он смял её и бросил на пол.
прошёлся стоптанной подошвой.
ему - не больно. он не падал
в дерьмо холёной наглой рожей.

поправил кепку, оглянулся,
повёл шировими плечами.
и даже лучше, что нет пульса,
у той, что тлеет под ногами.

у той, что так ждала ночами,
у той, что всё ему прощала,
что не просила обещаний
и ничего не обещала.

она без стона и упрёка
в грязи растоптанной валялась.
и даже лучше, что жестоко.
кому нужна тупая жалость?

ушёл, надменно улыбаясь.
он прав. и это - несомненно.
и, лишь когда волной усталость
прокатится по слабым венам,
когда оставит вдохновенье
и, робко вставший на колени,
он приползёт за утешеньем...
казалось бы - какая малость,
но  некому давать прощенье.

и думать незачем, увы,
о той, что вовсе не любил.