Аннотация: Рассказ актуален в наши дни, так как действие в нем начинается с противостояния национал-патриотов и выходцев с Кавказа, схватившихся между собой на привокзальной площади...
Поздно вечером, на привокзальной площади, в свете фонарей случилась нехорошая драка между двумя группами молодежи - патриотически настроенными русскими экстремалами и выходцами с Кавказа. Дрались по-черному - с кусками арматуры, кастетами, нунчаками, ножами; кое-где, среди множества копошащихся тел тупо грохали выстрелы. На асфальте, под ногами дерущихся, темными пятнами расползалась кровь. Тут и там слышались выкрики: "Гады! Мочи их! Россия - для русских!"; и, с противной стороны: "Уроды! Наци! Свиньи! Аллах акбар!"
Молодые ребята, увлекшись, били стекла витрин. Поблизости горел киоск и чей-то перевернутый автомобиль...
После того, как прибыли омоновцы и оцепили площадь, несколько бритоголовых попробовали прорвать кордон. Они забросали людей в касках и со щитами камнями, кто-то отвлек на себя их внимание, и ряд пацанов проскочил под носом у ментов. За участниками потасовки погнались. Удирая со всех ног, ругаясь на чём свет стоит, ныряя в переулки и прячась за машинами, одинокий патриот, оторвавшись от преследователей, схоронился в конце концов в городском парке. И, выждав некоторое время, скользнул в темноте по знакомому адресу.
- Настя, открой!.. - забарабанил он в дверь, впрочем, не сильно громко. Дверь открылась, и заспанная Настя, причитая, впустила нежданного гостя.
- Боже ты мой! - тараторила она, вытирая кровь с разбитой, бритой головы молодого человека. - Да когда ж это кончится? Димка, милый, да сколько ж можно воевать? Сегодня остаешься у меня! Смотри, чтоб завтра отсиделся! Я утром на работу, а ты - чтоб ни шагу из дому! Нельзя так к себе относиться...
- Гады, - твердил сквозь стиснутые зубы Димка, дергаясь от прикосновения ватки с йодом. - Убью на фиг всех черных! Ой, как больно, осторожней!.. Заполонили Россию, сволочи...
И он еще долго бормотал проклятия, уткнувшись в настенькину грудь, а она гладила его, как малое дитя, и утешала его, и слушала, и слушала, и слушала...
***
Ночью, когда Дмитрий уснул, Настя обратилась к Богу.
- Господи, останови его! - попросила она пред иконкой. - Останови их всех! Вразуми их, ибо не ведают, что творят!
- И как ты хочешь, чтобы Я их остановил? - спросил Бог.
- Ты Господь! Всё в твоей власти!
- Есть дела Божеские, и есть дела человеческие, - нахмурился Бог. - Смешивать их негоже. Я не могу решать за человека его проблемы.
- Но ведь Ты можешь открыть им глаза! Показать, объяснить! Сделай так, чтобы их проняло, чтоб они испытали всё на себе! Прочувствовали то, что чувствуют те, другие!
- Ах, это! - Бог вздохнул с видимым облегчением. - Если ты просишь только это... Ну, такую просьбу Мне выполнить не трудно...
До утра Настя истово молилась перед образом и почему-то совсем не запомнила момент, когда ее сморил сон.
***
...Дмитрий открыл глаза от того, что в них брызнул солнечный свет. Сев на постели, он обвел взглядом пустую комнату - подруги его не было, видимо, она, как и обещала накануне, убежала на работу в самую рань.
Дмитрий прошелся по квартире, заглянул в туалет и только тут вспомнил всё, что случилось вчера вечером. Странное дело! - голова не болела совсем. Взглянув на себя в зеркало, Дмитрий поначалу даже не понял, что к чему. Всмотрелся. Выпучил глаза. Похлопал ресницами. Сглотнул слюну. Из зеркала на него смотрело абсолютно незнакомое лицо. Лицо какого-то кавказца. Причем с пышной копной иссиня-черных волос.
Некоторое время Дмитрий молча разглядывал эту непривычную физиономию. Потом потрогал себя за волосы, ощупал подбородок, нос, скулы. И закричал. Он кричал дико, неистово, и под конец, как будто не удовлетворившись, саданул рукой по зеркалу, разбив его на тысячи, тысячи мелких осколков.
Рука окрасилась кровью.
Дмитрий всё ещё кричал.
Он ударил вновь - на этот раз в стену. На стене остался кровавый след. Дмитрий надрывно зарычал, выскочил из ванной в комнату и заметался, как раненный зверь. Он вообще плохо соображал, что делает.
Последующие полчаса несчастный патриот трясся от омерзения и ужаса, изредка оглядывая себя в маленькое карманное зеркальце, которое отыскал у Насти на полочке. У него никак не укладывалось в голове, что такое с ним приключилось.
Потом он лежал плашмя на кровати и глухо стонал... Бессильно бил руками по подушке, кусал одеяло и вновь - кричал, крича, кричал.
Наконец в дверь позвонили. У Дмитрия замерло сердце - ему было страшно от того, что кто-нибудь увидит его в этом новом, чужом обличье. Он тихонько прокрался в прихожую и затаился. Из-за двери послышался голос: "Димка, это я - Борька! Мне сестренка сказала, что ты у нее остался! Давай, открой!"
Некоторое время Дмитрий никак не реагировал на призывы настиного брата. Он ждал, но Борька не уходил. Дело в том, что Борис, как и Дмитрий, был патриотом, и они вместе делали набеги на кавказцев по вечерам. В принципе договаривались сегодня встретиться... Поколебавшись, Дмитрий глянул в глазок - и обомлел: на лестничной площадке, прямо перед ним, стоял дюжий черный кавказец, вырядившийся в кожаную куртку Борьки и говоривший его голосом.
Повинуясь какому-то импульсу, Дмитрий открыл дверь - и тут же отпрянул, отпрыгнул, отскочил, вжавшись в стену коридора. Настин брат ступил в прихожую. И... остолбенело уставился на Дмитрия...
После секундной паузы с криком: "Вот гад!" Борис набросился на приятеля сестры. Оба молодых человека сцепились в поединке. Они яростно тузили друг друга, заламывали друг другу руки, хватали один другого за шеи. Потом вместе упали и катались по дорожке, ругаясь и тяжело дыша.
- Да погоди ты! - взмолился наконец Дмитрий. - Это же я, Дмитрий!
- Жопа ты черная! - хрипя от натуги, отвечал Борис. - Убью гада!
- Да ты на себя посмотри! - сопротивлялся Дмитрий. - Сам-то черный! Вот гляди! - он изловчился и дернул противника за волосы, задрал ему голову. Потом вырвался, резво отпрыгнул - чуть ли не на другой конец комнаты, схватил на лету Настино зеркальце и швырнул его оппоненту. - Видишь?!
Борис, задыхаясь от ярости, мельком взглянул на свое отражение и вновь было рванулся в бой. Потом притормозил... Как-то весь скукожился, уменьшился в размерах, стушевался... Неуверенно спросил у Димы:
- Это, что ли, ты? Блин, замаскировался?.. Вырядился под хачика?..
Потом подобрал зеркальце и с испугом уставился в него.
- Мама родная... - только и пробормотал он. - То-то я смотрю, прохожие на меня косятся как-то по чудному... Ну, дела...
***
...Почти весь день, часов, эдак, до пяти оба патриота сидели в настиной квартире, обмениваясь впечатлениями и мыслями. Тяжело, очень тяжело им было привыкнуть к тому, что их новый внешний вид не отвечает русскому идеалу. Их отчаянное положение усугублялось предчувствием разборок с друзьями. Конечно, никому из их группы ничего теперь не докажешь; побьют - и всё, а может быть, даже убьют совсем, - но и это, наверное, к лучшему, чем терпеть позор перевоплощения.
Да, и ещё очень не хотелось, чтобы Настенька - истинная русская женщина - застала их в таком ужасном, абсолютно недопустимом виде...
Безусловно, надо было уходить.
Оба товарища - Дмитрий и Борис - с тяжелым сердцем вышли из своего временного убежища. Вжав головы в плечи, не глядя в лица встречным горожанам, они тихонько, как мышки, пробирались задними улицами и переулками к месту сбора всех своих - к привокзальной площади. Больше всего на свете им не хотелось сейчас попасться знакомым на глаза.
Они миновали парк, обогнули - на всякий случай - милицейское отделение и вскоре услышали привычный стук колес проходящего где-то неподалеку поезда.
Итак, они оказались у вокзала.
Дмитрий предложил напарнику не высовываться лишний раз и спрятаться за деревьями маленького, грязного привокзального сквера. Борису не надо было повторять дважды. Вскоре, из-за деревьев, они увидели, как по одному, по двое к площади, пугливо озираясь, подтягивались какие-то молодые кавказцы, одетые почему-то в форму ребят их группы. Кто-то из них негромко обмолвился: "Антоха! Я здесь!.." (а Антоном звали их заводилу), и, причем, голос, окликнувший лидера, им показался очень знакомым.
- Это Сергей! - предположил Дмитрий, и они оба, уже почти не таясь, с виноватым видом вышли из-за деревьев.
Вскоре вся группа молодых патриотов - выглядевших, впрочем, теперь не так, как прежде, - собралась в кружок неподалеку от сквера. Молча и настороженно парни наблюдали друг за другом и, понятное дело, то, что они видели, не нравилось им совершенно.
- Что будем делать?.. - спросил вожак, грустно повесив свой орлиный кавказский нос.
- Что-что... Спасать Россию уже не получится, - уныло ответил кто-то из толпы.
***
Часам к восьми вечера на площади показалась группа бритоголовых людей славянской национальности. Они вели себя довольно агрессивно и задирали случайных прохожих. В руках у них были цепи, кастеты, дубинки, куски арматуры, нунчаки.
Патриоты, нахмурившись, со злостью наблюдали за пришлыми.
- Эй, Махмуд, посмотри на этих уродов! - показал пальцем на ребят у сквера один из вновь прибывшей группы.
- Конкретные свиньи, - ответил главный среди славян. - Прикинь, Рамзан, и как только таких земля носит?
- Слушайте, вы! - принял вызов Антон, вожак патриотов. - Давайте, валите отсюда поскорей! Здесь не ваша территория!
- Вон из города! Сволочи! Заполонили всё! - поддержали своего Дмитрий и Борис, поигрывая мускулами.
Пришедшие рассредоточились и заняли боевую позицию.
- Ты мне еще рот раскрой, гяур проклятый! Аллах акбар!
- Мочи их, братва! Пусть убираются, откуда приехали!!!
С громкими воплями патриоты бросились в атаку. Некоторая, скорей психологическая заминка вышла с тем, под какими лозунгами вести сражение. Насчет России для русских как-то уже не получалось; само собой сложилось новое: "Белые жопы! Не фиг топтать нашу землю!"
Через несколько минут свалка перед вокзалом превратилась в жуткое побоище. Дрались отчаянно, жёстко, не щадя противника и не соблюдая никаких правил чести. Весь асфальт, тут и там, постепенно заполнился лужами ярко-красной крови...
***
Где-то наверху Господь Бог, не спеша, помешивал ложечкой в чашечке с кофе. Попивая горячий напиток, он задумчиво смотрел вниз, на землю...