Бородин Сергей Алексеевич : другие произведения.

Счастье детского обережья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Известно, что музыкальный инструмент очень сложно настроить без камертона. Так и в окружающей нас жизни должен существовать некий аналог камертона, с нравственным эталоном которого люди могли бы сверять течение процесса своей личностной самореализации в обществе. Так что же из социального окружения человека способно нести такую великую миссию по направлению общества к состоянию благости небесной и нравственной чистоте? Вряд ли что-либо иное сможет иметь в этом отношении больший светоносный эффект, нежели духовно чистый взгляд малыша, не так давно присланного небесами в наш мир, кажется только и состоящий разве что из пороков человеческой натуры. И чем больше находится детей среди нас, уже повзрослевших, а потому уже замутнённых в духе, предшественников этих маленьких небесных посланников, тем более светло и чисто пространство земного предела жизни.
  СЧАСТЬЕ ДЕТСКОГО ОБЕРЕЖЬЯ
  
  
  
  К детям Кузьма Трофимович всегда относился с неизменным чувством сердечного расположения. Он никогда не лебезил перед ними, не сюсюкал в попытках расположить к себе какого-нибудь капризного малыша, избалованного спесивыми родителями, культивирующими модный нынче стандарт анархического воспитания детей. При общении с детьми ему крайне важно было открыто смотреть им в глаза, через которые в мир Земли заглядывала великая беспредельность Космоса. Для чего это было ему нужно? Общаясь с детворой, как говорится, глаза в глаза, Кузьма Трофимович не уставал снова и снова проверять себя на предмет незамутнённости души эманациями тех нравственных компромиссов, на которые людей вынуждают обстоятельства их социальной жизни. Неоспоримые свидетельства чистоты своей души, своих помыслов и деяний он получал в те провиденциальные минуты, в течение которых спокойно, без какого-либо психического напряжения выдерживал прямые, просветляющие всё его существо взгляды малышей, этих полномочных посланцев ангелического горнего мира. Такое своеобразное тестирование позволяло ему в трудные времена своей жизни чётко определяться, оставался ли он недоступным для всей той грязи окружающего мира людей, морально нечистоплотных в отправлении своих потребительских побуждений или какая-то гадость всё же налипла на его душу.
  
  И надо сказать, что за полвека, проистёкшего с того момента, как он стал практиковать это тестирование своего нравственного багажа, Кузьма Трофимович очень редко отводил взгляд, когда из сияющих глазёнок маленьких детишек в него ниагарским водопадом врывались кристально чистые светоносные волны духовных миров Вселенной. Да и то, подобная слабость случалась с ним только во времена его разгульной молодости, когда он ещё не особо-то и задумывался над содержанием в непорочности духовного родника своей души, что становилось для него всё более и более важным с каждым новым летом прожитой жизни.
  
  А с недавних пор Кузьма Трофимович стал вдруг замечать, что, если с детьми ясельного возраста ему ничто не мешало общаться взглядами, то дети постарше далеко не все способны были глядеть ему в глаза, не отводя своих. Конечно, можно было бы списать такие случаи на его утяжелившийся с течением времени взгляд, однако он однозначно отвергал эту гипотезу, поскольку младенцы или те же двухгодовалые малыши безотрывно глядели ему в глаза своими ясными глазками без всякой поправки на якобы несносную тяжесть его взгляда. После долгих раздумий по этому поводу он пришёл к выводу, что современный социум превратился в жутко агрессивного монстра, нещадно калечащего души детей уже в детсадовском возрасте. Вот потому-то и не могут дети с затемнёнными порочностью мира взрослых душами воспринимать тот поток светлой радости, который исходит из его глаз при встречах с со старшего возраста детворой.
  
  Сия нерадостная сентенция здорово опечалила Кузьму Трофимовича, серьёзно притушив яркие краски его некогда оптимистичной картины мира. Но, как оказалось, все эти мировоззренческие подвижки были всего лишь цветочками по отношению ко всем тем "подарочкам", которые ему на шестом десятке жизненного пути преподнесли его близкие родственники, в том числе и его собственные дети, которых он безмерно обожал, с которыми с радостью подолгу нянчился в их детском возрасте, которых опекал и уберегал во времена их юношеского баламутства и к которым всегда был готов нестись на помощь, бросив все свои дела, при первом же сигнале бедствия с их стороны...
  
  Цветочки отцвели - ягодки вызрели. Семейная жизнь Кузьмы Трофимовича треснула, развалилась на кусочки, которые вскорости превратились в пыль времени. Посреди осколков крушения его семьи он оказался один, всеми кровными и некровными родственниками покинутый на произвол судьбы, никому из них толком уже не нужный. Это касалось и его детей, которые проявляли по отношению к нему исключительно формальные знаки внимания, за которыми не проглядывалась хоть какая-то душевная привязанность к нему - любящему их отцу.
  
  Кузьма Трофимович вынужден был уединиться в своём "логове", как он называл ту тесную комнатушку, которая была милостиво оставлена ему для доживания. Фактически с ним никто не общался, включая его детей, что было для него особенно трудно переносимым, поскольку без них ему трудно было представить свою жизнь. Родственники же по линии его родительской семьи к тому времени или уже поумирали, или в непреодолимом взаимном отчуждении кто куда разбрелись по жизни. Возникшая было надежда прильнуть сердцем к внукам тоже была грубо перечёркнута, поскольку их под самыми разными предлогами укрывали от него и новые родственники со стороны супругов и супружниц его детей, и старые родственники со стороны его бывшей жены.
  
  Обречённый вести уединённый образ жизни, он частенько усилием воли сдерживал себя, чтобы вполне реально не завыть от тоски. Время для Кузьмы Трофимовича потянулось прямо-таки с черепашьей скоростью, хотя окружающий его социум жил в бешеном темпе. Уединённая жизнь в своём логове всё далее и далее отдаляла его от реалий, вынуждая его всё более и более проникаться состоянием нелюдимости. Со временем этот процесс зашёл так далеко, что даже его старые друзья, помнившие его весёлым, озорным и задорным, фактически перестали с ним контактировать. Дети же в редкие встречи с ним вели себя так, как будто бы обстановка вокруг него была по-человечески в высшей степени превосходна.
  
  Кузьме Трофимовичу, трезво оценившнму своё положение, пришлось смириться с мыслью о том, что все близкие ему люди просто-напросто списали его со счетов за ненадобностью, выжав из него, как им казалось, всё, что только было возможно. Самым неприятным для него оказалось осознание, может статься - и запоздалое, полного и окончательного краха его, действительно, идиллических мечтаний о большой дружной семье, которая должна была бы пополняться всё новыми и новыми родственниками. О той семье, в которой все уважали бы друг друга, помогали бы сородичам в меру своих сил и возможностей в случае каких-либо бедствий, о семье, в которой властвовал бы дух сотрудничества и гармонии. В этом обширном родственном сообществе знания и навыки родичей были бы, как ему когда-то представлялось, главной семейной реликвией, которую старшие родичи с превеликой радостью передавали бы младшим сородичам. Ему представлялось также, что старшие родичи при любых раскладах должны были бы безоговорочно поддерживать и почитать друг друга, благодаря чему прочно скреплялись бы родовые взаимоотношения, а молодые сородичи даже в мыслях не могли бы тогда представить себе своё отделение от семьи. В действительности же всё вышло с точностью наоборот, поскольку вместо большой, крепко спаянной общеродовыми интересами семьи образовалась свора напыщенных гордецов с мещанскими ценностями жизни, готовых ради личного обогащения нещадно топтать друг друга, прихватывать всё, что плохо лежит, когда по какой-то причине за таким имуществом кто-либо из толпы родственников ослаблял контроль.
  
  Всё было без всякого сожаления порушено. Уже более ничего не связывало этих фактически чужих друг другу людей, по старинке ещё называвшихся родственниками. Дошло до того, что среди их молодого поколения даже дети стали яблоком раздора, поскольку собственнические отношения распространились и на этих маленьких ангелочков, которые, почувствовав всю лживость и паскудность окружавших их людей, быстро стали превращаться в маленьких властных деспотов. Особо каждый из означенных родственничков стремился монополизировать внимание тех детей, которые по причине зажиточности своих родителей уже были поражены червоточиной собственной исключительности и личного превосходства над отпрысками других родственных семей. В случае же успеха какого-нибудь прохиндея из числа захудалых родственников в льстивом выслуживании перед такими детишками он мог рассчитывать на внушительное материальное вспомоществование, которое их богатые родители могли при случае ему отвалить.
  
  Кузьма Трофимович честно и, как правило, себе во вред пытался хоть как-то оздоровить ситуацию, но через какое-то время вынужден был опустить руки в полном бессилии перед родственной междоусобицей. При этом его повзрослевшие дети всё более и более отдалялись от него, внуки постепенно становились чужими, незнакомыми ему людьми, а что касается записных родственников, так они объявили его чуть ли не самым злостным своим врагом, назначив его на роль "козла отпущения" за все те внутрисемейные гадости, к провоцированию которых имели самое непосредственное отношение.
  
  Победовав таким образом несколько лет, Кузьма Трофимович, наконец-то, решился признаться самому себе в том, что и за пределами семьи земля полна хороших людей, а космической глубиной детских глазёнок можно наслаждаться повсеместно - стоит только выйти из дома и внимательно оглядеться вокруг. И тогда, отбросив все свои иллюзии о возможности человеческой жизни среди осколков прежних семейных отношений, он стал потихоньку собирать одежду, обувь и другие предметы быта, годные для жизни в скитаниях. Конкретный же отход от заскорузлости родственных связей начался для него с посещений различных духовно-культурных центров, где собирались люди с мировоззрением, в общем и целом весьма похожем на то, которое он и сам исповедовал. Достаточно скоро он обрёл новых знакомых, с которыми чуть ли не с первой встречи интуитивно установилось взаимопонимание прямо-таки на духовном уровне. Иногда среди посетителей этих центров нового, а по сути - просто давно забытого, мировоззрения мелькали и его старинные знакомцы, но с ними он только чинно раскланивался, не вступая в тесные взаимоотношения, поскольку не хотел, чтобы кто-то проявлял в нём тягостные воспоминания о прежней, безрадостной для него жизни.
  
  Частенько ему поступали от его новых знакомых предложения по тому или иному варианту обустройства личной жизни в соответствии с его жизненными наклонностями. И вот однажды, когда он понял, что очередной подобный вариант практически целиком совпадает с его задушевными устремлениями, Кузьма Трофимович, долго не раздумывая, собрал свою суму странника и навсегда покинул душный мещанский мирок своих формальных родственников. Он просто растворился в духовно притягательной для него реальности, которая для его записных родственников наоборот представлялась пугающей их незрелые заскорузлые души ирреальностью - так сказать, неизвестной им терра инкогнито, находящейся за порогом их обывательского понимания окружающей жизни.
  
  Вот так произошёл разрыв пространства семейной любви Кузьмы Трофимовича. В новой же реальности своей жизни, наполненной всеми красками света радости, он много раз на дню наслаждался чистотой детских глаз. Счастье всё-таки догнало его.
  
  
  15.10.2010
  
  
   Сергей БОРОДИН
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"