Сказка первая, в которой все игрушки волшебным образом оживают
Все игрушки, которые попадали в ограду Домика волшебным образом оживали. Не то, чтобы они всегда и всюду были живые и тут вдруг переставали притворяться, как иногда показывают в мультиках, а просто, попав за чёрный кованый забор, которым был окружён Сад Домика, они впервые и навсегда возрождались духом детства, который, казалось, был разлит в самом воздухе растущими здесь дикими яблонями и благоуханными алыми флоксами. В глаза им ударял луч света, в ноздри (если таковые имелись) -- запах цветов, они расправляли в разные стороны руки, выгибали спинки, распрямляли хвосты, с удивлением тянули к солнышку плюшевые лапки и только со временем начинали привыкать к новой жизни, ставшей теперь настоящей.
Конечно, игрушкам приходилось блюсти давние традиции и притворяться перед людьми прежними, неживыми, чтобы не беспокоить своих хозяев противоестественным для тех состоянием живости и озорства. И только секретное слово, сказанное добрым ребенком, могло разрушить злые чары притворства, разрешить игрушкам открыться и затеять настоящую игру. Секретное слово хранилось у мамы, потому что издавна именно мамы должны ведать детскими тайнами, равно как папы -- мудрыми советами взросления.
Когда Уля приехала в гости к дедушке и бабушке, с нею в чемодане прибыли целых три плюшевых игрушки: рождественский пёсик Тузик, рыжий задорный Тотошка и маленькая обезьянка в короткой розовой юбочке с большим бантом на макушке по прозвищу Чита. Как только их высадили на маленькую скамейку на застеклённой веранде Волшебного Дома, и солнечные лучи радостно устремились на линялые плюшевые шкурки, чудо не заставило себя ждать.
Однако чудо на то и чудо, что даже если и случается часто, не верится каждый раз. Поэтому мы с Вами станем счастливыми очевидцами превращения Улиных друзей, чтобы ничего-ничего не пропустить и во всё обязательно поверить.
Первым ожил Тузик. Это был самый рассудительный пёс из всех когда-либо сшитых поролоновых зверюшек. Он носил потрепанную новогоднюю шапочку, такой же тулуп, а красный нос его частично погрызла Уля в совсем раннем возрасте (Чтобы как-то смыть это несомненное пятно с репутации Ульяны, заметим, что в тот день у юной Леди ужасно чесались зубы, а под рукой был только верный Тузик, брошенный второпях рассеянной мамой).
Как только солнце залило пса с ног до головы, а шаги людей и весёлые голоса стихли в глубине Дома, Тузик, или просто Ту, медленно сел на задние лапы, озадаченно озираясь вокруг и потирая затекший хвостик.
-- Что это такое горячее и блестящее высоко-высоко надо мной? Даже смотреть на него больно, -- подумал Ту вслух.
--Это пуговица, приятель, -- раздался рядом бодрый голос. - У меня есть такая же, только гораздо меньше. Вот. Можешь посмотреть.
С этими словами ожившая рядом обезьянка повернулась и продемонстрировала Тузику на своей юбочке маленькую перламутровую пуговку идеальной круглой формы, которая действительно горела всеми цветами радуги и походила на горячую штуковину, льющую свет им на головы.
-- Хорошо, -- подумав, сказал Тузик, ибо он никогда не отвечал, не подумав, особенно незнакомцам. -- Допустим, что там высоко такая же пуговица. А кто, собственно, Вы сами?
-- Я? Ха! Хотел бы я знать! -- подал голос Тотошка. -- Сдаётся мне, что я пёс, притом не последней породы. Возможно, овчарка или эрдельтерьер. Смею Вас заверить, что на всех моих родственников отменно влияет солнце.
Эта хвастливая тирада новоприбывшего испортила зарождавшееся было знакомство Ту и Читы, и все трое неловко уставились друг на друга. Противоречивые чувства теснили им грудь: с одной стороны, им было непривычно и одиноко быть живыми, отчего хотелось пренебречь всеми правилами этикета и свести знакомство к дружбе кратчайшим путём, с другой -- у них совершенно не имелось опыта в подобных делах, и они настороженно застыли, прикидывая, что бы такое сказать, и как это будет воспринято.
Спас их старый, слегка сдувшийся Мяч, давно забытый в углу за ненадобностью. В давние времена, когда Мяч был важен и надут, он носился над головами ярким всполохом красок. Салатовые, ядовито-розовые и огненные полоски стремительно мелькали по разные стороны волейбольной сетки, и вся жизнь его казалась удивительным калейдоскопом. В ту пору служения делу он не уделил бы новичкам и толики своего драгоценного внимания из-за нехватки времени либо, что вернее, из-за завышенного чувства собственного достоинства. Но теперь Мяч пылился в углу, и ему было скучно. Поэтому он эффектно прошуршал на центр крыльца и, выпятив вперед потертую надпись "ВОЛЕЙБОЛ", громогласно возвестил:
-- Друзья мои! Вы находитесь в том самом месте, где все игрушки, коими мы с вами имеем честь быть, оживают, недоумевают, затем приходят в себя и начинают жить полной жизнью. Поэтому давайте не будем терять время и перейдём сразу к последней части. Ах да! Очень рекомендую не выбегать за пределы вон той чугунной решётки, увитой зелёным плющом. Как раз там, за оградой, Волшебству конец, как, впрочем, и вашей жизни. И даже если какой-нибудь доброволец снова затащит Вас обратно, на территорию Волшебного Сада, Вам уже ничего не поможет, так как дар жизни в этом конкретном волшебном случае имеет, к сожалению, только разовый эффект.
На этом Мяч решил завершить свою тираду и поклониться, как видел когда-то по телевизору, но он был круглый, и вместо поклона угрожающе надвинулся ближе -- так, что его внушительная чёрная тень упала на слушателей, перечеркнув солнце.
Пару секунд оратор напрасно прождал от неблагодарной публики бурных оваций и скис. "Друзья" либо не нашли его речь фееричной, либо эгоистично оставались под впечатлением свалившейся на них удачи. Чита воскликнула:
-- Надо же!
Ее весёлый, находчивый нрав пока не пришёл обезьянке на выручку.
Тотошка на всякий случай тявкнул, чтобы его не посчитали трусом. А Тузик, как мы помним, был крайне рассудителен, и он промолчал, потому что думал.
В воздухе неспешно прошелестела стрекоза, напоминая о беге времени, игрушки будто пришли в себя и начали говорить все разом. Тотошка лаял и кричал о судьбе, которая наконец-то по достоинству вознаградила его заслуженный плюшевый род, который, по его мнению, имел своим прототипом настоящую овчарку. Чита верещала, что теперь-то она попробует не какой-нибудь игрушечный банан, а самый настоящий. Тузик молчал. Когда восторги начали стихать, старый Мяч остановил на нём заинтересованный взгляд, подкатился ещё ближе и прогудел:
-- Что же скажет нам пёс, хранящий молчание?
Взгляды всех присутствующих устремились на игрушку с погрызенным носом, которая печально вздохнула и сказала:
-- Если уж судьба, как сказал мой коллега пёс, действительно вознаградила нас столь редким для игрушек даром, предлагаю установить некоторые правила, пока мы не привыкнем к новому для нас жилищу. Во-первых, -- тут он принялся деловито мерить крыльцо крохотными шажками, -- мы не будем подходить к решётке ближе, чем, скажем, вон те кусты шиповника. Во-вторых, мы узнаем всё-всё об этом месте и игрушках, которые, возможно, давно здесь живут. Кто знает, каких сюрпризов можно ещё ждать от этого Волшебства! В-третьих, мы все, начиная с этого самого момента, установим некую субординацию и поклянёмся ее соблюдать во что бы то ни стало. У меня пока всё, -- тут выступающий внезапно остановился и развернулся к остолбеневшей публике. -- Есть ли вопросы у присутствующих?
-- У меня есть вопрос, - пискнула Чита, смущённо улыбаясь. - Что такое эта "субординация"?
И в тот момент произошла одна странная вещь, как будто до этого странностей случилось мало: что-то щёлкнуло в рациональном мышлении Тузика. Пёс уже хотел пуститься в пространные объяснения, ввести понятие субординации и выдвинуть на голосование свою кандидатуру в качестве главного, но вместо этого он посмотрел в доверчивые глаза Читы, которые сияли надеждой не меньше небесной пуговицы, рот его сам собой открылся и произнес полнейшую чепуху:
-- Эээ... Субординация -- это научное название дружбы. Я предлагаю всем нам немедленно стать друзьями и держаться вместе, что бы ни случилось.
Игрушки возликовали и бросились обнимать заумного Ту. Обезьянка радостно кричала:
-- Что за прекрасная мысль эта субординация!
А Тотошка лаял теперь уже от нетерпения и просил дать ему слово, которое, конечно, было ему тут же предоставлено.
-- Друзья мои! - сказал последний представитель плюшевого рода овчарок и эрдельтерьеров. -- Поверьте, Вы никогда не пожалеете, что сделали меня своим другом. С настоящего момента мое сердце и мои клыки принадлежат Вам! Я предлагаю поклясться в дружбе страшной секретной клятвой верности, и пусть тот, кто нарушит нашу клятву, покроется бородавками и позеленеет как жаба.
И там, на крыльце, под палящем солнцем Волшебного Домика Тузик, Чита и Тотошка поклялись в дружбе страшной потомственной клятвой и скрепили ее рукопожатием мягких лапок, смоченных в слюне (На последнем Тотошка очень настаивал).
Рождение новой дружбы вызвало в Саду целый переполох. Птички радостно защебетали, солнышко стало искриться ещё ярче, небо засияло голубее, и даже крохотные белые колокольчики одобрительно зазвенели головками из глубины бабушкиной клумбы. Стрижи носились над грядками и кричали нечто пронзительное, пчёлы приветственно жужжали, опустошая полосатые тигровые лилии, благоуханные белые розы и трогательные мордочки анютиных глазок. Страшные на вид майские жуки, закованные в твердый панцирь, добавляли в звучавший гимн ликования симпатичные басовитые ноты.
Не разделил всеобщего веселья только старый Мяч. Вот уж кто хотел быть главным, так это он. Но разве можно договориться с теми, кто провозгласил дружбой саму субординацию? И Мяч убрался подальше, под лавку, обратно в пыль, откуда недовольно ворчал до конца дня, выражая свое возмущение.