Ощущения начали возвращаться лишь тогда, когда после свежей ночи июньский рассвет принялся настойчиво припекать распростертое на голых камнях тело. В голове звенело и гудело, а во рту была омерзительная сушь, словно после той первой в жизни пьянки с парнями из Двенадцати Хуторов. На следующее утро Витим, мучаясь головной болью и нестерпимой жаждой, прятал глаза от укоризненного взгляда тетки Мариты, которая отпаивала его каким-то горьким отваром, и клялся никогда не брать в рот хмельного. Разумеется, клятву свою он не раз нарушал, но уже никогда настолько, чтобы мучиться похмельем.
"Как это меня опять угораздило", - рассеянно соображал он, пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Почему-то вместо деревенской площади и пущенной по кругу фляги с пойлом из перебродившей брусники назойливо лез в мысли какой-то монастырь и длинные богослужения...
Витим попытался открыть глаза, но тут же вынужден был их зажмурить: яркое солнце ударило по голове не хуже кузнечного молота. Облизнул потрескавшиеся губы, но легче не стало. Завозился, пытаясь приподняться, но тут же со стоном рухнул обратно: все мышцы ныли, как тогда, когда он впервые в жизни спал на голой земле; горели ссадины и синяки, словно снова скатился с горного перевала в кусты ежевики.
Внезапно палящие лучи заслонила тень, исцарапанной щеки коснулась прохладная ладонь, приподнимая его голову, и в рот полилась живительная влага. Витим жадно пил: такого наслаждения он давненько не испытывал.
От воды в голове прояснилось, парню удалось сесть и даже сфокусировать взгляд на спасителе. Увиденное зрелище заставило его забыть обо всех недомоганиях и резво вскочить на ноги.
Спокойно глядя на него, Тасар протягивала флягу.
-Ты? - Витим слегка покачнулся: слабость все-таки не прошла. И внезапно вспомнил все, что произошло вчера. Мелькнула паническая мысль, он ухватился за лежащий рядом мешок и с облегчением вздохнул: книги были на месте. - Ты что здесь делаешь?
Девушка пожала плечами:
-Странный вопрос. Разве это не ты увез меня из монастыря?
-Ну да... - Витим растерянно потер висок и поморщился: запекшаяся кровь неприятно стягивала кожу. Поверх раны обнаружилась грубая, но плотная повязка, которая, вероятно, и остановила кровотечение. - Но почему ты не вернулась и не привела стражниц? Башни же вон, видны отсюда.
Тасар присела на камень спиной к видневшимся из-за холма каменным зубцам, за которыми ослепительно сверкали в лучах утреннего солнца белоснежные вершины, и улыбалась каким-то своим мыслям, устремив взгляд туда, куда убегала зажатая между скалами дорога:
-Считай, что ты меня заинтересовал. Впервые в жизни вижу, чтобы человек рискуя свободой проник в тщательно охраняемую крепость, а в заваленном сокровищами подземелье выбрал три ветхие книги. И потом, пока я бегала бы за помощью, ты мог истечь кровью, а убивать тебя я вовсе не намеревалась, что бы ты там себе не думал.
-Что ж, спасибо, - Витим отобрал у нее флягу и надолго припал к горлышку. - Можешь идти - теперь я способен сам о себе позаботиться. Но учти, книги я не верну, даже в благодарность за помощь.
-Нехорошо, - весьма равнодушно заметила девушка, не отрывая взгляда от просвета в каменной теснине. - Монахини нечасто читают написанные две тысячи лет назад тома, но они принадлежат им.
Витим закинул мешок на плечо, повесил флягу на пояс:
-Ладно, Тасар, только не надо нравоучений. Пока, мне пора.
-Рианнон.
-Что? - Витим, уже повернувшийся чтобы уйти, остановился.
-В монастыре всем послушницам дают новое имя, в знак того, что начинается новая жизнь. Но поскольку я туда возвращаться не собираюсь, можешь звать меня так, как окрестили мать с отцом.
-Не собираешься возвращаться? - Витим опешил. - А что же ты будешь делать?
Девушка вновь неопределенно пожала плечами, не трогаясь с места и по-прежнему не глядя на парня.
-Пойду по этой вот дороге. Куда-нибудь она меня выведет.
-С ума сошла? До ближайшего поселения несколько дней пути, а в горах такие твари водятся, что и пикнуть не успеешь, - он с содроганием вспомнил пауков-гигантов и их жутких трупников, которых горцам так и не удалось полностью истребить. И это помимо обычных хищников и пещерной нечисти, которыми всегда изобиловали Семиветровые горы.
Да и предгорные долины никогда не считались безопасными местами, кроме дикой природы здесь почти повсеместно промышлял лихой люд - воинственные сардвиты жили севернее, и те, что скрывались от закона, могли чувствовать раздолье. Селиться здесь отваживались только такие же лихие крестьяне и рудокопы, чьи деревни неизменно превращались в укрепленные периметры, обнесенные заостренным частоколом и увенчанные дозорной башней с тревожным колоколом и, на всякий случай, трутом для сигнального маяка. Одинокого путника в этих краях встретить было почти невозможно: по наезженным трактам двигались только многочисленные караваны под сильным, хорошо вооруженным конвоем. В долине Подгорной реки существовали целые поселения проводников: наемная охрана должна была обладать немалым опытом и стоила немалых денег. Жизнь мирных поселенцев была подобна военным действиям, но ископаемые богатства гор манили и трудяг, и авантюристов.
Рианнон наконец перевела взгляд на парня:
-Жаль, - спокойно сказала она. - Но в монастырь я не вернусь. Значит, надо идти на юг.
Витим переминался на месте, не зная, на что решиться.
-Да у тебя ни еды, ни воды, - он снова попытался воззвать к голосу разума, - ни оружия, ни лошади... кстати, а где лошадь?
-Ускакала назад, пока я с тобой возилась, - Рианнон вновь пожала плечами, пытаясь поправить непослушные пряди, развевающиеся на ветру, а потом слабо улыбнулась. - Хочешь так просто избавиться от мук совести? Не выйдет. В том, что со мной случится, будет и твоя вина. Если б не ты, я послушно дала бы обет, как того хотели все. Кроме меня. А теперь я свободна, пусть даже эта свобода продлится всего несколько дней. Или даже часов.
Она легко поднялась с камня и, подобрав подол, стала осторожно спускаться в сторону дороги.
-Прощай, - крикнула девушка не оборачиваясь.
Витим даже крякнул, глядя, как ее ноги в изящных кожаных туфельках неловко ступают по острым гребням, оскальзываясь и спотыкаясь на каждом шагу, а длинная юбка так и норовит зацепиться за край камня или редкий чертополох. Очевидно, эта девушка в жизни не ходила по горам. Возможно, она и не доберется ни до людей, ни до хищников.
Выругавшись про себя, Витим в несколько прыжков догнал Рианнон.
-Послушай, если ты пойдешь по дороге, тебя тут же обнаружат поисковые партии из монастыря. А если будешь двигаться стороной, свернешь шею.
-Что ты предлагаешь? - в ее голосе появился металл. - Не пытайся убедить меня вернуться, в "Северной обители" я окажусь, только если меня отволокут туда силой, ясно?
Витим почувствовал серьезнейшее искушение воспользоваться этим способом, когда она снова повернулась в нему спиной и продолжила свой путь. На этот раз приняв усовершенствования: подол юбки Рианнон заткнула за пояс, одной рукой придерживала лезущие в глаза волосы, а другую вытянула для равновесия в сторону.
-Ну хорошо, - Витим глубоко вздохнул и мысленно прикинул путь к долине Подгорной. Дней семь-восемь. Ах да, с ней все пятнадцать... - я тебя провожу, раз уж так вышло, - он весьма вовремя подхватил девушку под руку. - Куда ты хочешь попасть?
Рианнон подняла взгляд, невольно повиснув на его руке: после того, как нога соскользнула с двухсаженного обрыва, было тяжело справиться с дрожью.
-Все равно.
-Как так все равно? - Витим почувствовал, что начинает злиться. Разумеется, потому, что девушка лепечет какую-то чушь, а вовсе не из-за того, что только сейчас заметил, как ослепительно в ее глазах отражается ярко-синее небо...
-А так, - отрезала Рианнон, отворачиваясь, чем заставила Витима почувствовать еще большее раздражение. Конечно, из-за резкости тона, а не потому, что его лишили удовольствия любоваться этими удивительными глазами, - мне некуда идти.
-Но есть же у тебя родители, друзья, дом, наконец!
-Моим домом должен был стать монастырь. Все просто до смешного: я из Палемина. И я одна из близнецов.
Витим помог девушке взобраться на крутую тропу, уводя от дороги. Без десятка воинов на нее лучше не ступать. Рианнон не возражала: похоже, ей и впрямь было все равно, куда идти, лишь бы подальше от "Северной обители". Миновав свой недавний наблюдательный пункт, Витим откопал тщательно спрятанный между камнями лук, небольшой меч и скромный запас провизии.
-Ну и что? - спросил он, когда они выбрались на более или менее ровный карниз, который сначала нависал над ущельем, где вилась дорога, а потом уходил восточнее, теряясь в бесчисленных валунах, уступах и глыбах скал. Здесь, в южной части Семиветровых гор, не было значительных вершин, и путь обещал быть не особенно утомительным. - При чем тут близнецы и Палемин?
Рианнон удивленно посмотрела на него:
-Как, тебе это все не объясняет? Ах ну да, конечно. Ты ведь живешь где-то неподалеку, в деревне, да? Прости, я подумала, что раз тебе нужны книги, то ты их читаешь.
Витим открыл было рот, но тут же его захлопнул. Да, увлекшись историей минувших тысячелетий, он упустил из виду последние столетия. Вероятно, в Палемине есть некий обычай.
Но почему, черт побери, он терпит язвительные замечания этой особы? Он имел полное право преспокойно бросить ее на произвол судьбы - она сама себе выбрала самоубийственный путь. А девчонка не только восприняла его благородный жест как должное, но и намеревается над ним издеваться.
Витим угрюмо сжал губы. Пусть себе насмехается. Посмотрим, что запоет, когда голод допечет.
-Видишь ли, в 11618 году в Палемине произошла гражданская война, - Рианнон непринужденно, словно на балу, опиралась на руку парня и рассказывала, как ему казалось, злорадно-поучительным тоном. - Дело в том, что у короля Приода было двое сыновей-близнецов, Гамар и Шаммас. А после смерти отца оба заявили свои претензии на престол, причем у каждого нашлись свои сторонники среди лейдов. По закону корона должна принадлежать старшему в роду, но... так вышло, что каждый из принцев считал себя старшим! Их мать умерла во время родов, а повитухи, то ли совершенно бестолковые, то ли подкупленные кем-то ловким, и внесли путаницу. Одна утверждала, что первым родился Гамар, вторая с уверенностью заявляла, что Шаммас. Третья, известная своей честностью и опытом старуха к моменту смерти короля Приода справила девяностолетие и слегка тронулась умом: сегодня говорила одно, завтра - другое. Церемониймейстер, который вписал имена принцев в хронику двора в день их рождения, умудрился не указать, кто из них появился на свет первым. Долгое время все руководствовались простой очередностью: первым стояло имя Гамара, а потому старшим считали его. Однако церемониймейстер уже давно упокоился с миром, и не мог рассказать правду, а все остальные имели сведения лишь со слов повитух или из хроники... Тем не менее, притязания Гамара выглядели более правомерными, а потому он стал следующим королем Палемина. Шаммас же не отступил. Он собрал целую армию из своих сторонников, и сражения шли несколько месяцев. Жертв было множество, страна оказалась почти опустошена, и прекращения смуты не предвиделось. Но тут ослабленный Палемин, изнуренный междоусобицей, показался воинственным соседям лакомым куском. Войска солнцепоклонников Таврита пересекли границы на севере, на юго-западе собирались полчища Саратога. Узнав об этом, братья малость опомнились. Они заключили вынужденный мирный договор, по которому Шаммасу отошли земли южнее Оминарии и Иссоли, и выступили против захватчиков. Однако гражданская война сделала свое черное дело. Таврит был отброшен с огромными потерями, но на бешеные орды саратожцев сил уже не хватало. С тех пор границы Палемина, прежде доходящие до реки Полокты, переместились на северо-запад почти на двести верст, - Рианнон вздохнула. - Именно тогда в Палемине и Шальте появился обычай: если в семье есть близнецы, то один должен или умереть, или отречься от мирской жизни.
Витим с интересом слушал рассказ, искоса разглядывая свою спутницу. Она оказалась высокой для женщины, всего на каких-нибудь два вершка ниже Витима с его ростом в два с половиной аршина. Светло-каштановые, с золотистой искрой волосы никак не желали покорно оставаться в длинной косе, и в них с удовольствием путался ветер. Еще вчера бледное, лицо с четко очерченными высокими скулами, пухлыми губами и красиво изогнутыми бровями разрумянилось, глаза блестели от предвкушения свободы. "Она, безусловно, красива, - думал Витим. - Но слишком ухоженные руки, лишенная и тени загара кожа, хрупкое сложение. А главное - безрассудность. Аристократка, одно слово".
-Ну и что? - спросил Витим, когда Рианнон замолчала. - Я хочу сказать, - быстро поправился он, - речь идет о мужчинах, к тому же о принцах. А ты разве наследница престола?
-Нет. Но мы с сестрой - старшие дочери лейда, а майорат наследует только один.
-Глупо, - буркнул парень. - Если известно, которая старше, ей все и достается. Зачем младшей при этом хоронить себя в монастыре?
-Я старшая, - улыбнулась Рианнон, - но отец выбрал Далию. Традиция предписывает "любить и лелеять близнецов одинаково", и лишь по достижении ими совершеннолетия сделать "разумный и сострадательный выбор". Здесь имеется в виду, что следует принять во внимание склонности и характер обоих и отправить в монастырь того, кто более склонен к этому.
-Более склонен? - у Витима глаза полезли на лоб. - Что же тогда представляет собой твоя сестра?
Девушка звонко, весело рассмеялась. Она заметно наслаждалась дорогой, хотя и спотыкалась, подворачивая ноги, наслаждалась свежим ветром, который осыпал ее пылью, и жарким солнцем, обжигающим кожу. Всего этого прежде она прежде была лишена, и всю оставшуюся жизнь по велению отца ей предстояло провести вдали от этого.
-Моя сестра спокойная, послушная, набожная и добрая. Вот она не стала бы возражать против монастыря. Но отец решил, что такая дочь принесет куда меньше хлопот, чем я. Мне казалось, я смирилась - но вот нет. Это все был только самообман. Стоило увидеть солнце не сквозь ржавую решетку, как я поняла, что назад не вернусь, - Рианнон подняла голову к ясному небу и позволила ветру перекинуть рассыпавшуюся косу через плечо. - Уходить в монастырь должен тот, кто желает посвятить себя служению Богу и Богине. Как мать Сурима. Из всех остальных получатся капризные ипохондрики или бестолковые сплетницы.
На Витима, с его резким неприятием принуждения, эти слова произвели впечатление. На месте Рианнон, понимал он, сбежал бы намного раньше.
Но что же с ней делать? На самом деле, вести в долину Подгорной имеет смысл лишь в том случае, если оттуда она отправится дальше, в более обжитые районы. Потому как ни на одном из хуторов девушке делать нечего. Там никто не принимает нахлебников из сострадания: за пищу и кров потребуют плату. Юная аристократка не умеет работать, и в поле, и на кухне от нее проку мало. Что же остается? Нетрудно представить. Грубые хуторяне не постесняются потребовать от невинной девушки расплатиться собственным телом. Лучше ли такая свобода, чем оставленный в монастыре плен? Рианнон просто не понимает, что ее ждет. Где ей, изнеженной знатной даме, родившейся на пуховых перинах, в достатке и благополучии, представлять уклад жизни крестьян и рудокопов!
Вывод напрашивался сам собой. Двенадцать Хуторов. В Отроге всегда было спокойнее. Суровый климат, близость горцев, бедность шахт и малые урожаи всегда отпугивали охотников за приключениями. Поэтому люди, издавна привычно возделывающие свои каменистые огороды да бродящие по глухим лесам, там были куда доброжелательнее и милосерднее. Витим надеялся, что по его просьбе плотник с женой примут и еще одну дочь.
К его несказанному изумлению, за весь день девушка ни разу не пожаловалась. Закусив губы и тяжело дыша, она упорно шла по камням, пока Витим не замечал, как все тяжелее становится ее тело, висящее на его руке, и объявлял привал. Рианнон мешком падала на землю и молча неподвижно лежала, пока Витим разыскивал ручей и приносил напиться. Останавливаться пришлось много раз, но всегда по предложению парня: глядя на девушку, он вспоминал свой первый в жизни поход в горы с Брейн. Платье Рианнон пропылилось и кое-где порвалось, а туфли пришли в негодность после первых же нескольких часов. Критически осмотрев тонкую, кропотливую работу неизвестного мастера, Витим принес из зарослей несколько кусков плотной коры и соорудил некрасивые, но гораздо более прочные опорки. Девушка не возражала: вероятно, ей все-таки не было безразлично, двигаться одной или со спутником.
К первым сумеркам, когда солнце скрылось за огромными, застилающими полнеба западными пиками, путники вышли к горному озеру, лежащему в небольшой ложбине. С севера и востока озеро охватывал настоящий лес, южный берег был плоским, а саженей через триста обрывался ниже, уступами спускаясь в огромную сухую каменистую долину, усеянную неровными зубцами скал. С запада в озеро вдавалась длинная узкая песчаная коса, полностью лишенная растительности.
-Отличное место для ночевки, - сказал Витим, внимательно оглядывая каждый аршин берега.
Рианнон с надеждой подняла голову - и конечно, тут же споткнулась.
-Наконец-то лес, - вырвался у нее стон при виде деревьев.
-Не лес, - возразил парень, осторожно обходя край зарослей, подступающих к самой воде, и увлекая девушку к полуострову.
-Здесь? Но ведь тут, у воды, будет ветер! Нигде никакого укрытия. И костер будет виден на десять верст!
-Ишь ты, а у тебя еще, оказывается, есть силы спорить, - иронически заметил Витим. - Может, пойдем дальше?
-Нет! - вопль вырвался прежде, чем она успела придумать чинный и чопорный ответ.
Они расположились у воды, на самой оконечности косы.
-Сиди здесь, не вздумай никуда уходить, - приказал Витим, вынимая меч. - Я за дровами.
В заросли он проник со всей возможной осторожностью. Выставив вперед большой ветвистый сук, он крался бесшумными шагами и напряженно тянул носом воздух, пытаясь уловить специфическую вонь разложения. Лишь прочесав перелесок западного берега вдоль и поперек, он позволил себе углубиться в чащу с севера, где можно было набрать сухого валежника. Вроде бы, долина не была заражена этим проклятьем, от которого вот уже десять лет страдают горцы, однако терять бдительность рано.
Набрав охапку хвороста, Витим вышел на берег - и оцепенел. Коса была пуста.
Швырнув дрова, он бросился в лес.
-Рианнон!
"Неужели я пропустил? - билась паническая мысль. - Как они успели?"
Он едва не налетел на девушку, выскочившую из-за куста:
-Что случилось?
-Какого демона тебе там понадобилось? - заорал он, вне себя от злости и облегчения. - Я же велел сидеть на месте, у тебя не все дома? Хочешь попасть на обед пауку-гиганту?
Красная как рак, девушка попятилась:
-Мне надо было отойти...
Витим осекся, сообразив, что она имеет в виду, и невольно сам краснея.
-Извини, - пробормотал он, - я не подумал. Но все-таки отныне тебе придется предупреждать меня и ждать, пока я проверю место. В горах водятся очень опасные твари.
Он повернулся и пошел собирать оброненный хворост.
-Спасибо, - сказала вдогонку девушка, - ты и впрямь волновался за меня?
Витим ничего не ответил, только ускорил шаг. Он понимал, что повел себя странно. Обычно он не склонен к паникерству, да и лес только что обошел - но в тот момент это почему-то не пришло в голову.
Когда спустилась ночь, костер весело трещал на самом сухом холмике полуострова. Витим поделился скудными остатками вяленого мяса, которое захватил из дому: он больше рассчитывал на охоту, поэтому запасы делал лишь на крайний случай.
-Спасибо, я не голодна, - протянула Рианнон, невольно поморщившись при виде темной жесткой полоски, которую парень с видимым трудом рвал зубами.
-Ешь, - приказал тот. - Яств не обещаю, но у тебя сегодня крошки во рту не было. А я не желаю завтра весь день нести тебя на руках, потому как ты непременно свалишься.
Рианнон вздохнула и покорно, но без всякого энтузиазма вонзила зубы в мясо. От усталости она и впрямь не чувствовала голода, и жевала только чтобы не рассердить Витима.
Несмотря на видимую беспечность, с которой она покинула надежную крепость монастыря, отрекшись попутно от родных, Рианнон понимала, что без этого странного парня ей не выжить. В первые минуты свободы ее это не особенно волновало, девушке казалось, что ее жизнь кончилась, когда разъяренный отец почти вышвырнул ее из дома в Заитане, но не желала лишь окончить ее в клетке. Теперь она с удивлением обнаружила, что по-прежнему жива, и что жизнь продолжается.
-Стало быть, тебе уже восемнадцать? - чтобы не молчать спросил Витим, вороша угли. - Я думал, не больше шестнадцати.
-Мне семнадцать, - охотно откликнулась Рианнон, тайком пряча остаток мяса, и по твердости, и по вкусу больше похожего на подошву, - и я должна была ехать в монастырь только через год, но недавно мы с сестрой обманули отца. Он пришел в ярость и приказал мне убираться.
-Родной отец? - Витим не понимал. Своего отца он никогда не знал, но не мог себе представить обиды, за которую плотник Каро или старик Легерлей выгнали бы его из дому.
-Может быть, у крестьян семейные узы крепче, - грустно кивнула девушка, глядя в огонь, отчего ее глаза приобрели золотисто-желтый, светящийся окрас, заставив парня вздрогнуть. - Когда отец собственноручно швырял мои вещи в сундук, бабушка сказала, что аристократия Палемина вырождается. И я думаю, она права. Следуем каким-то варварским традициям, загоняем в оковы сами себя. Может быть, я и не лучший представитель семьи, и может, нрав у меня не подходит знатной даме, но я ведь никогда не стала бы драться с сестрой за наследство. А этого никто не удосужился выяснить! Только бабушка мне сочувствует, только она пыталась за меня заступиться. Отцу ни до нас, ни до нашего младшего брата никогда дела не было, а мама слова ему поперек не скажет, поплачет и покорится. Сестра умоляла, на колени падала, но отец отшвырнул ее, а потом запер в комнате.
Ее голос сорвался. Витим понял, что девушке нелегко рассказывать, и не заплакать ей стоит огромного усилия.
-А ты? - невольно спросил он.
-Я - нет, - Рианнон гордо вскинула голову. - Я знаю, что это бесполезно и не собираюсь унижаться. Я не нужна своей семье, а значит так тому и быть.
-Чем же ты так рассердила отца?
Она вытерла слезу, все-таки скатившуюся по округлой щеке, и озорно улыбнулась:
-Мы его здорово обманули. Видишь ли, отец свой выбор сделал уже давно, и с тех пор я всегда сидела дома, а на все празднества, приемы и торжественные события брали только Далию. Думаю, не многие знакомые отца знают, что у него две дочери, а не одна. Но мне, конечно, до смерти хотелось побывать хоть на одном. А недавно отцу пришло приглашение в Дориан, на праздник, посвященный дню рождения императрицы Лотарии - в этот день в Тардову съезжаются все знатнейшие лейды империи, а еще Лавардена, Палемина, Шальты. Бывают представители Саратога, иногда степняки и даже моряне. А тут Далия прибегает в слезах: оказывается, здесь, в Заитане, она встретила мужчину своей мечты и сейчас никак не может уехать. Вообще-то я не должна была попустительствовать, мне следовало бы предостеречь сестру, и так далее, но во-первых, кто я такая, чтобы ее осуждать? Если бы я кого-нибудь встретила, то даже не стала бы просить помощи. Ну а кроме того, мне так хотелось поехать... Мы с Далией очень похожи, и отец нас не различает. Правда, прежде мы этим не пользовались. Словом, в Тардову отправилась я. Это было так замечательно! Сначала мы плыли на небольшом челне по Оминарии, а в Понтинике перебрались на настоящий морской корабль - огромную галеру с тремя рядами весел и красно-желтым парусом. Море! Ты не представляешь, что это за красота. Безбрежная синь, в которой словно разлито расплавленное серебро в солнечной дорожке, а вечером - целый океан золота. Утром прозрачно-лазурное, как кристалл, но не застывшее, а живое, трепещущее и прохладное. Как бы я хотела вновь увидеть море!
Лицо девушки выражало такое восхищение тем, что виделось ее воображению, что Витим невольно позавидовал. Он тоже видел море - в Вейнаре. Но тем хмурым осенним днем оно было серым и холодным, тяжелые рваные волны с белыми барашками сердито накатывались на мокрую гальку, осыпая причалы и набережную мелкой, противной взвесью брызг. А темные лодки рыбаков и китобоев, заваленные грязными сетями, насквозь пропахшие рыбой, пропитавшиеся сыростью и покрытые склизкими водорослями, отнюдь не вызвали восхищения.
-Ты увидишь море, обещаю, - невольно сказал Витим и осекся. Кто он такой, чтобы обещать ей что-то? Чтобы загладить оплошность, он быстро перевел разговор на другую тему: - а как праздник в Тардове?
Рианнон только отмахнулась. Она вроде и не заметила его промашки:
-Это оказалось совсем не так интересно, как я себе представляла. Скорее утомительно. Может быть, я просто не привыкла к такому - ведь меня готовили к тиши монастыря, и торжественные приемы не для меня. Толпы незнакомых людей, шумные, смеющиеся, болтающие вроде обо всем, но в то же время ни о чем. Оказалось, что я должна поддерживать разговор хотя бы несколько минут со всеми, кого мне представили - а таких был не один десяток. За день следовало переодеваться, менять прически и драгоценности четыре-пять раз: утреннее платье, наряд для прогулки, затем все переодеваются к обеду, а вечером - бальный туалет. Почти весь день тратится только на переодевание и причесывание, уму непостижимо! Развлечения затягиваются до середины ночи, а то и до рассвета: танцы, фейерверки, маскарады, представления балаганных артистов, музыкальные вечера, карточные игры для мужчин и замужних дам. И море выпивки и обильных закусок. Бесконечная болтовня, флирт, шушуканье. С середины вечера, когда веселье в самом разгаре, у меня начинало сводить челюсти от подавляемой зевоты. А тут надо улыбаться кавалерам, придумывать остроумные ответы на их банальные замечания. И ловко отбривать колкости молодых лейдин, которые, словно фехтовальщики на дуэли, с милой улыбкой наносят удары, чтобы затоптать дебютантку и избавиться от потенциальной соперницы. Видишь ли, все юные аристократки мечтают о выгодных браках и заранее плетут интриги, стараясь заполучить лучшую партию, - Рианнон весело рассмеялась. - Ничего удивительного, что самые выгодные женихи при дворе шарахаются от девушек на выданье, словно от алчных хищниц. Но что же им поделать, бедняжкам, если с самого рождения им твердят, что смысл жизни дочери лейда - выйти замуж так, чтобы упрочить положение семьи в обществе и произвести на свет наследников славного рода? Наверное, я одна в этом пестром сборище юных лейдин не бросала ни на кого завлекающих взглядов, ни перед кем не роняла платков и никого не умоляла принести мне стакан воды - еще бы, ведь меня никто не учил подобным ухищрениям, и я не считала своим долгом выйти замуж. Может, поэтому утомленные кавалеры предпочитали именно мое общество, не подозревая, что это мне вовсе не нужно, а молодые лейдин все как одна превратились в моих заклятых врагов. Бедная Далия, как ей придется несладко на следующем приеме, где она встретится с этими дамами!
Витиму не очень нравился рассказ, но он старался не анализировать, что именно в ее словах ему не по душе. То ли за живое брала бездарность времяпрепровождения тех, кто считался самыми достойными, просвещенными и славными представителями человеческой расы. То ли раздражала череда воображаемых блестящих кавалеров, располагающих громкими титулами, обширными землями и славным именем, обступивших Рианнон.
-Мама, конечно, узнала меня еще когда мы плыли по Оминарии, - продолжала тем временем девушка, - и тут же расплакалась, дрожа от страха перед отцом. Я убедила ее промолчать, но с каждым днем она все больше боялась. Устраивала истерики со мной наедине, порывалась бежать к отцу с повинной, бледнела и заикалась при его появлении - и само собой, однажды выдала меня. Можешь представить - отец вышел из себя. Оттаскал меня за косы, запер маму в спальне, а назавтра мы поспешно, ни с кем не попрощавшись, отплыли в Заитан. Сначала я удивлялась - чего это он так разошелся, ну подумаешь, поменялись, невинная шутка. А потом сообразила: он перепугался, что я пытаюсь занять место Далии. Уже сейчас! А что будет через год? Может, мое честолюбие и жажда власти подтолкнет меня найти сторонников, строить козни против сестры и развязать противостояние в его доме! Смешно... - грустно покачала головой Рианнон. - Отец воспринимал меня как опытную, искушенную в жизни интриганку, а не как наивного семнадцатилетнего подростка, - она вздохнула. - Теперь-то я понимаю, как была глупа, полагая, что никакой беды от нашего маленького обмана не будет. Ну да ладно. Теперь все это уже не имеет значения.
Костер постепенно затухал. Покрытые пленкой пепла угли хранили достаточно жара, чтобы защищать от вечерней прохлады, но их рдеющий свет уже не мог преодолеть окружившую озеро тьму.
Рианнон и Витим не отрываясь смотрели во мрак. Спустившаяся на Семиветровые горы безлунная ночь разогнала облака, открывая взгляду глубокое, бесконечное небо, усеянное яркими искрами. Неподвижный воздух не тревожил покой водной глади, и маслянистая черная вода словно вобрала в себя эту звездную высь. Казалось, что мир вокруг них состоит только из этой мерцающей черноты - звездное пространство было и сверху, и снизу, и между ними, оно ощутимо наполняло воздух, охватывая своими незримыми объятьями две маленькие фигурки, замершие в безмолвном восхищении. Витим ничуть не удивился, когда невероятные глаза Рианнон превратились в две самые яркие звезды, затмившие сияние настоящих. Девушка чувствовала, как кружится ее голова - они двое летели среди звездной пустоты, и только лицо сидящего рядом парня, лицо с загорелой, обветренной кожей, с жесткой линией губ, со светлыми прядями волос, упавшими на карие глаза под выгоревшими ресницами и широкими темными бровями, было неподвижным, надежным, спасительным.
Впервые за долгий путь из Заитана она остро почувствовала свое одиночество. До сих пор все было будто во сне: невозможным, нереальным. Внезапность перемен, пусть и ожидаемых, но от этого не менее жестоких, повергла в состояние, близкое к шоку. И только сейчас Рианнон словно очнулась, осознав, что дверь в прошлое со зловещим лязгом гулко захлопнулась за ее спиной. Она почти наяву слышала удаляющиеся шаги того, кто задвинул засов, навсегда отгораживая ее от привычного, безопасного, защищенного, благополучного мира, и оставляя наедине с незнакомой, загадочной бесконечностью.
Рианнон сама не заметила, как прижалась к единственному человеку в целом мире, который проявил к ней участие, крепко вцепившись в его сильную руку.
-Прости, Витим, но я не могу выполнить твою просьбу.
Плотник Каро покачал головой, изобразив искреннее сожаление, но слова его прозвучали твердо. Витим и его приемный отец сидели на поленнице в пыльном дворе большого, добротного бревенчатого дома, обнесенного дощатым забором. Скрипело колодезное колесо, посверкивала на солнце вода, переливаясь в ведро в руках двух бойких мальчишек - плотниковых сыновей. За углом громко квохтали куры, мычала домашняя скотина - дочери хозяина понесли им корм. Рианнон и сострадательная, радушная тетка Марита остались в доме.
-Ты знаешь, я люблю тебя как сына, - продолжал Каро, пуская из глиняной трубки - подарка Витима - деликатные облачка дыма и деловито обстругивая длинный прут для удилища младшенькому, большому любителю рыбалки. - Двери моего дома всегда открыты для тебя. И для твоих друзей. Но не проси о большем, не проси о том, что мне не под силу. У меня жена и шестеро детей на шее. Хотя двое старших, Рейвин и Тодд, хорошие работники, да и девочки, Ниола с Галеной, помощницы хоть куда, но жить становится все труднее.
-Когда ты меня взял, жить не легче было, - хмуро промолвил Витим. - В Отроге всегда нелегко.
-Не скажи, - размеренно ответствовал плотник, - жизнь меняется, и с каждым годом все сильнее. Земля родит все меньше, дичь и рыба уходят, мы нищаем. Вот уже и мое ремесло стало приносить меньше дохода: в округе мало кто строится. Люди обеспокоены нехваткой пищи, одежды, дров на зиму - кто же в такое время о новых хоромах думает. Только когда уж совсем крыльцо провалится или стена подгниет, угрожая рухнуть - тогда плотника зовут. А в Вейнар с лавками или даже телегами и соваться нечего - там своих в избытке, да не наших, деревенских, а красивых, резных, расписных... Эх...
-Сколько помню тебя, ты всегда это говорил, дядя, - Витим начинал горячиться. - Просто семнадцать лет назад ты моложе был, веселее, и все трудности меньшими казались. А ведь один пятерых кормил, и меня, четырехлетнего, не задумываясь принял. Теперь же у тебя столько сильных помощников! Да и я в долгу не останусь, ты же знаешь. В прошлые годы у тебя и мяса больше, чем у остальных хуторян было, и теплых шкур хватало, и рубахи шить тетке Марите было из чего. Ну как мне к старику Легерлею в его тесную башню девушку привести?
-Не спорю, твоя помощь неоценима для нас, - согласился плотник по-прежнему степенно, но в его тоне слышалось то ни с чем не сравнимое деревенское упрямство малообразованного, но привыкшего жить своим умом человека, которое раз приняв решение, не принимает никаких доводов и не дает сбить себя с панталыку. - Но и я знаю, что говорю. Мир меняется, хотя ты и не можешь этого помнить, больно молод. В тот год, когда бродячие артисты заезжали в Двенадцать Хуторов, был третий неурожай подряд. Только потому мы держались, что год перед ними на диво удачный был, и зерна запасли столько, что пришлось новый амбар строить. Который с тех пор пустым и стоял, пока я его в хлев не переделал. Так вот, подъедая остатки, мы думали, что следующий год вознаградит за муки: отдохнувшая земля должна дать хороший урожай. Ведь отродясь такого бедствия не было, чтоб следом не шло благоденствие. Да и зимы были не те, что сейчас: в те зимы мы могли охотиться, а дров надо было куда как меньше. Что ж, пожалели мальчонку, взяли в дом. Но Бог и Богиня не смилостивились. Ты не помнишь, но несколько лет мы жили впроголодь, порой кореньями да ивовой корой питаясь, а весной молодая крапива за счастье принималась. Потом стало чуть полегче, но минувшие годы сытости так и не вернулись. А сейчас беды вновь к самому порогу подступают: запасов нам только-только до нового сезона хватает, уж не чаем, как и вывернуться. Благо Ниола уже просватана, через месяц свадьбу играем, этой зимой одним ртом меньше будет - но опять же, приданое. Все твои подарки, вся новая материя, кожи, шкуры, все деньги, что собраны, уйдут. Вот бы еще Галену замуж отдать - что ж, тогда можно было бы подумать о новом нахлебнике...
Витим чуть не крякнул от удивления. Вот оно как оказывается! Он-то полагал, что эту пространную, неспешную речь дядька Каро ведет к окончательному и бесповоротному отказу, а тот... просто торгуется! Витим знал, что нравится Галене, не раз ловил на себе восхищенный взгляд светло-голубых глаз, не раз принимал чашу из дрожащих пальцев, стремящихся коснуться невзначай. Да и плотник в беседах с приемным сыном со всей присущей ему обстоятельностью превозносил достоинства девушки, намекая на щедрое приданое, на свободный участок земли в деревне, где можно возвести новый дом. Видя, что Витим не спешит свататься, плотник с женой вместо того, чтобы отказаться от затеи, прибегали к новым ухищрениям, изо всех сил сводя молодых людей вместе с истинно крестьянской хитростью и упорством, которые так часто приносят свои плоды. Скромнице Галене не затмить ветреную красавицу Аннель, но кто знает, что было бы после свадьбы дочери сапожника с сыном кузнеца? Вода камень точит, это всем известно. И вот, неожиданная просьба Витима тоже исподволь вплелась в паутину сватовства. Парень почувствовал себя опутанным по рукам и ногам.
Однако тут плотник Каро явно перегнул палку. Он не учел, что Витим терпеть не может принуждения. Быть может, в иное время перспектива брака с Галеной отнюдь не показалась бы ему отталкивающей, но... но выбор был между ней и Рианнон. А паутина прочно напоминала горных пауков-гигантов, в плену которых он некогда провел несколько ужасных минут.
-Жаль, что ты не можешь помочь, дядя, - Витим резко встал. - Ну что ж, я не обижаюсь, ты прав, что заботишься о детях. Спасибо за гостеприимство. Нам пора. Надо попытаться добраться в Одинокую Башню засветло.
Каро от неожиданности не нашелся, что сказать, и так и остался сидеть с разинутым ртом, глядя вслед парню.
Утро сменилось полуднем - и едва угадывающаяся тропа вновь ложится под ноги невольных спутников. Эти две недели путешествия почему-то не показались утомительными ни для Рианнон, которая в жизни не проходила больше полуверсты, ни для Витима, которому была почти навязана изнеженная аристократка. Но в этот раз затянувшееся молчание обоим казалось тягостным.
-Ты хотел оставить меня у них, верно?
Слова Рианнон прозвучали буднично, но в них сквозило напряжение.
-Плотник с женой мои приемные родители, - почти извиняющимся тоном ответил Витим, хотя сам не мог взять в толк, почему должен оправдываться. - Они очень добрые люди, но совсем небогаты. В этих местах ценятся работники, а ты не можешь зарабатывать себе на жизнь.
-Стало быть, если б у них было чуть больше денег, я имела бы честь стать служанкой в этом гостеприимном доме, - сухо подытожила девушка.
-Не надо извращать мои слова, - взвился Витим, и без того раздосадованный неприятным разговором с плотником. - А чего ты, собственно, хотела? Чтобы они стали твоими слугами? Здесь никто не ест хлеб даром, и родные дети хозяина работают целый день с малолетства, иначе не выжить. Если не желаешь трудиться, следовало оставаться в монастыре и читать молитвы с утра до ночи - от этого мозоли на руках не появляются! Никто тебя силком не тащил.
-Я не боюсь работы, - голос Рианнон дрожал от гнева, - но не хочу работать на незнакомых людей, которые сразу меня невзлюбили! Думаешь, я не заметила, как хозяин поджимал губы и хмурился, а хозяйка за напускной любезностью прятала кислую мину. Усадила в самый темный угол, угостила черствой лепешкой - да ладно, не нужен мне их хлеб, не побираться пришла, но от недобрых взглядов кусок в горло не лезет. Я не могла понять, и только когда дочку их увидела, такую голубоглазую, остроносую, поняла, в чем дело. Она готова бы мне глаза выцарапать - это твоя невеста, да?
-Нет! - рявкнул Витим. - Галена моя сестра. Тетка Марита мне мать, а дядька Каро - отец. Поняла? Не смей их оскорблять!
-Вот как! По-твоему, я лгу!
На лбу Рианнон появилась вертикальная складка, а из глаз готовы были брызнуть слезы. Сейчас они были огромными, блестящими и зелеными, словно влажный мох в непроходимой девственной чаще.
Витим хотел было резко продолжить спор, но запал неожиданно улетучился, а язык мимо воли начал лепетать что-то утешительное:
-Не лжешь, нет. Но ошибаешься. Поверь мне, никто не желает тебе зла, и если не приняли в дом, то лишь потому, что сами едва концы с концами сводят.
Рианнон опустила ресницы, и Витим в который уже раз за время знакомства с ней почувствовал себя обделенным.
-Прости, - тихо сказала она. - Конечно, я понимаю, какая я для тебя обуза. Знаю, ты меня пожалел, но следовало отвести в какой-нибудь город, или крупное селение. Я нашла бы работу, не думай - к примеру, я неплохо шью, разбираюсь в фасонах одежды, в прическах. Готовить умею. Но в глуши от меня, конечно, мало проку.
-Никакая ты не обуза, - начал Витим и замолчал. Отвернулся и ускорил шаг, отчего девушке пришлось чуть ли не бежать следом.
Ну как ей объяснить? Как сказать то, в чем сам ничего не может понять? Нельзя же заявить, что он не хочет расставаться, чтобы хоть изредка иметь возможность любоваться ее глазами. Когда вот так произнесешь эти слова, даже мысленно, они кажутся невероятно глупыми. Зато когда она отводит взгляд, кажется, весь мир бы отдал за возможность вернуть прошедшее мгновение...
А дальше что? Посмотреть на них обоих со стороны. Девушка, тоненькая, грациозная, в платье, которое даже поношенным и грязным выглядит королевской мантией рядом с рубахой и штанами Витима из серого домотканого полотна. Смешно. Рианнон некуда идти, а иначе она и не взглянула бы на неотесанного деревенского парня.
Впрочем, судьба, очевидно, благосклонна к нему. Девушка будет жить в Одинокой Башне, и точка. Не выставят же ее на улицу, в конце-то концов! Даже наоборот. Легерлей, наверное, даже рад будет. Ведь дочь лейда из Палемина многое знает, она и рассказать о событиях в мире может, и книги ее заинтересуют. Брейн, конечно, надуется и будет метать молнии, но ей придется поутихнуть.
Однако когда по поздним сумеркам они наконец добрались до дому, Витим с изумлением понял, что заблуждался. Горянка и книгочей приняли девушку настороженно, как и любого незнакомого человека, но через несколько часов, после ужина, их отношение переменилось. Совершенно неожиданно для ученика Легерлей сдвинул седые кустистые брови и сердито прошаркал к себе наверх, бормоча под нос что-то об отсутствии покоя в собственном доме. Три толстых тома, благоговейно преподнесенные Витимом, смягчили старика, но не сильно. Зато Брейн просто расцвела, узнав, что девушка остается жить в башне, по крайней мере, пока не найдет другого приюта. На широком темнокожем лице вместо привычного угрюмого выражения появилась доброжелательная улыбка, мгновенно преобразившая облик суровой горянки до неузнаваемости. И Рианнон, сжавшаяся было под колючим взглядом старика, оттаяла при виде искренней радости Брейн.
Горянка споро устроила постель Рианнон в своей коморке возле кухни:
-Здесь хоть и тесно, зато тепло всегда, - приговаривала она, укладывая падающую с ног от усталости девушку. - Пусть себе мужчины спят в своих просторных покоях, где круглый год гуляют сквозняки.
-Что это ты девочку пугаешь, мастер Легерлей? - подбоченившись, вопрошала Брейн поздним вечером, нависнув над стариком.
Легерлей недовольно сверкал глазами, нахохлившись в своем кресле словно старый мрачный филин.
-А ты-то, просто бисером рассыпалась! На кой она нам тут? - ворчливо отозвался он. - Так хорошо было, тишина, спокойствие.
-Да неужто ж эта малышка шуметь начнет? - всплеснула руками Брейн.
-Не начнет, - неохотно признал старик. - Но Витим теперь не будет так прилежен.
-Ага! - возопила горянка. - Вот то-то и оно. Тебе бы похоронить мальчика в своих пергаментах, пусть бы света белого не видел! А то, что ему едва третий десяток пошел, тебе, видно, все равно, эгоист ты старый. Вот когда стукнет восемьдесят, тогда пусть и сидит в кресле, зарывшись в бумаги, и рассказывает сказки правнукам, а сейчас жить надо. Я знала, что рано или поздно наш Витим найдет себе невесту, но боялась только, что из-за твоих книг, которые все его время поглощают, так и не встретит никого лучше местных деревенских дурочек. Ты бы порадовался за мальчика, чем дуться - Рианнон не им чета. И красавица, и умница, и скромница.
-Ну да, лучше уж она, чем эта, как ее - Аннель? - буркнул Легерлей. Он, понятно, никогда не видел дочери сапожника, но рассказов о ней наслушался великое множество.
-Вот именно, - припечатала Брейн. - Зато теперь у нас настоящая семья будет. Дети пойдут, - она мечтательно закатила глаза. - Давненько я малышей не нянчила.
-Кошмар! - содрогнулся Легерлей.
Первое, что увидела Рианнон на следующее утро выглянув на просторную лесную опушку перед башней, это ожесточенное сражение. Тучная горянка порхала по лужайке с грацией и прытью, какую никак нельзя было заподозрить в ее массивном теле. Впрочем, даже до дочери лейда из рафинированного Заитана доходили слухи о непревзойденном мастерстве горцев во владении оружием - но она как-то не ожидала, что Витим не только будет в состоянии противостоять Брейн, но и окажется серьезным противником.
Это было похоже на какой-то замысловатый танец, где партнеры двигались настолько слаженно, что трудно было поверить, будто все па этого танца изобретаются в один миг и столь же быстро разгадываются в другой - так, что выпад и блок кажутся синхронными и неотъемлемыми частями одной и той же фигуры. Единственным аккомпанементом был тонкий звон стали, убедивший девушку в том, что короткие, не более двух третей длины тех, что были излюбленными в Заитане, клинки отнюдь не безопасны.
Рианнон приходилось наблюдать за учебными поединками отца и брата с наставниками по фехтованию, случалось ей и присутствовать при реальных схватках: высшая знать Палемина редко утруждала себя словесными способами выяснения отношений. Но это было нечто совсем другое. Удары благородных лейдов, казавшиеся такими сильными, точно рассчитанными, изящными, на фоне этого боя выглядели бы неуклюжими потугами подростков, впервые в жизни ворочающих отцовский меч, обливаясь потом и силясь удержать неповоротливый клинок.
Неискушенному взгляду было трудно выделить отдельные приемы, из которых складывался бой, но ей все же удалось различить разницу в тактике. Брейн, будучи в два раза крупнее юноши, упирала на свою силу, Витим, не обладая таким преимуществом, мог рассчитывать только на быстроту и ловкость. Приглядевшись повнимательнее, Рианнон заметила хитрость парня: все рассчитанные по мощи удары горянки, которые в случае жесткого парирования очень быстро заставили бы руки ослабеть от беспрерывного сдерживания силы, он принимал вскользь, не гася, а только отводя направление выпада чуть в сторону, и тем временем ускользая из зоны поражения. Брейн хладнокровно и быстро отступала, не позволяя обескуражить себя, и неизменно успевала встретить ответные удары прочной сталью.
Со стороны казалось, что верха не возьмет ни одна из сторон: тактика обоих не оставляла ни малейшей щели в обороне, а избыток физической силы одного вполне уравновешивается скоростью другого. Однако в запасе противников имелись и иные, неожиданные приемы, как вскоре убедилась завороженная зрительница.
Очередным выпадом Брейн заставила Витима отпрыгнуть вправо, но удар оказался обманкой: клинок внезапно материализовался в ее левой руке и прямо на пути отступления парня. Каким чудом Витиму удалось извернуться в воздухе, словно кошке, Рианнон так и не поняла, но он вдруг очутился под левой рукой горянки, миновав хищно поблескивающую сталь целым и невредимым. А кончик его меча уперся в подмышку противницы.
-Сдаюсь, - Брейн со смехом отшвырнула меч и взялась поправлять рассыпавшийся узел волос. - Но я все равно остаюсь при своем мнении: ты забросил тренировки и теряешь форму.
-Я никогда не был любителем тренировок, ты же знаешь, - весело отозвался Витим, тщательно осматривая меч. - Я не собирался и не собираюсь становиться воином. И потом, разве я не доказал, что тебе не о чем беспокоиться?
-Не слишком обольщайся, - язвительно фыркнула горянка. - Ты победил старую толстую женщину. Интересно, сколько ты сегодня продержался бы против Дармата?
Витим пожал плечами:
-Дармата мне было не победить и в лучшие дни. Да я и не вижу особого смысла в этом. Ему нужно все искусство чтобы защищать семью, особенно после того, как вождь Мадраг обнаружил их убежище, а у меня, к счастью, нет и не будет таких врагов.
-Не зарекайся, щенок, - Брейн выглядела рассерженной, но юношу, судя по всему, это не смущало, - мы живем в смутное время, а ты шастаешь по горам как по собственной гостиной, тащишь ценные вещи из охраняемой крепости, воруешь благородных девиц и не видишь особого смысла в упражнениях! Не век тебе посиживать за вашими любимыми пергаментами, которыми полдома завалено, так что они скоро нас выживут. И даже не век драться на кулачках с деревенскими увальнями, попомни мои слова. А с мечом сейчас, руку дам на отсечение, тебя и Эллил одолела бы!
Витим насупился, но не возразил, хотя Рианнон не понимала, как можно сражаться еще лучше. Оглянувшись, он заметил девушку, остановившуюся в дверном проеме, и смущенно улыбнулся.
-Вот так всегда, - пожаловался он. - Стоит заняться книгами, Брейн тут же принимается распекать и насмехаться, а едва всерьез возьмусь за физические упражнения - тут уже начинает дуться мастер Легерлей...
Осмотрев библиотеку, Рианнон пришла в настоящий восторг, и вскоре ее уже было не оттащить от громоздких фолиантов. Неподдельное восхищение пролило бальзам на душу старого книгочея и он благосклонно вызвался показать девушке свои владения, раз уж вниманием Витима безраздельно завладела Брейн. Как дочь лейда, готовившаяся к принесению обета, Рианнон получила неплохое образование: она имела обширные познания в истории эпохи заселения Великого Материка людьми, свободно говорила на тавритском и на основном языке степняков, а в свое первое пребывание в "Северной обители" познакомилась с морянским.
Специфической особенностью воспитания молодых лейдов и лейдин Палемина было преподавание азов личной внутренней магии, но этот предмет ее в свое время не слишком заинтересовал, тем более что в монастыре использование магии было запрещено. Рианнон не видела пользы от этих занятий, поэтому дальше общетеоретических познаний дело не пошло. Однако многие книги старого Легерлея были посвящены именно магии, причем как теории, так и практике. Предметная магия степняков, стихийная и магия живых существ морян, горная магия, понятно, даже для нее остались малопонятны, познания Рианнон касались в основном исконно человеческой ворожбы.
Люди испокон веков умели преодолевать самые дикие катаклизмы и выживать в самых тяжелых условиях - исключительно потому, что во всем рассчитывали только на себя, не полагаясь на переменчивую благосклонность иных существ и материй. Отсюда родилась и развилась и их магия - та, что основана на использовании собственных, глубоко упрятанных внутренних сил. В то время как остальные расы исследовали окружающий их мир для достижения своих целей и сами в своем колдовстве являлись только проводниками пробужденных сил, люди познавали себя и учились извлекать силу из могущественной искры жизни, сокрытой в каждом наделенном душой существе. Только, как известно, способности каждой личности к манипулированию тайными силами как природными, так и своими собственными, являются скорее врожденными, чем приобретенными. Они передаются по наследству и обучением можно развить талант, но не создать его. Сам Легерлей, к примеру, так и не смог продвинуться дальше простейших приемов, но замечая поразительные успехи девушки в овладении человеческой магией, старик однажды припомнил упоминание о своеобразном Законе Чистоты Рода высшей знати Палемина.
В те годы, когда эти законы Дорианской империи начали приносить свои поразительные плоды, знать каждого человеческого государства увлеклась ими, и даже степняки организовали нечто подобное в Ахеме. А заносчивый король Палемина, достойный наследник знаменитого кронлейда Логата, и его лейды решили добавить к ним свои представления о чистоте крови. Выводя линию чистоты рода для королей, они стремились собрать в своей среде еще и природные способности к магии, усилить их и расширить путем браков между одаренными в этой области людьми. Затея эта успешно осуществлялась в течение пятисот лет, но в последнее время как-то угасла, принеся, однако, свой результат. Таким образом, аристократы Палемина неспроста считались магами от рождения, но ныне об этом начали забывать.
Возможно, лейды, подведя итоги длительной кропотливой работы, пришли к выводу, что способности к чародейству не дают таких уж заметных преимуществ. Сила нужна тогда, когда в ней есть потребность. Магия была актуальна в годы заселения Великого Материка, когда человечество боролось за свои права на жизнь в этом мире, когда противостояло морянам, горцам, степнякам, лесной, речной, пещерной нечисти, когда лилась кровь в столкновениях с Тавритом, Саратогом, когда отделялась мятежная Шальта. А что теперь? Палемин не ведет серьезных войн, не страдает от серьезных напастей, а в мелких стычках вовсе не нужно могущество лейдов - достаточно хорошо вооруженного отряда регулярной армии чтобы отбить, скажем, набег слабо организованных санкрийских орд на приграничные деревни. Невостребованные таланты лейдов прозябали и не развивались, и постепенно Палемин перестал строго следовать своим законам. Однако способности остались.
Впрочем, Рианнон не стремилась стать колдуньей, и дальше простейшего целительства, повелевания огнем, перемещения предметов продвигаться не стала. Сознательно ли или бессознательно - она сама не могла бы сказать определенно - но она связывала свою будущую жизнь с Одинокой Башней и ее обитателями. Здесь, в глуши предгорных лесов, девушка обрела не просто покой и надежную гавань, о которой не смела даже мечтать в роскошном отцовском доме. Рианнон встретила странное, малопонятное еще тепло, которое, дав нежданную свободу, привязало ее к этому очагу надежнее стальных цепей всего лишь слабой искрой понимания и безмолвного одобрения всего, что было дорого и ей.
В первые месяцы она мало видела Витима. Был конец лета, начало осени - беспокойное, полное забот время. Впереди маячила суровая зима, и у горянки с парнем было по горло дел. Охота, выделка шкур, работа в кузнице, пополнение запасов, путешествие в Вейнар, занявшее целый месяц, подновление жилища, частые поездки в Двенадцать Хуторов - все эти дни Рианнон изредка встречала Витима утром, когда они с Брейн наспех проглатывали завтрак, спеша за порог, да еще реже вечером, когда возвращались едва волоча ноги с единственной мыслью завалиться спать.
За все лето и осень они лишь однажды остались наедине, когда по возвращении из Вейнара Витим смущенно, заливаясь краской, преподнес девушке рулон тонкой материи цвета сирени, на платье. С затаенной надеждой увидеть, как ее невероятные глаза станут похожими на маленькие фиалки, которые росли за холмом, у лесного озера.
Обязанностью Рианнон в это время стало вести хозяйство - и к собственному удивлению, она довольно быстро освоила непривычное для себя ремесло. Приготовление еды, починка одежды, наведение чистоты в трех этажах башни, сбор ягод и грибов не только не утомляли, но и заставляли испытывать приятное чувство удовлетворения от своей полезности тем, кто принял ее в семью.
Даже старик Легерлей, угрюмо встретивший вначале, вскоре сдался. И подумал, что когда наступят морозы, не удержится чтобы не прочесть в чаше воды судьбу девушки.