Солнце уже давно закатилось за горизонт, но ночная темнота почему-то не вступила в свои права. Мир был освещен тусклым, скупым, но достаточным светом, словно в середине пасмурного дня, когда небо затянуто предгрозовыми тучами. Однако облаков было мало; легкие, молочно-белые, словно тонкая рваная пелена, они бешено неслись с востока на запад по серо-свинцовому небу, то сплошь затягивая его от окоема до окоема, то растекаясь неровными белыми пятнами. Окружающий мир давно потерял яркость своих красок, словно все усиливающийся холодный, колючий ветер срывал с природы верхние теплые покровы, обнажая голую, жалкую и беззащитную сущность. Речная вода из прозрачной, сине-зеленой превратилась в тяжелую серую муть, зелень потемнела, приобретя грязно-болотный окрас там, где не была сожжена или залита кровью, усыпана мертвыми телами. Причудливо изогнутые древесные стволы казались усталыми, сгорбленными и отчаявшимися; длинные стебли лиан раскачивались на их ветвях и выглядели развевающимися седыми космами. Голоса птиц, так недавно пронизывавшие воздух, умолкли, исчезли, и лишь отдаленный шум водопада доносился иногда до несчастного луга особо яростными порывами ветра, усиливая впечатление неуютного, холодного, негостеприимного отклика природы на вторжение. Воздух пронизала промозглая сырость, заставляя людей зябко ежиться.
Пока рыцари-маги быстро освобождали луг от тварей, Неодим и Мелания, соединив силы, оглядели Эфир. Дыра в иной мир оказалась совсем рядом, за первыми же деревьями, и они с облегчением закрыли ее.
Однако расправиться с магистром Прохором оказалось совсем не так просто. При виде князя Всеслава его сморщенное лицо расцвело радостной усмешкой, казалось, он счастлив не меньше, если не больше, чем Мелания.
Магистр Аверьян, тяжело дыша, опустил меч и прикрыл глаза, уверенный, что теперь колдуну не уйти от гнева князя. Его же собственные силы, поддерживаемые до сих пор лишь несгибаемым упрямством, иссякли.
Наташа, Павел, Рома в изнеможении попадали на траву. Каждая мышца ныла и горела, кровоточили полученные царапины, среди которых, к счастью, не оказалось серьезных ран. Однако пошевелиться сейчас было бы равносильно подвигу. Только Цинтия оставалась свежа и невозмутима, словно это вовсе не она поразила большую часть чудовищ.
-Как мило, что именно здесь, именно сейчас собрались все, кого я так жаждал видеть! - прокричал Прохор, перекрывая лязг оружия и визг последних харлотов.
Всеслав не обратил на него никакого внимания. Затевать новое коварное колдовство Прохору не имело смысла, теперь ему следовало думать прежде всего о спасении своей персоны. Однако можно было не без основания полагать, что опустошенный несколькими серьезными заклинаниями, измотанный продолжительной битвой с магистром Аверьяном, он не уйдет от возмездия.
Спрыгнув с коня, Всеслав обнял бросившуюся к нему сестру, и властно протянул Павлу раскрытую ладонь.
Отдать амулет оказалось трудно. Пальцы как будто не желали разжиматься, чуть теплый, мерцающий камешек казался вросшим в кисть руки, сроднившимся с ней. "Теперь мне всегда будет недоставать его, - устало подумал Павел, отделяя Средоточие, словно отрывая часть себя. - Не сил, которые оно дает, а его самого, этого чуть заметного тепла, поднимающегося по руке из ладони, разливающегося по телу, этого пьянящего ощущения, что у тебя в кулаке притаился целый мир, и оттуда тихо и ненавязчиво разговаривает с тобой даже тогда, когда ты его не слышишь... однако каждое слово, каждая мысль этой беседы навсегда остается в тебе. Как наркотик..."
Средоточие привычно легло в руку князя, который слегка пошевелил пальцами, устраивая его поудобнее.
-Спасибо, гость из далекого мира, - сдержанно поблагодарил Всеслав, - ты в целости сохранил самую ценную вещь для нас, ты волен требовать любой награды. Но я думаю, мы поговорим об этом чуть позже, - князь позволил себе улыбнуться, указав глазами на нескольких тварей, Прохора и Неодима.
Встретившись со взглядом князя Всеслава, мятежный колдун не отвел глаз, и даже не шевельнулся, продолжая стоять все в той же расслабленной позе, лишь Рома заметил, как побелели костяшки пальцев, сжимающих меч. Но Всеслав ничего не сказал, а повернувшись к Неодиму спиной, занялся другими делами, приказав воинам тушить пожар.
Этот жест говорил о многом. О том, что князь не опасается за свою спину, но и о том, что не считает его достойным слова приветствия. И все же Мелания почувствовала, что готова расплакаться от благодарности к брату: это был самый дружественный жест, который только мог сделать правитель великого Княжества в сторону недавнего заклятого врага. Разумеется, князь не догадывался о том, что произошло только что на поляне, иначе Неодим уже был бы мертв. Но она легко представила, как напряженно и внимательно следил князь за развитием событий на поле битвы в Зеркале, бессильно стискивая кулаки и торопя, торопя магов, рассчитывающих врата. Ведь сражение кажется стремительным тому, кто участвует в нем, кто не успевает думать, оглядываться на друзей, даже пугаться. Тот же, кто смотрит со стороны, изнемогает от беспокойства, страха, нетерпения.
Но Мелания тут же вынуждена была забыть о посторонних мыслях.
Магистр Прохор оказался не расположен лишиться всеобщего внимания. До сих пор, выпрямившись так, что его старчески согбенная фигура приобрела преисполненный достоинства и даже какой-то молодцеватый вид, он снисходительно наблюдал за развернувшейся картиной. Однако теперь он, вероятно, решил, что отпустил противникам достаточно времени, чтобы разобраться с харлотами, колдовством, пожаром и между собой. Стукнув посохом оземь, старец заговорил своим скрипучим голосом, который почему-то уверенно разнесся над лугом, оказался услышанным каждым:
-Князь Всеслав Владиславич! До недавнего времени я лишь мечтал познакомиться с тобой, сиятельный, и с то-бой, прелестная княжна, но, увы, не имел такой возможности. Долгие века понадобились мне, несчастному, чтобы отыскать своих далеких, но оттого не менее любимых родичей.
Мелания вздрогнула и посмотрела на брата. Она и сейчас, даже сильнее, чем раньше, чувствовала то же самое непонятное, смешанное ощущение странной близости и отвратительной чуждости в этом человеке, и потому слова Прохора нашли в ней отклик. Страх. "Это только начало, - пронеслось в ее голове. - Харлоты, сражение, это только прелюдия. А может быть, ловушка".
-Всеслав... - начала она.
-Не слушай выжившего из ума старика, - успокаивающе отозвался князь. - Он знает, что побежден. Взять его.
Он сделал жест в сторону закованного в латы рыцаря, в котором княжна узнала мага Зиновия, и тот, молча поклонившись, поднял меч. Следом за магом двинулись еще трое рыцарей.
Прохор захохотал, откинув голову. Клуб дыма от последнего потушенного очага пламени охватил фигуру в белых одеждах, смешался с развевающимися по ветру седыми волосами и бородой, на мгновение превратив старца в смутную тень, сделав его призрачным, нереальным. Следующий порыв развеял дым, и старик вновь предстал перед князем жалким, дряхлым существом, устало опиравшимся на свой посох.
Четверке рыцарей-магов осталось сделать всего несколько шагов - и посох будет отнят, скрюченные артритом руки с набухшими венами заломлены за спину, согбенное, дряблое тело упадет к ногам князя молить о пощаде.
И вдруг с неожиданно громким в наступившей тишине влажно чмокнувшим звуком четыре воина в тяжелых доспехах, высоких шлемах и Орденских плащах, с длинными мечами в руках словно взорвались изнутри. Не было ни крика, ни движения боли, ничего. Лишь мгновение назад они были грозной, несокрушимой силой, и каждый мощный, уверенный шаг оставлял в земле глубокие следы окованных сапог - а теперь в огромной луже крови валяются куски искореженного металла. И все.
Единодушный полувздох-полувскрик прокатился от одного до другого края луга. Наташа без единого слова как подкошенная упала навзничь. Рому вывернуло наизнанку, Павел и даже Мелания смертельно побелели. Цинтия грустно прикрыла глаза веками. А рыцари-маги молниеносно сомкнули ряды вокруг князя, защищая его своими обнаженными мечами и преданными телами. Недавняя бойня не произвела такого жуткого впечатления, ведь льющаяся кровь была кровью мерзких тварей. Гибель людей оказалась непосильным испытанием.
Всеслав стиснул Средоточие в кулаке, не теряя ни секунды, он устремил внутрь Центра магии поток сил. Пространство вокруг него сгустилось - и тут же во все стороны брызнули клубы прозрачного синеватого тумана, накрывая колонну рыцарей, скорчившихся на небольшом пригорке людей из "погасшего" мира и подбираясь длинными языками к застывшему над своим посохом магистру Прохору.
-Я не желаю зла тебе, князь, - воскликнул старик, сжав резное навершие. Туман при этом словно отпрянул в стороны, неохотно обтекая его фигуру. Но, не желая отступать, снова и снова атаковал некий незримый рубеж, за который не пускала его ворожба колдуна. - Мне не нужна битва ни с твоими воинами, ни с тобой. Это был только урок! Для того чтобы ты в полной мере оценил свое бессилие против меня и перестал губить своих людей, тщась одолеть меня. Даже со Средоточием в руке ты намного слабее меня. Не веришь? Если хочешь, дерись! Я готов преподать тебе еще несколько уроков, но не обессудь - будут умирать люди, и их кровь окажется на твоих руках. Тех самых грязных ручищах, что алчно вцепились в Средоточие, и ради него, ради власти, которую оно дает, готовы на любые преступления! - при последних словах голос Прохора внезапно загремел грозовыми отголосками, совсем не похожий более на стариковский, а в черных глазах полыхнул алый огонь неугасимой, вековечной ярости.
Лицо Всеслава исказилось от усилия, было видно, что он напрягает все силы, чтобы пробить защиту старика. Синий туман подобрался чуть ближе, но вновь ударился о невидимую границу и, растерянно заплескался у ее подножия, словно океанские волны у скального мыса.
-Ты желаешь продолжить, князь? - ухмыльнулся Прохор. - Буду счастлив оказать тебе эту любезность.
На крошечном островке чистого воздуха вокруг старца вновь не отразилось никакого движения, но едва заклятье достигло синего тумана, в его недрах отпечатался немного более темный след: нечто непонятное быстро двигалось к левому флангу замершей орденской дружины, где находился второй десятник, единственный оставшийся после смерти мага Зиновия. Сейчас губительное колдовство Прохора действовало медленнее, вероятно потому, что ему приходилось пробираться сквозь Охранный туман. Всеслав лихорадочно сгущал энергетическую защиту на пути призрачного Нечто, было заметно, что оно замедляет ход, но не останавливается совсем. Мелания резко вклинилась в заклинание брата, вплетя в него свои силы.
Рыцари-маги не верили своим глазам: даже соединенное усилие двоих Владиславичей, самое сильное, что только могло существовать ранее в их мире, не способно было совладать с выпущенным чужим колдуном на волю Нечто.
Было ясно, что десятник, а с ним и находящиеся плечом к плечу дружинники погибнут. Но рыцари не сделали ни шагу в стороны, чтобы увернуться от опасности. За их спинами стоял князь. Десятник молча откинул забрало, открыв немолодое уже, жесткое лицо, на котором не отражалось и следа страха. Выцветшие голубые глаза гордо смотрели прямо в лицо приближающейся смерти.
Внезапно Неодим, что-то быстро шепча, выбросил руку вперед. С пальцев потекла легкая тень, очень напоминающая призрачное Нечто Прохора, и точно так же замедлила ход в синем Охранном тумане, но Неодим был намного ближе к колонне рыцарей-магов. Поравнявшись с десятником, колдовство Неодима вдруг растеклось-развернулось в тонкую сеть с крупными, неровными ячейками, и через мгновение в сеть ударилось Нечто. Концы сети схлестнулись, две почти неотличимые темные субстанции бесшумно свернулись в клубок более густого темного цвета. Сеть с силой сжимала рвущееся прочь Нечто, сливалась с ней, уплотняла, клубок беспокойно метался, быстро уменьшаясь в размерах и наливаясь чернотой. И настал момент, когда крошечная точка чернильно-черного абсолютного мрака взлетела ввысь и исчезла, потерявшись из виду.
Десятник шумно, прерывисто вздохнул, князь и Мелания отерли пот со лба.
-Неодим! - губы Прохора гневно искривились, но он быстро взял себя в руки. - Я сам виноват, слишком многому научил тебя. Но в некоторые мои заклятья ты, кажется, проник без спроса. Я не объяснял тебе, как пользоваться Абсолютной Пустотой, не так ли? Но ты оказался более смышленым, чем я предполагал. Все те же жалкие, болезненные чувства сильнее истинного разума. Жаль, что такой талант пропадет зря...
Неодим промолчал. Он не сомневался, что Прохор не остановится, и напряженно ждал.
-Может, достаточно уроков, или продолжим? - почти благодушно поинтересовался старик. - Вы обезвредили мое заклинание втроем - вчетвером, если считать Средоточие - ценой предельного напряжения сил, вы выжаты как лимон, я же потратил лишь сотую долю своей энергии, и у меня в запасе множество самых разнообразных заклятий, о которых даже Неодим ничего не знает. Вот, например, - вдруг усмехнулся он, словно в голову пришла удачная мысль.
Громогласное свирепое ржание оглушило людей, когда внезапно все до единой лошади рыцарей-магов поднялись на дыбы, а потом заплясали, превратив ровный строй дружины в беспорядочный хаос. Несколько человек сразу с лязгом вылетели из седел, более опытные во главе с князем еще несколько минут удерживались на своих внезапно обезумевших конях, бешено вращающих глазами и роняющих хлопья пены.
-Всем спешиться! - крикнул Всеслав, когда понял, что усмирить коней не удастся: в результате некоего неизвестного колдовства верные животные начисто лишились разума.
Оглашая воздух неистовым ржанием, лошади вырвали поводья из рук своих хозяев и неровным галопом, словно их хватала за ноги невидимая стая волков, все до единой унеслись куда-то в джунгли.
-Чего ты хочешь? - тяжело дыша выдавил князь, когда убедился, что все дружинники целы и никто серьезно не пострадал под копытами обезумевших животных.
-О, вот это уже ближе к делу, - рассмеялся Прохор. - Высокомерный князь изволил заговорить, я рад. Но неужели ты, Всеслав, такой умный, не догадываешься, что мне надо? Конечно, Средоточие, и только оно! - глаза старика вновь ало блеснули, едва его взгляд задержался на кулаке князя, сжимающем амулет.
-Ты ведь и без него так силен! - не сдержавшись, закричала Мелания. - Зачем тебе то, что все равно не удержишь? Средоточие всегда возвращается к Владиславичам.
Старец улыбнулся, а потом, словно не сдержав торжества, громко расхохотался.
-Я знаю! А вот знаешь ли ты, прекрасная племянница, о чем держишь речь?
-Ни у моего отца, ни у матери не было такого омерзительного брата! - содрогнулась княжна.
Прохор не обиделся.
-А ты подумай, - все еще улыбаясь, медленно проговорил он, - почему твой брат со Средоточием в руке не может справиться со мной? Почему оно не делает его полубогом, не позволяет предугадывать мои действия и предвосхищать их? Да потому, что Всеслав имеет на него право лишь как наследник, как второй в очереди! Он может хранить его, но лишь пока настоящий, истинный владелец не заявит свои права. А вся без остатка мощь принадлежит законному наследнику Владислава, она принадлежит мне!
Голос старика, сначала вкрадчивый, взвился к концу этой речи оглушительным крещендо, прокатился над оцепеневшими, пораженными людьми.
-Вы думаете, я сумасшедший? - грохотал он. - По какому такому праву, скажете вы, Средоточие будет моим? Да по тому самому древнему, исконному праву, которое придумали даже не боги, а те, кто много старше их. По праву первородства!
Его глаза уже непрерывно горели алым, кровавым цветом, спина выпрямилась, и, казалось, ростом он стал выше, вцепившиеся в посох высохшие руки вдруг стали крупнее, мускулистее, желтые ногти утолщились и вытянулись, превратившись в темные загнутые когти, а между узловатыми пальцами явно наметились перепонки. Лицо по-прежнему оставалось стариковским, но нос вдруг стал короче, расплюснулся, почти слившись с лицом, на котором убавилось морщин, губы вовсе исчезли, превратив рот в неровный разрез, глаза выкатились, лишенные ресниц веки растянулись, став полупрозрачными, пронизанными красноватыми ветвящимися сосудами. Длинные, еще более поредевшие белые волосы, бешено развевались на ветру.
Недавно пришедшая в себя Наташа вцепилась в руку Цинтии.
-Какой кошмар, - простонала она. - Кто это, кто? Неужели он не лжет?
Прохор - будем называть его так, ибо он не потрудился представиться своим настоящим именем - уже совсем мало похожий на человека, обратил свою трансформировавшуюся морду - нельзя сказать лицо - к сжавшейся под этим жутким взглядом девушке.
-Я вижу, ты не знаешь истории рода Владиславичей, о представительница иного мира? Так я готов удовлетворить твое любопытство, ибо, судя по всему, ее не знают и сами Владиславичи, а это стыдно. Итак, начнем, - он вдохновенно прошелся туда-сюда, словно находился на кафедре аудитории и был окружен почтительно внимающими студиозусами. Без сомнения, старик искренне наслаждался происходящим, и потому не спешил закрепить свою окончательную победу. - Все началось около трех тысяч лет назад, когда юный бог-творец, оставив свои бесконечные сражения с вершняитами, исконными врагами богов, спустился в один из миров смертных. Как, вы не ведаете, кто такие вершняиты? Кто может ответить?
-Да в общем то же самое, что и боги, - вдруг сказала Цинтия, обращаясь не к страшному старику, а к людям. Девочка казалась абсолютно спокойной, только Наташа, крепко держа маленькую руку, чувствовала ее невольную дрожь. - Только их полная противоположность, понимаете? Ну как свет и тьма, вода и огонь, добро и зло. Только не спешите ставить на вершняитах несмываемое клеймо "зло"! Хотя для нас это почти верно. Дело в том, что для миров, созданных богами, все, происходящее от вершняитов - действительно зло. Но есть миры, и их не меньше, которые созданы вершняитами, и для них источник зла - боги. Это просто-напросто великая суть бытия: вечная борьба, в которой рождается Жизнь. Конечно, битвы есть битвы, и в них бывают и победы, и поражения. Потерпевший поражение бог или вершняит теряет значительную часть своей силы и более не может ни вернуться в сражение, ни покровительствовать созданным мирам. Он спускается к смертным и живет среди них, пока не подойдет к концу отпущенный ему срок, будучи могущественным колдуном, но уже далеко не всесильным.
-Все так, - подтвердил Прохор. - Молодец, девочка, что ж я тебя не знаю? Ты кто такая? А впрочем, неважно. Так на чем я остановился? Ах, да. Бог-творец спустился к смертным, но не будучи побежден, а победив, и решив повременить с новой битвой для восстановления сил. И в результате появился его смертный сын, названный Владиславом, для которого бог-творец создал мир и, населив его людьми, оставил там княжить. А побежденная вершняитка, вынужденная уйти, отправилась именно в этот мир. Почему? Ей показалось, что еще можно отомстить, и она вознамерилась стать женой князя Владислава. Однако тот не понял, какую честь ему оказали. Смертные не ценят такого - даже опоенный, Владислав продолжал любить жену. Когда вершняитка поняла, что и тут проиграла, она вышвырнула счастливую соперницу прочь, туда, где Владислав не мог ее найти, да и не нашел никогда. Сам же князь едва не погиб в битве с вершняиткой, но вовремя вмешался бог-творец, спасший сынка и бросивший разгневанную вершняитку, которую все еще не мог убить, в пустой, ненаселенный мир. Именно там я и родился - старший сын Владислава, рожденный от поверженной вершняитки! Во мне лишь четверть крови смертных, на три же четверти я соединяю в себе силу богов и силу вершняитов, чего никогда еще не было в истории мирозданья! И потому нет на свете колдуна сильнее, кроме, разумеется, богов и вершняитов. Или, - он улыбнулся, растянув рот-щель в змеиной ухмылке, - смертного колдуна с долей крови богов, которому бог-творец неосторожно отдал в руки божественную силу - Средоточие. Теперь ты понял, князь Всеслав? Ты был бы сильнее, много сильнее меня, если б власть твоего далекого предка, Владигора, старшего сына Владислава от второй жены, не была узурпирована вместе с правами на Центр магии. Однако раньше него родился я, и родился, к сожалению, смертным, хотя и сумел прожить три тысячи лет. Срок жизни моей матери давно истек, но я жив, и я в большей степени - наполовину - потомок вершняитов, чем богов. А получив Средоточие, я смогу, наконец, обрести бессмертие! Потому что Средоточие - это не просто власть над единственным миром. Это часть божественной сути, которую сам того не желая вложил в него бог-творец чтобы отдать любимому сыну.
-Две тысячи девятьсот семнадцать лет, - тихо поправила Цинтия, но Прохор услышал.
-Верно, - изумился он. - Откуда ты знаешь?
-Я помню этот момент, - невозмутимо пояснила девочка. - Я чувствовала, что отец совершает ошибку, поддаваясь чарам вершняитки, но тогда я не могла еще его предупредить. Мне был всего двадцать один год - младенец, не умеющий владеть собой.
-Что ты несешь? У Владислава не могло быть такого взрослого ребенка, или он должен был зачать тебя в двенадцать лет! - Прохор говорил презрительно, но и настороженно. В конце концов, могло оказаться так, что и он знает не все.
-Но ведь это значит, - подскочила Наташа, - что право первородства принадлежит тебе!
-Нет, - Цинтия грустно погладила девушку по руке. - Ну какое я могу иметь право сама на себя? Владислав, которого я зову отцом, не зачал меня - я создана из его крови. Создана, чтобы служить Владиславичам, его истинным детям. Никто, даже бог-Отец, сотворивший Средоточие, не думал, что я окажусь живым существом. Все пользовались амулетом, подозревая, что он не совсем вещь, но никто не мог предположить, что я - живая. И я не могла дать знать о себе, я, как и любой младенец, ничего не умела. Только подчиняться, как вещь, но как живое существо не ощущала себя. Мне потребовалось много времени, чтобы научиться, и лишь сейчас я смогла по-настоящему встретиться со своими далекими родственниками. Жаль, что в такой тяжелый момент. Может быть, как раз напряжение Эфира, готовящаяся встреча двух ветвей Владиславичей, помогли...
Охнув, Мелания опустилась на землю рядом с девочкой. Сплетение невероятных событий, невнятные догадки и смутные подозрения обрели четкое и ясное, простое объяснение, и она не понимала, как могла так долго не замечать очевидного.
-Не знаю, что и сказать. Так значит, твое настоящее имя - Средоточие. Прости, прости, что не видели тебя...
-Ничего, - Цинтия улыбнулась. - Как вы могли?
Прохор, пораженно наблюдавший эту сцену, захохотал:
-Вот оно как! У меня будет настоящий, разумный, деятельный слуга. Как это мило. Иди, иди сюда, девочка!
Цинтия пожала плечами.
-Я создана для того, чтобы служить людям. А не вершняитам. Вы чужды нам, и я не желаю тебе подчиняться. Я буду вынуждена, если ты сумеешь отобрать Средоточие, но не рассчитывай на легкую жизнь - я буду сопротивляться.
-Сопротивляйся, - снисходительно разрешил Прохор. - Ты просто будешь сама убивать себя. Вернее, уничтожать твою живую, сопротивляющуюся сущность, и постепенно превращаться в вещь.
Лицо Цинтии исказилось горем. Старик не лгал.
-Тебе придется смириться, чтобы сохранить себя? - жарко зашептала Наташа, но та покачала головой.
-Это невозможно, я создана богами, чтобы во всем противостоять вершняитам. Но отказаться служить я тоже не смогу. Значит, мне придется уйти.
От этих слов повеяло пронизывающим холодом, словно над землей уже пронеслось ледяное дыхание смерти и властно поманило трепещущую жизнь в свои гнилые, промозглые чертоги.
Рома содрогнулся. Он был далек от понимания сверхъестественного и не особенно стремился вникать в запутанную историю рода Владиславичей, каких-то согрешивших богов и неведомых вершняиток. Единственное из того, чего он не понимал, а понять очень даже хотел, это почему все эти благородные воины бездействуют и позволяют какому-то монстру, более страшному даже, чем давешние сломанные куклы безнаказанно оскорблять себя? "А эта-то, как ее, Наташа, хороша, - думал парень, - рядом валяется "Калаш", а она трясется как осиновый лист. Дала бы очередь - и можно было бы все забыть и отправляться по домам".
-Да что мы слушаем эту обезьяну! - возмутился он, спуская обе тетивы арбалета, и тут же хватаясь за стрелы, спеша перезарядить самострел.
Рома и не надеялся поразить нечеловеческую образину с первого выстрела, но с чего-то надо начинать. Однако сделать следующий выстрел он не успел, сначала решив выяснить эффект, произведенный первым. А после этого руки и вовсе опустились. Оба дротика не долетели до старика метров трех - даже не глядя ни на стрелка, ни на выпущенные снаряды, Прохор небрежно поднял ладонь, словно преграждая им путь, и стрелы бесшумно и почти бесследно сгорели в тусклой вспышке. А дальше легкий щелчок пальцами - и Рома полетел вверх тормашками, выронив арбалет.
-Я прощаю этот неразумный порыв, - негромко пророкотал старик, наблюдая, как Рома неуклюже пытается встать, морщась от звенящей головной боли, сильнее, чем от мучительного похмелья, - только потому, что сей отрок пришел из "погасшего" мира, самого бездумного и бесшабашного из тех, что когда-либо создавали боги, и только на первый раз. Более поблажек не будет.
Князь Всеслав стиснул камешек Средоточия.
-Центр магии не достанется тебе, пока я жив, - отрывисто сказал он, поднимая меч.
Вслед за этим ввысь взлетели обнаженные клинки рыцарей-магов во главе с магистром Аверьяном. Княжна Мелания, неизвестно откуда вынувшая тонкий изогнутый меч, и Неодим, мятежный колдун, не глядя друг на друга, одновременно выбросили вверх вооруженную серебристой сталью правую руку. Наташа подхватила с земли свой "Калашников". Рома, то ли поддавшись всеобщему настроению, то ли действительно понимая, в чем дело, взмахнул арбалетом, его немного гротескная ранее фигура впервые выглядела внушительно: широко расставив ноги и подняв коротко стриженую голову, он без малейшего страха, даже с каким-то любопытством разглядывал монстра-нечеловека. Только у Павла не оказалось оружия, и он просто поднял вверх сжатый кулак.
-Герои! - Прохор изогнул седые кустистые брови. - Как глупо. Никто из вас не поспорит с правом первородства. И мне даже не нужны ваши красивые и бесполезные жертвы - вы ничем не сможете мне помешать. Живи, как знаешь, бывший князь Всеслав, или покончи с собой от злости, но Княжеством должен править законный наследник - так завещал Владиславу бог-творец, - он ухмыльнулся, при этом похожий на бескровную рану рот растянулся до ушей прямой линией, усиливая противное впечатление перерубленной пополам головы. Если, конечно, что-то еще могло усилить отвращение, вызываемое видом жуткого старика. - Впервые тщательные предосторожности, с которыми боги распоряжаются своими подарками, сыграли против них.
Всеслав сдержался, справился с собой, только лицо его потемнело, губы сжались, в глазах застыло жесткое, упрямое выражение. А вот княжна, как не крепилась, не выдержала. По тонким скулам пролегли блестящие дорожки слез, и она вынуждена была до крови закусить губы, чтобы не дать воли рыданиям.
nbsp; Мелания вздрогнула и посмотрела на брата. Она и сейчас, даже сильнее, чем раньше, чувствовала то же самое непонятное, смешанное ощущение странной близости и отвратительной чуждости в этом человеке, и потому слова Прохора нашли в ней отклик. Страх. "Это только начало, - пронеслось в ее голове. - Харлоты, сражение, это только прелюдия. А может быть, ловушка".
![[]](/img/b/bondarewa_o_i/prawoperworodstwaglawa913/img_0188_1.jpg)