Пустые стены враждебно обступили меня, заставив содрогнуться. Массивная дверь бухнула о косяк, и дрожащая полоса света, тянущаяся с винтовой лестницы, оборвалась. Сквозь абсолютную тьму прорвался зловещий лязг засова и отдаляющиеся тяжёлые шаги.
Я обречённо вдохнула невыносимый смрад застарелой мочи и лежалого тряпья. Они всегда приводят сюда смертников. Мама говорила. В детстве я, собирая травы на дальних лугах, частенько глазела на острый пик, тонущий в облачной завесе. Я живо представляла себе, что там, под самым шпилем, томится в ожидании казни очередной провинившийся, и ужас сковывал грудь ледяной хваткой. В деревне поговаривали, что зодчего, выстроившего Башню Ужаса, бросили сюда первым, едва работа была завершена, а на следующий день подвесили за ребро.
Правда это или вымысел? Уже не имеет значения...
Завтра меня казнят.
Если бы я только знала, что всё так обернётся! Но когда сама Королева просит о помощи, выбор перед тобой не стоит.
Она пришла в деревню после полудня, и глаза её болезненно искрились. Роскошные одеяния, некогда выгодно облегающие её высокую грудь и пышные плечи, болтались на ней, как мешок для овощей. По мёртвому запаху и зеленоватому отливу сухой кожи я поняла страшную истину. В теле молодой Королевы распустил щупальца смертельный недуг. Тот, что, истощая, захватывает опухолями внутренности.
"Я слышала, что покойная мать научила тебя травничеству, - сказала она, выкладывая на стол пригоршню золотых. - Сможешь ли ты помочь мне, дитя?"
Я сразу предупредила, что боль-трава ядовита и опасна, хоть и помогает некоторым отсрочить смерть. Я готовила отвар, пока она в сопровождении служанки сидела на кухне, и подробно объясняла, как принимать. Но я не учла, что порою, такие страдальцы сходят с ума от боли, жаждая смерти, как глотка свежего воздуха. И, видно, Королева была из таких. Вернувшись в замок, она залпом осушила пузырёк и скончалась.
Не прошло и двух часов, как за мной пришли. Они сказали, что я имела намерение отравить Королеву и сразу повели под трибунал. Даже присяжные глазели на меня с сочувствием, понимая, что оправдательный вердикт будет стоить им жизни. Отголоски душераздирающих женских криков сотрясали воздух и, испугавшись пыток, я сразу взяла вину на себя. Если бы я не сделала этого, в лучшем случае, сидела бы здесь же с переломанными костями и зияющими дырами вместо глаз.
Хотя, зачем глаза в такой тьме? Зодчий не предусмотрел даже окна, дабы смертник не вышел в него, ожидая приговора, и не испортил готовящееся кровавое шоу!
Завтра будет праздник для народа. Завтра я умру на колесе, окружённая любопытной толпой. А может, и послезавтра. Они, как всегда, постараются, чтобы преступник промучился как можно дольше. В нашей деревне страх жестокой расправы - движущая сила. Нехитрое дело: запугать голодный народ, дабы уберечься от бунта. Даже глупая мышь, увидев, как сородича давит мышеловка, не полезет больше за куском сыра.
Они думают, что будет так, как они решили. Как же они просчитались! Я никому не дам станцевать на моей крови. Когда я заметила столб пыли и конницу на дальней стороне дороги, я спрятала под лиф платья веточку боль-травы. Одного листика будет достаточно, чтобы освободиться от уготовленной мне участи. Одного глотка - для вечной свободы.
Я повертела в руках жёсткий стебель. Засушенные листья отозвались нежным треском на зубах. А она совсем не горькая, смерть.
Перед глазами, ослеплёнными мраком, поплыли душистые заливные луга, упирающиеся кромкой в щётку соснового леса. Кровоточащая рана заката запылала над крышами родной деревушки.
Сочные стебли разнотравья затрещали под ногами, когда я понеслась к дому. Навстречу вышла мать: молодая, цветущая. Я не знала её такой.
- Ты рано, - она склонила голову набок.
Я лишь сдержанно улыбнулась в ответ.
А вдалеке, за рекой, протыкал оранжевые облака острый палец Башни Ужаса. И на этот раз я знала, как зовут того, кого заперли на самой вершине. И этот человек был свободен.