Бергхоф был чудесным местом. Ева прогуливается по саду вместе со своими собаками и оглядывается вокруг.
Она провела здесь уже пять лет.
Гитлер навещал ее и часто принимал здесь гостей, но сейчас настали трудные времена и ей вновь приходится его ждать. Она все еще числится его секретаршей, но Магда Геббельс еще три года назад шепнула ей на ухо: "Тебе выпал шанс занять самую завидную койку Германии, а я вынуждена терпеть бесконечные измены Йозефа. Знаете, фроляйн Браун, кого он трахает сейчас?
Эту отвратительную чешскую актрису Лиду Баарову. Как низко пал мой супруг! Я боюсь, фроляйн Браун, что не отстираю простыни и не отмоюсь сама. Мне так стыдно..."
А Ева терпеливо ждала фюрера. Она терпела его скандалы, его странные выкрики среди ночи, она молча ждала его звонка.
Она говорила с ним о цветах и спрашивала разрешения перестроить что-то в Бергхофе. Уж если она и находится в его заключении, то пусть хотя бы ее тюрьма будет похожа на рай...
Но никогда он не говорил с ней о войне, лишь изредка при ней шептал что-то себе под нос, прокручивая диалоги со своими соратниками. По его мнению, женщины в войне ничего не мыслят. Они не способны осознать всю силу военных действий, всю глубину значения войны. Женщины созданы для рождения детей и не более. Они могут сажать цветы и шить платья. Они могут быть близки мужчине, но они не должны лезть в его душу. Они не должны даже говорить без его разрешения.
После смерти Гели он изменился. Его жестокость отразилась на всем, начиная Блонди и заканчивая тактикой ведения военных действий.
- Я хочу, Ева, чтобы ты читала меньше книг и больше молчала.
Ева послушно выполняла приказ и закрывала дверь своей камеры после его отъезда, ограждая себя ото всего мира.
Но декабрь 1941 изменил многое. Тогда она увидела впервые истинную злость фюрера...
Он приехал без предупреждения и метался по комнатам, сшибая все на своем пути. Он скидывал книги с полок и бил старинные вазы. Он швырял бутылки в стены.
Ева молча смотрела, как стекают по белоснежной стене красные капли вина...
Ход войны был сломлен. И немецкая армия потерпела первую серьезную неудачу. Тогда еще никто не говорил о проигрыше, но Ева почувствовала, что слова ее отца сбываются:
"Ева, ты позоришь нашу семью! Ты позоришь мою фамилию. Этот человек - монстр. Знаешь ли ты, что он хочет сделать со всем миром? Знаешь ли ты, сколько крови на его руках, Ева? Он не хочет называть тебя своей женой, потому что ему чужда любовь! Он пользуется тобой, как подстилкой! А ты рада ему, как собака, виляющая хвостом, при появлении хозяина. Он погубит Германию, Ева! Помяни мои слова, он погубит Германию и сам утонет в ее руинах. Он захлебнется ее кровью..."
План "Барбаросса" имел все шансы на успех, об этом фюрер не стеснялся говорить даже Еве:
- Это великая война! У нас сильнейшая армия, мы превосходим советские войска в интеллектуальном и техническом плане. Скоро они будут просить у нас пощады, и вылизывать наши танки своими гнусными коммунистическими языками, Ева!
Захват Москвы имел кодовое название "Тайфун" и подразумевал стремительное уничтожение столицы России несколькими крупными группировками, которые должны были бы окружить основные войска Красной Армии, а затем, обойти Москву с севера и юга с целью ее захвата.
Но операция оказалась провальной: немецкое командование недооценило силу советского народа и хитрость Сталина.
Несмотря на то, что уже в ноябре немецкие войска стояли у столицы, и Красная Армия работала на оборону, резервы немецкой армии были уже исчерпаны, тогда как в советских войсках были брошены в бой "последние батальоны" - 1-ая Ударная и 20-ая армии.
Гейнц Гудериан напишет позже в резюме фюреру, что: "В немецком наступлении наступил кризис, силы и моральный дух немецкой армии были надломлен."
Немыслимыми потерями обошлись эти несколько месяцев кровопролитной войны - Красная армия потеряла больше полумиллиона человек, немецкая - почти 33 тыс.
Эта бессмысленная и жестокая борьба, происходящая в месте, о котором она только слышала иногда, доводила Еву до безумия.
Ей снилась Гели, которая водила ее по полям, заполненными трупами несчастных солдат.
- Посмотри, Ева, этого солдата зовут Иван Деревянко. Ему 20 лет. У него есть жена Анна и грудная дочь Катя, но они не доживут до конца войны - один немецкий солдат расстреляет сначала Катю, а потом расстреляет и Анну, которая со звериным криком будет пытаться спасти свою дочь... А теперь посмотри сюда, Ева. Этого солдата зовут Август Ланге. Ему 26 лет. Вся его семья ненавидела Гитлера, но его родителей расстреляли и он, испугавшись той же участи, ушел на фронт. Он не убил ни одного советского солдата, и, когда его командир приказал ему расстрелять советского танкиста, вылезающего из горящего танка, он застрелился, потому что не смог убить. Но Ева, есть еще много чудесных мест, о которых ты слышала совсем немного. Твоя знакомая Лени Рифеншталь снимает так много твоего ненаглядного фюрера, но ни разу не сняла фильм о тех несчастных, которые сгорают в печах Освенцима. Ева, что с тобой? Неужели ты не знала, что по приказу твоего любовника, уже с 1933 года создаются такие места? Сначала туда свозили тех, кто участвовал в оппозиции нацистскому режиму, но позже они были превращены в адские канавы, в главные офисы самого ада... Там умерли уже миллионы людей, Ева. Их разлучали с семьей, расстреливали, унижали, отдавали на растерзание собакам, загоняли в газовые камеры, сжигали в печах... Из их костей можно было бы построить целый город... Там гибли евреи, русские, французы, поляки. Неужели, фроляйн Браун, вы действительно полагали, что ваш любовник строит войну на полях любви и добра? Нет, все войны омываются кровавыми океанами, но то, что сделал Адольф Гитлер, можно назвать сорокодневным кровавым потопом.
Ева просыпается в холодном поту. Она считает свой пульс и молится, чтобы ее сердце остановилось в следующий момент.
Она не видела Гитлера уже несколько месяцев. Операция "Тайфун", несмотря на провал, все же продолжалась. Фюрер проводил все время в Берлине, а Еве снова оставалось ждать его звонка и надеяться на его скорый приезд.
Она достанет свой дневник и будет его перечитывать. Она снова проживет ту чатсь своей жизни, о которой ей уже сейчас хочется забыть...
Семь лет назад она оставила в своем дневнике запись:
"II марта 1935 г. Я хочу только одного - тяжело заболеть, чтобы не видеть его хотя бы неделю. Почему со мной ничего не случится? Зачем мне все это? Если бы я его никогда не встречала! Я в отчаянии. Снова покупаю снотворные порошки, чтобы забыться. Иногда я жалею, что не связалась с дьяволом..."
Она подойдет к окну и будет долго смотреть на луну. Красивую, магическую луну, которая каждую ночь наполняет ее комнату светом, от которого ей становится хоть чуточку теплее. Ведь если есть свет во тьме, то есть и добро во зле...
Ева успокаивает себя, оправдывает свою пустеющую постель его занятостью во благо Германии, а ее истерзанное сердце - его страшными внутренними страданиями из-за гибели Гели и провалом наступления на Москву.
Она всегда ищет ему оправдания.
И впервые за много лет она задает себе один и тот же вопрос - та ли это жизнь, о которой она мечтала?
И ей вновь хочется окунуться в детство, вспомнить руки матери, прижимающие ее и Ильзу к себе. Вспомнить разговоры с отцом, вспомнить их дом и белые шторы с розовыми цветами. Она пытается вспомнить счастливый немецкий народ, который не терзаем войной. Она пытается вспомнить себя, влюбленную в кинематограф. Она пытается выжить из себя любовь к фюреру всеми силами, чтобы навсегда покинуть его альпийскую резиденцию и расторгнуть сделку с дьяволом.
- Если я все еще жива, то почему я не чувствую боль? Одно равнодушие, одно безразличие...
Она шепчет луне о том, что ей страшно и что она хочет вернуть свои потраченные годы, но вскоре она понимает, что говорит ужасные вещи, и что она должна быть терпимее. Ее долг - быть частью фюрера, ее долг - нести его крест на себе, пока он едет рядом с ней, улыбаясь и взмахивая рукой...
"Майн фюрер", - напишет она в дневнике, - мне более нечего ему сказать. Я полна решимости умереть с ним в один день..."