Аннотация: Глава сырая, хоть выжимай) Будет дописываться и переписываться. Но все равно жду оценок и комментариев.
Глава 4: Семь раз отмерь, один - отрежь, или кто ходит в гости по ночам.
Конь Энни буквально летел по дороге, по обе стороны которой росли плотные заросли кустарников и деревьев. Дорога была настолько узкой, что их ветви, смыкаясь и переплетаясь над головой, образовывали зеленую арку, и только сквозь редкие просветы можно было увидеть небо в вышине, зеркальную речную гладь справа и зеленые поля поместья Херриден слева. Но Энни не замечала ничего вокруг, ее мысли были заняты лишь одним: как помочь леди Лиллиане. Но вот справа показался огромный старый дуб. Энни остановила коня и огляделась по сторонам: никого. Одним ловким прыжком соскочив со спины Спарка, она привязала его к дереву и, раздвинув ветки, ступила на край обрыва.
Внизу легкие речные волны разбивались о камни. Энни взглянула на небо - солнце почти скрылось за горизонтом - пора. Анна сложила руки ладонями вместе перед собой, словно в молитве, и начала медленно, нараспев читать заклинание. Легкие, как ветер, слова древнего языка сплетались в замысловатые узоры и уносились вдаль. И вот когда последний завиток волшебного полотна встал на свое место, девушка раскрыла ладони и дунула. С них сорвалась мерцающая серебристая пыль, которую тут же подхватил, словно из ни от куда взявшийся, ветерок. Блестки закружились в небольшом вихре и осели на воду внизу обрыва, образовав узкую дорожку на ее поверхности. Воздух вокруг Энни засверкал и засеребрился, он стал как будто плотнее, и вот, все место, где стояла девушка, заволокло густым туманом. Анна прикрыла глаза, а, когда открыла, то увидела белую мраморную лестницу, поднимающуюся из реки прямо к ее ногам.
Заклинание вызова Волшебной Лестницы было самым первым, которое маленькая Энни выучила, когда ей было всего пять лет. С того самого дня она приходила на это место, о котором никто больше не знал, в минуты, когда ей было особенно плохо, приходила, чтобы посоветоваться. Она просила помощи у Реки, и та никогда не отказывала ей. Никогда до сегодняшнего дня.
В тот страшный день, когда Энни узнала о нападении на бабушку, она сразу же помчалась к Реке. Еще по дороге она почувствовала влияние чужой магии, которая по своей структуре сильно напоминала эльфийскую, только от нее исходило чистейшее зло. Девушка вызвала Лестницу, которая служила проводником и связывала силу ведьмы с естественной силой стихии. Лестница появилась, но Река не ответила, не ответила она и через день, и через неделю, и теперь, спустя пол месяца, Река все также молчала.
Энни села на ступеньки и опустила голову на руки. Она осталась одна, совсем одна. Все приезжие маги согласились, что нападение скрывало под собой сильное магическое влияние, созданное по типу проклятья, оно привязывалось к человеку и тянуло из него волшебную силу, наподобие паразита. Чем дольше оно оставалось на человеке, тем больше силы отбирало, погружая проклятого в глубокую магическую кому, результатом которой в большинстве случаев становилась смерть. Но ни один из этих магов не знал, как снять это проклятье, более того, некоторые склонялись к тому, что это невозможно. Но Энни не желала опускать руки. Во что бы то ни стало она хотела найти нападавшего. И путь он не оставил ни одного следа, и никто ничего и никого постороннего не заметил в ту ночь, у Энни была одна проверенная ниточка - ее связь со стихиями. И путь ее до этого надежная помощница Река не отвечала, она могла обратиться к Ветру, Огню, Земле. Стихии никогда еще ее не подводили. Но сейчас, сидя на Лестнице, юная Ведьма думала совсем не об этом.
Энни знала лишь один верный способ снять любое проклятье - уничтожить того, кто его наложил. Но сначала его нужно было найти. В этом мире Энни был известен лишь один человек, способный наложить на леди Лиллиану столь сильное проклятье, но только он мог его и снять. Но ведьма поняла это слишком поздно, и цена ее ошибки была очень высока.
"Пропасть, что же я наделала. Ну кто сказал, что лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, что мог сделать, но не сделал. Посмотрела бы я на этого умника".
За неделю до основных событий.
Солнце скрылось за горизонтом и ночь начала вступать в свои права. Темнота спустилась на город. Она, словно верный сообщник, скрывала всадника, скачущего по направлению к единственному источнику света в эту безлунную ночь. Этой путеводной звездой был свет, горевший в одном из окон на втором этаже огромного особняка. Всадник во всем черном на вороном коне казался лишь тенью, когда, перескочив через невысокий забор, отгораживавший частные владения от дороги, он направился в цветущий сад. Там спешившись и привязав коня к ветке большого тополя, всадник направился к дому, ступая так, что ни один лист не шевельнулся на деревьях, ни одна ветка не хрустнула под его ногами. Прокравшись к особняку, он встал под нужным окном, задрал голову вверх, оценивая ситуацию. Свет, лившийся из окна на улицу, осветил его лицо, превращая всадника в прекрасную всадницу.
Стена дома была увита густым диким плющом, так что девушке не составило труда взобраться на балкон второго этажа, находившийся рядом с заветным окном. Ловко лавируя на парапете, она в доли секунды достигла цели. Одно слово шепотом на древнем языке - "Malfermi" - и задвижка на окне отодвинулась. Путь был свободен, и девушка беспрепятственно проскользнула внутрь.
В освещенной комнате ее глазам предстала несколько неожиданная картина. Перед горевшим камином, в мягком кресле, спиной к окну сидела та, за которой она сюда пришла. Только сейчас девушка поняла, насколько неправдоподобно просто она проникла в этот, по слухам, непреступный особняк. Чародейка ждала ее.
- Добро пожаловать, - хозяйка была совсем не удивлена появлением незваной гостьи, - Ты заставила меня ждать, Ведьма, - сказала она ровным голосом.
- Встань, - девушка всеми силами сдерживала гнев, рвущийся наружу.
- Как пожелаешь, - Чародейка поднялась и повернулась лицом к девушке.
Энни была удивлена, увидев перед собой женщину средний лет с темными, как ночь волосами, которые лишь едва тронула седина, одетую в темно-зеленое платье, сшитое по моде прошлого века и выгодно подчеркивавшее ее изумрудные глаза. Гордая осанка говорила о ее высоком происхождении. На лице Чародейки не было ни одной морщинки. Казалось, что время не властно над ней. Но истинный возраст скрывался в ее глазах, таких пронзительно зеленых, проникающих в душу, что не всякий мог выдержать ее взгляд, таящий в себе мудрость веков. Никогда не встречавшаяся с владелицей особняка, Энни рассчитывала увидеть перед собой дряхлую старуху столетней давности, но ни как не полную сил и относительно молодую волшебницу. Но больше всего не понравилась ей атмосфера странной силы, исходившая от Чародейки. Она была похожа на эльфийскую, но не такую светлую и легкую, как у самой Энни, а какую-то густую и темную, и очень сильно напоминавшую ту, что Ведьма почувствовала у Реки в день после нападения. В памяти у девушки всплыл раздел из учебника по разумным расам Иллиноры, мира, откуда был родом ее отец и где она еще ни разу не бывала.
"Темные эльфы, - заключила она про себя, - не думала, что встречу их здесь. Это несколько усложняет задачу, но не делает ее невыполнимой". Энни посмотрела на Чародейку таким взглядом, что если бы он мог убивать, то волшебница была бы уже мертва.
- Не будь так самоуверенна, - словно прочитав мысли Энни, сказала леди Кристиана.
Девушка ничего ей на это не ответила. Она никогда не бала самоуверенной и всегда трезво оценивала свои силы, впрочем, как и силы противника. Вот и сейчас у нее не было права на ошибку. Она могла произвести только один удар, произнести только одно заклинание, для которого ей понадобятся все ее возможности.
Леди Кристиана, не дождавшись ответа, продолжила:
- Может, прежде чем сделать то, зачем пришла, ты все же выслушаешь меня?
- Говори, что хотела, но не думай, что я поверю тебе, - Энни было все равно, что скажет ей Чародейка. Она уже все решила и не собиралась отступать от намеченного плана. И пусть ей не хватит сил уничтожить такую могущественную волшебницу, "заморозить" ее она сможет.
"Самый верный способ снять проклятье - уничтожить того, кто его наложил", - гласило правило из учебника смертельных заклятий для боевых магов.
"Не убить, так покалечить", - вредный совет из брошюры для начинающей ведьмы.
И теперь, совместив эти два утверждения, Энни решилась на отчаянный шаг. Она была уверена, что проклятье на леди Лиллиану наслала именно Чародейка, так как только у нее было достаточно сил на столь мощное колдовство. А многолетняя вражда, начавшаяся никто уже не помнил с чего, служила тому отличной причиной, благо и прецеденты уже имелись, причем с обеих сторон.
План Энни был до невозможности прост. В одном из старинных фолиантов девушка нашла мощное заклинание, способное "заморозить" даже самого сильного мага. Сил для него нужно было немеренно, но все же меньше, чем для уничтожения. Проблемой оставалась лишь необходимость непосредственного контакта со "счастливчиком".
"Чем ближе заклинатель к объекту, тем сильнее воздействие", - говорилось в книге.
Теперь, стоя перед леди Кристианой, Энни была полна решимости. Ей остался последний шаг - произнести древнее заклинание, и Чародейка уснет глубоким сном, разбудить ее от которого сможет только Энн. Ведьма надеялась, что если от этого чары волшебницы и не рассеются, то хотя бы ослабнут на столько, что смерть не будет угрожать леди Лиллиане, а невидимые оковы, связывающие реку, спадут. Тогда Энни сможет наконец получить так необходимую ей помощь.
Чародейка же, словно не замечая настроя Анны, продолжила:
- Это твое дело - верить мне или нет. Но я не делала, то в чем ты меня подозреваешь. Я не причастна к нападению на леди Лиллиану. Не то, что бы я никогда не пыталась ее уничтожить, и никогда не буду пытаться в будущем, но в этот раз это была не я.
- Я не верю тебе, - Энни была непреклонна.
- Я уже сказа, это твое дело. Но я говорю правду. Хотя бы потому, что я никогда бы не напала со спины, скрываясь под покровом ночи.
Энни стало не по себе, ведь сама она именно так и поступала, прокравшись в темноте, как вор или наемный убийца.
"Нет. Я не такая. Я всего лишь хочу помочь своей бабушке. Я не убийца. Чародейка всего лишь уснет, я найду способ снять проклятье, а потом разбужу ее. Я не совершаю ничего дурного", - но время внутренней борьбы со своей совестью прошло, сейчас надо было действовать быстро и уверенно, как никогда. Одна заминка и девушка пропала. Чародейка не простит ей промаха. Последует удар, ответить на который у Энни уже просто не будет сил.
И вот, собрав всю свою волю в кулак, она начала читать заклинание. В ее руках начал формироваться маленький энергетический шар, внутри которого сверкали крохотные молнии. Воздух вокруг девушки сгустился, как при грозе, пламя в камине потухло, комната погрузилась в темноту, разрываемую лишь свечение магического шара, который рос с каждой секундой. Когда Энни закончила читать заклинание, в ее руках было нечто, отдаленно напоминавшее маленькое грозовое облако, переливающееся всеми цветами радуги. Анна подняла глаза на чародейку, ожидая ответного удара, но волшебница не предпринимала никаких действий, она просто стояла у камина и смотрела на девушку с таким укором в глазах, с каким обычно смотрят на маленького провинившегося ребенка.
-- Я не убийца. Я делаю это во благо, - чуть слышно, словно мантру, повторяла Энни. Глубокий вдох и удар. Шар с невиданной силой сшиб леди Кристиану с ног. Волшебница ударилась о стену у камина и безжизненно осела на пол.
"Вот и все", подумала Энни. Чародейка была "заморожена", теперь осталось только ждать, когда ее чары достаточно ослабнут. Сама же Ведьма сейчас еле держалась на ногах, колени ее подкашивались, а голова кружилась - настала очередь отката после заклинания.
"Нет. Не сейчас. Я не могу упасть здесь. Вот выберусь отсюда, и тогда можно будет поваляться в постели пару дней", - сила самоубеждения великая вещь и Энни, держась за попадающиеся под руку предметы, направилась к окну.
Уже взобравшись на подоконник и готовая спрыгнуть с него в сад, Девушка обернулась и окинула взглядом всю комнату, на секунду задержавшись на леди Кристиане.
"Это во благо", - тихо повторила Энни.
"Ты совершила одну из самых больших ошибок в своей жизни", - словно эхо, прозвучал в ее голове смутно знакомый мужской голос.