетовая дверь морёного дуба, щедро обитая чёрными полосами железа, над которой и была прибита вывеска с именем знаменитого на весь мир пирата.
   По обеим сторонам от двери - каждый метрах в трёх от неё - в землю были вкопаны толстые чугунные столбы (в виде русской буквы "Г"), с горизонтальных планок которых на цепочках свешивались масляные фонари под стеклянными колпаками, распространяя вокруг себя приятное светло-зелёное свечение. Под одним из фонарей располагалась компания из трёх подвыпивших личностей, которые на английском языке увлечённо обсуждали подробности недавнего плавания к прекрасному португальскому острову Мадейра.
   - Совсем обнаглели барбарески, собаки бешенные! - делился впечатлениями с приятелями один из моряков. - Их командор Аль-Драгут нарушает абсолютно все договорённости, нападает - в том числе - и на военные европейские суда. Представляете, он даже английских морских офицеров берёт в плен и отправляет в алжирские и марокканские баньо, где их выставляют на торги - в качестве обыкновенных рабов...
   Под вторым фонарём скучал здоровенный детина самого устрашающего вида: ростом - метра два с кепкой, широкоплеч - просто беспредельно, украшенная багрово-сизым шрамом бородатая физиономия скалилась в зверином оскале, на левом боку здоровяка висел огромный тесак, из-за широченного пояса торчали сразу три пистолетные рукоятки.
   - Куда прёмся, бродяги? - лениво рявкнул детина, многозначительно кладя ладонь на рукоять палаша. - Может, сбились с дороги, а? От ворот - поворот...
   Лаудруп особым образом приложил пальцы правой руки к краю шляпы и скороговоркой произнёс несколько длинных и звонких фраз, показавшихся Егору полной абракадаброй.
   - О, старая гвардия пожаловала! - удивился детина. - Сейчас этот пароль мало кто и помнит...
   - Но, ведь, его никто и не отменял? - невозмутимо уточнил датчанин.
   - Это точно, что никто не отменял! Потому, как некому отменять. Все отменяльщики уже давно приплясывают в Аду на раскалённых сковородках.... Ха-ха-ха! Ладно, бродяги, проходите! Только, это.... Вы, уж, там - не очень. Времена-то нынче уже другие, спокойные.... Стрелять из пистолетов - в случае жаркой ссоры - запрещается под страхом смерти. Новая хозяйка очень строга в этом смысле, никому не даёт спуска, не смотря на высокие звания и ранги. Если что завертится, то кулаками работайте, ножами да шпагами...
   Таверна "Сэр Генри Морган" состояла из одного большого зала общей площадью метров в четыреста пятьдесят квадратных. Столы и столики были расставлены в три неровных ряда, которые - достаточно условно - разграничивались между собой толстенными деревянными столбами, упирающимися в тёмный досчатый потолок. Более половины разномастных столов, на которых были расставлены такие же разномастные подсвечники с горящими восковыми свечами, пустовали. Напротив входа виднелась массивная и неуклюжая стойка бара, с правой стороны от стойки на второй этаж вела грубая лестница с низенькими перилами. Стены заведения были украшены только гладкими деревянными панелями. Ничто не говорило о том, что это место служит местом сбора и общения пиратствующих личностей.
   Сразу же бросалось в глаза, что почти все посетители кабачка делились на две, примерно равные по численности группы, которые размещались в разных крыльях зала - по отношению к барной стойке. Справа, за частично сдвинутыми столами располагалось человек тринадцать-пятнадцать - с чёрными шляпами-пирожками на головах. Слева непринуждённо гуляли крутые ребятишки, головы которых украшали цветастые платки-банданы.
   Впрочем, и те, и другие не обратили на новых посетителей ни малейшего внимания. Ещё трое пожилых моряков сидели за отдельным столиком около самого входа - невозмутимо дымили трубками, изредка прикладываясь к оловянным высоким кружкам. По другую сторону от входной двери торжественно замер рыцарь (ненастоящий, понятное дело), сжимающий в железных перчатках длинный двуручный меч.
   Лаудруп спокойно прошёл к низкому дубовому столу, расположенному в естественной нише, образованной левым торцом барной стойки и двумя широкими прямоугольными столбами. Одна сторона стола вплотную примыкала к трактирной стене, вокруг трёх других были расставлены пять неуклюжих, визуально очень тяжёлых табурета.
   - Рассаживаемся! - уверенно пригласил датчанин и несколько раз негромко постучал ладонью по горизонтальной доске бара.
   - Подойду ровно через пять минут! - донеслось из-за приоткрытой двери, ведущей, очевидно, на кухню.
   "Не верю, что здесь только один зал. Демократия и равенство никогда не являлись отличительными чертами пиратства, наверняка, имеется ещё пару помещений, обставленных побогаче, для морских разбойников рангом повыше", - подумал Егор, а вслух негромко спросил у Лаудрупа, с которым сидел рядом:
   - А что располагается на втором этаже?
   - Что сейчас - не знаю, - честно ответил Людвиг. - А в моё время там, опять же по слухам, находились апартаменты для людей важных и заслуженных. Таких, к примеру, как всё тот же приснопамятный Генри Морган.
   - А почему одни сегодняшние посетители таверны носят на головах чёрные шляпы, а другие - цветные платки?
   - Ну, это просто такие опознавательные знаки. Которые в шляпах, они специализируются на испанских галеонах, перевозящих из Южной Америки золото. Вернее, это лет восемьдесят-девяносто назад галеоны перевозили золото, а сейчас, в основном, только серебряную руду таскают из чилийских и перуанских рудников. А "платки" работают по всем остальным торговым судам, исключая, естественно, английские. И те, и другие тайно вносят долю с добычи в казну английского короля. Вот, такая нехитрая арифметика...
   Наконец, к их столу, блестя хитрым еврейским глазом, подошёл пожилой трактирщик, больше похожий на классического раввина из почтенной синагоги, разве что без пейсов, склонившись в шутовском поклоне, вежливо поинтересовался:
   - Что прикажите подать, уважаемые ловцы удачи? Сегодня могу предложить неплохое вино с острова Мадейры. Свежий завоз, знаете ли. Покушать? Отличные свиные рёбрышки, говяжий антрекот...
   - Эй, милейший! - Лаудруп небрежно приподнял край шляпы, указательным пальцем другой руки коснулся приметной серьги в ухе.
   - О, какие у нас сегодня гости! - тихонько восхитился трактирщик и тут же заверил: - Ваш заказ уже принят, всё будет выполнено в лучшем виде! - помявшись несколько секунд, добавил: - Как в былые времена...
   - Я потом загляну к тебе, уважаемый! - негромко пообещал датчанин. - Поболтаем немного...
   Старый еврей, громко шаркая ногами, обутыми в низкие войлочные туфли, отдалённо напоминающие русские валенки, удалился за барную стойку. Лаудруп поднялся на ноги, неторопливо прошествовал к входной двери, где за отдельным столиком солидно беседовала троица пожилых моряков, приподнял в приветственном жесте шляпу, обменялся со стариками несколькими короткими фразами, получив приглашение, вежливо присел на край дубовой скамьи и, раскурив фарфоровую трубку, включился в общую обстоятельную беседу.
   Появились два шустрых боя с деревянными подносами в руках. Выставили на стол два солидных керамических кувшина, квадратную бутыль тёмно-синего стекла, украшенную выпуклыми якорьками, несколько длинных плошек с различной закуской и пять пустых оловянных кружек, отвесив почтительные поклоны, удалились.
   - Странно как-то пахнет! - подозрительно поводив носом над одним из кувшинов, отметил Илья Солев, после чего разлил тёмно-кремовую жидкость по кружкам и предложил нехитрый тематический тост: - Ну, чтобы в наши рваные паруса всегда дул только попутный ветер!
   Они сделали по несколько глотков незнакомого напитка.
   - Немного похоже на наш русский квас, но с лёгкой горчинкой. Также присутствует и привкус хмеля, - сообщил Фролка Иванов. - Впрочем, и шведское пиво напоминает слегка.
   - Скорее всего, это знаменитый английский эль, - предположил Егор.
   А, вот, закуска изысканностью и утончённостью не поражала - солёная скумбрия, порезанная крупными ломтями, полосы слегка подкопченной солонины, хлебные сухари, разломанные на мелкие кусочки, маринованные оливки.
   - Очевидно, нам предложили классический джентльменский набор, - понимающе улыбнулся Егор. - Мол, это только тонконогие пижоны употребляют в пищу всякие и разные разносолы, флибустьеры же старой закалки - даже на берегу - довольствуются грубой корабельной пищей. А в квадратной бутыли, наверняка, содержится обыкновенный ямайский ромус.
   Лаудруп, минут десять переговорив с пожилыми моряками, вежливо раскланялся и удалился за стойку бара. Вокруг всё было спокойно и благостно, ничего необычного не происходило, новые посетители не появлялись.
   - Да, очень похоже, что горячая заварушка на сегодня отменяется, - разливая по кружкам напиток из тёмно-синей бутылки, огорчённо пробормотал Ванька Ухов. - А я уже, понимаешь, настроился...
   "Обычный ром! Что я тебе говорил?", - высокомерно усмехнулся внутренний голос. - "А, вот, этого Ухова, братец, гнал бы ты в три шеи! Язык уж больно длинён у мерзавца! Сглазит ещё, не дай Бог...".
   Ещё минут через пять-семь появился Лаудруп, уселся на прежнее место, молча, наполнил оловянную кружку жидкостью из керамического кувшина, в несколько крупных глотков опорожнил до дна, наспех обтёр рот рукавом камзола, бросил в рот пару оливок и, довольно улыбаясь до самых ушей, громко заявил:
   - Отличный эль! - после чего перешёл на шёпот, склоняясь над столом в сторону собеседников: - И новости неплохие, в смысле, для нас. Во-первых, на острове Ямайка произошло повторное землетрясение. Всё, город Порт-Ройал - это гадкое пиратское гнездо - окончательно опустился на дно Карибского моря. Кроме того, утонул - вместе с "Гнедым Жеребцом" - капитан Джек Калико, попал в плен к алжирским барбарескам Стенд из Дублина.... Ну, и ещё много всякого, очень полезного. Но об этом я расскажу уже потом, в более спокойной обстановке.
   - Тогда, адмирал, уходим к дому? - спросил-предложил Егор. - Похоже, что здесь уже нечего...
   Договорить он не успел, так как рядом кто-то удивлённо ахнул, и нежный женский голосок насмешливо произнёс на великолепном английском языке:
   - Какие гости! Хорошего вам аппетита, джентльмены! А вам, мистер Датский Кок, персональный и пламенный привет! Как там поживает моя милая подруга Герда?
   Егор обернулся. Возле их стола, мило улыбаясь, замерла шикарная тёмноволосая дамочка.
   "Одета, как богатая и ветреная городская модница", - отметил склонный к дедуктивным рассуждениям внутренний голос. - "Лет, пожалуй, около тридцати шести-семи. А, вот, в миндалевидных карих глазах пляшут бесенята. Откровенно-беспокойные такие бесенята, озорные и непредсказуемые.... В левом ухе, кстати, имеется точно такая же серьга, как у тебя, братец, и у Лаудрупа. К чему бы это?".
   Датчанин тут же резво вскочил на ноги, низко поклонился и, приложив правую ладонь к груди, ответил - уважительным и взволнованным голосом:
   - И вам - попутного ветра, мисс Мэри! Вы также прекрасны, как и в былые годы! Как там ваша "Невеста Ветра"? Всё ещё на плаву? А моя Гертруда поживает очень хорошо, и Томас уже совсем большой...
   - Остановитесь, мой любезный Людвиг! - прервала Лаудрупа черноволосая красотка. - Может, поговорим в более уединенном месте? - кивком головы указала на лестницу, ведущую на второй этаж, после чего многозначительно коснулась тоненьким пальчиком своей пиратской серьги, сделав очень серьёзные глаза, посмотрела на Егора и едва слышно прошептала: - Загадочный незнакомец, если начнутся серьёзные неприятности, то я сверху сброшу дымовую шашку. Очень и очень дымную.... После этого следуйте со всеми вашими людьми на выход. Скрудж, ну, тот здоровяк, что стоит снаружи, вас пропустит беспрепятственно. Выходите на тропу, Людвига я выпущу через тайную дверь, - беспечно подмигнув русокудрому симпатяге Фролу Иванову, направилась к лестнице, увлекая за собой Лаудрупа.
   Егор довёл до сведения подчинённых указания странной барышни, разлил по кружкам остатки эля, без всякого удовольствия выпил свою порцию и стал ждать дальнейшего развития событий, подозревая, что так просто и безоблачно эта прогулка не закончится.
   Ждать долго не пришлось. Тихонько скрипнув, отворилась входная дверь, и в трактирное помещение вошли три новых посетителя. Первым следовал высокий и широкоплечий господин в богато расшитом камзоле, с дворянской шпагой на боку. Правый глаз господина закрывала чёрная широкая повязка, на голове красовалась стильная чёрная треуголка, украшенная белыми страусовыми перьями. Два его спутника смотрелись обыкновенными скользкими прохиндеями, а их головы венчали уже знакомые Егору чёрные шляпы-пирожки.
   Одноглазый господин о чём-то коротко пошептался с тремя пожилыми моряками, сидящими у самого входа, удивлённо всплеснув руками, резко обернулся, пристально посмотрел на Егора, потом перевёл взгляд на его спутников и, недовольно пожав широкими плечами, направился в левое крыло зала, где заседали "шляпы".
   - Ага, похоже, что сейчас повеселимся от души, - довольно ухмыльнулся наблюдательный Ванька Ухов.
   "У кого же из известных писателей было - "про высокое искусство кабацкой драки"?", - неуверенно забормотал внутренний голос. - "Впрочем, это уже и не важно...".
   "Шляпы" предсказуемо оживились, ловко рассредоточиваясь по залу. Четверо заняли удобные позиции около входа, шестеро встали возле лестницы, ведущий на второй этаж. Ещё трое, сопровождая "одноглазую треуголку" направились к столу, за которым находились Егор и его товарищи. Остальные спрятались за толстыми прямоугольными столбами, упирающимися - тут и там - в потолок.
   Предводитель "шляп" не стал тратить время на пустые и вежливые разговоры, а сразу же рявкнул, бешено вращая при этом чёрным единственным глазом и воинственно топорща рыжеватые тараканьи усики:
   - Кто такие? Под каким флагом ходите? Зачем припёрлись в Англию? Откуда знаете Датского Кока? Отвечать немедленно, морды! В тюрьме королевской сгною!
   Удивительно, но всё происходящее не произвело на моряках с банданами на головах никакого впечатления. "Платки" всё также оживлённо о чём-то беседовали между собой в правом крыле зала, иногда похохатывая и восторженно ухая.
   Егор, инстинктивно прикрыв ладонью приметную золотую серьгу и навесив на физиономию маску скучающей робости и лёгкого испуга, предупредительно залебезил (но - по-шведски - медленно) на ужасном английском языке, вставляя отдельные немецкие и голландские слова:
   - Мы есть - шведы! Фрегат "Орёл", 64-ре орудия. Храбрый король Карл! Мы есть покупать ядра, пушки, много парусины, английский джин. Датчанин? Мы есть знакомиться в порту. Только вчера. Он приглашать нас в трактир. Куда ушёл? Вверх, по той лестнице. С очень красивой дамой...
   - Хватит, достаточно, молчать! - небрежно махнул рукой на Егора одноглазый господин и громко обратился к "шляпам": - Все наверх! Датский Кок там! В разговоры с ним не вступать, убивать сразу! Иначе, он вас сам убьёт.... Вперёд!
   "Шляпы" дружно бросились к лестнице, а их предводитель, наблюдая за действиями бойцов, застыл на месте, гордо скрестив руки на груди и презрительно повернувшись спиной к Егору.
   Вот это он - совсем напрасно. Во-первых, напрасно направил на лестницу всех людей сразу, не установив элементарной очерёдности. "Шляпы", естественно, тут же устроили жуткую сутолоку, постепенно переходящую в плотный затор. А, во-вторых, никогда не стоит поворачиваться спиной к незнакомым тебе людям...
   Егор бесшумно поднялся с табурета, подошёл к "одноглазой треуголке" и хорошенько - рёбрами обеих ладоней - вмазал ему по почкам. А когда тот согнулся пополам, то одной рукой крепко ухватил данного господина за шиворот, другой - за фалды камзола, метров на шесть-семь, придавая необходимое ускорение, проволок безвольное тело вперёд и - через весь зал - отправил в левое крыло, где всё также весело пересмеивались между собой беззаботные "платки". Через секунду оттуда раздались звуки, сопровождающие падение на пол многочисленных бутылок и стаканов, послышалась грязная брань, звон-шлепок крепкой оплеухи...
   Ещё когда он "оглаживал" почки одноглазого, то услышал, как что-то негромко прошелестело рядом, через миг - ещё, ещё.... Покончив с "треуголкой", Егор огляделся по сторонам, стараясь максимально быстро оценить обстановку. Пять-шесть "шляп" уже окончательно выбыли из игры, получив в разные части тел по метательной японской звёздочке (некоторые и по две), но остальные не собирались отступать, раздался характерный звон извлекаемых из ножен шпаг, над левым плечом Егора со свистом пролетел тяжёлый метательный нож.
   - Ура! - завопил Ванька Ухов и, высоко подняв над головой тяжеленную дубовую табуретку, устремился вперёд...
   Фехтуя с невысоким, но очень вёртким противником, Егор краем глаза заметил, как две "шляпы", всё же, кинулись по лестнице наверх, но уже через секунду-другую с грохотом скатились вниз, сбивая с ног собственных соратников.
   А, вот, ему самому достался весьма серьёзный соперник - хваткий, умелый, хладнокровный. В какой-то момент, отступая под натиском упорного и опытного бойца, Егор споткнулся и упал назад. Естественно, он успел сгруппироваться и, ловко перекувырнувшись через голову, тут же вскочил на ноги, но уже только с обломком шпаги в правой руке. Видимо, её лезвие сломалось при соприкосновении с полом таверны.
   Отступая назад, Егор неожиданно почувствовал, как его правого плеча коснулось что-то острое и холодное.
   "Это же меч рыцаря-истукана!", - обрадовался внутренний голос. - "Ты же братец, если мне память не изменяет, брал когда-то уроки по искусству схватки на японских мечах? Ну, тогда, в 2006-ом году, изнывая от скуки, в заброшенном военном городке - на границе Ливии и Алжира. Покажи-ка класс!"...
   Егор и показал, крепко обхватив рукоятку тяжёлого меча ладонями обеих рук. Коротенькие-коротенькие, семенящие шаги вперёд, отвлекающий укол, второй, резкий удар-выпад, нацеленный в горло врага, фонтан алой крови...
   Перед его глазами непрерывно мелькали шпаги, ножи, кулаки, летали - во все стороны - дубовые табуретки, сталь звенела о сталь. Ванька Ухов, издавая утробные вопли, от души раздавал "шляпам" маваши. "Платки", после недолгого раздумья, тоже вмешались в общую потасовку...
   Неожиданно раздалось громкое шипение, откуда-то сверху на пол - прямо напротив барной стойки - упал длинный серебристый цилиндрик, как бешенный завертелся на одном месте, разбрасывая вокруг клубы светло-жёлтого, неприятно пахнущего дыма.
   - На выход! Все - на выход! - что было мочи, прокричал по-русски Егор и рванулся к двери, прикрывая нос рукавов камзола.
  
   - Раз, два, три, четыре! - невозмутимо пересчитал их здоровяк Скрудж, после чего захлопнул дверь, несколько раз повернул в замке массивный бронзовый ключ и посоветовал: - Всё, орлы, бегите к контрабандистской тропе. Туда и Датский Кок подойдёт. И это.... Срочно убирайтесь из Плимута - подобру-поздорову! И больше никогда не возвращайтесь сюда...
  
  
   Глава восьмая
   История любви двух корабельных коков
  
   На контрабандистскую тропу они выскочили почти одновременно с Лаудрупом, только с разных сторон.
   - Всё, дела закончены.... Отдыхаем, господа, три-четыре минуты, потом бежим к морю и срочно выплываем, - тяжело выдохнул датчанин, в руках которого покачивался масляный светильник под стеклянным колпаком. - Скоро вановцы - во главе с самим Чарльзом Ваном - вырвутся из трактира и устремятся за нами в погоню.... Их здесь много. Ещё шесть-семь десятков, если не больше, разбросаны по местным публичным домам и прочим злачным заведениям. Главное, что карта Магелланова пролива у меня.... Что у нас с ранеными?
   В неярком свете фонаря выяснилось, что ранены все, кроме самого Лаудрупа, который не принимал непосредственного участия в схватке (не считая двух противников, сброшенных им с лестницы), и, похоже, по этому поводу немного комплексовал.
   У Егора было проколото шпагой правое плечом, но несильно, кость, к счастью, не была задета. Фролка Иванов неуклюже прихрамывал - маховый удар длинным ножом крайне неприятно располосовал его левое бедро, да и из разбитого носа, к которому крепко приложился вражеский бронзовый кастет, весело капала кровавая юшка. А у Солева на затылке значимо надувалась здоровенная шишка - от удара тяжёлым дубовым табуретом. Бедный Илья слегка пошатывался, наконец, не выдержав, отошёл на несколько шагов в сторону, неловко опустился на колени и, громко борясь со спазмами, полностью очистил желудок от неказистой трактирной пищи.
   Но больше всех - как и всегда - досталось Ухову: чей-то острый и злой клинок безжалостно отсёк ему левое ухо, кровь струилась по Ванькиному плечу и груди маленьким, но достаточно бойким ручейком.
   - Ну, надо же случиться такому! - искренне возмущался Иван, зажимая рану куском белой ткани, оторванной от собственной рубахи. - Теперь придётся менять фамилию. Был, понимаешь, Ухов, теперь стал - Безухов...
   Недовольно поморщившись, Егор скомандовал:
   - Даю десять минут на перевязку ран! Иначе - по дороге - можно и кровью истечь.... Сбросили, братцы, камзолы, рвём нательные рубахи на бинты! Людвиг помогай и не спорь! Потом камзолы не забудьте прихватить с собой, чтобы не оставлять лишних следов.
   Эта задержка чуть не оказалась роковой. Когда они уже подбегали к пролому в крепостной стене, сзади послышались далёкие звуки азартной погони - людские неясные вопли и крики, глухой собачий лай, угрожающе прогремел пистолетный выстрел.
   - Всем следовать к берегу! - строго велел Егор. - А я приведу взрывчатку в действие. Да, помогите там нашему старенькому генералу выбраться из чрева плакучей ивы. Его же ручные гранаты пусть останутся в дупле...
   Он бежал в колонне замыкающим, держа в левой руке масляный светильник, достигнув пролома, остановился, в неровном свете фонаря разглядел две ручные гранаты, заранее закреплённые в камнях расторопным Уховым. Егор поставил светильник на землю, опустился на колени, зажал фитиль, пропитанный специальным раствором на основе белого фосфора, между пальцами одной руки, рукавом камзола другой резко провёл по фитилю, на кончике которого тут же вспыхнул крохотный огонёк. Он торопливо проделал те же манипуляции с фитилем второй гранаты, убедившись, что оба язычка пламени горят ровно и уверенно, отшвырнул уже бесполезный фонарь далеко в сторону, поднялся на ноги и торопливо шагнул в проход, ведущий к спасительному морю.
   Только Егор, обежав высокий и жаркий костёр, залёг рядом с Лаудрупом в кустах боярышника и вытащил из-за пояса двуствольный пистолет, как со сторон крепостной стены два раза - с секундным интервалом - сильно громыхнуло. Древняя ива беспомощно наклонилась в сторону, её нижние ветки тут же вспыхнули, огонь начал быстро перемещаться вверх, постепенно превращая дерево в огромный пылающий шар...
   В свете яркого зарева было хорошо видно, как над крепостной стеной Плимута повисло облако густой и вязкой пылевой взвеси.
   - Всем гребцам - немедленно лечь на дно шлюпок! - обернувшись в сторону морского берега, громко прокричал Егор.
   Каменная пыль начала медленно оседать, стало понятно, что гранатные взрывы - вместо того, чтобы надёжно завалить провал в стене - наоборот, его значительно расширили. Вот, на обломках дикого камня и коричнево-красного кирпича показались тёмные фигуры преследователей.
   - Огонь! - громовым голосом скомандовал Ерик Шлиппенбах.
   Дружно загремели пистолетные и ружейные выстрелы, а ещё через несколько секунд взорвались и две ручные гранаты, оставленные генералом в дупле горящёй ивы, после чего огонь поднялся уже до самых небес, расползаясь во все стороны.... Егор, мгновенно закрыв глаза, уткнулся лицом в прибрежный песок и накрыл голову руками...
   "Не успел ты, братец! Придётся, очевидно, на время забыть о ресницах и бровях!", - насмешливо хохотнул зловредный внутренний голос, но тут же и утешил: - "Ладно, не переживай, у тебя-то ещё - ни усов, ни бороды. А каково сейчас Людвигу Лаудрупу - с его пиратскими усами? А длиннобородому генералу Шлиппенбаху?
   - В лодки всем, так вас растак! - громко проорал Егор, мастерски чередую английские и русские фразы, - Срочно отплываем, к порченой маме!
   Через десять минут они уже отошли от английского берега на добрый километр.
   - Да, хорошо горит! - грустно усмехнулся Лаудруп, задумчиво поглядывая на север и беспрестанно ощупывая подушечками пальцев остатки некогда шикарных и пышных усов. - После всего случившегося, пожалуй, нам не следует появляться в Плимуте. По крайней мере, в ближайшие пятнадцать-двадцать лет ...
   Когда шлюпки - с зажженными на носах масляными фонарями, как это и полагалось по ночному времени - проплывали мимо английского фрегата, стоявшего ближе других судов к берегу, с борта корабля начальственный голос обеспокоено поинтересовался:
   - Эй, шведы! Что происходит на берегу? Что за взрывы были слышны? Что там так весело пылает?
   - Это две группы контрабандистов устроили небольшую войну! - покладисто доложил Егор. - Из ружей палят, ручными гранатами швыряются друг в друга. Ужас, что творится!
   - Спасибо за информацию! - вежливо поблагодарил начальственный английский голос, и тут же разразился целым потоком указаний и грубой брани: - Эй, боцман, сучий сын, старый лентяй! Дуй немедленно в боцманскую дудку, мол: - "Все наверх"! Снимаемся с якорей!". Подойдём поближе к этому пожару, пальнём пару раз из пушек - для острастки...
   Около "Короля" шлюпки сблизились.
   - Значится так, господа! - объявил Егор. - Сейчас расплываемся, то есть, расходимся, если говорить по-морскому, по своим кораблям, усердно и быстро зализываем раны. Ухов-Безухов, поднимешься со мной на борт "Короля"! Там найдётся, кому профессионально перевязать твой кровоточащий обрубок.... Отставить смешки! Как только засереет, тут же снимаемся с якорей и уходим, благо и лёгкий восточный ветерок имеется в наличии. Курс? Адмирал Лаудруп, озвучьте наш курс!
   - Идём на юго-запад по Бискайскому заливу! - объявил датчанин. - Держим курс на испанский северный мыс Финистерре, первая остановка - в порту городка Ла-Корунья. Там загрузим дополнительные продовольственные припасы, пополним запасы свежей воды и вина.
   Санька и Гертруда, естественно, не спали. Тут же, прямо на палубе, не тратя времени на глупые ахи и охи, они умело обработали и перевязали раны Егора и Ухова.
   - Ничего, Ванюша! - утешала добрая Сашенция. - Парик оденешь попышнее, девчонки и не заметят ничего...
   - А, если, снять придётся тот парик? - продолжал печалиться Ванька.
   - Так ты его снимай только в полной темноте, когда дело дойдёт - до настоящего дела, - прыснув, посоветовала смешливая Герда.
   А ещё через пять минут от её громкого и неудержимого хохота проснулись и, недовольно крича на всю бухту, разлетелись в разные стороны многочисленные бело-серые чайки, дремавшие на воде под левым подветренным бортом "Короля". Это Гертруда, наконец-таки, хорошенько - в неярком свете масляного фонаря - разглядела лицо своего любимого и ненаглядного мужа: безбровое, почти без ресниц, с жалкой кучкой обгоревшей серой шерсти под носом - вместо некогда длинных и ухоженных усов.
   - Сбрить, конечно же, придётся эти пошлые остатки, - тяжело и печально вздохнул Людвиг. - Но, ничего страшного. Месяца через два отрастут новые усы, ещё пышней и краше...
  
   Не спалось, противно и навязчиво ныло раненое плечо, чему немало способствовала качка средней паршивости. Егор сел на войлочной кошме, спустил ноги вниз и с белой завистью покосился на Лаудрупа, который беззаботно похрапывал на соседней койке.
   "Нет, братец, уже не заснуть!", - печально известил внутренний голос. - "Иди-ка ты наверх, подыши свежим морским воздухом, может, оно и полегчает...".
   Судя по всему, солнце взошло только часа полтора назад, максимум - два. Английский полуостров Корнуолл уже только угадывался на северо-востоке - кривыми чёрточками невысоких горных пиков, робко высовывавшимися из туманной утренней дымки. На юге - через мощную подзорную трубу - отлично просматривались низкие берега французской Бретани.
   На капитанском мостике, уверенно и невозмутимо управляя штурвальным колесом, находился только Енсен - пожилой датчанин, помощник шкипера Лаудрупа. (Егор иногда сомневался - как правильно именовать Людвига: "шкипером", или же "адмиралом"?).
   "Король", подняв примерно половину парусов, шёл за "Кристиной", которая уже привычно нарезала галс за галсом, хотя - при почти попутном ветре - делать это было совсем и необязательно. "Александр" и "Орёл" дисциплинированно шли следом за "Королём".
   - До чего же быстроходная бригантина! - от души восхитился Енсен, неотрывно наблюдавший за манёврами "Кристины", потом неожиданно нахмурился и поделился сомнениями: - Сэр Александэр, очень похоже, что ветер начал стихать. Как бы нам не попасть в полосу полного штиля. Тем более что очень часто на смену штилю приходит сильнейший шторм...
   Егор, спрятав подзорную трубу за голенище высокого сапога, откашлялся и небрежно спросил у помощника капитана:
   - Вы, уважаемый, случайно не знаете, почему нашего славного адмирала Лаудрупа называют - в определённых кругах - Датским Коком?
   - Знаю, конечно, - неопределённо пожал широкими плечами Енсен. - Об этом знает добрая половина Европы. В смысле, половина тех людей, которые имеют отношение к серьёзным морским делам.... Только, уважаемый сэр командор, может, вы сами спросите об этом у Людвига? Нет, во всей этой истории нет ничего зазорного для адмирала. Скорее, даже, наоборот.... Только это дела не меняет: нехорошо говорить о человеке - пусть, только хорошее - за его спиной...
   Енсен не ошибся, вскоре ветер заметно поутих. Полным штилем, конечно, и не пахло, но качка практически прекратилась, а солнышко обернулось ласковым и тёплым котёнком, поэтому завтракать они решили на палубе. Под центральной мачтой были установлены два раскладных столика, один для взрослых пассажиров, а другой - для малолетних. По случаю морского плавания кухня не отличалась большим разнообразием, но для ребятишек корабельный повар умудрился напечь неплохой сдобы и маленьких пирожков с яблоками.
   - Очень вкусные пирожки! - заявила маленькая Лиза Бровкина, перепачкавшись яблочной начинкой до полной невозможности. - Прямо, как у папеньки в деревне..., - и, жалостливо всхлипывая, горько заплакала...
   Все тут же бросились утешать малютку. Егору даже пришлось спуститься в кают-компанию за старенькой испанской гитарой, висящей на стене, и, вернувшись, исполнить несколько смешливых и немудрёных детских песенок. Лиза быстро успокоилась и, весело расхохотавшись, выразила желание - незамедлительно заняться игрой в детское домино.
   Когда дети дружной стайкой спустились в кают-компанию, Егор приступил к осуществлению задуманного плана. Для начала он подошёл к детскому столу, взял с блюда маленький пирожок, с удовольствием съел его и задал Лаудрупу совершенно невинный вопрос:
   - Неужели все корабельные коки - датского происхождения - такие умельцы, что про них складывают легенды?
   - Бывает, конечно, иногда, - смущённо пробормотал Людвиг. - А эти яблочные пирожки - совершенно обычные, можно было испечь и гораздо вкуснее. Кстати, господа и дамы, а не попросить ли, чтобы нам подали кофе и ликёры?
   "Ещё раз попробуй, братец, не сдавайся сразу!", - посоветовал упрямый внутренний голос. - "Зайди-ка с другой стороны...".
   Егор, дождавшись, когда с кофе и ликёрами будет покончено, взял в руки гитару и, предварительно попросив тишины, торжественно объявил:
   - Господа, позвольте мне спеть одну песенку, что называется, по теме. Она на русском языке, но, думаю, что все поймут - о чём она. А Енсену, - подмигнул помощнику капитана, - потом кто-нибудь обязательно переведёт. Итак, господа и дамы, "Песенка корабельного кока"!
   О том, что эта песня пришла сюда прямо из далёкого двадцать первого века он, понятное дело, говорить не стал, просто взял несколько нехитрых гитарных аккордов и спел:
  
   Вечер. Очень тёплый. Звёздно-хмурый.
   Шепчет мне - о всяких разных странах...
   Над седой волною - чайки-дуры,
   Всё меня ругают - неустанно...
  
   Сороковник, мол, не за горами,
   А чего ты видел - в этом мире?
   Всё бумагу пачкаешь - словами,
   Пьянствуешь-живёшь в своей квартире...
  
   И о том, что не сложилось - вовсе,
   Всё жалеешь, на исходе лета...
   Раз в неделю - тупо - ходишь в гости,
   В преферанс играешь - до рассвета...
  
   А ведь там - мы то видали сами -
   Острова тропические дремлют.
   Корабли - под всеми - парусами,
   К ним несутся, скуки не приемля...
  
   Звон железа, тонкий визг картечи,
   Абордаж, добыча, раны, слава...
   Ты наплюй - на этот тёплый вечер,
   И беги отсюда - неустанно....
  
   И девчонки тонкие - печально,
   Жадными глазами - к горизонту....
   О любви грустят - необычайно,
   Ждут своих героев - ночью чёрной...
  
   И ответил я - уговорили!
   Почему бы нет? Мне камни в печень!
   Подошёл к ближайшей бригантине,
   Вышел капитан седой навстречу...
  
   Не нужны - случайно вам - матросы?
   Нужен кок? Да я готов - и коком...
   Завтра уплываем? Без вопросов.
   Я готов порвать - свой тесный кокон...
  
   Лишь бы - острова, а там - девчонки,
   Лишь бы каждый день - как будто новый...
   И глаза - стреляют из-под чёлки,
   Над дверями камбуза - подкова...
  
   Капитан, а может быть - сегодня?
   Якорный канат? Да я - зубами...
   Лишь бы побыстрей! Убрали сходни.
   И вперёд - под всеми парусами...
  
   И печаль уже - как льдинка - тает.
   Дремлет океан - ночной, глубокий...
   И по курсу прямо вырастает
   Южный Крест - обманчиво-далёкий...
  
   И по курсу прямо - вырастает
   Южный Крест - обманчиво-далёкий...
  
   Санька, чуть поахав, искренне удивилась:
   - Саша, а я и не знала, что ты так хорошо умеешь петь песни! Восемь с половиной лет прожили с тобой, а я и не знала...
   Гертруда только громко и непонятно вздохнула, смущённо отводя глаза в сторону. А Ванька Ухов-Безухов - с головой, тщательно забинтованной широкими полосами белой льняной ткани - восхищённо постучал ладонями по коленям и заявил:
   - Ну, Александр Данилыч, ты даёшь! Такое завернул - про абордаж и печальных девчонок! Про Южный Крест.... Прямо, про нас!
   Людвиг Лаудруп, улыбнувшись насквозь понимающе, возразил:
   - Нет, Ваня, ты неправ! Про меня эта песенка. Только - про меня. Правда, лет мне тогда было совсем даже и не сорок, а, наоборот, восемнадцать с небольшим...
   - Как это - только про тебя? - всерьёз обиделась Герда. - А как же я? Скажешь, что я здесь ни при чём? Тогда ты - последний и подлый негодяй...
   Дождавшись, когда Гертруда выговорится, Егор вкрадчиво попросил:
   - Хватит, друзья мои, ходить вокруг да около.... Рассказывайте уже, не томите! Почему тебя, Людвиг, вчера все в Плимуте называли - Датским Коком? И одноглазый пират Ван, и роковая черноволосая красотка Мэри? Ну, та, которая передавала Герде горячий привет...
   - Что такое? - от волнения (или от удивления?) широкое лицо Гертруды тут же покрылось ярко-красными пятнами. - Чарльз Ван до сих пор жив? Как такое может быть? Я же тогда, много лет назад, влепила ему одну пулю в грудь, а другую - в голову.... Мэри? Высокая, черноволосая, с золотой пиратской серьгой в ухе? Мэри Ред, моя лучшая, закадычная подружка?! И ты, тощий датский таракан, забыл передать привет от неё? Как ты мог?!
   - Ну, не успел я..., - извинительно забубнил Лаудруп.
   - Старый бесстыжий негодяй...
   Минут через пять-шесть и этот горячий диалог подошёл к своему логическому завершению, после чего супруги Лаудрупы влюблено и понимающе переглянулись, и Людвиг примирительно предложил:
   - Давай, Герда, ты начнёшь, а я, если что, подхвачу? У тебя же язык подвешен гораздо лучше моего. Ну, начинай!
   - Хорошо, как скажешь, дорогой, - покладисто согласилась Санькина датская подруга, немного погримасничала, собираясь с мыслями, и приступила к рассказу...
  
   - Знаете, мои дорогие друзья, эта история, которую я сейчас поведаю, стара, как и весь этот прекрасный мир, окружающий нас со всех сторон. Как это море, как, вот, это голубое и бездонное небо.... Маленькая рыбацкая деревушка, разместившаяся на морском берегу в тридцати пяти милях от датского города Копенгагена. Тёмно-жёлтые низенькие дюны, ярко-зелёные высоченные сосны, розово-сиреневые корзинки цветущего вереска, рубиновая брусника, вызревающая по осени.... Домики-развалюхи с давно некрашеными стенами, покосившиеся плетёные заборы, тощие чёрно-белые поросята, без отдыха снующие туда-сюда, старинные гнёзда аистов - на не менее старинных крышах. Древнее кладбище, где все таблички на могильных холмиках - без единого исключения - говорят о том, что здесь покоятся только храбрые моряки и рыбаки, да ещё их отцы, матери, верные жёны и малолетние дети.... И нет никакого выбора - всем родившимся в этой деревне! Рождение, море, море, море, море..., смерть.... Всё - на этом! Не знаю, как вам ещё объяснить.... Как это, вообще, можно объяснить?! Ты всего лишь родился, а уже всегда - днём и ночью - только и слышишь, что шум морского прибоя. Тебе год, а море - шумит, тебе исполнилось десять лет, а оно - шумит, ты умер - сто пятьдесят лет назад - а оно шумит.... Вот, в такой рыбацкой деревушке мы с Людвигом и выросли. Морской прибой, повсюду - рваные рыбацкие сети, вывешенные на просушку. Руки отцов - мозолистые и шершавые, руки матерей - красные и разбухшие от постоянного общения с соляным раствором. И деревенское кладбище.... Постоянно кто-то из мужчин тонул. Постоянно! Каждые две недели кого-то хоронили. Так было заведено много веков тому назад. Не нами заведено, не нам и переиначивать! Ладно, хватит уже о грустном.... Короче говоря, мы с Людвигом были соседями. Скорее всего, даже, очень дальними родственниками: может, пятиюродными, может, шестиюродными братом и сестрой. В маленьких рыбацких деревушках, если тщательно разобраться, все друг другу - родственники.... Людвиг меня старше на целых три с половиной года. И, что с того? Вместе росли, играли в доблестных виталийских братьев, отважных путешественников, пиратов, в храбрых капитанов и их верных подруг....Потом выросли, потихоньку начали хороводиться, даже, серьёзно целоваться тайком. Всё однозначно и уверенно шло к весёлой сельской свадьбе, да и наши многочисленные родственники были только "за". И, вдруг, - Гертруда насмешливо нахмурилась, - некоторым молодым и не в меру горячим людям неожиданно взбрело в голову - поиграть в записного ревнивца...
   - Ничего и не взбрело! - возмутился Людвиг, но, заглянув жене в глаза, тут же смягчил тон: - Ну, наверное, взбрело. Молод был, невыдержан, избыточно горяч.... Можно, я тоже чуток расскажу? Спасибо.... Так вот. Мне тогда только что исполнилось полных восемнадцать лет. По нашим деревенским меркам - уже взрослый мужчина, обязанный и себе зарабатывать на жизнь, и в родительское гнездо регулярно приносить деньги, чтобы было, на что поднимать младших братишек и сестрёнок.... Я с одиннадцати лет отирался возле кузни хромого Свена. Сперва просто - подай-принеси, подержи-сбегай. Потом стал огонь разжигать в кузнечном горне, готовить нехитрые обеды-ужины для молотобойцев, благо они были ребятами добрыми и непривередливыми.... Если говорить совсем, уж, по-честному, то не грело меня это кузнечное дело. С самого малолетства грезил я о дальних морских путешествиях. Тропические вечнозелёные острова, покрытые яркими цветами, тонкий визг картечи, раны, слава, Южный Крест - прямо по курсу.... Ну, и об этом, как там его? О звонком ветре странствий! Только милашка Гертруда меня и удерживала на родимом берегу.... Ладно, продолжаю. К восемнадцати годам я стал полноправным кузнечным подмастерьем, мне хозяин уже много чего доверял по-настоящему серьёзного. Вот, и в то безоблачное июньское утро.... Отправил меня хромой Свен в соседнюю деревню, которая была раза в два побольше нашей. Соответственно, и кузня там была поприличней и побогаче. Надо было - по записке моего хозяина - забрать там длинный прут какого-то хитрого сплава на медной основе. Иду себе, никого не трогаю, искренне радуюсь жизни, думаю о своей ненаглядной и симпатичной невесте. Кругом птички поют, бойкие кузнечики весело скачут под ногами, солнышко светит.... Взобрался я на пологий холм, с которого открывался отличный вид на соседскую деревню. В том числе, и на новёхонький причал, к которому - как раз - подошла гребная шлюпка с двухмачтового корвета, вставшего на якоря в четверти мили от берега. Смотрю, среди встречающих - моя милая Герда. Удивился я немного, ни о чём таком она мне не говорила, не предупреждала. А сердечко учащённо так забилось, всякие нехорошие предчувствия поселились в нём.... Короче говоря, не стал я спускаться с холма, а, наоборот, предусмотрительно залёг в густых кустиках цветущего вереска. Лежу себе, наблюдаю старательно. Вот, шлюпка пристала к берегу, гребцы убрали вёсла, на дубовые доски причала стали вылезать люди, одетые в морскую королевскую форму. Один из них - очень высокий такой, стройный, широкоплечий - мне сразу чем-то не понравился. Сразу...
   - Это был мой двоюродный братишка, с которым я не виделась целых десять лет! - торопливо объяснила Гертруда и извинительно погладила мужа по руке: - Продолжай, дорогой, продолжай! Я, честное слово, не буду тебя больше перебивать. Честное слово!
   Людвиг криво усмехнулся, недоверчиво покрутил головой, но рассказ продолжил:
   - Вот, на шею этому высокому и широкоплечему красавчику, облачённому в парадную офицерскую морскую форму, моя наречённая невеста и бросилась.... Тут серая вязкая шторка и опустилась - и на мои глаза, да и на мой разум в целом. Поднялся я на ноги, да и пошёл - куда глядят глаза, старательно размазывая по лицу горючие слёзы и зелёные сопли.... А что вы, уважаемые господа, делали бы на моём месте? Чтобы подумали? Небось, что королевский блестящий офицерик - нечета деревенскому увальню-кузнецу? То-то же.... К утру я успешно притопал в город Копенгаген и нашёл морской порт. Долго ходил между разными фрегатами, бригами, корветами и бригантинами, всё пытался наняться юнгой и уйти в дальнее и долгое плавание. Ибо твёрдо и окончательно решил - навсегда покинуть хмурый и печальный датский берег, где проживают такие ветреные и вероломные особы, - с нежностью и обожанием посмотрел на супругу. - Но никому, как назло, юнги были не нужны! Вот, такая неприятная закавыка образовалась.... Только на фрегате "Проныра" было вакантно место корабельного повара, кока - по-морскому. А старого кухаря зарезали - третьего дня - в пьяной кабацкой драке. Готовить, конечно же, я толком не умел, но больно, уж, хотелось уплыть. Нанялся, естественно, понятное дело. Вечером того же дня мы и ушли - курсом на английский Плимут, к порту которого "Проныра" был приписан.... В первое же утро я получил с десяток крепких зуботычин и недобрых подзатыльников. Не, с капитаном, его помощником и штурманом не возникло никаких проблем. Я им приготовил отличную яичницу с беконом и солониной, бутерброды с малосолёной икрой камбалы и печенью трески. Ели и не жаловались, а за кофе даже похвалили, мол, получилось просто замечательно.... Боцман же - мужчина хмурый и серьёзный - велел на всю остальную команду наварить рисовой каши. Я и наварил - со всем усердием. А про то, что рисовую крупу перед готовкой надо тщательно промывать, естественно, не знал. Получился натуральный, очень скользкий и противный клейстер, ну, моряки и поучили меня немного - кулинарным морским секретам.... Ничего, со временем я научился неплохо готовить, за что и получил соответствующее прозвище - Датский Кок. А ещё я сдружился с пожилым помощником капитана. Стал старик меня потихоньку обучать всяким морским премудростям: когда и какие паруса поднимать, правильно пользоваться буссолью и астролябией, курс прокладывать по морской карте, обходить стороной коварные боковые течения, лавировать между острыми прибрежными рифами....Так что, я уже через полгода мог сойти за неплохого штурмана. А потом "Проныра" был взят на абордаж пиратами.... Мы тогда перевозили портвейн в бочках - из португальского Синиша - в английский Лондон. Отошли от пиренейского берега миль на сто двадцать, тут и налетел сильнейший пятисуточный шторм, отнёс наш фрегат далеко на юго-запад, прямо на пиратскую эскадру Эдварда Теча - по прозвищу Чёрная Борода.... Пираты нашему появлению очень обрадовались - ещё бы, полторы тысячи пузатых дубовых бочек, наполненных отличным португальским портвейном. Прямо-таки, подарок Судьбы! Настоящий дар Небес! Нашего капитана, его помощника, штурмана, боцмана и нескольких матросов разбойники хладнокровно пристрелили и выбросили в море, а остальным велели - под страхом лютой смерти - продолжать старательно выполнять прежние судовые обязанности. Вот, так я - пусть, и не по своей воле - стал пиратом.... Сперва плавал простым камбузным кухарем, через некоторое время был произведён в боцманы (с одновременным исполнением функций штурмана), потом - в помощники капитана. Но и тогда все меня упорно величали по-прежнему - Датским Коком.... Очень мне не нравилось быть пиратом, только, вот, никак не предоставлялось удобного случая - сбежать обратно, в нормальный человеческий мир. "Проныра" на якоря становился сугубо в гавани городка Порт-Ройала, всемирного пиратского гнезда. Да и там за мной присматривали внимательно.... Герда, твоя очередь наступила, рассказывай!
   Гертруда задумчиво прищурилась, мечтательно улыбнулась и - с видимым удовольствием - приняла эстафету:
   - Через сутки после прибытия двоюродного брата выяснилось, что пропал мой любимый и обожаемый жених. Внезапно, никого не предупредив, без единого следа.... Уже потом кто-то из деревенских вспомнил, что видел Людвига в копенгагенском порту. Тогда-то я и догадалась обо всём.... Глупый записной ревнивец! - грозно и недовольно посмотрела на своего, тут же засмущавшегося мужа. - Надо же быть таким законченным дураком! Ладно, с тобой, ревнивым и нервным негодяем, мы побеседуем чуть попозже.... Поехала я в морской порт, хорошенько порасспросила тамошних аборигенов, узнала про фрегат "Проныру", про далёкий английский Плимут. Делать нечего, пришлось и мне собираться на этот загадочный Туманный Альбион. Чтобы найти там некоторых недотёп и объяснить им - как всё было на самом деле.... Но не получилось - сразу отправиться в Плимут. Ведь, эта поездка стоила немалых денег. Устроилась я тогда обыкновенной прачкой, работала по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки - без выходных и праздников - позабыв про всякий отдых. Ещё, вот, колечко продала золотое, что осталось от матушки покойной.... Уж, как я его любила! Так любила, словами не передать! - Людвиг покаянно закашлялся, но чёрствая Герда не обратила на это обстоятельство ни малейшего внимания и невозмутимо продолжила: - Только через десять месяцев добралась я до Плимута. А непутёвого женишка уже и след простыл! Добрые люди рассказали мне, что, мол, фрегат "Проныра" уже и не торговое мирное судно, а самый натуральный пиратский корабль, плавающий под чёрным "Весёлым Роджером". Что было делать? Домой возвращаться и там, позабыв про Людвига, искать нового суженного? Или же утопиться от нешуточной досады, бросившись в солёные морские воды? Стою это я у дальнего причала и самозабвенно реву в три ручья.... Мимо проходил молоденький и симпатичный кавалер - с длинной дворянской шпагой на левом боку. Остановился, утешил, вежливо расспросил. Я ему всё-всё и рассказала.... Кавалер мне тогда и говорит, мол: - "Не расстраивайтесь вы так, милая и красивая девушка, раньше времени! Может, ещё и жив ваш драгоценный жених. Пираты, как правило, хороших коков очень ценят и всемерно уважают, а на реях вешают только плохих, которые готовить совершенно не умеют и всё подряд бессовестно пересаливают.... А я - Том Ред, шкипер бригантины "Невеста Ветра" - решил, как раз, посетить те заманчивые и благословенные края. В смысле, лазурное Карибское море и тамошние вечнозелёные острова. Могу взять вас с собой. Тем более что и на моей "Невесте" должность кока сейчас вакантна.... Ну, как, красавица, поплыли?". Сперва-то я, понятное дело, долго не думая, отказалась наотрез. Как же иначе? Одна, в море, без всякой защиты, в окружении грубых и похотливых мужчин? Они же, наверняка, бедную и смазливую девушку сразу же и используют - по прямому назначению.... Кавалер всё понял про те мои трусливые сомнения, негромко рассмеялся, а потом тихонько поведал, что никакой он и не кавалер, а, наоборот, девица - по имени Мэри Ред - двадцати шести лет от роду. Вот, так-то оно, братцы.... Почему она притворялась мужчиной? Понятное дело, что и тут виновата любовь. Нет, про это я не буду рассказывать, потому как - чужая тайна.... Если судьбе будет угодно, и наши пути с Мэри пересекутся ещё раз, то сами у неё и поинтересуетесь. Одно только скажу, Мэри тогда очень нужны были деньги, чтобы выкупить из английской королевской темницы одного молодого, знатного и очень красивого человека.... Так вот, новая подружка умело обкорнала мне волосы, нарядила под обычного парнишку, отвела на бригантину, представила команде. Ну, и поплыли, благословясь! То есть, пошли, выражаясь по-морскому....Уже в открытом море выяснилось, что и "Невеста ветра" - пиратское судно. Правда, не совсем обычное. Мэри и её команда грабили только французские торговые корабли. Почему - только французские? Наверное, об этом надо спросить у тогдашнего английского короля. А моей подруге, как уже было сказано выше, очень были нужны деньги.... Почти год мы плавали по разным тропическим морям, пока, наконец, "Невеста" не бросила якоря в гавани знаменитого Порт-Ройала, где, как раз, и отстаивался на мелком ремонте правого борта искомый мной "Проныра". Вот, в местном, насквозь прокуренном кабачке, мы с Людвигом и встретились, он тогда уже ходил помощником капитана. Видели бы вы, господа и дамы, его глаза, когда он меня высмотрел! Я чуть не померла от смеха.... Рассказала ему, естественно, всё про двоюродного брата, представила другое веское доказательство, свидетельствующее о моём высочайшем моральном облике.... Какое - веское доказательство? Нет поблизости детей? Хорошо, тогда скажу. Конечно же, девичью невинность, бережно сохранённую в таких, скажем прямо, непростых условиях.... Людвиг, увалень датский, иди-ка сюда! Думаю, что жаркий и долгий поцелуй будет достойной точкой в этой истории....
   Сашенция принялась восторженно и бурно аплодировать, а Егор заинтересованно спросил у Лаудрупа:
   - Ну, с этим всё понятно. Любовь, морковь и девять человек на сундук мертвеца.... А, вот, по поводу этих приметных серёг.... Почему у этой черноволосой Мэри Ред в ухе имеется точно такая же серьга, как и у нас с тобой?
   - Это опознавательный знак братства "Белых флибустьеров", - неохотно ответил датчанин. - Его мы учредили втроём - я, Мэри и Медзоморт-паша. Интересуетесь целями и задачами нашего братства? Что же, попытаюсь объяснить доходчиво. Двумя словами, это можно так сформулировать: - "Грабь награбленное!". То есть, наша эскадра, состоящая из двух бригов и одной бригантины, грабила и уничтожала другие пиратские суда. Естественно, широко не афишируя этой деятельности. Восемнадцать кораблей рыцарей удачи тогда отправились на морское дно. А все отобранные деньги и ценности мы использовали на выкуп у барбаресок европейских женщин и детей, захваченных ими в плен .... Но это - уже совсем другая история. Чтобы её рассказать - от начала и до конца - и недели не хватит.... Кстати, любезные дамы и господа! Нам, ведь, надо хорошенько подумать и о смене названий всех посудин эскадры. Как же иначе? Чарли Ван теперь нас будет искать усиленно и неустанно. У портовых английских служб он сразу же выяснит, кто мы такие и откуда. Информацию передаст многочисленным сподвижникам - по делам кровавым. Не удивлюсь, если и британская корона запишет всех нас в число своих злейших врагов.... Так что, попрошу задуматься - о новых названиях. Ещё раз о флагах. "Чёрные кошки", безусловно, очень подходят для дальних походов по тропическим морям, кишащим злыми пиратами. Но, ведь, нам потом предстоит пройти по Магелланову проливу и направиться на север, вдоль западного побережья Южной Америки. А там ходят только многопушечные испанские галеоны, перевозящие серебряные слитки из чилийских и перуанских рудников. Их чёрным цветом лучше не дразнить. Себе дороже...
  
   - На западе вижу чёрный дым! - громко известил матрос, сидящий в марсовой бочке.
   - Енсен! Срочно идём на запад! - тут же скомандовал Лаудруп и пояснил для остальных: - В океане, где поблизости нет островов, гореть может только одно - деревянный корабль. Не иначе, и здесь не обошлось без кровожадных пиратов...
  
  
   Глава девятая
   Юная японская гейша
  
   Уже через час с небольшим стало понятно, что Лаудруп оказался абсолютно прав - горел двухмачтовый, непривычно широкий и громоздкий корвет. Сквозь пелену чёрно-серого дыма было ясно видно, что на реях мачт неизвестного корабля тихонько покачивались полуобнажённые мёртвые тела повешенных. Слабый переменчивый ветерок - временами - приносил насквозь неприятные и противные ароматы.
   - Я, конечно же, мало что понимаю в конструкциях морских судов, - известил Егор, отрываясь от окуляра подзорной трубы, - но с этим кораблём, определённо, что-то не то. Какой-то он э-э-э..., неправильный...
   - Старомодный, устаревшей конструкции, - поддержал Лаудруп. - Такие неповоротливые корветы закладывали на лондонских верфях лет пятьдесят назад, а может, и все семьдесят.... С другой стороны, видно, что его построили всего-то пять-шесть лет тому назад. И сделали это достаточно грубо и не очень-то умело.
   - И как такое может быть? Нестыковка - на лицо...
   - Тут есть только одно правдоподобное объяснение! - предположила Гертруда Лаудруп, которая, как выяснилось совсем недавно, знала о серьёзных морских делах отнюдь не понаслышке. - Допустим, что очень-очень много лет назад, у берегов какой-то далёкой южной страны потерпел крушения английский корабль. Но кто-то из команды - самым счастливым образом - спасся.... Долгие годы эти люди готовились к строительству нового надёжного судна, искали необходимые материалы, запасались подходящим инструментом. Наконец, они, приложив неимоверные усилия, построили новый корабль, подняли паруса и поплыли на Родину.... Но тут везение и удача от них окончательно отвернулись. Нарвались на пиратов. Не повезло. Знаете ли, на море и не такое случается...
   На глазах впечатлительной и добросердечной Сашенции тут же навернулись крупные слёзы и, всхлипнув пару-тройку раз, она проговорила - голосом смертельно-обиженного ребёнка:
   - Как же так? Это же несправедливо! Столько лет мечтать о встрече с родным берегом, с родственниками и друзьями, столько выдержать и.... А эти пираты? У них, что же, вместо сердец в груди - камни? Как же так? Есть же природная человеческая жалость...
   - Пиратам не ведома жалость! - подытожил этот непростой разговор Лаудруп. - Именно поэтому мы - в своё время - и создали братство "Белых флибустьеров". Пираты - жестокие нелюди. Все, без исключения! Смерть - вот, единственное, чего они заслуживают!
   До лениво горящего корвета оставалось метров триста пятьдесят. Вдруг, с той стороны долетели странные и жалостливые, едва слышимые звуки.
   - Тихо всем! - скомандовал Лаудруп и через минуту предположил: - Кажется, кричит молодая женщина. Только ничего не разобрать, язык какой-то незнакомый, птичий...
   - Вон же она! - объявила Гертруда, глядя в сторону горящего судна в подзорную трубу, конфискованную у мужа. - Бежит вдоль правого борта...
   Егор внимательно посмотрел в указанном направлении через окуляр своего оптического прибора - жаркое пламя беспрепятственно разгуливало по палубе неизвестного судна, передняя мачта напоминала собой высокую сосну, попавшую в самое пекло лесного пожара. Только вместо сосновых шишек она была густо облеплена тлеющими телами повешенных. Вот, одно из тел неожиданно сорвалось вниз, второе, над палубой допотопного корвета высоко вверх взлетел сноп ярких искр...
   - Верёвки постепенно перегорают, - кратко пояснила Герда.
   Только корма корвета оставалась неподвластной коварному огню, и именно там заполошно металась худенькая фигурка в тёмной одежде.
   Женщина встала на самый край кормового ограждения и, с трудом удерживаясь руками за последние остатки корабельных снастей, жалобно закричала.... Звуки её голоса напомнили Егору отчаянные причитания смертельно раненой косули, получившей под сердце стрелу, выпущенную из безжалостного охотничьего арбалета.
   Неожиданно налетел шквалистый порыв ветра, пламя коварно рванулось к корме, ещё краткое мгновение и тёмная худенькая фигурка, прокричав - на этот раз резким голосом испуганной чайки - сорвалась в высокие морские волны. Тут же с борта "Орла", который находился с другой стороны от горящего корвета, но метров на пятьдесят-шестьдесят ближе, в воду бросился кто-то из членов экипажа.
   - Енсен, спустить на воду две шлюпки! - велел Лаудруп. - Пусть одна направляется к пловцам, а на второй мы подойдём к корвету. Очевидно, что весь порох с этого корабля пираты перегрузили на свои суда, иначе, давно бы уже рвануло.... Кстати, огонь по ветру полностью ушёл на корму, так что, возьмём с собой абордажные крючья на длинных верёвках и попробуем залезть на нос. Может, и выясним историю этого странного корабля - откуда он взялся, и кто ходил на нём по морям и океанам...
   Егор тоже хотел спуститься в одну из шлюпок, но Санька не пустила, непреклонно и категорично заявив:
   - Саша, ты же уже давно не мальчик, сорок лет скоро разменяешь, а ведёшь себя иногда - как последний малолетка. Забыл, что у тебя плечо проткнуто шпагой? Как же ты с ним будешь лазать по канатам и штормтрапам? Хочешь, чтобы кровотечение вновь открылось и началось гадостное нагноение?
   Первой вернулась шлюпка, предназначенная для помощи людям, оказавшимся в морской воде. Ванька Ухов-Безухов, бывший в этой шлюпке за старшего, поднявшись на борт "Короля", доложил Егору, улыбаясь при этом широко и чуть смущённо:
   - Не успели мы, командир! Да нет, я не в том смысле. Жива эта девица, жива.... Ильюшка Солев, торопыга известный, нас немного опередил. Это же он лично, позабыв о раненом в Плимуте бедре, сиганул за борт. Или подзорная труба у него оказалась мощнее, или просто "Орёл" находился ближе всех к горящему корвету, только Илья чётко рассмотрел, что девчонка эта - очень, уж, необычная и красивая.... Вот, он - сломя голову - и бросился в воду. Да и шлюпка орловская подошла раньше нашей.... Короче говоря, узкоглазую симпатяшку Солев себе забрал, в смысле, на "Орёл". А барышня спасённая - вся такая пикантная из себя: глаза миндалевидные и влажные, испуганные такие, лицо белое-белое, как будто специально намазанное белилами, губы ярко-алые, словно бы испачканные в крови, маленький носик с чуть заметной горбинкой...
   Видимо, поняв, что Ванька готов ещё битый час рассказывать о прекрасной незнакомке, а Егор и не собирается его останавливать, Гертруда сочла за благо вмешаться. Она, привлекая к себе общее внимание, громко постучала серебряной ложкой по пустой фарфоровой тарелке и начала задавать вопросы строго по делу:
   - Извините, мой милый Безухов, но нельзя ли немного повременить с этими лирическими отступлениями? Как называется горящее судно? Куда оно шло и откуда? Какой национальности? Как зовут эту девицу - с миндалевидными и влажными глазами? Почему она одна осталась в живых? Что случилось с остальной командой? Куда ушли флибустьеры? Сколько всего было пиратских кораблей? Как они назывались?
   - Сколько вопросов сразу! - притворно удивился Ухов и тут же погрустнел. - Извините, мадам Герда, но не смогу удовлетворить вашего любопытства. Дело в том, что эта симпатичная и милая девушка говорит лишь на мелодичном языке, который никто из нас так и не смог понять. Ни единого слова! Совместными усилиями удалось только выяснить, что её зовут - Наоми. Правда, ведь, очень необычное и звучное имя?
   "Наоми?", - тут же оживился внутренний голос. - "Неужели - японка? И имя, и общее описание внешности соответствуют. Ещё бы узнать, во что...".
   - А во что она была одета? - словно бы прочитав мысли Егора, спросила Сашенция.
   - Ну, это не объяснить двумя словами! - снова расплылся Ухов-Безухов в дурацкой улыбке. - Очень длинный халат, но без всяких пуговиц, имеется только широкий пояс. Какого халат цвета? Тёмно-лиловый, весь расшитый разноцветными и пышными цветами, а на спине выткан сердитый золотой Змей Горыныч. Или же дракон, как этих зверей называл Яков Брюс, ныне покойный.... Причёска - необычная и высокая, собранна вокруг головы при помощи многочисленных костяных гребней. Шея - очень длинная, стройная и тонкая. А глаза - такие чудесные, что простыми словами и не описать.... Солев однозначно и надолго запал на эту Наоми. Такими сердитыми глазами смотрел на меня! Это - что-то.... Я уже подумал, что не избежать дуэли...
   Ещё через час вернулась и вторая шлюпка. Поднявшийся на борт "Короля" хмурый Лаудруп при женщинах был скуп на слова, сообщив только следующее:
   - Кораблю уже ничем не помочь, течь в бортах сильная, скоро затонет. Не сейчас, так во время первого же шторма. Да и пожар ещё продолжается, выгорело всё, что могло выгореть.... Откуда идёт это судно и где оно построено - определить не удалось. Одно только могу сказать точно - судя по ракушкам, щедро облепившим борта и дно этого "Странника", он последние два-три года безвылазно провёл в тёплых тропических морях.
   Гертруда, словно бы что-то усиленно вспоминая, наморщила белоснежный лоб и задумчиво забормотала:
   - Странник, странник.... Что-то очень знакомое. Кажется, так назывался один шотландский корвет, с которым была связана какая-то давняя и весьма романтическая история. Нет, не могу вспомнить...
   - Енсен, поднять сигнал: - "Всем следовать за мной!", - велел Лаудруп. - Идём на португальский порт Синиш. По такому слабому ветру нам не попасть в Ла-Корунью, около мыса Финистерре очень сильное встречное течение. Кстати, в Португалии и товары все намного дешевле, чем в гордом Испанском королевстве. Заодно, и денег сэкономим...
   После этого датчанин незаметно отозвал Егора в сторону и рассказал, болезненно и брезгливо морщась:
   - Очень похоже, что это были пираты из эскадры всё того же Эдварда Теча - Чёрной Бороды. Больно, уж, зверствовали, злодеи кровожадные. Не просто убивали, так ещё - перед смертью - всех пытали, кожу сдирали с живых.... Это я про мужчин. А на борту находилось ещё и полтора десятка женщин. Что сделали с ними, я даже рассказывать не буду, сам, сэр Александэр, догадаешься.... Эта японская Наоми, что осталась в живых? Да, просто всё, наверняка, спряталась в трюме, в каком-нибудь тайном и укромном месте, где и пересидела весь этот кошмар. Повезло девчонке.... Тут другое непонятно.... Почему пираты убили всех других женщин, а не взяли их с собой? Такой товар, даже уже и многократно пользованный, очень ценится на алжирских и марокканских невольничьих рынках.... Ладно, теперь по обнаруженным трупам. То есть, по тем, которые обгорели не до конца.... Похоже, что в словах моей Герды есть рациональное зерно. Двое из покойников, висевших на центральной мачте, явные англосаксы. Скорее всего, шотландцы. Причём, достаточно пожилые. А все остальные - какой-то непонятной мне национальности. Узкоглазые, жёлтокожие, невысокие. Никогда не видел ничего подобного.... Мёртвые же женщины, вообще, не понять, кто такие. Кожа - всевозможных цветом и оттенков. Но большинство из них очень похожи на спасённую Наоми. Не исключаю, что все убитые дамы тоже оказывали пиратам сопротивление - с оружием в руках. Впрочем, какое там сопротивление? На борту этого "Странника" мы обнаружили всего-то две старинные пушки.... Полностью права Гертруда! Шотландцы, наверняка, потерпели кораблекрушение у каких-то далёких берегов. Потом долгие годы строили новый корвет, но - сугубо по старым чертежам и понятиям. А с морского дна, то есть, со своего затонувшего корабля им удалось поднять только две пушки. Не знаю, был ли у них порох и ядра.... Да, жалко ребят! Столько лет стремиться на Родину, и такой страшный и несправедливый конец...
   - У тебя удивлённые глаза, Людвиг. Похоже, что ты заметил что-то странное и необычное, чему - до сих пор - не можешь дать чёткого объяснения? - обеспокоено спросил Егор.
   - Как сказать, сэр Александэр.... Там, если внимательно всмотреться да вдуматься, то буквально всё - слегка необычное.
   - Может, начнёшь выражаться более понятно? Давай-ка по списку - первое, второе, третье...
   Лаудруп, недовольно покачав головой, стал дотошно перечислять, старательно загибая пальцы:
   - Во-первых, всем мертвецы распрощались с этим прекрасным миром часов пятьдесят-шестьдесят назад, а судно пираты подожгли достаточно недавно. Чего, спрашивается, ждали? Во-вторых, я всё равно не понимаю, почему они убили всех женщин. Среди покойниц были, если так можно выразиться, настоящие красавицы.... Ещё вот одно. Доски этого "Странника", похоже, пропитаны каким-то специальным хитрым составом, который горит очень ярко и жарко, но когда он (состав) полностью выгорает, то пламя сразу же и тухнет. Что, согласись, сэр Александэр, тоже не вносит во всё это дополнительной ясности.... Ну, и, в-четвёртых, эта Наоми. Для чего-то она надела на себя чужую одежду. У самой девушки нет ни единой раны, а, вот, её балахон с золотым драконом очень сильно вымазан кровью. Ещё на нём видны прорехи от ударов кинжалом. Тоже как-то странно.... Я и говорю, что всё это дело - в целом - одна сплошная загадка. А девица, которая может рассказать хоть что-нибудь путное, говорит только на птичьем наречии и других языков совершенно не понимает...
  
   Тёмно-жёлтые островерхие скалы, между которыми злобно скалились светло-жёлтые, абсолютно несимпатичные волны...
   Да, войти в бухту Синиша оказалось далеко не самым простым и приятным делом. Ладно, всё же, вошли, спрятались за высоким каменным молом, надёжно заякорились, перебросили на причал сходни, сошли на берег.
   Пассажиры, включая женщин и детей, решили немного прогуляться по твёрдой суше. Как же иначе? Через день-другой предстояло отправиться в бурные просторы Атлантического океана, и было совершенно неизвестно, где и когда эскадра сделает следующую остановку.
   Лаудруп так высказывался по этому вопросу:
   - Из информации, почерпанной мной в английском Плимуте, ясно, что Азорские и Канарские острова, а также острова Зелёного Мыса нам надо старательно обойти стороной. На всех этих архипелагах сейчас есть крепкие опорные базы подлых барбаресок. А с этими ребятами шутки плохи, даже моё личное знакомство с Медзоморт-пашой может не помочь. Поэтому от славной Португалии мы пойдём строго на запад, оставляя Азорские острова гораздо южнее, и только потом - миль через триста пятьдесят - возьмём курс на юго-запад. Дальше? Если не случится незапланированных неприятностей, то спокойно дойдём до бразильских берегов и встанем на якоря - для пополнения запасов продовольствия и питьевой воды - возле какого-нибудь мирного португальского поселения...
   Егору очень хотелось посмотреть на спасенную японку, но - как всегда и бывает в таких раскладах - навалились срочные дела. Ерик Шлиппенбах - вместе с племянниками и капитаном Емельяном Тихим - отбыл с важным визитом к портовому начальству - договариваться о срочных поставках на суда эскадры всего необходимого в дальнем путешествии. А заодно, и пустить возможную погоню из Плимута по ложному следу. Портовым португальским властям предлагалась симпатичная легенда, согласно которой все четыре корабля эскадры следовали - по личному и секретному поручению шведского короля Карла Двенадцатого - в загадочную Индию, естественно, огибая при этом Африку. Шутка старая и донельзя заезженная, но действенная...
   Вообще-то, у Егора были определённые мысли и по поводу Африки.... Ну, как же, в двадцать первом веке любому мальчишке, любящему читать приключенческие романы, было известно, что все пляжи Намибии щедро усеяны крупными алмазами - самой чистейшей воды. Правда, в те времена эти вожделенные пляжи надёжно охранялись проклятой юаровской военщиной и злобными цепными псами. Но сейчас-то на дворе был век восемнадцатый! Смело подплываешь - без всяческих сомнений - к гостеприимным берегам Намибии, высаживаешься спокойненько на белоснежный песок пляжа, выстрелами из ружей и корабельных пушек разгоняешь местных аборигенов в разные стороны и беспрепятственно набиваешь холщовые мешки отборными алмазами.... Потом возвращаешься в Европу, например, в Испанию, где золота, награбленного в американских колониях, имеется в достатке, и без проблем меняешь твёрдый и прозрачный углерод, которым можно даже резать стекло, на жёлтый и тяжёлый металл, не подверженный окислению на воздухе....
   Очень хороший план, но и у него имелось два серьёзных недостатка. Во-первых, Алёшка с Шуриком, всё равно, уже находились на пути к Охотску. Так что - в любом случае - придётся плыть в восточные края. Хоть, огибая Африку, Индию и Китай с Японией, хоть - Американский континент.... Во-вторых, испанский король был тем ещё деятелем, и тягой к человеколюбивым сантиментам никогда не отличался. Он, конечно же, мог за предложенные алмазы и золота отсыпать. А мог - по-простому - отдать и другую нехитрую команду, мол: - "Проломить всем путешественникам головы, а алмазы забрать даром!"...
   Итак, Шлиппенбах с подчинёнными отбыли к портовому начальству. Санька - в сопровождении четы Лаудрупов, старого Николая Ухова и трёх солдат Александровского полка, переодетых в одежду обычных моряков - отправилась разыскивать опытных швей и портних, способных изготовить по её новым эскизам флаги, предназначенные для плавания по южной части Атлантического и Тихого океанов. Егор же нанял у причала скромную двуколку и поехал на северную окраину города, где располагались приличные кузницы. Ничего не поделаешь, но датчанин был прав, и всем кораблям эскадры надо было срочно поменять имена-названия. А для этого необходимо было снять с бортов старые буквы, изготовленные из какого-то медного сплава, а на их место укрепить новые.
   Что касается новых названий, то после жарких дискуссий и горячих споров, всё же, пришли к общему решению. Вернее, если быть честным до конца, то окончательно были приняты варианты, предложенные Санькой и Гертрудой. Эти предложения не отличались особой оригинальностью, да и с точки зрения элементарной конспирации не выдерживали никакой серьёзной критики, но Егору уже надоело - хуже горькой редьки - тратить время на бесконечные перепалки, и он, в конце концов, согласился со всеми дамскими фантазиями.
   "Ты, братец, становишься записным подкаблучником!", - укорял его за это строгий внутренний голос. - "Сперва начнёшь уступать в мелочах, потом и во всём другом. Лиха беда - начало...".
   "Орёл" теперь должен был именоваться "Буйволом", "Александр" - "Артуром", "Король" - "Святым Дунстаном", а "Кристина", естественно, "Луизой".
   Двуколка, никуда не торопясь, катила по городу. Егор без устали вертел во все стороны головой и восхищённо цокал языком.
   "Твою мать, ничего себе!", - совершенно обалдев от увиденного, надрывался внутренний голос. - "Ёлочки зелёные, ну, это надо же! Вот же оно - настоящее Средневековье, блин!".
   Дома, домики, виллы, хижины, узкие и мрачные улицы, какие-то полуразвалившиеся замки на далёких зелёных холмах, пробковые дубы, покрытые морщинистой корой и серебристыми нитями плесени, которые - на тёмно-коричнево-фиолетовом фоне коры - смотрелись благородной сединой. И везде и всюду наблюдались бронзовые разномастные памятники, позеленевшие под натиском беспощадного и жестокосердного Времени...
   Возница, немного говорящий по-английски, заметив заинтересованность седока, так и сыпал знакомыми и полузнакомыми именами: Христофор Колумб, Магеллан, Америго Веспуччи, Себастьян дель Коно, Педро Альварес Кабрал.... По словам добровольного экскурсовода получалось, что все эти великие и знаменитые мореплаватели, только посетив благословенный Синиш, окончательно определились с планами дальнейших путешествий. Именно здесь они рисовали рабочие карты и мечтали о будущей всемирной славе, которая, впрочем, досталась далеко и не всем. Как утверждал разговорчивый возница, больше всех от превратностей неблагодарной судьбы пострадал Себастьян дель Коно, уроженец здешних мест. Мол, принято считать, что первое кругосветное путешествие совершила экспедиция под руководством Магеллана. Да, только - по словам гида - всё было не совсем так. Сам Фернандо Магеллан и половину пути не преодолел, героически погибнув на Филиппинах - в пошлой стычке с тамошними аборигенами. Дальше дель Коно возглавил экспедицию и успешно довёл оставшиеся на плаву суда до родного порта. Только, не смотря на это, все лавры достались Магеллану...
   В местной португальской кузнице, а вернее, в небольшом металлургическом многопрофильном цеху, Егор заказал срочно изготовить все необходимые (естественно, латинские) буквы, ну, и исходя из соображений конспирации, ещё два десятка букв совершенно ненужных. Так, чисто для подстраховки, чтобы подлые враги ни о чём не догадались.... Заплатив оговорённый аванс, он велел кучеру следовать обратно в порт длинной дорогой, чтобы ещё немного полюбоваться местной древней экзотикой.
   По набережной Синиша, выложенной грубым булыжником и обсаженной по обеим сторонам ровными рядами какого-то низкорослого кустарника, покрытого мелкими пыльными листьями, прогуливалась странная компания - молодая женщина, одетая в классическое японское кимоно, в окружении Солева, Иванова и Ухова-Безухова. Илья, в плимутской схватке серьёзно раненый в бедро, тяжело опирался на массивную трость, перевязанные головы Фролки и Ивана скрывались под пышными париками, накрытыми сверху чёрными стильными треуголками.
   "Смотри-ка ты! Очень похоже, что эта яркая заокеанская птичка произвела на твоих холостых подчинённых самое благоприятное и неизгладимое впечатление!", - удивился обычно невозмутимый внутренний голос. - "Как бы ребятишки не перессорились между собой - по такому серьёзному поводу...".
   Егор велел остановиться, щедро расплатился с возницей, вылез из двуколки и, ловко перескочив через низенький кустарник, неторопливо пошёл навстречу необычному квартету, внимательно присматриваясь к спасённой девушке.
   Он повидал немало японцев и японок - в Санкт-Петербурге двадцать первого века. Очень, уж, любили жители страны Восходящего Солнца посещать - в качестве любознательных туристов - Северную Венецию. С того времени у него сохранилось устойчивое впечатление, что все японские женщины - очень маленького роста. Молоденькие японки (в районе восемнадцати-тридцати лет) были худенькими, похожими на двенадцатилетних русских девочек-подростков, все же пожилые - полненькими, но, при этом, очень подвижными - как капельки ртути на сильном ветру.
   Девушка, идущая ему на встречу, была совершенно другой. Достаточно высокая - выше метра семидесяти пяти. Очень стройная, длинношея и фигуристая - с отнюдь не плоской грудью, чего не скрывало даже её широкое кимоно.
   "Скорее всего, давно уже и не девушка, а молодая женщина. Возможно, что совсем и не тяжёлого поведения. В том смысле, что обыкновенная гейша", - предположил иногда чрезмерно подозрительный внутренний голос.
   А ещё эти глаза.... Узкие, чуть вытянутые к вискам, миндалевидные, влажно поблёскивающие, с каким-то бесконечно милым, почти детским выражением. Какого они были цвета? Однозначно ответить на этот, казалось бы, простой вопрос было невозможно. То ли - светло-фиолетовые, то ли - нежно-сиреневые.... А ещё в них явственно проскакивали мелкие ультрамариновые искорки.... Кошмар сплошной, если коротко!
   "Наша Сашенция обязательно приревнует", - пообещал много чего понимающий внутренний голос. - "Ты уж, братец мой, того.... Будь поосторожней!".
   Странная компания продвигалась вперёд очень медленно, и главной причиной тому была, именно, девушка: её шаги были очень короткими, и каждый из них сопровождался громким стуком - от соприкосновения деревянных подошв неуклюжих сандалий с неровными камнями мостовой. В руках молоденькой японки мелко-мелко подрагивал элегантный веер.
   Всё, что знал Егор о средневековой Японии, было почерпано им сугубо из научно-популярных телевизионных передач, да ещё из романа Бориса Акунина "Алмазная колесница". Тем не менее, он сразу же вспомнил, что эти неуклюжие деревянные сандалии называются - "гэта".
   "Интересно, она - прямо в деревянных гэта - прыгнула за борт горящего корабля?", - всерьёз заинтересовался любопытный внутренний голос. - "Опять же, блин португальский, почему они, в смысле, гэта, потом, уже в морской воде, не спали с ног этой высокой и грудастой японки? И ещё, понимаешь, веер.... Он-то, спрашивается, откуда взялся?".
   - Здравия желаем, господин командор! - стройным хором поздоровались с ним подчинённые.
   - И вам, молодцы-красавцы, лёгкой и беззаботной службы! - чуть насмешливо ответил Егор и заинтересованно посмотрел на девушку.
   Молоденькая японка, в свою очередь, низко и уважительно склонила голову, украшенную высокой и элегантной причёской, сложила ладони рук перед высокой грудью и негромко произнесла длинную замысловатую фразу, полную звонких согласных.
   Сознание Егора зафиксировало только два смутно узнаваемых слова: - "охаё" и "ондзин".
   - И вам, милая Наоми-сан, доброго дня! - он вежливо кивнул девушке головой и вкрадчиво уточнил: - Ондзин?
   - Ондзин! - подтвердила Наоми, кивая головой в сторону Солева. - Ондзин дзёнин! - ещё раз низко поклонилась Егору, опустив руки вдоль стройных бёдер.
   В этот момент и выяснилось, что на груди юной японки - на короткой серебряной цепочке, переброшенной через длинную и стройную шею - висит объёмная и пухлая кожаная сумка.
   "Вот бы, ознакомиться с содержимым этой сумочки!", - заинтересовался любопытный внутренний голос.
   Девушка, глядя на Егора с мольбой и надеждой, снова разразилась потоком цветастых и звонких фраз. Но - на этот раз - он абсолютно ничего не понял, только смущённо улыбнулся и виновато развёл руки в стороны, мол: - "Извини, милая девочка, но мои лингвистические познания в области японского языка - более чем скромны...".
   - Командир, ты что-нибудь понял? - заинтересовался наблюдательный Ухов-Безухов. - Что это за "ондзин" такой? И на каком языке она разговаривает?
   - Говорит эта красавица на японском языке, - внешне спокойно и невозмутимо ответил Егор. - Соответственно, родом Наоми-сан будет из Японии. Для тех, кто не знает, Япония - это такая островная страна, которая находится относительно недалеко от российского города Охотска, куда нам - в любом раскладе - придётся заходить. Зачем? Да, чтобы поинтересоваться, не появлялся ли там адмирал Бровкин Алексей Иванович.... Следовательно, мы будем проплывать мимо японских островов и можем подбросить нашу новую знакомую до её - надо думать - обожаемой Родины.... Если она, конечно же, захочет. Далее.... Я знаю всего несколько японских слов. Десятка полтора-два, не больше. "Ондзин" - это что-то вроде крёстного отца. То есть, человек, перед которым она имеет неоплатный долг. Я её "ондзин", потому что являюсь командором всей экспедиции, то есть, "дзёнином", если по-японски. Ну, а Ильюха Солев тоже её "ондзин", потому как - лично - не дал ей утонуть в морской пучине.... Так что, у вас, господа Иванов и Ухов, нет ни малейших шансов на сердечную благосклонность со стороны этой симпатичной и трепетной особы. Ясно вам, морды озабоченные? А, поскольку, я уже давно и прочно женат, то и мне ничего не светит. Разве что, пуля - прямо в сердце - выпущенная из пистолета моей прекрасной Александры Ивановны.... По этому поводу попрошу вас искренне поздравить господина Солева с его небесной удачей, и прекратить нездоровый ажиотаж вокруг означенной персоны женского пола. Тоже мне, тетерева выискались - на току .... Ну, что скажем?
   Ванька Ухов недовольно сплюнул в сторону и, молча, отвернулся. Илья Солев, наоборот, широко и радостно улыбнулся, но тоже промолчал. Только Фрол Иванов начал смущённо оправдываться:
   - Да, я ничего особенного не имел на уме, господин командор.... Просто, хотел немного языками позаниматься с барышней. Надо же как-то с ней общаться, расспросить о сгоревшем "Страннике".... Вы же, Александр Данилович, сами говорили, что у меня отличные способности к разным иностранным языкам. Вот, я и подумал.... Опять же, все знают, что полковнику Солеву языки даются с большим трудом, он даже по-английски толком не выучился говорить. А я свободно владею немецким, голландским, английским и испанским языками. Немного понимаю по-французски и по-итальянски...
   - А мне всего этого не требуется! - нагло улыбнувшись, заверил присутствующих Солев. - Я прекрасную Наоми буду обучать русскому языку, а она меня - японскому. Вот, так-то! Что, Фролка, съел?
   Неожиданно из маленького светло-серого облака, с самого утра одиноко висевшего в ярко-голубом небе над городом, закапали крупные, ленивые и очень тёплые дождевые капли.
   - Грибной дождик! - радостно объявил Солев - Это, безусловно, к удаче!
   - Байу! - неожиданно поддержала его Наоми.
   - Что она сказала?
   - Сливовый дождь! - пояснил Егор. - Он идёт в Японии ранней весной, когда зацветает дикая слива. Это, действительно, к удаче! - внимательно посмотрел на девушку и - по какому-то наитию - спросил наудачу: - Иокогама?
   - Хай, Канагава, Иокогама! - скромно ответила та и, сложив ладони рук у груди, в очередной раз низко поклонилась Егору.
   Послышался размеренный цокот копыт, все - как по команде - обернулись. Со стороны центра города подъезжали две повозки. В первой располагались - кроме сонного кучера - Санька, Лаудрупы и седоволосый Николай Ухов, во второй - троица переодетых и вооружённых до зубов солдат Александровского полка.
   Сашенция, будучи натурой трепетной и стеснительной, не любящей вмешиваться в чужие разговоры (но обожающая эти разговоры подслушивать!), только слегка привстала с места и приветственно помахала всей честной компании рукой. После чего велела вознице следовать дальше, к узким и длинным сходням, переброшенным с борта "Короля" (пока ещё - "Короля") на пыльный португальский берег.
   Наоми, с восторгом наблюдавшая, как Санькины длинные, серебристо-платиновые волосы, ниспадающие из-под модной дамской шляпки на её точёные белоснежные плечи, благородно и плавно развеваются на ветру, взволнованно выдохнула:
   - Бодхисатва!
   - Совершенно согласен с данным утверждением! Этот японский термин - как нельзя лучше - подходит к моей любезной супруге! - усмехнулся Егор и, не дожидаясь просьб со стороны подчинённых, с нотками законной гордости в голосе перевёл: - Бодхисатва - это такое идеальное высшее существо, перед которым простые смертные должны падать ниц, повизгивая от неземного восторга, - после чего обратился к Солеву: - Ильюша, давай-ка, отойдём на парочку слов!
   - Слушай, может, пусть моя Александра Ивановна осмотрит эту твою японку? - начал издалека Егор. - Ну, вдруг, она об воду ударилась - во время падения с борта "Странника". Или, к примеру, наглоталась солёной водички. Ты, ведь, не сразу к ней подплыл? Как она себя чувствовала при этом? Тонула, просила о помощи?
   - Никак нет! - браво доложил Солев. - Чувствовала себя Наоми просто превосходно. Об воду не ударялась, не кричала, не плакала. На поверхности держалась очень уверенно. Плавает она - как рыба.... А что, Александр Данилович?
   - Да, я просто так, не бери лишнего в голову.... Кстати, а деревянные сандалии и веер, они-то откуда взялись? Ещё Лаудруп говорил, что у девушки вся одежда была порвана и испачкана в крови. Сейчас смотрю, вроде, всё нормально - ни крови тебе, ни лохмотьев...
   - Всё, господин командор, Наоми достала из кожаной сумочки. Ну, из той, что висит у неё на груди, - чуть смущаясь, объяснил Солев. - И башмаки эти, и веер. А ещё щёточку, флакон с бесцветной жидкостью, иголки и нитки. Как она приводила одежду в порядок, я, конечно же, не видел...
   - Интересно, что там ещё находится - в этой волшебной сумке? - тихонько пробормотал себе под нос Егор.
   "Странно, что Наоми-сан плавает - как рыба", - недоверчиво зашептал внутренний голос. - "Если мне не изменяет память, в восемнадцатом веке японские гейши плавать совершенно не умели. Где, собственно, им было плавать? Да, и зачем? Значит, эта девушка - не гейша? Тогда - кто?".
  
   Следующие двое суток прошли в сплошной суете и беспокойной суматохе. На корабли - в спешном порядке - грузили провиант, бочки с вином и родниковой водой.
   - Надо торопиться! - настойчиво внушал всем Лаудруп. - Погоня из Плимута может нагрянуть в любую минуту...
   Егору пришлось несколько раз съездить в металлургический цех, торопя тамошних мастеров и стимулируя срочное выполнение заказа дополнительными премиальными выплатами. Аналогичную работу пришлось провести и Саньке - в отношении неторопливых португальских швей и портних.
   Но, вот, всё было готово - продовольствие и жидкости загружены в корабельные трюмы, медные буквы, флаги и дымный итальянский порох, так любимый Лаудрупом, доставлены. После этого датчанин попросил всех офицеров экспедиции собраться в ближайшем кабачке на последнее - перед долгим плаванием - совещание.
   Трактирщику были заплачены отдельные деньги - за конфиденциальность - поэтому в единственном зале кабачка не было других посетителей.
   Когда рассаживались за длинным дубовым столом, Егор еле сдержал насмешливую улыбку: больно, уж, круто и кардинально поменялась - после недавней плимутской заварушки - внешность некоторых его соратников. Лаудруп остался без шикарных пиратских усов, Ерик Шлиппенбах был вынужден сбрить остатки длинной бородёнки "а-ля Дон Кихот", а Солев, Иванов и Ухов очень смешно смотрелись - с сильно обгоревшими бровями и ресницами. Впрочем, Егор тут же вспомнил, что и сам не может похвастаться полноценными ресницами и бровями...
   После завершения короткой трапезы, когда со стола была убрана грязная посуда, Людвиг расстелил на освободившемся пространстве несколько морских карт и начал давать (на английском языке) нудные и подробные объяснения - касательно предстоящего маршрута. Течения - холодные и тёплые, розы ветров - в разных местах Атлантического океана, мели и впадины, острова - опасные и желанные.... Егор - толком - почти ничего и не запомнил из этого длинного рассказа. Опять же, всё это имело непосредственное отношение к корабельным капитанам и их помощникам, а ни к насквозь сухопутному человеку, которым он себя ощущал до сих пор.
   Единственное, что намертво врезалась в его память, так это наставления Лаудрупа относительно мест, запланированных для общего сбора - на случай, если, вдруг, кто-то случайно потеряется или отстанет во время долгого плавания.
   - Днём будем идти единой и неделимой колонной, стараясь не выпускать друг друга из вида, - уверенно вещал Людвиг, напустив на себя непривычно строгий вид. - Но, ведь, ещё существует и ночь.... А если, на закате задует сильный и устойчивый ветер? Ночи в тропиках очень тёмные. Пришёл рассвет, а кого-то и нет в прямой видимости. Или кто-то отстал, или, наоборот, ушёл далеко вперёд.... А ветер всё усиливается и не меняет направления, более того, постепенно переходит в сильный шторм.... Что делать в данном случае? На такие пиковые расклады назначаю два пункта для общего сбора - южный и западный. Этого хватит, в рассматриваемое время года в Атлантике дуют только сильные северные и восточные ветра.... Итак, южный пункт. Все смотрим сюда! Бразильское побережье, очень удобная и глубокая бухта, скрытая от всех ветров, в её сердцевине находится португальское поселение Салвадор. Поняли? Теперь по западному пункту.... При его выборе я руководствовался сугубо соображениями безопасности, - небрежно ткнул дубовой зубочисткой в точку на карте. - Остров Ямайка, город Порт-Ройал. Вернее, это старая карта, и нынче на данном месте никакого города нет, да и быть не может, как меня заверили в Плимуте. В результате нескольких сильных землетрясений, знаменитый и некогда блестящий Порт-Ройал опустился глубоко на дно благословенного Карибского моря. Вместе со всеми многочисленными трактирами, складами и публичными домами. Говорят, что там погибло более восьми с половиной тысяч человек, добрая четверть которых являлась "джентльменами удачи". Затонуло не менее трёх десятков больших и серьёзных кораблей...
   - Не слишком ли это рискованный выбор? - осторожно спросил Егор.
   - Ни капли, сэр Александэр! - горячо заверил Людвиг. - Все пираты - очень суеверны. Посещать места, где так неожиданно и бесславно погибло столько их собратьев? Да, вы что, это полностью исключается! Даже под страхом пожизненной каторги никто из флибустьеров и на двадцать пушечных выстрелов не приблизится к этой бухте. Тем более что там до сих пор дремлет, лениво дымя, большой вулкан, обещающий новые серьёзные неприятности. А сама бухта - отличная и надёжная.... Только, господа капитаны, близко к ямайскому берегу не приближайтесь! Становитесь на жёсткие якоря, не доходя трети морской мили до береговых скал. Если подойти ближе, то запросто можно зацепиться днищами за обломки кораблей, утонувших во время последнего землетрясения...
   - Стоп, стоп! - вмешался в беседу многоопытный генерал Шлиппенбах. - Я, конечно же, не силён в ваших морских делах, но что такое землетрясения и вулканы - знаю очень хорошо. Приходилось, знаете ли, в молодости посещать и Исландию, и Сицилию.... Что делать, если на Ямайке тот вулкан, о котором вы, любезный Лаудруп, говорили, нынче проснулся, и в море выливаются потоки раскаленной лавы? А сам остров трясётся - как шведская полевая мышь в норе, чувствуя, что рядом копается во мху голодная рыжая лиса? Ведь, и такое - это я про проснувшийся вулкан - может случиться?
   - Может, не спорю! - согласно кивнул головой Людвиг. - На такой случай назначаю запасную точку, - уверенно ткнул зубочисткой в берег, раскрашенный на карте в светло-зелёные тона. - Это городишко Сан-Анхелино, место спокойное во всех отношениях, с просторной и глубокой бухтой. Там, кстати, в своё время и базировалась эскадра братства "Белых флибустьеров"...
   "Означенный населённый пункт находится где-то на территории современной Никарагуа", - без промедлений подсказал географически подкованный внутренний голос. - "А название городка - определённо - знакомое, читали мы с тобой, братец, что-то про него. Надо будет потом напрячь нашу совместную память ...".
   В самом конце совещания слово попросил Николай Ухов и обратился к Егору с неожиданной просьбой:
   - Александр Данилович, позволь мне перейти с "Кристины", которая скоро станет "Луизой", на какой-нибудь другой корабль. Больно, уж, ходкая эта бригантина. Старый я уже для таких скоростей, голова кружится...
   После недолгих раздумий Егор приказал Илье Солеву, естественно, в сопровождении его прекрасной Наоми, перейти на борт "Луизы", а Ухову-старшему - вместе с Уховым-младшим - проследовать на "Орёл", то есть, уже на "Буйвол". После чего подытожил:
   - Главное, уважаемые господа капитаны, твёрдо запомнить следующее золотое правило: - "Место встречи - изменить нельзя!"...
   После завершения (окончания?) совещания, когда все уже покинули трактир, Емельян Тихий отвёл Егора в сторону и поделился интересной информацией:
   - Сэр командор, тут ерунда какая-то! Понимаете, и я, и матросы с "Александра", мы так и ходим в русской морской форме. Вышел я вчера в город, зашёл в местный кабачок, посидел немного. Перекусил, попробовал португальского портвейна. Ничего себе пойло, подходящее...
   - Емеля, время уже позднее! - напомнил шкиперу Егор.
   - Извините, не буду отвлекаться! Мне португальский трактирный халдей рассказал одну занятную историю. Мол, неделю назад в Синиш заходил трёхмачтовый фрегат под голландским флагом, голландской же постройки - халдей в этом разбирается. Так вот, на борту этого фрегата находился человек, одетый, как и я. Камзол такой же, треуголка, белый шарф.... Как такое может быть, Александр Данилович?
   - Не знаю, - честно признался Егор, а про себя подумал: - "Да, похоже, прав был шведский Карлус. Бешеное золото, оно предполагает всяческие сюрпризы и головоломки...".
   На рассвете эскадра, пользуясь устойчивым восточным ветром, успешно покинула гостеприимный порт Синиша. Тёмно-жёлтые островерхие скалы, между которыми злобно скалились несимпатичные светло-жёлтые волны, наконец, остались позади. Впереди - до самого горизонта - насколько хватало взгляда, простиралась серо-зелёная рябь Атлантики, местами украшенная крохотными белыми "барашками".
   Шли день, ночь, а утром ветер внезапно стих, и на сцену океана задумчиво вышел новый актёр - полный штиль - обещавший нестерпимую дневную жару. Суда, находясь в прямой видимости друг от друга, тихонько дрейфовали на север, повинуясь воле слабого океанического течения.
   - Нет худа без добра! - сразу же после завтрака объявил оптимистически настроенный Людвиг Лаудруп, за время, проведённое в России, очень полюбивший - и к месту, и ни к месту - употреблять русские пословицы и поговорки. - Пользуясь случаем, поменяем названия кораблей. Енсен! Поднять соответствующие сигналы для других судов эскадры! Да и флаги надо сменить. Опустить шведские! Поднять - "чёрных кошек"!
   Егор - лично - возглавил на флагманском бриге работы по демонтажу старых медных букв и установке новых. Бригада состояла из пяти его же собственных крепостных, которые за время плавания слегка соскучились по обыкновенной мужицкой работе.
  
   В самый разгар рабочего процесса за его спиной раздался звонкий и взволнованный голос жены:
   - Саша! На "Луизе" подняли сигнал, что имеют на борту тяжелобольного, просят о срочной помощи. Я, наверное, сплаваю туда на шлюпке, посмотрю - что да как? У меня и лекарства всякие имеются с собой...
  
  
   Глава десятая
   Тропический ураган, смерть под парусом и приступ ревности
  
   Егор подумал-подумал, да и отправился на "Луизу" вместе с женой. Во-первых, он ещё ни разу не поднимался на борт бригантины. Интересно было - а почему, собственно, она такая ходкая? А, во-вторых, предоставлялась отличная возможность пообщаться с японской гейшей (или - не гейшей?) более вдумчиво. То есть, без назойливых свидетелей, используя весь арсенал жестов, а также бумагу, перо и чернила, рисуя всякое и разное, например, контуры японских островов...
   На борту "Луизы" (новые медные буквы уже ярко сверкали на дневном жарком солнце), их встретил, ненавязчиво хвастаясь выбритым до синевы подбородком-кувалдой, генерал Ерик Шлиппенбах - полномочный заместитель Егора в этой экспедиции, а также его племянник Фруде Шлиппенбах - капитан бригантины. Вежливо поздоровавшись со шведами, Егор - первым делом - поинтересовался:
   - Кто это у вас захворал, господа? И в каком состоянии находится заболевший?
   - Полковник Илья Солев, - тяжело вздохнув, сообщил генерал. - Его бедро, раненое в Плимуте, очень сильно распухло, загноилось и посинело. Как я понимаю, рана начала успешно подживать и затягиваться. Только полковник, когда прыгал с высокого борта "Орла" - чтобы спасти тонущую мадмуазель Наоми - очень сильно ударился об воду. Причём, как раз, раненым бедром. Сейчас у него образовался сильный жар, начался дурацкий горячечный бред. Белые лошади, на которых восседают совершенно голые девушки....
   - Срочно проводите меня к больному! - прервала этот увлекательный рассказ Санька и, ловко подхватив Ерика Шлиппенбаха по руку, распорядилась - голосом, не терпящим возражений: - Генерал, не будем понапрасну терять время! Ведите! - уже уходя, обернулась и мягко попросила: - Саша, дорогой, сейчас не стоит мне мешать. Если будет надо, то я тебя сама позову...
   Егор, печально улыбнувшись про себя, тут же надел на лицо маску полной невозмутимости и завёл с племянником старого генерала серьёзный разговор на английском языке:
   - Как вы, капитан, отнеслись к тому, что вашей славной бригантине пришлось сменить прежнее гордое имя?
   - Что поделать, надо - так надо.... Необходимость этого действия не вызывает - лично у меня - никаких сомнений, - флегматично и невозмутимо поведал Фруде - здоровенный и слегка сонный тридцатипятилетний швед. - Кроме того, я уже осведомлён, в честь кого у русских принято называть боевые корабли светлым именем - "Луиза". Дядя недавно поведал мне эту необыкновенно-красивую легенду о Великой курляндской герцогине, которая ради любви к простому русскому офицеру бросила всё - мужа, корону, трон - и уехала в заснеженную Россию, где и умерла безвременно. Сэр Александэр, а правда, что на вашем флагманском бриге, который нынче именуется "Святым Дунстаном", путешествует маленькая дочь покойной курляндской герцогини и бравого русского офицера?
   - Чистейшая правда, мой молодой друг! Эту малютку зовут - Лиза, что является русским аналогом Луизы. Следовательно, ваш корабль теперь назван и в её честь, - охотно ответил Егор и, в свою очередь, поинтересовался: - А не расскажите ли мне, любезный Фруде, о вашей замечательной бригантине? Отчего она так быстроходна?
   - С огромным и искренним удовольствием! - суровое, словно бы высеченное из базальтовой скалы лицо шведа расплылось в широкой и белозубой улыбке. - Пройдёмте, сэр командор! Я буду вам не только рассказывать, но, и показывать...
   Они, никуда не торопясь, шли вдоль правого борта, обходя артиллерийские ячейки, и шкипер Шлиппенбах, вдруг, став очень разговорчивым, восторженно вещал, размахивая во все стороны руками:
   - Моя "Кристина"..., извините, "Луиза", может единовременно брать на борт до сорока пяти тонн различного груза. Длинная она у меня - девяносто пять футов, а шириной - всего двадцать. Имеется, как вы видите, всего две мачты: грот-стеньга и фок-мачта. Но для бригантины и двух мачт вполне достаточно. Иначе, она может - ненароком - и в небо улететь. Шутка, конечно.... В чём главная особенность "Луизы"? Конечно же, в её подводной, невидимой нам сейчас части. А именно, в очень тяжёлом фальшкиле, сработанном из первосортной шведской стали. Только благодаря этому хитрому приспособлению, моя бригантина так необычайно и неправдоподобна устойчива. Что, в свою очередь, позволяет ей - даже в очень сильный ветер - нести много парусов. Поэтому и обе мачты такие высокие, они поднимаются над палубой на сто десять футов...
   Неожиданно Фруде прервал свой увлекательный и весьма доходчивый рассказ, внимательно огляделся по сторонам и, задумчиво потрогав короткие пшенично-рыжеватые усы, обеспокоено объявил:
   - Господин командор, похоже, приближается шторм!
   Погода, действительно, начала меняться. Причём, не в лучшую сторону. Восточная четверть неба неожиданно наморщилась серыми перьевыми облаками, за ними - на самом горизонте - появились иссиня-черные бока серьёзных грозовых туч. Ветра по-прежнему не было, но стало как-то очень, уж, тихо, а в воздухе поселилась нешуточная, тоненько попискивающая тревога...
   - Что происходит? Откуда взялась такая паскудная духота? - Егор неуверенно провёл ладонью по лицу, смахивая крупные капли холодного пота, которых ещё минуту назад не было и в помине, легонько тронул за рукав камзола капитана "Луизы": - Фруде, срочно проводите меня в каюту полковника Солева!
   У лестницы, ведущей во внутренние помещения бригантины, нервно покуривал вересковую трубку Ерик Шлиппенбах.
   - Княгиня Александра говорит, что дела у полковника совсем плохи. Уже даже интересовалась - есть ли на "Луизе" хорошие пилы...
   Егор, следуя подробным указаниям Фруде, спустился по лестнице вниз, по узкому коридору прошёл направо, предварительно постучавшись, приоткрыл низенькую дверь и вошёл внутрь. В нос тут же ударил неприятный и тяжёлый аромат армейского госпиталя - пахло спёкшейся кровью, настоявшимся гноем и полной безысходностью.
   В тесной каюте наличествовали две узкие койки, крохотный столик и два табурета. На бронзовом крюке, вбитом в деревянную стену, висел масляный светильник, разбрасывая вокруг тусклый серо-жёлтый свет.
   На одной из кроватей, чуть слышно постанывая, лежал Илья Солев. Его черноволосая голова безвольно моталась из стороны в сторону, глаза были плотно закрыты, восково-белое лицо, покрытое мелким бисером пота, несимпатично перекосилось на сторону - в страшном волчьем оскале.
   Рядом с изголовьем больного стоял неказистый табурет, на котором - неподвижной фарфоровой куклой - застыла Наоми. Японка крепко сжимала ладонями чуть подрагивающую руку Солева и тихонько нашёптывала ярко-карминными губами что-то монотонно-успокаивающее, полное светлой любви и бесконечной надежды.
   Санька же сидела на другой кровати и аккуратно капала в оловянную кружку какую-то вязкую светло-зелёную жидкость из маленькой пузатой склянки. Покончив с этим важным делом, она подняла на Егора огромные, небесно-голубые глаза и тихо проговорила - голосом, полным тоски и безысходности:
   - Похоже, Илье уже ничем не помочь. Умирает. Как в таких случаях говаривал покойный доктор Карл Жабо: - "Кровь заржавела и понемногу закипает"...
   Показалось, или действительно у молодой японки - при этих словах - чуть дрогнули длинные ресницы?
   Сашенция тем временем продолжила:
   - В таких случаях доктор Карл учил, что есть только один действенный способ, чтобы спасти больного - незамедлительно отпилить ему заражённую недугом конечность, иначе..., - запнулась на полуслове и, нервно сглотнув внезапно подступившую слюну, беспомощно замолчала.
   - А тебе когда-нибудь уже доводилось - живым людям ноги-руки отпиливать? - осторожно и ненавязчиво спросил Егор.
   - Д-доводилось! - жена сильно побледнела и даже начала слегка заикаться. - Целых два р-раза.... Только при этом доктор Жабо стоял рядом и под-дсказывал.... Да и пилы тогда были - с полотнами из с-специальной, очень крепкой с-стали.... А здесь имеются только обычные, п-плотницкие. И ногу полковнику придётся от-тпиливать - по самое..., - замялась на две-три секунды, резко помотала русо-платиновой шикарной гривой, после чего твёрдо и решительно докончила неприятную фразу: - По самое мужское достоинство!
   - Сашенька! - Егор ласково тронул супругу за плечо. - Шторм надвигается, надо успеть до его начала вернуться на "Дунстан"...
   - Как это - вернуться? - непонимающе нахмурилась Санька. - Ты, что же, предлагаешь бросить здесь умирающего Илью? Как тебе не стыдно - предлагать мне такое?! Вот, уж, не ожидала! Я ещё, называется, командор...
   - Там, на "Дунстане", остались наши с тобой дети, - мягко напомнил Егор. - Ты не забыла, часом, про это?
   - Дети? - лицо жены стало растерянным и очень испуганным. - Петенька и Катя! Как я могла запамятовать? Но, ведь, Илья умирает.... Может, ты уплывёшь к близняшкам, а я останусь здесь? Нет! - сама же и ужаснулась собственному предложению. - Нет, так тоже нельзя! Что же нам теперь делать, Саша? Что - делать???
  
   Ответить что-либо Егор уже не успел - страшный удар бросил его прямо на койку, где лежал умирающий Солев. Впрочем, в каюте попадало всё и вся: Санька, Наоми, табуреты, склянки с лекарствами, стоящие на столе. Даже масляный светильник сорвался со стены и упал на кровать, где раньше сидела Сашенция. Ещё через секунду-другую тесное помещение кают-компании начало наполняться едким дымом - это мгновенно вспыхнула льняная простынка, до этого выполнявшая функции больничного полотенца для обтирания потного лба больного...
   "Вот, и дождались, с неожиданного удара шквалистого ветра начался давно обещанный шторм!", - подумал Егор, машинально набрасывая на загоревшую кровать первое, что подвернулось под руку. В данном конкретном случае - кафтан Солева, которым полковник и был укрыт. Огонь, естественно, тут же потух, но потух и масляный светильник, в каюте стало темно - хоть глаз выколи.
   Преодолевая сильную качку, Егор с трудом добрался до двери, распахнул её до упора, вставил специальный крючок в скобу, вбитую в стенку коридора именно на случай сильного шторма, чтобы её (дверь) не мотало бестолково из стороны в сторону. В помещении стало гораздо светлее, но, при этом, и очень шумно.
   "Это, братец, временно. Просто ещё не успели прикрыть палубный люк", - тут же подсказал заботливый внутренний голос. - "Раз, пришёл шторм, значит, и люк скоро закроют. Надо срочно разобраться со светильником...".
   Егор, стараясь не мешать Саньке и Наоми, которые специальными ремнями надёжно закрепляли безвольное тело Ильи Солева на поверхности койки, взял в руки потухший масляный фонарь, с помощью кресала снова зажёг крохотный огонёк на кончике фитиля, бережливо прикрыл оранжево-жёлтый язычок пламени стеклянным колпаком и накинул дужку светильника на бронзовый крюк.
   - А он не свалится снова? - обеспокоено прокричала Санька.
   Вздохнув, Егор вытащил из-за кожаного пояса пистолет, ловко разрядил его, и, взявшись за ствол, двумя сильными ударами дополнительно загнул кончик крюка. После этого он соскочил на пол каюты, бережно обхватил жену за нежные плечи и, приблизив губы к её уху, сообщил:
   - Саня, я наверх! Узнаю, что там и вернусь...
   - Иди! - нетерпеливо отмахнулась Санька, лихорадочно пытаясь нащупать пульс на запястье Солева.
   На палубе бригантины творилось нечто невообразимое. Буквально со всех сторон страшно и безостановочно выло, гремело и ухало, ветер крепко - на добрые шесть-семь секунд - прижал его тело к палубе, которая была очень мокрой и скользкой от многочисленных вееров морской воды, регулярно перелетавших - на добрые десятки метров - через корму. Наверху, как показалось - над самой головой, сверкнула яркая, бело-жёлтая молния, ещё через две-три секунды по ушам больно ударил неожиданно-громкий раскат грома.
   Ветер решил коварно переменить тактику. Неожиданно он приподнял беспомощное человеческое тело над палубой и сильно бросил его вперёд...
   Егор, влекомый взбесившимся воздушным потоком, смог остановиться, только крепко обхватив обеими руками толстую центральную мачту, в ту же секунду почувствовав, что рядом с ним мачту обнимают ещё чьи-то сильные руки.
   - Это я, Фруде Шлиппенбах! - прокричал ему в ухо невидимый сосед. - У штурвала стоять совершенно невозможно, сдувает.... Пришлось его заклинить намертво.... Теперь идём прямо по ветру.... Больше ничего сделать нельзя.... Такой сильный шторм.... Настоящий тропический ураган...
   Неожиданно где-то рядом прозвучал резкий хлопок, словно какой-то неведомый великан выстрелил из своего великанского пистолета.
   - Бом-кливер разорвало! - пояснил капитан "Луизы". - Он был последним.... До этого уже лопнули все стакселя и топселя.... Хорошо ещё, что мы захватили с собой комплект запасных парусов...
   - Что с остальными кораблями? - перекрикивая вой ветра, спросил Егор, задирая голову вверх - там, в обрывках различных снастей и канатов, бешено приплясывали на ветру только какие-то жалкие лохмотья и длинные светлые ленты, бывшие когда-то надёжными корабельными парусами. Только фамильный флаг князей Меньшиковых - с чёрной златоглазой кошкой на розово-алом фоне - продолжал гордо реять, надменно презирая все ветра этого бренного мира.
   - Не знаю..., - честно ответил Фруде. - К корме не пробиться.... Но, думаю, все они давно уже отстали.... Только многометровые волны - за кормой...
   Ветер не стихал ни на минуту, "Луиза", мелко дрожа всем корпусом, неудержимо неслась вперёд. Куда? По словам Фруде получалось, что большей частью - на запад, но иногда, когда ветер ненадолго менялся, то и на юго-запад.
   Изредка бригантина, подпрыгивая на волнах, отрывалась всем корпусом от водной поверхности. Тогда в животе - на краткий миг - ощущался ледяной холод, а в голове поселялись серьёзные сомнения: - " А вдруг, шведский шкипер вовсе и не шутил, и этот корабль, действительно, умеет летать?"...
   Время текло вязко и медленно, как хмельная блевотина по стене деревенской избы в морозную погоду. День, ночь, день, ночь...
   Илья Солев умер ещё в самом начале урагана, видимо, сильно ударившись головой об угол прикроватной тумбочки - после первого же серьёзного порыва ветра. Так что, Санька и Наоми пристёгивали кожаными ремнями к койке уже безнадёжного мертвеца. Он там, на корабельной койке и оставался, ремнями пристёгнутый. Во время такого сильнейшего природного катаклизма даже сбросить за борт мёртвое тело не представлялось возможным...
   Санька, Санечка, Сашенция.... Смотреть на неё было откровенно страшно. От нервных переживаний она сильно похудела, подурнела, огромные глаза потухли и ввалились, даже волосы - раньше густые и пышные - как-то сразу потускнели и визуально стали намного тоньше, свалявшись в несимпатичные старушечьи лохмы...
   Егор, тихонько скрипя зубами, безвольно наблюдал, как супруга, сидя на полу в дальнем углу кают-компании, часами раскачивается из стороны в сторону, повторяя - как безнадёжно заезженная грампластинка - одно и тоже:
   - Петенька, Катенька, где же вы? Живые ли? Сперва Шурочка пропал. Теперь, вот, вы.... За что мне это всё? За - что??? Петенька, Катенька...
   Время от времени Егор садился рядом, крепко обнимал жену за плечи, пытаясь успокоить, шептал ей в ухо всякие нежные глупости, понимая - в глубине души - что все его усилия бесполезны и бессмысленны. Он уговаривал Саньку съесть хоть что-нибудь, только она всегда отказывалась наотрез. Хорошо ещё, что воду глотала иногда.... С ума можно было сойти от всего этого. Но Егор-то точно знал, что он - не сойдёт. Никогда и ни за что.... А, вот, с Санькой творилось что-то определённо не то...
   В один из редких моментов, когда мысли жены ненадолго ушли чуть в сторону от потерянных детей, затерявшихся где-то в бесконечных просторах Атлантического океана, она неожиданно поделилась с Егором своими подозрениями:
   - Знаешь, Саша, мне кажется, что Солев не сам умер. То есть, я хочу сказать, что не от удара головой об угол тумбочки.
   - А от чего?
   - Я думаю, что его убила эта подлая японская кукла.
   - Саня!
   - Что - Саня? Я уже двадцать шесть лет - Саня! Помнишь, как мы трое упали на Илью, когда ветер первый раз ударил по "Луизе"? А потом - от упавшего на кровать масляного фонаря - загорелась льняная простынка?
   - Ну, помню.
   - Вот, тебе - и ну! - неожиданно разозлилась супруга. - Ты, Саша, тогда вскочил и Илюшкин камзол набросил на огонь, а, заодно, и на фонарь. Всё потухло, вокруг стало очень темно и страшно. Помнишь?
   - Конечно же, помню! Но, что с того?
   - А то, что в самый последний момент, прежде чем окончательно навалилась темнота, я краем глаза заметила, как эта Наоми указательным пальчиком ткнула Илье Солеву вот сюда, - Санька осторожно коснулась своей стройной шеи там, где проходила сонная артерия.
   - Никогда не показывай на себе! - машинально отдёрнул Егор жену и закашлялся...
   Машинально? Да нет, в эту примету - он верил искренне. Вернее, даже не верил, а железобетонно знал, что она работает - независимо от веры, или, там, от неверия.... В 2006-ом году его лучший армейский дружок Серёга Терентьев рассказывал как-то - по очень сильной пьянке - в одном Богом забытом военном городке, расположенном на ливийско-алжирской границе, мол: - "Полоснул я тогда, ночью, из своего "Калаша" наудачу, а с утра пошли мы территорию осматривать - и, точно - труп бербера лежит за холмиком. Две мои пули повали ему в живот...". И Серега показал на себе - куда они попали конкретно.... Что же вы думаете? Через полторы недели две пули и прилетели Терентьеву прямо в живот, куда он и показывал. Только были они выпущены не из "Калаша", а из американской винтовки М-16. Да какая, собственно, разница? Правильно, ни какой...
   Откашлявшись, Егор привёл сильный встречный контраргумент:
   - А чего же она - уже третьи сутки подряд - истуканом сидит возле мёртвого Солева, горько рыдает и безостановочно что-то шепчет, кланяясь при этом, как натуральный Ванька-встанька? - чуть не ляпнул: - "Прямо как ты...".
   - Притворяется, наверное, гадина коварная! Чтобы снять с себя все подозрения! - отпарировала Санька, но тут же, вспомнив о неизвестной судьбе близняшек, снова завела свою бесконечную пластинку: - Петенька, Катенька, где вы сейчас? Живые ли? Сперва, вот, Шурочка пропал...
   "Какие же вы, Меньшиковы, недоверчивые и подозрительные ребята!", - искренне удивился внутренний голос. - "Ну, ты, братец, ещё ладно. Начитался в двадцать первом веке заумных и гадких детективных романов, вот, тебе в голову и лезет всякая глупая чушь. Но, Санька-то? У неё, откуда, взялась эта нездоровая подозрительность? Ладно, давай вместе рассуждать.... Предположим - только на минутку - что Сашенция полностью права, и именно эта странная японская гейша отправила Илью Солева на тот свет.... А, что такого? Японка - как-никак! Значит, чисто теоретически, она может владеть разными хитрыми приёмами из бесконечного арсенала восточных единоборств.... Только, вот, зачем - она убила Солева? То есть, могла его убить? Допустим, Наоми боялась, что Илья придёт в себя и расскажет тебе, братец, нечто.... Что - расскажет? А, допустим, о содержимом тайной кожаной сумки. Помнишь, ты же сам Илье давал понять, что очень интересуешься данным вопросом? Вот, то-то же! Допустим, что Солев тайком заглянул в сумочку и обнаружил там.... Ну, например, бесценную чёрную жемчужину - размером с куриное яйцо. Или голубой алмаз, который потянет на сотню-другую карат.... Почему бы и нет? Вполне жизненная версия! Наоми застала его за этим делом, подумала, что он самый обычный вор, и... Что - и? Ну, не знаю! Может, в горячке дала Илье по башке тяжёлым табуретом, а потом что-то там нахимичила с его раной, чтобы началось заражение крови.... Надо будет - при первой же оказии - тщательно обыскать эту кожаную тару, предназначенную для хранения всяких загадочных тайн и изощрённых загадок. Ладно, с этим всё - в первом приближении - более или менее понятно. Вернее, совсем ничего и не ясно, но имеется реальная возможность - потом прояснить.... А, вот, семейство Солевых. Старшего брата какие-то непонятные гады зарезали в крохотном немецком городке, младшего беглые стрельцы запытали - до самой смерти - в балтийских жёлтых дюнах, теперь, вот, пришла очередь среднего.... Да, в откровенно-недобрый час все они повстречались с тобой, братец.... Надо бы узнать - может, в России у них старики-родители остались? Если что, то и помочь надо будет чем-нибудь. Деньгами, например...".
  
   Он проснулся с чётким пониманием, что что-то ни так. Проснулся и после этого ещё целую минуту пролежал с закрытыми глазами, насторожённо и старательно прислушиваясь к ощущениям.
   "Чёрт меня побери! Просто непривычно тихо вокруг!", - первым прозрел сообразительный внутренний голос. - "И качка почти не ощущается.... Подъём, братец! Подъём! Форверст! Закончился, наконец-таки, штормяга...".
   Егор проворно вскочил на ноги и огляделся. Полутёмное помещение кают-компании "Луизы", тусклый свет двух масляных фонарей, развешанных на противоположных стенах. В самом дальнем углу, всё также сидя на полу и уткнувшись лицом в колени, крепко спала Санька. На соседних койках мирно посапывали-похрапывали Ерик Шлиппенбах и рыжебородый помощник капитана бригантины, чью длинную шведскую фамилию Егор так и не запомнил.
   На палубе его встретили беззаботные и ласковые солнечные лучи, тёплый ветерок нежно коснулся давно небритых щёк. Синее безоблачное небо, далёкий аромат дыма - от походного костра...
   "Откуда здесь, братец, походный костёр?", - тут же запаниковал внутренний голос. - "Может быть, пожар? Неужели, горим?".
   Егор по короткой лесенке вбежал на капитанский помост, коротко и радостно кивнув головой Фруде Шлиппенбаху, стоящему у корабельного штурвала. Но спрашивать ничего не стал, а вытащил из-за голенища сапога подзорную трубу и жадно приник правым глазом к окуляру, напряжённо всматриваясь в светло-сиреневые морские дали. Рука плавно перемещала оптический прибор, а невыдержанный внутренний голос, потрясённый увиденным, разразился целым потоком удивлённых междометий...
   С правого борта хорошо просматривался бесконечно-длинный и неправдоподобно-изумрудный берег, а прямо за кормой бригантины весь горизонт был окутан густым, серо-белёсым дымом.
   - Где мы сейчас находимся, шкипер? - спросил Егор.
   - Я думаю, что справа по борту от "Луизы" расположен знаменитый испанский остров Куба, - невозмутимо предположил швед. - А за нашей кормой - не менее знаменитый - полуостров Флорида. Там, очень похоже, горят местные знаменитые камышовые заросли - вместе с кайманами, джунглями и мартышками.... Такое, сэр Александэр, в здешних краях частенько случается, когда на берегу долго властвует злая засуха. По крайней мере, мне так старые шкипера рассказывали. Я-то сам в этих легендарных местах нахожусь в первый раз. Только по картам ориентируюсь. Ну, ещё и по рассказам бывалых и опытных людей...
   - Флорида, Куба..., - недоверчиво забормотал Егор. - Вы, капитан, не ошибаетесь? Как-то всё это, э-э-э..., неожиданно и быстро...
   Фруде флегматично пожал широченными плечами и, скупо улыбнувшись, торжественно объявил:
   - Получается, сэр Александэр, что наша с вами "Луиза" уже вошла в полноценную легенду! Я слышал, что некоторые знаменитые шкиперы пересекали Атлантический океан за двадцать, и - даже - за восемнадцать суток.... Но, чтобы - всего - за тринадцать? Сам никогда не поверил бы! Впрочем, нам всё это время помогал попутный ветер.... Да, что там, попутный шторм.... Да, что там - попутный тропический ураган! Ну, и госпожа Удача, понятное дело. Куда же без неё? Только, если - прямым ходом - на городское кладбище...
   Ещё немного полюбовавшись через мощную бельгийскую оптику на изумрудно-зелёный берег славного острова, где через триста лет будут проживать его закадычные армейские друзья Хосе и Диего, Егор поинтересовался:
   - Капитан, а куда мы сейчас направляемся?
   - Как - куда? - деланно удивился Фруде. - Вы же сами, сэр командор, нас всех учили тогда, в кабачке Синиша, мол: - "Место встречи - изменить нельзя!". Вот, мы и идём к острову Ямайка.... Будем искать бухту, на берегу которой - ещё совсем недавно - располагалось злосчастное пиратское гнездо, то бишь, городок Порт-Ройал. Ветерок у нас нынче северный, достаточно умеренный. Поэтому уже завтра на рассвете, Бог даст, пройдём узким проливом между островом Кубой и островом Гаити. А там уже и до желанной Ямайки - рукой подать...
   Сзади послышался негромкий шорох - от соприкосновения подола длинного дамского платья с грубыми досками корабельной палубы - и Санькин звонкий голос взволнованно спросил:
   - Милый капитан Шлиппенбах, а другие наши корабли.... Они, они.... Они - намного отстают от нас?
   - Думаю, что суток на трое, не меньше, - надувшись огромным мыльным пузырём, важно известил швед. - Куда им, жалким тихоходам, угнаться за моей..., извините, за нашей легендарной "Луизой"?
   - Следовательно, они..., не утонули?
   - Конечно же, нет, дорогая княгиня! Это полностью исключается! С такими-то опытными капитанами? Да, ну, не смешите меня, право...
   Егор обернулся, и Санька - чумазая, бледная, растрёпанная - незамедлительно, совершенно не стесняясь Фруде, с громким и восторженным визгом бросилась ему на шею, жарко зашептав в ухо:
   - Саша, прикажи, чтобы повар нагрел воды, да побольше, да погорячее. Мне же надо срочно помыться.... А потом пусть обед подают. Я проголодалась - как десять тысяч злых тамбовских волчиц...
   Уже на самом закате они похоронили - по морскому обычаю - русского полковника Илью Солева.
   Егор сперва сомневался. Может, стоит подождать прихода на остров Ямайку? И там, выкопав глубокую могилу, придать тело усопшего земле? Но Ерик Шлиппенбах - закостенелый и дремучий романтик - всё же, уговорил, мол: - "Быть похороненным в ласковых и тёплых, изумрудно-зелёных водах легендарного Карибского моря - очень благородная участь, о которой только остаётся мечтать понимающему человеку. Да и на этой вашей Ямайке глубокой могилы не выкопать - из-за каменистой почвы. Землетрясения частые, опять же...".
   Шведские матросы, непроизвольно воротя носы в сторону, тщательно завернули мёртвое тело Солева в старую тёмно-бежевую парусину, наспех зашили её суровыми нитями, предварительно положив в ноги покойному тяжёлое чугунное ядро. Наоми, опустившись рядом с парусиновым "гробом" на колени, что-то тихонько залопотала по-своему, временами жалостливо всхлипывая.
   Егор - за все шестнадцать лет своего пребывания в России семнадцатого и восемнадцатого веков - так толком и не выучил ни одного церковного текста, поэтому православную заупокойную молитву над умершим соратником прочитала Сашенция. Потом Ерик Шлиппенбах разразился длинной и торжественной речью на английском языке, наполненной - как и ожидалось - вычурными фразами о "благородных рыцарях, героически павших на бранном поле", о "завидной участи", и о "сагах и балладах, которые, непременно, ещё будут распевать на площадях всех больших городов мира юные менестрели - в лихо заломленных набок малиновых беретах...".
   А потом они - совместными усилиями - перевалили мёртвое тело, зашитое в старую парусину, за борт. Раздался громкий - "бульк". Вот, и всё, и ничего не хотелось больше говорить.... Впрочем, Егор никогда особо и не уважал пышные и официальные похороны, наполненные - до сердечной отрыжки - пошлым и мерзким лицемерием.
   Волей-неволей, вспомнилось совершенно дурацкое стихотворение, сочинённое им же самим - ещё в двадцать первом веке - во время похорон закадычного друга, там - на окраине военного городка, разместившегося между Ливией и Алжиром:
  
   И когда - торжественно, печально,
   Под окрест - гроб твой понесли....
   Стало скучно, вдруг, необычайно.
   Мы - ушли...
   Мы ушли в тот сумрак - тёмно-синий.
   В те кусты - сплошная бузина....
   Помянули - над чужой могилой,
   Как ты и просил - Тебя.
   А, вот, там - седые генералы
   Надрываются - весь Белый Свет - любя....!!!
   Похрен! Наливайте, братцы, снова.
   За - Тебя!
  
   После завершения похоронной процедуры, к Егору - мелкими и неуклюжими шажками - подошла Наоми, склонилась в низком поклоне, потом - неожиданно-резким движением - крепко схватила кисть его правой руки, поднесла к своему лицу и жадно впилась горячими губами.
   - Что ты делаешь? Прекрати немедленно! - с трудом вырывая руку из цепких ладоней японки, смущённо забормотал Егор. - Что это на тебя нашло такое, а? Прекрати, пожалуйста...
   - Ондзин! - громко и истово проговорила молоденькая японка, медленно и плавно опускаясь перед ним на колени.
   "Только этого, братец мой, нам с тобой и не хватало - для полного и безграничного счастья!", - насмешливо и чуть испуганно высказался внутренний голос. - "Напрасно это она. Напрасно.... В том смысле, что при нашей Александре Ивановне. Сейчас такой бесплатный цирк-шапито начнётся - мама не горюй! А сумочка-то заветная - так и висит на аппетитной японской груди... ".
   На этот раз внутренний голос не ошибся. Санька среагировала мгновенно, как матёрая индийская кобра - на отблеск солнечных лучей в глазах наивной древесной лягушки.
   Первым делом, она ловко (и не менее цепко, чем японка) ухватила Егора за топорщащиеся складки камзола на его спине и оттащила в сторону метров на шесть-семь. После чего, уперев руки в бока и заняв удобную позицию между мужем и неожиданной соперницей, спросила (по-русски) голосом, не предвещавшим ничего хорошего:
   - Ну, шалава узкоглазая, и чего это ты вяжешься к моему законному мужу, а? Холостых мужиков тебе мало, дуре сисястой?
   Наоми, очевидно, сразу же догадалась о глубинном смысле, заложенном в эти Санькины фразы. Она, нестерпимо блестя миндалевидными глазами, поднялась с колен, гордо вскинула вверх голову и, недвусмысленно указывая на Егора тоненьким пальчиком, непреклонно повторила:
   - Ондзин!
   - Вот, значит, как.... Упрямимся, лахудра дешёвая? - насмешливо удивилась Сашенция. - Ну, смотри, подруга, это был твой выбор...
  
   После этих слов она, ловко присев на корточки, запустила правую руку под подол платья. Ещё через две секунды Санька выпрямилась и продемонстрировала окружающим двуствольный пистолет саксонской работы. Через мгновение прогремел выстрел, стройная фигурка японки полностью скрылась в пороховом дыму...
  
  
   Глава одиннадцатая
   Место встречи - изменить нельзя
  
   Егор тут же прыгнул вперёд, предварительно прокричав:
   - Всем стоять! Я сам разберусь!
   Одной рукой он оттолкнул жену в сторону, другой же - ловко подхватил. Потом заученным движением, но нежно, чтобы не причинить болевых ощущений ("Обидится, не дай Бог!", - предусмотрительно подсказал внутренний голос), отнял пистолет, отщёлкнул курок (второй-то ствол оставался заряженным!), и засунул конфискованное оружие себе за пояс.
   Пороховой дым постепенно рассеялся, стало окончательно ясно, что Наоми жива и здорова, только из её правого уха, в котором теперь не доставало длинной халцедоновой серёжки, капают крупные капли крови.
   - Плохо же ты думаешь обо мне, любимый муженёк! - презрительно прищурившись, зло прошипела Санька. - Если бы я хотела пристрелить эту развратную японскую девку, то пуля, непременно, попала бы - куда надо. Да и вторая - следом за первой.... Хоть в сердце, хоть - между узких и наглых глазёнок! А он, котяра похотливый, ещё и бросается на защиту этой лярвы, пистолет вырывает из рук.... Ну-ну, родной супруг, запомню я это тебе! - резко развернулась и, гневно фыркнув, удалилась в сторону кормы бригантины...
   "Сейчас она будет горько рыдать - в три ручья - проклиная злую судьбину, которая свела её с таким жестокосердным мужланом", - доходчиво разъяснил ушлый внутренний голос. - "Минуты три-четыре у тебя есть, братец, на всё про всё. Потом будет уже поздно, обязательно заклинит нашу Александру Ивановну. Закругляйся здесь быстренько и поспешай - со всех ног - на корму...".
   Егор вежливым жестом подозвал к себе Фруде Шлиппенбаха и поинтересовался - подчёркнуто-нейтральным голосом:
   - Капитан, вы - холосты?
   - Есть такой грех, господин командор, - флегматично пожав широкими плечами, повинился Фруде. - Холост!
   - Тогда, может быть, возьмёте под опеку эту молоденькую и несмышлёную японочку?
   - Под опеку? - непонимающе округлил тёмно-янтарные глаза швед. - Это, извините, в каком смысле? А, ну, да.... Конечно же.... Извините, но быстрота мышления никогда не являлось отличительной чертой семейства Шлиппенбахов.... Безусловно, я готов взять под личный патронаж эту неопытную и симпатичную особу. Безусловно...
   Взяв Фруде под локоть, Егор подвёл его к японке, которая так и осталась стоять возле корабельного борта, склоняясь в вежливом поклоне и даже не пытаясь остановить кровь, капающую из разодранной мочки уха.
   - Наоми! - мягко обратился Егор к девушке и, указав рукой на слегка смущённого шведа, твёрдо проговорил. - Ондзин! - подумав с полминуты, добавил по-русски: - Это - твой новый ондзин, Наоми-сан. А меня извини! Жить ещё, если честно, хочется...
   - Хай, касикомаримасита, ондзин! - понимающе и печально улыбнувшись, ответила японка, и снова, прикрыв чудесные светло-сиреневые глаза, в которых на прощанье промелькнули крошечные ультрамариновые искорки, склонилась в вежливом поклоне, сложив крошечные ладошки перед высокой и аппетитной грудью.
   - Вот, всё и сладилось! - радостно объявил Егор, отступая назад. - Я побежал, уважаемые господа и дамы! Покорно извините, но необходимо срочно заняться семейными делами. Очень тороплюсь! Всех благ! Извините - ещё раз! - резко развернулся и бодрой трусцой припустил по направлению к корме бригантины, где лёгкий ветерок увлечённо играл с длинными, практически платиновыми женскими локонами...
  
   К Ямайке "Луиза" подошла ранним солнечным утром, ещё до начала завтрака. Егор проснулся одним из первых, на самом рассвете, поэтому смог лично понаблюдать за этим знаковым событием.
   Сперва над линией горизонта появился чуть заметный, сероватый фрагмент длинной спирали, вскоре превратившийся в чёрный дымок. Потом над загадочным сиреневым туманом показались тёмные точки и штрихи - островные (пусть, и невысокие) горные пики.
   - Ветер попутный. Следовательно, дойдём до восточной оконечности острова уже часа через полтора, - сообщил Фруде Шлиппенбах - довольный и счастливый (после японских ночных изысков) до полного неприличия. От него даже пахло не прилично - непотребным и безудержным развратом.
   - Понятное дело, через полтора часа! - ехидно усмехнулся Егор. - Тогда, любезный шкипер, распорядись - относительно скромного, но сытного завтрака. Немного перекусим, а потом уже и на берег сойдём, осмотримся слегка...
   Завтрак прошёл в нервной и напряжённой обстановке - неугомонная и воинственная Санька постоянно бросала в сторону Наоми гневные и испепеляющие взгляды, а японка демонстративно строила из себя святую невинность, пострадавшую от несправедливости чёрствых и жестоких людей.
   Неожиданно, когда дело уже дошло до финального кофе, в коридоре послышался тревожный топот, и в дверном проёме кают-компании показалась взволнованная рыжебородая физиономия помощника капитана бригантины, чью длинную шведскую фамилию Егор так и не запомнил.
   - Господа, там это..., - тяжело дыша, хрипло выдохнул рыжебородый. - Пираты! Вся островная бухта заставлена их кораблями.... Хотя, может быть, и не пираты. Пока ещё окончательно непонятно...
   - Тревога! Тревога! - тут же завопил - во всю мощь лёгких - Ерик Шлиппенбах. - Все наверх! Тревога!
   Егор навёл подзорную трубу на уютную полукруглую бухту, над которой нависала скошенная - по отношению к линии горизонта - каменная стена, увенчанная аккуратным вулканическим конусом. А под скалой обнаружилась целая флотилия, состоявшая из двух десятков разномастных, двух- и трёхмачтовых судов.
   - Похоже, что их здорово потрепал недавний ураган! - злорадно сообщила Сашенция, стоявшая рядом и наблюдавшая за бухтой в оптический прибор, безапелляционно конфискованный у рыжебородого помощника капитана. - Вон, под самой скалой стоят два полузатонувших фрегата. Думаю, что они здесь надолго заякорились. Когда ещё починятся.... Небось, будут штопать паруса, борта конопатить...
   - Может, это и не пираты, - осторожно предположил Егор. - С такого расстояния толком не разобрать...
   - Внимание всем! - прилетел сверху зычный голос Фруде Шлиппенбаха, который уже успел забраться в марсовую бочку. - Ясно вижу "Весёлый Роджер"! Право руля! Шкоты травить! Выбрать топселя и стакселя!
   - Понятно, будем с юга обходить остров, - сообщил рыжебородый, невозмутимо вращая штурвальное колесо. - Если они нас и заметили, то и ничего страшного. Джентльменам удачи нынче не до ерунды, у них хватает серьёзных ран, которые необходимо старательно зализывать...
   - Как же так? - через минуту-другую опомнился Егор. - Ведь, адмирал Лаудруп уверял, что все пираты - люди ужасно суеверные. Мол, они и на двадцать пушечных выстрелов не подойдут к бухте, где так бесславно погибло несколько тысяч их соратников по кровавому ремеслу. Дымящийся вулкан, опять же, нависает почти над их головами, то есть, над мачтами.... Получается, что Людвиг ошибался?
   - Ничуть не бывало, сэр командор! - заверил Фруде Шлиппенбах, уже спустившийся с мачты. - Просто у флибустьеров не было другого выбора. Ураган их заставил встать на якоря прямо над Порт-Ройалом, опустившимся на морское дно. Но при первой же возможности пираты - с огромным удовольствием - покинут эту проклятую Богом бухту. Зашьют порванные штормом паруса, наспех законопатят щели в корабельных бортах, обмажут их разогретой смолой и уйдут. Например, к острову Гаити, где имеются пиратские стационарные базы.... И это - очень и очень плохо!
   - Почему - плохо? - тревожно спросила Санька.
   - Если вы не забыли, княгиня, то сюда направляются ещё три наших корабля. Ведь, место встречи, действительно, изменить нельзя! Причём, "Святой Дунстан", "Буйвол" и "Артур" подойдут к Ямайке, дай Бог, только через двое-трое суток. И, скорее всего, поодиночке. А к этому времени и пиратские суда могут выйти в море. Не все, конечно.... Понимаете меня теперь? Могут произойти неожиданные и очень неприятные встречи - с самыми плачевными последствиями...
   - Что же нам теперь делать? - не на шутку забеспокоилась Сашенция, переводя глаза, ставшие от страха за детей тёмно-синими, с Фруде на Егора и обратно. - Что же вы молчите, храбрые мужчины? Надо же что-то делать!
   Капитан Шлиппенбах задумчиво наморщил лоб, отвёл глаза в сторону и, смущённо покряхтев, сообщил:
   - Нам остаётся только одно - безостановочно курсировать туда-сюда в открытом море, милях в пятнадцати-двадцати от этой бухты. Она, кстати, сейчас называется - "Бухта дремлющего огня". Так вот, будем безостановочно курсировать туда-сюда в надежде, что случайно встретим наших друзей и предупредим их об опасности. Если встретим только одно судно, то тут же направим его к Сан-Анхелино и будем ждать остальных. Не вижу я других реальных и серьёзных вариантов.
   - А почему вы, капитан, предлагаете плавать, извините, ходить, так далеко от островного берега? - возмутилась Санька. - Ведь, так же можно случайно разминуться с нашими кораблями, и они попадут прямо в лапы врага. Может, стоит плавать, извините, ходить туда-сюда, возле самой бухты - вашего "дремлющего огня"?
   - Это очень небезопасно и легкомысленно. Можно привлечь нездоровое внимание и - тем самым, в конечном итоге - спровоцировать пиратов на массовый выход их кораблей из бухты.... Мне-то что? "Луиза" очень быстроходна и без труда уйдёт по ветру от любой погони. А, вот, остальные наши тихоходы?
   - Саша! - требовательно уставилась на Егора жена. - Ну, придумай что-нибудь, наконец! Ты же у меня умный!
   - Давайте, господа и дамы, спуститься в кают-компанию, - задумчиво предложил Егор. - Ещё раз внимательно взглянем на карты этого благословенного острова, прикинем - что к чему. Есть, знаете ли, у меня одна идея...
   Карта, естественно, оказалась устаревшей.
   - Вы, Фруде, имели уже возможность оглядеть бухту с высоты фок-мачты. Тогда, вот вам чернила и остро отточенное гусиное перо. Правьте смело прямо по этой карте, не боясь ошибиться. Сейчас мне главное - просто представить всю картинку, так сказать, в общем и целом.
   - Эта часть острова полностью опустилась на морское дно, - капитан "Луизы" начал аккуратно вносить в карту необходимые изменения. - Здесь теперь располагается наша полукруглая "Бухта дремлющего огня", а, вот, этот крестик - сам спящий вулкан, собственно...
   Через три-четыре минуты после того, как Фруде закончил работу, Егор, задумчиво прищурившись, спросил:
   - А каким путём можно подняться к кратеру вулкана?
   - Со стороны Бухты дремлющего огня - совершенно невозможно! - горячо заверил швед. - Только, вот, если отсюда.... Это ещё одна бухточка, только очень крохотная и, скорее всего, мелководная. Очевидно, что здесь к берегу можно подойти только на гребной лодке. Данное место находится в пятнадцати-семнадцати милях южнее - относительно стоянки пиратских кораблей. А, если не секрет, что вы задумали, сэр Александэр? Зачем вам понадобился вулкан?
   - Вулкан? - очень натурально удивился Егор, чувствуя спиной тревожный и недоверчивый взгляд жены. - Мне он совсем не нужен! Просто я предполагаю, что оттуда открывается замечательный вид на всю Бухту дремлющего огня. Тогда станет окончательно ясно - сколько там расположено пиратских кораблей, каких именно, в каком они находятся состоянии.... Может, удастся высмотреть ещё что-нибудь полезное и занимательное. Итак, капитан, решено! Прямо сейчас направляемся к дальней южной бухточке. Там "Луизу" поставим на якоря, спустим на воду гребную шлюпку, причалим к берегу. Я быстро поднимусь к вулкану, внимательно осмотрюсь. После этого уже и примем окончательное решение...
   Неожиданно Ерик Шлиппенбах, согнувшись пополам, зашёлся в приступе лающего кашля.
   - Что с вами, дорогой генерал? - тут же бросилась на помощь старику добросердечная и трепетная Санька.
   - Ничего, ничего, княгиня, - неуклюже отстраняясь, прохрипел швед и умоляюще посмотрел на Егора. - Сэр Александер, давайте отойдём в сторонку. Брючный ремень.... Ну, вы понимаете меня.... Врезался очень сильно.... Помогите, пожалуйста, мне расстегнуть его...
   Когда они отошли в дальний угол кают-компании, старый хитрец горячо зашептал в Егорово ухо:
   - Сэр Александэр, я всё понял. Отличный, просто превосходнейший план. Только вам, извините, придётся и меня взять с собой. В противном случае, я буду вынужден подробно рассказать княгине Александре о ваших, сэр, замыслах.... Насколько я понимаю, ваша отважная и благородная супруга сделает всё возможное (и совершенно невозможное!), чтобы эта операция никогда не состоялось. Или же, наоборот, будет твёрдо настаивать на своём личном участии.... Но, уж, бучу-то устроит точно, не сомневайтесь. Небесам будет жарко.... Ну, что, согласны?
   "Да, глаза-то у нашего дедушки загорелись знатно! Словно у сибирского голодного кота, почуявшего жирную мышь. Теперь он ни за что не отступится! Так что, все эти разговоры - о медлительности мышления у представителей славного шведского семейства Шлиппенбахов - не стоят и выеденного яйца...", - недовольно высказался внутренний голос. - "А ещё у нашего генерала Ерика имеется маленький бзик - попасть в максимально-возможное количество легенд и прославиться на весь мир. Чтобы на каждом углу юные трубадуры и менестрели - в лихо заломленных набок малиновых и голубых беретах - громко распевали красивые и романтические баллады о подвигах славного шведского генерала. Ну, естественно, и о его героической смерти, которой все - в безусловном порядке - должны завидовать .... ".
   Пришлось, конечно же, согласится, не было другого выбора. Поэтому, где-то через два с половиной часа, когда "Луиза", заложив широкую дугу, уже приближалась к нужному месту, Егор небрежно (но, чтобы обязательно услышала Санька!), поинтересовался:
   - Генерал, а вы не хотите ли составить мне компанию? Да и пару ваших опытных охотников - из знаменитых северных поместий - можно будет прихватить с собой. Говорят, что на этом острове водятся замечательные горные бараны. Пока я буду подниматься к вулкану, вы сможете немного поохотиться...
   - Горные бараны? - очень натурально заинтересовался Шлиппенбах. - Почему бы и нет? Спасибо за любезное предложение, сэр командор! С огромным удовольствием прогуляюсь, подышу свежим воздухом, разомну старые кости...
   "Луиза" уверенно встала на якоря примерно в полумиле от скалистого, серо-зеленоватого берега.
   - Подъём достаточно крут, но вполне проходим, - опустив подзорную трубу, поделился Егор первыми впечатлениями с Фруде Шлиппенбахом. - Только вашему дяде, любезный шкипер, туго придётся. Годы, как-никак! Выплывать будем минут через пятнадцать-двадцать, так что, пусть матросы спускают шлюпку. Ту, что по правому борту, я в неё уже уложил три вещмешка со всякой охотничьей мелочью. Шведских охотников посадим на вёсла. Вы, Фруде, в последний момент займите, пожалуйста, генерала любым пустяшным разговором, я же, тем временем, проинструктирую этих двух здоровяков. После нашего отплытия курсируйте в этих местах, внимательно наблюдая за берегом, и действуйте сугубо по обстановке.... Если почувствуете смертельную опасность, то тут же уходите в открытое море! Это я так, на всякий случай.... Нагнитесь-ка, любезный, я вам по большому секрету шепну пару слов на ухо.... Теперь - всё окончательно понятно? Вот, то-то же...
  
   Тропическое солнышко трусливо спряталось в белых кучевых облаках, лёгкий океанский бриз был тих, свеж и нежен. Но Санькины губы, долго и жадно целовавшие его на прощанье, были во стократ (да, что там, в десятки тысяч крат!) свежее, и - во многие миллионы раз - нежнее...
   Пока Фруде старательно забалтывал любимого дядюшку, Егор давал последние наставления двум шведским охотникам - ребятам рослым, широкоплечим, не очень-то и сообразительным, но, безусловно, привыкшим к жёсткой дисциплине. Сделать это было не просто, ибо охотники происходили из откровенной шведской деревенщины и знаниями иностранных языков были обременены в самом минимальном объёме. Поэтому Егору пришлось говорить на странной и причудливой английско-немецко-голландской языковой смеси - с редкими вставками шведских слов, случайно затесавшихся на задворках его памяти.
   - Значится так, ребятишки! Перед вами стоят две важные и непростые задачи. Да-да, очень важные - задачи! Во-первых, необходимо доставить этот груз, - небрежно кивнул головой в сторону вещмешков, аккуратно сложенных на дне лодки, - на самую вершину горы. Какой горы? Я покажу рукой, не беспокойтесь. Возьмёте по одному вещмешку. Третий? Третий я, так и быть, потащу сам.... Во-вторых, вы должны будете спасти жизнь вашему обожаемому господину, генералу Ерику Шлиппенбаху. Да-да, именно так, спасти жизнь генералу Шлиппенбаху! Я совсем не шучу! Когда будет очень опасно, вы должны схватить генерала в охапку и - максимально быстро - доставить его к лодке. Он старенький, так что, быстро бегать, наверное, уже разучился.... Как вы узнаете, что стало опасно? Обязательно узнаете, не сомневайтесь. Как только начнётся страшный грохот: - "Бах! Бу-бух!", так, значит, и наступило опасное время, пора срочно сдёргивать и спасать свои нежные шкуры.... Сразу же хватайте господина Ерика Шлиппенбаха и - со всех ног - бегите к морскому берегу, садитесь на вёсла и ждите меня. Понимаете? Максимально быстро, самым-самым коротким путём - с генералом под мышками - мчитесь к морскому берегу.... Когда плыть обратно к "Луизе"? Когда я сяду в лодку, тогда и поплывём.... Всё, отставить разговоры! Генерал Шлиппенбах уже спускается по штормтрапу...
   Лодка, неуклюже подпрыгивая на мелких волнах, медленно двигались к острову. Генерал Шлиппенбах, который - явно - стыдился своего пошлого шантажа, скромно устроился на самом носу, справедливо опасаясь услышать из уст Егора парочку нелицеприятных фраз и несколько - не менее нелицеприятных - выражений. Так что, плавание проходило в относительной тишине, нарушаемой только задумчивым плеском волн о борта лодки, регулярными вёсельными всхлипами да противным скрипом заржавевших уключин.
   Возле самого берега волны - по причине мелководья - стали многократно выше и злее. Лодка, в конце концов, прочно села на мель, гребцам-охотникам пришлось, предварительно разувшись, лезть в морскую воду и - буквально на руках - выносить достаточно тяжёлое плавсредство на узкую песчаную косу.
   Егор, повесив за плечи вещмешок, вежливо помог выбраться на белоснежный мелкозернистый песок генералу Шлиппенбаху. Дождавшись, когда шведские охотники, надев сапоги, пристроят за спинами длинные ружья и тяжёлые вещмешки, он, молча, указал рукой направление и первым двинулся вперёд - из-за грохота морского прибоя говорить что-либо было совершенно бесполезно.
   После пятнадцатиметровой белоснежной песчаной косы начался первый, не очень-то и крутой подъём, преодолев который, они - метров через сто пятьдесят - вышли на ровную площадку.
   - Ну, вот, придётся двигаться в обход! - огорчённо сплюнул под ноги Егор. - А это лишние три-четыре мили.... Вот же, блин! Время-то уже двигается к обеду, а нам - кровь из носа - надо управиться до заката солнца.
   - Почему - обязательно до заката? - виноватым голосом, смущённо отводя глаза в сторону, спросил Ерик Шлиппенбах - просто так спросил, чтобы завязать разговор, а там, глядишь, и его недавнее, отнюдь не рыцарское поведение забудется само собой...
   - Потому, что бегать в темноте по крутому горному склону - очень опасно. Можно - ненароком - споткнуться, упасть и удариться лбом о коварный придорожный камень, - цедя слова сквозь зубы, ответил Егор.
   Выяснилось, что скала, по который им предстояло взбираться к жерлу вулкана, имела в своём теле хитрую выемку - ярко-зелёного цвета.
   "Кажется, это называется вогнутой параболой высшего порядка", - неуверенно предположил образованный внутренний голос. - "А может, и как-то по-другому...".
   Дело было совсем, даже, и не в названии, а в том, что у них под ногами громко и противно чавкало мерзкое тропическое болото, густо поросшее разноцветной высокой травой. Следовательно, предстояло сперва пройти вдоль морского побережья три-четыре мили и только после этого начинать подъём - по ребру, образованному конусообразным телом скалы и этой самой вогнутой параболой, мать её, высшего порядка.... Да, то ещё объяснение.... Ну, уж, какое есть, извините! Короче говоря, им предстояло пройти три-четыре мили вдоль берега и дальше подниматься к жерлу вулкана по узкому каменистому ребру...
   Белые кучевые облака унесли куда-то свои пухлые тела, на голубом небе единолично воцарило безжалостное жёлтое солнце. Было бесконечно жарко, солоноватый пот застилал глаза, весь организм постепенно наполнялся смертельной усталостью, переходы становились всё короче, привалы - всё длиннее.... А ещё надо было постоянно глядеть под ноги, чтобы случайно не наступить на одну из многочисленных узорчатых змей, беззаботно гревшихся на светлых камнях. Шустрые зеленовато-изумрудные ящерки сновали туда-сюда. Где-то на половине пути, чуть не задев голову одного из шведских охотников, сверху скатилось несколько крупных камней, пущенных вниз мощными копытами злых и коварных горных баранов.
   Хорошо, что хоть жидкости было вдоволь. Егор - загодя - и парочку объемных кожаных фляг, наполненных вином, разбавленным кипячёной водой, бросил в вещмешки.
   А, вот, пожилой Ерик Шлиппенбах держался молодцом: истекал едким потом, хрипел - как старый загнанный конь, плевался во все стороны, надсадно кашлял, тяжело вздыхал, но не жаловался и не ныл, а упрямо пёр вперёд, даже не заикаясь о незапланированных остановках...
   На одном из плановых привалов, полностью восстановив дыхание и утолив жажду, Ерик Шлиппенбах обратился к Егору:
   - Сэр Александэр! Я, естественно, давно уже понял, что в вещмешках, которые вы и мои охотники затащили на такую высоту, находятся не только баклаги с разбавленным португальским вином. Там же ещё имеются и ручные гранаты? Вы же собираетесь забросить их в жерло вулкана? Значит, я догадался правильно! А не расскажите ли, как эта смелая идея пришла вам в голову? И чего, в конечном итоге, вы хотите добиться?
   Егор весело подмигнул генералу и беззаботно (только внешне) усмехнулся:
   - Всё очень просто. Говорите, мол: - "Бухта дремлющего огня"? Почему бы нам не разбудить этот огонь? Будет просто здорово, если вулкан проснётся и начнёт низвергать вниз раскалённую лаву.... У этого события, на мой скромный взгляд, имеется целых три насквозь положительных и полезных для нас момента. Во-первых, существует достаточно большая (высокая?) вероятность того, что часть пиратского флота при этом погибнет. Выражаясь более конкретно, сгорит и превратится в чёрные головешки. Во-вторых, даже если большая часть их кораблей вырвется, не пострадав, из этой огненной ловушки, то, всё равно, флибустьеры тут же, сломя голову, кинутся прочь, уже ни на что не обращая внимания. В том числе, и на встречные суда.... И, наконец, в-третьих, над островом - при извержении вулкана - поднимется гигантский столб дыма, огня и пепла. Наши ребята этот дым заметят издалека и, в соответствии с полученными инструкциями, тут же повернут к запасной точке рандеву, то есть, к городку Сан-Анхелино....
   День уже уверенно двигался к вечеру, когда они вплотную приблизились к конечной точке маршрута. До кратера вулкана ("Вулканчика, диаметр жерла - всего-то метров тридцать-сорок, не больше!" - легкомысленно отметился внутренний голос), оставалось всего ничего. Сколько точно - было не определить. Вокруг загадочно клубился густой молочно-белый пар, сверху регулярно сползали потоки горячего воздуха, заставляя путников благоразумно прикрывать лица полами сюртуков и кафтанов.
   - Всё, привал! - по-английски прохрипел Егор, устало опускаясь на плоские камни. - О, чёрт! - резко одёрнул руку - камни оказались очень горячими, стало понятно, что на ладони вскоре появится пузырь от ожога.
   Земля под ними слегка пульсировала и ходила туда-сюда еле заметными, вернее, еле ощущаемыми волнами. Угрожающий гул, исходящий из земных глубин, разливался повсюду, мешая окончательно сосредоточиться.
   - Все срочно ко мне! - велел Егор. - Так, господа охотники, одну гранату дайте генералу Шлиппенбаху, ещё по одной оставьте себе, остальные переложите в мой вещмешок.... Молодцы! Так, теперь мы медленно, стараясь не обжечь ладони и прочие открытые части тел, ползём наверх и дружно - по моей команде - метаем ручные гранаты.... Дальше - как договаривались. Генерал, переведите, пожалуйста, охотникам мой приказ дословно, чтобы они всё поняли правильно и ничего не перепутали! Повторяю. Дальше - как договаривались...
   - Куда метать гранаты? - удивлённо моргая рыжеватыми ресницами, уточнил один из шведов.
   - В круглую дырку, что расположена на вершине этой чёртовой горы! - терпеливо объяснял Шлиппенбах. - Прямо - в дырку! - после чего удивлённо посмотрел на Егора и спросил: - Сэр Александэр, а почему у нас троих имеется только по одной гранате, а у вас - все остальные?
   - Отставить вопросы! - невежливо отрезал Егор. - Для тех, кто не до конца понял, напоследок уточняю. Гранатные фитили в этом случае поджигать не надо! - достал из кармана камзола пучок узких льняных лент и пояснил: - Это для того, чтобы не пострадали ушные перепонки. Быстренько разобрали! Вот так скатываем, запихиваем в одно ухо, скатываем, запихиваем в другое.... Ага, молодцы, ребятки! - резко махнул рукой вперёд. - Все за мной! Форверст!
   Ползти наверх было - ой, как - непросто. Острые камни безжалостно жалили и царапали тело. Струи горячего воздуха так и норовили выжечь глаза - только успевай закрываться рукавом камзола. Сильно пахло серой и - совсем чуть-чуть - сероводородом. А ещё очень мешал тяжёлый вещмешок, в котором находилось десять ручных гранат, каждая из которых весила в районе двух с половиной килограмм.
   Когда до кромки жерла вулкана оставалось порядка десяти-двенадцати метров, Егор остановился, снял вещмешок с плеч, развязал тесёмки, вздохнул-выдохнул несколько раз подряд и, прекрасно понимая, что его всё равно никто не слышит, распорядился:
   - По моей команде - дружно бросаем гранаты! Ясно всем? Тогда, поехали! - сильно размахнулся и, подавая другим пример, метнул гранату...
  
   Первый взрыв раздался только секунд через пятнадцать-двадцать, когда Егор уже начал сомневаться в действенности всей затеи. А потом рвануло так, что ушам, не смотря на плотные льняные затычки, стало нестерпимо больно, а земля под ногами испуганно задрожала и пьяно закачалась. Ещё через мгновенье взрыв повторился, земля встала на дыбы и он, потеряв равновесие, сполз вниз на добрых три метра и отчаянно завертел головой, ища взглядом товарищей.
   Хладнокровные шведские охотники не подвели. Едва заслышав страшный шум и грохот, они дисциплинированно подхватили под руки старого генерала, который, похоже, от всего происходящего впал в лёгкий ступор, и сноровисто устремились вниз по склону. Ерик Шлиппенбах ростом был значительно ниже своих молодых соотечественников, поэтому его ноги, облачённые в традиционные ядовито-жёлтые ботфорты, смешно и беспомощно сучили по воздуху.
   Егор, криво усмехнувшись, облегчённо вздохнул и принялся размеренно метать в жёрло вулкана, спрятавшееся за новыми густыми клубами пара и дыма, гранаты. Когда же в его руках осталась последняя, то рвануло так, что на сознание Егора медленно и плавно опустилась липкая чёрная шторка...
   Он пришёл в себя от звонкого шлепка, после которого всё тело пронзила волна острой боли. Вернее, создалось устойчивое впечатление, что кто-то подло выстрелил из дробовика, и сотни мелких дробинок впились ему в руки, в ноги, в грудь, в живот...
   Егор - как ужаленный - вскочил на ноги и открыл глаза.
   "Это вулкан начал "плеваться" раскалённой лавой!", - испуганно запаниковал внутренний голос. - "Беги, братец! Беги, пока окончательно не зажарился!"...
   Он и побежал, не обращая уже никакого внимания на нескончаемый грохот и на острые иголочки боли, засевшие во всех - без исключения - частях тела, а упрямый внутренний голос продолжил делиться впечатлениями и ощущениями: - "Небольшая "капля" лавы - объёмом в пару кубических метров - упала от тебя метрах в тридцати-сорока. Во все стороны разлетелись мельчайшие раскалённые частички, практически - взвесь. Ну, сотня-другая этих "брызг" досталась и тебе. Ничего страшного, бывает! Наша Александра Ивановна тебя, братец, обязательно вылечит. Ну, если конечно, ты живым выберешься из этой заварушки.... Под ноги-то смотри, деятель хренов! Так же и навернуться недолго.... А-а-а, право ухо! Льняная затычка, наверное, загорелась...".
   Егор резко остановился, сильно - раз-другой - хлопнул себя по правому уху, после чего освободил оба ушных отверстия от льняных затычек, правая из которых, действительно, оказалась слегка обгоревшей. Вокруг безостановочно гудело и гремело, казалось, что весь остров ощутимо вибрирует и изредка вздрагивает. Вот, раздался сильнейший треск-выстрел, словно бы где-то совсем рядом ударила гигантская молния, и на глазах у Егора - метрах в ста пятидесяти - склон скалы прорезала длинная и извилистая трещина, тут же наполнившаяся чем-то огненно-оранжевым...
   Он, внимательно смотря под ноги и старательно огибая крупные булыжники, с удвоенной энергией устремился вниз, к спасительному морскому берегу.
   Минут через семь-восемь памятливый внутренний голос поинтересовался: - "А где же наш отважный Ерик Шлиппенбах и его верные спутники? Неужели, они так сильно обогнали тебя?".
   Егор вновь остановился и, старательно пытаясь восстановить дыхание, огляделся по сторонам. На каменном ребре - до самого побережья - никого не было. А что это слева, внизу? Три крохотные фигурки очень медленно передвигались по тёмно-зелёной поверхности параболической выемки.
   - На фига они попёрлись в болото? - ошарашено пробормотал Егор. - Там же очень топко, мать их всех...
   "Ты так велел этим узколобым шведским охотникам!", - неодобрительно подсказал внутренний голос. - "Сам же им тогда объяснял, мол: - "Как только сильно загремит, так сразу же хватайте генерала под мышки и - самой короткой дорогой - дуйте к морю. Самой короткой дорогой!". Вот, они и дунули - напрямик - через болото. Часа два-три теперь потеряют, не меньше...".
   Где-то наверху раздалось громкое шипение. Егор задрал голову и тут же заскрипел зубами от ужаса и полного бессилия - широкий язык красно-оранжевой лавы, преодолев триста пятьдесят метров, отделявшие жерло вулкана от края параболической выемки, бодро устремился вниз. А шипел, предварительно ярко вспыхивая, густой кустарник, росший на самом краю тропического болота, скрываясь - через краткие мгновения - под раскалённым потоком...
   Он механически рванулся вниз - по направлению к болоту, где всё также неуклюже и беспомощно копошились три крохотные человеческие фигурки - но, пробежав метров пятнадцать-двадцать, резко остановился.
   "Генералу и охотникам уже ничем не помочь!" - холодно и расчётливо заявил жёсткий внутренний голос. - "Шведы двигаются по вязкому болоту во много раз медленнее, чем течёт поток раскалённой лавы. И обратно - на этот безопасный склон - они уже не успеют вернуться. Минут через десять-двенадцать всё будет кончено.... Беги вниз, братец, торопись! Твоя задача-максимум - добежать до лодки вдоль морского берега раньше, чем туда придёт лава. Иначе, придётся плыть по морю только при помощи рук и ног.... Ну, что встал? Форверст, дурик сентиментальный, форверст...
   Через некоторое время он - на бегу, всего на пару секунд - повернул голову налево. Человеческие фигурки разделились - одна направилась к склону-ребру, по которому бежал Егор, две другие продвигались в прежнем направлении, вернее, находились практически на том же самом месте. А безжалостный огненный вал был уже совсем рядом...
   "Никому из них не спастись!", - скорбно резюмировал внутренний голос. - "Даже тому ухарю, который подло бросил генерала на произвол судьбы и пытается в одиночку прорваться обратно. Несколько минут и всё, конец...".
   Он наддал из последних сил, резко увеличивая скорость передвижения. Показалось, или, действительно, со стороны параболической лощины долетел отчаянный крик, полный звериного ужаса и нестерпимой боли? Наверное - всего лишь - показалось, слишком большое расстояние их разделяло.... Егор даже не стал поворачивать голову в ту сторону. Он и так железобетонно знал, что уже не увидит там крохотных и беззащитных фигурок, только - раскалённое ярко-алое марево (со всевозможными оттенками и переливами оранжевого), быстро продвигающееся к морю...
  
   "Похоже, что сбылась заветная мечта романтичного шведского генерала Ерика Шлиппенбаха", - заявил циничный внутренний голос. - "Какая славная и героическая смерть! О ней юные трубадуры и менестрели - в лихо заломленных разноцветных беретах - будут распевать на площадях всех европейских городов долгие века, регулярно собирая с сентиментальных и доверчивых слушателей солидную мзду. Если, конечно же, трубадуры и менестрели узнают когда-нибудь об этой славной смерти...".
  
  
   Глава двенадцатая
   Благословенная бухта - под сенью банановых рощ
  
   Это было очень трудно сделать, практически невозможно, но он, всё же, успел. Подбежал к лодке и, упершись ногами в чуть подрагивающий белоснежный песок, изо всех сил навалился на плоский, весьма условно заострённый лодочный нос.
   Солнце уже наполовину скрылось за западной линией горизонта, но вокруг было светло - будто бы другое, резервное солнце висело в самом зените. За спиной Егора раздавалось уверенное, сытое и, безусловно, угрожающее ворчание. Это к морскому берегу неторопливо и торжественно выползал - из параболической болотистой лощины - широкий поток раскалённой, ярко-оранжевой вулканической лавы.
   Израненную во многих местах спину уже нешуточно припекало, все мышцы бесконечно-усталого тела тоненько и жалобно ныли, сухожилия громко потрескивали от неимоверного напряжения, но тяжёлая шлюпка упрямо не желала сползать с песчаной белоснежной косы в спасительные морские волны.
   "Ну, давай же, братец! Давай!", - слёзно умолял всерьёз испуганный внутренний голос. - "Напрягись! Ну, пожалуйста! Сгорим ведь, к такой-то матери.... Напрягайся же, урод ленивый!!!".
   Напрягся, ясен пень, не превращаться же - на самом деле - в бездарно подгоревший бифштекс. Метров сорок-пятьдесят Егор толкал лодку вперёд, и только, когда вода дошла до бёдер, он перевалился через плоский нос, вставил вёсла, лежащие на дне шлюпки, в уключины, торопливо уселся на широкое сидение (на банку - по-морскому) и размеренно погрёб, неуклонно отдаляясь от негостеприимного и жаркого берега.
   Грёб он, правда, "задом-на-перёд". Во-первых, вперёд кормой. А, во-вторых, сидя лицом по ходу движения, что было в корне неправильно, так как в этот случае приходилось работать не мышцами спины, а только усталыми руками. Естественно, что скорость шлюпки в данном случае была очень далека до максимально-возможной, но.... Но спину так сильно припекало, что Егору было просто страшно поворачиваться к этому раскалённому аду лицом. Да, и глаза.... Как-то не хотелось - в самом расцвете лет - становиться жалким и беспомощным слепцом...
   Минуты через три с половиной сзади - совершенно ожидаемо - раздалось громкое, злое, восторженное и где-то, даже, узнаваемое шипенье.
   "Очень похоже, что на островном берегу закипел гигантский - весь такой необъятный из себя - эмалированный чайник", - неуклюже пошутил смертельно-усталый внутренний голос, но, почувствовав, что в данный момент Егор не предрасположен к плоскому юмору, поспешно уточнил: - "Это расплавленная вулканическая лава встретилась, наконец-таки, с Карибским морем и сейчас трудолюбиво испаряет изумрудную водичку. Приготовься, братец, сейчас резко стемнеет...".
   Не успел Егор поинтересоваться у внутреннего голоса - насчёт последнего предположения, мол: - "Шутка такая, или где?", как вокруг, действительно, начало очень быстро темнеть...
   - Вот же, блин, прорицатель хренов нашёлся! - негромко выругался Егор, разворачивая лодку кормой к побережью.
   Оказалось, что это высокая и плотная стена водяного пара, образовавшаяся при долгожданной встрече раскалённой лавы с морской водой, закрыла собой малиново-оранжевое зарево вулканического извержения. Частично, конечно же, закрыла, розоватое свечение, всё равно, упрямо проступало сквозь молочно-белую стену. Но в неравной борьбе с ночной тропической темнотой это помогало слабо - закат уже окончательно догорел, а луна и звёзды были надёжно спрятаны за серыми облаками, появившимися невесть откуда.
   Неожиданно запахло гарью, а из низких облаков пошёл снег.... Егор, отпустив на минутку правое весло, ловко поймал ладонью несколько неправдоподобно-крупных перьевых снежинок и старательно растёр их между пальцами.
   "Вулканический пепел, понятное дело!", - уверенно определил умный внутренний голос.
   Дальше Егор погрёб уже нормально - лодочным носом вперёд. На море царствовал полный штиль, морская гладь ласково - вся целиком - едва-едва покачивалась, словно мыльная вода в банном тазике, который случайно толкнул ногой неуклюжий сосед.
   "Как же всё это странно!", - удивлённо высказался внутренний голос. - "Совсем рядом бушует сильнейший природный катаклизм - извергается вулкан, трясётся островная земля, покрываясь длинными и извилистыми трещинами, всё шумит и гремит так, что того гляди лопнут барабанные перепонки.... А здесь, на море, тишина и покой. Настоящая Божья благодать! И как же это прикажете понимать, высокоумные и образованные господа? Где всякие гигантские волны, цунами, например? Ага, наверное, они здесь только зарождаются (ну, типа, как в роддоме!), а разрушительную силу наберут только за много-много километров отсюда...".
   Он отошёл от огнеопасного берега примерно на три с половиной мили, после чего надолго опустил вёсла. Что надо было делать дальше? "Луиза" высадила их в шлюпку (одну из трёх, имеющихся в наличие), находясь всего в полумили от острова. Но было абсолютно понятно, что когда началось извержение вулкана, благоразумный и рассудительный Фруде Шлиппенбах тут же отошёл от неверного берега в открытое море. На сколько миль отошёл? Где сейчас находится бригантина? Оставалось одно - тупо дожидаться утра и уже тогда определяться с планами на будущее.
   Навалилась нестерпимая и злая жажда, но бороться с ней было нечем - кожаные баклаги с желанной жидкостью остались в вещмешках широкоплечих шведских охотников, сгоревших заживо.
   В лодку сильным береговым прибоем наплескало немного солёной морской воды, и Егор почувствовал (услышал, определил обострившимся звериным инстинктом?), как в этом крохотном искусственном водоёме плещется (двигается, трепыхается?) кто-то живой.
   "Спокойно, братец, сосредоточься!", - посоветовал оживившийся внутренний голос. - "Давай-ка, поймай его! Главное, не суетись по-пустому...".
   Через пять-шесть минут он крепко сжимал в ладони гладкую рыбёшку, чья чешуя переливалась всеми цветами радуги.
   "Грамм на сто семьдесят потянет!", - жадно сглотнув слюну, радостно сообщил деловой и приземлённый внутренний голос. - "А это значит, что в ней содержится грамм сто жидкости!".
   Егор запрокинул голову и широко раскрыл рот, после чего поднял вверх руку с зажатой в ладони рыбой и так сильно сжал кулак, что в рот бойко закапала живительная влага...
   Жажда немного притупилась, но ей на смену - единым букетом - пришли другие неприятные ощущения: противно засаднили сотни мельчайших ожогов, настойчиво заныли многочисленные синяки и ссадины, закружилась голова, по всему телу разлилась предательская слабость....
   Пришлось срочно звать на помощь знания, полученные в двадцать первом веке, в школе военных телохранителей.
   Он, сильно прогнув спину, выпрямился на лодочной скамье, расправил плечи, вскинул голову вверх и прикрыл глаза. Через несколько минут, когда были мысленно произнесены нужные слова (молитва - не молитва, так, набор звучных и гортанных фраз на неизвестном языке), Егор крепко обхватил ладонями колени, безымянными пальцами нащупал нужные контактные точки и, ритмично надавливая на них, начал успокаивающий массаж, заново мысленно повторяя всё тот же набор звучных и гортанных фраз на неизвестном языке...
   Оказалось, что и в восемнадцатом веке этот способ (методика, приём, умение?) работал просто замечательно - все неприятные ощущения сгладились и притупились, время потекло спасительно и странно. Он как будто наблюдал за собой со стороны, словно бы смотрел документальный фильм, вольготно устроившись в мягком кресле фешенебельного кинотеатра.
   Человек неподвижно сидит в корабельной шлюпке. Вокруг - только глухая ночь и бесконечно-спокойное море. Правда, где-то совсем рядом, на островном берегу, что-то гремит, грохочет и горит, но это уже неважно - дело-то сделано.... Серые облака медленно и плавно уходят на северо-запад, и на ночном небе появляются звёзды. Нет, не так.... И на безоблачном небе появляются очень крупные и яркие звёзды: Сириус, Канопус, Ригель, и, наконец, символ тропиков - великолепный и неповторимый Южный Крест....
   А, главное, отступили куда-то на второй, и даже на третий план серые и подлые мысли о том, что генерал Шлиппенбах и его верные шведские охотники погибли - сугубо - по твоей вине. Мол, надо было чётче отдавать команды. То есть, более развёрнуто, учитывая все особенности людского контингента, находящегося в твоём подчинении...
   Беззаботно щёлкали минуты, незаметно сливаясь в полновесные часы, вот, уже и рассвет наступил. На востоке появляется тонкая, робкая и скромная светло-розовая нитка, которая постепенно и неуклонно расширялась. А через полчаса добрая четверть неба уже была окрашена в розово-алые утренние краски...
   Рассвет? Егор торопливо открыл глаза и сильно помотал головой, отгоняя прочь наваждения хитрой полувоенной премудрости, вынесенной им из Будущего. Край ярко-малинового солнца величественно показался из-за горизонта, пришла пора серьёзно задуматься о дальнейших действиях. Вокруг было на удивление тихо, а над скалистыми берегами Ямайки к небу больше не поднималось ни единого, даже тощенького дымка.
   "Видимо, вулкан вчера полностью "выговорился", а теперь уснул на долгие годы, а может, и на многие века...", - важно подытожил внутренний голос.
   Поверхность Карибского моря - со всех сторон - была покрыта двух-трёх сантиметровым слоем серого пепла. Егор, морщась от вновь проснувшейся боли - во всех составных частях организма - осторожно склонился над высоким лодочным бортом, намериваясь разогнать ладонью пепел и плеснуть в лицо несколько пригоршней морской воды. Но уже через секунду он торопливо отдёрнул руку и отшатнулся от борта - в трёх с половиной метрах от шлюпки морскую гладь уверенно разрезал чёрный треугольник акульего плавника. За чёрным треугольником - в слое вулканического пепла - оставался чёткий, медленно затягивающийся след.
   "Что же это такое творится-то, мать вашу морскую, развратную!", - от души возмутился сердитый со сна внутренний голос. - "Жрать нечего, пить нечего, всё тело покрыто синяками, ссадинами и волдырями от ожогов. Так, нет же, кому-то и этого мало! Вот, ещё и голодных акул подбросили, засранцы! Знать, для полного и окончательного счастья.... Теперь, блин морской, даже и не умыться...".
   На этот раз Егор был полностью согласен с беспокойным и, зачастую, непоследовательным внутренним голосом. Поэтому, когда наглый акулий плавник снова возник рядом с лодкой, он сразу же выхватил из-за широкого кожаного пояса пистолет и влепил морской хищнице свинцовую пулю в голову. Вернее, в то место, где эта безобразная голова, скрытая светло-зелёными водами, должна была - по его расчётам - находиться.
   Судя по тому, что акула тут же ушла под воду и больше вблизи лодки не появлялась, он, всё же, попал. Хотя, наверное, это было совсем и неважно.
   А вот звук - от произведённого пистолетного выстрела - оказался неожиданно громким. Чуткое утреннее эхо тут же подхватило его, старательно и многократно усилило, клонировало - совсем без счёта - и запустило гулять во все стороны.... А минуты через две-три после того, как эхо окончательно успокоилось, со стороны открытого моря донёсся еле слышимый звук ответного выстрела. Пушечного выстрела - так, по крайней мере, объяснил происхождение этого шума оптимистически настроенный внутренний голос.
   Впрочем, радоваться Егор не спешил - над морем по-прежнему царил полный штиль, следовательно, ждать скорого прихода "Луизы" было бесполезно, а сил, чтобы полноценно грести на звук ответного выстрела, у него попросту уже не было. Да и сильное морское течение уверенно сносило беспомощную лодку - вдоль скалистого островного берега - куда-то на северо-восток...
   Вскоре навалилась дневная коварная жара, жажда безжалостно засыпала горло - до самых запёкшихся губ - колючим и раскалённым песком. Егор, обливаясь противным холодным потом, скорчился на дне лодки, тщательно прикрывая голову руками и старательно изображая из себя двухмесячный человеческий эмбрион, беззаботно дремлющий в материнской утробе. Скорчился и - неожиданно для самого себя - уснул...
   А может, и не уснул, а потерял сознание, или - просто умер...
  
   Он проснулся (пришёл в себя, воскрес?) от сильной боковой качки.
   "Слава Богу - ветер...", - еле слышно прошелестел слабый и беспомощный внутренний голос. - "Это очень хорошо.... Во-первых, жара спадёт. Во-вторых, могут появиться дождевые тучи. Тучи - это замечательно! Из них же иногда льётся водичка.... Вода.... Стоп! А это что такое - под ладонью правой руки? Это же, это же.... Простыня!!!
   Егор открыл глаза и торопливо поднёс к ним кулак правой руки - с крепко зажатым в нём куском льняной ткани.
   - Вот же, мать его растак! - вырвалось непроизвольно.
   - Больной, прекратите так грязно и неприлично выражаться! - весело возмутился голос, милей и желанней которого не было на этой грешной планете - ни в восемнадцатом веке, ни в веке двадцать первом. - Вы же, всё-таки, ни мужик лапотный, дремучий, а князь Светлейший, пусть уже и бывший. Правда, один мой знакомый король - по имени Карл - утверждает, что бывших князей и княгинь не бывает...
   - Саня, это, правда, ты? - то ли спросил, то ли позвал Егор. - Мне это, часом, не снится?
   - А, вот, это мы сейчас обязательно проверим! - лукаво пообещал хрустальный голосок, и через мгновение его губ коснулись нежные женские губы, слаще которых не было на этой грешной планете - ни в восемнадцатом веке, ни в веке двадцать первом...
   Через несколько минут, вволю нацеловавшись с женой и вволю же напившись прохладной воды, Егор неожиданно обнаружил, что они с Санькой в каюте не одни. Возле прямоугольного стола, заставленного различными пузырьками и флакончиками, на табуретке сидела, сложив у груди крохотные ладошки, вежливо улыбающаяся Наоми.
   "Похоже, что наша Сашенция померилась с японкой!", - всерьёз удивился внутренний голос. - "Иначе, как ещё можно объяснить тот факт, что эта подозрительная и странная гейша преспокойно находится здесь, а твоя, братец, воинственная супруга до сих пор не вцепилась ей - острыми зубами - в белоснежное горло?".
   Санька всегда понимала его ни то, что с полуслова, а с "полувзгляда" и даже, как иногда казалось, с "полумысли", поэтому она разъяснила эту ситуацию сразу же, не дожидаясь наводящих вопросов:
   - Мы с Наоми-сан теперь хорошие подружки! Понимаешь, Саша, это только благодаря ей, удалось так быстро отыскать тебя.... На самом рассвете мы неожиданно услышали отголоски далёкого выстрела, но точного направления, откуда прилетели эти отголоски, никто не смог определить. Только наша японка что-то там поняла, засуетилась, забегала туда-сюда вдоль борта бригантины. Тычет указательным пальчиком в морские просторы и всё причитает, мол, ондзин, ондзин.... Потом стала тем же пальчиком тыкать в шлюпку, мол, раз на море полный штиль, то надо срочно спускать на воду лодку и плыть на северо-восток, то бишь, за тобой...
   - Спустили? - широко улыбнувшись, спросил Егор.
   - Целых две! То есть, всё, что было.... Я села в одну посудину, а Наоми-сан - во вторую. Её шлюпка первой пошла, потому что она направление указывала гребцам. А потом я, когда высмотрела в подзорную трубу твою лодку, тут же приказала своим ребятишкам наддать - что было сил...
   - Пистолетом, небось, угрожала?
   - Ну, так, совсем немного, - смущённо передёрнула Санька белоснежными плечами. - Короче говоря, тебя, вернее, твоё бесчувственное тело - в качестве законной морской добычи - перегрузили именно в мою шлюпку. Вот, так-то!
   - А, дальше?
   - Дальше.... Подняли бесчувственного командора экспедиции на борт "Луизы". У тебя был сильный жар, пузыри от ожогов наблюдались по всему телу. Я испугалась, вернее, совершенно не знала, что нужно делать, чтобы тебе, милый, помочь.... Тут японка появляется - с фарфоровой баночкой в руке. Жестами показывает, мол, ондзина надо намазать данной подозрительной мазью, сильно пахнущей подгнившими морскими водорослями. Догадываешься, куда я её послала - сразу и надолго? Вот-вот, именно туда.... Но Наоми это не смутило. Она, молча, даже не дрогнув, поднесла ладонь к пламени свечи - на добрые полминуты. Потом показала мне получившийся белый пузырь, пальцем другой руки подцепили из открытой баночки капельку целебной мази.... Так вот, большой белый волдырь от ожога уже через минуту полностью прошёл, то есть, рассосался и пропал. Тогда я и тебя, предварительно выгнав Наоми-сан из каюты, всего натёрла этой мазью. Жар постепенно спал, ожоги и ссадины начали подживать буквально на глазах.... Ну, а пока ты, Саша, дрыхнуть изволил, я и успела - совсем чуть-чуть - подружится с нашей узкоглазой страшилкой. Про "страшилку" - это шутка, конечно же. Симпатичная, вполне нормальная и весьма сообразительная девица. Шкипер Фруде Шлиппенбах её уже успел обучить некоторым английским нехитрым словам - "да", "нет", "стол", "вино"....
   - Да, нет, стол, вино, - послушно повторила японка.
   - Вот-вот, стол и вино! - подхватил Егор. - Есть ужасно хочется, да и от бокала-другого хорошего вина я не откажусь. А после обеда.... Как - завтрака? Я, что же, проспал целые сутки? Ладно.... Тогда после завтрака мы поднимемся на палубу и поговорим о других важных вещах. Например, о том, как погиб храбрый шведский генерал Ерик Шлиппенбах. Вы, наверное, об этом уже догадались?
   - Конечно, догадались, - нахмурилась Санька и в её голосе неожиданно послышались стальные нотки: - А ты, Александр Меньшиков, гадкий и грязный свин! Малознакомому шкиперу Фруде рассказал, всё же, о гранатах, которые собираешься зашвырнуть в жерло вулкана, а мне, законной супруге, матери твоих троих детей, даже словечка не шепнул. Мерзавец скользкий и уродливый...
   - Саня!!! - взмолился Егор. - Давай, я сперва немного поем, поговорю с Фруде о текущих делах, а уже после этого ты меня попилишь вволю, а? Я даже лично наточу пилу, а сам притворюсь - берёзовым беззащитным бревном...
   Фруде Шлиппенбах выслушал известие о смерти родственника внешне спокойно. Только медленно провёл ладонью по загорелому и продублённому многими ветрами лицу и невозмутимо проговорил:
   - Вот, дядюшка Ерик и попал в очередную славную и удивительную легенду. Жаль только, что - на этот раз - в последнюю...
   Егор, в свою очередь, поинтересовался:
   - Куда мы сейчас направляемся, капитан? И что случилось с пиратским флотом?
   - Идём мы, естественно, к запасной точке общего сбора, то есть, к бухте славного городка Сан-Анхелино. До него ещё осталось порядка трёхсот морских миль. Пираты? Похоже, сэр Александэр, что все они сварились заживо. Ну, как речные раки.... Вулканическая лава потекла со скалы в воды бухты, ветра, как вы помните, почти не было. Вот, и получилась самая натуральная кастрюля с кипятком, вся Бухта дремлющего огня была заполнена горяченным водяным паром. Так что, спокойных вам снов, дорогие господа флибустьеры! Только сдаётся мне, что на адских сковородках заснуть очень сложно.... Впрочем, сэр командор, одному бродяге, всё же, удалось вырваться из этого кипящего котла. Сразу после того, как вас - в бессознательном состоянии - подняли на борт "Луизы", задул юго-западный ветер. Я тогда и решил - обогнуть эту проклятую Ямайку с севера. Видите ли, в этом случае надо было обязательно проходить мимо Бухты дремлющего огня. Любопытно стало, как там.... Извержение вулкана к тому времени уже завершилось, но бухта была ещё частично скрыта в облаках густого, молочно-белого пара. Поэтому ничего толком рассмотреть не удалось, так, только верхушки корабельных мачт местами торчали из воды, да варёные пиратские трупы выступали повсюду из пепла, толстым слоем лежащего на морской воде.... Сразу же стало ясно, что надо плыть к Сан-Анхелино. Над бухтой стоял такой специфичный запах.... И было понятно, что это только начало. Ни один месяц - на несколько миль - будет нестерпимо вонять гарью (от сгоревших прибрежных лесов и кораблей), ну, и трупами.... На всякий случай мы спустили на воду шлюпку и боцман крупно написал белой краской на гладкой чёрной скале: - "Сан-Анхелино".... Вдруг, вперёдсмотрящий кричит из марсовой бочки, мол: - "Человек за бортом!". И, точно, человек.... Пожилой уже, слегка обгоревший. В том смысле, что его одежда обгорела местами, да и седоватая борода - наполовину, а так-то - вполне живой. Держался дядя за какие-то корабельные обломки, другой рукой нам махал отчаянно.... Тут так - по его словам - получилось. Фрегат, на котором он плавал корабельным коком, ближе других судов стоял к выходу из бухты, причём, на его мачтах после урагана чудом сохранилось несколько парусов. Когда над Бухтой дремлющего огня - после встречи раскалённой лавы и морской воды - стал подниматься пар, то он сыграл роль ветра, пусть, и очень горячего. То есть, паруса чуть-чуть надулись. Капитан фрегата, мол, не растерялся и тут же приказал рубить якорные канаты. Корабль потихоньку поплыл. Но потом почему-то загорелся. Со временем, естественно, рванули пороховые погреба.... Этот дядя - с обгоревшей бородой - от пожара прятался на самом носу судна, вот, его взрывом и отбросило далеко в сторону, чудом остался жив. По крайней мере, он так утверждает...
   - Что ещё интересного и дельного рассказывает спасённый кок? - спросил Егор. - И где он находится сейчас? Можно с ним поговорить?
   Фруде Шлиппенбах скорчил кислую физиономию - как будто съел дольку незрелого португальского лимона - и ответил, непонятно поглядывая на стоящую рядом Саньку:
   - Ничего интересного он больше не рассказывает. Потому, что его крепко связали, в рот вставили надёжный кляп, после чего заперли в боцманском чулане.... Почему - заперли? Светлейшая княгиня Александра так велела, а спорить с ней - совершенно небезопасно для жизни и здоровья...
   - Саня? - Егор вопросительно посмотрел на жену. - В чём дело?
   Сашенция задумчиво прищурилась на пролетавшую в небе одинокую белую чайку и рассказала странную историю:
   - Во-первых, глаза у этого типа очень, уж, нехорошие - холодные такие, оценивающие, расчётливые и противные. Не нравятся мне такие глаза.... Представился этот неприятный тип датчанином по имени - Людвиг Лаудруп. Представляешь, Людвиг Лаудруп?! Подозрительно.... Родился он, мол, в крохотной рыбацкой деревушке под городом Копенгагеном. Ага, ещё одно нехорошее совпадение! Мол, долгие годы плавал корабельным коком на мирном торговом судне, потом неожиданно налетела пиратская эскадра Эдварда Теча - Чёрной Бороды. Капитана, штурмана и боцмана флибустьеры безжалостно повесили на мачтах, а его, несчастного и безобидного Людвига Лаудрупа, заставили плавать - по-прежнему коком - но уже на пиратском судне.... Ну, учитывая все эти странности и, главным образом, нехорошие глаза спасённого старичка, я и приказала - немедленно его связать и арестовать. Сопротивлялся дедуля - как матёрый раненый медведь! Но, конечно же, справились. Слава Богу, моряки на "Луизе" силой не обделены, - при последних Санькиных словах Фруде Шлиппенбах довольно и одобрительно хмыкнул.
   - Да, всё это очень интересно! - задумчиво протянул Егор. - Только, вот, зачем надо было - кляп ему запихивать в рот?
   Санька брезгливо и презрительно поморщилась:
   - Не люблю, когда при мне грязно выражаются! Особенно, когда во всю глотку, - невесело усмехнулась: - Представляешь, Саша, этот подлый злыдень, когда ему в рот засовывали кляп, умудрился одному из матросов прокусить до кости указательный палец.
   - Странные дела! - удивлённо покрутил головой Егор. - Только, ведь, пленнику пить-есть иногда требуется...
   - Раз в двенадцать часов ему вынимают кляп изо рта, поят и кормят. Я же не чудовище какое, в конце-то концов, а, наоборот, женщина добрая и милосердная.
   - Но, ведь, злобный кок опять может кого-нибудь цапнуть за палец...
   - Уже не может! - слегка покраснев, заверила Сашенция. - Ты же знаешь, что моя любимая игрушка - пистолет. А у пистолета, кроме всех прочих достоинств, имеется ещё и очень тяжёлая рукоятка...
  
   Через трое суток, пользуясь попутным ветром, "Луиза" вошла в бухту городка "Сан-Анхелино". Крошечная такая бухточка, симпатичная, словно бы игрушечная. На берегу - в художественном беспорядке - вольготно разместились сотни три-четыре разномастных домишек, над которыми возвышалось солидное здание величественного католического собора. Вдоль побережья - по обеим сторонам от посёлка - хорошо просматривались бесконечные банановые и апельсиновые рощи.
   По причине недостаточной глубины бухты, "Луиза" бросила якоря в одной четверти мили от берега.
   - Там наблюдается нездоровая суета и откровенная паника! - дисциплинированно доложила Санька, не отрываясь от окуляра подзорной трубы. - О, оказывается, что вдоль набережной из прибрежных камней сложено некое подобие крепостного вала, а в специальных "гнёздах" установлены мощные пушки. Визуально - гаубицы.... И эти гаубицы - в спешном порядке - сейчас готовят к стрельбе! К ним подносят и подкатывают чугунные ядра, в специальных бронзовых чанах, установленных на длинных треногах, разводят огонь.... Однако!
   - Совершенно ничего неожиданного! - саркастически усмехнулся шкипер Фруде. - Серьёзные морские суда редко посещают эти края. Особенно, такие красавицы-бригантины. Особенно, под таким странным флагом, на котором изображена златоглазая чёрная кошка - на фоне розово-алой утренней зари.... Впрочем, как уверял адмирал Людвиг Лаудруп, в этой большой деревне нам совершенно нечего бояться, - сменив тему, громко прокричал: - Эй, боцман! Не ленись, исчадье ада! Быстро спускай шлюпку на воду!
   Шлюпка, в которой расположились - кроме матросов-гребцов - капитан Шлиппенбах, Сашенция (изысканно причёсанная, в выстиранном и старательно наглаженном платье) и Егор, пристала к берегу, заползя носом на белоснежный песок пологой косы.
   - Ничего себе! - выдохнула Санька, с помощью Егора выбираясь из лодки. - Какие они все..., разноцветные!
   И это было истинной правдой, встречающая их толпа состояла из четырёх-пяти десятков мужских физиономий - самых разных цветов и оттенков: белых, лимонных, жёлтых, коричневых, иссиня-черных, серо-буро-малиновых...
   "Испанцы, англосаксы, негры, метисы, мулаты, индейцы...", - старательно перечислял наблюдательный внутренний голос.
   От толпы встречающих, скромно расположившейся метрах в двадцати пяти от уреза воды, отделился, зашагав вперёд медленно и грузно, очень высокий и толстый негр среднего возраста, одетый как патентованный испанский идальго, разве что на его левом боку - вместо длинной шпаги - красовался чуть заржавевший палаш самых устрашающих и невероятных размеров. Ну, и многочисленные металлические колечки и костяные палочки, вставленные в мочки ушей и в чёрный мясистый нос, несколько выбивались из образа благородного испанского дворянина. Не говоря уже о красно-зелёных узорах татуировок на выпуклых щеках...
   - Меня зовут - дон Сезар! Я бывший раб с хлопковой плантации, а нынче - губернатор Сан-Анхелино! - остановившись в трёх метрах от путешественников, густым басом - на неплохом английском языке - важно сообщил толстяк. - Сан-Анхелино - свободный город! Мы - сами по себе, и никому не подчиняемся! - после этого сообщения, в свою очередь, перешёл к вопросам: - А вы, господа, кем будете? Какому королю служите? Вы, конечно же, не похожи на обычных пиратов, но.... Что означает ваш, безусловно, красивый, но - достаточно - странный флаг?
   - Он означает только то, что мы не служим никому - из земных королей! - торжественно ответил Егор, демонстративно трогая пальцами приметную пиратскую серьгу в левом ухе. - Плаваем, вернее, ходим по морям, где захотим...
   - Ни у кого, при этом, не спрашивая разрешения! - пафосно закончила фразу Санька.
   Светло-карие глаза толстого негра неожиданно расширились и значимо округлились, а их обладатель от удивления даже - насколько ему это позволял сделать немалый собственный вес - подпрыгнул на месте.
   - Заветная серьга! - зачарованно выдохнул дон Сезар, не отрывая взгляда от левого уха Егора. - Значит, снова братство "Белых флибустьеров"!? Значит.... А где же? Извините, сэр, но вас я не знаю...
   - Так, вот, получилось, - доходчиво объяснил Егор. - А адмирал Лаудруп, он же - Датский Кок, подойдёт на днях, - сняв с головы треуголку, он пару раз вежливо взмахнул ею и представился: - Меня зовут - сэр Александэр. Эта прекрасная дама - моя жена, леди Александра. Мой спутник - шкипер бригантины "Луиза" - Фруде Шлиппенбах...
   Губернатор Сан-Анхелино, чуть смущаясь, вынул из кармана штанов белоснежный платок (в смысле, светлую тряпицу), промокнул крупные капли пота на щекастом лице (на морде - самого зверского вида - чего, уж, там!), и торопливо пояснил причину своего радостного волнения:
   - Это просто отлично и замечательно! Тогда, может быть, нам и удастся выстоять.... Я имею в виду - Сан-Анхелино. Единственный свободный город на всём карибском побережье.... Дело в том, господа и прекрасная леди Александра, что сюда направляется пиратская эскадра Эдварда Теча - дьявола во плоти - по прозвищу Чёрная Борода. Говорят, что на этот раз он собрал под чёрным флагом более двадцати корабельных вымпелов...
   Егор - уже было - раскрыл рот, чтобы донести до сведения уважаемого губернатора последние новости, но в последний момент почувствовал, как под его рёбра многозначительно ткнулся острый локоток Сашенции.... Почувствовал, и послушно промолчал.
   - Не беспокойтесь понапрасну, уважаемый и милый дон Сезар! - объявила, лучезарно и томно улыбаясь, Санька. - Эскадру Чёрной Бороды мы уже уничтожили. В полном составе. Несколько суток назад. Как, да что? Это очень долгий рассказ. Может, потом, когда-нибудь, если мы подружимся, то я расскажу и более подробно. Может быть.... На борту нашей "Луизы" находится пленный - единственный, кто остался в живых - со стороны пиратов - в той переделке. Он представляется безвредным корабельным коком.... Может, это и так. А, быть может, и нет. Глаза у него очень, уж, нехорошие, противные такие.... Есть ли среди ваших, э-э-э..., уважаемых соратников, сэр губернатор, опытные люди? Пожилые, виды видавшие, знающие в лицо - пиратскую братию? Говорите, что это старый итальянец по прозвищу - "Вторая пинта"? Тридцать лет был пиратом, а потом раскаялся, одумался и всё такое? Что же, неплохо! Я думаю, что надо сделать так..., - неожиданно замолчала и многозначительно посмотрела на Егора.
   "Блин средневековый! До чего же, братец, тебе повезло с женой!" - буквально взвыл от зависти внутренний голос. - "Красивая, длинноногая, страстная, ревнивая! А, главное, умная и всё понимающая, смелая, отважная, добрая, необыкновенная, капризная, насмешливая, гордая.... И эти уроды из Будущего всерьёз думали, что ты откажешься от неё - ради жалких двадцати миллионов Евро и халявного личного островка в Карибском море? Пэдорасты извращённые!!!".
   Егор - не без труда - спрятал взволнованное лицо под маской непроницаемого равнодушия и невозмутимо высказал предложение:
   - Давайте, мы сделаем так, дон Сезар. Во-первых, пусть ваш итальянец - по прозвищу "Вторая пинта" - прямо сейчас отправится на борт "Луизы". На моей шлюпке, естественно. Посмотрит внимательно - в те глаза, которые так не понравились моей проницательной супруге. Пусть, и в лицо всмотрится старательно. Вдруг, да признает давнего знакомца.... Ну, а мы - вместе с вами, мой любезный губернатор - прогуляемся немного по славному Сан-Анхелино. Полюбуемся местными красотами и достопримечательностями, немного перекусим.... Надеюсь, в этом благословенном месте найдётся скромный и неприметный кабачок? Но, обязательно, с приличной кухней и хорошим вином?
  
   Они, важно пройдя через расступившуюся в стороны толпу разноцветных, вооружённых - по самое не могу - мужчин, миновали оборонительную полосу Сан-Анхелино и вступили на тротуар центральной улицы городка, мощёный диким необработанным камнем.
   Городок (посёлок, большая деревня?), не смотря на прибытие в бухту бригантины под необычным и странным флагом, жил спокойной и размеренной жизнью. Многочисленные женщины и мужчины торопились куда-то по узким улицам. Кто-то из них и по серьёзным делам, но большинство - просто так - ради променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста - четырех-пяти часовой послеобеденный сон где-нибудь в спасительной и нежной тени. Улицы городка были узкими и кривыми, а дома и домишки - хлипкими и непрезентабельными. Какие только подручные материалы не использовались при их возведении! Стволы и листья пальм, грубый неотёсанный камень, обломки досок и мебели, ветки кустарника, старательно обмазанные буро-красной глиной...
   - Наш Сан-Анхелино даёт приют всем, кто в нём нуждается! - несуетливо раскланиваясь со встречными горожанами и горожанками, напыщенно вещал губернатор Сезар. - Беглым рабам и каторжникам, золотоискателям и охотникам за старинными кладами, авантюристам и влюблённым, которым было запрещено вступать в брак на их старой Родине.... Только пиратам - всех мастей - заказано появляться на этом благословенном берегу. Мы их сразу же вешаем, не мудрствуя лукаво. Впрочем, иногда предварительно и судим...
   Таверна ("пульперия" - по-местному) располагалась в низеньком и длинном здании, построенном - судя по корабельным иллюминаторам - из обломков какого-то морского судна, потерпевшего кораблекрушение в местных водах. Над крепкой дверью, выкрашенной чёрной краской, на стене висела вымеска - белая надпись на тёмно-синем фоне. Надпись гласила - "ла Голондрина бланка".
   "Чёрт меня побери! А, ведь, ты, братец, что-то читал - в далёком двадцать первом веке - о забегаловке с таким названием", - заявил памятливый внутренний голос. - "Книга, вроде бы, называлась "Логово льва". Кто автор? Извини, но не помню. Что-то там на букву "Б", как мне кажется...".
   - Хозяйку этого славного заведенья зовут, случаем, ни доньей Розитой?
   - Именно так её и зовут! - радостно сообщил губернатор Сан-Анхелино. - Неужели её слава великой кулинарки докатилась и до Большого Мира?
   - Да, уж! - слегка усмехнулся Егор. - Скоро об этой славной сеньоре и в умных толстых книгах будут упоминать...
   Внутреннее убранство таверны особыми изысками не отличалось - грубые, давно некрашеные деревянные стены, низкие почерневшие потолки, маленькие, плохо помытые окошки, местами слегка покоцанная старенькая мебель, небрежно сколоченная из широких пальмовых досок.
   А, вот, кухня в кабачке, и в правду, оказалась просто превосходной. На закуску подали рагу из жирных виноградных улиток, крабового мяса и переспелого авокадо. В качестве основных блюд фигурировали - тушёное мясо дикой козы, приготовленное в соусе из прокисших плодов хлебного дерева, и жареная молодь барракуды. На десерт были предложены многочисленные и разнообразные тропические фрукты. И, конечно же, превосходное местное апельсиновое вино - пахучее и терпкое - в неограниченных количествах...
   Трапеза проходила в спокойной и дружеской обстановке. Болтали о всяком и разном - о тропических штормах, о пиратских повадках и о чёрных кошках. Санька, неодобрительно поглядывая на Егора, но с нотками законной гордости в голосе, поведала дону Сезару о подробностях недавнего уничтожения пиратской эскадры - при помощи неожиданно проснувшегося вулкана.
   - Да, никогда не слыхал о таком! - без устали восторгался губернатор. - Это надо же! Одним молниеносным ударом - сжечь всю эскадру...
  
   Неожиданно за корабельными иллюминаторами, распахнутыми настежь по случаю тёплой утренней погоды, послышались взволнованные крики, раздалось несколько пистолетных выстрелов.
   - Что происходит, губернатор? - забеспокоилась Санька.
   - Совершенно ничего не понимаю! - взволнованно пожал пухлыми плечами толстый негр. - Может, бунт? Кто-то хочет занять моё тёплое местечко? Так, вроде, с утра ничего не предвещало - такого поворота событий...
   - Эдвард Теч! Чёрная Борода! Чёрная Борода! - донеслись громкие и, как показалось, радостные крики...
  
  
   Глава тринадцатая
   Жёлтый и вонючий дым - над городом
  
   Впрочем - помимо радостных воплей - слышались и откровенно недовольные и, даже, угрожающие высказывания:
   - Немедленно отдайте нам Эдварда Теча, проклятые чужеземцы! Отдайте нам Чёрную Бороду! Иначе, спалим вашу бригантину - к такой-то матери - вместе с этой дурацкой чёрной кошкой! Просим по-хорошему...
   Уже через несколько минут трактир был плотно окружён разномастной и разгневанной толпой. Раздался звон разбитой посуды - это круглый булыжник, пущенный чьей-то умелой рукой, влетел через раскрытое окошко и приземлился точно посередине барной стойки, разбив два фужера жёлтого стекла и опрокинув на досчатый пол высокую стопку фарфоровых тарелок.
   Дон Сезар недовольно поморщился и, не вставая из-за стола, громко и властно проорал - в направлении окна:
   - Прекратили немедленно, проклятые голодранцы! Я уже иду, так вас всех нетерпеливых, да по-разному...
   - Ну, я им, законченным мерзавцам, сейчас продемонстрирую - все прелести ада! - грозно пообещала донья Розита, женщина тучная и неприветливая, невозмутимо доставая из настенного шкафчика красного дерева солидную ручную гранату. - Этим тарелкам было уже лет двадцать пять, я их - с немалым риском для жизни - лично доставляла с французской шхуны, севшей на камни в устье Чёрной реки.... Не прощу уродам!
   Губернатор, сделав - прямо из керамического трёхлитрового кувшина с апельсиновым вином - несколько крупных глотков, поднялся со скамьи и, выпрямившись во весь свой двухметровый рост, рявкнул хорошо поставленным командным голосом:
   - Розита, так тебя растак, быстро положи гранату на место! Кому я говорю? Сейчас я разберусь с этими бездельника, выясню, что им надо. А потом щедро заплачу тебе за всю разбитую посуду. Сколько скажешь, столько и заплачу...
   - Что мне делать, красавчик, с твоими деньгами? - грозно нахмурилась трактирщица, но гранату послушно убрала обратно в настенный шкафчик. - Где, спрашивается, я куплю новые тарелки и фужеры? Где? В нашем Сан-Анхелино нет, если ты, господин губернатор, не забыл, посудных лавок. Ни единой!
   - Не расстраивайтесь вы так, уважаемая сеньора Розита, мы вам новые бокалы и тарелки привезём с нашей "Луизы", - пообещала Санька и вопросительно уставилась на Егора. - Ну, чего сидишь? Пошли, пообщаемся с народом...
   На улице было тревожно и беспокойно, порядка сотни горожан и горожанок о чём-то угрюмо и угрожающе перешептывались между собой. Некоторые многозначительно потрясали длинноствольными допотопными ружьями, у других из-за широких кожаных поясов торчали пистолетные рукоятки, третьи по-простому сжимали в ладонях охотничьи ножи и обычные булыжники.
   Увидев неторопливо выходящих из дверей трактира губернатора и его заморских гостей, горожане - словно по чьей-то незримой команде - тут же перестали шептаться, на улице установилась подозрительная и чуткая тишина.
   - Ну, вот, опять повыдирали камни из мостовой! - громко хлопнув ладонями по жирным бёдрам, расстроено констатировал дон Сезар. - А, ведь, сколько уже было говорено на эту тему! Сколько клятвенных обещаний я выслушал! Ничем вас, канатных плясунов, видимо, не пронять.... Так и помрёте - темнотой некультурной! Ладно, с этим вопросом мы потом разберёмся.... Ну, и чем вы нынче недовольны? Чего не поделили? Мартышек, бананы, или же серебряные рудники?
   Из толпы вперёд выступил хлипкий и суетливый мужчинка - невысокий и худенький, уже в годах, лысоватый, с хитрющими глазами явного плута и записного пройдохи.
   "Вылитый Джузеппе - приятель незабвенного папы Карло - из старого, ещё советского фильма про деревянного мальчишку Буратино", - тут же насмешливо доложил внутренний голос, пребывающий в хорошем настроении.
   - Ну, что там у тебя, Вторая пинта? По какой такой причине сегодня мутишь народ? - спросил губернатор.
   - Я уже много раз просил - никогда не называть меня этим дурацким и очень обидным прозвищем! - ворчливым голосом, с очень сильным итальянским акцентом, известил лысоватый господин. - Меня зовут - Джузеппе! Прошу вас запомнить, уважаемый господин губернатор, Джузеппе!
   - Хорошо, хорошо, я запомнил! Ну, милейший мой Джузеппе, по какому поводу - на этот раз - бучу учудили? Зачем доброй донье Розите поколотили тарелки и бокалы? А?
   Пожилой итальянец, криво улыбнувшись, неожиданно ткнул коротким указательным пальцем, слегка напоминавшим толстую говяжью сардельку, в сторону Егора и громко заявил:
   - Эти чужеземцы не хотят отдавать нам Эдварда Теча! Сдаётся мне, что они закадычные друзья Чёрной Бороды, одного с ним поля ягоды...
   Толпа вновь зашумела и заволновалась - на самых разных языках и наречиях.
   - Милейший! - Егор резко поднял вверх руку, и, дождавшись относительной тишины, угрожающе звякнул шпагой. - Ещё раз тыкнешь в меня своим грязным пальцем, тут же без него и останешься! Да - заодно - и без ушей.... Понял? Тогда - говори! Только, прошу, толком говори. Откуда взялся этот Чёрная Борода? И причём здесь я?
   - Говори! - грозным басом поддержал Егора дон Сезар. - Только по делу, без обычных глупостей и красивостей...
   Джузеппе удивлённо развёл руки в стороны:
   - А что тут непонятного, собственно? Вы же, благородные господа, сами посылали меня на борт бригантины "Луиза" - взглянуть на одного человека. Вот, я и взглянул! Этот ваш дядечка, подобранный в море, и есть знаменитый и кровавый пират Эдвард Теч. Он же - Чёрная Борода! Вот, такие дела...
   "Народы, проживающие под тропическими созвездьями, всегда склонны к постоянному поиску правды", - глубокомысленно и пространно заявил внутренний голос. - "А если эти поиски сопряжены ёщё и с возможностью немного побряцать оружием, то и удовольствие можно получить двойное...".
   Егор, коротко переглянувшись с Фруде Шлиппенбахом и Санькой, флегматично ухмыльнулся и снова обратился к итальянцу:
   - Ну, а ко мне, уважаемый Джузеппе, какие претензии? Это же он - выловленный в море - Чёрная Борода, а совсем даже и не я.... Не так ли?
   - Тот рыжебородый, что на бригантине.... Я ему говорю, мол, это Эдвард Теч, ужасный злодей и вурдалак, пьющий за обедом не вино, как делают все порядочные люди, а кровь невинных младенцев. Мол, надо срочно переправить его на берег, предать справедливыми суду и безжалостно казнить.... А этот моряк меня грубо прогнал с корабля, сообщив на прощанье, что, мол, он меня знать не знает, да и не хочет знать. Обозвал ещё по-всякому.... Как вам такое понравится? - Джузеппе, сморщив лицо в плаксивую гримасу, обратился к толпе сограждан: - Виданное ли дело, чтобы жителя свободного Сан-Анхелино выгоняли с борта корабля - как бродячего и блохастого пса?
   - Безобразие! Произвол! Пиратские прихвостни..., - тут же послышалось со всех сторон.
   - Как наглого, хитрого, пархатого и зассаного кота! - не очень-то и громко объявила Сашенция, но её почему-то все услышали и сразу же замолчали - ошарашено и совершенно не по-доброму.
   Саньку, однако, это нисколько не смутило. Она, неторопливо поправив платиновые локоны, которые уже успел слегка растрепать лёгкий морской бриз, и спокойно продолжила:
   - Многие из вас, господа, наверняка, служили на флоте. Кто-то - на торговом, кто-то - на военном. Поэтому вы не понаслышке знаете, что такое - флотская дисциплина. Знаете, ведь? Молодцы! Где это видано, чтобы помощник капитана - без приказа старшего по званию - передавал на руки первому встречному важного пленника? Тем более, такому безгранично подозрительному первому встречному.... Да, что там - подозрительному! - презрительно посмотрела на тут же стушевавшегося итальянца. - Натуральному прохиндею! Вруну, придумщику, паникеру и склочнику!
   - А, ведь, новенькая барышня всё правильно говорит! - зазвучали одобрительные голоса. - Наш Джузеппе - врун известный и знаменитый! Его любимейшее дело - крылатых мух превращать в ушастых слонов. Пока добрую пинту рома не выпьет, ни единого слова правды не дождёшься от него....
   Егор обернулся к губернатору и громко - чтобы все слышали - спросил:
   - Дон Сезар, у вас найдётся какая-нибудь бумажка, перо и чернила?
   - Поищем! - неуверенно пообещал губернатор Сан-Анхелино, задумчиво скребя гигантской пятернёй в стриженом затылке. - В нашем городе живёт много образованных людей. Некоторые из них не только читать, но даже и писать умеют.... А зачем вам эти хитрые причиндалы, сэр Александэр?
   - Да, вот, хочу написать короткую записку помощнику капитана бригантины, чтобы он немедленно передал вашим доверенных людям означенного Эдварда Теча.... Только нормальным и надёжным людям, а не таким наглым и бессовестным фантазёрам, - кивнул головой в сторону Джузеппе, который потихоньку отходил назад, намериваясь затеряться в толпе.
   Окружающий мир тут же взорвался от громких и восторженных воплей - это живые и непосредственные жители Сан-Анхелино, ещё совсем недавно готовые к вооружённому бунту, пустились в дружный и радостный пляс, слегка напоминающий классическую латиноамериканскую ламбаду.
   "Ничего, братец, не попишешь, это - тропики!", - невозмутимо прокомментировал происходящее хладнокровный внутренний голос. - "Под созвездием Южного Креста - от серьёзной революции до легкомысленного карнавала - всего-то один маленький шажок...".
   - Эй, морды бесстыжие, слушайте меня! - перекрикивая всеобщий шум и гомон, напомнил дон Сезар. - Не забудьте, родные мои, булыжники вставить обратно - в гнёзда мостовой...
   Уже к обеду Чёрная Борода - под восторженные стенания счастливых народных масс - был перевезён на берег, тщательно закован в кандалы и заключён в отдельную камеру городской тюрьмы. Как же настоящему, уважающему себя городу можно обходиться без церкви, надёжной тюрьмы и трёх-четырёх трактиров?
  
   А ещё через сутки с небольшим рядом с "Луизой" заякорились фрегаты "Буйвол" и "Артур" (в девичестве - "Орёл" и "Александр"). Капитаны Емельян Тихий и Ганс Шлиппенбах, в сопровождении доверенных людей Егора - дяди и племянника Уховых и Фролки Иванова - поднялись на борт "Луизы" уже через двенадцать-пятнадцать минут.
   Обнялись, конечно же, отложив ненадолго все официальные и формальные дела.
   - А где же "Король", то есть - "Святой Дунстан"? - глядя на вновь прибывших огромными и тревожными глазищами, спросила Санька.
   - Мы его не встречали, Александра Ивановна, - сообщил Ванька Ухов-Безухов, прячущий отсутствие левого уха за пышным париком цвета воронова крыла. - "Дунстан", он же очень тихоходный. Следовательно, просто отстал. Но этот бриг очень крепкий и устойчивый, такие корабли не тонут. Наверняка, тоже скоро подойдёт к Сан-Анхелино...
   Егор, успокаивающе и нежно чмокнув жену в упругую щёку, перешёл к серьёзным вопросам:
   - Что у вас, господа, с кораблями? Как пережили ураган? Вижу, что на плаву, но, похоже, у "Артура" не хватает одной мачты?
   - Так точно, господин командор! - доложил Емельян Тихий. - Задняя мачта сломалась у самого основания, одного матроса убило насмерть, второго - покалечило.... Мы на их места определили двух новеньких - из ваших крепостных. Ничего, обучаются.... Э-э-э, извините, что без вашего разрешения....
   - Ты всё правильно сделал, шкипер! - успокоил Тихого Егор. - Я тебя завтра познакомлю с местным губернатором, потолкуешь с ним о материале для новой и надёжной мачты. С доном Сезаром, кстати, можно будет обсудить и другие важные вопросы, например, об изготовлении комплекта новых парусов. По крайней мере, опытные парусных дел мастера в Сан-Анхелино имеются. А что у нас происходит на "Буйволе"? - вопросительно посмотрел на Ганса Шлиппенбаха.
   - Всё нормально, сэр командор! Только небольшая течь открылась по левому борту. Но, ничего страшного. Сейчас законопатим, смолу разогреем...
   Ванька Ухов не утерпел и, не дожидаясь командирского разрешения, посыпал вопросами - словно сушёным горохом:
   - Александр Данилович, а что там случилось-то - на острове Ямайка? Вулкан взорвался? А что за мачты торчат над водой? Чьи трупы там плавают, которые акулы потихоньку доедают? Пепел какой-то лежит, словно - в нашей России - снег зимой.... А где Ильюха Солев? Где господин генерал Шлиппенбах?
   Егор эту Ванькину недисциплинированность полностью проигнорировал и приглашающе подмигнул Иванову, мол: - "Ты здесь - из прибывших - самый разумный и дисциплинированный, вот, и излагай!".
   - Дело было так, - шутливо погрозив Ухову-Безухову кулаком, приступил к рассказу Фрол. - К Бухте дремлющего огня "Артур" и "Буйвол" подошли почти одновременно, только обогнув Ямайку с разных сторон. Сразу стало ясно, что совсем недавно здесь произошло нечто необычное и страшное. Серый крупный пепел - толстым слоем - лежал на воде, всюду плавали разбухшие трупы, из пепла, над которым поднимался горячий пар, торчали верхушки мачт каких-то неизвестных кораблей. Мы в отдалении встали на якоря, спустили шлюпки, подплыли, пряча носы в рукава, тщательно осмотрелись. На одной из гладких прибрежных скал увидели свежую надпись - "Сан-Анхелино". Всё стало понятно. В том числе и то, что вы живы и здоровы.... А когда мы уже стали поднимать якоря, то раздался сильнейший грохот, весь остров затрясло, часть базальтовой скалы, что нависала над бухтой, сорвалась в море, подняв высоченную волну. Стояли бы мы к тому месту чуть ближе - обязательно бы перевернуло.... Всё же, Александр Данилович, а, действительно, что там произошло? Чьи это корабли лежат на морском дне?
   Тяжело вздохнув, Егор подробно поведал соратникам о неожиданной смерти Ильи Солева (не упоминая, естественно, о Санькиной надуманной версии), о вулкане, разбуженном с помощью ручных гранат, об уничтожении всей пиратской эскадры, о пленении самого Эдварда Теча, о страшной и героической гибели генерала Ерика Шлиппенбаха....
   - Да, непростое это дело - путешествовать по тропическим морям! - расстроено покачав головой, подытожил Ванька Ухов. - Непростое, и очень, даже, опасное...
   Уже ближе к полудню следующего дня Егор, Санька и капитаны всех трёх кораблей собрались - всё в той же "Белой ласточке" - то ли на очень поздний завтрак, то ли на очень ранний обед. Ещё в таверну был приглашён губернатор Сан-Анхелино - великолепный и импозантный дон Сезар - на предмет переговоров относительно новой мачты для "Артура", комплекта запасных парусов для всех судов эскадры и о покупке дополнительных запасов продовольствия для дальнейшего плавания. А Ванька Ухов и Фролка Иванов разжились где-то хорошей конной повозкой и, прожигаемые ревнивыми взглядами Фруде Шлиппенбаха, повезли прекрасную Наоми-сан на прогулку по местным природным ландшафтам и прочим красивостям.
   Донья Розита, рассыпаясь перед Санькой в бесконечных благодарностях за подаренные фужеры и тарелки (собирали, преодолевая сопротивление корабельных коков, на всех трёх судах), заставила весь стол разными тропическими деликатесами и изысками.
   Разговор шёл продуктивно и, как принято говорить, в деловом русле. Выяснилось, что практически все поднятые проблемы - вполне решаемы.
   - Я сегодня же отправлю в предгорья Кордельеров полтора десятка своих бездельников! - уверял слегка захмелевший дон Сезар. - Растут в здешних лесах подходящие деревья, растут! Извините, не помню их индейского названия, уж, слишком длинное.... На английский язык переводится как - "железное дерево". Говорите, что вам нужен ствол длинной в сто пять - в сто десять футов? Найдём, расстараемся, не вопрос.... Вот, ещё что, господа и дамы, - неожиданно сменил тему, став при этом очень серьёзным. - Через несколько дней состоится суд над этим мерзким злодеем - по прозвищу Чёрная Борода. Будет всё по-настоящему, то есть, Председатель суда, два заседателя, прокурор, адвокат.... От имени граждан Сан-Анхелино, прошу прекрасную леди Александру принять участие в этом важнейшем действе. В каком качестве? В качестве судебного заседателя, извините, судебной заседательницы.... Для нас это будет великой честью! О вашей неземной красоте, прекрасная леди, и о вашей невероятной отваге - местные рифмоплёты уже вовсю слагают длинные и слащавые баллады...
   Неожиданно дверь кабачка широко распахнулась, и на пороге возник шустрый десятилетний парнишка - внешне похожий на губернатора: иссиня-чёрная кожа, большие светло-карие глаза с длинными ресницами, пухлые щёки. Только, вот, волосы у мальчишки были не гладкими, как у дона Сезара, а кучерявыми и очень пышными, словно шерсть молодого барашка.
   - Там это...., - неуверенно произнёс парнишка. - Ещё один корабль приплыл, неуклюжий такой, толстенький. Тоже - с чёрной златоглазой кошкой...
   Егор тут же вскочил с места и, тревожно посмотрев на жену, с трудом выдохнул:
   - Саня, я побежал.... Хорошо?
   - А я? Как же я? Шлюпка-то - одна...
   - Ты и поплывёшь на ней! Я и так доберусь.... Всё, побежал, догоняй...
   Он отцепил длинную шпагу, чтобы не мешалась на бегу, вытащил из-за широкого пояса и выложил на стол двуствольный пистолет, рядом пристроил треуголку, выскочил из трактирчика и припустил - что было сил - по направлению к набережной...
   "Белая ласточка" находилась примерно в километре от морского побережья. Старательно обегая встречных прохожих, ловко перепрыгивая через тележки уличных торговцев и не обращая ни малейшего внимания на стаю лающих собак, следовавшую за ним буквально по пятам, Егор преодолел это расстояние минуты за три с половиной. Остановился на песчаном берегу, мгновенно стащил с ног широкие сапоги, запустил ими - поочерёдно - в приставучих и шумных собак. Попал, конечно же, разогнав наглых преследователей в разные стороны.
   "Что это так тонко и жалобно зазвенело?", - насторожился чуткий внутренний голос. - "Э-э, братец, это же твой любимый стилет выпал из правого сапога! Не забудь подобрать потом, торопыга...".
   Егор, взглянув на море, определил, где заякорился "Святой Дунстан", вошёл по пояс в светло-изумрудные ласковые волны и - под восторженные крики немногочисленных случайных зевак - размеренными саженками поплыл вперёд.
   "С чего это зрители так восторгаются?", - засомневался не в меру подозрительный внутренний голос. - "Не иначе, в этих местах водятся кровожадные акулы-убийцы, любящие полакомиться сладкой человечинкой! Осторожней надо быть, братец...".
   Впрочем, никаких акул ему так и не повстречалось. Только со стороны "Буйвола" ветерок принёс характерный и узнаваемый запах - это дисциплинированные шведские матросы спустили за борт специальные "люльки" и старательно обмазывали высокие борта фрегата заранее разогретой смолой.
   Вот, уже совсем рядом замаячил знакомый выпуклый бок "Короля", то есть, "Святого Дунстана", а сверху раздался звонкий мальчишеский голос:
   - Катька, смотри, там наш папка плывёт!
   - Точно, папка! - поддержал восторженный девчоночий голосок. - Папка, сюда! Скорее! Мы здесь! Папенька!
   Егор расслабился и перешёл на неторопливый брас. Холодные клещи, с самого начала страшного тропического урагана так крепко сжимавшие его сердце, наконец, разжались, а в гости к душе пришло волшебное блаженство, заставляя вышеозначенную душу расцветать прекрасными неземными цветами...
   "Вот, оно - настоящее счастье!", - радостно подумал Егор. - "Всё остальное, включая высшие государственные интересы и всяческие там параллельные миры, полный и гнусный бред...".
   Детям, на которых Санька никак не могла надышаться и насмотреться, в Сан-Анхелино очень понравилось.
   - Папа, здесь очень здорово! - заявил шустрый Петька. - Давай, прямо тут и устроим столицу нашего княжества? Почему бы и нет? Местное население? Так, для начала, надо у них самих спросить. А вдруг, они совсем и не возражают?
   Катенька и Лиза неожиданно обзавелись на берегу новым дружком. У доньи Розиты, хозяйки "Белой ласточки", недавно окотилась полудикая камышовая кошка по кличке Маркиза. Один из котят особенно пришёлся девчонкам по душе. Тощий, голенастый, бурый в чёрную редкую полоску, уморительно-смешной и очень игривый. Хозяйка таверны, заметив, что девочки без ума от этого неуклюжего малыша, тут же его им и подарила, неловко смахивая нежданную слезинку, неожиданно повисшую на её редких, чуть рыжеватых ресницах.
   - Забирайте этого котёнка, милые сеньориты! - с чувством проговорила почтенная трактирщица. - Видите, у него на боках - ровно семь чёрных полосок? Это - как меня учила покойная матушка - к большой удаче...
   - Ура! - обрадовалась Катя. - Он поплывёт вместе с нами и станет настоящим морским волком! Только, вот, как мы его назовём?
   - Аркашкой! - уверенно заявила маленькая Лиза. - У папеньки в деревни мальчишка такой был. Очень похожий на этого котёнка. Аркаша! Аркаша! Кыс-кыс-кыс!
   Котёнок послушно запрыгнул к девочке на колени...
   А у Томаса Лаудрупа неожиданно образовалась маленькая, но очень серьёзная проблема - ему очень понравились бананы, которых он раньше никогда не пробовал. Мальчишка съел, безостановочно нахваливая, порядка трёх десятков, после чего - в качестве наказания за жадность - получил сильнейшее расстройство желудка.
   - Если мы намериваемся пробыть в Сан-Анхелино ещё дней десять-двадцать, то надо срочно арендовать какой-нибудь приличный и просторный домик, - решила разумная и хозяйственная Гертруда. - Зачем нам, собственно, тесниться на этом дурацком корабле? Мне - лично - уже надоело.... Опять же, детям очень полезно - ходить пешком. А по корабельной палубе много ли находишь?
   Соответственно, уже через два часа, не без помощи доньи Розиты, которая пользовалась в Сан-Анхелино нешуточным авторитетом, небольшой, но аккуратный домик - на две семьи - был успешно снят. К вечеру они все в него и переселились, включая горничную Лушку и котёнка Аркашку.
  
   За окном, затянутым плотной москитной сеткой, весело и звонко перекликались между собой невидимые тропические птицы, остро пахло цветущими жёлтыми розами. В Сан-Анхелино - везде и всюду - горожанки усердно выращивали жёлтые розы. Почему - только жёлтые? Егор так и не успел прояснить этот вопрос.
   Ещё не проснувшись окончательно, он привычно пошарил рукой по ещё тёплой постели, но жены рядом не обнаружил.
   "Сегодня же утром, пока не навалилась дневная убийственная жара, состоится суд над Эдвардом Течем!", - любезно подсказал всё помнящий внутренний голос. - "А наша с тобой Александра Ивановна будет на этом суде заседателем. Очень, уж, местные чудаки просили её об этом маленьком одолжении. Наверное, уже и отбыла к месту проведения данного важного мероприятия, губернатор Сезар вчера же советовал - прийти пораньше.... Давай-ка, братец, поднимайся! Пойдём и мы, полюбопытствуем...".
   Дети ещё крепко спали, а супруги Лаудрупы были уже на ногах.
   Гертруда сама - даже горничную Лушку не стала будить - накормила мужчин нехитрым, но сытным завтраком, недовольно вздохнув, пожаловалась:
   - Я тоже с удовольствием сходила бы с вами на этот суд. Интересно, всё же! Опять-таки, этот противный наглец представился славным именем моего благородного супруга. Ну, надо же, совсем совесть потерял, морда пиратская! Я его голыми руками придушила бы.... Но не получится, высокородные господа, составить вам компанию. Боюсь детей оставлять - на попечение Лукерьи. Не усмотреть ей за ними, точно вам говорю! Молода больно, несерьёзна, нерасторопна. Да и голова у неё сейчас плотно забита всякими глупостями.... Тут за ней один местный мужичёк стал ухлёстывать, жёлтые розы дарить. Хотя, откуда здесь - местные? Индейцев, понятное дело, не считая.... А Лушкин ухажёр, он из болгар, кажется, будет. Или - из словенов? Не помню точно, но по-русски немного говорит.... Он здесь уже пять с половиной лет, золото моет в Кордильерах. Ничего такой из себя, симпатичный, кудрявый, улыбчивый. Как бы нам с княгиней Александрой не остаться без горничной ...
   Жители Сан-Анхелино - кто поодиночке, кто небольшими пёстрыми группами - неторопливо стягивались к центральной площади города, что располагалась неподалёку от величественного католического собора. Егор и Людвиг, стараясь не привлекать к себе нездорового внимания, влились в общий поток. Шли себе неторопливо по узким и извилистым улочкам городка, время от времени ловко уворачиваясь от помоев, по-простому выплескиваемых из широко-распахнутых окон.
   Центральная площадь была идеально круглой и очень просторной, по её периферии разместились любопытствующие народные массы, а в центре красовался судейский помост, грубо сколоченный из неровных пальмовых досок. Рядом с помостом находилась тесная железная клетка с подсудимым, чуть дальше - высокий деревянный столб, несколько вязанок сухих дров, массивная плаха - с воткнутым в неё топором самого зверского вида и солидная новёхонькая виселица.
   - Очень трудная задача стоит перед Высоким судом, - чуть слышно усмехнулся Людвиг. - Повесить подсудимого? А, может, голову ему, мерзавцу, отрубить? Или же - сжечь его безжалостно?
   Человек в клетке выглядел откровенно жалко - наполовину обгоревшая седенькая (а совсем и не чёрная!) бородёнка, испуганные, постоянно бегающие узкие глаза, робкая беззубая улыбка...
   "Крепка, всё же, рука у нашей Александры Ивановны!", - восхищённо отметил внутренний голос. - "Ох, и крепка!".
   - Это, действительно, Эдвард Теч, знаменитый пиратский предводитель! - угрюмо объявил Лаудруп. - Постарел только немного, гадина злая. Но огонёк в глазах временами мелькает всё тот же - волчий...
   Наконец, под восторженное и радостное уханье толпы, на помост стали подниматься и рассаживаться по местам судейские.
   По центру помоста в дубовом кресле вольготно расположился некто - в бесформенном и морщинистом черном балахоне. Лицо неизвестного человека скрывалось под капюшоном, наброшенным на голову. Были видны только руки - большие, чёрные, но с бело-розовыми ладонями. Ладони нервно обнимали, постоянно двигаясь туда-сюда, массивный черный посох, в навершии которого была искусно вырезана голова пуделя.
   - Это же - губернатор Сезар? - неуверенно спросил Егор.
   - Наверное, он. Кто же ещё? - также неуверенно ответил-спросил Лаудруп.
   "А я, вот, никак не пойму - причём здесь голова пуделя, а? - неслышно подал реплику внутренний голос.
   Справа от Главного на краюшек стула с высокой резной спинкой осторожно присела тоненькая женщина, облачённая в тёмно-синий плащ, капюшон которого был наброшен на голову только наполовину. Очень светлые, чуть волнистые волосы, красивое, тонкое лицо, огромные, чудные, сине-васильковые глаза...
   "До чего же печальные глаза! До чего же - печальные, Боги мои!", - растроганно восхитился сентиментальный внутренний голос и тут же смущённо забормотал: - "Елы-палы, это же наша Сашенция.... Надо же, не узнал! Просто, у неё никогда ещё не было таких бесконечно-печальных глаз. Бесконечно-печальных....
   А слева от Председателя суда на низенькой скамеечке неуклюже пристроился человек-обрубок: лохматая голова с единственным глазом и коротко обрубленным носом, плечи, тоненькие культи рук - до локтя, впалая грудь, живот, дальше - вместо ног - грубая деревянная доска.
   - Это Рауль Домингес, несчастный капитан знаменитого галеона "Эльдорадо", - шепнул Людвиг. - Лет пятнадцать назад его Чёрная Борода лично резал на мелкие кусочки - выпытывал маршруты испанских королевских галеонов, перевозящих золото и серебро из южно-американских рудников. Потом бедного Рауля Медзоморт-паша подобрал на каком-то крошечном карибском острове, выходил, сюда привёз...
   - Начнем заседание! - разнёсся над площадью могучий бас Главного (Егор так и не был уверен до конца, что под чёрным балахоном скрывается дон Сезар, да и голос был каким-то очень, уж, важным, торжественным и пафосным). - Уважаемый мастер Чернильная Душа, как полномочный прокурор вольного и свободного города Сан-Анхелино, огласите, пожалуйста, обвинения!
   На помост медленно поднялся высокий и костистый человек в кудрявом рыжем парике (большая редкость для свободолюбивого и безалаберного Сан-Анхелино, особенно учитывая жаркий тропический климат), с несколькими толстыми пергаментными свитками под мышкой.
   - Настоящего имени этого англичанина (а может, шотландца или ирландца?) никто точно не знает, - тихонько поведал датчанин. - Около двадцати лет он уже живёт в Сан-Анхелино, старательно пишет историю Карибского моря и его островов....
   - Я, Чернильная Душа, полномочный прокурор вольного и свободного города Сан-Анхелино, - прокурорский голос дрожал от нешуточного волнения, - обвиняю этого страшного человека в следующих преступлениях..., - он сделал короткую паузу, разворачивая один из пергаментных свитков (остальные свитки он запихал за обшлаг рукава камзола), и приступил к оглашению перечня...
   Чернильная Душа безостановочно, в полной тишине, зачитал - один за другим - все пергаменты, бросая уже прочитанные прямо на помост, себе под ноги. На это у него ушло почти два с половиной часа.
   Егор внимательно слушал, ощущая, как его душа покрывается уродливой ледяной коркой, а волосы на голове начинают неприятно шевелиться. Сотни кораблей, разграбленных и пущенных на морское дно, тысячи застреленных и повешенных моряков, зверски изнасилованные женщины, дети, проданные на невольничьи рынки барбаресок, замученные до смерти узники, за которых друзья и родственники не торопились выплатить назначенный выкуп...
   "Зверство сплошное, скотство уродливое, мать их всех!", - так и кипел от негодования человеколюбивый и обожающий справедливость внутренний голос. - "А эти мастера художественного слова - из будущих веков - они-то куда смотрели? По их утверждениям, книгам и фильмам получается, что и среди пиратов частенько встречались люди благородные, не чуждые доброты и милосердия.... Ложь голимая и наглая!".
   После Прокурора выступали многочисленные свидетели и свидетельницы. После их показаний Егора даже слегка замутило, и ему нестерпимо захотелось - лично порубить (порезать, покрошить?) в домашнюю лапшу пару-тройку матёрых и жестокосердных флибустьеров...
   Наконец, очевидно, уже изнывая от подступившей дневной жары, Главный предложил высказаться городскому адвокату. Высокий и седобородый господин - самого благородного и благонравного вида - величественно поднялся на помост, держа на вытянутых руках обычную кухонную деревянную доску, на который лежал розовый язык ("Похоже, говяжий!", - не преминул отметить внутренний голос), пронзённый острым кинжалом. Седобородый господин - под одобрительные крики зрителей - важно продемонстрировал всем присутствующим дощечку.
   - Торжественно извещает судей и почтеннейшую публику, что ему нечего сказать в защиту подсудимого, - скучающим голосом сообщил датчанин и неожиданно предложил: - Сэр Александэр, может, пойдём отсюда, а? Ничего интересного уже не будет. Так, одна сплошная ерунда.... А, вот, свободных мест в окрестных кабачках - минут через сорок пять - уже будет не найти.... Как же, такой праздник! Предлагаю, прямо сейчас направиться в "Белую ласточку" и занять там самые козырные места. Губернатор и княгиня Александра - после завершения данного спектакля - тоже подойдут туда...
   - Высокий Суд удаляется на совещание! - объявил Главный. - Прошу горожан не расходится, через десять минут будет оглашён приговор...
   - Ладно, Людвиг, пошли! - решил Егор. - Тут и без нас разберутся ...
  
   Когда до дверей трактирчика оставалось метров пятнадцать-двадцать, его нос уловил какой-то очень неприятный запах, и Егор обернулся.
   Там, над самым центром города, вверх поднимался столб желто-чёрного, нестерпимо вонючего дыма.
   - Жил кровавый Эдвард Теч - как скотина вонючая, и умер, насмердев на всю округу, - резюмировал Людвиг Лаудруп. - Ну, командор, пошли? Давай-ка - для начала - по стаканчику ямайского рома...
  
  
   Глава четырнадцатая
   Серебряная река и пампа, где иногда постреливают
   (Исидора Коварубио в юности)
  
   В рваные, покрытые многочисленными заплатами паруса дул лёгкий северо-восточный ветер. Корабли эскадры медленно, с трудом преодолевая встречное течение, входила в широкий залив. Узкие волны за кормой "Святого Дунстана", шедшего первым, неторопливо разбегались к далёким и незнакомым берегам, едва различимым в утреннем сиренево-розоватом тумане. Волны были странными, слегка серебристыми и - внешне - ужасно ленивыми.
   - Устье великой и знаменитой Рио де ла Платы, что в переводе с испанского языка означает - "Серебряная река"! - торжественно объявил Лаудруп. - Знающие и опытные люди утверждают, что шире этой реки - в месте её впадения в Атлантический океан - нет во всём мире...
   Егор, уже неоднократно слышавший этот восторженный географический очерк, только незлобиво усмехнулся и, поёживаясь от холодного ветра, недовольно пробормотал:
   - Ветерок-то осенний какой-то. Очень, уж, промозглый...
   - Конечно же, осенний! - согласился Людвиг. - В южных широтах апрель и май - самые, что ни наесть, осенние месяцы. Видимо, сам господь Бог так придумал...
   Да, была уже середина апреля месяца 1704-го года, плавание откровенно затягивалось. Сперва в Сан-Анхелино они простояли на две недели дольше, чем планировали - пока новую мачту поставили на "Артуре", пока достали надёжную парусину для запасного комплекта парусов....
   А потом неожиданно задули сильнейшие северные ветра. Прячась от них, корабли эскадры долго отстаивались в бухте городка Каракаса, потом - в устье полноводной и тёмно-коричневой Амазонки - вблизи безымянной португальской деревушки.
   Наконец, суда прошли самый восточный южноамериканский мыс - под названием Каабу-Бранку - и тут же повернули на юго-запад. Но, нет, опять всё не слава Богу! Неожиданно северные ветры сменились на сильные южные, временами переходящие в настоящие шторма и бури.
   Опять пришлось идти неровными рывками - неделю плывёшь вдоль болотистого берега, покрытого густой тропической растительностью, две недели отстаиваешься в какой-нибудь неприметной, но гостеприимной бухте. Сальвадор, Виттория, Сан-Паулу, Порту-Алегри - вот, далеко неполный перечень занюханных и крохотных посёлков, вблизи которых им пришлось бросать якоря...
   Регулярные погодные катаклизмы очень сильно потрепали все четыре корабля эскадры, но о серьёзном ремонте оставалось только, лишь, мечтать.
   - В этих португальских деревеньках даже приличного бронзового гвоздя не найти! - от души возмущался Лаудруп. - Не говоря уже о парусине и о надёжных стальных стяжках для бортовых досок. Первый серьёзный порт, где можно нормально отремонтироваться и, образно выражаясь, неторопливо зализать полученные раны, будет только в устье реки Ла-Платы. Там расположен один очень милый и славный городок - с длиннющим названием, которое полностью переводится с испанского языка как - "Город Пресвятой Троицы и Порт нашей Госпожи Святой Марии Добрых Ветров". Укороченное испанское название - Санта Мария дель Буен Айре, совсем короткое - Буэнос-Айрес. То есть, город добрых ветров.... Кстати, сэр командор, нам надо срочно сменить флаги! Начинаются испанские владения, здесь чёрный цвет не в чести.... Так что, отдавать команду?
   - Отдавай! - усмехнувшись, махнул Егор рукой.
   Если честно, то ему и самому было очень интересно - а что там за новинки? Он, конечно же, был в курсе, что по Санькиным эскизам в португальском городке Синише местные мастерицы изготовили новые флаги, но не знал - какие точно. Шторма и ураганы всякие, извержение вулкана, то, да сё.... Ну, замотался, а потом, естественно, забыл...
   Флаг, где на фоне нежно-алой утренней зари красовалась чёрная златоглазая кошка, был спущен. А ещё через три минуты на ветру трепетало новое знамя: белая златоглазая кошка - на фоне тёмно-багрового заката.
   "Да, Александра Ивановна, голубушка наша!", - восхищённо протянул потрясённый внутренний голос. - "Сильно заморочено! Уважаю!"...
  
   Корабли эскадры, выстроившись в один ряд - носами против течения реки - встали на якоря возле различных портовых сооружений и мастерских, не доплыв до самого Буэнос-Айреса порядка пятнадцати-шестнадцати миль. Естественно, что пассажиры судов сразу же сошли на берег и, не смотря на прохладный северный ветерок и мелкий противный дождичек, отправились на обзорную прогулку: мужчины - в сторону складов и мастерских, женщины и дети - к многочисленным низеньким лавочкам, расположенным вдоль речного берега в противоположной стороне.
   При встрече, которая состоялась часа через полтора, Сашенция, на платиновой голове которой уже красовалась местная, очень стильная и широкополая чёрная шляпа, радостно объявила:
   - Саша, мы тут с Гертрудой - совершенно случайно - обнаружили просто замечательный постоялый двор! Там такие комнаты, просто мечта! Некоторые, даже, с настоящими европейскими каминами...
   - Красивые и удобные комнаты! - поддержала любимую маму Катенька, на плече которой преспокойно восседал камышовый котёнок Аркаша.
   - Мы там уже сняли несколько отдельных номеров, - нежно улыбнувшись дочери, продолжила рассказ Санька. - В одном разместятся Петенька и Томас, в другом девочки - под надзором Лукерьи (слава Богу, что она не вышла замуж за этого подозрительного болгарина из Сан-Анхелино!), рядом находится комната Людвига и Герды, а мы с тобой, господин командор, будем жить, - многообещающе покраснела, - в мансарде, под самой крышей...
   Хозяйка постоялого двора - низенькая и полная старушка с добрыми глазами двухсотлетней черепахи Тартиллы - оказалась на редкость неразговорчивой. Пожелав всем доброй и спокойной ночи, она выдала ключи, после чего с комфортом устроилась в старинном кресле-качалке и через полторы минуты благостно и умиротворённо захрапела.
   Когда накормленные и уставшие за день дети, наконец, уснули, Егор и Санька, попрощавшись с четой Лаудрупов, поднялись к себе в мансарду.
   Их гостиничный номер оказался на редкость удобным и уютным - метров сорок пять квадратных, тёмная антикварная мебель, деревянный некрашеный пол из досок местной акации, а на кровати обнаружилось самое настоящее постельное бельё. Правда, роль подушек играли тщательно свёрнутые в рулоны шкуры горных лам, завёрнутые в белую холстину.
   Только, вот, заснуть долго не удавалось - по черепичной крыше что-то громко шуршало и звенело, а по стеклу крохотного окна усердно скреблись острыми коготками невидимые слуги чёрной аргентинской ночи...
   Впрочем, Саньку эти странные звуки только веселили и нешуточно возбуждали.
   - Саша, мне страшно! - притворно испуганно и - одновременно - призывно шептала жена до самого утра. - Обними меня скорей! Ну, крепче! Ещё - крепче...
   Несмотря на бурно проведённую ночь, они проснулись рано - часа через полтора после восхода солнца. Егор принялся приводить в порядок и тщательно застилать кровать, приведённую за ночь в нечто весьма неприличное, а Санька, минуту-другую повозившись с хитрыми запорами, широко распахнула окно.
   Через несколько секунд помещение номера наполнилось свежим, звенящим до хрустальной чистоты воздухом
   - Чем же это так пахнет? - никак не могла понять Санька. - Чуть-чуть горчинкой, а ещё - колодезной водой.... Или - родниковой? - выглянула из окна и удивлённо охнула: - Саша, иди скорей сюда! Здесь - настоящее чудо.... Теперь-то я точно знаю, кто это всю ночь напролёт пугал меня мерзким скрежетом и царапаньем...
   Егор, нежно и бережно оттеснив жену от узкого окна, осторожно высунулся наружу. Лёгкий утренний ветерок кружил в прозрачном воздухе - по самым невероятным траекториям - миллионы жёлто-бурых и лимонных листьев, опавших с платанов. Разноцветные листья были везде и всюду, казалось, что всё пространство за окном - безо всякого остатка - заполнено ими...
   Завтрак был созвучен этой хрустальной осенней свежести - белый, удивительно мягкий пшеничный хлеб, жёлтое густое масло, свежайший козий сыр, варёные куриные яйца, тонко нарезанные ломтики сырокопчёного бекона, крупные куски варёной говядины, сочные светло-зелёные груши, мелкие краснобокие яблоки...
   А кофе, поданный сонной хозяйкой в самом конце трапезы, был просто великолепен - ароматный, пахучий, с лёгкой и приятной горчинкой.
   "Похоже, что лёгкая горчинка - отличительная черта всей этой страны, которую через многие годы официально назовут Аргентиной...", - высказал очередную философскую сентенцию заумный внутренний голос.
   - Отличный кофе! Великолепная страна! Мне здесь, определённо, нравится! - взволнованно заявила Гертруда Лаудруп, с нескрываемым обожанием поглядывая на Людвига.
   В столовую вошёл шкипер Тихий и взволнованно доложил:
   - Господин командор! Мне рассказали, что всего неделю назад у крайнего причала, где сейчас пришвартована "Кристина", стоял голландский фрегат. Да, тот самый, с русским офицером на борту. Называется - "Зейдерзее". Что это всё значит, Александр Данилович?
   Егор только недовольно передёрнул плечами, мол, сам бы многое отдал - за решение этой головоломки.
  
   После завтрака компания распалась. Первые два дня - после прибытия на эту стоянку - были объявлены Егором выходными, поэтому мнения, как эти дни провести, предсказуемо разделились. После недолгих, но жарких споров решили так - Людвиг и Герда, прихватив с собой всех детей и наняв необходимое количество конных экипажей, отправляются в Буэнос-Айрес на обзорную экскурсию, а супруги Меньшиковы, которых неудержимо тянуло ко сну, остаются в порту и развлекаются на свой вкус.
   Оставшись одни, Егор и Санька поспали часа два с половиной (по-честному поспали, почти не отвлекаясь на всякие глупости), после чего оделись потеплей и отправились на прогулку, прихватив с собой - чисто на всякий случай - по надёжному двуствольному пистолету. В качестве верхней одежды они - вместо традиционного мужского камзола и утеплённой дамской накидки - использовали узорчатые, разноцветные и очень широкие пончо, купленные ещё вчера хозяйственной Сашенцией, поэтому пистолеты были надёжно скрыты от посторонних глаз.
   Это потом уже выяснилось, что на благословенных берегах Ла-Платы пистолет является совершенно обычной деталью - как мужского, так и женского - туалета. А все благонравные дамы считали для себя верхом неприличия - идти на свидание с любимым мужчиной без крохотной испанской навахи, укрепленной за подвязкой шёлкового ажурного чулка...
   По извилистой просёлочной дороге они прошли порядка двухсот пятидесяти метров и сразу же оказались в пампе. Это испаноговорящий Фролка Иванов объяснил на днях, что именно словом "пампа" называются эти бескрайние южноамериканские равнины.
   - И совсем не похоже на нашу степь! - чуть разочарованно объявила Санька, которая вместе с русской армией побывала в славном Азовском походе и степных пейзажей насмотрелась вволю. - Русская степь, она почти ровная, только курганы местами возвышаются над ней. Осенью она блёклая, всевозможных оттенков желтизны, сильно-пахнущая полынью. А здесь - холмы, холмики, овраги, овражки, непонятный колючий кустарник, высоченные заросли чертополоха.... Опавшие разноцветные листья летают повсюду. Пахнет как-то не так, незнакомо и тревожно...
   Светло-светло-жёлтое солнышко слегка прогрело окружающий воздух, вокруг стало достаточно уютно и комфортно - полное безветренно, голубые безграничные дали, подёрнутые лёгкой светлой дымкой, звонкие песенки неизвестных птиц над головой...
   Егор нарвал несколько пышных пучков высокой светло-зелёной травы и сложил их - единой горкой - на плоской вершине невысокого холма. Они долго - минут сорок-пятьдесят - просидели, крепко обнявшись, на этом холме, подставляя разгорячённые лица под прохладные и ласковые порывы ветерка, до рези в глазах вглядываясь в загадочные, светло-голубые дали...
  
   Вдруг, Санька насторожилась и, чуть отстранившись, тревожно завертела платиновой головой во все стороны:
   - Саша, слышишь? Перестук конских копыт! Ну, как же.... Вот же! Ага, точно скачут.... Видишь, три маленькие точки двигаются по узкой лощине? Будешь ещё спорить со мной? Будешь?
   - Не буду! - почти искренне заверил жену Егор и, неторопливо достав из-за голенища сапога подзорную трубу, навёл её в нужном направлении.
   Через две-три минуты он удивлённо передёрнул плечами и, передавая Саньке оптический прибор, сообщил:
   - Представляешь, один из всадников - наш Фролка Иванов! А другие два - совершенно непонятно кто: в каких-то широченных дурацких штанах и пёстрых жилетках, с чёрными шляпами на головах.
   - Точно - Фрол! - согласилась Сашенция. - Только ничего странного в этом я не вижу, подполковник Иванов всегда обожал верховую езду. Вот, видимо, нашёл себе компаньонов из местных жителей, да и отправился на променад - подышать свежим осенним воздухом. Он же, если ты не забыл, и испанский язык знает неплохо. Так что, всё полностью понятно! Мы с тобой пешком отправились на прогулку, а Фролка - верхом...
   Они ещё час-другой гуляли по осенней апрельской пампе, неторопливо переходя с одного невысокого холма на другой.
   Неожиданно с той стороны, где скрылись Фрол и его неизвестные спутники, послышались звуки далёких выстрелов.
   - Очень похоже на настоящую перестрелку! - хладнокровно сообщила Санька.
   Егор внимательно огляделся по сторонам - в трёхстах метрах от них находилась небольшая рощица, смотрящаяся на фоне бескрайней южноамериканской равнины крохотным тёмно-зелёным островком.
   - Туда! - энергично махнул он рукой и быстро зашагал к роще, увлекая Саньку за собой.
   Это была не трусость, а элементарная осторожность - совершенно незнакомая страна, звуки бойкой перестрелки, жена рядом...
   Они залегли в зарослях какого-то невысокого кустарника, напоминающего самый обычный русский боярышник, только с непривычно крупными - размером с приличную осеннюю морковку - ярко-рубиновыми плодами.
   - И долго мы тут собрались валяться? - недовольным и слегка капризным голосом спросила Сашенция, зло отмахиваясь от москитов, которые, очевидно, облюбовали эту рощицу в качестве надёжного убежища от прохладного северного ветерка.
   - Ты, дорогая, куда-то торопишься, спешишь? - деланно удивился Егор. - Полежим здесь минут тридцать-пятьдесят, отдохнём, понаблюдаем...
   Ждать долго не пришлось. Уже через десять-двенадцать минут из-за ближайшего холма, вершина которого была густо покрыта зеленовато-фиолетовыми зарослями чертополоха, показалась прихрамывающая гнедая лошадка, несущая сразу двух седоков. Одним из них был Фрол Иванов, а другим.... Второй всадник оказался женщиной, которая сидела на крупе лошади позади Фролки, крепко обхватив его руками. Лицо дамы было спрятано за широкой спиной спутника, поэтому возраст незнакомки определить сходу было невозможно, только длинные, иссиня-чёрные волосы плавно колыхались на ветру.
   "Видимо, стильную чёрную шляпу барышня потеряла где-то", - предположил наблюдательный внутренний голос. - "А, может, просто пулей сбило. Вон, правая брючина у дамы вся в крови, да и лошадка знатно перемазана кровушкой.... Кстати, эта романтическая парочка, очень похоже, тоже намеривается спрятаться в роще. Что же, как говорится, в тесноте, да не в обиде...".
   Гнедая лошадь, не доскакав до спасительного тёмно-зелёного островка совсем чуть-чуть, остановилась и, болезненно заржав, медленно опустилась на согнутые в коленях передние ноги. Надо отдать подполковнику Иванову должное - извернувшись самым невероятным образом, он первым соскользнул с лошади и прежде, чем та окончательно завалилась на бок, успел подхватить под мышки раненую напарницу и оттащить её на несколько метров в сторону. Но это было и всё, что он успел сделать...
   Из-за вершины холма, безжалостно приминая высокий чертополох, показались два всадника на рослых каурых конях. Всадники были одетые очень изысканно и, даже, с лёгким привкусом пижонства: белоснежные рубашки с кружевными воротниками и манжетами, чёрные, расшитые золотыми и серебряными нитями жилетки, высокие кавалерийские сапоги прекрасно выделанной кожи с посеребрёнными шпорами, аккуратные тёмно-коричневые шляпы, яркие шейные платки.
   Фрол, выпустив из рук девушку, выпрямился во весь рост, сжимая в одной руке солидный нож, а в другой - японскую метательную звёздочку.
   "Понятное дело, пистолеты-то разряжены у наших голубков!", - пояснил проницательный внутренний голос.
   - Фрол, это я! - в меру громко, но так, чтобы его не услышали приближающиеся всадники, до которых было порядка ста семидесяти метров, прокричал по-русски Егор. - Бросить нож и звёздочку, опуститься на колени и поднять руки вверх! Выполнять, подполковник!
   Воинская дисциплина - великое дело. Для тех, кто понимает, конечно.... Вот, и Фролка Иванов, заслышав голос многолетнего армейского начальника и не раздумывая ни секунды, поспешил выполнить приказ - тут же отбросил нож и метательную звёздочку в разные стороны, торопливо опустился на колени и вскинул вверх руки, демонстрируя всем желающим пустые ладони, не обременённые оружием. Его раненая спутница, которую, похоже, покинула последняя надежда, тоненько и протяжно завыла, пряча лицо в жёлто-пожухлой траве осенней пампы.
   - Мой - правый, твой, соответственно, левый, - браво подмигнув жене, негромко сообщил Егор и привычно взвёл тугой курок пистолета.
   Подъехавших всадников-пижонов картинка, представшая перед их взорами, откровенно порадовала. Они тут же гадко и глумливо заржали - словно племенные жеребцы в самом соку - после чего дружно соскочили с коней, оживлённо и чуть сердито переговариваясь о чём-то по-испански между собой.
   "Понятное дело, спорят - кому из них первым пользовать смазливую черноволосую девицу. Хотя, вполне возможно, просто сожалеют о том, что барышне скользящим выстрелом повредило ногу. Может, у них был конкретный заказ: выкрасть и доставить эту аргентинскую амазонку - целой и невредимой - некоему важному клиенту?", - печально вздохнул жалостливый внутренний голос. - "Всё равно - наивные и глупые! Тут впору молиться, готовясь, так сказать, предстать пред светлыми очами Создателя, а они...".
   Егор тщательно прицелился и мягко надавил на спусковой курок. Пуля попала правому нарядно одетому кавалеру прямо между его сердитых глаз, не оставляя их обладателю ни малейшего шанса на продолжение земной жизни.... Сашенция же - поочерёдно - разрядила в свою мишень оба пистолетных ствола.
   - Ты, Саня, как маленькая! - недовольным голосом пожурил жену Егор. - Зачем было два раза стрелять? А если - прямо сейчас - из-за этого холма появятся очередные неизвестные противники? Что тогда будем делать, а? В таких случаях надо каждый пистолетный заряд трепетно беречь! Через четыре месяца тебе, дорогая, уже двадцать семь лет исполнится, а ведёшь себя иногда - как сопливая и неразумная девчонка...
   - Ну, извини, мой повелитель! - тут же обиженно надулась Сашенция, которой совершенно не нравились любые разговоры, связанные с её почтенным (как ей казалось) возрастом. - Обязательно постараюсь исправиться...
   Егор поморщился, справедливо подозревая, что это неосторожное высказывание ещё боком ему выйдет - холодным и ни на что не реагирующим боком - в супружеской постели. Тихонько и покаянно вздохнул, он запихал за кожаный пояс - под длинным и широким пончо - пистолет и выбрался из густого кустарника на просторы южноамериканской пампы.
   Оба модника-идальго неподвижно застыли на земле, глядя остекленевшими глазами в бездонное светло-голубое небо.
   "В весьма живописных позах застыли голубчики, хоть снимай на камеру и вставляй в среднестатистический голливудский боевик", - криво усмехнувшись, предложил предприимчивый внутренний голос.
   Каурые кони свежих покойников, шарахнувшись при звуках выстрелов метров на семьдесят-восемьдесят в сторону, преспокойно пощипывали невысокую травку. А Фролка Иванов осторожно придерживал за плечи черноволосую девушку, которая что-то горячо втолковывала ему на испанском языке, указывая тоненьким пальчиком то на трупы неизвестных кавалеров, то на их коней, то на тёмно-зелёную рощу.
   Девица была очень миленькой, хотя характерный разрез глаз и смуглая кожа указывали на то, что среди её ближайших предков присутствовали и коренные жители пампы, то есть, южноамериканские индейцы. А, вот, одета она была немного странно. Так в двадцать первом веке одевались североамериканские ковбои - всё в тех же голливудских боевиках и вестернах: широченные штаны с разрезами по бокам (разрезы были застёгнуты на редкие деревянные пуговицы) и короткая замшевая куртка, щедро - во многих местах - покрытая длинной бахромой. Под курткой виднелась обычная холщовая блуза неопределённого цвета, длинную и стройную шею девушки украшал чёрный шёлковый платок, завязанный небрежным узлом.
   "Ну, вылитая Исидора Коварубио - из великого романа Майна Рида "Всадник без головы!", - уверенно заявил начитанный (в школьные годы) внутренний голос. - "Только молоденькая такая Исидора, лет шестнадцати-семнадцати от роду...".
   Егор осторожно тронул Фрола за плечо:
   - Подполковник, не тяни кота за хвост! Быстренько перетолмачивай указания прекрасной амазонки.
   Фролка, громко сглотнув слюну, начал дисциплинированно переводить:
   - Исида говорит ("Надо же - и точно - Исидора!" - восторженно удивился внутренний голос), что трупы надо аккуратно закопать в роще, уничтожив все следы, а лошадей необходимо срочно стреножить, пока они не ускакали на асьенду...
   - Разреши, дорогой, теперь я немного покомандую? В смысле, твоя верная, но неразумная жена-старушка? - поинтересовалась Сашенция подчёркнуто нежным и медовым голоском. - Спасибо, милый, за оказанное высокое доверие.... Значится так! ("От тебя, братец, нахваталась всяких словечек!", - не удержался от ехидной реплики внутренний голос). Фрол, первым делом, сам и займись этими коняшками. Ты же у нас известный лошадник, если я не ошибаюсь? Вот, и займись. Подмани их к себе, стреножь надёжно.... А вы, любезный сэр командор, возьмите на себя, пожалуйста, похороны этих модников. Надеюсь, вас это не сильно затруднит? Оттащите хладные трупы в рощицу. Только предварительно выкопайте там, Светлейший князь, две могилки. Сбросьте туда мёртвые тела, тщательно закопайте. А сверху, если вам нетрудно, посадите какие-нибудь кустики, или - ещё лучше - деревца.... Я же пока перевяжу рану на стройном бедре нашей черноволосой и загадочной нимфы. Ты, Фролка, втолкуй ей, что, мол, я тётенька добрая, хотя и старая. То бишь, совершенно не кусаюсь.... Ещё, Александр Данилович, не в службу, а в дружбу: порвите кружевные рубахи - наших с вами общих покойников - на бинты. Если, конечно же, это вам, милостивый мой государь, не в тягость.... Ну, чего стоим? Кого ждём? Форверст, господа! Форверст!
  
   Поздним вечером весь руководящий состав экспедиции - кроме тех, кто был задействован на срочных текущих делах и работах - собрался на внеочередное совещание в просторном зале заштатной припортовой таверны, носившей короткое, но гордое и ёмкое наименование - "Портеньо". Сидели себе тихонечко, выпивали-закусывали, ждали возвращения Фролки Иванова.
   Наконец, появился Фрол - усталый, но довольный и бесконечно счастливый. Вошёл в трактирчик, зачем-то ладонями старательно отряхнул колени, снял сюртук и повесил его на старый, слегка позеленевший медный гвоздь, вбитый в оштукатуренную стенку заведения. Молча, прошёл к столу, набулькал из бутылки синего стекла рома в ёмкий оловянный стаканчик, медленно выцедил, довольно крякнул, обтёр ладонью аккуратные пшеничные усы и жадно впился белоснежными зубами в кусок варёной говядины.
   - Ну, подполковник, рассказывай! - дождавшись, когда подчинённый слегка насытится, велел Егор. - Что это за черноволосая девица? Кем были - в земной и бренной жизни - те два хладных трупа, которых мне пришлось хоронить лично? Давай, давай, оторвись на минутку от говядины, никуда она не убежит. В этой стране, похоже, говядина - самое любимое и часто встречающееся блюдо...
   Фролка послушно отодвинул тарелку в сторону и, мечтательно вздохнув, приступил к повествованию:
   - Эти благословенные края называются - "Аргентина". Ну, в том смысле, что здесь - по идее - должно быть очень много серебра. Правда, при этом не уточняется, кому конкретно пришла в голову эта великолепная и смелая идея. Потому как серебра здесь почти и нет, так, только сплошные крохи и слёзы.... Может, цвет воды реки Ла-Плата тому виной? Ну, в плане названия? Короче говоря, во всём это серебро, которого и нет, и виновато.... Лет так сто пятьдесят тому назад в эти места съехалось, в том смысле, что приплыло, очень много народа. Целая куча. В первую очередь, конечно, испанцы. Но хватало и португальцев, да и голландцев с англичанами..... Заложили они здесь крепкие фермерские хозяйства, навезли из Европы породистых коров, лошадей, буйволов, коз, баранов.... Идея была тривиальна и проста - как английский серебряный шиллинг. Для того чтобы полноценно и решительно продвинуться вглубь континента, было необходимо иметь за спиной крепкие базы. Продовольственные, в том числе.... Опять же, успешные золотодобытчики (и серебродобытчики), как правило, люди очень щедрые, и всё необходимое покупают, не торгуясь, по бешеным ценам.... Но случился всеобщий и грандиозный облом! Ну, не обнаружилось в Аргентине стоящих рудников и россыпей, богатых драгоценными металлами. Зато, всё это отыскалось - в немалом избытке - в чилийских и перуанских горах и предгорьях. Европейские переселенцы постепенно стали перебираться на постоянное место жительства в эти страны. А, что было делать с коровами, баранами и прочим скотом? Не с собой же брать? Понятное дело, что выносливые лошади в долгих походах нужны и необходимы, да и свежая говядина пригодится. Но большую часть парнокопытных животных (по выражению Александра Даниловича) переселенцы бросали, разгоняя по пампе. Одичавший рогатый скот и лошади очень быстро размножались и чувствовали себя на аргентинских равнинах просто превосходно. Для травоядных (по выражению Александра Даниловича) здесь идеальная среда и климат, так сказать.... И тогда в пампу пришли бродяги - самых разных национальностей - бедные, как худые церковные крысы. Чтобы не умереть от голода, они отлавливали всех этих полудиких лошадей, буйволов и коров и загоняли их на наспех огороженные территории. Так в Аргентине появились ранчо и гаучо - вольная и свободолюбивая разновидность людей, упрямо не признающая общепринятых устоев. Мораль у гаучо проста: - "Мы были никому не нужны. Когда наши дети пухли от голода, то никто не помог, не протянул даже куска хлеба, все презрительно отворачивались в сторону. Мы всего добились сами, только собственными руками, безо всякой помощи со стороны. Поэтому, теперь мы ничего никому не должны! Мы живём, как хотим, и никто не имеет права вмешиваться в нашу жизнь!". Кстати, в переводе с языка местных индейцев племени кечуа, слово "хуачу"означает - "сирота"...
   - Как романтично! - восхитилась трепетная и мечтательная Сашенция. - Значит, эта твоя черноволосая Исида будет из гаучо?
   - Потомственная, в третьем поколении! - с гордостью подтвердил Фрол. - Её прабабушка была чистокровной индианкой из древнего племени тупи.
   - А эти двое - в белоснежных рубахах? Ну, те, которые - нынче - хладные трупы? - поинтересовался Егор.
   - Этих деятелей здесь называют - "кабальерос", - помрачнел Иванов. - Понимаете, далеко не все крупные плантаторы и скотопромышленники перебрались в Чили и Перу. Примерно только половина. Остальные, естественно, остались здесь. Пока, по крайней мере.... Так вот, оставшиеся богачи - кабальерос, как я уже сказал - считают себя местными единоличными хозяевами. Ну, образно выражаясь, как это любит делать наш Александр Данилович, "хозяевами жизни". Это в том смысле, что весь брошенный и самостоятельно размножившийся в пампе скот безраздельно принадлежит только им. Поскольку они благородны, знатны и богаты.... Какие такие гаучо? Ещё не хватало, чтобы бездомный бродяги - без роду и племени - претендовали на ничейный скот! Сегодня они бесхозных коров, баранов и лошадей себе заберут, а завтра? Завтра они большего захотят, начнут отнимать у людей благородных и всё остальное - асьенды, поместья, дома, земельные наделы...
   - Понятная и насквозь знакомая логика, - невесело усмехнулся Егор.
   - Вот-вот! Ну, естественно, гаучо и кабальерос уже целые десятилетия друг с другом общаются сугубо "на ножах". Иногда наступают периоды крепкого перемирия, которые - рано или поздно - завершаются новыми кровавыми войнами. Сейчас, как раз, и наступил период такого обострения, в пампе почти каждый день постреливают.... Сегодня кабальерос подло убили троюродного брата Исидоры, её саму ранили. Я Исиду отвёз в деревушку гаучо, что расположена на берегу реки Рио-Рохо. Вернее, это поселение не является полноценной деревней, так, обычный стационарный полевой лагерь, не более того. Девушка чувствует себя уже гораздо лучше. Горячо благодарит Александру Ивановну за перевязанную ногу, велела и вам, Александр Данилович, кланяться...
   "Вообще-то, из прочитанных - ещё в той, старой жизни - книг, известно, что в девятнадцатом веке кабальерос окончательно победят", - с грустью сообщил внутренний голос. - "Тогда Аргентина уже станет независимым и полноценным государством. При этом, естественно, вся власть этим кабальерос и будет принадлежать. Правительственные регулярные войска - это вам не шутки, это очень и очень серьёзно! Гаучо будут побеждены, рассеяны и - в своём большинстве - уничтожены. Ну, а те немногие, что случайно останутся в живых, со временем превратятся в безобидных и жалких клоунов, чьей главной и единственной миссией будет - усердно развлекать заезжих богатых туристов, американских, преимущественно.... Да, грустна ты, жизнь, во всех проявлениях своих! Впрочем, мы-то, братец, сейчас живём - в параллельном мире. Так что, чисто теоретически, всё ещё может закончиться совсем, даже, и по-другому.... Может быть, и гаучо ещё повезёт...".
   Лаудруп же отнёсся к этому происшествию очень серьёзно, прокомментировав всё услышанное так:
   - Теперь нам надо дополнительно позаботиться о собственной безопасности. Говорите, что никто ничего не видел? А трупы усопших кабальерос успешно зарыты, и над ними посажено что-то вроде можжевельника? Знаете, уважаемые, всегда и везде найдутся зоркие глаза и чуткие любопытные уши. Всегда и везде, даже в безлюдной пампе...
   Понимая, что Людвиг полностью прав, Егор приказал:
   - Значится так, господа и дамы! Отныне все легкомысленные прогулки по местным достопримечательностям и ландшафтам - строго запрещены! Теперь передвигаемся только в сопровождении трёх надёжных и хорошо вооружённых бойцов, имеющих при себе солидные запасы пороха и пуль.... Далее. Необходимо занять все номера постоялого двора, денег не жалея. Александра Ивановна! - уважительно обратился к жене. - Договорись, пожалуйста, с хозяйкой заведения. У тебя это должно хорошо получиться. Далее, вокруг постоялого двора выставим надёжную и крепкую охрану, бережёного, как известно, Бог бережёт. Ну, охранными делами я займусь сам...
   Через трое суток в припортовом поселении вновь появилась Исидора - красивая, весёлая, беззаботная, только чуть-чуть прихрамывающая на правую ногу. Но не одна появилась, а в сопровождении шести здоровенных и молчаливых мужиков, очень похожих - внешним обликом - на классических голливудских ковбоев: подбородки-кувалды, поросшие недельной щетиной, загорелые и крепко продубленные степными ветрами лица, внимательные глаза - хладнокровных и несуетливых убийц, чёрные сигары, вечно зажатые в уголках губ, ну, и всё такое прочее - шляпы, куртки, широченные штаны, пистолеты, шпоры, лассо...
   - Это родственники Исиды - дальние и близкие, - чуть смущаясь, пояснил Фролка. - По здешним обычаям не полагается, чтобы незамужняя девушка разговаривала с ухажёром наедине...
   - Очень хороший обычай! - умело прикрывая ладошкой ехидную улыбку, согласилась Сашенция. - Правильный такой, уберегающий от всяких неожиданностей. Ладно, ухажёр, иди уже к своей юной амазонке...
   Та ещё была картина маслом - по берегу неторопливо следовала, стараясь не касаться друг друга руками и плечами, влюблённая парочка, метрах в пятнадцати впереди от которой гордо шествовали три хмурые, до самых зубов вооружённые личности, ну, и такая же солидная троица замыкала походную колонну.
- Описаться можно! - негромко прыскала в ладошку смешливая Светлейшая княгиня. - Вот же, придумщики! Интересно, а если эта черноволосая красотка выйдет замуж за нашего Фрола, то и мрачная шестёрка гаучо тоже поплывёт с нами?
   - Это совсем, даже, и не худший вариант! - совершенно серьёзно ответил Егор. - Я, вот, другого опасаюсь. Как бы прекрасная Исидора не уговорила подполковника Иванова - навсегда остаться в этой загадочной пампе.... А, что? Здесь очень красиво, нашим детям, кстати, в Аргентине тоже очень нравится...
  
   Поздней ночью в дверь их номера кто-то бешено застучал кулаком, и голос Фролки Иванова стал старательно сеять вокруг зёрна пошлой паники:
   - Александр Данилович, вставай! Беда! Всё пропало...
   Егор мгновенно отомкнул щеколду, приоткрыл дверь и, сонно щурясь на свет масляного фонаря в руках подчинённого, недовольно зашипел:
   - Чего орёшь, морда? Ополоумел? Детей, ведь, разбудишь и заиками сделаешь.... Успокоился быстро. Ну, кому сказано? Успокоился и внятно доложил.
   - Там это..., - тихонько и жалобно заныл Фрол. - Мальчишка-пеон прискакал от Рио-Рохо. Незадолго до рассвета - в час волка - на лагерь гаучо налетели кабальерос. Человек семьдесят-восемьдесят, во главе с братьями Гонсалесами, местными заправилами.... Почти всех гаучо перебили. А мою Исиду и её отца.... Их похитили!
  
  
   Глава пятнадцатая
   Ночь любви и труп законного супруга под кроватью
  
   Поздняя ночь - не самое лучшее время для проведения серьёзных совещаний. Хотя бы потому, что очень трудно оперативно найти подходящее помещение, ведь, все припортовые таверны - по крайней мере, в пригородах Буэнос-Айреса - по ночному времени были закрыты.
   Санька сразу же (душевно и благородно!) предложила провести внеочередное совещание в их гостиничном номере. С одной стороны, помещение - по своим размерам - полностью подходило для этой цели, а, с другой, так получалось, что Сашенцию (благородную и душевную!) теперь было уже и не выпроводить за дверь. А где Санька, там и её лучшая подружка Гертруда Лаудруп. Та ещё парочка...
   "Не стоит, право слово, вмешивать женщин в это дело!", - недовольно морщился видавший виды внутренний голос. - "Особенно, таких романтически настроенных барышень. Больно, уж, ситуация непростая и скользкая...".
   Внутренний голос на этот раз, безусловно, чуть-чуть преувеличивал: ничего скользкого и гадкого не было и в помине, просто было очень трудно принять какое-либо решение - разумное и честное одновременно. Очень, даже, непросто...
   Вообще-то, всё было совершенно понятно и однозначно - у товарища похитили любимую девушку, следовательно, необходимо помочь. То есть, надо незамедлительно добраться до неизвестных негодяев, быстро и безжалостно перерезать им глотки, а означенную непорочную девицу вернуть по назначению - влюблённому, то бишь, товарищу.
   Так-то оно так.... Но, как известно, у любой медали имеется две стороны. И, вот, эта вторая, оборотная сторона откровенно не впечатляла: насквозь чужая и незнакомая страна, неизвестный и многочисленный противник, причём, противник - местный, знающий в пампе каждый кустик и каждую ложбинку, заросшую зеленовато-фиолетовым чертополохом.... Да, если честно смотреть правде в глаза, то шансы на успех у предстоящей спасательной операции были минимальными. Проблема становилась практически неразрешимой: и Фролу отказать в помощи было никак нельзя, и умирать бестолково - в самом расцвете лет - как-то не хотелось...
   Егор - безо всякого азарта - обмакнул остро отточенное гусиное перо в пузатую чернильницу и принялся рисовать (по-другому и не скажешь) на листе бумаги некое подобие карты-плана, давая при этом краткие пояснения:
   - Это - великая Ла-Плата, вот - голубоватая речка с длинным и совершенно непроизносимым индейским названием, это - река Рио-Рохо, здесь расположен стационарный лагерь наших гаучо.... Ну, Фролка, пусть твой молоденький пеон нам подробно расскажет - как да что было, и покажет, где, собственно, находится поместье этих подлых Гонсалесов.
   Худенький и чумазый мальчишка - лет двенадцати-тринадцати от роду - зачастил, смышлено блестя чёрными глазёнками, Фролка сноровисто и слаженно переводил. Постепенно всё произошедшее стало более-менее понятным.
   Полномасштабным и регулярным столкновениям гаучо и кабальерос (в этой конкретной местности) мешала Рио-Рохо - речка широкая и полноводная. Стационарный лагерь гаучо располагался на её одном берегу, а поместье (асьенда - по-местному) достославных братьев Гонсалесов - на другом. Конечно же, на сильном и молодом коне можно было переправиться через реку, но это дело было непростым и опасным, могло - в конечном итоге - очень плохо закончиться. В том смысле, что если сразу и не утонешь в неспокойной реке, то на её противоположном берегу тебя запросто могли прикончить, что и подтверждал недавний бесславный конец двух модников-кабальерос, застреленных Егором и Санькой.... Лодки, пироги и прочие плоты? Зачем всё это честным пастухам и скотоводам? Откормленных бычков и баранов в Аргентине было принято доставлять к покупателю сугубо в живом виде. Так местные огромные стада и паслись - каждое в своём секторе, образованном крупными реками, а мелкие речки и ручьи можно было перейти и вброд.
   В этот же раз произошло нечто совершенно неординарное - парнишка так и не смог объяснить, каким образом семь-восемь десятков до зубов вооружённых всадников объявились на другом, "бедном" берегу Рио-Рохо. Тем более что переплывать эту неприветливую реку в полной темноте было вдвойне неприятно и опасно.
   - Может, они поднялись вверх по течению реки, где она более узкая и менее глубокая, и там перешли её вброд? - задумчиво предположил Егор.
   - От поместья братьев Гонсалесов до первого безопасного брода будет порядка ста двадцати миль, - перевёл Фрол ответ пеона.
   - Далековато! - со знанием дела прокомментировала Санька, после чего задала абсолютно неожиданный вопрос: - А нет ли на этой Рио-Рохо - не очень-то и далеко от асьенды кабальерос - каких-нибудь островов? А ещё точнее, крупного острова, расположенного примерно посередине реки?
   Выяснилось, что такой остров был, причём, братья Гонсалесы иногда - два-три раза в году - устраивали на нём шумные и весёлые пикники с девицами лёгкого поведения, нанимая для переправы на остров пироги индейцев кечуа. По словам парнишки-пеона, гаучо никогда этот остров не посещали, и, вообще, удобные водопои для скота находились гораздо ниже по течению Рио-Рохо.
   - Я думаю, что коварные кабальерос соорудили что-то вроде парома, - предположила высокоумная Санька. - Помнишь, Саша, как мы плыли по Дону-батюшке на штурм Азовской крепости? А Паншинский остров помнишь, где располагались наши воинские склады? Как на этот остров донские казаки доставляли разные грузы? Правильно, с помощью паромов! Я своими глазами видела, как за один раз на такой паром заезжало по четыре больших телеги. Следовательно, сколько всадников могло там разместиться? Ну, уж, точно - в районе десятка...
   - По-твоему получается, что кабальерос усердно строили полноценную паромную переправу, а никто этого и не заметил? - недоверчиво покрутил головой Егор.
   - Так переправу они, наверняка, построили только до середины реки, то бишь, до острова. Попробуй-ка, разгляди с противоположного берега, что где-то там, за островом, натянуты канаты, - доходчиво объяснила Санька. - Одно дело - на коне всю реку переплывать, а совсем другое - только её половину.... Не исключаю, что у этой коварной операции было два этапа - в первую ночь паром сделал четыре-пять рейсов, потом последовал дневной перерыв, а в следующую ночь добрались и все остальные. А на рассвете, как говорится, форверст!
   - Где, говоришь, малец, расположен этот славный островок? - неожиданно заинтересовался Ванька Ухов. - Ну-ка, нарисуй! Ага, молодец! Здесь и нам надо переправляться. Причём, есть там паром, или нет его - совсем и неважно. По крайней мере, кони на острове смогут нормально отдохнуть, отдышаться...
   Ванька говорил так, как будто было уже окончательно и бесповоротно решено, что они точно выступают - выручать из беды прекрасную черноволосую Исидору. Егор хмуро промолчал, уже понимая в самой глубине души, что от этой эскапады он не сможет отказаться - совесть потом замучит.
   - А для чего они похитили отца девчонки? - спросил Ухов-старший. - Не, с девчонкой-то всё понятно.... А папаша-то ейный, он с какого будет бока?
   Фролка, тяжело вздохнув, пояснил:
   - Рауль, старший из братьев Гонсалесов, давно уже на Исиду глаз положил. Он даже, как говорят, и замуж её звал по-честному. Только не согласилась Исидора - не захотела менять вольную и безграничную пампу на золочённую, но тесную клетку. А теперь будет, я думаю, так - либо Исида согласится стать законной супругой сеньора Рауля Гонсалеса, либо кабальерос до смерти запытают её отца. Ничего хитрого, и у нас в России бывали аналогичные случаи...
   - Как же это - выходить замуж без любви? - искренне удивилась неисправимая Гертруда Лаудруп. - Какой в этом прок? Ерунда какая-то...
   - Католическая вера, она очень сильная! - пояснил Фрол. - Не слабее нашей, православной. Раз венчаны - значит всё, уже вместе до самой смерти. В том смысле, что "стерпится и слюбится"...
   Сашенция, естественно, тоже пожелала принять участие в спасательном рейде. Мол, куда же без неё? Еле Егор отговорился, приведя совсем уже бронебойный аргумент:
   - Сашенька, душа моя, ты, ведь, знаешь такую русскую деревенскую мудрость, мол: - "Нельзя складывать все куриные яйца в одну корзину"? Представляешь, что будет, если мы с тобой оба погибнем в этой дикой пампе, проявляя недюжинные образцы мужества и героизма? И я - совершенно не представляю! Но, тем не менее, кто тогда позаботится о Петьке и Катеньке? А? Не слышу чёткого ответа! Короче говоря, назначаю тебя, Меньшикова Александра Ивановна, Светлейшая княгиня Ижерская, своим полноправным заместителем - вместо погибшего генерала Ерика Шлиппенбаха! В смысле, заместительницей.... Ежели что, то сама доведёшь экспедицию до Охотска, там встретишься с братом Алёшкой и нашим Шурочкой...
  
   Первых лошадей - пусть и плохоньких - они купили здесь же, в порту, щедро заплатив (отдельно) и за ночное беспокойство.
   Рассвет застал пятерых всадников уже в дороге. Под подковами лошадей чуть слышно шелестела пожухлая жёлто-бурая трава, изредка поскрипывали каменистые косогоры, вокруг тревожно перепархивали стайки буро-лимонных и светло-жёлтых листьев. Первыми ехали, заинтересованно переговариваясь о чём-то между собой по-испански, мальчишка-пеон (по имени Пепе) и Фрол Иванов. За ними следовали Егор и Ванька Ухов-Безухов. Замыкал походную колонну Людвиг Лаудруп, взятый в рейд в качестве отличного стрелка из арбалета - оружия смертельно-опасного, бьющего на далёкие расстояния и, при этом, совершенно бесшумного, что - при определённых обстоятельствах - бывает крайне важно.
   Уже ближе к полудню они выехали к старенькой изгороди, тщательно спрятанной между двумя хвойными рощами. За изгородью обнаружилось с десяток молодых разномастных жеребцов, чуть в стороне от них паслись немногочисленные коровы, овцы и козы.
   Пепе громко прокричал, видимо, подавая кому-то условный сигнал, и через подполковника Иванова пояснил:
   - Это опорный пункт гаучо. Здесь можно (только своим, конечно же!) сменить усталых лошадей на свежих, отдохнуть, разжиться мясом и вином.
   "Интересно, а мы-то - свои? Или - как?" - засомневался мнительный и недоверчивый внутренний голос.
   Оказалось, что, всё же, свои. Из ближайшей рощи торопливо выбрались двое пожилых и седобородых пастуха-гаучо, небрежно кивнув головами остальным путникам, тут же вступили, горячо размахивая руками, в оживлённые разговоры с Пепе и Фролом.
   Минут через десять-двенадцать Иванов сообщил последние новости и доложил о результатах переговоров:
   - Сегодня вечером состоится свадьба Рауля Гонсалеса и Исидоры Тупи. На асьенду братьев Гонсалесов уже прибыл католический священник. Откуда это известно? В здешней пампе - как и в нашей благословенной России - хватает всяких любопытных сорок, которые разносят свежие новости на длинных хвостах...
   - То есть, можно поворачивать назад? - всерьёз огорчился Ванька Ухов. - Ведь, ясно, что нам уже не успеть. Ты же сам, Фролка, говорил, что эта католическая вера ужасно сильная вся из себя, и всё такое прочее...
   - Ничего страшного! - очень серьёзно заверил Фрол. - Я Исидору замуж возьму - с полным удовольствием - и в качестве вдовы знатного идальго Гонсалеса. Тут, главное, успеть до этого самого.... Ну, не маленькие, чай, сами понимаете - до чего.... А здешние свадьбы, они очень похожи на наши, российские. Сперва - как правило, уже под вечер - происходит католический обряд венчания, а потом все дружно садятся за праздничные столы. Молодые, их родственники и гости едят, пьют, гуляют, веселятся, поют, танцуют, иногда и дерутся.... И только уже глубокой ночью молодожёны следуют в супружескую спальню.... Вот, того, что следует за этим последним действом, желательно избежать. Впрочем, если, даже, и не успеем, я Исиду прощу. Это же - ради спасения жизни отца, следовательно, не считается. Только, первым делом, я сперва этому мерзкому Раулю отрежу голову и вырву из груди его подлое сердце, а уже только потом - прощу мою Исидору...
   - Э-э, подполковник, очнись! - видя, что подчинённый мысленно погрузился в призрачную и неверную пучину различных фантазий, Егор сильно потряс Иванова за плечо. - Давай-ка, братец, дальше рассказывай!
   Фролка - от всей души - помотал русой и кудрявой головой, отгоняя прочь неприятные видения, и продолжил:
   - Гаучо выделяют нам пять здоровых и молодых коней, на которых мы сможем переплыть через полноводную Рио-Рохо. Причём Чавес - старший на этом опорном пункте - советует нам переправляться в другом месте, мол, напротив этого большого острова кабальерос, наверняка, выставили сторожевой пост.
   - И это правильно! - тут же встрял Ухов. - Если там налажена полноценная паромная переправа, то и сторожевой пост напрашивается сам собой.... Продолжай, дружище, продолжай! Не буду я больше перебивать...
   - Так вот, мы спустимся мили на три ниже по течению - относительно этого острова. Там, на обрывистом берегу стоит очень высокое одинокое дерево, называется - "кебрачо". Заберёмся на него, осмотримся. Чавес утверждает, что с той высоты (а это будет уже на закате) очень хорошо просматриваются все отмели речного русла. Понимаете мысль? Если знать дорогу, то и реку можно переплыть без особого труда, перемещаясь от одной отмели к другой. Такой, вот, старинный секрет гаучо.... Ещё одно. То, что сегодня вечером и ночью будет пышная свадьба - это нам на руку. Значит, кабальерос посадят на крепкие привязи всех сторожевых собак, а это здорово упрощает дело...
   "Упрощает?! - саркастически усмехнулся насмешливый внутренний голос. - "Конечно же! В незнакомой стране - малыми силами, незаметно - выкрасть юную и непорочную невесту прямо с брачного ложа.... Что может быть проще? Ну-ну, герои вшивые...
   В самом начале вечера они выехали на высокий берег Рио-Рохо.
   - Ничего себе, речка! - уважительно присвистнул Ухов. - Мили полторы будет! А, командир? Может, и все две. Течение очень сильное, вон, смотри, водовороты какие идут - один за другим...
   - Очень серьёзная и многоводная река! - согласился Егор, обеспокоено наблюдая, как буро-кофейные воды упрямо тащили - по направлению к Атлантическому океану - ветки деревьев, целые стволы, вывороченные с корнем, обломки каких-то строений, разбухшие трупы неопознанных животных и птиц...
   - Пепе говорит, что на срединных равнинах Аргентины недавно прошли очень сильные ливни, - коротко объяснил подполковник Иванов.
   Ещё через час с небольшим они подъехали к могучему кебрачо, нависавшему над тёмными и неспокойными водами Рио-Рохо. Дерево откровенно поражало - высоченное, разлапистое, многоярусное.
   - Это единственное кебрачо на многие сотни и сотни миль вокруг, - начал переводить (вольно и с комментариями) Фрол вслед за Пепе. - Местная достопримечательность такая. В верхних "этажах" кебрачо обитают самые разные птицы, включая орланов и соколов. На серединных живут всякие мелкие животные - грызуны, обезьянки, ящерицы, змеи. А нижний ярус - безраздельная вотчина ягуаров.... Этому конкретному дереву, наверное, лет восемьсот пятьдесят, оно хорошо "помнит" великое царство кечуа и приход первых испанских конкистадоров. Кебрачо растут только в тех местах, где чистые грунтовые воды подходят близко к поверхности земли. Поэтому рядом с этими загадочными деревьями всегда можно найти родники с хрустально-чистой питьевой водой, или даже глубокие колодцы, выкопанные многие сотни лет назад древними индейцами...
   Неожиданно из-за толстенного ствола кебрачо выскочили шесть (шестеро?) низкорослых и остроухих псов (волков, койотов, шакалов?). Завидев людей, собаки негромко зарычали, но тут же развернулись и неторопливо потрусили в пампу. В лучах заходящего осеннего солнышка их поджарые тела, отливающие всеми оттенками светло-коричневого и красно-каштанового, смотрелись очень грациозно и эстетично.
   - Агуары, красные аргентинские койоты, - пояснил Фрол. - Серьёзные такие ребята, с понятием. В том смысле, что откровенным разбоем никогда не занимаются, беззащитных телят не режут, по-честному охотятся...
   Решили, что наверх они полезут втроём: Егор - как командир, Фролка - как единственный полноценный переводчик, и юный пеон Пепе - в качестве местного жителя и знающего экскурсовода.
   Уже через пять-шесть минут Егор попал в совершенно другой мир: таинственная и чуткая тишина, прерываемая только резкими криками невидимых ему животных и птиц, влажный воздух, пахнущий абсолютной свободой и - совсем чуть-чуть - скрытой и неясной тревогой...
   Подъем продолжался бесконечно долго. Многочисленные обитатели древнего кебрачо беспорядочно разбегались в разные стороны. Вот, среди жёлто-красной листвы (осень, как-никак) на секунду-другую мелькнули ярко-зелёные глаза лохматого камышового кота. Через полторы минуты светло-бурый грызун, немного похожий на среднеазиатского тушканчика, но с длинными заячьими ушами, испуганно шарахнулся вниз. Толстая пятнисто-коричневая змея, выскользнув из-под ног, шустро скрылась в узком дупле. Когда они достигли верхнего яруса, стая самых настоящих диких уток, оглушительно и недовольно крякая, встала на крыло...
   Ветки, отходящие от центрального ствола, стали заметно тоньше, зелёно-жёлто-красная листва существенно поредела. Воздух неожиданно сгустился, навалилась неприятная и зловещая духота, по спине потекли тонкие струйки пота.
   - Всё, пожалуй, хватит! - через Фролку, наконец, известил Пепе. - Обходим с правой стороны этот сук, там, я вижу, есть очень удобная развилка.
   Это была не просто развилка, а очень даже неплохая смотровая площадка: от центрального ствола почти горизонтально, с минимальными зазорами между собой, отходили три ветки - каждая диаметром сантиметров по пятнадцать.
   Фрол, облегчённо вздохнув, уселся на эту природную скамейку, и устало поднёс к глазам подзорную трубу. Егор, медленно опустившись на корточки рядом с подполковником, мельком посмотрел вниз. Неожиданно закружилась голова, он пошатнулся и только в самый последний момент - чтобы пошло не свалиться в бездну - успел крепко схватиться за широкое Фролкино плечо: высота была очень приличной, метров сто пятьдесят, никак не меньше.
   Старый и мудрый пастух Чавес не соврал, с такой солидной высоты все мели и отмели на реке, особенно, при естественной подсветке заходящего солнца, просматривались на буро-кофейном фоне Рио-Рохо ясно и однозначно - ярко выраженными розоватыми полосками, длинными светлыми отрезками и тоненькими короткими штрихами неопределённого цвета.
   - Здесь, по-видимому, речное дно покрыто разноцветным песком, - предположил Егор и тут же засомневался: - Запомнить эту картинку в уме - и не вопрос. Только, вот, какой толк от этого? Когда будем перебираться через реку, вокруг будет темно...
   - Не скажи, командир! - не согласился Фрол, не отрываясь от окуляра подзорной трубы. - Заходим в воду сразу вон за той высокой бело-серой скалой. Ну, что чуть-чуть похожа на камышовую кошку.... Видишь? Плывём наискосок, сильное течение само выносит нас на первую отмель. Ага, там мы дружно слезаем с коней и ведём их за уздечки по мелководью, строго поперёк течения. Эта коса очень длинная, метров двести пятьдесят, выгибается дугой на северо-восток.... Теперь спускаемся метров на сто двадцать ниже по течению, а там нас уже ждёт новая отмель...
   Пепе, возбуждённо размахивая руками, что-то зачастил на испанском.
   - Он уверяет, что отсюда можно увидеть и асьенду братьев Гонсалесов, - пояснил Иванов. - Мол, надо смотреть через подзорную трубу вон в том направлении, ориентируясь на дальний горный пик, который со снежной шапкой на вершине...
   - Ясно вижу тёмно-розовые черепичные крыши! - через две минуты оповестил Егор. - Смотри-ка ты, от берега совсем и недалеко, чуть больше мили...
  
   Когда тропический закат ещё пылал - остро-алым, малиновым и багровым - они, тихонько понукая пугливых коней, вошли в тёмно-кофейную воду.
   А ещё через два с половиной часа, уже в плотной темноте, слегка разбавленной светом ярких тропических звёзд, отряд успешно выбрался на противоположный берег Рио-Рохо.
   - Удовольствие - гораздо ниже среднего! - старательно пытаясь отдышаться, резюмировал Иван Ухов. - Один раз даже подумалось, что всё, затягивает в водоворот, конец.... Да, конь - на моё счастье - оказался длинноногим, вовремя нащупал подковами откос песчаной косы...
   - Вперёд, господа, вперёд! - взмолился Фролка. - Нет у нас времени на пустые разговоры, надо торопиться.... Эх, лишь бы не опоздать, лишь бы успеть! До того - самого...
   Им вновь повезло - совсем недалеко от низкого речного берега обнаружилась широкая и наезженная тропа. Ещё через пару-тройку минут Пепе, скакавший первым, остановил коня и тихо произнёс несколько фраз, указывая рукой на неясные очертания каменных развалин в двенадцати-пятнадцати метрах от тропы.
   - Он говорит, что надо оставить коней здесь, - сообщил Иванов. - До поместья Гонсалесов уже совсем недалеко, не дай Бог, там услышат цокот копыт.... Слышите? Они там, кажется, поют.... Дальше пойдём уже пешком, чтобы случайно не напороться на сторожевой пост. Эти камни - всё, что осталось от старой асьенды кабальерос, которую гаучо сожгли и разрушили лет пятьдесят-шестьдесят назад. Там есть надёжная коновязь...
   Слезая с коня, Егор предложил:
   - Давайте, господа, оставим здесь мальчишку, пусть присмотрит за лошадьми. Зачем он нам, собственно, на объекте?
   - Ты неправ, командир! Пепе нам может здорово пригодиться, - горячо возразил Фрол, который, очевидно, за время долгой переправы через Рио-Рохо успел окончательно продумать план предстоящей вылазки. - Нам необходим лазутчик, чтобы узнать, где располагается спальня новобрачных...
   В четверти мили от поместья обнаружились ровные ряды каких-то фруктовых деревьев. Егор, на ходу сорвав с нижней ветки увесистый круглый плод, поднёс его к лицу и понюхал.
   "Апельсин! - уверенно определил внутренний голос. - "Видимо, Гонсалесы решили здесь осесть надолго. Даже заложили большую апельсиновую плантацию.... Снова нам везёт! Наверняка, от крайних деревьев плантации откроется прекрасный вид на господский дом, да и на всё прочее. Опять же, подзорная труба с собой.... Ох, уж, это везенье, мать его! Очередная плохая примета, мол: - "Начало без сучка и задоринки - к печальному концу...".
   Дом, до которого оставалось метров сто пятьдесят, был очень длинным, двухэтажным, с портиком, изящной колоннадой и высоким крыльцом. Вдоль фасада - почти во всю его длину - выстроились в единый ряд широкие праздничные столы, за которыми разместились многочисленные, разряженные - до полного неприличия - гости. В незначительном отдалении обнаружился и второй дом - брат-близнец первого, расположенный по отношению к нему строго перпендикулярно.
   "Человек сто пятьдесят будет, не меньше!", - навскидку определил дотошный внутренний голос. - "Да и разномастных слуг вертится возле столов более чем достаточно.... А где же у нас жених и невеста? Ага, там, где им и полагается быть, то бишь, по самой середине праздничного стола. Вернее, столов.... Невеста очень симпатичная, нарядная, но - при этом - грустная и печальная. Женишок же радостный такой, весёлый, с пошлыми усиками записного и шустрого бабника...".
   Фролка что-то коротко прошептал на ухо Пепе, и мальчишка, понятливо кивнув головой, деловой и независимой походкой направился - мимо свадебных столов - к правому крылу дома, где, судя по всему, располагалась кухня.
   " Оно, ребята, и правильно!", - одобрил хитрый внутренний голос. - "Кухня господского дома - самое лучшее место для сбора достоверной и полезной информации. А наш мальчишка совсем не выделяется на фоне местных слуг. Наверняка, ради такого пышного праздника хозяевам асьенды пришлось нанимать и дополнительных халдеев, со стороны...".
   Праздник продолжался, разгорячённая публика за столами веселилась во всю, время от времени принимаясь хором распевать ритмичные и, одновременно, печальные песни на испанском языке. Фролка с каждой минутой становился - в свете всезнающих тропических звёзд - всё бледнее. Очевидно, приближался момент, когда молодые должны были направиться в супружескую опочивальню.... А Пепе всё не было...
   Наконец, мальчишка появился, подойдя со стороны, откуда его и не ждали, то есть, почти с тыла, усердно зашептал что-то на ухо Иванову, лицо которого сразу же стало розоветь и расплываться в широченной улыбке.
   - У нас ещё есть минут сорок-пятьдесят! - объяснил причину своей неожиданной радости Фрол. - Перед тем, как жених и невеста удалятся (сами, небось, знаете - куда и зачем!), они должны станцевать специальный свадебный танец. Должны, и всё! Это и есть - самое главное. Дело в том, что музыканты, которых только сегодня доставили на асьенду из самого Буэнос-Айреса, ещё даже и не начали настраивать хитрые инструменты.... Так, комната новобрачных находится на втором этаже и окнами выходит на другую сторону дома, в ста метрах от которой эти чудаки высадили молодые яблони и груши.... Ну, что, Александр Данилович, перебазируемся? Кстати, многие гости уже совсем скоро (высший шик - ехать домой через пампу в полной темноте, лишь с горящими факелами в руках у тех, кто сидит рядом с кучером!) разъедутся по домам, а остальные лягут спать во втором доме, чтобы никоим образом не смущать новобрачных...
   По другую сторону нужного дома всё было совершенно по-другому, а именно, тихо и спокойно. Почти все окна оставались тёмными. Только в двух, расположенных на втором этаже и украшенных гирляндами тропических цветов, за неплотными кружевными шторами теплились чуть заметные огоньки - то ли от восковых свеч, то ли от масляных светильников.
   - Мне именно туда и надо! - осторожно выглядывая из-за ствола молодой яблони, сообщил Фролка. - Туда, за цветочные гирлянды...
   В стороне от окошек с гирляндами наблюдался прямоугольный стол, беспорядочно заставленный тарелками, бутылками и стаканами, между которыми располагались два ярко-светивших масляных фонаря. Рядом со столом - на толстых чурбаках - вольготно восседала парочка пьяненьких усатых мужиков, вооружённых длинными ружьями.
   "Понятное дело, определили бедолаг всю ночь ходить дозором вдоль фасада дома, но и стол с закуской-выпивкой поставить не забыли", - понятливо усмехнулся внутренний голос. - "Расслабились что-то братья Гонсалесы.... А, с другой стороны, кого им теперь опасаться? Почти всех гаучо с противоположного берега Рио-Рохо они перебили...".
   Егор тронул Фрола за локоть:
   - Всё, пусть мальчик Пепе уходит к развалинам и присматривает там за лошадьми.... Иван, - тихонько подозвал Ухова. - Подползи к ним аккуратненько. Правого деятеля возьмёшь на себя.
   - А как же левый усач? - не понял Ванька. - Его-то кто успокоит?
   - Его Лаудруп срежет из арбалета. Понял? Как только Людвиг выстрелит, то и ты не зевай. Потом крепко хватай жмурика - вместе с ружьём - под мышки и волоки сюда, под яблони. Ну, не прямо сюда, где мы сейчас лежим, а подальше, вглубь яблоневого сада. Всё, выполнять...
   Когда Ухов уполз в направлении стола, за которым продолжали беззаботно выпивать и закусывать нерадивые часовые, Егор поставил чёткие задачи и перед другими подчинёнными:
   - Людвиг, по моей команде бьёшь в левого часового. В сердце или в голову - сугубо на твоё усмотрение. После этого оставляешь арбалет здесь, а сам - со всех ног - бежишь к телу, пронзённому стрелой, и тащишь его вслед за Уховым-Безуховым. Потом возвращаешься сюда и бдишь.... Мы же с тобой, Фрол Иванович, следуем прямо под окошки с цветочными гирляндами. Видишь, одно из них чуть приоткрыто? Вот, я тебя и подсажу туда. Когда влезешь, то окошко бесшумно прикроешь и спрячешься куда-нибудь, например, в одёжный шкаф. Что дальше делать - сам сообразишь, уже, ведь, немаленький. Судя по тому факту, что надумал жениться .... Всё пока ясно?
   - А когда нам с Исидой вылезать из окна? - уточнил Фролка.
   - Я - в качестве условного сигнала - камушек брошу в стекло...
  
   Егор через окуляр подзорной трубы внимательно наблюдал за столом недисциплинированных охранников, и всё никак не мог решить - пора уже давать Лаудрупу отмашку, или надо ещё немного подождать? Как близко подобрался Ухов к столу?
   Неожиданно - со стороны свадебных столов - зазвучала приглушённая музыка.
   "Вот, похоже, и начался первый танец молодожёнов!", - заволновался нервный внутренний голос. - "Время поджимает!".
   - Давай! - махнул он рукой (пусть и в темноте) Людвигу.
   Чуть слышно прожужжала стрела арбалета, пущенная твёрдой и умелой рукой, левый усач, не издав ни единого звука, упал как подкошенный. Рядом со вторым часовым - словно из-под земли - выросла фигура Ухова...
   - За мной! - выдохнул Егор, устремляясь вперёд.
   Подбежав к стене дома, он соединил соответствующим образом ладони рук, принимая в получившийся "замок" сапог Иванова, и резко подкинул подчинённого вверх. Через секунду Фрол взгромоздился ему на плечи, тихонько распахнул нужное окошко, подтянулся и исчез в полутёмном проёме...
   Егор подошёл к столу, от которого Лаудруп и Ухов уже оттащили трупы незадачливых часовых, вылил на землю содержимое большинства бутылок, саму же пустую стеклянную тару живописно разбросал на столе между масляными фонарями и тарелками, после чего несуетливо побежал к месту прежней дислокации.
   Примерно через два с половиной часа шум свадебного веселья потихоньку начал затихать, огоньки в масляных фонарях задрожали и замигали, сигнализируя, что запас топлива в них подошёл к концу. Из-за угла дома неожиданно появились два нарядно-одетых, явно нетрезвых человека, один из которых держал в руке ярко-горевший факел.
   Нарядные господа неторопливо подошли к столу, удивлённо осмотрелись по сторонам и, не обнаружив никого рядом, разразились - громким шёпотом (чтобы, надо думать, случайно не потревожить молодожёнов) - нескончаемыми потоками ругани на испанском языке, злобно сбрасывая со стола пустые бутылки. После этого благородные идальго, прихватив два гаснущих фонаря и слегка пошатываясь, удалились.
   "Все верно, они подумали, что охранники пошло перепились и теперь безмятежно дрыхнут где-нибудь в тихом местечке", - шепнул прозорливый внутренний голос. - "Сейчас, наверное, просто-напросто пришлют новых часовых...".
   Двух трезвых и надёжных бойцов, очевидно, не отыскалось. Поэтому минут через десять-двенадцать у стола появился одинокий пожилой типчик - с двумя пистолетами, небрежно засунутыми за широкий кожаный пояс, и новым масляным фонарём в руках. Типчик жадно высосал из всех обнаруженных бутылок те жалкие капли, которые в них ещё оставались, и усевший на один из чурбаков, начал чуть слышно насвистывать что-то безумно-печальное и тоскливо-меланхоличное...
   Ещё через некоторое время, когда всё вокруг окончательно успокоилось, а на востоке чуть заметно посветлело, Егор вновь обратился к соратникам:
   - Ну, брат Людвиг, продемонстрируй нам ещё раз свою поразительную меткость. После выстрела перезаряди арбалет, оставайся здесь и посматривай по сторонам. А ты, Иван, тут же беги к столу и срочно тащи нового покойника в компанию к старым...
   Снова - чуть печально и жалостливо - пропела арбалетная стрела. Егор почти бесшумно подбежал к дому и, подобрав с земли маленький плоский камушек, ловко бросил его в нужную застеклённую раму. Через секунду-другую окно широко распахнулось, и он вновь принял на плечи подошвы сапог Фрола Иванова, который - в свою очередь - протянул руки к открытому окну...
   "Прямо-таки классическая пионерская пирамида - из тридцатых годов двадцатого века - получается!", - пошутил внутренний голос. - "Смотри, братец, не упади только! Вот, смеху-то будет...".
   Егор, конечно, немного пошатнулся, но не упал. А ещё через полторы минуты Фролка и его черноволосая возлюбленная (безутешная вдова идальго Рауля Гонсалеса?) уже твёрдо стояли на земле.
   - Вперёд, к яблоням, - тихо скомандовал Егор.
   "Как же всё гладко идёт!", - прямо-таки взвыл от досады внутренний голос. - "Ох, братец, прошу, будь настороже! Как бы неприятные сюрпризы не начали сыпаться на голову - нескончаемой и коварной чередой...".
   Первый сюрприз в яблоневом саду их, как раз, и поджидал. Вернее, не совсем и сюрприз, а так, обычная недоработка, шероховатость, плод элементарной забывчивости, побочный продукт высокой динамики развития событий...
   Исидора, счастливая и умиротворённая, облачённая в шикарное свадебное платье - белое, длинное, украшенное многочисленными кружевами, оборками и фестонами - завертела во все стороны черноволосой головой и начала что-то спрашивать у Фрола - голосом взволнованным и слегка удивлённым.
   "Не самый удобный костюм для долгого путешествия по дикой пампе!", - скрупулёзно подметил внутренний голос. - "Это вы, братцы, виноваты! Не продумали толком - на последнем рабочем совещании - все детали предстоящей операции. Могли бы, и прихватить с собой сменную одёжку-обувку для спасённой барышни. Небось, сейчас у неё на ножках красуются бальные туфельки, плохо приспособленные для верховой езды...".
   Но, как оказалось, совсем даже и не это беспокоило юную вдову.
   - Исидора спрашивает, где её отец! - огорошил всех Фролка. - Мол, без него она ни за что не уйдёт отсюда...
   "Действительно, про папашу девицы как-то - в этой суматохе и спешке - подзабылось!", - покаянно вздохнул внутренний голос. - "Нехорошо это, халтура натуральная...".
   - Вот, ты, подполковник, и спроси у своей небесной симпатии, мол: - "Где подлые братья Гонсалесы содержат моего будущего тестя?". Глядишь, и поможем. Если, конечно, сможем...
   Выяснилось, что пожилой и заслуженный гаучо по имени Джо Тупи был помещён в старый погреб, расположенный недалеко от кухонных помещений.
   - Ладно, попробуем, - тяжело вздохнул Егор. - Значится так.... Фрол, переведи-ка своей прекрасной пассии, что сейчас она должна остаться здесь, под надзором Лаудрупа и Ухова-Безухова. Людвиг, кстати, знает отдельные испанские слова и фразы. Так что, скучать ей не даст.... Мы же с тобой, служивый, отправимся вызволять из темницы отца милой Исидоры. Он же, надеюсь, знает тебя в лицо? Ну вот, всё ему сам и объяснишь - чтобы он с нами пошёл своими ногами и со спокойным сердцем...
  
   Пока они, тщательно оглядываясь по сторонам, пробирались к месту предполагаемого узилища отца Исидоры, Егор тихонько поинтересовался:
   - Как там оно всё прошло?
   - Просто отлично, - смущённым шёпотом ответил Фролка. - Только это.... Как-то было немного неловко - заниматься любовью, осознавая, что под кроватью, на которой мы этой самой любовью и занимались, лежит труп законного супруга...
  
  
   Глава шестнадцатая
   Кровожадные пираньи и первый русский гаучо
  
   Восточная часть неба уже окрасилась в розовато-оранжевые рассветные тона, но вокруг царила абсолютная тишина, было очень похоже, что все обитатели поместья братьев Гонсалесов ("Уже просто - поместья Диего Гонсалеса!", - уточнил въедливый внутренний голос), ещё спали без задних ног, притомившись от давешних праздничных трудов и возлияний.
   - Сонное царство, блин скотоводческий, - едва слышно пробормотал себе под нос Егор, останавливаясь у низенькой, почерневшей от времени и дождей двери погреба.
   Он мельком оглядел массивный навесной замок, презрительно усмехнувшись, достал из кармана камзола маленький золотой брелок, выполненный в форме гривастой львиной головы (подарок шведского короля Карла Двенадцатого!), на платиновом колечке которого висели разномастные ключи (от заветных ларцов и сундучков) и парочка универсальных отмычек.
   "Светлейший князь, называется!", - принялся неуклюже острить ехидный внутренний голос. - "Опуститься до пошлых отмычек! Виданное ли дело? Ай-яй-яй...".
   Егор, повозившись пару-тройку минут, аккуратно положил замок, не вынимая из скважины отмычку, на лежащий рядом старый красно-бурый кирпич, приглашающе кивнул головой Фролу на дверь и прошептал:
   - Давай, подполковник, действуй. Освобождай будущего тестя из темницы, а я тут прогуляюсь немного. В кухню загляну - на предмет подходящей одежды и обуви для твоей черноволосой зазнобы. Встретимся, дружок, под яблонями.... Да, потом вставь замок обратно в дверные петли и защёлкни. Отмычку только, морда влюблённая, не забудь потом вернуть...
   Несколько пар кожаных туфель с плоскими подошвами - визуально подходящего размера - обнаружились быстро, а, вот, никакой одёжды - кроме старого и рваного поварского передника - так и не нашлось. Пришлось ограничиться большими овечьими ножницами, чтобы слегка укоротить чрезмерно длинное свадебное платье Исидоры. А ещё над кухонной дверью висело порядка двух десятков лошадиных подков. Подумав, он прихватил с собой парочку, так, чисто наудачу...
   Вернувшись в яблоневый сад, Егор понял, что одной проблемой стало больше - отец Исидоры был очень плох, болезненно отхаркивал из отбитых лёгких кровавые сгустки и передвигался на своих двоих с огромным трудом.
   - Ничего, я его до лошадей легко допру на плече! - усмехнувшись, заверил здоровяк Ухов-Безухов. - Субтильный такой дядечка, худой и совсем нетяжёлый, даже пяти пудов в нём не будет...
   Дождавшись, когда Исидора укоротит - до середины стройных икр - шикарное белое платье и подберёт туфли нужного размера, они двинулись по направлению к речному берегу. Вот, и развалины старой асьенды, только коней нигде не было видно, лишь ещё тёплый труп мальчишки Пепе - с лучной стрелой в горле - обнаружился в ближайших зарослях чертополоха.
   "Самое противное во всех этих народных приметах - это то, что они очень часто сбываются!", - мысленно сплюнул внутренний голос.
   Изабелла хладнокровно и внимательно осмотрела оперенье стрелы, после чего уверенно и коротко сообщила:
   - Кечуа!
   - Понятное дело, ясен пень! - в свою очередь прокомментировал сообразительный Ухов. - Шарились дикие индейцы поблизости. Вдруг, да удастся что-нибудь ценного и полезного стащить в поместье, пользуясь всеобщей свадебной суетой и необузданным пьянством. А тут - пять отличных молодых коней под надзором сопливого пацана..., - прервав недоговорённую фразу, Ванька - серьёзным и чуть взволнованным голосом - обратился к Егору: - Александр Данилович! А что мы будем делать дальше? В смысле, без лошадей?
   - Через Рио-Рохо будем переплавляться, - невозмутимо пожав плечами, ответил Егор. - Правда, не очень понятно, как быть со слабосильным Джо Тупи. Ничего, когда выберемся на наш берег, то непременно придумаем что-нибудь...
   - А я очень плохо плаваю! - неожиданно объявил Фролка.
   - Да, и я - навроде топора, - покаянно сознался Ухов-Безухов.
   "Ну, а у нашей прекрасной Исиды и её болезненного папаши можно и не спрашивать!", - сделал насквозь пессимистическое заявление внутренний голос. - "Зачем честным скотоводам и их трепетным дочерям - уменье плавать?".
   - Тогда пойдём вдоль этого берега Рио-Рохо, - невесело подытожил Егор. - Нет у нас с вами, соратники, других вариантов! Во-первых, вдоль речного русла местами располагаются, какие-никакие, но заросли, где можно - в случае пиковой необходимости - спрятаться. Во-вторых, может, случайно набредём на индейскую деревушку и конфискуем там приличную пирогу.... Так, вон растёт вполне приличный кустарник. Ухов, Иванов! Извольте максимально быстро изготовить надёжные и удобные носилки для транспортировки приболевшего господина Джо Тупи. Людвиг, давай быстренько похороним мальчишку, негоже своих - пусть, и мёртвых - бросать, где попало...
   Они положили погибшего подростка в естественную природную выемку, образованную упавшим когда-то деревом, с помощью широких ножей оперативно засыпали мёртвое тело десятисантиметровым слоем земли и песка, сверху забросали могилу мелкими булыжниками и каменным крошевом.
   - Как думаешь, сэр командор, когда кабальерос пустятся за нами в погоню? - смахивая со лба капельки пота, спросил Лаудруп.
   - Думаю, что не скоро, уже ближе к обеду. Пока проснуться и опохмеляться, пока забеспокоятся, мол: - "Почему это молодожёны не выходят из своей комнаты?". Если, конечно же, кто-нибудь случайно не наткнётся на тела мёртвых часовых в яблоневом саду.... Я, кстати, как-то не особенно опасаюсь погони. Мы на песчаной косе Рио-Рохо - с помощью длинной палки и, вот, этого, - небрежно продемонстрировал Людвигу конские подковы, прихваченные на кухне, - оставим достоверные следы, согласно которым нас надо искать - непременно - на противоположном речном берегу...
   - Не люблю я, когда заранее недооценивают противника! - желчно заявил обычно невозмутимый Лаудруп. - Недальновидно это, неосторожно и беспечно! А если, кабальерос догадаются осмотреть внимательно и противоположный берег? Они тогда сразу же поймут, где нас надо искать...
   - Не паникуй, мой друг, раньше положенного времени! - беззаботно посоветовал Егор датчанину. - Лучше три раза сплюнь через левое плечо и постучи по дереву...
   Уже перед самым закатом, пройдя порядка тридцати пяти километров вниз по течению Рио-Рохо, они вышли на крохотную и уютную полянку, тщательно спрятанную в зарослях молодого смешанного леса.
   - Командир, тут бойкий родничок имеется! - радостно оповестил Ухов. - Может, здесь и заночуем? Через час стемнеет уже...
   - Ладно, уговорил, - согласился Егор. - Готовьтесь, господа и дамы, к ночлегу. Подполковник Иванов! Проверь тут всё тщательно - на предмет наличия-отсутствия ядовитых змей. Костра пока не разжигать! Но дрова собирайте старательно.... Я пока выберусь на берег, осмотрюсь немного...
   В этом месте берег Рио-Рохо был обрывистым, до уреза неспокойной кофейной воды было метра три с половиной. Впрочем, толком рассмотреть что-либо Егор не успел - заслышав близкие мужские голоса, он тут же упал на землю, прячась за низким колючим кустарником.
   "Похоже, что не заметили!", - успокаивающе зашептал внутренний голос. - "По крайней мере, не стреляют, что уже, согласись, не плохо...".
   Он осторожно приподнял голову, пристально всматриваясь через густую листву кустарника в речные просторы. По течению реки - метрах в шестидесяти-семидесяти от берега - медленно спускалась узкая деревянная лодка, похожая на классическую индейскую пирогу. В лодке располагались четыре хорошо вооружённых мужичка в чёрных широкополых шляпах. Двое размеренно работали короткими вёслами, другие двое - с помощью подзорных труб - внимательно изучали береговую линию. Егор снова спрятался в кустарнике, уткнувшись лицом в пожухлую осеннюю траву и стараясь дышать как можно реже...
   "Всё верно спрогнозировал Людвиг! Просекли кабальерос, сукины дети, ситуацию!", - неохотно признал правоту датчанина самоуверенный внутренний голос. - Теперь надо держаться подальше от берега. А если, соратники Диего Гонсалеса подожгут здешние прибрежные леса? Дождей в близлежащей пампе не было уже давно, подлесок в этих зарослях сухой и высокий...".
   Подчинённые встретили известие о том, что их старательно ищут, достаточно спокойно, но и без особой радости.
   - Сколько нам ещё предстоит пройти до места впадения Рио-Рохо в Ла-Плату? - невозмутимо спросил Лаудруп.
   - Наверное, миль семьдесят-восемьдесят, - предположил Егор.
   - Два с половиной дня пути, - через Фролку сообщила Исидора.
   Уже в полной темноте Егор разрешил - на очень короткое время - развести небольшой костёр. Лаудруп ещё днём умудрился подстрелить из арбалета жирную дикую индюшку. Весь день у путников не было во рту даже маковой росинки, есть хотелось - просто нестерпимо. Но не сырой же индюшатиной питаться, в конце-то концов?
   "Дурак ты, братец!", - пожурил строгий внутренний голос. - "Подковы и кожаные туфли прихватил с кухни поместья? Молодец! А почему не поискал какого-нибудь продовольствия? Недотёпа!".
   После завершения нехитрой трапезы Егор велел:
   - Костёр необходимо притушить, но так, чтобы оставались угли, от которых можно будет быстро зажечь факел. Вот, я тут парочку изготовил - на скорую руку. Не Бог весть что, но всё же.... Итак, предлагаю всем ложиться спать, ибо утро вечера всегда мудренее. У тлеющего костра дежурим по очереди, примерно часа по два, по два с половиной. Первым бодрствует и старательно бдит Ухов-Безухов, за ним - подполковник Иванов, следующим дежурит адмирал Лаудруп, я, соответственно, последний в этом списке...
   Проснулся он, судя по темноте, гораздо раньше своей очереди - от достаточно громкого разговора где-то рядом. Вернее, говорил только один человек - на испанском языке, очень быстро и монотонно.
   - Вы что там, с ума все сошли? - зашипел Егор злым и хриплым со сна шёпотом. - Прекратить немедленно, так вас всех и растак...
   - Это Джо, отец Исидоры. Он отходит, командир, - долетел из темноты негромкий и взволнованный голос Фролки. - В смысле, кончается и даёт нам с Исидой последние наставления и благословения. Пусть, уж, говорит, не затыкать же ему рот...
   - И, в самом деле, не затыкать же..., - пробормотал Егор, поднимаясь на ноги и отходя в сторону по нужде.
   Когда, минут через пять-шесть, он вернулся к едва тлеющему костру, то монотонный и прерывистый мужской голос уже затих, а ему на смену пришли чуть слышные женские рыданья и всхлипывания.
   - Что там с ним? - присаживаясь рядом с Фролом, спросил Егор.
   - Умер бедный Джо Тупи. Били кабальерос его очень сильно, даже несколько рёбер были сломаны, - также тихо ответил Иванов.
   - А что он вам говорил на прощанье? Какие наставления давал?
   - Можно, Александр Данилович, я об этом потом расскажу? - неожиданно замялся подчинённый. - Ну, когда окончательно выберемся из этой переделки...
  
   На рассвете они - без всякой формальной ерунды - похоронили старого гаучо. Никаких надгробных речей и молитв не произносили, только Исидора спела в полголоса короткую и душещипательную испанскую песенку.
   А еще через два часа Ванька Ухов, шедший первым, предостерегающе поднял руку вверх и тихонько доложил подошедшему Егору:
   - Господин командор, там, на речной косе кто-то есть. Слышите, голоса? Один из них, честью клянусь, женский...
   На разведку отправились втроём: Егор, Фрол Иванов и Исидора, которая, с минуту послушав далёкие голоса, тут же выразила жгучее желанье составить мужчинам компанию.
   Они, старательно пригибаясь и прячась за высокими зарослями чертополоха, медленно поднялись на невысокий пологий холм, с которого открывался отличный вид на акваторию Рио-Рохо.
   В двухстах метрах ниже по течению реки к берегу прижимались три длинных плота, связанные из очень толстых древесных стволов. На плотах, надёжно закреплённых к прибрежным камням и корягам, расположились просторные шалаши, а на берегу горел яркий и весёлый костёр, над которым висели разномастные котелки и кастрюльки. Вокруг костра, беззаботно пересмеиваясь между собой, сидели шестеро оборванцев-мужчин самого разного возраста и одна пожилая, очень тучная негретянка.
   - Что это такое у нас? - поинтересовался Егор
   - Это деревья всяких ценных пород - палисандр, розовое дерево, чёрное дерево, другие всякие, - через Иванова доходчиво объяснила Исидора. - Они растут в сельве, так называется местный тропический лес. А в сельве никаких дорог нет. Поэтому ценная древесина вырубается по берегам больших рек, по ним же срубленные стволы и сплавляется к Буэнос-Айресу, где сейчас строятся три больших католических собора. Ну, обожают святые отцы - до желудочных колик - роскошь разную.... А, ведь, это идея! - уже от себя добавил Фрол. - Давайте, господин командор, попросим плотовщиков, чтобы они взяли нас собой? Доплывём по Рио-Рохо до Ла-Платы, а там уже быстро найдём подходящий попутный транспорт...
   Егор недоверчиво помотал головой:
   - По реке шастают лодки, набитые - под самую завязку - вооружёнными кабальерос. Подплывут они к плотам и строго так спросят, мол: - "Не встречали ли вы, часом, на берегу незнакомцев европейского облика?". Мы, понятное дело, в этот момент спрячемся в шалашах, что расположены на плотах. А плотовщики, они же ребята честные и благородные, ни за какие деньги нас не выдадут. Так получается? Не верится мне что-то.... По-честному купить у бродяг один из плотов? Тоже не выход. Расскажут они об этом факте кабальерос, которые, наверняка, к ним подплывут - рано или поздно....
   - Может быть, господин командор, это самое..., - Фрол неуверенно провёл ногтем большого пальца по горлу. - А сами переоденемся - для полной и окончательной достоверности - в их одежду. Чем не козырный вариант? Нехорошо это, конечно, но времена нынче такие - жестокие и тёмные...
   Неожиданно Исидора, совершенно правильно истолковав жест своего русского возлюбленного, что-то горячо залопотала по-испански. Послушав её несколько минут, Фролка начал переводить:
   - Исида говорит, что эти плотовщики - те ещё субчики. Бродяги, пропойцы, воруют всё, что плохо лежит, могут и человека убить. Если встретят в пампе одинокую женщину, то обязательно изнасилуют....Четверо из этих ребятишек - чистокровные индейцы кечуа. То есть, это их соплеменники вчера подло убили пеона Пепе. Остальные двое - метисы. А толстая пожилая негритянка выполняет в этой несимпатичной компании две важные миссии. Во-первых, она - повариха. А, во-вторых, является общей женой - для всех членов банды.... Короче говоря, убить этих оборванцев и пройдох - совсем, даже, и не грех. Как уверяет Исидора, это благо для всех и, более того, долг каждого честного гаучо. Мол, благородный воздух пампы будет чище. А верить плотовщикам нельзя, продадут за дёшево - при первом же удобном случае.... С оружием у этих гадких отщепенцев, кстати, совсем и небогато - один пистолет находится за поясом у усатого метиса, который, очевидно, у плотовщиков за главного, а второй - у их всеобщей жены.
   К удивлению Егора, и все остальные его соратники высказались за кардинальное решение данной проблемы. А тут ещё и свежий ветерок любезно принёс с верховьев Рио-Рохо сильный запах гари...
   - Похоже, что кабальерос решили нас выкурить из прибрежных зарослей, - вопросительно поглядывая на Егора, предположил Ухов-Безухов. - То есть, подожгли прибрежные леса, справедливо надеясь на то, что в пампе нам будет уже не спрятаться.
   Скрипя сердцем, Егор согласился, что убить бродяг-плотовщиков - лучший выход из создавшейся ситуации.
   Само действо прошло просто и буднично. Егор, не доползая до костра метров восемь-девять, мгновенно вскочил на ноги и метнул нож, попав в спину усатого метиса под пятое (а может, и под четвёртое?) ребро. Это, в свою очередь, послужило сигналом для Лаудрупа, который тут же надавил на спусковой крючок арбалета, и меткая стрела послушно вонзилась в грудь жирной негретянки. Дальше не было абсолютно ничего сложного: для троих умелых бойцов - пятеро неподготовленных лохов - семечки. Опять же, сработал пресловутый эффект неожиданности...
   Потом трупы раздели и оттащили подальше от берега, в густые заросли чертополоха. После чего путешественники разбрелись по прибрежным густым кустам и переоделись, не проявляя при этом излишней брезгливости.
   Егор босиком, закатав до колен старые холщовые штаны, покрытые многочисленными неаккуратными заплатами, направился к реке - чтобы хорошенько умыться. Но Исидора, одетая в живописные лохмотья покойной негретянки, неожиданно бросилась ему наперерез, остановив буквально в двух метрах от уреза речной воды, и что-то жарко залопотала по-испански, тревожно махая рукой в сторону Рио-Рохо.
   - Она не советует тебе, Данилыч, босиком заходить в эту речку, - невозмутимо сообщил Фролка.
   - Почему это, вдруг?
   - Потому, что у тебя на правой ноге имеется свежая ссадина, а на левой - кровоточащий мозоль. Дело в том, что в Рио-Рохо водятся очень злые рыбки, которые называются пираньями. Если эти рыбёшки чувствуют, что в воду попала кровь, то тут же набрасываются - всей немаленькой стаей - на того индивидуума, из которого эта самая кровь вытекает, капает или сочится.... Бывали случаи, когда эти маленькие кровопийцы насмерть загрызали коня - вместе со всадником. Так что, командир, Исида тебе не советует - в таком виде - принимать водные процедуры. Для начала, хотя бы, надень крепкие и недырявые сапоги.... Хотя, что тут скрывать, моя Исидора любит иногда и немного пошутить...
   - Это, явно, не тот случай! - грустно и понимающе вздохнул Егор, отходя подальше от опасных коричнево-кофейных вод Рио-Рохо. - Слышал я уже, причём, неоднократно, про этих злобных пираний.... Ладно, господа и дамы, извольте построиться! Хочу оглядеть вашу новую экипировку...
   Исидора, нарядившаяся в мешковатое цветастое платье, с голубым платком на голове, смотрелась неприметной замарашкой-дурнушкой. А мужчины отряда были облачены в холщовые штаны и длинные рубахи-робы светло-серого и кремового цветов, на головах у всех красовались широченные, местами дырявые соломенные шляпы.
   "Что же, самые обыкновенные бродяги и прохиндеи с большой дороги, с совершенно неблагородной щетиной на впалых щеках", - довольно отметил требовательный внутренний голос. - "Только, вот, лица недостаточно загорелые. Ладно, если их слегка вымазать сажей от костра, то и сойдёт. А, вот, сапоги на ногах - явно лишнее. С другой стороны, если босиком ходить в такую холодную погоду, то и серьёзно простудиться - раз плюнуть...".
   Перед отплытием они плотно перекусили, не побрезговав содержимым котелков покойных плотовщиков. Так, ничего особенного - жидкая каша-размазня из незнакомой крупы, щедро сдобренная мелкими кусочками вяленого мяса и самой разнообразной травянистой зеленью. Ну, и на десерт - варёные утиные (это Исида определила) яйца.
   На первом плоту разместились Егор, Фрол Иванов и Исидора, а на втором усердно работали длинными шестами и широкими вёслами Людвиг Лаудруп и Ванька Ухов. Третий же, лишний плот они - ради пущей конспирации - разобрали на составные части и по одному брёвнышку пустили вниз по течению, в свободное плавание к Атлантическому океану.
   - Исида говорит, что лучше плыть вдоль левого берега, - сообщил Иванов. - Там и отмелей гораздо меньше, да, и вообще, тот берег наш, "гаучевский"....
   Когда плоты уже подплывали к середине Рио-Рохо, Фролка обернулся назад и, внимательно оглядев в подзорную трубу покинутый берег, удовлетворённо констатировал:
   - Во время мы унесли оттуда ноги! Прибрежный заросли уже все в густом дыму. В трёх местах, как минимум, их подожгли. Да и ветер крепчает, уже часа через полтора весь правый берег охватит жаркое пламя...
   Егору, как бы там ни было, нравился такой способ передвижения. Плыви себе, никуда не торопясь, любуйся местными экзотическими красотами, строй тактические и стратегические планы на будущее. Иногда плоты долгое время шли по течению вдоль левого, обрывисто берега, но порой приходилось совершать и достаточно сложные манёвры, следуя за извилистым руслом Рио-Рохо, щедро усеянным песчаными отмелями и разноцветными камышовыми зарослями.
   Один раза мимо плотов проследовали две длинные лодки с хмурыми личностями на борту. Личности внимательно изучали водную гладь реки и её берега, не обращая на плоты с оборванцами никакого внимания.
   На ночёвку они остановились, пришвартовав плоты к длинному и каменистому мысу, за которым наблюдался солидный речной залив. Егор - в компании с длинным ружьём, конфискованным ещё на асьенде Гонсалесов у незадачливого мёртвого охранника - немного прошёлся вдоль болотистого берега.
   Там, в речном заливе, было на что посмотреть! Белые, слегка подвядшие по осеннему времени кувшинки - диаметром больше метра, розовые лотосы, овальные и круглые островки фиолетовых и сиреневых камышей. Десятки тысяч самых различных птиц без устали кружили над неподвижными буро-кремовыми водами, миллионы москитов жужжали крайне неприветливо и зло. А ещё между лотосами и кувшинками медленно и плавно передвигались позеленевшие от времени солидные брёвна, местами покрытые рыжеватым реденьким мхом.
   "Серые кайманы, ясный перец!", - кисло поморщился брезгливый внутренний голос. - "Возвращайся-ка, братец, обратно к реке, пока тебя здесь не сожрали. Ни кайманы, так москиты...".
   На мысу горел в меру яркий костёр, на котором Лаудруп пытался зажарить тушки двух тощих диких уток, подстреленных им же из арбалета.
   - Какие-то странные утки! - недовольно сообщил Людвиг. - Рыбой от них воняет нестерпимо, отдаёт гадкой болотной тиной. Впрочем, ничего другого и нет...
   Егор, когда ещё только облачался в одёжку безвременно усопшего метиса-атамана, случайно нащупал под воротником робы надёжно закреплённый там железный рыболовный крючок.
   "Чтобы русский человек - при первом же удобном случае - рыбки не половил?", - заныл азартный внутренний голос. - "Давай-ка, братец, покажи всем класс! Крючок-то хороший, наверное, N 15, не меньше...".
   Он оперативно изготовил грубое подобие классической донки: к концу толстой волосяной верёвки привязал крючок, чуть выше зафиксировал груз, использовав для этой цели крупную прибрежную гальку - со сквозной дыркой в боку. На крючок Егор насадил первую подвернувшуюся под руку ярко-зелёную лягушку, от души раскрутил снасть над головой, забросил в воды Рио-Рохо метров на тридцать-сорок, а свой конец верёвки крепко привязал к неизвестному кусту, нависающему над берегом уже дремлющей реки.
   Примерно через полчаса куст заполошно задёргался, словно собираясь вырваться на свободу и убежать куда-то - в неведомую даль.
   После долгой и отчаянной борьбы Егор вытащил на каменистый берег тридцатикилограммового сома - натурального сома, только с очень длинными многоярусными усами и крупными жёлто-оранжевыми пятнами на жирных боках. Или эти пятна просто так выглядели - в черноте тропической ночи и отблесках яркого походного костра? Как бы там ни было, но пойманная рыба и на вкус оказалась сомом. Обыкновенным сомом, запечённым в обычных углях самого обыкновенного, уже остывающего тропического костра...
  
   После ещё одной, абсолютно ничем непримечательной ночёвки, плоты подошли к месту впадения Рио-Рохо в великую и непревзойдённую Ла-Плату, несуетливо пристав к левому берегу.
   - Сейчас быстренько пообедаем и пойдём дальше, - объяснил это своё решение Егор. - Бог даст, к полуночи дойдём до славного Буэнос-Айреса, там плоты бросим и наймём парочку конных повозок.
   Неожиданно со стороны Ла-Платы показалась очередная длинная лодка-пирога - с двумя гребцами-индейцами и тремя благородными идальго на борту.
   - Исида говорит, что не надо обращать на них никакого внимания, - стоя спиной к реке посоветовал Фролка. - Эти кабальерос все ужасно гордые из себя. Покажется, что, мол, не так посмотрели на них, благородных донов (то есть, без должного пиетета), сразу же велят гребцам пристать к берегу, чтобы доходчиво втолковать всякому быдлу - кто в аргентинской пампе настоящий хозяин...
   - Хоть смотри, хоть не смотри, это уже не поможет, - зло сплюнул в сторону Ванька Ухов и неуловимым движением достал из-за голенища сапога японскую метательную звёздочку. - Эти красавчики прямо к нам направляются. Похоже, что без жаркой драки не обойтись. Что, Александр Данилович, действуем - как всегда?
   - Отставить - горячку пороть! - недовольным голосом приказал Егор. - На берегу остаются Фрол и Исидора, пробуют вежливо отговориться. Остальные спокойно и несуетливо, как ни в чём не бывало, продолжают заниматься текущими делами. То бишь, разжиганием костра и приготовлением обеда. Оружие не выпячивать, но держать под рукой. Людвиг, заряди арбалет и отложи в сторонку.... Если почувствую серьёзную опасность, то ударю первым. А вы, орлы, уже после меня...
   Лодка пристала между плотами, два кабальерос ловко выбрались на песчаный берег, высокомерно пыжась, вступили в разговоры с Фролом и замарашкой Исидорой, голова которой была плотно замотана голубым рваным платком по самые брови. Сперва всё было достаточно мирно и спокойно, но, вот, один из незваных гостей протянул руку, чтобы сорвать с головы девушки платок. Исидора, тихо выругавшись сквозь зубы, ловко отшатнулась в сторону, после чего над речным берегом повисла тень напряжённости...
   Умница Фролка тут же, чтобы вернуть разговор в спокойное русло, отпустил какую-то солёную шутку. Кабальерос дежурно заржали, но чувствовалось, что их что-то слегка насторожило. Один из них - очень высокий, в чёрной короткой жилетке, щедро расшитой серебром - резко ткнул в сторону Егора указательным пальцем и разразился цветастой тирадой на испанском.
   "Видимо, приказывает подойти", - предположил сообразительный внутренний голос. - "Пока ничего страшного не происходит, братец. Подойди, конечно же, поклонись дяденьке до самой земли, не убудет с тебя...".
   Высокий идальго, внимательно и брезгливо всматриваясь в лицо Егора, частично скрытое дурацкой соломенной шляпой, начал требовательно и зло задавать - один за другим - длинные вопросы.
   - Си, сеньор! Си, сеньор! - зачастил, безостановочно кланяясь, Егор.
   "Идиот ты, братец!", - рассердился строгий внутренний голос. - "Лучше бы немым притворялся. Мычал бы утробно и тупо, к примеру, разбрасывая во все стороны неаппетитную слюну...".
   Впрочем, всё это уже не имело ровным счётом никакого значения, ситуация, похоже, полностью вышла из-под контроля. Низенький кабальеро исхитрился-таки и схватил Исидору за руку, старательно пытаясь эту руку вывернуть, третий же благородный идальго, остававшийся в лодке, вскочил на ноги и недвусмысленно навёл на Фрола солидный пистолет...
   - Людвиг! - заорал Егор и, резко крутнувшись на месте, изо всех сил приложил высокого противника каблуком сапога по груди, прыгнул - вслед за упавшим телом - вперёд, заученным движением ткнув "орлиным клювом" в сонную артерию. Тонкий и радостный свист арбалетной стрелы, выпущенной на свободу, громкий пистолетный выстрел, охи и ахи, звуки скупых ударов...
   Егор торопливо откатился в сторону от трупа высокого кабальеро, вскочил на ноги и кинулся к лежащему на спине Фролу, возле которого бестолково суетилась растрёпанная (голубой платок исчез куда-то) и взволнованная Исидора.
   - Что с тобой, подполковник? - обеспокоено спросил Егор, присаживаясь на корточки рядом с подчинённым.
   - Ерунда, Александр Данилович, - болезненно улыбнулся Фролка. - Правое плечо насквозь пробило. Нормально всё, кость не задета, зарастёт - как на дворовой собаке...
   А в буро-кофейных речных водах творилось что-то невообразимое - рядом с плотами "кипели" два водяных котла, во все стороны летели крупные, ярко-красные брызги.
   - Это пираньи обедают, - невозмутимо пояснил Ванька Ухов. - Одного кабальеро Людвиг стрелой срезал, он в воду-то и свалился. А я второму, который низенький, кинжал всадил точно в сердце, да и тоже в воду сбросил, чтобы времени не тратить на закапывание трупа.... Давай, командир, и твоего длинного определим туда же, для полного комплекта?
   Закончив перевязку Фролкиного раненого плеча, Егор обеспокоено осмотрелся по сторонам:
   - А где же эти - индейцы-гребцы?
   - Шустрые ребята! - непонятно вздохнул Лаудруп. - Как только заварушка началась, они тут же выпрыгнули на берег и с такой скоростью припустили.... Сейчас, наверное, уже половину пампы пересекли. Ну, оно и неплохо. Хватит уже, пожалуй, трупов. А вёслами работать мы и сами умеем неплохо...
   - Всё, соратники! - объявил Егор. - Рассаживаемся в трофейную пирогу и быстро отчаливаем!
   Лодка оказалась очень ходкой, и - уже под вечер - они, оплыв суда эскадры, причалили к портовому пирсу. Жаркая встреча, поцелуи, слёзы радости...
   Коротко рассказав об основных итогах воинского рейда в самое сердце аргентинской пампы, Егор приказал:
   - Необходимо всем срочно, прямо сейчас, перебазироваться на корабли эскадры. Хозяйке постоялого двора, понятное дело, надо щедро заплатить, чтобы она не обижалась и не держала на нас зла. Завтра, прервав все ремонтные работы и срочно пополнив запасы продовольствия и питьевой воды, мы покидаем гостеприимные воды великой Ла-Платы.... Видите ли, рано или поздно (а может быть, уже и завтра?), Диего Гонсалес поймёт (узнает, вычислит), кто убил его любимого брата, да и прочих соратников и слуг. А у этого сеньора в Буэнос-Айресе, наверняка, найдётся целая куча дальних родственников и добрых друзей. Зачем нам сейчас нужны полномасштабные военные действия?
   Когда они заново обустраивались на борту "Святого Дунстана", Санька тихонько шепнула ему на ухо:
   - Саша, а Фролка-то Иванов на берегу определился ночевать, да и все вещи его остались на постоялом дворе...
   - Ничего, я с ним завтра переговорю, с самого утра, - пообещал Егор.
   С самого утра поговорить не получилось, срочные дела навалились нещадно - денежные, снабженческие, прочие.... Только уже перед самым обедом Егор выкроил свободные полчаса и предложил Фролу:
   - Ну, подполковник, потолкуем немного?
   - Потолкуем! - покладисто согласился Иванов. - Но, господин командор, может, до пампы дойдём? Чтобы и мы никого не отвлекали, да и нам, чтобы, никто не мешал...
   Пампа встретила их чистой и звенящей тишиной, да пёстрым ковром разноцветных опавших листьев. В бездонном голубом небе - прямо над их головами - крохотными точками кружили орланы.
   - Ты, Александр Данилович, обо всём уже, наверняка, догадался? - неуверенно и чуть напряжённо спросил Фролка.
   - Остаёшься здесь?
   - Извини, господин командор, но - остаюсь.... Хочешь знать - по каким причинам? Или тебе это совсем не интересно?
   - Почему же, очень даже интересно! - искренне заверил Егор. - Давай, рассказывай, подполковник.
   Фролка тяжело вздохнул, зачарованно вглядываясь в прекрасные и таинственные пейзажи аргентинской пампы:
   - Во-первых, это из-за Исиды. Не может она - прямо сейчас - покинуть Аргентину. Обязана отомстить за отца, да и за других своих родственников, погибших там, в лагере гаучо, на излучине Рио-Рохо. Пока жив подлый Диего Гонсалес - не будет ей покоя. Нельзя оставлять в живых кровных врагов, достойных смерти.... Такой, вот, старинный обычай есть у южно-американских гаучо.
   - Хороший обычай, - согласно кивнул головой Егор. - Продолжай!
   - А, во-вторых, это сама Аргентина - славная бело-голубая страна.... Полюбил я её, командир, всем своим сердцем. Эту бескрайнюю пампу, буро-лимонные листья платанов, воздух - с лёгкой горчинкой.... Да, и покойный Джо Тупи просил меня помочь гаучо в их благородной борьбе с кабальерос...
   - И это тоже понятно! - криво усмехнулся Егор. - Но, ведь, если я не ошибаюсь, есть и "в-третьих"?
  
   После двухминутной паузы Фролка покаянно выдавил из себя:
   - Помнишь, командир, когда мы отплывали от Василевского острова, ты мимоходом обронил, что, мол, царь Пётр мог запросто и своего человека послать вместе с экспедицией? Чтобы надзирать, места разведать, где бешеное золото лежит...
   - Ну, помню.
   - Так это я и есть, тот надзирающий! Ты, уж, Данилыч, извини, что так получилось.... Всё Матти, Матильда, Снежная Королева - как ты называл её. Не знаю, как так получилось, но я полностью находился под её властью.... И, очень похоже, что не я один. Вот, и Пётр Алексеевич тоже, судя по всему, попал под её влияние. По многим делам и вопросам он совета тайно спрашивал у Матильды.... Чары, может, какие? Что она велела, то я и делал, особо не рассуждая.... Только, когда мы уже подошли к английскому Плимуту, шторка с моего разума стала постепенно спадать, снова вернулась способность самостоятельно мыслить, рассуждать.... А потом я встретил Исидору.... Эх, что долго говорить! Прости, уж, ты меня, Александр Данилович! Прости и прощай! Тебе же самому будет спокойней, если я, подлый предатель - пусть, и бывший - останусь здесь....
   Егор беззлобно подмигнул Фролу и, тепло похлопав по плечу, огорошил:
   - Не бери, подполковник, лишнего в голову и не переживай по-пустому! У тебя ещё вся жизнь, полная героических поступков и благородных свершений, впереди. Удачи тебе, первый аргентинский гаучо - русский по рождению! Может, мы ещё и встретимся...
  
  
   Глава семнадцатая
   Мне мыс Монах, облупленный и гордый...
  
   Покинув залив Ла-Плата - одноимённый с великой Серебряной рекой - корабли эскадры бодро, благодаря попутному течению и попутным же ветрам, уверенно продвигались на юг. Уже в середине мая они пересекли знаменитый тропик Козерога и взяли курс на пролив Магеллана.
   Правда, стоит отметить, что этому важному решению предшествовали долгие обсуждения и жаркие споры.
   - Извините, сэр командор, но места, по которым нам совсем скоро предстоит идти, мне весьма плохо знакомы, только по отрывочным рассказам знакомых шкиперов, - честно признался Людвиг Лаудруп. - Но и эти заслуженные морские волки здесь никогда не бывали, а всего лишь, в свою очередь, слышали о них от друзей, приятелей и хороших знакомых. Так что, сами, наверно, понимаете.... Да и карт-то толковых у меня нет, только, вот, эта, - датчанин смущённо выложил на стол обрывок старого светло-коричневого пергамента, добытого - с кровью - в английском Плимуте.
   Егор без должного почтения относился к точности и достоверности карт, которых ему доводилось здесь - и в семнадцатом, и в восемнадцатом веках - видеть, но то, что было изображено на этом мятом куске старого пергамента и картой-то, даже, с большой натяжкой, назвать было нельзя. Так, некий укрупнённый план, заполненный разными геометрическими фигурами.
   "Очевидно, что большой, небрежно обрубленный снизу треугольник - это южноамериканский континент, маленький треугольник, отделённый от первого узкой неровной полосой, естественно, остров Огненная Земля", - начал старательно подсказывать вежливый внутренний голос. - "А крохотные ромбики, треугольники, кружки и овалы - это, надо понимать, второстепенные острова и островки...".
   Лаудруп, видя недоумение Егора, извинительно вздохнул и приступил к пространным объяснениям:
   - Выйти в Тихий океан можно лишь двумя путями. Либо, обогнув американский континент с юга, либо, пройдя - между Южной Америкой и островом Огненная Земля - этим узким проливом, который в прежние времена назывался проливом Онз-Миль-Вьерж, а нынче именуется Магеллановым проливом. У каждого из этих вариантов есть и свои большие плюсы, и свои же существенные минусы.
   - Давай, адмирал, излагай! - подбодрил датчанина Егор. - Я всё пойму, тем более что уже много слышал об этих местах...
   "И не только слышал, но и двухсерийный научно-популярный фильм смотрел!", - неслышно для окружающих дополнил внутренний голос. - "В далёком и славном двадцать первом веке, понятное дело, ясный вечер...".
   Людвиг невозмутимо раскурил фарфоровую голландскую трубку и задумчиво продолжил:
   - Казалось бы, что самое простое - это плыть прямо на юг и огибать мыс Горн, крайнюю точку Южной Америки...
   - Названный так в честь голландской деревушки Горн, из которой был родом шкипер Якоб Ле Мер, первым обогнувший этот знаменитый мыс, - не удержавшись, тщеславно блеснул Егор энциклопедическими знаниями.
   - Верно! - слегка удивившись такой осведомлённости командора, согласился Лаудруп. - Но у этого легендарного мыса есть и второе, всем хорошо известное название - мыс Бурь. И, как рассказывают уважаемые люди, это совершенно правильное название. Особенно, если на дворе, вернее, на море, стоит поздняя осень или зима. А какое время года у нас сейчас за иллюминаторами? По местным понятиям - как раз - ранняя зима.... Ни один десяток кораблей уже попали в эту коварную ловушку. Огибаешь - при устойчивом северном ветре - мыс Бурь, проклятый всеми Богами планеты, и, вдруг, ветер резко затихает, а потом, и вовсе, меняется на южный. На скалах этого мыса-убийцы нашли свой печальный конец многие сотни отважных и смелых моряков...
   - Ну, а какие интересные сюрпризы таит в себе Магелланов пролив? - скорчив кислую мину, спросил Егор.
   - Если честно, то у этого варианта гораздо больше преимуществ, чем недостатков. Длина пролива чуть меньше четырёхсот миль. Глубина, всё по тем же рассказам, просто отличная. Ширина - в самом узком месте - около трети мили. По берегам пролива имеется много источников отличной пресной воды, в тамошних лесах в изобилии водится разная дичь, есть удобные бухты для ночных стоянок.... Сюрпризы и недостатки? Извилистый и относительно узкий маршрут. При сильном южном, юго-западном и западном ветрах, если держишь курс из Атлантики в Тихий океан, то галсами под парусами не походишь - или плотно сядешь на мель, или налетишь на высокие скалы. Мне один знакомый голландец рассказывал, что однажды бриг его хорошего приятеля застрял посередине Магелланова пролива на два с половиной месяца, отстаиваясь в удобной боковой бухте. Но, так и не дождавшись нужных ветров, вынужден был вернуться обратно - в Атлантический океан...
   Пребывая в сильной задумчивости, Егор машинально продекламировал один короткий стишок неизвестного автора, вычитанный им в двадцать первом веке - в интернетовском альманахе "Снежный ком":
  
   Мне мыс Монах,
Облупленный и гордый,
Сказал, что скоро я
Услышу,
Как зазвенят костров тугие солнца -
На мысе Горн.
  
   - Очень хорошее стихотворение! - серьёзно одобрил Лаудруп. - Только, вот, что это ещё - за мыс "Монах"? Нет на всём этом побережье мыса с таким названием! Хоть на русском языке, хоть на английском, хоть на испанском. Мыс Сан-Диего есть, мыс Обмана, он же - мыс Обманный Горн - есть...
   - Не обращай внимания, Людвиг! Это я так, просто пришлось к слову, - невесело усмехнулся Егор, после чего - очень серьёзно и аргументировано - объявил окончательное решение:
   - Следуем в Тихий океан - Магеллановым проливом! Это гораздо безопаснее, а с нами - маленькие дети.... Не будем рисковать лишний раз. Потеряем месяц-другой - не страшно. Это, ведь, не смертельно...
  
   В первых числах июня месяца корабли эскадры, пользуясь свежим восточным ветром, уверенно вошли в Магелланов пролив. Потянулись бесконечные низкие и песчаные берега, покрытые невысокими хвойными лесами - с редким вкраплением лиственных деревьев.
   Через тридцать пять миль после входа в пролив окружающийся пейзаж кардинально изменился - место низеньких песчаных дюн заняли высоченные гранитные скалы, покрытые редкими, но очень высокими соснами и буками, а на юго-западе показались далёкие гигантские горы, чьи вершины были увенчаны шапками белых снегов.
   Вокруг было пустынно, и только уже ближе к вечеру на дальних высоких скалах затеплилось несколько ярких костров.
   - Наверное, это местные жители, - предположила Гертруда Лаудруп. - Кажется, их называют - "инакен".
   - Инакен - это общее, укрупнённое название! - тут же с видимым удовольствием уточнила всезнающая Санька. - Я читала в королевской стокгольмской библиотеке (пока вы, любезные, занимались погрузкой на наши корабли всякой всячины), что в этих местах проживаю туземцы многих племён: патагонцы, арауканы, техуэльче, чайхи...
   На ночёвку корабли дружно бросили якоря в тихой полукруглой бухте, ненавязчиво вдающейся в скалистый северный берег. Матросы - по совету Лаудрупа - дружно занялись рыбной ловлей, которая оказалось на удивление успешной. Дети восторженно и дружно визжали, наблюдая, как крупные серебристые рыбины отчаянно прыгали по доскам палубы "Святого Дунстана".
   Внезапно всё вокруг погрузилось в серую и мрачную полумглу.
   - Ой, как страшно! - испуганно охнула маленькая Лиза Бровкина. - Что же это такое делается, тётя Санечка?
   - Ничего страшного, милая! - успокоила Сашенция, нежно целуя девочку в бледный лобик. - Это просто тень. Солнышко ещё не легло спать за горизонт, но над нами нависают очень высокие скалы, вот, весь пролив и оказался - в тени...
   - Надо же, какая она серая и страшная - эта Тень! - с уважением протянула Лиза.
   А потом день окончательно угас, пришло время бесконечно-чёрной ночи. Безоблачное южно-американское небо тут же покрылось неправдоподобно густой и изысканной паутиной ярких созвездий.
   - Папа, а Южный Крест - он же здесь - самый главный? - заворожённым шёпотом спросил сын Петька.
   - Самый главный! - подтвердил Егор.
   - А зачем он нужен? - поинтересовалась Катенька. - Ну, вообще, зачем?
   - Людвиг! - громко прокричал Егор в ночную черноту.
   - Я здесь! - прилетел ответ через две секунды.
   - А зачем нам нужен Южный Крест?
   - Нам?
   - Ну, и всем другим...
   - Он указывает смелым морякам путь к Южному полюсу. Правда, до этого полюса так никто ещё и не добрался...
   - Папка! - тут же хором завопили дети. - А давай, мы первыми доберёмся до Южного полюса? Ну, давай! Хотя бы попробуем...
   - Завтра попробуете! - непреклонно расставил всё на свои места строгий Санькин голос. - А сейчас - всем спать! Немедленно!
   Ранним утром следующего дня эскадра тронулась дальше. Корабли уверенно - один за другим - продвигались на запад, лавируя, чтобы лучше поймать светло-бежевыми парусами прерывистые порывы северо-восточного ветра. Когда суда плавно поворачивали под гранитными скалами южного берега, то иногда верхушки корабельных мачт слегка задевали за ветви буков и сосен, неосторожно склонявшихся над тёмно-синими водами. Через каждые пять-семь миль в пролив - по обоим его берегам - впадали реки и речки, над устьями которых шумно кружили неисчислимые стаи водоплавающих птиц, в основном, диких гусей и уток.
   Ближе к обеденному времени по правому борту (на северном берегу) показались какие-то непонятные каменные развалины.
   - Наверное, древнее индейское поселение, - предположил Лаудруп.
   Неожиданно со стороны развалин прозвучал далёкий ружейный выстрел, за ним последовал второй.
   - По северному берегу бежит человек и размахивает руками! - доложил из марсовой бочки матрос.
   Лаудруп, внимательно понаблюдав с минуту за берегом через подзорную трубу, уверенно скомандовал:
   - Поднять сигнал об экстренной остановке! Шкоты стравливать, стакселя выбирать, грот взять на риф! Шлюпку приготовить к спуску!
   Через тридцать-сорок минут на борт "Святого Дунстана" поднялся новый пассажир - черноволосый и чернобородый пожилой дядечка с худым и измождённым лицом, одетый в некогда нарядную и изысканную дворянскую одежду, теперь превратившуюся в жалкие и неэстетичные лохмотья.
   - Дон Аугусто Сервантес! - торжественно и напыщенно представился оборванец, рассыпаясь в элегантных поклонах и приседаниях перед Санькой и Гертрудой, после чего бойко и радостно что-то зачастил по-испански, изредка удивлённо поглядывая на странный флаг - с изображением белой златоглазой кошки. Впрочем, очень быстро сообразив, что испанский язык популярностью на этом бриге не пользуется, он тут же перешёл на классическую матросскую смесь ломанного голландского и ломанного английского - с частыми вставками португальских словечек.
   Секунд через двадцать Сашенция от души возмутилась:
   - Какое-то издевательство - над всеми языками сразу! Я, конечно же, уже стала настоящей морской волчицей. Но не до такой же степени! Извините меня покорно, однако я почти ничего не понимаю...
   Гертруда Лаудруп, имевшая солидную практику плаваний на разных морских судах, принялась старательно переводить выступление дона Аугусто на всем понятный классический английский:
   - Эти развалины - ещё совсем недавно - были городом. Вернее, укреплённым испанским поселением с громким и славным именем - Сан-Филипп. Этому полувоенному городку уже более ста двадцати лет. Количество жителей в нём никогда не было постоянной величиной. В лучшие годы здесь проживало три-четыре сотни человек, в худшие - жалкие единицы. Места тут такие - дикие, мрачные и своеобразные.... Наш дон Сервантес пришёл в эти края почти двенадцать лет назад, в составе большого испанского отряда под руководством коменданте Фернандо Кастельяно. В отряде было более ста тридцати вооружённых молодых мужчин и порядка пятидесяти женщин и детей. Испанцы подновили обветшавшие городские стены, тщательно отремонтировали старые дома и заложили новые, начали разводить скот, сажать рожь, пшеницу и картофель, потихоньку мыть золотой песок в реках и ручьях, обустраивать новые шурфы и штольни в старинных серебряных рудниках.... И тут на Сан-Филипп и его несчастных жителей обрушились - нескончаемой чередой - всевозможные беды, - Гертруда принялась поочерёдно загибать пальцы на руках: - Неурожай, падёж скота, двухлетняя засуха, следом за ней - бесконечные дожди, грязевые потоки, сходящие с гор, пожары, нашествие странных прыгающих жуков, съедающих все посевы. Население городка начало неуклонно сокращаться - одни умерли, другие решили вернуться назад, в северо-восточные поселения. В этот момент, воспользовавшись тем обстоятельством, что количество защитников городка уменьшилось примерно в четыре раза, на Сан-Филипп напали подлые техуэльче.... Схватка была упорной и жаркой, но силы были - изначально - неравны. Тогда коменданте Кастельяно, прекрасно понимая, что всё уже кончено (техуэльче пленных никогда не берут, даже женщин и детей, предварительно изнасиловав, убивают), спустился с горящим факелом в пороховой погреб и взорвал его. Пороха там было - более чем достаточно, поэтому и взрыв получился - что надо.... Дона Сервантеса при взрыве завалило каменной стеной обрушившего дома. Говорит, что остался жив только благодаря какой-то толстой потолочной балке, которую как-то хитро переклинило.... Создание к нему вернулось только где-то через сутки. Выбрался наш идальго из-под завала, огляделся - вокруг только трупы, а техуэльче, видимо испугавшись сильного взрыва, тоже ушли.... Всё это случилось почти восемь с половиной месяцев назад. Вот, с тех пор он тут и жил - в полном одиночестве.... Похоронил дон Аугусто убитых соотечественников, чьи трупы удалось отыскать. Потом построил себе из обломков домов что-то вроде крепкого и большого шалаша. Питался - чем придётся: уток и чирков подбивал при помощи самодельной пращи, ставил верёвочные силки на степных зайцев и лисиц, когда не было другой достойной добычи, то не брезговал и обычными крысами...
   - Ой, меня сейчас, кажется, стошнит! - громко заявила впечатлительная и слегка брезгливая Сашенция (патентованная Светлейшая княгиня, как-никак!), после чего засмущалась и, пунцово покраснев, задала вопрос сугубо по делу: - А почему он не ушёл на север? Ну, раз здесь было так голодно?
   Пообщавшись пару минут с испанцем, Герда пояснила:
   - От этого места до ближайшего населённого пункта будет порядка двухсот двадцати миль. Преодолеть это немаленькое расстояние по здешней гористой местности - без хорошей лошади, оружия и продовольственных припасов - совершенно невозможно. Да и на пути запросто можно напороться на злобных техуэльче или на коварных чайхи. Только патагонцы и арауканы - туземцы мирные и благородные. Относительно благородные, конечно же.... Всё, он больше не может говорить. Умоляет, чтобы ему срочно дали поесть и, главное, глотнуть хорошего вина...
   - А ещё ему не помешает хороший кусок мыла и побольше тёплой воды, - недовольно наморщив аккуратный носик, покрытый весёлыми светло-рыжими веснушками, ворчливо объявила Сашенция и тут же обратилась с вежливой просьбой к помощнику капитана: - Милый Енсен, не в службу, а в дружбу! Озаботьтесь, пожалуйста, этим важным вопросом! И одёжку благородному идальго надо подобрать приличную. А лохмотья эти - немедленно за борт! Здесь приличный корабль, дети маленькие имеются на борту. Зачем нам нужны южноамериканские вши и блохи? - внимательно посмотрела на Егора и задала совершенно неожиданный и нелогичный вопрос: - Саша, а ты бы прошёл эти двести двадцать миль? Ну, без лошади, оружия и продовольствия?
   - Запросто, душа моя! - почти серьёзно ответил Егор. - Если бы знал, что в конце этого маршрута меня ты дожидаешься - несравненная и любящая.... Всякие гадкие туземные охламоны? Я бы постарался их - неприкаянных и неразумных - без особой нужды не обижать в дороге...
   Ещё через сутки с небольшим состав экспедиции чуть не пополнился ещё двумя необычными и экзотическими особами. "Святой Дунстан" едва повернул за очередной каменистый мыс, как вперёдсмотрящий матрос доложил из марсовой бочки, что им навстречу движется целая флотилия туземных лодок.
   Егор торопливо встал из-за раскладного стола (по случаю хорошей погоды в тот день они обедали на открытой палубе), прошёл на нос брига и приник к окуляру подзорной трубы. Впрочем, всё хорошо можно было рассмотреть и невооружённым глазом - до первой утлой лодочки, которая, завидев корабль, тут же стала прижиматься к северному берегу, но направления движения так и не поменяла, было метров двести двадцать, до четырёх других плавсредств, шедших широким фронтом, порядка четырёхсот пятидесяти.
   - Это туземцы из племени чайхи, - на своей причудливой лингвистической смеси сообщил вставший рядом с Егором дон Аугусто Сервантес, уже одетый как самый обычный матрос эскадры. - Гонятся за старухами, ясный полдень.
   - Зачем - гонятся за старухами? - удивлённо спросил Егор, неохотно отрываясь от оптического приспособления, изготовленного искусными бельгийскими мастерами.
   - Чтобы их съесть, конечно же. Сейчас зима, голод, пришло время старух.
   - Енсен! - прервав вопросы, подозвал к себе Егор помощника капитана.
   - Я здесь, сэр командор!
   - Наши носовые пушки заряжены?
   - Обе, сэр! Картечными гранатами, сэр!
   - Приготовиться к стрельбе! Как только передовой челн минует "Дунстан", тут же пальните по остальным лодкам. Но так, чтобы только напугать, без всякого членовредительства. Пусть гранаты рванут чуть в стороне.... После выстрелов - орудия незамедлительно перезарядить! Вам ясна задача, Енсен?
   - Всё будет исполнено, сэр!
   Егор снова поднёс подзорную трубу к левому глазу. В передовой крохотной лодчонке, действительно, находились две пожилые и седовласые женщины, одетые в некое подобие плащей из шкур гуанако (по крайней мере, так решил самоуверенный внутренний голос), мехом наружу. Старушки, чьи тёмные и морщинистые лица были щедро покрыты красными и синими татуировками, усердно работали короткими вёслами, изредка испуганно посматривая на корабль белых людей.
   Один за другим прозвучали два пушечных выстрела, и Егор сразу же перевёл подзорную трубу в сторону основной лодочной флотилии туземцев, до которой оставалось уже немногим более ста пятидесяти метров. Четыре лодки - гораздо более длинные и солидные по сравнению с утлым челноком старушек - остановились, развернувшись боками.
   В трёх лодках размещалось по два туземца, в четвёртой - самой длинной и широкой - кроме двух гребцом присутствовал ещё и важный толстощёкий старик, седая шевелюра которого была обмотана широкой полоской ткани с закрепленными на ней пышными - белыми и чёрными - птичьими перьями. Все гребцы - ужасно худые, тощие и субтильные - были одеты в бесформенные и уродливые накидки, сшитые из каких-то странных шкур, тускло блестевших под солнечными лучами.
   "Может, из шкур выдры?", - предположил любознательный внутренний голос.
   А, вот, пожилой и толстощёкий спутник гребцов был облачён в добротный и солидный плащ чёрной кожи.
   "Конечно же, тутошний вождь! - уверенно заявил политически-подкованный внутренний голос. - "Щёки толстые, медно-красная морда - наглая до неприличия. А шкуры, из которых пошит его стильный плащик, не иначе, как тюленьи или нерпичьи...".
   Вождь величественно поднялся на ноги, держась одной рукой за плечо гребца, сидящего перед ним, другую же руку торжественно вытянул по направлению к "Дунстану" (который, кстати, продолжал медленно двигаться вперёд), и разразился громкой, ясно слышимой руганью на незнакомом и очень тягучем языке.
   - Ну, и что надо этому упитанному клоуну? - обернулся Егор к дону Сервантесу - И, вообще, какого чёрта они - после пушечных выстрелов - не улепётывают со всех ног, трусливо поджав подлые обезьяньи хвосты?
   - Белые не вмешиваются в дела туземцев, туземцы - в дела белых, - нервно пожал плечами испанец. - Естественно, если нет большой войны. Этому правилу уже больше ста лет. Правильное такое правило. По крайней мере, никто пока не жаловался. Вот, этот почтенный чайхи и удивляется происходящему. Да, если честно, и не он один.... Действительно, сэр командор ("Надо же, благородный идальго запомнил, братец, твоё высокое звание!" - до слёз умилился внутренний голос), зачем вам сдались эти старухи?
   Егор, проигнорировав последние слова испанца, отдал помощнику капитана "Святого Дунстана" очередной приказ:
   - Енсен, пальните по этим дикарям ещё разок! Пусть пушкари немного сместят прицелы.... Только чуть-чуть, Енсен, не увлекайтесь!
   Прозвучал новый пушечный залп. Лодки туземцев тут же торопливо повернули назад. В смысле, только три лодки. Да и плотной фигуры, облачённой в чёрный плащ тюленьей кожи, в этих лодках не наблюдалось...
   - Извините, сэр командор, но азартные артиллеристы, похоже, немного перестарались, - покаянно сообщил помощник капитана. - Пушечные прицелы - грубы и несовершенны.... Моя вина, извините...
   - Напротив, Енсен, - довольно усмехнулся Егор. - Вы выполнили мой приказ чётко и досконально. Никаких существенных нарушений я не заметил. Благодарю - за безупречную службу!
   Женский ангельский голосок ("Наша Сашенция, понятное дело!" - подсказал внутренний голос) не заставил себя долго ждать, заявив:
   - Вы, уж, высокородные господа, извините меня! Но зачем, собственно, нам сдались эти две несимпатичные бабушки? Вот, у них-то точно всяких блох, вшей и прочих насекомых - в длинных свалявшихся лохмах - и не сосчитать.... Нет, благородные мои кавалеры, пусть старушек "Артур" забирает на борт, или там - "Буйвол". Почему мы должны опять отдуваться за всех?
   И точно, пожилые туземки, трудолюбиво работая вёслами, резко развернули допотопную посудину и, покорно опустив головы вниз, направили хлипкий челн к борту "Святого Дунстана".
   - Благородный идальго, - Егор выжидательно посмотрел на Сервантеса. - Объясните-ка мне эту притчу - о бабушкиных временах.
   - Всё просто, сэр командор, - охотно откликнулся дон Аугусто. - Чайхи - самые отсталые туземцы из всех здешних племён. Скотоводством и земледелием они не занимаются, их любимая охотничья добыча - речные и озёрные выдры, из шкур которых они и шьют свои уродливые зимние одежды. А летом все чайхи - как мужчины, так и женщины - ходят совсем без одежд. Даже, бесстыдники такие, набедренных повязок не носят.... Чайхи никогда не моются, мол, чтобы не спугнуть удачу. Хотя, какая это удача - жить такой скотской жизнью? Да, голодными зимами у этих дикарей принято кушать старых женщин. Умерщвляют несчастных, держа их лица над дымными кострами, пока бабушки не задохнуться. Причём, прирученных собак чайхи съедают только тогда, когда заканчиваются старухи.... Почему установлена такая странная очерёдность? Ну, это очень просто. Собаки, ведь, ловят речных выдр и степных крыс, а старухи - нет.... Кроме того, многие считают, что зима и голод - это лишь предлог, просто этим изуверам очень нравится человечье мясо...
   Егор задумчиво поморщился и, ловя на себе тревожные Санькины взгляды, поинтересовался:
   - Уважаемый дон Сервантес, вы, случаем, не владеете ли языком этих странных и несимпатичных чайхи?
   - Так, только в самых общих чертах. Не более того.
   - Тогда поинтересуйтесь, пожалуйста, у пожилых леди - а какого дьявола им надо от нас? Может, бабушки хотят, чтобы мы их немного подвезли - подальше от этих недобрых мест? Если это так, то пусть пристают к "Буйволу", который следует за "Святым Дунстаном". Мы поднимем на мачте соответствующие сигнальные флаги...
   Испанец, свесившись над корабельным бортом, пару минут пообщался с беззубыми старухами, одна из которых крепко держала в морщинистых ладонях утяжелённый конец линя, ловко сброшенного в лодку предусмотрительным Енсеном.
   - Бабушки - как вы, сэр командор, их называете - слёзно просят, чтобы мы разрешили им плыть дальше, - сообщил дон Сервантес. - А ещё - чтобы мы, злыдни такие, больше не стреляли в их любимых сыновей, внуков и в прочих родственников.
   - А куда сейчас направляются пожилые сеньоры? - деланно поинтересовался Егор.
   - Проплывут ещё миль двадцать-тридцать на восток, выберутся на южный берег и спрячутся в диких горах. Дождутся сытного лета и вернутся обратно в племя. Ухаживать за маленькими правнуками.
   - Ну, и пусть себе следуют, куда хотят, - весело подмигнув Саньке, решил Егор. - Уговаривать и расстраиваться не будем...
  
   Утром следующего дня "Святой Дунстан", по-прежнему следовавший первым, миновал тёмно-синие воды бухты Сан-Николас. Пролив значимо расширился, над высокими мачтами брига закружили - в причудливом хороводе - несколько сотен грязно-белых, наглых и голосистых чаек.
   - Уже совсем скоро мы выйдем в Тихий океан! - взволнованно объявил Лаудруп. - Я раньше и мечтать не мог, что когда-нибудь буду ходить на моём стареньком "Короле" по этим загадочным и благословенным водам...
   Неожиданно рядом с бригом сильно плеснуло, перед глазами людей, собравшихся на капитанском помосте, промелькнуло длиннющее чёрное тело, и "Дунстан" тут же сильно завалился на правый борт. Егор едва успел одной рукой ухватиться за бронзовую скобу, вбитую в деревянное ограждение помоста, а другой - поймать за шиворот Саньку, которая не смогла удержаться на ногах и собралась пошло падать.
   - Это, наверняка, синий кит! - восторженно объявила начитанная и любознательная Сашенция. - Да, вы не бойтесь, господа! Эти животные очень большие. Длинной бывают до тридцати пяти метров, а весом - до нескольких тысяч пудов. Но синие киты, они мирные, и никогда не нападают на корабли...
   - Сплюнь, а то сглазишь! - ворчливо посоветовал жене Егор.
   Но его совет запоздал - уже через мгновенье "Святой Дунстан" ощутимо вздрогнул всем своим стареньким корпусом от сильнейшего удара. За первым ударом последовал второй, за вторым - третий...
   - Енсен! Поворачивай к берегу! - истошно проорал Лаудруп. - Право руля! На мель, на мель....
   Удары следовали один за другим.
   - На мель, потому что там китам не развернуться? - спросила Санька, беспомощно глядя на Егора небесно-васильковыми, огромными - от испуга - глазами.
   Ответить Егор не успел - по причине грохота пушечных выстрелов. Это "Буйвол", идущий следом за "Святым Дунстаном", оперативно развернулся левым бортом и открыл огонь по водной глади, отгоняя китов от брига. Ядра падали в воду всего в двадцати-тридцати метрах от "Дунстана".
   - Может быть, киты просто захотели немного поиграть? - жалобно вздыхая, предположила Санька. - Ну, как наши Петенька и Катенька - в лапту...
   - Тонем! Тонем! Тонем! - на всех известных ему языках завопил смертельно испуганный дон Сервантес.
   - Отставить панику! - невозмутимо заявила Сашенция и тут же влепила не в меру нервному испанцу звонкую пощёчину.
   А "Святой Дунстан", действительно, тонул, медленно погружаясь в воду и чуть заметно кренясь на правый борт.
   - К берегу, на мель! - надрывался Лаудруп.
   Когда днище старенького бриг, наконец-таки, коснулось дна мелководной безымянной бухточки, борта "Святого Дунстана" возвышались над поверхностью морской воды всего-то на пять-шесть сантиметров. Правда, к этому моменту все дети - вместе с Санькой, Гертрудой и горничной Лушей - уже находились в шлюпках, быстро и слаженно спущенных на воду. Надо отдать должное всем пассажирам и команде корабля - не наблюдалось даже малейших следов истеричной паники и бестолковой суеты.
   "Повезло тебе, братец, с народом!", - без устали восторгался благодарный и сентиментальный внутренний голос. - "Замечательные подобрались ребята! С такими орлами - хоть к Южному полюсу...".
   Лицо Лаудрупа, который уже успел тщательно осмотреть корабельный трюм, было мрачней грозовой тучи.
   - Что там, Людвиг? - негромко спросил Егор у друга, догадываясь, что услышит в ответ.
   - Это конец, сэр командор! - смахивая из уголка глаза крохотную слезинку, ответил датчанин. - Конец - моему верному "Королю".... Обшивка бортов уже старенькая, чуть подгнила ниже ватерлинии. После ударов китовыми хвостами образовались четыре большие пробоины.... Залатать? Нет, не получиться...
   - Подожди, брат! Почему это - не получиться? - не понял Егор. - Мы же ещё в Стокгольме загружали в трюмы хорошие доски - дубовые и сосновые, гвозди всякие, бронзовые скобы. Надо поставить крепкие и надёжные заплаты, хорошенько проконопатить все стыки между досками. Конечно, придётся нырять. Но тут, как я понимаю, совсем неглубоко, справимся как-нибудь. Не вешай носа раньше времени...
   - А к чему крепить новые доски? - беспомощно усмехнулся Лаудруп. - К гнили? Ничего не получится, Александр Данилович, только время потеряем. Тут надо "Короля".... Извини, командор, но какой - к нехорошей матери - "Святой Дунстан"? Тут надо бы моего "Короля" поставить в сухой док и аккуратно, никуда не торопясь, поменять всю нижнюю обшивку. Откуда в нашей ситуации - сухой док? То-то же.... А, знаете, сэр, может, оно всё и к лучшему. Ведь, мог же "Король" и не выдержать очередного сильного шторма - прямо посередине океана. Вот, тогда-то и наступил бы он, пиковый расклад. Потонули бы все, включая малых детишек, без всяких вариантов...
   Почти двое суток после этой роковой китовой атаки они старательно перегружали с борта обречённого "Короля" (действительно, Бог с ним, с этим Святым Дунстаном!) на другие суда эскадры всё мало-мальски ценное, снимали с креплений и сбрасывали в тёмно-синие воды пролива всю артиллерию брига.
   - Нельзя оставлять умирающий корабль с неснятыми пушками! Не полагается так! - объяснял, едва сдерживая рыданья Лаудруп. - Это как у людей - покойника хоронить не обмытым.... Эх, "Король", что же ты так-то, брат? Не ко времени.... Сколько вместе пройдено, сколько - пережито...
   Пришлось и людей распределять по другим кораблям. С моряками и простыми пассажирами разобрались быстро, дошла очередь и до командного состава. Сперва Егор подумывал - вместе со всем семейством, маленькой Лизой Бровкиной и горничной Лушкой - перейти на борт бригантины "Луизы". Мол, знакомое судно, уже проверенное, Атлантический океан на нём довелось пересекать. Да, вот, закавыка - на "Луизе" квартировала эта противная японка Наоми, встречаться с которой лишний раз ему совершенно не хотелось. Почему? Да, так просто, обычная интуиция. А ещё и внутренний голос не советовал, предупреждал и сомневался...
   Поэтому на бригантину отправились Лаудрупы и дон Аугусто Сервантес, а Егор с домочадцами заняли пассажирские места на "Артуре".
  
   Капитан Емельян Тихий широко улыбнулся и торжественно произнёс:
   - Вот, Александр Данилович, за тем странным мысом и начинается знаменитый на весь мир Тихий океан!
   - А как называется этот мыс? - поинтересовалась Санька, крепко держа Егора за руку. - И почему это он - странный?
   - Называется - мыс Пилар, так Людвиг сказал. Но я бы переименовал его в "Монаха". Видите, на самом краю мыса возвышается большой, вытянутый вверх камень? Он же, действительно, немного напоминает старого католического монаха, покорно сложившего ладони у груди и читающего заупокойную молитву над постелью умирающего...
   "Заупокойную молитву по старому и славному бригу, когда-то звавшемуся гордым именем - "Король", мир праху его!", - уточнил романтически настроенный внутренний голос. - "Король умер, да здравствует - король! Надо будет - в обязательном порядке, при первой же возможности - построить новый бриг и назвать его - соответственно...".
  
   Неожиданно окружающее пространство заполнилось грозным гулом, всё вокруг, включая морскую гладь, ощутимо задрожало. Егор увидел, как от высокого камня, так похожего на католического монаха, откололась многотонная макушка и плавно, почти не подняв брызг, соскользнула в тёмно-синие воды...
  
  
   Глава восемнадцатая
   Байу - сливовый дождь...
  
   Грозный гул не затихал ни на секунду, наоборот, он постоянно ширился и набирал обороты, изредка звонко постреливая и глумливо балуясь изощрёнными переливами. Зимнее жёлтое солнце - как-то совсем незаметно для окружающих - надёжно спряталось в белоснежных кучевых облаках, неожиданно приплывших со стороны Огненной Земли. Вокруг существенно похолодало, хрустально-чистый воздух наполнился ощущением плохо скрытой тревоги и ярко-выраженной опасности.
   Когда на морские просторы вернулась тишина, Санька, с беспокойством посмотрев на Егора, спросила:
   - Саша, что это было? Может, такой необычный и странный гром? Так, ведь, молнии не сверкали...
   - Я думаю, что просто где-то в далёких и заснеженных Андах произошло сильное землетрясение, вот, до нас и долетели его отголоски. Может, землетрясение произошло где-то на дне Тихого океана, на глубине нескольких миль, а земля дрожит и колышется за компанию...
   - Александр Данилович! - уважительно тронул его за локоть шкипер Емельян Тихий. - На мачте "Луизы", где сейчас располагается адмирал Людвиг Лаудруп, подняли сигнал: - "Всем немедленно уходить в открытое море. Поднять все паруса. Следовать строго на запад". Ничего не понимаю! Ведь, на последней стоянке договаривались идти на север и сделать первую остановку только в бухте Талькауано...
   - Отставить - сомнения! - повысил голос Егор. - На море экспедицией руководит адмирал Лаудруп. Извольте, капитан, беспрекословно выполнять его приказы!
   Когда Тихий добросовестно занялся выполнением прямых должностных обязанностей, Егор тихонько пояснил Саньке:
   - Людвиг опасается, что со стороны океана могут прийти гигантские волны, которые называются - "цунами". Такое иногда случается - при сильных землетрясениях...
   - Как ты у меня много знаешь! - с уважением покачала платиновой головой Сашенция. - Иногда, мне даже кажется, что...
   - Если, кажется, то надо креститься! - перебил жену Егор и незамедлительно приник обветренными губами к Санькиным карминным и горячим губам...
   Через два с половиной часа, когда южноамериканский берег окончательно растаял в призрачной туманной дымке, корабли эскадры действительно повстречались - с трёхминутным интервалом - с двумя высокими волнами.
   - Ну, и что здесь страшного? - искренне удивилась Санька. - Они, в смысле эти две волны, конечно же, во много раз выше остальных, "Артур" даже тряхнуло слегка. Подумаешь.... Но это же - совсем не смертельно! Явно, наш славный адмирал Лаудруп слегка перестраховался. Труса отпраздновал, образно выражаясь! - тут же поперхнулась, слегка покраснела и через полминуты заговорила уже совсем другим голосом - смущённым и просящим: - Саша, ты только потом Людвигу про это, пожалуйста, не говори.... Ну, про - "труса отпраздновал". Ни ему лично, ни Гертруде, ни Томасу.... А я за это - ну, сам знаешь что.... И даже больше, сверх обычной программы.... А?
   - Договорились! - состроил хитрую физиономию Егор. - На - сверх обычной программы.... А по поводу давешних волн ты, любимая, насквозь неправа. Это они только в открытом море (в открытом океане?) такие низенькие и широкие, а у самого берега, на мелководье, встречаясь с дном, они вырастают - до самых небес...
   - С флагмана получен очередной сигнал - "Следовать первоначальным курсом, строго на север!", - сообщил Емельян Тихий.
   Погода стояла просто великолепная, попутный умеренный ветер отменно способствовал быстрому продвижению кораблей по намеченному маршруту.
   - Зимой в этих южноамериканских краях облачные дни - очень большая редкость, - с важным видом вещала начитанная Санька. - А вдоль западных берегов (для нас теперь, ясное дело, восточных), надёжно защищённых высокими Андами, дуют преимущественно южные ветра. Впрочем, летом и северный ветер здесь - частый гость.
   Через двенадцать суток корабли эскадры уверенно вошли в бухту Талькауано, воды которой были покрыты самым разнообразным мусором - ветками деревьев, обломками толстых досок и мебели, разноцветными камышами и садовыми кустами, вырванными с корнями...
   - Ой, смотрите, там маленькая собачка уснула! - заявила маленькая Лиза Бровкина, сидящая на плечах у Саньки. - А рядом с собачкой - тётенька старенькая.... Ой, как тут воняет, прямо как в свинарнике - в папенькиной деревне...  
   - Саня, - зашипел краешком рта Егор. - Уведи срочно детей вниз, в кают-компанию...
   Среди скоплений мусора чуть заметно покачивались на низеньких волнах разбухшие трупы животных и людей, а на берегу - в доброй сотне метров от уреза воды - виднелись остовы нескольких крупных морских кораблей.
   - Ух, ты! Даже испанский трёхпалубный галеон выбросило на берег! - то ли ужаснулся, то ли восхитился Емельян Тихий. - А это такая махина, доложу я вам, господа! Там одних пушек - больше сотни....
   "А в трюмах, надо думать, находится несколько десятков тонн серебряной руды, добытой в перуанских рудниках", - предположил внутренний голос, иногда любящий пересчитывать деньги в чужих карманах и закромах.
   - Шкипер! - обратился Егор к Тихому. - Поднимите на мачте сигнал, мол, мы предлагаем поискать другое место для стоянки. Да, именно так - предлагаем....
   Корабли встали на якоря в маленькой безымянной бухте, где было относительно чисто, по крайней мере, трупный запах отсутствовал. Со всех судов спустили шлюпки, на берегу старательно оборудовали некое подобие крепкого временного лагеря - тщательно расчистили от мусора широкую береговую полосу, установили с десяток армейских светло-бежевых палаток, разожгли несколько больших костров, в которых и сожгли весь собранный мусор.
   - Александр Данилович, я нашёл подходящую конную повозку с опытным местным туземным кучером! - через пятнадцать минут браво доложил Ванька Ухов, отправленный на предварительную разведку. - Может, съездим в город, осмотримся, узнаем - как да что? Кстати, у этого городка очень звучное и труднопроизносимое название - Консепсьон.  
   Пожилого кучера просторной открытой повозки, в которую была запряжена старенькая, ежеминутно тяжело вздыхающая гнедая лошадка, звали гордым туземным именем - Тибальт.
   "Почему это - туземным?", - не согласился высокообразованный внутренний голос. - "Тибальт - это благородное древнеримское имя! Даже в бессмертной трагедии нашего великого Вильяма Шекспира - "Ромео и Джульетта" - встречается...".
   У местного Тибальта были широченные плечи, седые волосы до плеч, ловко перехваченные красным матерчатым ремешком, и огромный горбатый нос.
   "Ничего себе - носяра!", - восхитился внутренний голос. - "Все армяне и грузины сдохнут от чёрной зависти...".
   Одет же кучер был в полном соответствии со строгими чилийскими традициями. На мощных плечах Тибальта красовался широкий плащ до колен, сшитый из отлично-выделанных шкур молодого гуанако, из-под плаща виднелась нижняя одежда, щедро отороченная меха агуара - красного койота.
   В ознакомительную поездку они отправились втроём, не считая горбоносого возницы: Егор, неуёмно любопытный Ванька Ухов-Безухов и дон Аугусто Сервантес - в качестве толмача и экскурсовода.
   - Я в Консепсьоне побывал лет пятнадцать-шестнадцать назад, - с лёгкими ностальгическими нотками в голосе поведал испанец. - Хороший городок, солидный такой, немного похожий на мою родную Малогу. Здесь даже есть неплохие лавки и магазины. Хоть переоденусь, наконец-таки, сапоги подберу приличные. А то хожу - не пойми в чём! Словно и не благородный испанский дворянин, а так, подлый простолюдин, совершенно неизвестного происхождения...
   Первые четыре мили дорога старательно огибала бухту Талькауано, весь берег которой был густо усеян досками, брёвнами и сломанной мебелью.
   - Складывается устойчивое впечатление, будто бы здесь потерпели кораблекрушение несколько сотен серьёзных морских судов, - прокомментировал увиденное Ухов. - А вон лежит целая крыша, даже почти вся черепица осталась нетронутой. Видимо, её волной сорвало с городского дома и принесло сюда...
   - Это - не с городского дома, - не согласился с Ванькой дон Сервантес. - Консепсьон удалён от морского берега на восемь-девять миль. А эту крышу сорвало с прибрежного склада. И разломанная мебель, наверно, оттуда же...
   Повсюду были видны следы недавнего жуткого природного катаклизма. Песчано-каменистая почва во многих местах была покрыта паутиной длинных и извилистых трещин. Под высоченными скалами лежали большие каменные глыбы - в недавнем прошлом - гордые вершины этих же скал. Из ветвей каким-то чудом уцелевшей дубовой рощи, удалённой от берега метров на шестьдесят-семьдесят, торчала широкая корма неизвестного фрегата.
   Тибальт, попеременно указывая рукой то на море, то на корму фрегата, начал что-то возбуждённо рассказывать на ломаном испанском языке.
   - Этот несчастный корабль дважды уносило далеко в открытый океан, а потом снова выбрасывало на берег, - любезно перевёл дон Сервантес. - Ещё этот туземный жулик готов, но только за отдельную плату, подробно рассказать о событиях того рокового дня. Не пожалеете, высокородные господа, ещё одного золотого дублона?
   - Не пожалеем! - заверил щедрый Ухов. - Пусть излагает!
   Испанец и индеец - совместными усилиями - приступили к рассказу:
   - Сперва из океана пришёл (прилетел?) очень сильный гром. Такой сильный, что у многих людей из ушей потекла кровь, некоторые даже без чувств падали на землю. Далеко-далеко в океане к небу поднялись три столба чёрного дыма. Откуда там взялся дым? Никто не знает, эти столбы совсем недолго стояли над океаном, и пропали ещё до прихода первой волны.... Гром и грохот ещё не затихли до конца, а всё вокруг сильно тряхнуло, земля закачалась под ногами, по ней побежали длинные и извилистые трещины. Некоторые были очень широкими, неосторожные люди падали в них и исчезали - навсегда.... Потом - один за другим - стали рушиться дома. Люди, те, кто остался в живых, побежали прочь из города. Вскоре толчки стихли, а в океане появилась волна. Она была не очень высокая, гладкая такая, широкая.... Но возле самого берега волна, вдруг, резко выросла, словно бы - поднялась на дыбы, став при этом выше столетних дубов.... Она ударила в берег с ужасной силой, разрушая портовые склады, вырывая с корнями вековые деревья. Все портовые укрепления были разрушены, половину пушек уволокло в океан, другую половину выбросило далеко на берег. Теперь, если придут жестокие пираты, то обороняться от них будет очень трудно.... На берег выбросило два с половиной десятка самых разных кораблей - бригантин, бригов, фрегатов, даже один многопушечный испанский галеон, перевозивший серебряные слитки. Потом пришла вторая волна, за ней - третья. Причём, вторая - всё, что могла - утаскивала, отступая, за собой в океан, а третья, наоборот, выбрасывала.... Первая волна надвигались величественно и очень медленно, и Тибальт - вместе с многочисленными родственниками и лошадьми - успел забраться на высокий холм, с которого и наблюдал за всем происходящим...
   Консепсьон был разрушен до самого основания. На месте двух и трёхэтажных красивых домов лежали высокие груды красного и красно-коричневого кирпича, обломки розовой и светло-кремовой черепицы. Характерный, чуть сладковатый и приторный запах однозначно указывал на то, что далеко не все трупы погибших людей были извлечены из-под рухнувших стен и крыш.
   Вокруг было безлюдно и бесконечно тоскливо, только несколько худых и медлительных мужчин, одетых в неаппетитные лохмотья, вяло и неторопливо копошились в развалинах католического собора.
   - Вот же, незадача! - всерьёз огорчился дон Аугусто. - Где же мне теперь купить приличную одежду и обувь? Где, я вас спрашиваю?
   - Когда произошла эта катастрофа? - спросил Егор
   - Двенадцать дней назад.
   "Ага, мы, как раз, выходили в Тихий океан из Магелланова пролива!", - подсказал памятливый внутренний голос. - Тогда тоже очень сильно гремело, а у большого камня на мысе Пилар даже откололась верхушка...".
   - Уплывать надо отсюда, чем быстрее - тем лучше! - недовольно вздохнул Ухов. - На этих развалинах, наверняка, даже продовольствием не разжиться. Ещё большой вопрос, удастся ли запастись чистой питьевой водой. Надо будет попробовать - отыскать в тутошней пампе подходящие родники...
   Когда они - уже ближе к вечеру - прибыли в лагерь (человек, долго плавающий по бурным морям, сочтёт за благо - провести лишнюю ночь на твёрдом берегу, где не донимает противная качка), к Егору подошли, крепко держась за руки, Фруде Шлиппенбах и Наоми.
   - Уважаемый сэр командор! - вежливо обратился к нему швед. - Завтра у моей любимой и несравненной Наоми день рождения.
   - О, примите мои самые искренние поздравления! - тепло улыбнулся Егор. - И вы, прекрасная Наоми, и вы, отважный Фруде!
   - Спасибо, моя добрая господина! - старательно залопотала молоденькая японка на корявом английском языке. - Спасибо, моя очень рада! Моя - приглашать тебя, приглашать - всех...
   - Куда - приглашать? Я буду рад прийти в гости к такой милой девушке.
   "И как, спрашивается, классическая японская гейша может быть - девушкой?", - недоумённо поморщился придирчивый внутренний голос. - "Ты, братец, меня иногда просто поражаешь - своей детской наивностью!".
   - Наоми хочет завтра устроить что-то вроде маленького пикника на природе, здешние горы ей немного напомнили Родину, - пояснил Фруде.
   - Только у нас теплее! - застенчиво улыбнулась Наоми и красноречиво посмотрела на шкипера "Луизы", приглашая его говорить дальше.
   - Отойдём от берега океана на десять-пятнадцать миль, найдём какую-нибудь ровную и весёлую полянку - с разными красивыми природными видами - где-нибудь на высоком берегу горного ручья. Наловим там крупной рыбы. Если повезёт, то по дороге застрелим какую-нибудь достойную дичь. Конечно же, приглашаются все желающие! Детям, я думаю, эта прогулка тоже очень понравится. Мы уже говорили с княгиней Александрой, она полностью поддерживает это предложение....
   "Ну, и зачем ещё тебя спрашивать?", - отпустил ехидную реплику насмешливый внутренний голос. - "Ведь, сама высокородная и прекрасная княгиня Александра одобрила данную идею! Что, братец мой, слабо поступить - демонстративно наперекор - собственной обожаемой супруге? Подкаблучник!".
   Мысленно послав противный и приставучий внутренний голос в одно очень неприличное место, Егор, широко улыбнувшись, присоединился к мнению своей высокомудрой и прелестной жены:
   - Что же, дружеский весёлый пикник - дело, однозначно, славное и полезное! Отдохнём, немного развеемся.... Я попрошу нашего туземного Тибальта, чтобы он проводил нас к подходящему местечку. Зачем, спрашивается, терять драгоценное время на самостоятельные поиски? Думаю, что за отдельную плату он нам и надёжных мулов предоставит, чтобы можно было прогуляться налегке. А здесь мы оставим за старшего опытного шкипера Емельяна Тихого, пусть его матросы займутся пополнением запасов питьевой воды из природных родников...
   "А ведь, братец, завтра-то у нас - двадцать второе июня!", - непонятно к чему напомнил внутренний голос. - "День летнего солнцестояния, как-никак! Вернее, зимнего - по-местному исчислению...".
  
   В путь они тронулись сразу же после завершения скромного завтрака, часов в десять утра. Погода стояла - по зимнему времени - отличная: полное безветрие, безоблачное голубое небо, воздух прогрелся примерно до девяти-одиннадцати градусов тепла, обещая к полудню и все плюс пятнадцать.
   Короткую походную колонну возглавлял седовласый Тибальт, ведший за длинную уздечку странную низкорослую лошадку, густо увешенную многочисленными бубенчиками и колокольчиками. На длинном седле, расположенном на широкой спине лошади, вольготно разместились, изредка громко и синхронно повизгивая от восторга, Катенька Меньшикова и Лиза Бровкина.
   - Кобылка, что шагает перед нами, называется - "мандрина", - с важным видом объяснял Егор, который ещё с вечера обо всём предусмотрительно расспросил опытного дона Сервантеса. - Лошади этой породы незаменимы в горах - они за одну двадцатую часть мили чувствуют, что впереди находится глубокая пропасть, или, к примеру, просто широкая расщелина. О чём тут же и докладывают хозяину - усердным мотаньем лохматой головы.
   - Зачем этой невзрачной лошадке - столько звонких колокольчиков и бубенчиков? - спросил любознательный Томас Лаудруп, нёсший на плече уже значительно подросшего камышового кота Аркашу. - Для бесполезной и пустой красоты? Ну, как у девчонок - всякие бантики?
   - Нет, мой юный друг, не угадал! - по-доброму усмехнулся Егор. - Это для тех непростых случаев, когда на извилистые горные тропы неожиданно опускается густой туман. Тогда весь караван послушно идёт следом за мандриной - на звук её колокольчиков и бубенчиков. Если же звон становиться громче и чаще, то это означает, что умная лошадка предупреждает о смертельной опасности...
   Чуть сбоку от Тибальта шагал опытный шведский охотник с заряженным ружьём в руках ("Бережённого - бог бережёт!", - одобрил внутренний голос), за ним - второй. Дальше следовали Егор, его сын Петька и Томас Лаудруп. За ними, выстроившись в ровную цепочку, размеренно трусили четыре надёжных мула, гружённые всякой всячиной и подгоняемые хворостиной шустрого подростка-пеона - внука старого Тибальта. Отстав от пеона метров на пятнадцать-двадцать, следовала развесёлая и беззаботная компания. Это Людвиг Лаудруп, Фруде Шлиппенбах, Ванька Ухов-Безухов и благородный дон Сервантес азартно соревновались между собой в остроумии, веселя Саньку, Гертруду, японку Наоми, сменившую дурацкие деревянные сандалии на обычные туфли (а привычное кимоно - после долгих уговоров - на одно из простеньких Санькиных платьев и тёплую накидку Гертруды), и горничную Лушку. Замыкали походную колонну четыре тщательно вооружённых бойца - один швед и трое русских.
   На востоке - почти по ходу движения каравана - поднимались высоченные и остроконечные чилийские горы, местами украшенные белоснежными пятнами снегов. Вскоре хорошо натоптанная тропа свернула в узкую долину, склоны которой были покрыты высокими фиалковыми деревьями и низенькими кустами южноамериканского, сильно пахнущего дурмана.
   Неожиданно где-то наверху раздался неясный шум, по пологому склону покатились мелкие камушки, между тёмно-бордовой листвы фиалковых деревьев замелькали молочно-белые мускулистые тела. Ещё через мгновение вразнобой загремели ружейные выстрелы...
   - Есть, одна упала! - громко и радостно объявил Ухов. - Это я срезал! Точно говорю, мой это был выстрел...
   Ванька и Фруде Шлиппенбах - как самые молодые в компании - тут же полезли на склон, и минут через восемь-десять, не без труда, стащили на тропу упитанную безрогую козу, покрытую неправдоподобно-белоснежной шерстью, непривычно длинной и очень красиво блестевшей на солнце.
   - Это чилийская вигонь, она же - знаменитая южноамериканская альпака, - со знанием дела пояснил дон Аугусто. - Здешняя горная коза, у неё превосходное, вкуснейшее мясо, и очень тёплая шерсть.
   - Ой, какая красивая! - всплеснула крошечными ладошками рыженькая и курносая Лиза Бровкина. - Зачем же вы её убили, дядечка Ухов-Безухов?
   - Дык, это..., - неожиданно замялся Ванька, отводя бесшабашные и наглые глаза в сторону. - Чтобы покушать немного.... Совсем - чуть-чуть, чтобы не помереть от голода.... Опять же, Александр Данилович строго велели - застрелить какую-нибудь достойную дичь....
   - Дядя Саша! - девочка строго и неодобрительно посмотрела на Егора. - Прикажите, чтобы сегодня другие дяденьки больше никого не убивали! Прикажите! Нам же хватит - на всех - одной этой козочки?
   - Хватит! - подтвердил Егор.
   "Как же Лиза похожа на матушку покойную!", - загрустил впечатлительный внутренний голос. - "Ну, вылитая Луиза! Волосы, голос, интонации, повадки...".
   После полудня они - по узенькому подвесному мосту - перешли через весёлую и бурную речку, наполненную чистой и совершенно прозрачной водой - на светлом каменистом дне были отлично видны тёмные спинки крупных рыбин, неторопливо и уверенно преодолевавших речное течение.
   Ещё через семьдесят-восемьдесят метров лощина резко закончилась крутым стометровым обрывом, с которого открывался прекрасный и незабываемый вид - почти плоские, чуть голубоватые бесконечные поля, на которых паслись неисчислимые стада каких-то крупных животных.
   - Эти чилийские равнины называются - "льяносы". На них пасутся одичавшие лошади и буйволы, - пояснил дон Серванте. - Кстати, наш туземный дружок Тибальт настойчиво советует остановиться на пикник именно здесь. А, что? Очень, даже, миленькое местечко! Имеется чистая вода, вдоль реки я видел сухие деревья, рыба - как вы, сеньор командор, и просили - присутствует. Опять же, завтра утром будет и возвращаться к океану - совсем не далеко...
   Наоми медленно подошла к одинокому невысокому деревцу, росшему на самом краю обрыва и, вдруг, разволновалась, неуклюже подпрыгивая, заплясала на одном месте, стала что-то взволнованно объяснять, мешая английские слова с японскими.
   - Говорит, что точно такие же дикие сливы растут на её родном острове, - застенчиво улыбаясь, пояснил Фруде Шлиппенбах, с любовью поглядывая на свою узкоглазую подружку. - Ягоды на ветках висят ещё с прошедшей осени, поэтому они немного переспели и слегка подвяли, но Наоми уверяет, что приготовит из них очень вкусный сливовый напиток, который нравится и взрослым, и детям...
   Дел хватило на всех. Рядовые бойцы (шведские охотники и бывшие солдаты Александровского полка) занялись установкой палаток для ночёвки и заготовкой дров для походного ночного костра. Егор, Людвиг Лаудруп и дон Аугусто Сервантес начали разделывать тушу застреленной (тремя меткими пулями) несчастной вигони. А все остальные, включая детей, отправились к реке - пытать рыбацкое счастье - под руководством старого Тибальта.
   Ну, а Наоми и Фруде, за которыми Егор наблюдал исподволь, занялись приготовлением обещанного праздничного японского напитка. С веток дерева они тщательно оборвали все ягоды (получилось два брезентовых ведёрка, предусмотрительно прихваченных с собой), аккуратно вынули из собранных плодов все косточки. Потом из толстой ветки - всё того же сливового деревца, с помощью острого ножа - японка сноровисто изготовила что-то вроде пестика и тщательно растёрла ягоды (в бронзовом тазике) в густую и однородную кашицу. После этого Фруде - с брезентовым ведром в руках - сходил к реке, залил получившуюся массу холодной водой и ловко пристроил бронзовую ёмкость над жарко-пылающим пламенем костра.
   Когда сливовый сок (сливовый напиток, разбавленный речной водой!) начал, закипая, чуть слышно булькать, Наоми тщательно - заранее оструганной палочкой - перемешала содержимое посудины, сняла с длинной шеи объёмную кожаную сумку, чуть слышно щёлкнув замочком, раскрыла её и достала из тайных недр маленький фарфоровый флакончик. Вытащив пробку, японка отправила в закипающий напиток несколько капель какой-то вязкой, тёмно-фиолетовой жидкости.
   "Будем надеяться, что это, братец, не яд!", - неуклюже пошутил внутренний голос. - "Иначе, она делала бы это максимально осторожно и незаметно для всех прочих. Наверняка, просто безобидная вытяжка какого-нибудь пряного растения, не более того...".
   С застреленной вигони ободрали шкуру, выпотрошили, отделив лишние части туловища (голову и ноги - по коленные суставы).
   - Сейчас нарежем на порционные куски, - Лаудруп ладонями изобразил - на какие, собственно, куски, после чего скорчил недовольную гримасу: - Надо бы предварительно замариновать мясо на час-другой. У нас, в Дании, для этих целей принято использовать хорошо перебродивший яблоневый сидр, или же - слегка подкисшее коровье молоко.... Но, ни того, ни другого у нас нет. Ладно, зажарим и так...
   - На чём - зажарим? - невинно спросил Егор. - Ни сковороды, ни железной решётки, как я понимаю, никто так и не догадался захватить. Ну, и что теперь будем делать?
   Дело - после недолгих споров - кончилось тем, что мастеровитый дон Сервантес изготовил вполне даже приличный вертел, на который они и насадили ободранную тушку южноамериканской горной козы. А сам ветрел расположили над в меру жарким костром, по очереди вращая неказистую, но надёжную ручку.
   Минут через сорок-пятьдесят от речного берега вернулись - весёлой и шумной гурьбой - остальные участники пикника, гордо демонстрируя добычу - шесть прекрасных пятнистых форелин, каждая из которых весила не менее килограмма.
   - Одну я поймал! - похвастался Петька. - Ещё одну - мама. А Катька у нас теперь вся такая расстроенная из себя - у неё рыбина сорвалась. Причём, у самого берега...
   - Ничего, Катюша, не переживай! - подмигнул дочери Егор. - Мы с тобой завтра утром - пока все остальные ещё будут спать - сходим на речку и поймаем самую большую форель. А, вот, сковороды у нас нет. Придётся, наверное, сварить обычную русскую уху, раз такое дело...
   - Не люблю уху! - громко оповестила Лиза Бровкина, которой не довелось порыбачить самостоятельно (тяжёлая удочка выпадала из слабых детских ручонок), и - по этому поводу - она решила немного покапризничать, заявив: - Хочу жареной рыбки. Хочу! Хочу! Хочу!
   Помог пожилой Тибальт - нарвал в ближайшем кустарнике целую охапку крупных листьев, внешне напоминавших обыкновенный русский лопух, ловко почистил и выпотрошил рыбин, плотно завернул их в листья, после чего ножом выкопал в земле неглубокую ямку, уложил в неё завёрнутую форель, а сверху тщательно присыпал ярко-алыми углями, взятыми из костра.
   Тем временем женщины расстелили на низенькой, лимонно-зеленоватой траве несколько серовато-белых узких холстин, игравших роль скатертей, расставили по их периметру разномастные тарелки, кружки и фужеры, разложили ножи, вилки, ложки и ржаные морские сухари, пропитанные оливковым маслом, к которым все - за время долгого плавания - уже успели привыкнуть. По центру "скатерти" красовалось четыре удлинённых серебряных блюда: два - с крупными кусками жареной вигони, два - с запечённой форелью.
   Оглядев - критическим взглядом - получившийся натюрморт, Санька недовольно вздохнула и небрежно взмахнула рукой:
   - Прошу вас, высокородные господа и дамы, присаживайтесь! Эх, какие пикники мы устраивали в нашем василеостровском поместье! И в нашей Александровке, так любезной сердцу.... Помнишь, Саша?
   - Конечно, помню! - Егор согласно кивнул головой. - Так, господа мужчины, а что у нас с благородными хмельными напитками?
   - Ямайский ромус, португальские херес и портвейн, испанская мадера, арагонское красное, мозельское, - сглотнув слюну, скороговоркой перечислил Ванька Ухов. - Ну, кому - что? Принимаю заявки, пользуйтесь...
   Наоми, указывая дрожащим тоненьким пальчиком на бронзовую ёмкость с японским национальным напитком, взволнованно забормотала:
   - Моё, я угощать! Прошу вас..., угощать.... Всех, и солдат, и охотников...
   - Конечно же, господа и дамы! - извинительно всплеснула руками эмоциональная Сашенция. - Давайте все - дружно и весело - отведаем этот экзотический сливовый сок! Ухов, Фруде, бездельники, немедленно помогите симпатичной девушке...
   Подняв вверх оловянный стаканчик, Егор провозгласил (естественно, на английском языке) первый праздничный тост:
   - Любезная Наоми-сан, прими наши самые сердечные поздравления! Мы искренне рады, что ты путешествуешь вместе с нами! Желаем тебе всего, что ты хочешь сама - пожелать себе! И, главное, чего желаем, так это побыстрей встретиться с твоей прекрасной Родиной! В частности, с байу - со сливовым дождём! - коротко кивнув головой, выпил содержимое стаканчика до дна, краем глаза зафиксировав тень неясной тревоги на Санькином лице...
   "А, что, знатная вещь! - высказался много в чём понимающий внутренний голос. - "Очень ароматная штуковина! Прямо-таки - "вкус далёких стран", даже голова легонько закружилась, приятно так, умиротворённо...".
   Судя по многочисленным восторженным фразам и междометиям, и всем другим участникам этих романтических посиделок японский сливовый напиток тоже очень понравился.
   - Ты, тётенька Наоми, настоящая добрая фея! - искренне похвалила японку маленькая Лиза. - Мне про этих добрых фей Томас недавно рассказывал сказку.... Очень вкусно, спасибочки!
   - Потом, Наоми-сан, рецепт мне не забудь пересказать подробно! - с непонятной улыбкой задумчиво попросила Сашенция...
   После новых тостов - цветастых и слегка подхалимских - участники трапезы воздали должное приготовленным кулинарным деликатесам. Мясо южноамериканской горной козы получилось превосходным и прямо-таки таяло во рту, речная форель, покрытая тонкой золотистой корочкой, была не менее вкусна.
   Приближался вечер. Круглое, ярко-багровое солнце торопливо устремилось к горизонту.
   "Наверное, детям пора спать", - вяло подумал Егор, лёжа на заранее подстеленной волчьей шкуре и расслабленно опираясь на локоть.
   Он, с удовольствием отхлебнув из высокого бокала арагонского красного вина, неожиданно понял, что уже очень сильно пьян.
   "Быть такого не может!", - возмутился обожающий логику внутренний голос. - "С чего бы это, вдруг, пьян? Выпили-то - всего ничего.... Не, это просто очень сильно хочется спать. Свежий горный воздух, скорее всего, так на тебя, братец мой, повлиял...".
   Егор, опираясь руками о чилийскую землю, накрытую густой волчьей шкурой, сел на колени, обеспокоено огляделся по сторонам и чуть удивлённо хмыкнул.
   Оказалось, что сон подбирался ни к нему одному. Ванька Ухов-Безухов беззаботно похрапывал, свернувшись калачиком у самого костра. Один из шведских охотников спал, сидя на корточках, в обнимку с ружьём. По направлению к палаткам проследовала сонная горничная Лушка, несущая на руках спящую Лизу Бровкину.
   - Дорогой! - негромко позвал знакомый голос.
   Егор медленно-медленно - бесконечно долго и плавно - повернул голову примерно на девяносто градусов. Глаза, у стоящей перед ним растрёпанной, но при этом безумно симпатичной Саньки, сонно моргали, усиленно борясь с дрёмой.
   - Дорогой, - настойчиво и томно повторила жена. - Петя и Катенька уже легли спать.... Я пойду и проверю - как они там, поцелую в лобики.... А ты иди в нашу палатку.... Иди, иди, и дожидайся меня.... Я скоро...
   Он с огромным трудом поднялся на ватные ноги, неверными шагами, спотыкаясь через каждые три метра, добрёл до нужной палатки, распахнул полог, оторвав при этом пару деревянных застёжек, дошагал до спального места, упал - как подкошенный - и тут же, громко захрапев, погрузился в сладкую и предательскую пелену сна...
  
   Проснулся Егор от чёткого и неприятного ощущения, что он - весь, целиком и полностью - затёк. Да-да, именно так! Очень сильно затекли руки, ноги, всё туловище, и - даже - голова...
   Старенькой скрипкой в голове противно запиликало чувство опасности, а внутренний голос подробно доложил об ощущениях:
   "Пахнет сырой парусиновой тканью. Следовательно, братец, ты находишься в собственной палатке. На этом хорошие новости, извини, и заканчиваются.... Твои ноги, очень похоже, крепко привязаны к колышкам, глубоко вбитым в землю. Руки заведены за спину и привязаны к деревянному толстому столбу. Один широкий кожаный ремень проходит через грудь, другой надёжно фиксирует голову - к тому же самому столбу. На глазах..., э-э-э, что-то весьма похожее на элементарный медицинский пластырь.... Кляпа во рту нет, уже хорошо.... В правом углу палатки, судя по ощущениям, горит масляный фонарь. Значит, уже глубокая ночь.... Там кто-то есть! Слышишь, братец, какие-то щелчки и недовольные вздохи? Ага, точно, есть...".
   Некто неизвестный - в правом углу - негромко и непочтительно отпустил парочку достаточно солёных английских фраз.
   "Парочку солёных фраз - на английском языке двадцать первого века! Даже, с использованием молодёжного специфичного сленга! - уточнил тут же запаниковавший внутренний голос. - "Что это может означать, а? А голосок-то - определённо - знакомый! Вот, оно даже как, блин чилийский, переперчённый...".
   Вежливо попросив внутренний голос ненадолго заткнуться, Егор демонстративно откашлялся и непринуждённо высказал маленькую просьбу:
   - Милая Наоми-сан, а зачем нужен этот дурацкий пластырь - на моих глазах? Я же ими не умею кусаться.... Я бы понял, если бы вы мне заклеили рот, предварительно выбив половину зубов.... Может быть, снимите? В плане - невинного одолжения...
   - Ха-ха-ха! Какая смешная и актуальная шутка! Прямо - полный отпад! - тут же откликнулся звонкий и чуть насмешливый голосок. - Вы, уважаемый Егор Петрович Леонов, и в восемнадцатом веке не растеряли искромётного чувства юмора. Браво! Примите мои искренние поздравления, коллега!
   Ну, что же, всё стало ясно. Вернее, ясно - только в глобальном плане, так сказать. А, вот, детали.... Их только ещё предстояло прояснить.
   Лёгкие, почти невесомые шаги, неприятные ощущения, причинённые резко отрываемым пластырем. Ладно, посмотрим - что к чему...
   Егор осторожно приоткрыл глаза, старательно проморгался, привыкая к тусклому серо-желтоватому свету, царившему в палатке. Действительно, в её правом углу - на толстом деревянном чурбаке - стоял ярко-горевший масляный фонарь. Рядом с первым чурбаком располагался второй, на котором лежала приоткрытая кожаная сумка.
   Наоми, проследив за его взглядом, ехидно и понятливо усмехнулась:
   - Я, ведь, давно уже заметила, Егор Петрович, как вы поглядывали на мою заветную сумочку. Наверное, интересовались её содержимым? И правильно, что интересовались! А, что же, не проверили-то? Чего, уж, проще - скрутить меня, да и посмотреть. Хотя, может быть, скрутить - и не получилось бы.... Но, согласитесь, можно было - если всякие сомнения и опасения настойчиво одолевали - и по голове мне предварительно вмазать чем-нибудь тяжёлым.... Да, опростоволосились вы, мон шер, дрозда дали.... Непрофессионально это! Расслабились, разнюнились.... Любовь-морковь, видимо, во всём виновата. Плохо она влияет на рыцарей плаща и кинжала, да и на телохранителей военных...
   - А за что ты, мерзавка, убила Илью Солева? Что со всеми остальными? Надеюсь, что мои дети и жена живы? - хмуро поинтересовался Егор, внимательно и откровенно недобро рассматривая японку.
   Нет, внешне она почти не изменилась - милое бледное личико, высокая и замысловатая причёска, Санькино нарядное платье, Гертрудина меховая накидка. Только, вот, на кисти правой руку обнаружились кварцевые электронные часы, да и глаза.... Холодные и проницательные глаза уверенного в себе профессионала, не обременённого глупыми сантиментами...
   Наоми, чуть передёрнув плечами, криво усмехнулась:
   - Живы все, живы! Просто крепко спят. Что я - хищница какая? Опять же, существует чёткое задание, незыблемые инструкции.... Солев? За то и убила дурачка симпатичного, что сунул Ильюша длинный нос - куда и не надо было. А, именно, в мою заветную сумку. А там - это самое! - вытянула вперёд левую руку, резко разжала маленький кулачок...
   "Ох, ты, ёлы-палы!", - восхищённо присвистнул внутренний голос. - "Кажется, опять начинаются старые песни...".
  
   На узкой девичьей ладони лежал обыкновенный медицинский шприц, наполненный красно-бурой жидкостью. Точно такой же - в далёком 2009-ом году - находился в руках у противного и мерзкого Томаса Самуиловича - в тот памятный день, когда Егора отправляли в Прошлое.
   - Какая замечательная ночь! - томно вздохнула Наоми, бесконечно довольная произведённым эффектом. - Операция, похоже, завершена. До полуночи осталось, - мельком глянула на электронные часики, - десять минут, пятнадцать секунд.... Кстати, дорогой мой Егор Петрович, сейчас над благословенными чилийскими горами и льяносами идёт тихий дождик, практически - байу - сливовый дождь...
  
  
   Глава девятнадцатая
   Всё тайное - рано или поздно - становится явным
   (Совсем немного - о смысле жизни)
  
   Операция завершена? Интересное дело, однако....
   "Ночь - с двадцать второго - на двадцать третье июня!", - первым прозрел догадливый внутренний голос. - "Не иначе, сейчас тебя, братец, будут переносить обратно - в приснопамятный двадцать первый век. Помнишь, Аль-кашар тогда, в древнем русском городе Пскове, тоже всё твердил про завершение дня летнего солнцестояния? Правда, нынче мы с тобой находимся в южном полушарии, поэтому гораздо уместнее говорить о дне зимнего солнцестояния...".
   Егор, изо всех сил стараясь, чтобы его голос предательски не задрожал, спросил - демонстративно невозмутимо:
   - И чем это я, собственно, не угодил уважаемому и мудрому Координатору? Когда же это я ему оттоптал любимую и нежную мозоль? Нет, уж, сделайте одолжение, скажите, пожалуйста, чем это я вам всем так мешаю? Ведь, Аль-кашар тогда чётко и доходчиво объяснил, что, мол, в результате моего вмешательства - в ход Истории - образовался новый, параллельный мир.... Ведь, так? Образовался?
   - Образовался, - невозмутимо и холодно кивнула высокой и вычурной причёской Наоми. - Но это совершенно ничего не меняет.
   - Почему это - не меняет? - буквально-таки взвыл Егор, не удержав внутри душащие его эмоции. - Ну, почему? Параллельный мир уже образовался, он существует и живёт, развиваясь по своим законам.... Почему же меня надо непременно убирать из него? Ну, почему?
   - По кочану! - насмешливо и паскудно улыбнувшись, ловко ввернула крылатое русское выражение японка, но уже через мгновение, опять став серьёзно-холодной, она вновь перешла на английский язык: - Самовольные и упрямые агенты, которые не подчиняются приказам непосредственных руководителей, никому не нужны. В любых мирах и в любые Времена.... Эпизод с Аль-кашаром был обычной проверкой - на вшивость и элементарное послушание. Согласись бы вы, Егор Петрович, тогда на добровольное возвращение в двадцать первый век, глядишь, и вам бы пошли навстречу. Оставили бы здесь - с ненаглядной жёнушкой и детишками малыми, дали бы новое важное задание.... А, так, кому вы, мой милый, нужны, если совершенно непонятно, что завтра ожидать от вас? По крайней мере, именно так и звучит официальная версия.... А что у начальства на уме было на самом деле, о том знать рядовым пешкам не полагается.... Я понятно излагаю?
   - Понятно, - покаянно и хмуро вздохнул Егор. - А кто, если не секрет, заступит на моё место? И куда сейчас вы меня отправите? В смысле, в какой из двух параллельных миров? В какие конкретные года? В 2009-ый год, или в 2026-ой?
   - В какие - конкретные года? И в какой - из двух параллельных миров? - зачем-то переспросила японка, внимательно посмотрев на наручные часы и подходя к Егору вплотную. - Извините, мон шер, но, честное слово, не знаю. Я же только старательная исполнительница чужих приказов. Меня, знаете ли, не оповещают - как о глобальных планах, так и о судьбоносных деталях.... А вместо вас здесь старательно и целенаправленно поработает другой прямой потомок Александра Даниловича Меньшикова, родом из русской столицы Москвы. Дельный такой дяденька, прошёл очень серьёзный многопрофильный обучающий курс и нынче является одним из самых перспективных агентов славной службы "SV".... Как я оказалась на том странном корабле, который взяли на абордаж пираты Чёрной Бороды? Это очень долгая история, а со временем у нас - очень плохо. Нет времени - совсем.... Ну, милый и славный Егор Петрович, вы готовы?
   Показалось, или, действительно, у самого входа в палатку обозначилось какое-то неясное и подозрительное шевеление? Похоже, что и наблюдательная Наоми-сан почувствовала что-то аналогичное, шприц в её руке чуть дрогнул, и она неуверенно спросила - на прежнем ломаном английском:
   - Кто там ходить? Кто - пугать бедную Наоми?
   Ответом ей был оглушительный пистолетный выстрел, тесное палаточное пространство тут же заволокло густым пороховым дымом, глаза безудержно и противно защипало, а лёгкие и бронхи - под самую завязку - наполнились лающим кашлем...
  
   "Однозначно, блин, дуплет! Однозначно! И, судя по характерному звуку, пистолет, скорее всего, саксонской работы...", - незамедлительно отреагировал сообразительный и внимательный к мельчайшим деталям внутренний голос. - "Дальше совершенно нетрудно предположить, кого мы сейчас с тобой, братец, увидим.... О-па! На кисть руки капнуло что-то горячее.... Кровь, понятное дело! Рядом что-то упало .... Тело убитой Наоми-сан, ясен пень!".
   Дым постепенно рассеялся, и пред ним предстала Сашенция - во всей своей красе: необычайно взволнованная и прекрасная, с умопомрачительно яркими и огромными глазами.
   "С умопомрачительно - яркими...", - запоздало восхитился внутренний голос и потерянно замолчал...
   Санька гордо задрала голову вверх, старательно сглатывая слёзы, подступившие к самому горлу, после чего - пристально и требовательно - посмотрела Егору прямо в глаза. Долго так смотрела, взгляда не отводя. Смотрела и непонятно молчала....
   Долго? Что означает сей термин, господа и дамы мои? Молчите? И совершено правильно делаете!
   "Долго" и "коротко". "Сильно" и "слабо". "Чуть-чуть" и "навсегда". "Абсолютно спокойно" и "до полного безумия". "Холоднее арктических льдов" и "горячее лавы, извергающейся из вулкана".....
   Всё в этом скучном и предсказуемом мире - относительно....
   Относительно - относительно - чего?
   Относительно - восприятия - того, или иного события...
   Мы с вами, мужественные друзья мои и милые подруги, просто - одно и то же - воспринимаем очень, уж, по-разному. Кардинально - по-разному. Глобально и противоположно - по-разному...
   Ладно, проехали...
  
   Санька смотрела ему в глаза - пристально и неотрывно, а он - также пристально и неотрывно - смотрел в её глаза, в такие любимые, обожаемые, небесно-васильковые, бездонные и огромные...
   Она, как и всегда, первой не выдержала, недовольно отвела взгляд в сторону, обиженно уставившись в светло-бежевый парусиновый бок палатки, и проговорила - насквозь обиженно и презрительно:
   - Егор Петрович Леонов? Ну, надо же.... А так, по-простому, столько уже лет исправно откликался на "Сашу"! Ну, надо же.... Хотя, если честно, я уже давно чего-то такого и ожидала. Слова иногда странные и чудные проскальзывали у тебя, знания хитрые, вызывающие удивление, песенки под гитару - незнакомые, построенные по каким-то непривычным, явно нездешним законам стихосложения...
   - Сань, да, ладно тебе! Чего уж там..., - неуверенно и смущённо заканючил Егор. - Какая, собственно, разница...
   - Какая разница, говоришь?! Я ему - всю себя.... Любила его, детей от него нарожала.... А он.... Что, трудно было сказать всю правду? Сомневался во мне, мерзавец противный? Я же только тебя люблю! И дела мне никакого нет до всех этих - Координаторов, двадцать первых веках и прочих дел.... У тебя там - в дальних годах - много было женщин? Много? Отвечай, ирод!!! Немедленно отвечай....
   Минут через шесть-семь, терпеливо подождав, пока жена полностью выговорится, Егор попросил - очень серьёзно, и даже с лёгкими ("Ну, с очень лёгкими!", - ехидно прокомментировал внутренний голос) строгими нотками в голосе:
   - Саня, развяжи меня, пожалуйста! Надо же подумать и о текущих делах.... Скоро проснуться все остальные. Придётся им как-то объяснять, почему тебе пришлось застрелить эту японку. Кстати, а ты почему не уснула?
   - Потому и не уснула, что сердечко мне подсказало, мол, серьёзная опасность подкрадывается - змеёй подколодной, - коротко и ёмко пояснила Санька, освобождая его от пут. - Этот ароматный сливовый напиток я только пригубила слегка, а всё остальное потом незаметно выплеснула на землю, под ближайший кустик. Смотрю, все постепенно начали засыпать. Тогда-то я и поняла, что эта мерзкая японка коварно подмешала в своё национальное пойло какого-то сонного зелья - с замедленным действием. Ну, я и решила притвориться спящей, чтобы не выделяться на общем фоне.... Легла прямо на землю рядом с детской палаткой, в меру громко засопела, глаза ладошкой прикрыла, а сама - сквозь чуть растопыренные пальцы - внимательно наблюдала за происходящим.
   - Дальше всё понятно! - невесело хмыкнул Егор, вставая на ноги и разминая затёкшую поясницу. - Японка пошла в нашу палатку, а ты - следом за ней. Подкралась осторожно, стала подслушивать...
   - Очень мне надо - подкрадываться и подслушивать! - всерьёз обидевшись, надменно и гордо надулась Сашенция. - Пусть подлые девки дворовые подслушивают! А я, всё же, Светлейшая княгиня! Поэтому спокойно, не таясь, подошла к палатке и стала слушать.... Только вот, уважаемый Егор Петрович, вы меня перебили и не дали рассказать всё толком. Ну, конечно же, вы же у нас из далёкого двадцать первого века, где мастерят такие хитрые штуковины! - продемонстрировала кварцевые электронные часы, рачительно снятые с руки застреленной японки. - А напрасно - перебили! Всё, ведь, было совершенно и не так, как вы изволили вообразить себе...
   Пришлось потратить ещё несколько драгоценных минут на неуклюжие, но искренние извинения, которые постепенно переросли в жаркие и затяжные поцелуи.
   - Остановитесь, сэр командор, остановитесь! - часто и взволнованно дыша, неохотно отстранилась Санька, сильно упёршись острыми кулачками ему в грудь. - А то, ведь, так можно ненароком и позабыть обо всём на свете.... Тут, кстати, и места-то нет - для дел серьёзных. Вон, всё залито кровушкой японской! Я в этот раз очень хорошо прицелилась: дуплетом - прямо в лоб - прилетело этой Наоми...
   Зрелище, действительно, было, откровенно говоря, совершенно неаппетитным. Егор взял жену за руку и вывел наружу, на свежий воздух. Вокруг безраздельно властвовала чёрная южноамериканская ночь, на прежнем месте тихонько догорал костёр, возле которого неожиданно обнаружился труп дона Аугусто Сезара. Из морщинистой шеи испанца красноречиво торчали светлые лучи японской метательной звёздочки.
   - А он-то чем тебе не угодил? - искренне удивился Егор. - И, вообще, я даже не догадывался, что ты умеешь пользоваться японскими метательными штуковинами. Это же очень трудное искусство, не каждому даётся....
   - Высокого же ты обо мне мнения, дорогой муженёк! - неодобрительно и чуть насмешливо покачала головой Санька. - Из последних фраз ясно следует, что твоя трепетная и нежная жёнушка, то есть, я - хладнокровная и жестокая убийца, регулярно укладывающая хладные трупы в высокие штабеля.... Нет, нашего благородного испанца прекрасная Наоми-сан и прикончила. Я всё видела своими глазами.
   - Он, получается, тоже выплеснул вкусный и ароматный японский напиток в ближайшие низенькие кусты? - уточнил Егор.
   - Да нет, он-то глотал это коварное пойло - дай Бог каждому! Нахваливал и всё просил добавки.... Но совсем не подействовало на него снотворное! Видимо, он тоже был из этих, ну, из непростых и очень тайных агентов...
   - Не может быть! - недоверчиво поморщился Егор.
   - Может, Сашенька, может! Он, явно, сразу же понял, что происходит, и когда все, меня не считая, крепко заснули, тут же стал о чём-то - на совершенно незнакомом мне языке - спорить с Наоми. Они, при этом, так посматривали друг на друга.... Ну, как приказчики из соседних купеческих лавок, торгующих одним и тем же скоропортящимся товаром...
   "Почему бы и нет?", - высказал веское мнение внутренний голос. - "Наоми-сан усердно работала на Координатора и его "SV", а дон Сервантес мог запросто трудиться и на конкурентов "SV", или просто - на некую параллельную структуру.... И ничего необычного здесь нет! В двадцать первом веке наука, очевидно, неуклонно и последовательно - семимильными шагами - двигается вперёд, хитрые технологии совершенствуются, и - в конечном итоге - прогулки по Прошлому становятся всё более доступными...".
   - А потом они окончательно переругались между собой, - невозмутимо продолжила Сашенция. - Испанец выхватил из-за голенища сапога солидный нож, японка же метнула звёздочку. Такие, вот, дела...
   - Ладно, тогда поступим так! - решил Егор. - Сейчас мы с тобой, алмазная донна, аккуратно перенесём несчастную Наоми-сан к костру и положим, к примеру, вот сюда. А в правую руку мёртвого испанского гранда вложим твой саксонский пистолет. Мол, этот подлый злодей, пользуясь твоим, моё сердечко, сонным и беспомощным состоянием, коварно выкрал его.... Потом, понятное дело, между доном Сервантесом и прекрасной Наоми-сан произошла жаркая ссора, переросшая в смертельную схватку. Мотивы ссоры? Это, дорогая моя, не наша с тобой забота, пусть все остальные ломают головы и спорят - до полной потери пульса. Вот, как бы так.... Потом мы тщательно уберём все следы настоящего происшествия, вытрем кровь в палатке. Ну, и ляжем спать. В том смысле, что лучше по-настоящему и не спать, чтобы из палатки выбраться одними из первых, сразу же после обнаружения трупов.... Понимаешь, о чём я толкую?
   - Не маленькая уже, чай! - смущённо зарделась Санька. - Саша, дорогой.... Или - Егор? Как теперь называть-то тебя, любимый и обожаемый супруг?
   - Называй по-старому - Сашей, так оно как-то привычней. Да и об элементарной конспирации надо помнить, совершенно ни к чему всем остальным знать обо всех этих дурацких играх со Временем.... Кстати, ещё о конспирации. Положи-ка, милая моя, приметные японские часики на этот камень, а я сверху - другим приложу. Давай, давай, не жадничай! Надо так, ничего не попишешь...
   - Жалко очень! Такие красивые были, с меняющимися циферками! - печально вздохнула жена и тут же вновь оживилась: - Ой, Саша, а ты мне расскажешь об этом двадцать первом веке? Как там, да что? Интересно же, право...
   - Расскажу, конечно же, только потом, когда поплывём дальше. А сегодня у нас и других важных дел хватает, даже с немаленьким избытком.... А что это ты, Светлейшая княгиня, улыбаешься так довольно и загадочно?
   - Теперь-то я точно знаю, что ты меня любишь! - торжественно объявила Санька. - Ведь, не захотел же возвращаться - от меня - в это противное Будущее! Аль-кашара отправил в острог, я помню.... Вот, они на этот раз и решили - тебя насильно вернуть! Дурачки наивные! Саша, быстро поцелуй меня...
   Уже после рассвета снаружи раздался тоскливый вопль, тут же перешедший в не менее тоскливый вой.
   - Это Фруде Шлиппенбах обнаружил мёртвое тело своей ненаглядной японки, - предположила Санька, неохотно отрываясь от губ Егора. - Всё, милый, иди, успокаивай нашего впечатлительного шведа. А я побежала в детскую палатку - задержу там ребятишек, пока вы трупы не оттащите куда-нибудь подальше. Не стоит травмировать хрупкие детские души....
   Фруде был безутешен и всё повторял без остановки:
   - Этот подлый идальго хотел насильно добиться благосклонности моей несравненной Наоми-сан! А она сопротивлялась, храня мне верность.... Подлые испанцы, я никогда им полностью не доверял! Он хотел, а она - сопротивлялась, моя несравненная Наоми-сан.... Подлые испанцы, мать их всех! Я им никогда не доверял...
   Детей - в сопровождении четырёх надёжных бойцов и седовласого туземного Тибальта - по-тихому, без излишней суеты и спешки, отправили обратно, к берегу Тихого океана.
   Японку похоронили в очень красивом месте - с отличным видом на высокие чилийские горы и таинственные, вечно скрытые в лёгкой голубоватой дымке льяносы. Над могилой насыпали аккуратный холмик из разноцветной речной гальки, дружно повздыхали, поохали, Сашенция, расчувствовавшись, даже обронила парочку слезинок.
   А мёртвое тело подлого дона Аугусто Сервантеса, сильно раскачав за руки и за ноги, по-простому сбросили на дно глубокого оврага...
  
   Ещё через сутки эскадра тронулась дальше, держа курс на север, предварительно отойдя от гористого южноамериканского берега на сорок-пятьдесят миль.
   - Ну, их, эти подлые цунами! - перед отплытием доходчиво объяснил путешественникам это решение адмирал Лаудруп. - Будем - на всякий случай - держаться подальше от мелководий...
   Утром Егор проснулся от странной и подозрительной тишины - куда-то неожиданно пропали привычные звуки-шлепки от ударов океанских волн о борта фрегата, хотя, судя по боковой качке, волны никуда не подевались. Он осторожно, стараясь не разбудить безмятежно спящую Саньку, торопливо оделся и выбрался на палубу.
   Вокруг всё было безысходно-серым: небо, море, палуба, паруса - еле видимые сквозь густой серый туман, безграничным кругом висевший над Тихим океаном. А вместе с туманом над океаном нависала и какая-то странная, очень вязкая тишина...
   Ветер был очень благоприятным для успешного плавания - в меру сильным, но очень ровным, без каких-либо намёков на неожиданные порывы. Паруса, выгнувшиеся разноразмерными крутыми дугами, сыто и довольно гудели, по сторонам чётко просматривались силуэты двух других судов эскадры. Ближе к "Артуру" находилась "Луиза", несшая гораздо меньше парусов.
   "Понятное дело, осторожный Фруде Шлиппенбах не рискует - в такую странную и неверную погоду - далеко отрываться от остальных", - одобрил действия шкипера бригантины понятливый внутренний голос. - "Это сейчас туман висит в тридцати-сорока метрах от водной поверхности, но он может и опуститься - в любой, как правило, самый неподходящий момент...".
   А, вот, лицо Емельяна Тихого, застывшего на капитанском помосте возле штурвала, выражало сильнейшую озабоченность и нешуточную тревогу.
   - Ничего не понимаю! - плаксивым голосом доложил Емельян. - Чертовщина какая-то! Следуем вперёд с постоянной скоростью пять-шесть узлов в час. Это просто отлично! Только, вот, куда, собственно, следуем? Неизвестность полнейшая!
   - Как это - неизвестность? - не понял Егор. - Компас-то тебе на что, шкипер?
   - Так, ведь, не работает компас, Александр Данилович! Вот, сами полюбуйтесь...
   Стрелка компаса, действительно, вела себя более чем странно: то нервно приплясывала, мелко-мелко подрагивая, в тридцати-сорока градусном секторе, то начинала медленно и плавно кружиться - по часовой стрелке...
   - Ещё поздней ночью, когда с небес опустился этот серый туман - совместно с глухой тишиной - и началась эта досадная катавасия. С тех пор ветер уже успел поменять первоначальное направление, так что, куда мы сейчас идём - непонятно. Солнца не видно, поэтому буссолью и астролябией тоже не воспользоваться.
   - Ладно, потом определимся с местоположением! - легкомысленно махнул рукой Егор. - Не вечно же висеть этому туману. Рано или поздно распогодится, солнце появится, вычислим и долготу, и широту...
   "По дереву постучи, дурилка картонная!", - обеспокоено посоветовал мнительный внутренний голос. - "Тоже мне - "не вечно", "рано или поздно".... И через левое плечо не забудь, братец, трижды сплюнуть!".
   Плавание продолжалось, дни летели нескончаемой вереницей, а ничего, ровным счётом, не менялось - устойчивый и в меру сильный ветер, густой серый туман, плотной холстиной висящий над океаном, странная и тревожная тишина, сошедший с ума компас, полная неизвестность.... А ещё навались жара с духотой, ветер стал горячим и колючим, крупные капли пота приходилось смахивать со лба через каждые три-четыре минуты. Дети капризничали и часто беспричинно плакали.
   - Хочу - к папеньке в деревню! - жалостливо всхлипывала Лиза Бровкина. - И, чтобы, зима была! Снег, чтобы, везде лежал.... Белый такой, холодненький...
   "Чёрт, уже почти полтора месяца прошло с тех пор, как нас куда-то понесло от чилийских берегов.... Дурь несусветная!", - негодовал внутренний голос, ставший от постоянной жары нервным и ворчливым. - "Принесёт теперь, не пойми куда! Лишь бы не в Антарктиду, с малолетства не люблю холодов.... Хотя, и эта духота надоела - хуже корабельной, слегка пованивающей солонины....
   Каждый вечер, когда дети засыпали, Егор и Санька отправлялись гулять по слегка покачивающейся палубе "Артура". На носу корабля были сложены большие холщовые мешки, доверху заполненные рваными верёвками, лопнувшими канатами и лоскутами старых парусов. Супруги Меньшиковы часами просиживали на этих мешках и болтали. Вернее, говорил, в основном, Егор, а Санька жадно слушала, охала, ахала и иногда задавала уточняющие вопросы.
   Он рассказывал о войнах и революциях, произошедших в восемнадцатом, девятнадцатом и в двадцатом веках, о сделанных научных открытиях, о полётах в космос, о подводных лодках, биржах, самолётах, лифтах и небоскрёбах, о политических партиях, об ужасах фашизма, о....
   Темам его рассказов не было числа. По Санькиным глазам было видно, что многое она просто не понимала, а многое - и не хотела понимать.
   "Бедняжка! Сразу столько свалилось на неё!", - жалостливо вздыхал добрый внутренний голос. - "Ты, уж, братец мой, не перестарайся! Наша Сашенция - во всех отношения - девушка крепкая, но как бы случайно умом не тронулась.... А зачем нам с тобой, спрашивается, нужна сумасшедшая жена? Вот, и я говорю, что незачем.... Ты, давай, больше распинайся про моду, стишки почитай, фильмы перерасскажи - про неземную любовь...".
   А ещё Санька, которой черноволосая Исидора на прощанье подарила несколько толстых книг и тонкий, составленный от руки испано-английский словарь, занялась - в свободное время - изучением испанского языка.
   - Зачем тебе это, моё сердечко? - недоумевал Егор.
   - Очень, уж, красивый язык! - скупо улыбалась жена. - Такой мелодичный и певучий.... Опять же, вдруг, мы ещё вернёмся в эту бело-голубую Аргентину? Вот, он мне тогда и пригодится...
   Егор посмеялся, а потом подумал-подумал, да и присоединился к супруге. Вдвоём дело пошло гораздо веселей и продуктивней.
   Беда пришла неожиданно и внезапно - от жары начала постепенно протухать питьевая вода в больших деревянных бочках, да и запасы прочей жидкости (пусть, и алкогольной) значительно сократились.
   - Всё, господа и дамы, с сегодняшнего дня умываемся и стираемся только морской забортной водой! - объявил Егор. - Понятное дело, что детей это не касается. Пока - не касается.... Далее, воду пьём, только разбавляя её - один к одному - вином. Такая смесь гораздо лучше утоляет жажду, проверено.... Ничего ребятки, пробьёмся!
   По приказу Егора на палубе надёжно закрепили различную посуду, в которую потихоньку - из серого тумана - выпадали крохотные росинки. Всю эту "туманную" воду по-честному отдавали женщинам и детям.
   Ещё через полторы недели, когда вода в бочках окончательно протухла, мужчинам пришлось перейти на "парусную" воду: по верёвочным лестницам забирались на высокие мачты и - с риском для жизни - выжимали из мокрых парусов в нехитрую тару жалкие капли воды. А некоторые индивидуумы, боящиеся высоты, и вовсе, просто-напросто жадно вылизывали сырую парусину...
   Навалилось ощущение полной безысходности, окончательно стихли шутки и весёлые разговоры. Вообще, все путешественники и путешественницы старались как можно реже говорить между собой - казалось, что особенно сильная и нестерпимая жажда приходила именно в процессе - пусть и короткого - разговора...
   "Так, наверное, и сходят с ума!", - с кривой усмешкой предположил однажды слегка одуревший внутренний голос. - "Ещё неделя-другая этого серого кошмара - и ощущение действительности окончательно притупится, всё сольётся в единую пелену.... Будет уже совершенно непонятно: где дни, а где - года, где явь, а где - сон...".
   Словно бы подтверждая опасения внутреннего голоса, вечером этого же дня с центральной мачты фрегата сорвался и разбился насмерть Егоров крепостной по имени Федосий - молодой, здоровый и широкоплечий мужик. То ли нечаянно сорвался, то ли сам бросился, предварительно распрощавшись с последней надеждой на благополучный исход этого затянувшегося путешествия...
   Поздним вечером, вернее, уже ранней ночью, Егор и Санька опять расположились на носу "Артура". Только, вот, разговоры - о Временах грядущих - в этот раз как-то не разговаривались. Они, в основном, молчали да изредка вскользь целовались, осторожно и нежно касаясь сухих и шершавых губ - такими же сухими и шершавыми губами.
   - Саша, а для чего - всё это? - неожиданно спросила жена. - Ну, в смысле, вся наша жизнь? Для чего, вообще, люди живут на белом свете? Почему ты улыбаешься? Я что, очень-очень глупая?
   - Умная ты у меня, очень - умная! - бесконечно серьёзно ответил Егор. - Просто о смысле жизни гораздо продуктивней рассуждать в более спокойной обстановке. Когда вокруг всё спокойно и благостно, и на душе - в том числе.... Например, когда в камине ласково потрескивает добрый огонь, а в голове приятно шумит от выпитого благородного вина.... Вот, тогда-то да, о смысле жизни - самое время говорить...
   - А, сейчас? - не сдавалась настойчивая Сашенция. - Что ты мне ответишь - сейчас?
   - Ты же и сама знаешь, что я отвечу! - ещё шире улыбнулся Егор. - Быть с тобой, глупенькая! Всегда, до самой смерти! Вот, в этом - лично для меня - и заключается наивысший и единственный смысл жизни.... Дорогая, мне это кажется, или ветер, действительно, стихает?
   Ещё через несколько минут Санька, указывая рукой прямо по курсу движения фрегата, взволнованно произнесла:
   - Ой, Саша, смотри! Там, прямо в небесах, ползают два маленьких светлячка...
   Далеко впереди в небе, не очень-то и высоко, то пропадали, то упрямо появлялись снова два крохотных ярко-розовых огонька.
   "Это же, наверняка, братец, жерла действующих вулканов!", - уверенно заявил внутренний голос. - "То прячутся за полосой тумана, то - вновь появляются...".
   - Пошли, Саня, будить шкипера! - Егор решительно потянул жену за рукав платья. - Надо срочно становиться на якоря, пока фрегат не налетел на прибрежные рифы...
   Через двадцать минут якоря успешно забрали грунт, и "Артур", чуть поскрипывая всеми составными частями деревянного корпуса, послушно и размеренно закачался на мелкой волне.
   - Да, ветер однозначно стихает! - согласился с Егором капитан Тихий. - Только, вот, вопрос: - где сейчас "Буйвол" и "Луиза"? Успели они встать на якоря?
   - Ладно, чего по-пустому языками молоть? - нахмурился Егор. - Будем ждать рассвет и надеяться на лучшее...
   Уснуть он так и не смог, поворочался часа два-три-четыре на койке, тихонько оделся и снова выбрался на палубу.
   Вокруг уже заметно серело, приближался рассвет. Туман, опустившись к самой поверхности океана, таинственно и зловеще клубился в корабельных снастях, усердно оседая на дне и стенках многочисленных медных и бронзовых посудин, закреплённых на палубе тут и там.
   В одной из сторон небосклона неожиданно зарозовело.
   "Ага, значит серый туман уже не такой плотный!", - обрадовался внутренний голос. - "Уже понятно, где у нас восток. Ничего, братишка, выкарабкаемся...".
   А ещё примерно через час с северной стороны донеслись отголоски далёкой, но бойкой канонады.
   - Палят из ружей и пистолетов! - обеспокоено известил Емельян Тихий, старательно подставляя ухо под порывы северо-восточного ветерка. - Не нравимся мне это, Александр Данилович! Ох, как не нравится...
   Канонада, впрочем, длилась совсем недолго и через две-три минуты смолкла.
  
   Ветер окончательно стих, над океаном установился полный штиль, после чего и туман развеялся без следа, а из белых кучевых облаков выглянуло ласковое жёлтое солнышко, предоставляя возможность вдоволь полюбоваться красивейшим пейзажем.
   Длинный и извилистый берег, до которого было чуть больше одной мили, завораживал изысканным цветным калейдоскопом: лазоревое море плавно переходило в изумрудную зелень прибрежных лесов, на смену лесам приходили светло-фиолетовые колера предгорий, постепенно - по мере продвижения взгляда вверх - всё темнеющие....Венчали эту эстетически-безупречную картинку абсолютно чёрные горные вершины - с величественными конусами двух действующих вулканов.
   Примерно посередине - между кораблём и цветным берегом - обнаружилась узкая полоса береговых рифов.
   - Да, очень серьёзные из себя - эти рифы! - уважительно протянул Емельян Тихий, отрываясь от окуляра подзорной трубы. - Повезло нам, однако.... Господин командор, вон же он, "Буйвол"! В трёх четвертях мили южнее нас заякорился. Молодец, шкипер Ганс Шлиппенбах, так держать! А, вот, "Луизы" я что-то нигде не наблюдаю...
   На севере, откуда на рассвете долетали отголоски ружейных и пистолетных выстрелов, далеко в океан выступал длинный и каменистый мыс.
   - Неплохо было бы оплыть его, в смысле, мыс, да и посмотреть, что там такое, - проследив за напряжённым взглядом Егора, высказался Тихий. - Может, это наши соратники с "Луизы" ранним утром стреляли по какому-нибудь неизвестному противнику? Хотя, если бы противник был серьёзным, то они палили бы из пушек. Скорее всего, просто охотились на какую-нибудь водоплавающую дичь. Например, стая глупых упитанных гусей опустилась ночевать на палубу бригантины.... Только сейчас подойти туда, всё равно, не получится - по причине полного штиля.... Александр Данилович, а, ведь, за этим каменистым мысом чёрный дым поднимается в небо! Густой такой...
   - Делаем так, капитан! - принял окончательное решение Егор. - Спускаем на воду шлюпки и помещаем в них побольше хорошо вооружённых бойцов. Потом, э-э-э...
   - Все шлюпки спускаем?
   - Да, все три. На одной я схожу за северный мыс и на месте разберусь с этими странностями. Две другие, загрузив пустые бочки, пусть следуют к берегу. Видишь, там есть узкий проход между бурунами рифов? А чуть левее в океан впадает большая река. Вот, пусть ребятки и наберут в бочки свежей речной водицы.... Кстати, а почему ты до сих пор не достал буссоль и астролябию? Надо же определиться, в конце-то концов, куда это нас занесло!
   - Обижаете, Александр Данилович! - нахмурился Тихий. - Мой помощник уже давно колдует на носу, определяется - как вы выражаетесь...
   Через пять-семь минут координаты были определены - примерно 171® долготы и 38® широты, с полуградусной погрешностью, ясное дело.
   Егор не настолько был силён в географических науках, чтобы с ходу определить - по координатам - название изысканно-цветного берега, лежащего перед ними, но нехорошие предчувствия незамедлительно поселились в душе.
   "Одно только ясно, что мы пересекли - ненароком - Тихий океан", - невозмутимо сообщил внутренний голос.
   Емельян Тихий сходил в каюту, вернулся, прямо на палубе разложил морские карты и неуверенно сообщил, показывая пальцем на большой овал в правом нижнем углу одной из карт, нанесённый коротким пунктиром:
   - Похоже, что мы где-то здесь...
   - Ну, а конкретнее? - недовольно поморщился Егор. - Что это ещё за овал такой?
   - Конкретнее..., - смущённо замялся Тихий, - Это такая неизвестная земля, расположенная немного южнее Австралии...
   - Так называемая "Большая Южная Земля", - насмешливо сообщила начитанная и просвещённая Сашенция, уже тоже выбравшаяся на корабельную палубу (выплёскивала за борт содержимое детских ночных горшков). - Открыл её - лет шестьдесят тому назад - голландец по имени Абель Тасман. У этих островов есть и второе имя - "Стейтн Ландт", не знаю, что оно обозначает.... Почему эта земля изображается на морских картах дурацким пунктирным овалом? Так, ведь, точных карт и планов этих островов просто-напросто не существует в природе! До сих пор - после Тасмана - никто из европейцев эти места больше не посещал, по крайней мере, я про такие факты нигде не читала. Следовательно, мы - вторые.... Слава великим путешественникам! Трубите фанфары! Господа, открывайте шампанское...
   Сашенция продолжала трепаться и дальше, откровенно и беззастенчиво хвастаясь своими нешуточными географическими познаниями, но обеспокоенный Егор слушал её только в пол-уха.
   "Это что же получается, а?" - волновался нервный внутренний голос. - "Строим элементарную логическую цепочку: Тасман - Тасмания - Новая Зеландия - злые каннибалы.... Мать его растак!".
   - Отставить разговоры! - повысил голос Егор. - Все шутки отменяются! Шкипер Тихий, шлюпки на воду спущены?
   - Спущены, Александр Данилович!
   - Бойцам взять с собой по ручной гранате! Нет! По две ручные гранаты на каждого! За водой, Емельян, отправишься лично! Слушай меня внимательно.... На этих островах обитают дикие туземцы, обожающие употреблять в пищу человеческое мясо. Поэтому приказываю - соблюдать максимальную осторожность! К берегу не приставать ни в коем случае! Питьевую воду набирать только непосредственно в устье реки! В случае малейшего шевеления в прибрежных кустах - незамедлительно применять ручные гранаты! Всё ясно?
   - Ясно, Александр Данилович! - заверил Емельян. - Но, может быть, сугубо на первый случай, гранаты стоит бросать рядом - с теми подозрительными кустами? Туземцы испугаются и убегут.... Это я к тому, что худой мир всегда лучше, чем хорошая война...
   - Ладно, будь по-твоему, шкипер! - согласился Егор. - Приступай к выполнению приказа! Но, прошу тебя, проявляй осторожней...
   Тихий поспешил к подчинённым, а Санька, уважительно и ласково посмотрев на Егора, подытожила:
   - Действительно, тутошние туземцы - гадостные людоеды! По письменным воспоминаниям знаменитого Абеля Тасмана четверо его людей - при первом же посещении этих островов - были безжалостно убиты и подло съедены местными жителями, которые называют себя - "маори".... А ты, Саша, откуда знаешь про это происшествие? Ты же у меня редко читаешь умные книжки.... Ой, извини, милый, я всё время забываю, что ты - оттуда...
   Шлюпка, в которой кроме Егора находилось ещё шестеро хорошо вооружённых бойцов (три матроса с "Артура" и три бывших солдата Александровского полка), медленно завернула за северный мыс. Четыре человека усердно работали вёслами, Егор сидел на руле, ещё два его спутника внимательно наблюдали за окрестностями.
   - Господин командор, вижу горящее судно, сидящее на камнях прибрежных рифов! - доложил краснощёкий Дмитрий Васильев - в относительно недавнем прошлом - сержант Александровского полка. - Давайте мы с вами, Александр Данилович, поменяемся местами? А то я в этих морских кораблях совершенно ничего не понимаю...
   Егор, забрав из рук Васильева подзорную трубу, пробрался, осторожно переступая через ноги гребцов, на нос шлюпки и навёл оптический прибор на тощенький чёрный дымок, видимый впереди.
   Корабль, налетевший на коварные береговые рифы, беспомощно полулежал на правом боку. Одна из его двух мачт была сломана почти у самого основания, над сильно почерневшим левым бортом поднимался ленивый дымок, а, вот, открытого огня нигде не было видно.
   "Это, однозначно, "Луиза", братец мой!", - тут же определил внутренний голос и скорбно вздохнул: - "Какое же невезучее имя! Очень красивое, но - фатально - невезучее.... А рядом с бригантиной наблюдаются обгоревшие останки ещё одного корабля. Достаточно свежие, дай Бог, месячной давности. Получается, что ошибалась наша Александра Ивановна, говоря, что, мол, мы вторые европейцы - после Тасмана - посетившие эти далёкие острова...".
   - Ходу, парни, ходу! Навались! - приказал гребцам Егор, уже понимая, что произошло нечто страшное и непоправимое.
   Очень печальное и грустное зрелище предстало перед их глазами. Быстроходная - совсем ещё недавно - красавица-бригантина сейчас превратилась в уродливое скопление почерневших досок, которые белопенный океанский прибой продолжал настойчиво и безжалостно молотить об острые камни берегового рифа, обещая - в самом скором времени - окончательно перемолоть в самые обыкновенные щепки...
   - Кто же напал на них? - неуверенно спросил Васильев, указывая рукой на густо оперённые древки стрел и дротиков, торчащие из левого борта несчастной бригантины - в тех местах, куда так и не добралось пламя.
   - Местные туземцы, - скупо ответил Егор, только неимоверным усилием воли сдерживая вопли отчаяния.
   "Эх, Людвиг, Людвиг, как же это так, брат? Как ты допустил такое?!", - неслышно для окружающих взвыл внутренний голос. - "Гертруда, Томас.... Наверное, "Луиза" ночью напоролись на острые камни, а на рассвете беспомощный корабль внезапно атаковали - на быстроходных пирогах - проклятые маори. Здесь до берега - всего нечего, меньше половины мили, вон и верхушки многочисленных соломенных крыш виднеются, следовательно, там располагается большая туземная деревушка.... Пока наши заметили атаку, пока открыли по нападавшим дикарям огонь. Пушки левого борта, тем более, смотрели в небо и поэтому молчали.... Совершенно напрасно! Надо было, всё же, пальнуть пару раз. Дикари могли и испугаться пушечных выстрелов. Ручных гранат, понятное дело, тоже под рукой ни у кого не оказалось - они, ведь, во время плавания хранятся в пороховом погребе, под замком.... Итак, туземцы захватили - в конечном итоге - бригантину, быстренько её разграбили, уходя, подожгли. Почему грабили в спешке? Скорее всего, их разведчики доплыли до мыса и выяснили, что рядом стоят на якорях и другие корабли. Команда и пассажиры? Наверное, часть перебили при штурме, часть захватили в плен. Почему нигде не видно трупов? Так, маори же - людоеды, вот, и трупы прихватили с собой.... А потом пожар, слава Богу, потух, так и не добравшись до порохового погреба...".
   - Господин командор! - вывел его из скорбной задумчивости чей-то взволнованный голос. - Видите, из того белого буруна поднимается человеческая рука?
   - Править туда! - приказал Егор. - Подойти к самому рифу! Дальше придётся лезть за борт....
   Через десять-двенадцать минут на борт шлюпки был доставлен адмирал Лаудруп, израненный во многих местах.
   - Данилыч! - по-русски прохрипел Людвиг, с трудом шевеля запёкшимися губами, на которых пузырилась кровавая пена. - Спаси Гертруду и Томаса! Их живыми забирали в пирогу.... Мы дрались, как могли. Потом меня сбросили за борт.... Ослабел я от полученных ран, ничего не мог поделать.... Лежал в этих белых бурунах и наблюдал, как моих жену и сына, крепко связанных по рукам и ногам, загружали в самую длинную пирогу.... Данилыч, ради Бога, спаси Гертруду и Томаса! Прошу тебя...
  
  
   Глава двадцатая
   В гости - к новозеландским людоедам
  
   Неожиданно Людвиг поперхнулся и, не закончив фразы, безвольно откинулся назад. Его глаза медленно закрылись, по подбородку резво потекла тоненькая струйка крови - вперемешку со светло-зелёной слюной. Егор торопливо приложил ухо к широкой груди датчанина.
   "Стучит, сердечко, стучит!", - успокаивающе заверил чуткий внутренний голос. - "А, вот, крови адмирал Лаудруп, судя по всему, потерял очень и очень много...".
   - Васильев, быстро рви свою рубаху на бинты! - приказал Егор. - Будем перевязывать адмирала.... Так, братцы мои, старательно и усердно гребём к "Артуру"! Сильно так гребём, но слаженно и плавно, чтобы раненого адмирала не тревожить лишний раз...
   Ран у Людвига Лаудрупа обнаружилось целых пять. Из левого плеча торчало криво-обломанное древко туземной стрелы. Правое бедро было рассечено безжалостным рубящим ударом какого-то острого клинка, скорее всего, длинного и широкого ножа. В правой половине груди датчанина зияли две рваные раны, очевидно, следы от ударов-уколов коротким копьём. Да и голова адмирала была сильно разбита, возможно, об острые камни рифа при падении с борта бригантины.
   "Да, плохи дела у Людвига!", - поделился первыми впечатлениями внутренний голос. - "Остаётся только уповать на высокое врачебное искусство нашей разносторонне-развитой Александры Ивановны. Будем надеяться, что покойный доктор Карл Жабо обучил её, всё же, чему-нибудь стоящему...".
   Узкие полоски ткани, получившиеся из холщовой рубахи-робы сержанта Васильева, закончились очень быстро, пришлось Егору пожертвовать и своей льняной рубашкой - с кружевным воротником и кружевными же манжетами.
   "Как же, высокородному господину командору пышные кружева положены по его высокой должности!", - невесело хохотнул внутренний голос. - "Вот, наша Александра Ивановна гневаться будет на это, не приведи Бог...".
   Впрочем, льняных полос - с редкими кружевными включениями - тоже не хватило, пришлось позаимствовать очередную рубаху у ближайшего гребца...
   Для нужд раненого адмирала Сашенция, никого не спрашивая, оборудовала под больничную палату каюту Емельяна Тихого, пользуясь тем обстоятельством, что шкипер отправился во второй рейс за свежей питьевой водой. Она аккуратно выставила все вещи Тихого за дверь каюты и густо заставила прикроватную тумбочку различными пузырьками, баночками и склянками с целебными мазями, порошками и настойками. Потом, когда Лаудруп, всё также пребывающий в бессознательном состоянии, был осторожно и бережно уложен на узкую капитанскую койку, Санька безапелляционно выпроводила всех праздных зрителей вон, крепко прикрыла дверь и единолично приступила к лечебным процедурам, велев горничной Лушке быть поблизости.
   В ожидании любых новостей (и о здоровье раненого адмирала Лаудрупа и, вообще, о текущей обстановке) Егор отправился на капитанский помост, прихватив с собой сержанта Васильева. Оглядев в подзорную трубу устье неизвестной реки, и убедившись, что на четыре шлюпки (две с "Артура", две с "Буйвола"), занятые заготовкой пресной воды, никто пока не собирается нападать, он в упор уставился на двухметрового, широкоплечего, краснощёкого и до неприличия кудрявого сержанта, замершего рядом с ним по стойке "смирно". После короткой паузы Егор усмехнулся по-доброму:
   - Вольно, Дмитрий! Расслабься.... Я, ведь, уже давно присматриваюсь к тебе. Понимаешь, Илья Солев погиб, подполковник Фрол Иванов остался в Аргентине, теперь, вот, и адмирал Лаудруп...надолго выбыл из строя.... Короче говоря, не хватает доверенных, шустрых и надёжных людей. Только, что и остался - подполковник Иван Ухов. Маловато будет, если говорить откровенно .... Ну, сержант Дмитрий Васильев, хочешь стать - доверенным лицом? Понятное дело, что материальные блага и звания тоже подразумеваются - со временем, конечно же...
   - Дык, Александр Данилович, милостивец, - начал заикаться и откровенно мямлить ошалевший от неожиданности сержант. - Мы же - завсегда рады.... Тем более что и подполковник Ухов при вас начинал тоже с простого сержанта. Как же, известная история.... Уж, я расстараюсь, докажу, заслужу, из кожи вылезу...
   - Ну, из кожи вылезать, пока не стоит! Я имею в виду - без моего отдельного и строгого приказа, - для затравки пошутил Егор и тут же перешёл на серьёзный тон: - Как ты, Дмитрий, отнесёшься к предложению - поучаствовать в рейде по спасению Гертруды и Томаса Лаудрупов? Я бы мог и по-простому приказать, но это, соратник, совсем ни то.... Понимаешь меня? Во-первых, дело предстоит - более чем опасное. Тащить на него людей насильно - ни самый правильный вариант. А, во-вторых, очень важно, чтобы ты сам захотел нам помочь.... Ну, так как? Составишь компанию? Я, впрочем, не тороплю, можешь немного подумать. Минут пять-семь, не дольше.... Почему не идём на прямой штурм большими силами? Может, потом и пойдём. Но только - когда мадам Гертруда и её сын Томас будут в полной безопасности...
   Долго думать сержант Васильев не стал, и уже через пять-семь секунд, позабыв о недавнем смущении, спросил - насквозь деловым и заинтересованным тоном:
   - А кто ещё пойдёт в этот рейд?
   "Похоже, братец, ты сделал правильный выбор!", - одобрил внутренний голос. - "Правильный парнишка - этот Дмитрий Васильев, основательный и несуетливый...".
   - Я, конечно же, пойду, потом Иван Ухов и ещё один молодой человек, который у подполковника Ухова ходит в денщиках. Извини, запамятовал, как его зовут, - ответил Егор, заинтересованно посматривая на сержанта.
   - Так это, наверное, Антипка Ерохин! Отличный мужик, хваткий, очень большой мастер управляться с плотницким топором. Он же, Александр Данилович, из ваших крепостных будет. Они, мужики крепостные, то есть, тогда на Васильевском острове достраивали вашу усадьбу, а мы, солдатики, присматривали, чтобы они не учудили чего, в бега не бросились бы. Ну, ежели оно так, то и я - со всем удовольствием - пойду с вами. Не, всё по-честному.... Что же, все люди достойные, уважаемые. С такими и помереть - за компанию - не зазорно будет.... Тьфу-тьфу-тьфу! Извините, я подойду к перилам? Надо срочно постучать по дереву...
   "Ну, точно, с правильными понятиями человек!", - вновь восхитился внутренний голос, относящийся очень серьёзно к разным народным приметам и поверьям. - "Берём сержанта! Однозначно, берём.... А в предстоящем деле и проверим...".
   Старательно постучав по деревянным перилам, Васильев вернулся на прежнее место и, преданно заглянув Егору в глаза, поинтересовался:
   - Что я должен делать? Приказывайте!
   - Сейчас спустишься в пороховой погреб, - Егор протянул сержанту массивный бронзовый ключ. - Из рундуков, что стоят в дальнем правом углу, достань восемнадцать ручных гранат. Восемь сразу же отложи отдельно, мы их возьмём с собой. А у остальных десяти отрежь - под самый корень - зажигательные шнуры. Из этих коротких кусков сплети пару длинных. Ещё два бочонка с порохом откати в сторонку, те, который весом будут по два пуда каждая, у них ещё дощечки светлые такие, с приметным рисунком.... Ещё снаряди в наплечные сумки четыре комплекта с солидными запасами пуль и пороха. В шлюпку это всё потом отнесёшь, ближе к вечеру, уже перед самым отплытием. Всё ясно? Тогда, сержант, выполняй!
   Из люка, ведущего в трюм, высунулась растрёпанная Лушка, призывно замахала рукой:
   - Александр Данилович! Вас Александра Ивановна кличут! Там раненый адмирал Лаудруп пришли в сознание!
   Санька встретила его у плотно прикрытой двери каюты, сделав строгие глаза, зашептала, предвосхищая вопросы:
   - Извини, но пока ничего не могу сказать о состоянии Людвига. Всё бы и ничего, если бы не эта подлая стрела в его левом плече.... Наконечник стрелы я уже извлекла из раны, но, возможно, началось заражение. Рука и плечо адмирала как-то странно и очень нехорошо опухли.... Этот знаменитый голландец, который Абель Тасман, писал в своих мемуарах, что подлые маори имеют одну (из череды многих) нехорошую привычку - смазывать наконечники стрел, выпускаемых из луков, разными растительными ядами или загнившей и перебродившей кровью убитых на охоте птиц. Так что, милый, сам понимаешь.... Я рану тщательно промыла разными настойками, наложила на неё специальную целебную мазь, но обещать ничего не могу. Надо немного подождать, хотя бы до вечера.... Всё, иди и не трать время на дурацкие вопросы. Лаудруп в любой момент может снова потерять сознание. Я в раненого адмирала - для поднятия бодрости духа и организма - влила с полпинты ямайского рома, так что, Людвиг держится пока. Но ты поторопись, если хочешь услышать от него что-нибудь дельное и полезное...
   Абсолютно белое лицо Лаудрупа заметно похудело и осунулось, нос слегка заострился, а два старых шрама на щеке - некогда светло-розовые - неожиданно приобрели тёмно-фиолетовый цвет.
   - Данилыч, спасибо тебе, что пришёл! - лихорадочно и болезненно блестя хмельными глазами, зачастил датчанин, наполняя пространство каюты ромовыми парами. - Не перебивай меня, друг! Прошу, не перебивай! Только головой кивай, или - там - мотай.... Вы же только поздним вечером отправитесь спасать моих Гертруду и Томаса? С тобой Иван Ухов пойдёт? Прихватите с собой ещё парочку надёжных людей.... Правильно, молодцы! Данилыч! Эти поганые дикари очень боятся звуков ружейных выстрелов.... Но мы начали стрелять, только когда они были уже на корабле.... Схватка началась, а при виде крови и чувство страха, как известно, притупляется.... Эх, если бы раньше на пару-тройку минут! Если бы ещё и из пушек пальнуть пару раз.... Но, не успели. Незаметно они, уроды татуированные, подошли к "Луизе", слишком поздно мы заметили пироги.... Почти все наши погибли. Я видел, как их туземный вождь - морда страшная - жадно, давясь от удовольствия, пил кровь прямо из прокушенного горла ещё живого Фруде Шлиппенбаха.... Только двух раненых матросов да Гертруду с Томасом они живыми загрузили в пирогу.... Потом подошли дополнительные длинные лодки, которые и забрали с собой все трупы.... А теперь, мой друг, самое главное. У дикарей, очень похоже, нынче намечается какой-то большой праздник. Разодетыми они были - как последние клоуны из бродячего датского цирка.... Все - в длинных и разноцветных перьях.... Потом, когда уже отплывали к берегу, туземцы - все до одного, по знаку гадостного вождя - воздели руки к небу и минут пять-шесть что-то громко и слаженно выкрикивали хором. Видимо, благодарили своих кровавых и жестоких Богов за такой бесценный подарок.... Сволочи! И дикари эти кровожадные, и Боги их поганые! Главное, Данилыч, у них какой-то праздник сегодня! Наверняка, расслабятся.... Данилыч, они выстрелов бояться! Вы их - гранатами, гранатами, гранатами...
   В обеденное время на борт "Артура" поднялись шкипер Емельян Тихий и подполковник Ванька Ухов-Безухов.
   - Господин командор, на борт "Артура" за два рейса доставлено восемьсот литров речной воды, - чётко и спокойно доложил Тихий. - Водица просто отличная - прозрачная, горная, хрустальная.... Никаких нападений на нас не отмечалось. Коварного неприятеля и, даже, его следов не наблюдали. На пологую речную косу из зарослей выходили очень большие птицы - размером с хорошего барана. Но, помня о ваших строгих инструкциях, охотой мы не занимались и на берег не сходили.
   - На "Буйвол" пока доставлено только около четырехсот литров свежей воды, - подключился к докладу Ухов. - Мы гораздо позже подключились, не сообразили сразу, виноваты. Зато, мои ребята наловили три десятка великолепных угрей. Ничуть не хуже наших, балтийских! Естественно, делимся с вами по-честному....
   - Отставить! - устало махнул рукой Егор. - Не до того нам сейчас.
   Он коротко рассказал соратникам, чьи лица тут же стали скорбными и суровыми - словно бы высеченными из камня - о страшной судьбе "Луизы", её команды и пассажиров. В конце рассказа Егор, не дожидаясь полагающихся по такому случаю эмоциональных восклицаний - в виде охов, ахов, зубовного скрежета, яростных проклятий и скупых матерных тирад - отдал соответствующие приказы:
   - Подполковник Ухов! Предлагаю - незамедлительно проследовать на "Буйвол" и облачиться в одежду, соответствующую предстоящей ночной вылазке. Надеюсь, тебе не надо объяснять, в чём заключаются её цели и задачи? Далее, возьмёшь с собой Антипа Ерохина. Но только в том случае, если означенный Ерохин сознательно надумает принять участие в данном опасном деле. Подчёркиваю, только - если сознательно! Ну, и прихватишь с собой всё необходимое: ножи, метательные звёздочки, прочее - на твоё усмотрение. Ручные гранаты с собой не тащи, здесь их хватает.... Всё ясно? Тогда - вперёд! Форверст! Шкипер Тихий! На сегодня дальнейшие мероприятия по пополнению запасов питьевой воды отменяются. Команде и тебе лично - отдыхать! Более того, спать! Возможно, нам всем предстоит бессонная ночь.... Да, шкипер, ты извини, но.... В твоей каюте мы разместили раненного адмирала Лаудрупа....
   - Ничего страшного! - заверил Емельян. - Я у матросов устроюсь, не впервой. Сам в молодости несколько лет проходил простым матросом, так что - с понятием.... А вещички мои где? Понял, заберу...
   "Ох, уж, эта Александра Ивановна, затейница синеглазая! - недовольно заворчал внутренний голос. - "Вечно она что-нибудь учудит, а тебе, Егор Петрович, отдувайся и извиняйся.... Подкаблучник ты, братец, ей-ей! Матёрый такой подкаблучник, махровый, я бы сказал...".
  
   Приближался короткий южный вечер, до начала спасательной операции оставалось немногим больше часа, к борту "Артура" ходко приближалась лодка, в которой находились Ухов, Ерохин и четверо гребцов.
   Егор - в полном одиночестве - стоял на носу фрегата и мысленно прокручивал в уме всякие и разные соображения, относящиеся к предстоящему ночному рейду: - "Вообще-то, всё это - полное и откровеннейшее безумие! Причём, с самыми минимальными шансами на успешное завершение.... Абсолютно незнакомая и непредсказуемая страна, противник - местные свирепые жители, знающие каждую тропинку и каждую ложбинку. Это, так сказать, в пассиве.... А что у нас, как принято говорить, в активе? Во-первых, как следует из школьного учебника по географии за восьмой класс средней школы, который приходилось читать в далёком Будущем, в Новой Зеландии начала восемнадцатого века не было никаких ядовитых гадов и каких-либо хищных животных (последних европейцы завезли гораздо позже). Уже, честное слово, неплохо! Во-вторых, раз здесь нет хищных животных, значит, у маори нет и приручённых сторожевых собак. Что просто отлично! В-третьих, Лаудруп говорил, что у дикарей намечается какой-то большой праздник, следовательно, и бдительность противника будет уже не та, что в будни.... Но, ведь, что-то ещё есть.... Точно, есть! Вот, и мудрый внутренний голос того же мнения.... Только - что конкретно?".
   Пришла пора трогаться в путь-дорогу.
   - Значится так, уважаемый капитан, - Егор внимательно и строго посмотрел в глаза Емельяна Тихого. - Ветерок у нас, похоже, налаживается. Поэтому, как только наша шлюпка отчалит, так сразу же следуй к каменистому северному мысу, но за него не высовывайся, становись на якоря, посылай на недогоревшую до конца "Луизу" шлюпку с надёжными людьми и парочкой масляных фонарей. Если нам понадобится ваша помощь, то я запущу в небо яркий китайский фейерверк. Тогда твои люди пусть тут же зажигают масляные фонари, и "Артур", огибая "Луизу" по широкой дуге, начинает двигаться к берегу. Ближе двухсот метров к бригантине не подходи, если не хочешь налететь на прибрежные рифы.... Становишься метрах в ста пятидесяти от деревушки маори, разворачиваешься к ней бортом и открываешь беглый пушечный огонь. А после пяти-шести залпов высаживаешь на берег крепкий десант. Далее действуешь - строго по обстановке. Всё понял? Тогда, соратник, до скорой встречи...
   Когда он был уже готов перекинуть ногу за борт фрегата, чтобы по штормтрапу спуститься в шлюпку, на палубе - в последних лучах заходящего солнца - показалась Санькина платиновая голова.
   "Ну, и зачем нам сейчас данное небесное явление?", - возмутился грубый и нетактичный внутренний голос. - Ведь, уже попрощались и сто раз переговорили обо всём! Только публичных нежностей и горьких слёз нам с тобой, братец, и не хватает - для полного и безудержного счастья...".
У подошедшей к штормтрапу Саньки глаза были грустными и печальными - до полной невозможности, а на нежном и трепетном плече размещалась внушительная бухта тонкого каната.
   - Саша, ты же в вещмешок забыл положить надёжную верёвку, - смущённо объяснила своё появление на палубе Сашенция. - Вот, я и принесла. Возьми...
   - Зачем нам - верёвка? - удивился Егор.
   - Я не знаю. Но, возьми.... Возьми, пожалуйста! - повысила голос супруга. - Мне сердечко подсказывает...
   К берегу они двинулись двумя шлюпками. На вёслах первой посудины сидели гребцы с "Буйвола", которые уже днём, по узкому проливу между рифами, подходили к островному берегу и хорошо запомнили дорогу, ориентируясь сейчас на тёмный силуэт "Артура" за кормой шлюпки. За вёсла во втором плавсредстве пришлось усесться самим членам штурмовой группы.
   Было задумано, что, уходя в рейд, Егор и его товарищи спрячут свою шлюпку в прибрежных кустах. А гребцы с "Буйвола" всю ночь будут держаться на второй лодке в двухстах-трёхстах метрах от места высадки, курсируя туда-сюда, ну, мало ли что...
   Егор усердно и размеренно грёб, а его внутренний голос продолжал размышлять и без устали разглагольствовать: - "До деревни маори - от места высадки - всего-то мили две с половиной будет, может, и все три. Ерунда, быстренько доберётесь! Первым делом, надо будет найти дельную смотровую площадку, осмотреться, понять, где эти бессердечные ублюдки содержат Герду и Томаса. Если, конечно, тьфу-тьфу-тьфу, их ещё не убили и не слопали.... Потом с одного края деревушки размещаем первую бочку с порохом, на другом краю - вторую. Взрываем их по очереди. Когда взорвётся первая бочка, то людоедов обязательно охватит конкретная паника, они начнут бестолково метаться из стороны в сторону. Когда же - минут через пять-шесть - сработает и второй бочонок, то туземцы непременно кинутся прочь из поселения, позабыв обо всех традициях, обрядах и праздниках.... Вот, тогда-то - полный вперёд к месту заточения узников, скупо и рачительно разбрасывая по нужным сторонам ручные гранаты.... А, что такого? План как план, вполне реалистичный, даже внушающий определённые надежды на успех .... Эта бухта верёвки, что наша Александра Ивановна презентовала на прощанье? Да, ну, нет для неё места в вещмешке! В лодке, братец, оставь. Потом вернёшь и.... Так, верёвка.... Какая-то очень простая ассоциация так и напрашивается.... Всё ли мы с тобой учли, ничего не забыли? Ведь, вертится что-то на языке (или - в уме?), определённо, вертится.... Давай-ка ещё раз - всё вспомним хорошенько, внимательно и без всякой спешки.... Итак, шлюпка подплывает к обгоревшей и почерневшей "Луизе", лежащей на правом боку (или - на правом борту, борте?). Из обшивки левого борта бригантины торчат древки оперённых стрел, дротиков и копий. Над белыми бурунами рифа неожиданно поднимается человеческая рука. Через десять-двенадцать минут израненный Лаудруп уже находится в шлюпке и, плюясь во все стороны кровавой пеной, хрипло рассказывает о коварном нападении туземцев.... Что же происходит дальше? Дальше ты - через окуляр подзорной трубы - тщательно осматриваешь берег, откуда приплыли злые дикари. До острова всего-то полмили. Очень длинные пироги, вытащенные на белоснежный песок, потом какие-то тёмно-фиолетовые низенькие кусты, некое подобие забора - с большими воротами посередине, за забором мелькает зелёная листва деревьев, из-за которой высовываются конусообразные, светло-жёлтые крыши хижин.... Стоп! Ещё раз! Из-за зелёной листвы деревьев дружно высовываются конусообразные, светло-жёлтые крыши хижин - на фоне чёрной, невысокой (наверное, метров сорок-пятьдесят в высоту) отвесной скалы, покрытой крупными белыми знаками, напоминающими древние руны.... Ага, уже значительно теплее! Что мы с тобой, братец, ещё знаем про этих маори, кроме того, что они были идейными и упрямыми людоедами? Ну-ка, вспомни бессмертное произведение Жюля Верна - "Дети капитана Гранта"! Читали мы с тобой его когда-то, в далёком босоногом детстве.... У маори было такое коронное и незыблемое понятие - как "табу". Ну, того - совсем нельзя, сего - совсем нельзя.... Никогда и ни при каких условиях. Под страхом лютой земной смерти и страшного гнева небесных могучих Богов.... И верховные вожди маори этим понятием всегда бессовестно манипулировали - как хотели - для личной выгоды. Самая их любимая мулька - это метить определённые места вблизи туземных поселений знаком "табу". Мол, на данную территорию простым смертным вход строго запрещён! Очень удобная вещь, для тех, кто понимает, конечно.... На случай неожиданного голода там можно было держать солидные запасы продовольствия, не опасаясь, что на него кто-нибудь покусится. Когда междоусобные войны заканчивались бесславным поражением, то там можно было успешно прятаться, дожидаясь лучших времён. Ну, и так далее.... Многие элементы "табу" плавно перетекли, если ты, братец, помнишь, и в двадцать первый век. Ну, мигалки на крышах легковых автомобилей, депутатские значки, различные удостоверения несуществующих контор с громкими и пугающими названиями, муляжи телекамер над заборами шикарных дач на Рублёвском шоссе.... Извини, не буду больше отвлекаться! Итак, чем такое тайное и надёжное место ближе к папуасской деревне - тем лучше. Чего бегать-то далеко? Ноги, они же не казённые! Тем более что бывают такие жизненно-важные моменты, когда время крайне дорого.... А чтобы всякое худосочное быдло случайно не забрело в тайные и благословенные оазисы, те места - всенепременно и тщательно - помечали очень крупными, видными издали знаками. Если я, конечно, не ошибаюсь, то у маори было принято рисовать эти заветные знаки именно белой краской.... О-па! Вот, оно даже как, блин новозеландский, да с начинкой из печени старого шотландца.... Да, Александра Ивановна, раскрасавица и умница наша! Не, братец, тебе супругу, не иначе, сам Господь Бог послал, последним гадом буду.... Всё, планы предстоящей операции резко и кардинально меняются...".
   Тяжёлая шлюпка плавно и почти бесшумно проползла - на четверть корпуса - по белоснежному песку низкой косы. Наступила ночь, но на небо уже высыпали бесчисленные звёзды, возглавляемые великолепным созвездием Южного Креста и неправдоподобно-крупной, жёлто-яркой Луной, так что, с ориентацией на местности всё было более-менее нормально.
   "Полнолуние, мать его!", - незлобиво ругнулся грубоватый внутренний голос. - "Видимо, туземцы к этому знаменательному событию и приурочили свой кровавый праздник...".
   - Вёсла вынули из уключин, аккуратно и бережно сложили их на дно лодки, - негромко приказал Егор, стараясь, чтобы его голос только на самую малость был громче океанского прибоя. - А, вон, под теми разлапистыми деревцами, нависающими над водой, мы нашу лодочку и спрячем...
   Ещё через семь-восемь минут они были уже готовы к выходу на маршрут.
   - Идём - по возможности - бесшумно, внимательно смотрим под ноги, чутко прислушиваемся ко всем подозрительным и незнакомым звукам, - давал последние наставления Егор, перебрасывая через шею бухту Санькиной верёвки. - Я следую первым, за мной идут новобранцы Васильев и Ерохин, подполковник Ухов - замыкающим. Вань, ты, уж, там посматривай - за тылами...
   Егор уверенно зашагал чуть наискосок - относительно побережья, намериваясь выйти к деревне маори с тыла. Миновав густой прибрежный кустарник, они вышли на идеально ровное поле, густо заросшее невысокой (чуть выше колен) и очень мягкой травой, тут же напомнившей Егору его далёкое-далёкое детство. Пионерский лагерь был расположен где-то в Псковской области, а рядом с лагерем простирались бескрайние поля, на которых тамошние трудолюбивые колхозники выращивали небесно-голубоватый лён, такой же мягкий на ощупь...
   А, вот, продвигаться бесшумно совершенно не получалось - из-за многочисленных птиц, которым эта мягкая трава тоже приглянулась и они решили в ней заночевать. Поминутно птицы - и поодиночке, и небольшими стайками - с громкими и возмущёнными криками вылетали прямо из-под ног путников и исчезали, растворяясь в таинственном ночном сумраке...
   "До чего же шумные, заразы!", - недовольно ворчал чрезмерно осторожный внутренний голос. - "Визуально - куропатки (только очень большие и жирные!), вальдшнепы, бекасы и кулики...".
   Впрочем, буквально через полкилометра "льняное" поле закончилось, и ему на смену пришёл густой и колючий кустарник - высотой почти по пояс. Пришлось, расчищая дорогу, от души поработать длинным и широким ножом, купленным хозяйственной Санькой в припортовой лавочке Буэнос-Айреса.
   "Прямо-таки классическое кубинское мачете, предназначенное для рубки сахарного тростника!", - заявил непривычно бодрый внутренний голос.
   - Привал - на пять минут! - объявил Егор, присаживаясь на чёрную корягу.
   Рядом, тяжело дыша, опустились на колени Васильев и Ерохин, за плечами которых - в специальной кожаной упряжи - размещалось по двухпудовому бочонку с порохом.
   "Ничего, справятся!", - уверенно заверил строгий внутренний голос. - "На Димке-бугае и пахать можно запросто. Антип-то, конечно же, помельче будет, но жилистый и упорный, чернявый такой, видимо, и татарской крови в нём намешено немало...".
   Подошедший следом Ухов-Безухов любезно предложил тихим - без малейших следов отдышки - голосом:
   - Александр Данилович, давайте поменяемся местами. В том смысле, что вы уже подустали, а во мне здоровья - Тихий океан отдыхает. А?
   - Спасибо, Ваня! - душевно прохрипел в ответ Егор. - Но пока я первым пойду.... Надо так, извини...
   "Правильно, братец!", - котом Матроскиным - из мультфильма про деревню Простоквашино - промурлыкал внутренний голос. - "Негож ещё Ванька - первым идти! Негож.... Сперва учудит чего в горячке, и только уже потом подумает...".
   Ещё через полчаса количество ярких звёзд, видимых впереди, вдруг, значительно сократилось, визуально стало чуть темнее (если эта фраза, конечно же, приемлема для описания глухой новозеландской ночи), Егор тут же остановился и, обернувшись назад, тихо известил:
   - Похоже, пришли. Руками, попрошу, ничего не трогать...
   Дальнейший путь им преграждал высокий трёхметровый забор: тщательно вкопанные в землю - с полутораметровым интервалом друг от друга - толстые колья были очень плотно переплетены тонкими ветками, густо усеянными длинными шипами. Примерно каждый третий кол был увенчан человеческим черепом. Некоторые черепа были уже серыми от "старости", но попадались и относительно "свежие" - с длинными прядями чёрных волос...
   "Да, эти маори - ребята серьёзные!", - уважительно объявил внутренний голос. - "По крайней мере, отсутствием аппетита они точно не страдают...".
   Ухов-Безухов тут же предложил:
   - Господин командор, я тут с собой предусмотрительно прихватил отличную шведскую пилу. Спилим сейчас - практически бесшумно - парочку столбов, расчистим проход, да и тронемся дальше. Делов-то!
   - Очень плохая идея, - недовольно покачал головой Егор. - Во-первых, я железно уверен, что за первой линией забора находится вторая, а за второй, наверняка, и третья. Бог, как всем нам известно, он Троицу любит.... А, во-вторых, шипов на горизонтальных ветках - ну, слишком много. Кто-нибудь точно оцарапается.... Вполне возможно, что эти шипы сами по себе ядовитые, или становятся ядовитыми (со временем) после того, как ветки, на которых они растут, срубят. Короче говоря, есть у меня чёткое ощущение, что данный забор непроходим.... Взорвать его - к такой-то матери? А, что, дельное такое предложение, разумное даже! Ладно, Ваня, ты не суетись, решим мы все вопросы.... Короче, пустые разговоры на сегодня закончены. Все встали и несуетливо пошагали за мной. Только, прошу, забора ладонями не касаться! Спрятали все руки за спину - на всякий пиковый случай...
   Забор, как Егор и предполагал, скоро уперся в чёрную скалу.
   "Понятное дело!", - обрадовался сообразительный внутренний голос. - "Непроходимый трёхметровый забор ограждает поселение маори с трёх сторон, а четвёртой стороной и является чёрная скала-табу. Нормальное такое решение, ёлы-палы, ну, чисто по-нашему! Но со всех ли сторон данная отвесная скала - такая неприступная? Сейчас мы это и проверим...
   Скала оказалась половинкой обычного конуса. Ну, в том смысле, что стоял когда-то на данном острове чёрный базальтовый конус, образовавшийся в период очередной вулканической активности. Стоял себе, никому, скорее всего, не мешал.... Вдруг, какая-то сука - не иначе, планетарного масштаба - рассекла этот конус (лазером, надо думать) на две совершенно равные части. То бишь, ровно посерёдке. Одну половинку конуса эта тварь уволокла куда-то - по своей сучьей надобности - а другую благородно оставила на прежнем месте...
   Как бы там ни было на самом деле, но взобраться на скалу - со стороны противоположной океану - не составляло особого труда. Склон в этом месте был и не особенно крут - всего-то градусов сорок пять по отношению к линии горизонта. Только, вот, всё подножие склона было многократно обведено толстыми белыми линиями, местами украшенными белыми же руническими знаками, а чуть выше белых линий располагалась широкая, примерно пятнадцатиметровая полоса, тускло мерцавшая - в ярко-жёлтом лунном свете - всеми цветами радуги.
   - Может, тут нечистая сила наследила малость? - неуверенно покряхтев, спросил сержант Васильев. - Боязно как-то, Александр Данилович...
   Егор остановился возле радужной полосы, присел на корточки, осторожно взял двумя пальцами маленький осколок-обломок неизвестной горной породы и, поднеся к глазам, всмотрелся.
   "Обыкновенное вулканическое стекло, только тщательно измельченное!", - дисциплинированно доложил всезнающий внутренний голос. - "Ты, братец мой, будь осторожнее, у осколков вулканического стекла очень острые края. Порезаться - раз плюнуть! Не, а эти вожди маори, мать их! Знать, не до конца доверяют хвалёному "табу". Вон, целую "полосу препятствий" насыпали - для пошлой перестраховки.... Это дело понятное. Простой-то народ ходит босиком, ему через эти осколки очень сложно перебраться, а у властной элиты завсегда обувка - на толстой подошве - найдётся в загашнике. Логика железобетонная и надёжная, ей и в двадцать первом веке умные пацаны пользуются - с неизменным успехом...
   - Обычное стекло! - объявил Егор и начал неторопливо подниматься вверх по склону, негромко хрустя вулканическим стеклом, крошащимся под каблуками его сапог.
  
   Егор лежал на вершине чёрной скалы и очень внимательно, используя для этого подзорную трубу, наблюдал за всем происходящим в деревне маори. Благо восемь-девять десятков ярких и больших костров, горящих внизу, очень действенно способствовали эффективному наблюдению.
   "Территория, обнесённая забором, очень приличная по площади", - увлечённо комментировал увиденное наблюдательный внутренний голос. - "Порядка двух-трёх километров квадратных будет. Та сторона поселения, что ближе к океану, явно жилая: хижины - большие и маленькие - под соломенными конусообразными крышами. Сотни полторы-две, может, и больше. Если допустить, что в каждом таком строении проживает семья из пяти-шести человек, то это получается.... Очень большая деревня - получается.... За жилой зоной располагается складская: длинные такие сооружения - барачного типа - под низкими двухскатными крышами, покрытыми всё той же соломой и пальмовыми листьями. За складской зоной имеет место быть нечто, что можно с некоторой натяжкой назвать громким термином - "городская площадь". Практически квадратная площадка общей площадью как, наверное, футбольное поле из двадцать первого века. Сейчас там присутствует порядка семи-восьми сотен дикарей разного пола и возраста.... Орут что-то радостное, некоторые даже пританцовывают, мать их.... Так, а где же здесь располагается местный острог для содержания пленных?
   Сзади послышалось нетерпеливое покашливание, и недовольный голос Ваньки Ухова абсолютно невежливо заявил:
   - Александр Данилович, вы же совсем не туда смотрите, растуды его в качель.... Ниже, ниже глядите! Прямо под нашу скалу, под обрыв, то есть...
   Внизу, прямо под ними, обнаружилась ровная каменистая площадка, на которой стояла одинокая хижина под двускатной соломенной крышей. А вся площадка была отчерчена и ограничена (других слов и не подобрать) от остальной территории поселения белым полукругом - с радиусом, примерно, в сто двадцать метров. От этой хижины до "городской площади", где происходило праздничное туземное действо, было порядка трёхсот пятидесяти метров.
   "Белая полоса, наверняка, знак "табу"! - возликовал внутренний голос. - "Вот, он, реальный шанс! А Ванька Ухов-то у нас - умница! Усмотрел-таки! Растёт, растёт, парнишка...".
   - Ладно, лезем вниз, - решил Егор, разматывая бухту верёвки. - Вон там, в обрыве, имеется треугольная широкая выбоина, невидимая этим ублюдкам. Тридцать пять метров - и не высота совсем, а так, приятная прогулка.... Васильев и Ерохин, снимайте с плеч бочки с порохом. Как это - зачем? Вы, соратники, здесь останетесь. Надо же кому-то будет - вытягивать наверх благородную Гертруду Лаудруп.... Эх, знать бы ещё, что там внизу за праздник такой у этих несимпатичных маори. Не любопытства ради, а сугубо для пользы дела...
  
   - Дык, массовые людоедские свадьбы, господин командор, - браво доложил Ухов, которому Егор, прежде чем заняться Санькиной верёвкой, передал подзорную трубу. - Наблюдаю порядка десяти-двенадцати пар брачующихся.... Может, Александр Данилович, испортим праздник местным басурманам? В смысле, по полной и жёстокой программе? Так испортим, чтобы они лет двести-триста помнили, каково это - человечину вкушать...
  
  
   Глава двадцать первая
   С десяток испорченных свадеб и одна отпиленная рука
  
   Зрелище, за которым он наблюдал через мощный окуляр подзорной трубы, откровенно завораживало и впечатляло.
   Через длинный и узкий коридор, образовавшийся в толпе дикарей, к деревянному помосту, на котором стояли какие-то очень важные, разодетые и упитанные личности ("Ну, всё, как и у нас, в славном двадцать первом веке!" - не удержался от очередной насмешливой реплики вредный внутренний голос), приближались, взявшись за руки, порядка десяти пар молодых юношей и девушек, щедро украшенных пышными венками из разноцветных и ярких цветов.
   По углам помоста горело четыре высоких костра, поэтому всё происходящее там было отлично видно.
   Семь рослых и плечистых мужчин ритмично стучали - и ладонями и специальными толстыми палками - в разнокалиберные тамтамы, ещё несколько маори отчаянно дули в большие, сильноизогнутые морские раковины. Танцоры обоих полов, украшенные вне всякой меры всевозможными птичьими перьями, закружились в вычурных ритуальных танцах...
   "Прав, ведь, Ухов-разгильдяй, всё это очень похоже на сезонные массовые свадьбы", - нехотя резюмировал справедливый внутренний голос. - "У нас же на Руси (восемнадцатого века, ясен пень!) тоже принято свадьбы играть в определённое время года: осенью - после сбора урожая, или, наоборот, на Масленицу. Ну, и у этих маори, наверное, существуют сезонные особенности - в плане бракосочетаний.... А местные туземцы вполне и ничего - касаемо внешнего вида. И не подумаешь, что они, на самом-то деле, являются свирепыми и безжалостными людоедами. Некоторые из них, даже, слегка напоминают классических испанских мачо - высокие, стройные, с гладкими и блестящими чёрными волосами. Правда, встречаются и низкорослые, очень коренастые особи, внешне сильно смахивающие на обычных вест-индийских мулатов с достославных карибских островов...".
   Егор засунул подзорную трубу за голенище сапога, подошёл к бочонкам с порохом, поочерёдно поставил их на попа, острым кончиком ножа проделал в днищах отверстия нужного диаметра и требовательно посмотрел на Васильева:
   - Ну, сержант, чего ждёшь? Давай-ка мне длинные зажигательные шнуры!
   Внимательно осмотрев первый шнур, Егор одобрительно хмыкнул, вставил его конец в проделанное отверстие, а оставшуюся часть шнура расположил спиралью на плоскости дна бочонка. После этого он достал из кармана короткого походного сюртука пригоршню мелких медных гвоздей, и с помощью базальтового булыжника, подобранного по дороге на склоне скалы, аккуратно закрепил гвоздиками шнур на днище.
   - Славный получается подарок для новобрачных! - резюмировал Егор результат своей работы.
   Покончив с аналогичным оснащением второго бочонка, он властным жестом подозвал Ухова:
   - Иван, ты верёвку уже опустил вниз? Хорошо её закрепил? Ладно, верю, молодец.... Тогда ладони тщательно обмотай какими-нибудь тряпками, ручные гранаты надёжно закрепи на поясе, после этого бочонок с порохом пристраивай за спину и аккуратно спускайся вниз. Там жди меня и наружу - ни в коем случае - не высовывайся, знаю я тебя...
   Дожидаясь, пока Ванька приготовится к спуску, Егор снова достал из-за голенища сапога подзорную трубу и принялся с интересом наблюдать за праздником маори, который, похоже, уже входил в стадию, обозначаемую в русской интерпретации примерно так: - "А теперь, дорогие гости, пожалуйте к нашему столу! Отведайте, что Бог послал!".
   Юноши и девушки, украшенные многочисленными цветочными венками, разместились на помосте - рядом с пёстрой кучкой важных и вальяжных типов. А из ближайшего складского барака шустрые слуги, одетые только в короткие набедренные повязки, стали выносить - под одобрительные вопли остальных туземцев - большие деревянные подносы, заполненные крупно-нарубленными кусками ярко-красного мяса и буровато-серыми внутренностями.
   К подносам тут же выстроилась длинная и извилистая очередь, состоящая только из мужчин. Причём, никакой толчеи и суматохи не наблюдалось, по-видимому, каждый маори чётко знал своё место и без очереди за угощением не лез. Туземец, получивший законную долю, отходил к одному из костров, где его уже ждали женщины, старики и дети. Женщины ловко насаживали куски мяса и субпродукты на толстые деревянные прутья и размещали их рядом с жарким пламенем. Вот, над одним из костров подвесили бледную человеческую ногу...
   "Мать их всех, да, побольнее!", - грязно выругался запоздало прозревший внутренний голос. - "Это же они, уроды законченные, поедают утренние трупы! Кстати, братец, тем мордам, которые расположились на помосте, мертвечины что-то не предлагают. Может, эти важные господа ждут свежатины, то бишь, парного мяска?
   - Безухов, исчадье ада! Немедленно лезь вниз! - скрипнув от ярости зубами, велел Егор. - Плевать мне, что ты не успел нежные ладошки обмотать тканью! Я, вот, тоже не успел.... Лезь, не рассуждая! Время начинает поджимать! Как только спустишься, так сразу же дёргай за верёвку.... Всё, пошёл!
   Егор надёжно пристроил за плечами двухпудовый (без малого) бочонок с порохом, успокаивающе подмигнул Васильеву и Ерохину:
   - Ну, посматривайте здесь, бродяги! Ага, Ванька уже спустился, дёргает, шустрик, за верёвочку. Ну, с Богом!
   "Ай, да Александра Ивановна! Ай, да умница!", - восторгался благодарный внутренний голос. - "Такую верёвочку подобрала, лучше и не бывает! В меру толстая, в меру шершавая, ладони не скользят...".
   Его ноги коснулись земли, под каблуками сапог что-то мерзко и противно захрустело. Егор снял с плеч бочонок с порохом, аккуратно пристроил его рядом с Ванькиным, и только после этого внимательно осмотрелся. В жёлтом лунном свете печально белели пирамидальные груды человеческих костей.
   "Понятное дело", - неприязненно вздохнул внутренний голос. - "Черепа съеденных персон маори торжественно насаживают на колья забора, видимо, для устрашения многочисленных соседей и врагов, а остальные кости - безо всякого почтения - разбрасывают куда попало...".
   Егор осторожно выглянул из-за вертикального ребра скалы - до задней стены нужной хижины было порядка пятидесяти метров. От строения до беззаботно-празднующей толпы дикарей вёл слабо-понижающийся ("Градусов двенадцать-четырнадцать - по отношению к горизонтальной плоскости", - определил на глазок зоркий внутренний голос), пологий склон.
   - Что будем делать дальше, Александр Данилович? - шёпотом поинтересовался Ухов.
   - Хватаем бочки и вместе с ними тихонько перемещаемся к задней стене хибары, - принялся перечислять Егор. - Потом пытаемся сквозь щели в стене рассмотреть, кто находится внутри. Если там содержатся наши, в чём я совершенно уверен, то ты меня подсаживаешь, я ловко залезаю на соломенную крышу и проникаю внутрь этого хлипкого домика. Ты же будешь находиться снаружи и из-за угла внимательно наблюдать за праздником туземных ублюдков. Если от помоста, где расположились молодожены, в сторону нашей хижины направятся некие нежданные ревизоры, то ты сразу же поджигай шнур у одного из бочонков и запускай его (бочонок, то есть) вниз по склону. Ничего сложного, Ваня, справишься.... Всё остальное тебя не касается, твоя задача - старательно наблюдать за кровавыми уродами и не упустить нужного момента...
   - А куда направлять бочку-то? - по-деловому уточнил Ухов-Безухов.
   - Куда направлять? Направляй..., направляй прямо на помост, где расположились туземные вожди! Молодожёны? А пошли все они - в одно нехорошее мест! Меньше народится новых людоедов...
  
   Задняя стена хижины, сплетённая - наподобие забора - из толстых и тонких ветвей деревьев, была тщательно обмазана тёмно-красной глиной, так что, о смотровых щелях пришлось сразу же забыть.
   Егор тронул Ухова за плечо и, молча, показал пальцем - сперва на бочонки с порохом, потом на соломенную крышу туземного домишки. Ванька понятливо кивнул головой и, чуть присев, сложил ладони рук в специальный "замок", готовясь принять в него командирский сапог.
   Ещё через две-три секунды Егор был на соломенной кровле, бесшумно прополз к самому её центру, но, не перелезая через конёк на другую сторону крыши, видимую со стороны деревни. Сжимая в одной руке рукоять ножа, он другой рукой осторожно раздвинул толстые пучки соломы и заглянул вниз.
   В просторной комнате, по углам которой застыли четыре полутораметровые фигурки идолов-тотемов, горел, немного коптя, большой смоляной факел, в свете которого хорошо были видны все присутствующие: Гертруда и Томас Лаудрупы, два раненых шведских матроса, перевязанные какими-то грязными и окровавленными тряпками, и единственный туземный сторож - личность приметная и, явно, неординарная.
   Охранник, неподвижно стоявший у низенькой входной двери со скрещёнными на груди руками, был облачён в светло-зелёный плащ (без рукавов, длинной до колен), сшитый из какой-то грубой ткани. Часовой был ещё совсем молод, а, вот, выражение лица у него было - свирепей не придумаешь. А, может, всему виной были изощрённые татуировки, покрывающие физиономию маори: от его рта - в разные стороны, по всему лицу - шли спиралью две чёрные толстые линии, пересекаясь между собой на лбу этого красавчика. Да и жилистые, очень толстые руки дикаря-охранника, почти полностью испещрённые красными и синими узорами, выглядели крайне угрожающе и весьма неаппетитно.
   "Словно бы какой-то сумасшедший чудак-импрессионист измазал синюшные руки недельного покойника свежей кровью!", - прокомментировал невозмутимый - в минуты реальной опасности - внутренний голос. - "А сам юноша, скорее всего, сын здешнего вождя. Или просто - очень-очень доверенное и заслуженное лицо, которому поручили присматривать за драгоценной добычей...".
   Угрюмый туземец, видимо, что-то почувствовав или услышав, резко задрал голову вверх. Егор взглядом - на десятые доли секунды - встретился с ярко-жёлтыми, хищными глазами маори и тут же метнул нож. Сталь клинка послушно пробила грудную клетку дикаря, и он, громко и противно скрипя зубами, медленно сполз по поверхности двери на пол хижины, застеленный квадратными, светло-бежевыми циновками.
   "Ну, чисто дикий зверь!", - очень уважительно прокомментировал внутренний голос. - "А глаза-то - прямо волчьи, блин кровавый, людоедский...".
   Несмотря на это происшествие, никто из четырёх узников не издал ни единого звука, что было крайне странным и неправильным. Егор, оперативно сделав в соломенной кровле отверстие нужного размера, спрыгнул вниз, умело сгруппировавшись при встрече с полом.
   Израненные шведские моряки пребывали в бессознательном состоянии, а, вот, Гертруда и Томас.... С ними, явно, было что-то ни так. Томас расположился у дальней стены, исступлённо обнимая руками худые колени, его глаза были крепко зажмурены, а подбородок и чуть приоткрытые губы мелко и жалко дрожали. Герда сидела на корточках рядом с сыном, безвольно опустив руки на циновки пола, и неподвижно глядела прямо перед собой. Её лицо заметно постарело и подурнело, а в глазах плескалась бесконечная тоска и полная безысходность.
   "Вся одежда на Гертруде - цела и невредима!", - с облегчением подметил зоркий внутренний голос. - "Следовательно, эти сукины дети её не насиловали, что уже просто превосходно...".
   Он тихонько прикоснулся к тонкой руке женщины и негромко спросил:
   - Герда, что с тобой?
   - А, Данилыч..., - чуть повернув голову, равнодушно протянула датчанка тусклым и бесцветным голосом. - Пришёл.... Спасибо, конечно.... Убей нас всех и уходи...
   - Почему, Герда, почему?
   - Людвиг погиб.... У Томаса от пережитого отнялись ноги и язык.... Он не может ни говорить, ни ходить.... А я? Что я - без Людвига? Как я - без Людвига?! Как??? Отвечай!!!
   Гася вспышку женской истерики, которая в данный момент была совершенно некстати, Егор отвесил Гертруде парочку полновесных пощечин и громко объявил:
   - Жив твой драгоценный Людвиг! Понимаешь меня, дурочка датская? Понимаешь меня? Жив!!!
   - Ты меня не обманываешь? А, Данилыч? Не обманываешь? - женщина смотрела на Егора с такой безумной мольбой-надеждой, что на его глазах - невольно - навернулись не прошеные слезинки.
   "А что было бы с нашей Александрой Ивановной, если коварной Наоми-сан удалось бы вернуть тебя, братец, в Будущее?", - взволнованно спросил растроганный внутренний голос. - "Санька же, наверняка, сразу бы распознала подмену. Зарезала бы она этого очередного потомка Меньшикова Александра Даниловича, в гости не ходи...".
   - Не обманываю я тебя, Герда! - горячо заверил Егор. - Подобрали мы его - уже поздним утром - в камнях берегового рифа, на который так неосторожно напоролась "Луиза". Пять ран у адмирала, но все не смертельные. Моя Александра говорит, что будет Людвиг жить. Непременно будет!
   Про то, что у адмирала не всё ладно с плечом, пробитым подлой туземной стрелой, он, понятное дело, говорить не стал...
   Гертруда изменилась - самым кардинальным образом - в считанные секунды: бодро вскочила на ноги и, нетерпеливо сверкая внезапно ожившими глазами, которые разбрасывали во все стороны яркие искры надежды, забросала Егора целым ворохом коротких вопросов:
   - Где мы сейчас? Куда идти? Где Санька и Людвиг? Кто понесёт Томаса? Надо будет подниматься на скалу, используя канат? Ерунда, поднимемся...
   - Папка жив? - неожиданно подал голос парнишка. - Как хорошо-то! Я снова заговорил? Может, и ноги мои ожили? - он, опираясь на руку Егора, с трудом поднялся на ноги, сделал первый неуверенный шажок, за ним - следующий...
   - Какой же ты у меня молодец! - со слезами на глазах похвалила сынишку Герда. - В отца пошёл!
   Неожиданно она сделалась мрачнее грозовой тучи и, нерешительно посмотрев на Егора, задала вопрос, которого он ждал:
   - Александр Данилович, а как же быть с ранеными матросами? Уйти, пользуясь их бессознательным состоянием? Оставить несчастных на съедение этим кровожадным дикарям? Или убить парней самим, избавляя их от страданий? Чёрт меня побери, но всё это - так плохо и нечестно! Что же будем делать?
   - Я позабочусь о ребятах, не беспокойся! - заверил Егор. - Есть, понимаешь ли, один план.... Всё, на праздные разговоры у нас больше нет времени. Томас, держи кусок верёвки! Крепко привяжешь его к стропилам, когда уже будешь на крыше, и сбросишь конец мне. По-простому распахнуть дверь и выйти наружу? Нет, так не получится, маори могут заметить...
   Первым на крышу, предварительно встав на плечи Егора, выбрался Томас Лаудруп, потом - совместными усилиями - они туда же доставили и Гертруду.
   - Господин командор! - неожиданно пришёл в себя один из раненых матросов. - Господин командор, а как же мы? Вы, что же, бросаете нас?
   - Я никогда не бросаю друзей и соратников в беде! - успокаивающе подмигнул шведу Егор. - Минут через десять-пятнадцать вернусь, братишка, не сомневайся! - крепко ухватился ладонями за верёвку, сброшенную Томасом, и полез наверх.
   Ещё через несколько минуты они стояли на каменистой земле за задней стеной хижины-табу.
   - Ой, и дядя Ваня здесь! - удивился Томас. - Здравствуйте, дядя Ваня!
   - Привет! - коротко и хмуро ответил Ухов и, беря в руки бочонок с порохом, обеспокоено доложил Егору: - Трое людоедов направляются в нашу сторону. Как договаривались, поджигаю шнур и запускаю бочку...
   - Подожди немного! - велел Егор. - Всего трое, говоришь? В таком раскладе мы резко меняем диспозицию. Ты - с бочонком - идёшь вон к тому углу данной халупы, а я - к противоположному. Дальше всё просто - как только я метну гранату, так ты и катнёшь вниз по склону бочку.... Всё, действуем!
   Егор осторожно выглянул из-за угла. До приближавшейся троицы дикарей было метров сто сорок - сто пятьдесят, так что, оставалась ещё целая куча времени, чтобы понаблюдать за незваными визитёрами.
   По центру, чуть впереди спутников, выступал кривоногий, низенький, очень кряжистый и совершенно лысый старикашка, в уши, нос и щеки которого было вставлено два-три десятка деревянных и костяных палочек. Вся грудь дедушки была густо вымазана в свежей (человеческой?!) крови.
   "Положительно, какой-нибудь местный шаман", - предположил внутренний голос, относящийся с подозрением ко всем - без единого исключения - служителям культа. - "Как же без их скользкой братии - во всяких делах пакостных?".
   Справа от шамана мелко семенил неприметный и суетливый типчик средних лет, украшенный гривой длинных и сальных волос.
   "Обычный природный халдей, как же, видали таких!", - уверенно классифицировал типчика прозорливый внутренний голос. - "Наверняка, льстивый прихвостень и верный лизоблюд местного главного вождя.... Такого суетливого таракана пристукнуть - самое, что ни наесть, святое дело!".
   А, вот, слева от лысого старикана грациозно шагала молоденькая девица (обнажённая по пояс) такой совершенной и ослепительной красоты, что у Егора, даже, мелкие горячие мурашки побежали по спине...
   "Ну, надо же, братец.... Ноги у неё начинаются, такое впечатление, от самых подмышек! А грудь-то какая! Упасть и не встать...", - зашёлся в самом натуральном экстазе впечатлительный и эротически подкованный внутренний голос. - Такую красавицу и убивать жалко! Впрочем, наверняка, обыкновенная местная шлюшка, ублажающая - в соответствии со строгим планом-графиком - всю туземную похотливую знать...".
  
   Когда до подозрительных посетителей оставалось метров тридцать пять, он резко провёл кончиком короткого зажигательного шнура по рукаву камзола и, убедившись, что на конце шнура загорелся яркий огонёк, сильным движением метнул гранату в цель...
   Ещё через семь-восемь секунд мимо трёх обезображенных и неподвижных тел пронёсся, резко набирая ход, бочонок с порохом, разбрасывая во все стороны мелкие и частные искры от огненного круга, образованного бешено крутящимся горящим кончиком закреплённого на торце шнура.
   "Только бы Ванька правильно прицелился!", - молил, позабыв обо всём на свете, взволнованный внутренний голос. - "Только бы - рвануло вовремя...".
   Всё прошло - как нельзя лучше: бочонок на страшной скорости врезался в помост, где располагалась туземная верхушка (ну, и с десяток пар новобрачных), через мгновение раздался сильнейший взрыв...
   Когда пороховой дым частично рассеялся, стало ясно, что противник понёс очень серьёзные потери, а оставшиеся в живых маори беспорядочно разбегаются во все стороны - кроме той стороны, где находилась чёрная скала-табу. Ещё через мгновение ярко вспыхнули, озаряя всё вокруг, соломенные крыши двух длинных складов-бараков. Ветер, впрочем, дул с океана, так что, жилые строения деревни пока оставались в относительной безопасности.
   - Всё, господа и дамы, начинаем срочную эвакуацию! - обратился Егор к соратникам. - Нашим диким друзьям сейчас совершенно не до нас, но, всё равно, надо торопиться...
   Было решено, что первым на скалу по верёвке будет взбираться Томас Лаудруп, который за время долгого морского плавания превратился в толкового и умелого юнгу, бесстрашно лазившего по мачтам и прочим корабельным снастям.
   - Как только заберёшься наверх, незамедлительно передай сержанту Васильеву (высокий такой, краснолицый и кудрявый) мой строгий приказ: - "Немедленно запускать китайский фейерверк!", - велел Егор и пояснил для Гертруды: - Это будет условным сигнал для шкипера Емельяна Тихого. "Артур" сразу же подойдёт к берегу и откроет по туземной деревне беглый пушечный огонь, а потом высадит на берег крепкий десант. Короче говоря, всё будет хорошо.... Ладно, Томас, лезь уже! Да, ещё передай Васильеву, что второй будет подниматься мадам Гертруда. Когда я дважды дёрну за верёвку, то пусть тянут...
   Мальчишка, ловко перебирая руками и ногами, быстро полез наверх, а Егор неуверенно спросил у датчанки:
   - Герда, а за что..., то есть - как.... Как мы тебя будем обвязывать?
   - Зачем это - меня обвязывать?
   - Ну, чтобы затащить на скалу...
   - Не смешите, сэр командор! - всерьёз обиделась Гертруда. - Я уже достаточно давно плаваю по морям и океанам, и на такую несерьёзную высоту заберусь, конечно же, без всякой посторонней помощи.... Ага, Томас уже долез, теперь моя очередь.... Э-э, господа хорошие! - Егор с искренней радостью услышал голос прежней Герды, своевольной и насмешливой. - Отойдите-ка в сторонку и повернитесь ко мне спинами! Будто бы я не знаю, что под женские юбки очень удобно заглядывать - снизу вверх...
   На вершине чёрной скалы что-то загадочно зашипело, и уже через пару-тройку секунд в новозеландское ночное небо взвились - с громким треском - цветные потешные огни.
   "Наверняка, маори решат, что это их кровожадные боги - со священной скалы-табу - подают сигналы", - предположил внутренний голос. - "Только, вот, как туземцы эти сигналы растолкуют?
   Они с Ванькой послушно отошли метров на десять-двенадцать в сторону и повернулись, как и было велено, к Гертруде спинами.
   - Ты же, Александр Данилович, здесь останешься, с ранеными шведами? - спросил Ухов-Безухов. - Ну, оно, наверное, и правильно.... А мне что делать прикажешь? Двигаться обратно к океану прежней дорогой, садиться в шлюпку и грести к "Буйволу"?
   - Ни в коем случае! Я видел, как многие маори уходили за пределы деревни через тайные калитки в высоком заборе. Так что, по пути к океану можно запросто напороться на этих рассерженных деятелей - со всеми вытекающими последствиями.... Поэтому, родные, сидите себе на вершине скалы-табу и спокойно дожидайтесь прихода нашего десанта. Да, гранаты-то свои мне оставь, жадина...
   Ухов следом за Гердой полез по верёвке на чёрную скалу, а Егор, предварительно освободив в каменной нише широкую площадку от полуистлевших человеческих костей (решил - на всякий случай - перебазировать раненых матросов в это естественное укрытие), снова направился к задней стенке хижины.
   Он, используя поставленный на попа второй бочонок с порохом в качестве приставки, не без труда забрался на крышу, через отверстие в соломенной кровле спустился внутрь, успокоил - как мог - раненых матросов, пришедших в себя, напоил их водой, чуть приоткрыл дверь хижины и, вооружившись подзорной трубой, осторожно выглянул наружу.
   Увиденное оптимизма не прибавило. На самом краю "городской площади" (недалеко от отдельно-стоящего, не охваченного пламенем барака), вокруг высоченного маори, облачённого в длинный тёмно-зелёный плащ, сгрудилось порядка пятидесяти-шестидесяти туземцев, вооружённых короткими копьями и широкими ножами. Тёмно-зелёный тип что-то упорно втолковывал воинам, возбуждённо махая руками в направлении чёрной скалы.
   "Опять всё - как всегда!", - искренне закручинился философски настроенный внутренний голос. - "Главный злодей, то бишь, людоедский вождь, мать его растак, всё же, остался жив. Наверняка, сейчас, гнида заморская, втуляет подчинённым коварный план по захвату нашего беззащитного домика. Скорее всего, в этой шаманской избушке-табу хранятся некие священные раритеты маори, которые - ни в коем случае - не должны достаться проклятым чужеземцам. Вот, они, фанатики дерьмовые, и готовы - до самого конца - рвать свои смуглые задницы.... Не, такие дела надо пресекать на корню! Если возможность, конечно, имеется....".
   Егор опустился на корточки, извернувшись ужом, выскользнул наружу и, плотно прикрыв за собой дверь, по-пластунски пополз к углу хижины. Оказавшись за задней стенкой, он взял в руки оставшуюся бочку с порохом, отнёс её на удобную позицию и сориентировал в нужном направлении. После чего одним резким движением поджёг шнур и с силой катнул бочонок вниз...
   Какое-то время шум пожара заглушал звуки, производимые бочкой, стремительно катившейся по каменистому склону, так что, маори начали разбегаться в разные стороны далеко не сразу...
   Бочонок - со всего маха - врезался в плетёную стенку барака, отскочил от неё словно резиновый мячик, а через секунду-другую прогремел взрыв...
   В отдельно-стоящем складе, очевидно, хранились запасы какого-то масла (пальмового, например), поэтому полыхнуло сразу и качественно, а всё пространство между деревней людоедов и хижиной-табу (ветер-то дул с океана), тут же заволокло густым чёрным дымом...
   Пользуясь этой дымовой завесой, Егор по очереди перетащил - через дверь, естественно - обоих раненых шведов в каменную треугольную нишу. Подумав с полминуты, решился и на третий рейс - за водой и нехитрыми продовольственными припасами, обнаруженными в хижине. Тут-то он и сделал одну странную и знаковую находку - в ворохе европейской одежды, небрежно сложенной в углу, обнаружилась стандартная офицерская шпага с гравировкой на клинке: - "Антон Девиер".
   "Вот, оказывается, кто шёл на голландском корабле!", - с непонятными нотками воскликнул внутренний голос. - "Вот, остов чьего судна находится в камнях рифа, рядом с несчастной "Луизой"! Да, видимо, Пётр Алексеевич всерьёз заинтересовался "золотой" Аляской...
   Порвав рубаху на относительно ровные полосы, Егор оперативно сменил шведским матросам повязки на ранах, наскоро напоил и накормил товарищей, после чего осторожно выглянул из-за скалы.
   Оказалось, что как-то незаметно - во всей этой ночной суете, охваченной яркими пожарами - наступил долгожданный рассвет. И в первых лучах восходящего солнца неожиданно загорелась соломенная крыша хижины, которую они покинули минут сорок назад. О-па! Ещё одна густо оперённая стрела - с крохотным огоньком на конце - упала на скат крыши....
   "Может, всё дело в идолах, что расположились по углам лачуги?", - глубокомысленно высказал очередную версию внутренний голос, обожающий докапываться до первопричин того, или иного события. - "Мол, нельзя, чтобы эти святые тотемы находились во власти бледнолицых незваных гостей.... А, если, когда хижина уже догорит, маори сунутся сюда? Ну, чтобы проверить, а не прячется ли кто посторонний в каменной нише? Ничего, не всё ещё потеряно. Три ручных гранаты - это совсем и не мало! Впрочем, совсем и не много...
   Минут через десять, когда недалеко от их убежища десяток лужёных глоток завопили что-то явно воинственное и радостное, Егор, предварительно проведя кончиком короткого зажигательного шнура по рукаву камзола и выждав положенные секунды, сильно метнул гранату за каменную грань, взял в руки вторую, предпоследнюю...
   " Эх, братец, как не повезло!", - печально вздохнул внутренний голос. - "Какие-то странные дикари тебе достались, очень, уж, упорные и настойчивые. Да, близко подобралась смерть к нам с тобой, практически вплотную... ".
   Со стороны океана загремел - длинными и многоярусными переливами - неожиданный гром.
   - Небо сегодня голубое и безоблачное. Откуда же тогда - гроза? - сам у себя спросил Егор. - Так это же "Артур", наконец-таки, подошёл к берегу! Вовремя, право, вовремя...
  
   Шлюпка, в которой размещались, не считая гребцов, Егор, Ванька Ухов, Гертруда и Томас Лаудрупы, подплывала к "Артуру". Вон и Санькино лицо, улыбающееся, приветливое, но страшно бледное и усталое, свешивается из-за борта...
   - Тётя Саня, ура! - звонко закричал Томас. - А как там мой папка себя чувствует?
   - Хорошо, - не очень-то и уверенно ответила Санька.
   По штормтрапу - один за другим - они поднялись на палубу фрегата. Женщины тут же принялись жарко обниматься и самозабвенно рыдать друг у друга на плече, обмениваясь короткими, но эмоциональными фразами.
   - Дорогая, так что у нас с Людвигом? - потеряв терпение, громко спросил Егор.
   - Хорошо всё! Тётя Саня уже, ведь, сказала! - возмутился Томас Лаудруп. - Зачем одно и то же спрашивать по второму разу?
   Сашенция неожиданно отстранилась от Гертруды, присела на корточки, опираясь спиной о доски борта, и, закрыв ладонями лицо, громко, совершенно по-бабьи зарыдала...
   - Что? Что случилось? - Егор присел рядом с женой, бережно обнимая её за плечи. - Ну, говори же! Людвиг жив?
   - Жив! - выдохнула Санька, отнимая ладони от заплаканного лица. - Только.... Только мне пришлось ему левую руку отпилить - по самый плечевой сустав.... А вас никого рядом не было. Матросы Лаудрупа крепко привязали к койке, вставили - между его верхней и нижней челюстями - толстую деревянную палку, и ушли.... А я - пилить начала.... Он на меня смотрит, грызёт палку и плачет от боли, а я - пилю.... Страшно-то как, Саша! Если бы ты знал! - снова зарыдала - громко и отчаянно...
  
  
   Глава двадцать вторая
   Поединок
  
   Дальнейшее плавание протекало относительно спокойно, то есть, без особых происшествий и приключений. Конечно же, иногда сильно штормило, а время от времени на океанских просторах устанавливался полный штиль. Но - для настоящих, крепко просоленных морских волков - это сущие мелочи, недостойные серьёзного внимания...
   От островов Новой Зеландии "Александр" и "Орёл" взяли курс на север, делая длинные переходы и продолжительные остановки - для производства мелкого корабельного ремонта и пополнения запасов продовольствия и питьевой воды.
   Два раза они бросали якоря в безымянных бухтах малонаселённых полинезийских островов. Местные туземцы, видящие бледнолицых людей в первый раз (а, может, просто по причине своей малочисленности), были бесконечно приветливы и дружелюбны.
   Белоснежные пляжи, голубые мелководные лагуны, окружённые высокими пальмами, разноцветные кораллы, медлительные крабы, яркие и шустрые рыбёшки.... Дети с восторгом плескались в тёплой и ласковой воде, не вылезая на берег до самого вечера. А когда приходила чёрная тропическая ночь, то и Санька с Гертрудой с удовольствием принимали морские ванны, иногда приглашая и мужей с собой на променад. Естественно, что в этом случае супружеские пары расходились по разные стороны лагуны....
   Людвиг Лаудруп полностью поправился. Хотя, "полностью" - чрезмерный термин, ведь, новая рука у датчанина так и не выросла.
   После сказочных полинезийских островов следующая остановка была сделана в замечательной вьетнамской бухте, где - по мнению внутреннего голоса Егора - в двадцать первом веке будет располагаться большой город-порт Сайгон. Вьетнамцы тоже оказались людьми на редкость вежливыми, добронравными и гостеприимными, продав путешественникам - за сущие копейки - несколько тонн молочно-белого риса.
   Потом ещё был остров Тайвань, где фрегаты отстаивались целых три недели, пережидая зимние шторма. Гертруда Лаудруп, посетив припортовый городок, накупила целую гору отличной фарфоровой посуды и несколько кип превосходной, чуть желтоватой бумаги.
   Изучение же испанского языка продвигалось вперёд семимильными шагами. Ещё на полинезийских островах к Егору и Саньке подключились супруги Лаудрупы, а несколько позже и все дети, включая маленькую Лизу Бровкину, которой данный язык давался на удивление легко. Всего-то через месяц занятий девочка пыталась, даже, сочинять на испанском нехитрые стишки.
  
   Наконец, уже в середине апреля 1705-го года фрегаты, благоразумно обогнув Японские острова, встали на якоря в бухте русского городка Охотска. В свинцово-серых водах плавали осколки голубоватого льда, дул сердитый северный ветерок, на палубе было холодно и промозгло.
   "Надо же, прошло больше двадцати месяцев, как мы покинули родные берега!", - с ностальгическими нотками объявил внутренний голос. - "Что за это время произошло в России? Какие новости мы сейчас услышим?".
   Через сорок минут от низкого берега отошла гребная шлюпка, в которой сидели люди в до боли знакомых русских мундирах, и направилась к "Александру", на передней мачте которого был поднят адмиральский вымпел.
   - Прекрасные дамы! - Егор строго посмотрел на Саньку и Гертруду. - Извольте, как мы и договаривались ранее, спуститься в кают-компанию! Не беспокойтесь, потом мы вам всё перескажем подробно, ничего не утаивая, - обернулся к Лаудрупу и подбадривающе подмигнул: - Давай, Людвиг, твой выход! А я буду изображать из себя молчаливого боцмана...
   По штормтрапу на борт фрегата поднялись трое: совсем ещё молоденький таможенный офицер и двое пожилых сержантов с допотопными ружьями за плечами.
   - Меня зовут - Евсей Рыжов. Я есть - поручик, - на очень плохом английском языке сообщил офицерик, с уважением поглядывая на Лаудрупа, чей внешний облик его явно впечатлил.
   "Ещё бы, не впечатлил!", - довольно усмехнулся внутренний голос, нечуждый лёгкому тщеславию. - "Глубокие и извилистые шрамы на лице, пустой рукав камзола, полуседые густые усы, кончики которых задорно и воинственно смотрят вверх, массивная золотая серьга в ухе.... Классический такой морской волчара, герой модных романов о дальних походах и романтических странствиях...".
   Людвиг небрежным жестом остановил поручика и, скупо улыбнувшись, вежливо предложил:
   - Мой любезный господин Рыжов! Можете разговаривать со мной по-русски. Зачем же так коверкать язык великого Шекспира? Продолжайте, я вас внимательно слушаю...
   - Э-э-э..., - замялся сбитый с толка офицер. - Не соблаговолите ли назвать ваше благородное имя? Какой вы национальности? Цель вашего прихода в порт Охотска?
   - Адмирал Людвиг Лаудруп! - важно представился датчанин и пояснил, указывая пальцем на потрёпанный флаг, на котором красовалась чёрная златоглазая кошка - на фоне утренней зари: - Независимый адмирал! Плаваю под собственным флагом и податей никому не плачу! Нет, к пиратам мы не имеем ни малейшего отношения. Скорее, даже, наоборот.... О целях нашего прихода. Их всего две, и начну, как и полагается, с второстепенной. Мы бы хотели пополнить запасы продовольствия и питьевой воды, а также приобрести на русском берегу разные товары, могущие пригодится нам в дальнем плавании к северным берегам. Но, повторюсь, данная цель - второстепенна.... Главное, чего бы мне хотелось, так это незамедлительно повстречаться с вице-адмиралом Алексеем Ивановичем Бровкиным. Маркиз де Бровки - мой личный и добрый друг! Познакомились мы с ним много лет назад, когда русское Великое Посольство - во главе с царём Петром - посещало Европу.... Как, кстати, драгоценное здоровье Петра Алексеевича? Что нового происходит в великолепном Питербурхе?
   - Здоровье русского царя, слава Богу, хорошее! - дипломатично ответил Рыжов. - А, что касаемо свежих новостей.... До нас они доходят с очень большим опозданием. Последнюю, как раз, вице-адмирал Бровкин с год назад и привёз - в Питербурхе, через два месяца после взятия Нарвской крепости, состоялось пышное бракосочетание Великого герцога курляндского Василия Волкова с государевой сестрой, царевной Натальей Алексеевной. Эта знатная новость самого Алексея Ивановича догнала уже в дороге, когда он январскую стужу пережидал в сибирском казачьем городке...
   "Молодец, Васька, сукин кот!", - от души порадовался за Волкова впечатлительный внутренний голос. - "Взял-таки на шпагу - городок Митаву...".
   Поручик, тем временем, продолжил:
   - Ещё с месяц назад обоз пришёл в Охотск - с новыми ружьями и порохом. Обозный поручик сказывал, что слухи упорные ходят по России, мол, шведский король Карлус пошёл зимой - позапрошлой, надо думать - на медведя с русской рогатиной, косолапый его и порвал. Не до самой смерти, но очень прилично. Но это только слухи, не ручаюсь за их достоверность...
   "Похоже, что задумка Петра Алексеевича удалась", - неодобрительно хмыкнул внутренний голос. - "Высокая политика, мать её! А Карла, всё-таки, жалко. Хороший, в принципе, парнишка...".
   - А, вот, повидаться вам, господин Лаудруп, с Алексеем Ивановичем не удастся, - непонятно вздохнул Рыжов. - Не вернулся он в Охотск из своего последнего плавания. Но имею чёткие инструкции от адмирала, мол: - "В случае появления в Охотске кавалера Людвига Лаудрупа - пересказать означенному кавалеру все новости, ничего не утаивая...". Поэтому сержант Потапов сейчас вам всё и поведает - о том плавании. Давай, Потапов, излагай...
   Слово взял костистый пожилой мужик, внешне похожий на среднестатистического корабельного боцмана.
   - Вышли мы из Охотска в первых числах сентября прошлого года, - начал степенно излагать сержант. - Погода стояла....
   - Подожди, любезный! - коротко взглянув на Егора, прервал служивого Лаудруп. - А был ли с Алексеем Ивановичем мальчик? Маленький такой, лет пяти от роду?
   - Был с ним пострелёнок! Шуркой его звали. Шустрый такой, смышленый. То ли дальний родственник господина вице-адмирала, то ли из его воронежских крепостных крестьян будет. Алексей Иванович, он, ведь, неразговорчивый.... Так что, рассказывать дальше о плавании? Итак, погода стояла тёплая, с лёгким ветром. Вышли мы на двух посудинах. Первым следовал двухмачтовый шлюп "Ермак". Крепкое такое было корыто, шестнадцать пушек. А мы за ним шли на "Государе Петре". Это фрегат был такой трёхмачтовый, достроенный уже при Алексее Ивановиче. То плавание, как раз, и было первым для "Государя". А я боцманом служил на этом фрегате. Пошли мы на восток, потому как господин вице-адмирал очень хотели доплыть до берегов какой-то там Америки.... Но внезапно налетели северные шторма, нас погнало на юг. Ночью "Ермак" пропал из вида. Больше его и не видели. В смысле, до сих пор.... А "Государя Петра" через полторы недели ураганом прибило к японским островам. Около маленькой прибрежной деревушки - по прозванью Иокогама - мы и сели на мель.... Тут же со всех сторон налетели японские гребные лодки, всю команду взяли в плен. Местный японский князь нас всех осмотрел и отправил возделывать рисовые поля. Работа была очень тяжёлая, доложу я вам. По двенадцать часов, по колено в воде, тамошние комары и москиты одолевали.... Мальчик Шура? Его к кухне приставили - воды принести из ручья, хворост собрать, посуду помыть.... А потом мне удалось бежать. Отправили меня и ещё троих из команды "Государя" - под надёжной охраной - в Иокогаму. Мотыги новые надо было забрать в кузне. Смотрю, а в бухте стоит голландский корвет. Надо вам доложить, господа хорошие, что японцы общаются только с голландцами, а других европейцев и на дух не переносят.... Заночевали мы в Иокогаме, ночью я по башке охраннику дал, да и бросился в море. А остальные мои товарищи побоялись, остались на берегу. Потому, что штормило очень сильно.... Доплыл я с трудом до голландского корвета, по ржавой якорной цепи забрался на палубу. Отдышался чуток и спрятался в корабельной шлюпке, что была накрыта куском старой парусины.... Утром корвет вышел в море. Я ещё сутки прятался в шлюпке. Потом, когда жажда одолела, выбрался на палубу, повинился. Голландцы оказались ребятами приветливыми, обогрели меня, накормили, дали путной одёжки. Корвет ихний плыл в Корею. Там меня и высадили, даже подкинули деньжат на дорожку.... Ещё через четыре месяца я добрался до Охотска. Как добирался? Да, по всякому - и на лошадках, и пешком, и по воде.... Здесь определился в таможенную службу. Потому как другие корабли ещё не построены. Значит, и боцманы пока не требуются.... Да, голландцы мне сказывали, что наших пленных матросов можно выкупить. Только про это надо с японцами толковать отдельно, уже на месте...
   Ещё через час на борту "Александра" состоялся расширенный военный совет. О том, что Карл Двенадцатый был серьёзно ранен на медвежьей охоте, Егор и Лаудруп договорились пока не рассказывать шведским соратникам. Зачем, спрашивается, расстраивать хороших людей?
   - Вот, такие дела, дамы и господа! - подытожил Егор свой рассказ. - Какие будут мнения, предложения?
   - Какие ещё могут быть предложения? Разворачиваемся на юг и следуем в Японию! - заявила решительная Гертруда. - Соберём все деньги и драгоценности, какие есть в наличии, и выкупим наших товарищей! Чего тут рассуждать?
   Санька же, мрачная и хмурая, блестя заплаканными глазами, высказалась не столь категорично:
   - Лет сто назад, как я читала в умных книгах, японцы очень тепло относились ко всем европейцам. Но потом католические священники стали чрезмерно активно навязывать местному населению христианскую веру. Однажды японцам всё это надоело, и они лавочку прикрыли.... Уже более пятидесяти лет европейцам заказана дорога на японские острова. Исключение - по целому ряду причин - сделано лишь для голландцев. И то, только в заранее отведённые дни года и только в строго определённых портах.... Поэтому нам остаётся только одно - курсировать вдоль японских островов недалеко от Иокогамы и поджидать любое голландское судно. Сколько времени уйдёт на ожидание? Может, неделя, а может, и полгода...
   Внимательно выслушав всех соратников и соратниц, Егор подвёл под разговором жирную черту:
   - Значится так! Как только будут пополнены запасы питьевой воды, "Александр" уходит к Иокогаме. "Орёл" же на неделю задерживается в Охотске, грузит на борт продовольствие, прочее - необходимое для обустройства посёлка на побережье Аляски, и отбывает по ранее намеченному маршруту. В любом случае - золото нам надобно.... Старшим по этой части экспедиции назначается Николай Савич Ухов, а его помощником - Ухов Иван. Справитесь, Николай Савич?
   - Не сомневайся, Александр Данилович! - заверил Ухов-старший. - Встанем в нужном месте, не ошибёмся. Белый перевал - место приметное. Мы с Сенькой Дежнёвым два раза проходили мимо него.... Значит, напротив следующего перевала, который южнее Белого, мы и заложим посёлок. Две шлюпки из трёх надо аккуратно разобрать? Так, чтобы потом и собрать было можно? Ладно, сделаем, не вопрос...
  
   Торговую голландскую флотилию, состоявшую из четырёх пузатых корветов, они повстречали уже на третьи сутки плавания вдоль японских берегов. На мачте "Александра" были подняты соответствующие сигнальные флажки, и уже через час Егор и Лаудруп, прихватив с собой сундучок, в котором находилось порядка восьми-девяти килограмм золотых монет (примерно половина всей денежной наличности экспедиции), беседовали с голландским купцом Ван-Перси, которому вся флотилия и принадлежала.
   Голландец сразу же проникся проблемой и, уважительно посматривая на массивные золотые серьги в ушах собеседников, предложил им конкретную помощь. А именно, перейти на борт головного корвета, который, как раз, и направлялся в бухту Иокогамы.
   Предложение купца было с благодарностью принято, а для "Александра" на мачте корвета подняли условные сигналы с приказом: - "Следовать за голландскими судами, но не подходить к японским берегам ближе, чем на полторы мили".
   Ещё через сутки с небольшим голландские корабли бросили якоря в просторной гавани. В ласковых солнечных лучах по голубовато-стальным водам сновали лодки самых необычных форм и под такими же необычными парусами - какими-то ребристыми, иногда даже цветными - тёмно-фиолетовыми, светло-салатными и ярко-алыми.
   - Господа, здесь нельзя пользоваться подзорными трубами без персонального разрешения дайме, - предупредил Ван-Перси. - Пистолеты и шпаги также придётся оставить на корабле. Это касается, в том числе, ножей и стилетов, размещённых за голенищами ваших благородных сапог. Если случайно найдут - верная смерть. Самураи посекут острыми мечами на мелкие кусочки...
   - Кто такие - дайме и самураи? - поинтересовался Людвиг.
   - Дайме - местный феодальный властитель. Что-то вроде полновластных английских и французских баронов прошлых веков. Самураи же, как принято считать, это потомственные благородные воины, приближённые к дайме. А на самом деле - обыкновенные головорезы и живодёры, - доходчиво объяснил голландец.
   Шлюпка подошла к низкому берегу. Уже хорошо были видны черепичные и соломенные крыши низеньких прямоугольных строений, за которыми угадывались далёкие светло-фиолетовые горы. Иокогама насчитывала порядка двухсот пятидесяти домов, набережная была вымощена крупной цветной галькой, на которой смуглые черноволосые подростки старательно чистили только что пойманную рыбу.
   На специальном, выложенном чёрными камнями причале их уже ждали - четверо невысоких молодых мужчин, одетых в короткие цветастые кимоно, из-под которых выглядывали светло-зелёные подштанники, о чём-то оживлённо переговаривались между собой. За широкими поясами японцев размещалось по два зачехлённых меча (один длинный и широкий, другой - гораздо короче, скорее, даже, и не меч, а большой кинжал), на ногах незнакомцев - к удивлению Егора - красовались кожаные туфли европейского фасона.
   "Это и есть - хвалёные японские самураи! Как же, в своё время пришлось просмотреть немало голливудских фильмов об их таинственной братии...", - сообщил внутренний голос, никогда не одобрявший пристрастие Егора к просмотру всякой киношной бредятины. - "Мечи эти, плюсом одинаковые экзотические причёски - верхняя часть черепа выбрита, а длинные волосы сзади собраны в толстую косичку, сложенную вдвое на макушке...".
   - Высокородные господа, выслушайте несколько слов о правилах поведения в Японии, - обратился Ван-Перси к Егору и Лаудрупу. - Здесь всё очень просто, то есть, внимательно смотрите на меня. Я кому-то киваю небрежно, и вы кивайте. Я улыбаюсь, и вы улыбайтесь. Я склоняюсь - чуть ли не до земли, и вы - склоняйтесь....
   Самураи не помогали пассажирам шлюпки вылезти на причал, но в ответ на лёгкий поклон и слащавую улыбку Ван-Перси (и его спутников) ответили небрежными кивками и скупыми улыбками, продемонстрировав кривые жёлто-чёрные зубы.
   После короткого разговора на японском языке со встречающими, Ван Перси, обернувшись к Егору и Лаудрупу, сообщил:
   - В очередной раз повезло вам, бродяги! Дайме Ишидо сейчас отдыхает в фамильном загородном поместье - в трёх милях отсюда. А, ведь, он мог сейчас находиться.... Где он только не мог - находиться! На междоусобной войне, например, у которой нет ни начала, ни конца. А ещё он мог поехать на дальние северные острова - вкушать мудрость тамошних умников.... Короче говоря, его можно было бы дожидаться здесь целый год, потому, что даже голландцам от берега, где пристали их корабли, разрешается отходить только в особых случаях.... Ладно, не буду напрягать. Раз вам, странные мои господа, до сих пор улыбается удача, то, видимо, так тому и быть! Сейчас подадут повозки. Хотя японцам и не приглянулась европейская культура, но обычай - важных особ перемешать на лошадях - вполне даже прижился...
   Деревня жила своей обычной жизнью: люди - в основном мужчины, одетые скромно и неприметно - куда-то торопились по делам, низко кланяясь проезжающим.
   Загородная резиденция дайме напомнила Егору среднестатистическую русскую дворянскую усадьбу - старый ухоженный парк, цепочка длинных прудов, комплекс бело-жёлтых зданий под красно-коричневыми черепичными крышами.
   Естественно, местный феодал, демонстрируя собственную значимость, принял их только часа через три с половиной. Всё это время путешественники провели на террасе чайного домика, любуясь пейзажами маленького сада, где вместо деревьев и кустарников были "посажены" большие и маленькие булыжники-валуны, поросшие разноцветными мхами и лишайниками. Тихо и таинственно журчал ручеёк, звонко обрываясь крохотным водопадом в круглый пруд, в котором величественно плавали неправдоподобно-крупные, золотисто-жёлтые рыбки.
   "Умеют, всё же, азиаты создавать идеальную обстановку - для философских размышлений!", - завистливо вздохнул внутренний голос. - "Воистину, всё вокруг - только глупая суета и тлен...".
   Наконец, подошёл низенький самурай, одетый в скромное тёмно-коричневое кимоно, и скупым жестом указал на одно из бело-жёлтых строений.
   Обстановка внутри домика была, на удивление, приятной и спокойной. По крайней мере, никто даже и не пытался тыкать в глаза гостей пошлой роскошью - никакой тебе позолоты, кричащей о сказочном богатстве хозяев, только хлипкая и изящная мебель, да стены, отделанные деревянными рейками, местами оббитыми цветной непрозрачной бумагой.
   Дайме Ишидо встретил посетителей, сидя на высоком помосте. Вокруг помоста неподвижно замерли четыре самурая самого свирепого вида, облачённые в чёрные кимоно, щедро расшитые золотыми и серебряными нитями - сплошные драконы, дракончики и многоголовые змеи.
   Ван Перси, рассыпаясь в длинных и цветастых выражениях, рассказал о цели их визита. Пока он говорил, дайме - мужчина толстый и вальяжный - неотрывно смотрел на Егора.
   Когда голландец закончил повествование, Ишидо, прикрыв ладонью правой руки узкие, бесконечно-чёрные глаза, небрежно бросил длинную фразу.
   - Дайме говорит, что безупречная честность - отличительная черта японской нации, - послушно перевёл Ван Перси. - Ишидо хочет, чтобы вы, первым делом, убедились, что все пленники, о которых идёт речь, живы. Рисовые поля, где они трудятся, расположены совсем недалеко от поместья, примерно в двух милях. Но дайме запрещает - подходить к этим полям близко. Вам разрешено только издали посмотреть на своих товарищей, используя для этого подзорные трубы.
   Два самурая шли впереди путешественников, ещё трое замыкали колонну. На смену высоким деревьям старого парка пришли бесконечные рисовые поля, залитые мутной водой, из которой поднимались ровные ряды ярко-зелёных ростков. На очередном поле - по колено в воде - усердно трудились два десятка смуглых крестьян, одетых только в короткие набедренные повязки.
   Один из самураев остановился и что-то негромко залопотал, указывая рукой на работающих крестьян.
   - Он разрешает вам воспользоваться подзорной трубой, - сообщил Ван-Перси.
   Чуть впереди других сельских тружеников, пропалывающих ряды молодых всходов риса, двигался плечистый русоволосый мужчина.
   "Это же Алёшка Бровкин!", - взволнованно доложил внутренний голос. - "Ловко же у него получается с прополкой! Природный крестьянин, как-никак...".
   - А ваш маленький мальчик находится немного левее, - подсказал голландец.
   Егор перевёл подзорную трубу на невысокий холмик, поросший редким кустарником. Две пожилые японки суетились возле дымного костра, а чуть в стороне от женщин белобрысый мальчишка усердно оттирал куском зеленоватого мха большую медную сковородку.
   "Шурочка, родимый ты наш!", - умилился внутренний голос. - "Вырос-то как! А лицом - матушка вылитая, Александра свет Ивановна...".
  
   Дайме выдал длинную и заковыристую тираду, после чего, сложив пухлые ладошки на объёмистом чреве, довольно откинулся назад, хитро и чуть насмешливо поглядывая на Егора.
   - Он обозначил цену выкупа ваших моряков, - с плохо скрытым удивлением
   сообщил голландский купец. - Речь идёт об очень большой сумме. Вернее, о выкупе в виде чистого золота.... Это будет, это будет...
   - Неужто, сто русских пудов? - невесело усмехнулся Егор.
   - Нет, что вы! - утешил Ван-Перси. - Конечно же, меньше! Это будет..., э-э-э, примерно двадцать русских пудов. Из расчёта один пуд - за одного пленника.... Золотосодержащий песок? Тогда - двадцать пять пудов! Ну, а сундучок с монетами принимается в качестве задатка. На эти деньги ваших людей будут кормить, купят приличную одежду. Естественно, что тяжёлыми работами их загружать больше не будут.... Только всех пленных - ради обычной предосторожности - уже сегодня переведут вглубь страны. Дайме интересуется, когда будет доставлено оговорённое количество золота?
   - Через год, максимум - через полтора.
   - Может, надо составить какой-нибудь договор? - озабоченно спросил Людвиг.
   Голландский купец отрицательно покачал головой:
   - Здесь это не принято. Ишидо - очень уважаемое семейство в провинции Канагава, достаточно честного слова дайме.
   Егор достал из-за пазухи большую шкатулку с Санькиными украшениями, щёлкнув замком, открыл крышку и обратился к Ван Перси:
   - Пусть уважаемый дайме посмотрит на эти безделушки, украшенные прекрасными изумрудами и рубинами, а также алмазами и жемчугами...
   Голландец, произнеся короткую фразу, передал шкатулку ближайшему самураю, тот, в свою очередь, отнёс её на помост и поставил перед Ишидо.
   - Что вы хотите - в обмен на эти драгоценности? - перевёл Ван Перси вопрос дайме.
   - Свободу для маленького мальчика. При этом величина выкупа для остальных не изменится.
   Ишидо, ещё несколько минут полюбовавшись ювелирными украшениями Светлейшей княгини Ижерской, сделал неожиданное предложение:
   - Европейцы обожают заключать пари. А ещё они - очень самоуверенные люди.... Может, нам стоит объединить эти две особенности? Вы, доблестный кавалер, сразитесь с одним из моих самураев. Победите - заберёте мальчишку без выкупа. Проиграете - отдадите ваши драгоценности. Как вам такой вариант?
   - На каком оружие мне придётся драться? По каким правилам будет проводиться схватка? Как будет определяться победитель? - вопросами на вопрос ответил Егор.
   Дайме насмешливо передёрнул плечами и объяснил через Ван Перси:
   - Оружие может быть любым, кроме огнестрельного. Впрочем, его может не быть и вовсе.... Правила? Никаких. Есть только одно ограничение - не добивать лежащего. Проиграет тот, кто не сможет подняться на ноги за полный цикл этих песочных часов. ("Минута, может, две", - предположил внутренний голос). То есть, если вы решили не продолжать поединок, то просто падаете на пол и лежите, признавая - тем самым - полное поражение. Если же...
   - Я согласен! - прервал голландца Егор. - Предпочитаю рукопашный бой.
  
   Все перешли в просторный и высокий зал, центральная площадка которого была выслана квадратными матами.
   "Татами, ясен пень!" - ухмыльнулся внутренний голос. - "Плавали - знаем...".
   С двух сторон от татами возвышались деревянные помосты для зрителей, оснащённые плоскими подушечками. На одном помосте расположился Ишидо - в окружении четырёх самураев. На противоположном - Ван Перси и Людвиг Лаудруп.
   - Вам надо переодеться! - сообщил голландский купец и махнул рукой в сторону. - За тёмно-синей ширмой найдёте всё необходимое...
   Пока Егор сбрасывал европейскую одежду и облачался в светло-серую холщовую куртку-кимоно и такие же подштанники, внутренний голос, добровольно взявший на себя обязанности тренера-секунданта, не замолкал ни на секунду: - "Очевидно, братец, намечается что-то вроде "боёв без правил", но с японской спецификой. Дзюдо, карате и джиу-джитсу - в одном флаконе.... Ты, понятное дело, несколько лет занимался восточными единоборствами, в армии даже получил чёрный пояс по карате-до. Только сейчас это - ничего не значит. Тебе, конечно же, будет противостоять настоящий мастер, сенсей - по-ихнему. Так что, твои шансы на победу - минимальные.... Это с одной стороны, если к данному вопросу подходить тупо, без учёта всех обстоятельств. А, с другой? Дайме, голову даю на отсечение, просто хочет немного развлечься. Поэтому твой противник, наверняка, уже получил следующие инструкции, мол: - "Поиграй с европейцем - как кошка с мышкой. Покажи эффектные приёмы. Не торопись, пусть всё будет эстетично и красиво...". Вот, это и есть, братец, твой единственный шанс! Претворись полным неумёхой, лохом последним! Пусть японец расслабится, забудет об осторожности. Вот, тогда-то и действуй...
   Стоящий напротив него противник, несомненно, вызывал уважение: невысокий, но плотный и кряжистый - словно горный дуб, лицо невозмутимое, глаза равнодушные и чёрные - словно глубокие колодцы. Японец совершил несколько круговых движений головой, сложив пальцы в хитрый замок, тщательно размял кисти рук.
   Дайме громко хлопнул в ладоши и скомандовал:
   - Хаджиме!
   Егор рванулся вперёд, от души размахнулся и.... И улетел далеко вперёд, звонко ударившись головой о деревянный помост. Тут же раздались громкие и восторженные восклицания японских зрителей.
   "Понятное дело, нарвался на обычную "мельницу с колена", - прокомментировал внутренний голос. - "Продолжай, братец, и дальше Ваньку валять...".
   На протяжении последующих десяти-двенадцати минут Егор оказывался на матах татами ещё семь раз, поднимаясь на ноги уже не сразу и с видимым трудом. Из его разбитого носа капала кровь - намеренно пропустил удар открытой ладонью. Правая рука висела безвольной плетью - прилетело пяткой в болевую точку локтевого сустава. Японцы веселились вовсю, Ван Перси и Лаудруп хмуро молчали.
   "Пора, братец!", - оживился внутренний голос. - "Клиент, что называется, созрел...".
   Противнику, видимо, уже слегка наскучило это затянувшееся представление. Он, демонстративно опустив руки вниз, пошёл прямо на Егора, чуть повернул голову в сторону, приветственно кивая своим болельщикам и почитателям...
   Егор крутанул обычную мавашу-гири, попав японцу пяткой в челюсть, другой ногой подсёк опорную ногу противника и по инерции последовал за падающим телом, резко ткнув "орлиным клювом" в сонную артерию самурая.
   При падении он ловко перекувырнулся через голову, встал на ноги и спокойно прошёл на первоначальное место. Никто ничего не мог понять: японский боец неподвижно застыл - лицом вниз - на татами.
   В полной тишине Ишидо перевернул песочные часы, начиная отсчёт.
   "Напрасны ваши ожидания, уважаемый!", - злорадно прокомментировал внутренний голос. - "Покойники поднимаются на ноги только в дешёвых голливудских ужастиках...".
   Дайме Ишидо, надо отдать ему должное, действительно, оказался человеком слова: не моргнув глазом, он тут же отдал приказ - освободить юного пленника, после чего подтвердил и все ранее достигнутые договорённости...
  
   А ещё через два часа Егор встретился с сыном. Встретился и встретился.
   Стоит ли описывать это событие более подробно? Типа - с эмоционально-слезливыми подробностями? На мой вкус, пожалуй, не стоит...
   - Папа, а как же все остальные? - через некоторое время спросил Шурик. - Там же, на рисовых полях, дядя Алёша остался, другие наши моряки...
   - Мы за ними обязательно вернёмся! - твёрдо заверил сына Егор. - Русские своих не бросают в беде. Никогда.... Всё, господа хорошие, двигаемся к морю! Поднимаем якоря, ставим паруса и - полный вперёд - на встречу с Аляской.... Время - не ждёт!
  
  
  
   Конец книги.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - Действие романа происходит в параллельном мире, к возникновению которого Г. Г. (главный герой) имеет непосредственное отношение.
   - Всё произошедшее с Егором за эти шестнадцать лет описано в романах "Страж государев" и "Северная война".
   - Взятие города Митавы воинским корпусом под командованием Василия Волкова - авторский вымысел, то есть данное событие происходит уже в параллельном мире, который образовался в результате вмешательства Егора в ход Истории.
  
   - Московская дивизия - авторский вымысел.
   - Антон Девиер - голландец с испанскими или португальскими корнями, в юности являлся личным пажом (денщиком) Петра Первого, в завершении карьеры дослужился (в 1718 году) до должности Генерал-губернатора Санкт-Петербурга.
   - На самом деле (в первоначальном мире) Яков Брюс дожил до глубокой старости и умер естественной смертью.
  
  
   - Взятие русскими войсками шведской крепости Нотебург подробно описано в романе "Северная война".
   - Благодаря авторскому вымыслу (роман "Страж государев"), Алексею Бровкину в 1698 году - царским Указом - был присвоен титул русского маркиза, а Егору Леонову (Александру Меньшикову) - звание русского пэра.
  
   - Описываемый флаг - авторский вымысел, то есть речь идёт о фамильном флаге князей Меньшиковых - в параллельном мире.
   - Хлебные поставки в Европу - через турецкие черноморские проливы - авторский вымысел, итоги переговоров Егора в Стамбуле в 1698 году. (Роман "Страж государев").
   - Кунгсерский лес - любимые охотничьи угодья Карла Двенадцатого.
  
   - Баньо - арабский невольничий рынок.
  
   - Город Порт-Ройал в конце 17-го был до самого основания разрушен несколькими сильными землетрясениями.
  
   - имеются в виду ударные элементы техники карате-до.
  
   - Чарльз Ван и Мэри Ред - реальные исторические персонажи, возглавлявшие в начале восемнадцатого века достаточно крупные пиратские шайки, оба действовали под негласным покровительством британской короны.
  
   - В настоящее время Иокогама - один из крупнейших городов японской провинции Канагава, а в начале 18-го века Иокогама являлась маленькой рыбацкой деревушкой с населением не больше одной тысячи человек.
  
   - фут (англ.) - мера длины, один фут равен примерно 0,305метра.
  
   - японское устоявшееся выражение, обозначающее согласие, покорность.
  
   - ла Голондрина бланка (исп.) - белая ласточка.
  
   - По поводу смерти Эдварда Теча существует несколько противоречащих друг другу версий, по одной из них он был убит в перестрелке с моряками королевского английского флота, после чего его тело было предано огню.
  
   - Пончо - вид южно-американской верхней одежды, тёплая накидка.
   - Наваха - разновидность складного ножа.
  
   - Портеньо (исп.) - сейчас в Аргентине этим словом называют коренных жителей Буэнос-Айреса.
  
   - Рио-Рохо - в переводе с испанского - розовая река.
  
   - "Орлиный клюв" - удар из технического арсенала карате-до.
  
   - Случаи нападения синих китов на парусные суда упоминаются в мемуарах голландского шкипера Ле Мера.
   - В настоящее время в бухте Талькауано располагается один из крупнейших чилийских портов.
  
   - Консепсьон - в настоящее время - крупный чилийский город, часто посещаемый туристами.
  
   - Начиная с 1642-1644 годов, Япония закрыла вход в свои порты для всех европейских кораблей, исключения делались только для голландских морских судов.
  
   - Имеется в виду знаменитый Чилкутский перевал на западном побережье полуострова Аляска.
  
   - Дзюдо, карате, джиу-джитсу - разновидности восточных единоборств
   - Хаджиме! (яп.) - Начали!
   - "Мельница с колена" - приём из арсенала дзюдо.
   - Маваша-гири - приём из арсенала карате-до.
   - "Орлиный клюв" - удар из арсенала карате-до.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"