Сказка третья, в которой Тузик, Тотошка и Чита знакомятся с содержимым таинственного чердака
Тяжёлые дождевые капли гулко падали в огромную бочку с водой, поставленную специально для полива грядок и теплиц. Капли спешили, обгоняя друг друга, но всё равно успевали вовремя, слагая чудесную песню дождя. Хор воды не умолкал, гремел по ведрам, второпях брошенным застигнутыми врасплох дачниками, катился гулким эхом по трубам с черепичных крыш, постукивал в окна, звучал.
Тотошка лежал в своем убежище из лопухов, наблюдая, как дождь искажает его уродливое отражение в наполненной водой бочке. Он страдал. Вырвать Читу из когтей двух воронят оказалось делом несомненно благородным, но нелёгким, и Тотошка поплатился за проявленную отвагу правым глазом и распоротой щекой. Из разорванной ткани жалко торчал поролон, причиняя тщеславному псу невероятные душевные муки.
Конечно, Тотошка мог теперь похвастать любой игрушке, что раны были получены им в неравном бою с полчищем ворон, что шрамы украшают отважных воинов. Вот только подойдёт ли хоть кто-нибудь к этакому страшилищу для непринуждённого светского разговора? И пёс убежал в лопухи, жалея себя и прячась от жестокого мира. Изредка он обнимал обеими лапками израненную морду, баюкал, утешая, тяжко вздыхал и вновь укладывался смотреть на буйство водной стихии.
Чита и Ту уже час прятались по другую сторону бочки, ожесточённо перешептываясь, но не осмеливаясь подойти к другу. Запас их утешений был давно истощён.
Тузик напирал на то, что не морда красит любого пса, а его внутреннее содержание, на что Тотошка злобно пролаял, что на его морде сейчас полным-полно этого самого внутреннего содержания. Чита предложила лечь на кровать Ули и ждать, пока мама заметит и непременно исправит учинённое воронами безобразие. Но Тотошка угрюмо ответил, что не хочет пугать ребенка своим жутким видом и замкнулся в себе.
И вот они отчаянно пытались придумать какой-то выход из сложившейся ситуации, понимая, что будь на их месте Тотошка, уж он бы так просто дело не оставил. Разве не доказал он свою преданность дружбе? Разве не поплатился за собственную самоотверженность?
Чита начала виновато всхлипывать, как будто и без ее слёз мало кругом развелось сырости. Ту хотел было сделать ей подобное замечание, но вовремя спохватился и промолчал.
-- Ах! -- причитала Чита, заламывая в горе лапы. -- Это всё из-за меня! Тотошка пострадал, потому что я решила позагорать на солнышке вместо того, чтобы оставаться там, где меня положила маленькая хозяйка. Зачем?! Зачем я только пошла валяться на полянке?!
-- Вот уж полнейшая ерунда! -- не выдержал справедливый Ту. -- Можно подумать, что ты сама разбежалась и прыгнула вороне прямо в клюв. И потом. Это был выбор Тотошки спасать тебя или нет. А за привилегию быть храбрым часто приходится чем-то жертвовать. -- Тут он тяжко вздохнул, помедлил и продолжил уже о своём, тайно мучавшем его с момента героического прыжка Тотошки. -- Чита, а ты бы смогла сделать то же самое для него? Ну, то есть я хочу сказать, представь, что Тотошка тебя ни от кого не спасал, а сам угодил к вороне в гнездо. Хватило бы тебе смелости повторить его подвиг?
-- Я не знаю... -- неуверенно сказала Чита, глядя на Ту затуманенными от слёз глазами. -- Может быть, никто из нас не смог бы повторить подобное! И теперь он лежит там, покинутый всеми, возможно, скоро вообще спрячется от посторонних глаз в каком-нибудь одиноком пустынном месте, и мы больше никогда-никогда его не увидим. Он залезет от нас на чердак или в погреб, в темноту, голодный, холодный...
Отчаяние Читы уже начало набирать обороты, как вдруг...
-- Эврика! -- закричал Тузик. -- Чердак! Чита, ты подсказала мне гениальную идею!
И он заплясал вокруг обезьянки, вызвав осуждающий взгляд Тотошки по ту сторону бочки.
-- Хоть бы из приличия не разводили тут танцы с бубнами! -- проворчал пострадавший и, сокрушённо вздыхая, уткнул мокрый нос в сложенные лапы.
Чита смотрела во все глаза с загоревшейся надеждой, такой уж был у нее нрав: верить в хорошее до того, как это хорошее произойдёт. Тузик многозначительно поднял палец к небу.
-- На чердаке, -- продолжал он, -- люди всегда хранят всякий хлам, а хлам -- это то, что нам нужно. В груде всякой всячины мы, наверняка, отыщем пару пуговиц, нитки -- что-то, чем мы приведём Тотошку в состояние, вполне подходящее, чтобы не испугать Улю и быть впоследствии переделанным мамой.
-- Ура! -- Чита звонко расцеловала Тузика, вызвав ещё большую тоску у изумлённого Тотошки.
-- А разве нельзя позаимствовать из швейных принадлежностей мамы или бабушки? -- спросила она.
-- Эээ... Такой вариант как-то не пришёл мне на ум, но давай всё-таки начнём с чердака. Там меньше опасности попасться людям на глаза, и можно спокойненько чинить морду героя хоть весь световой день. Только вот как нам заманить его на чердак? -- озадаченно чесал в затылке Ту. -- Он прилип к бочке и ни шагу делать не хочет, а зашивать его лучше там, в тишине, без боязни быть обнаруженными.
-- Я знаю! -- воскликнула Чита. -- Мы скажем ему, что на чердаке живёт Зло, и он не сможет устоять, чтобы не встретиться с ним.
И друзья отправились к израненному герою, чтобы позвать его на встречу со Злом.
Перефразируя один прекрасный роман, осмелимся напомнить Вам, что если содрать с земли все тени, добру стало бы совершенно нечем заниматься. Так вот Зло действительно жило на чердаке. Увы, таков уж закон природы: любое добро, а его в Волшебном Домике имелось в избытке, необходимо уравновесить злом для достижения, если хотите, мировой гармонии, порядка и всеобщей занятости.
Когда бы мы спросили бабушку или дедушку, что там, на чердаке, они, наверняка, затруднились бы с ответом. Правда же состояла в том, что в сие гиблое место давно не заглядывала ни одна живая душа, точнее, живая заглядывала, а вот выходила уже... Но обо всём в свое время.
Со второго этажа Волшебного Домика на чердак вела маленькая винтовая лестница, куда и устремились игрушки в поисках ниток и пуговиц. Конечно, инструменты для шитья можно было поискать и у бабушки, но Тузик остановил свой выбор на другом плане, который казался ему идеальным со всех сторон, как ни крути. А спорить с учеными -- себе дороже.
Во-первых, Тотошка нуждался в смене обстановки и новых приключениях, во-вторых, Ту охватила жажда исследовательской деятельности и острая нехватка газет и книг, в-третьих, нитки и пуговицы определённо могли заваляться на чердаке, ну и, в-четвёртых, Ту просто было интересно. Назовём данный интерес научным. Любая неизведанная область в шаговой доступности должна быть охвачена пытливым мозгом ученого пса, близлежащее пространство изучено, имеющиеся вещи исследованы на предмет пользы и подвергнуты тщательной классификации.
Ту бодро шагал впереди, подавая пример остальным участникам экспедиции. Далее тащился, бурча, несчастный Тотошка, старавшийся сделать вид, что происходящее ему глубоко безразлично. И замыкала шествие Чита, чтобы, как говорится, спасти своего спасителя, если последний надумает сбежать. Розовый бант обезьянки радостно качался, воображение рисовало излеченного и весёлого Тотошку. Они уже опять играли вместе в залитом солнцем Саду, резвились и даже немного кусались. Однако, нарушая стройный ход мечтаний, в светлые мысли Читы всё назойливее стал вторгаться какой-то посторонний протяжный звук. Будто бы душа содрогалась и отчаянно молила остановиться.
-- Ах! -- вздрогнула Чита. -- До чего же противно скрипит эта лестница!
Ступени, действительно, выли, стонали, молили, устало проседая под невесомыми игрушками. Чем выше они забирались, тем больше Чите становилось не по себе. Она заметила, что в этом углу Дома особенно тихо и тоскливо, а из лаза на потолке тянет погребом и плесенью. Возможно, вежливый критик упрекнёт нас в плагиате, но мы уверяем Вас, что Зло всегда и везде пахнет абсолютно одинаково.
Нервничая по непонятной ей причине, Чита тревожно косилась на друзей, желая убедиться в тщетности собственных страхов или вместе задать деру без выяснения причин. Но Ту был слишком поглощён жаждой новых знаний, которая нередко заводила ученых в зыбучие трясины без всякой надежды на спасение, а Тотошке в тот день казалось, что хуже случившегося с ним ранее, ничего произойти не может.
Суммируя вышесказанное, оба пса находились во власти опаснейших заблуждений и были начисто лишены прозорливой женской интуиции. Они вскарабкались на последнюю скрипящую ступеньку, люк приветливо распахнулся, приглашая их внутрь, и игрушки шагнули из позолоченной светом комнаты в тихий зияющий сумрак чердака.
Всё здесь было гулко и сыро. То ли от большого нагромождения брошенных вещей, то ли от резкого контраста с нижней светлой частью Дома чудилось, что тут булькало какое-то новое пространство, живое, хрипло дышащее, существующее по своим неведомым тёмным законам. Пауки не сплели в углах ни одной паутины, ни один лучик света не проникал свозь глухо закрытое ставнями окошко. Видимое преломлялось, звуки искажались и падали громче, весомее, тяжелее. Мысли текли медленно и лениво.
Чита подошла к пёстрому вороху вещей и увидела маленькую музыкальную шкатулку, почти осязаемо покрытую воспоминаниями и пылью. Как только обезьянка завороженно протянула руку к посеребренной старинной крышке, шкатулка неожиданно раскрылась сама, и внутри нее горько зарыдала красивая мелодия, заставив Читу перепугано подпрыгнуть на месте.
-- Ну и ну! -- раздался над плечом обезьянки голос Тузика. -- Кто бы мог подумать, что в груде мусора затеряется такой антиквариат? Может быть, взять ее с собой вниз, чтобы Уля с ней поиграла.
-- Мне кажется, -- возразила Чита, -- что музыка, несмотря на ее красоту, уж слишком грустная. Когда я ее слушаю, мне даже жить не хочется, не то что радоваться и надеяться на лучшее. А ведь я обезьяна, и всегда полна радости и надежд.
-- Тем более, это твой шанс!
-- Шанс на что?
-- Подумай сама, Чита! Ты всегда прыгаешь и скачешь. Постоянная радость граничит с глупостью. Тотошка уже пострадал от твоих необдуманных поступков, если так пойдёт дальше, то ты можешь причинить вред не только своим друзьям, но и Уле. Взять с собой шкатулку вниз, если она так хорошо на тебе влияет, не представляется мне такой уж плохой идеей, если подумать с умного угла.
Чита удивлённо заморгала. Слова Тузика не были лишены смысла и оттого ранили ещё больнее. Незнакомое ей уныние прокралось в душу и начало активную разрушительную работу: стискивало сердце, давило грудь, затуманивало разум тяжёлым облаком. Когда она, наконец, подняла низко опущенную голову, Тузик стоял уже далеко, в другом углу чердака. "Интересно, -- подумала обезьянка, -- когда это он успел отбежать на такое расстояние?"
Она присмотрелась. Тузик сосредоточенно разбирал с Тотошкой образовавшийся на пути завал. Они, казалось, ссорились, только голосов не было слышно, будто бы они злобно шептались.
-- Эгей! -- позвала Чита. -- Что вы там нашли?
Эхо подхватило громкий крик обезьянки и долго крошило его по слогам о деревянные стены и балки комнаты. Но собаки даже не обернулись. Тогда Чита решительно двинулась в их сторону, чтобы прекратить спор и направить энергию двух забияк на мирные цели. Но сколько бы она ни шла, расстояние до них никак не уменьшалось, хотя Чита готова была поклясться, что она совершенно точно шла, а Тузик с Тотошкой совершенно точно не двигались с места.
Обезьянка ещё раз недоумевающе огляделась и протерла глаза.
-- Эй! -- послышался тихий страдающий шёпот из-за запылённых складок старой шторы.
Чита чуть приподняла ткань и увидела маленький высохший панцирь божьей коровки. Жизни в нём осталось на один короткий вдох, который прошелестел:
-- Беги отсюда! Зло иссушит тебя, как всех нас!
И воцарилась подземельная тишина. В ту жуткую минуту осознания обезьянка поняла, что все ее страхи были не напрасны, а нежелание приходить не случайно. Какое-то неведомое злое волшебство поселилось тут на чердаке, и если она не убежит, сверкая пятками, то скоро станет его частью -- такой вот сухой и безжизненной, как бедный жучок, отдавший последний вздох на доброе дело.
Пелена упала с прозревших глаз, и чердак предстал перед ней без какого-либо дурмана и морока: голые стены, никаких нагромождений и вещей -- всё это был лишь мираж, обманка для отвлечения внимания, чтобы дать колдовству время проникнуть в тщеславные мысли своей жертвы. Уши наполнили хрипы и стоны погибающих душ, попавших сюда по незнанию или глупости. Там вдали уже сцепились в бешенной схватке Тузик и Тотошка, а над ними поднималось, клубясь и радуясь, чернильное облако, питаемое их злобой. Оно разрасталось, пульсировало, гудело и ухмылялось.
Шкатулка в руках Читы перестала прикидываться красивой и печальной, а обернулась простым деревянным ящиком, заунывно вертящим один и тот же назойливый мотивчик, от которого бросало в пот. Чита хватила его, что есть мочи, об пол и бросилась на помощь к своим друзьям.
В лицо ей дул ветер, чернильная туча швырялась молниями, кто-то липкий и влажный присел на плечо и гадко шептал в ухо: "Ты не дойдёшь. Вы все уже часть меня! Давайте вместе строить наше царство мглы и всевластия. Передохни, моя милая обезьянка". Но Чита понеслась ещё быстрее, отчаянным прыжком достигла игрушек, запустила лапу в клубок сражающихся и схватила первое попавшее ухо. Это оказалось собственностью глубоко уважаемого ученого пса. Другой лапой она вцепилась Тотошке в хвост и повлекла драчунов к люку -- на путь добра и света.
Ужас множил ее силы. Они мчались на огромной скорости, петляя как зайцы на гоне. Дважды Чита чувствовала на щеке смрадное дыхание разбушевавшегося Зла. Один раз, уже у самого лаза, кому-то удалось-таки сцапать Читу за бант и мощным рывком повлечь в прожорливую мглу, но, к счастью, старенькая розовая ткань лопнула, и все они кубарем скатились на винтовую лестницу, по которой, казалось, несколько жизней назад не хотела подниматься Чита, предчувствуя беду.
-- Скорее! -- кричал Тузик. -- Держите люк!
И они вдвоём с Читой повисли на широком металлическом кольце, приделанном с обратной стороны крышки. Кольцо бряцало, люк колотился, игрушки болтались и вопили от ужаса. Зло, отбросив притворство, ревело и бесновалось совсем рядом за тонкой деревянной перегородкой. Наконец, всё стихло.
Целую вечность Ту и Чита вслушивались в шорохи с чердака. Тревога написала на их лицах забавные гримасы, на лбах выступила испарина от прилагаемого усилия. Чита ощущала бешенное биение перепуганного сердца в ушах, голове, лапах, будто вся она превратилась в единую пульсацию страха.
-- Ты в порядке? -- осипшим голосом спросил Ту.
-- Кажется, спаслись, -- устало и с облегчением ответила Чита.
Они отпустили кольцо люка, развернулись и одновременно заорали на разные голоса. Позади них, довольно улыбаясь, сидел Тотошка, и на морде его не было и следа вчерашнего подвига.