Он приложил ладонь к прохладной поверхности, как камень, привычно вздрогнув, обволок цепкие пальцы, как мягкая глина. Медленно погрузил руки по локоть, словно жидкая грязь потекла порода.
Однажды нечто подобное было в Верхнем Мире, когда забрел так высоко, что едва пускали сети корней, тесно перевитых в причудливые клубки. И услышал воду. Там, на Верхний Мир падала вода. Хсаал-А любил воду - лежать подолгу в огромном черном озере недалеко от дома, и слушать песню далекой тоненькой струйки, режущей километры породы и вековую тишину. Глубокая Раса живет в тишине, любит тишину, и сами они бесшумны, словно сквозняк по глади огромного озера, не оцарапанной и легкой рябью.
Жгучее любопытство пересилило инстинктивный ужас перед Верхним Миром. Он вгляделся: ночной лес прочерчен просевшей под тысячами колес дорогой. Очень осторожно Хсаал-А протиснулся меж корней, влажная земля с чавканьем вытолкнула тело наружу. Обомлел и замер на несколько мгновений, ошарашенный.
Сверху и правда лилась вода. Лилась шумно, дерзко, с грохотом ударяясь о покорно гнущуюся листву и разлетаясь тысячами капель, звуков и запахов.
Он восторженно засмеялся. Беззвучно разевая рот, как смеются рожденные Глубокой Расой. Распластался по траве, подставляя лицо хлестким струям и с наслаждением запуская пальцы в хлюпающую землю.....
Хсаал-А улыбнулся, вспоминая. Совершенно безрассудная ночь. Лежал на траве, пока не ушла вода, и еще долго после. С упоением впитывал радугу звуков, струящуюся со всех сторон: шуршал листвой ветер, рассыпая звенящие капли, ухала ночная птица, где-то под ворохом прелой листвы неуютно ерзал грызун.
Окраина неба чуть засветилась, легкий ветерок дохнул новыми запахами и робкими трелями проснувшихся птиц.
Опьянев от эмоций, он вскочил и побежал по тугой траве, напролом через кусты, хлестали новые ощущения, а в голове пульсировала мысль - не так и опасен Верхний Мир, как преувеличивают Мудрые.
Вдруг из-за кустов стремительно выстрелил разъяренный комок шерсти, издающий оглушительные звуки. Хсаал-А едва успел провалиться в землю - лязгающие клыки опоздали лишь на мгновение, и плыл вниз и вниз, прочь от догоняющего гулкого лая, пока его не встретили блаженным спокойствием ближайшие пустоши. В изнеможении распластался по скале, прижимаясь к камню прыгающим сердцем.
С детства он выделялся любознательностью и, конечно же, все, написанное про Верхний Мир, щупали его любопытные руки: Хсаал-А узнал собаку. Значит где-то близ - люди. Хсаал-А перевел дыхание. Верхних людей он видел только в книгах. Пальцы вспомнили прохладу тонких базальтовых сколов, на которых мастера искусно выводили перетертыми минералами затейливые письмена и дивные картины.
Ну и, конечно же, он был частым гостем в Главном зале Большой пещеры. Стены его хранили картину Мироздания: все земли Глубинного и Верхнего миров, их обитатели были запечатлены руками Великих Мастеров, убегая куда-то в темноту, прочь от флуоресцентного света каменной плесени.
Верхние люди практически ничем не отличались от Глубокой Расы. Разве что не было перепонок между пальцами. Ну, да и понятно - Верхняя Раса не плавает сквозь камень, более вязкий, чем вода.
Хсаал-А мечтал увидеть людей своими глазами. Контакты с Верхними людьми не ограждались строгим запретом, но никому из Глубокой расы доселе и в голову не приходило подниматься под небо, да и опасен был Верхний мир, как лично убедился Хсаал-А.
Любопытство дернуло, было, опять наверх, но Хсаал-А рассудил, что приключений пока хватит.
**
Сашка немного волновалась. Все-таки, первая экспедиция. Не студенческая практика, где все отмерено, обкатано и предсказано до последнего камешка, а настоящая экспедиция, с костром, швыряющим в черное небо ворохи искр и приключениями. Да, она была законченным и неисправимым романтиком. С детства. Несмотря на то, что роли прекрасных принцесс никогда не перепадали - белобрысая, длинноносая, чуть лопоухая, с бесцветными бровями и ресницами она меньше всего походила на принцессу - годы не изменили ровным счетом ничего: аспирантка геофака, прятавшая под густой челкой шрам на лбу, печать любви к норам и оврагам, по-прежнему грезила сказочными приключениями.
Правда, сказочный принц все не появлялся, но она не особо омрачалась - научная работа не оставляла времени на скуку. Кроме того, у нее ведь был голос. Она привыкла, что некрасива, что мужчины обычно смотрят сквозь. Пока молчала. Но, тотчас же, едва начинала петь, бесцветная блондинка превращалась в рафаэлевскую мадонну: нежно-бархатное контральто с неподражаемым тембром околдовывало с первой ноты...
Сашка в который раз проинспектировала рюкзак - завтра поезд помчит в Екатеринбург группу из восемнадцати матерых геологов и одной аспирантки. Вчера начальник экспедиции, по совместительству ее научрук, высокий грузный профессор лет шестидесяти, с суровым прищуром и привычкой приглаживать редеющую шевелюру, в n-цатый раз описал в красках маршрут, в надежде, что Сашка передумает. Она за n-цатый пересказ знала наизусть: от Екатеринбурга на перекладных через Кузино до Уткинского завода, потом через Староуткинск машина везет на север-север-восток, а потом пешком на запад... Конечно же, Сашка не передумала.
**
Ее еще покачивало под перестук колес. Хотя грязная заспанная станция осталась давно позади. Пазик, почти антикварный, стонал на колдобинах, то ухая вниз, то с пыхтением вползая в гору, тасуя уставших людей, вещмешки и ящики с оборудованием. Облупившаяся крыша ловила протекающим люком яростные потоки дождя, а заклеенная изолентой трещина на мутном стекле раскалывала летящую мимо ночь надвое. Затем предрассветный пеший марш километра на три-четыре по мокрой заросшей просеке, чавкая грязью, и они на месте. Где-то поблизости гора Сташкова, на востоке весело перескакивает речушка Дорониха, впадая в петляющую меж каменных бойцов Чусовую.
А может, качает просто от усталости. Сашка пожала плечами сама себе. Мокрая, грязная, немытая: хотелось только домой, в ванную и спать. Вот и желанные приключения. Наяву, так сказать.
Шеф, тыкая мясистым пальцем в карту, басил, напоминая план предстоящих работ. Сашка напряглась - начальственная мысль упорно ускользала от внимания. Вздохнула и прикрыла глаза. Мысли пусть подождут.
Рассвет выдернул из серой мглы умытый лес, вальяжно ползущий вверх по склону. Зеленое море местами взрезали светло-серые выходы известняка и глинистого сланца, игривые первые лучи позолотили потертую тысячами лет верхушку, кромсая в неопрятные клочья стылый туман.
Где-то захлебнулся истошным лаем Че Гевара, или же попросту Че - лохматое дружелюбное создание невнятной породы.
**
Минула одна вода: Озеро опять вернулось к Первой Метке, и Хсаал-А решился вновь подняться.
Медленно погрузился в камень и неспешно поплыл, рассекая слоистую породу широкими перепончатыми ладонями.
Он любил свой мир. Как же затейливо лежит складками порода, топорщась зубьями прокусывает Верхний Мир, из бездонных глубин выдавлены застывшие реки гранита, а между слоями пород вьются рудные жилы. Где-то поблескивают золотом, где-то играют самоцветами. Хсаал-А мимоходом, по старой, еще детской забаве разрисовал пальцем в узоры малахитовый пласт, потом, оставив позади батолит групнозернистого гранита, набрал пригоршню бериллов.
Вечерело, когда он, напрягая слух, опасливо выбрался наверх. Некоторое время, пригнувшийся, замер, готовый нырнуть под спасительный кров земли.
Потянуло костром. Хсаал-А вздрогнул. Глубокая раса привычна к дрожи гудящих Недр. Но когда из глубин вырывается Огонь - страшно. Ему не довелось увидеть рассвирепевшего Огня: тот, что живет у Глубокой расы - скромно тлеющий. Хотя и тот при случае больно жалил, особенно любопытного мальчишку, жаждущего близкого знакомства. Хсаал-А потер секущий бровь застарелый шрам - раз и навсегда отпечатанный огненный урок. Мудрые сказывали, однажды случилось страшное - яростью Огня был уничтожен весь народ. Лишь немногие уцелевшие долго скитались, пока сумели найти новое надежное место, достойное хоронить отцов и рождать сыновей.
Хсаал-А погрузился в землю по плечи и осторожно побрел навстречу костру.
Людей он увидел издалека - небольшой лагерь, походная кухня, пара огромных бревен у костра. Подполз к самому краю поляны, покосился на дремавшего у палатки пса. На минуту ветер метнулся в другую сторону, пхнув по собачьему носу чем-то необычным. Пес приподнялся и глухо зарычал. Из палатки размашисто шагнул аппетитно жующий мужчина, потрепал пса по холке и угостил сладким кусочком. Тот успокоился, лишь время от времени поводя носом в сторону невидимого гостя, предупреждающе вздергивал верхней губой.
Хсаал-А с жадностью вгляделся в фигуры у костра: двое на бревне горячо спорили, один лежал, заложив руки за голову, задумчиво встречая наплывающий с неба вечер. Кто-то ворошил палкой костер, подбрасывая вверх пригоршни огненных брызг, кто-то согнулся с карандашным огрызком над тетрадью, кто-то суетился у походной кухни. Он собрался, было, прочь, но услышал пение. Завороженный, обошел поляну - рассмотреть поющую. Хрупкая фигурка не в раз обнаружилась среди заветренных суровых мужчин.
Она была прекрасней любой из Красивейших, когда-либо удостоенных красок Великих Мастеров: изысканно удлиненный нос, острый подбородок, ресницы и брови цвета сияющего пепла, и даже нелепо срезанные до бровей светлые волосы ничуть не портили. А такими изящно оттопыренными ушками, прозрачными, словно тонкий фарфор, не могла похвастать ни одна из виденных Красивейших.
Не веря глазам, он нырнул под поляну и замер неподалеку, восхищенно любуясь. А голос... Ее голос был непередаваем: будоражил самые глубокие струны души, подзвучивая гамму чувств и эмоций.
Когда песня закончилась, лагерь обволокло тишиной - каждый молчал о чем-то своем. А прекрасная певунья задумчиво выводила палочкой по земле.
Ему захотелось сделать для нее что-нибудь необыкновенно приятное. В голову пришла дерзкая идея: подобрался к девушке совсем близко - протяни руку- и вот она. На мгновение залюбовался - вблизи она еще краше. Потянулся, подтолкнул пригоршню камней, которые все еще сжимал в кулаке, аккурат под бороздящую землю палочку, и напряженно замер.
Вот палочка запнулась, и что-то прохладно сверкнуло в пыли. Девушка недоуменно приподняла бровь, поддела камушек, и тот с хрустом выскочил в ладонь.
В свете костра мягко засветился, словно солнечный блик, крупный берилл.
Она восторженно ахнула, любуясь, и Хсаал-А расплылся в довольной улыбке.
И тут лагерь загудел, как растревоженный улей. Все побросали занятия, и с алчным блеском в глазах стали прочесывать землю. Быстро нашли подкинутую россыпь, сопровождая каждую находку разгоряченными возгласами.
Хсаал-А слышал, что Верхние люди испытывают непонятную жадность к творениям Глубин: к блестящему желтому металлу, и к сверкающим камням. И если сверкающие камни, вправленные Мастерами в пол Большого зала, где на искусной огранке танцевали блики света, просто радовали взор, то в Верхнем мире даже за значительно меньшими камнями тянулся кровавый след.
Хсаал-А содрогнулся: странная и непонятная Верхняя раса. Вот, ради надежды найти еще один блестящий кусочек, лихорадочно роют землю, как кроты. Стало неприятно, словно он случайно подглядел за чем-то постыдным. Он оглянулся на девушку: сидит в сторонке, не принимая участия во всеобщем ажиотаже. Улыбнулся ей и, грустный, уплыл вниз, домой.
**
Уже были протоптаны заготовленные маршруты, заполнена тара образцами, и даже исписана и оформлена вся повергающая в уныние документация. День до отъезда. Прекрасное настроение легко подхватывало шефа под локоток и с воодушевлением носило по лагерю. Задачи выполнены, выполнены на отлично.
Но приятная расслабленность не приходила: последние два дня только и пересудов, что о старых штольнях в паре километров. Случай натолкнул группу на полузасыпанный, заросший вход. Нигде на картах штольни не значились. Любопытство ерошило лагерь. Впрочем, шеф его не разделял: "Ну, нашли, видать, рудную жилу, а оказалась обманкой. Широко пошла, а копнули чуть - и рассеялась". И категорически отказался давать добро на разведку.
- Да вы чем здесь объелись?! - гудел он. - Я за вас головой отвечаю! Какие еще заброшенные штольни?!
Но экспедиционный план был исполнен качественно, а коньячок для сугреву под вечерний костерок сделал свое дело, и шеф сдался: "Даю завтра с утра три часа. Далеко не лезть. Пощупали породу - и назад".
Сашку из инициативной группы ничтоже сумняшеся вычеркнули. Тогда она сработала резервным приемом - отказалась петь, и даже почти всплакнула, обратив на шефа исполненные вселенского горя глаза. И тот, поругиваясь, отпустил, взяв обещание, что "честное слово, только одним глазком издалека".
**
Он наблюдал за ней. День, когда не удавалось подняться наверх и взглянуть на нее хотя бы на пару ударов сердца, был тоскливым днем. Близился отъезд. Хсаал-А чувствовал это. Словно видел. Временами накатывала паника - нельзя отпустить ее вот так просто, но ничего дельного на ум не приходило.
Тем утром он чуть, было, не упустил ее из виду: девять человек уходили из лагеря вместе с ней. Хсаал-А последовал чуть поодаль. Пришли к норам, что обычно люди роют, чтобы дотянуться до подземных богатств. Норы старые, давно заброшенные. Не там люди вырыли - ушли в пустую породу. Да что с них взять - люди слепы, чужие в камне. Девушка держалась немного позади, и тут ему пришла в голову блистательная мысль, гениальная в своей простоте - надо просто позвать!
**
Ей показалось, или в самом деле позвали? Вот! Опять! Замедлила шаг, замерла, вслушиваясь.
В полумраке слышны только удаляющиеся шаги, сосредоточенное сопение жмущихся к сыпавшимся стенам мужчин, да редко переброшенные междометия.
Зов звучал внутри. Сашка сердито тряхнула головой. Начиталась, мерещится теперь всякое. Решительно шагнула, опять остановилась.
Зовут. И тянут. Туда. Медленно развернулась и уставилась в неглубокую боковую ветку высотой в рост. Да, туда.
- Сашенька, где Вы?
Ну вот, уже хватились.
- Уже догоняю, я сейчас, - крикнула вслед, а сама опасливо ступила в нишу.
Три-четыре шага, и стена. Тишина. Померещилось, что ли? Собралась, было, уходить, но тут показалось, что стена словно стекленеет, становясь прозрачной. Напряженно вгляделась, и едва не закричала - там, из толщи породы смотрел человек.
Скованная ужасом, так и осталась недвижима, не в силах ни пошевелиться, ни оторвать взгляд. Несколько мгновений они стояли, глядя в глаза.
Наконец, Сашка зябко шевельнулась. Лет двадцати пяти, светловолосый, распахнутые прозрачные глаза, горящие легким испугом и обжигающим любопытством, бровь рассекает небольшой шрам, словно от ожога, что-то трогательное в уголках губ, готовых улыбнуться. Нет, он не выглядел враждебным. Короткая куртка и штаны, наверное, из рыбьей кожи - видела что-то подобное на этнографической выставке, а на шее висел подвеской небольшой продолговатый камень цвета глубокого ультрамарина на продернутом сквозь шнурке.
- Не бойся, - прозвучало в голове.
- Не боюсь, - почти беззвучно прошептала Сашка.
-Хсаал-А.
Необычно легко поняла - это имя.
-С-саша, - почему-то заикнулась в ответ.
Тот медленно протянул руку, коснувшись разделяющей грани, словно тонкого стекла. Помедлив, Сашка приложила пальцы к этому же месту. Камень дрогнул, и пальцы стали проваливаться в породу, словно в мокрый чернозем. В ужасе отдернула руку. Хсаал-А задорно ухмыльнулся и, видимо, хотел что-то сказать, но вдруг тревожно оглянулся. Миг спустя Сашка почувствовала. Гигантским трактором заворчали недра, земля неприятно завибрировала, просыпав с потолка мелкие камешки. Глухо толкнуло.
"Ну, все, приплыли", - обреченно подумала Сашка, глядя, как от стен отваливаются куски породы, в загустевшем времени проседает потолок и душит в смертельных объятиях. Последнее, что почувствовала - подхватившие сильные мужские руки.
**
Когда она подошла поближе - протяни руку, и коснулся бы тонких пальцев, Хсаал-А в панике замолчал. Сердце бешено заколотилось и ухнуло в пятки - какая же все-таки красавица! Переборов смущение, опять позвал, неотрывно глядя в глаза. И тут она увидела...
Испуг и радость смешались и захлестнули душу через край. Ее имя так приятно шелестело на губах - Са-ша... С надеждой вглядывался в лицо - неужели Та? Сердце согласно трепетало в ответ: Та, Та, Та...
Ему с самого начала не понравились эти норы. Очень уж ненадежны. Поэтому когда до чутких ушей докатилась первая волна, стремительно несущаяся из глубины, с ужасом понял, что сейчас утратит безвозвратно Ту, которую так долго ждал. Следом летела вторая волна. Нора на глазах сминается и складывается - времени на раздумья нет. Он подхватил падающую Сашу на руки и ушел в землю.
Словно хрупкую драгоценность уложил ее на траву, и, склонившись, прислушался с тревогой - дышала. Хсаал-А выдохнул с облегчением - никто из Мудрых не знал, как люди Верхней Расы переносят Преобразование. Теперь знал он: Саша без сознания, но жива. Жива!!! Сердце ликующе подпрыгнуло. Очарованно заволокла мысль, что сейчас он познал нечто, неведомое даже Мудрым. Но мысль быстро улетучилась - скоро здесь будут люди. Какое-то улыбался лежащей без сознания девушке, робко провел пальцами по ее бледной щеке. Затем снял с шеи подвеску с синим камнем, задумчиво сжал в кулаке. Мама, конечно, расстроится: Хсаал-А - сын почтенного и древнего рода, и многие девушки почли бы за честь получить от него этот камень, но он уже взрослый мужчина, чтобы принимать решения самостоятельно и отвечать за свои поступки. Он хотел одеть подвеску Саше на шею, но уже летел лай Че - сюда торопились люди. Аккуратно сложив подвеску в карман ее куртки, Хсаал-А поспешил прочь.
С ней все будет в порядке. И она вернется. Хсаал-А дождался, пока девушку перенесут в прилетевшую железную стрекозу, и с уверенной улыбкой поплыл домой.
**
Назойливый луч упрямо бил в лицо. Сашка, поморщившись, отвернулась и приоткрыла глаза. Беленые стены больничной палаты. С опаской пошевелила руками-ногами. Уф, работают. Осторожно ощупала голову - цела. Зачем-то нашлепаны липучки с проводками, бегущими к попискивающим датчикам.
Скрипнула дверь, пропустив пожилую медсестру.
- Ну, наконец-то! Очнулась, деточка! Ты тут целый консилиум собралаќ - важные профессора приезжали - пять дней без сознания пролежала, никто не мог сообразить причину.
- А... - Сашка только недоуменно захлопала белесыми ресницами.
- К тебе, миленькая, каждый день начальник твой наведывается - все караулит, когда же очнешься. Переживает очень, - она мельком глянула на часы. - Вот-вот будет.
Шеф секунду потоптался на пороге.
- Ну, слава Богу! Полностью жива!
Табуретка под ним туго крякнула.
- Сейчас все по порядку изложу, - упредил открывшую, было, рот Сашку.- Как затрясло, мужики бывалые - успели под балкой схорониться. Конечно, посидели там с денек, пока их выкапывали. Тебя нашли близ входа, целую, но с нитевидным пульсом без сознания. Сразу на вертушку и в Екатеринбург. Ты помнишь что-нибудь?
Конечно, помнит. Сашка метнула на шефа взгляд искоса. Ведь не поверит. Подумает, что стукнуло, хорошо стукнуло. Да что там - сама бы не поверила. Непроизвольно потерла пальцами простынь, вспоминая цепкость каменной глыбы и прикосновение других пальцев...
- Я... я отстала тогда. Была еще недалеко от входа. А как началось - я побежала. Больше ничего не помню, - виновато улыбнувшись, слукавила Сашка.
**
Скоро ее выписали, постылая больничная рубаха осталась в прошлом. Выходя, привычно запустила руки в карманы ветровки, и в пальцы ткнулся ультрамариновый камень.
Спустя несколько дней поезд уносил ее прочь. Мимо бежали присыпанные пылью перелески, за ними, кутаясь в седую дымку, еще темнели отроги Урала. Было немного грустно, словно после встречи со старым другом, с которым не довелось наговориться всласть. Она улыбнулась, вспоминая по-детски любопытные глаза Хсаал-А, пальцы потянулись к прохладной ультрамариновой подвеске. Теперь она знает, что ее будут здесь ждать. И она вернется.