Сказка четвёртая, в которой появляются отрицательный персонаж и подлая собака
Прошлый раз мы с Вами оставили Читу и ее друзей перед страшным неоспоримым фактом: с Тотошкой случилось нечто ужасное, и поход на чердак обернулся какими-то странными, пока ещё неизвестными нам последствиями. Одно только было ясно: разорванная мордочка бывшего мушкетёра чудесным образом исцелилась, даже блестящая пуговка глаза вернулась на законное место, что вовсе не обрадовало его товарищей.
Если уж народная мудрость гласит: "От добра добро не ищут" -- то стоит ли ожидать хорошего от чистого без примесей Зла? Умерить беспокойство и прояснить природу произошедшего с Тотошкой "чуда" Чите и Тузику, увы, не удалось. Возможно, они слишком уж решительно двинулись в направлении исцелённого, и тот, завидев подобный энтузиазм, задал стрекоча, только они его и видели, и где-то пропадал весь тоскливый вечер и долгую мучительную ночь. Кто станет его в том винить? Любой мог растеряться и удрать при подобных обстоятельствах.
Когда Уля и мама мирно спали на широком раскладном диване, деля большую мамину подушку и сбив в сторону запутавшееся одеяло, Чита осторожно, чтобы не потревожить чуткий мамин сон, выбралась на подоконник и долго прижималась горячим лбом к прохладному стеклу, всматриваясь в чернильную темноту. Она горевала, вновь и вновь прокручивая в голове ужасные события сегодняшнего дня. Тузик, прошептав снизу: "Не пугайся, Чита, это я!" -- запрыгнул на окошко и устроился рядом. Долго-долго игрушки просидели, обнявшись, придавленные одной думой, тяжёлой даже для двоих.
Ночь словно пришла навечно: раскинула звёздный шатер, принесла собственных птиц, цветы, запахи, звуки и опустилась весомым покровом тайны на широкие поля, звонкие луга, уютные теплые дома, утихомирив их и убаюкав. Она будто приговорила неугомонную бурлящую жизнь к необходимой передышке -- времени подумать и отдохнуть перед новым искрящимся днём.
Чита и Тузик остужали морды о холодное стекло, дышали на гладкую поверхность и лапами повторяли на запотевшем окошке рисунок небесных звёзд. Уля иногда смеялась во сне, что-то говорила, осмысливая ещё один прожитый день своего детства, из-за чего мама неохотно ворочалась и гладила ее сонной рукой по пушистой голове.
-- Почему всё-таки поход на чердак вылечил раны Тотошки? -- был задан вопрос.
-- Думаю, хорошего от этого ждать не стоит. Зло всегда привлекательно на первый взгляд. Значит, оно каким-то образом проникло в нашего друга, убрало всякое уродство, уничтожило все следы его прекрасного поступка, вот и шрамов никаких не стало видно. Как теперь помочь ему -- вот о чём, нам надо подумать, -- прозвучал ответ.
Больше ничего сказано не было.
Следующим утром Уля пребывала, как выразилась мама, в приподнятом настроении. Она смеялась, пела, танцевала втрое больше и громче обычного. Что такое "приподнятое настроение", Маленькая Леди до сего момента не знала, но когда мама приподнимала Улю, ей всегда было щекотно и весело. "Наверное, -- решила она, -- настроение приподняли и пощекотали, поэтому мне так смешно и громко. Оно поёт и смеётся вместе со мной". И девочка бегала и пищала с удвоенной энергией.
Причина утренней суматохи оказалась проста: позвонил папа, и Уля долго дышала в согретую их волнением трубку и поглаживала шаловливыми пальцами сенсорные кнопки маминого телефона, из-за чего голос папы иногда пропадал, а мама хохотала и набирала номер повторно.
И снова между мамой и Улей, обнявшимися в деревянном Домике около глухой сибирской тайги, и папой, работавшим в каменной прохладной Москве, протягивалась через сотни километров тонкая серебряная нить телефонного звонка, соединяющая их сердца и заставляющая от возбуждения говорить чуть громче обычного.
Уля так воодушевилась разговором с папой, что несмотря на то, что все "пока" уже были сказаны, воздушные поцелуи посланы, а телефонная трубка положена, продолжала свою увлекательную беседу, рассказывая новые выученные слова, выпячивая уточкой губы и размахивая руками. "Приподнятое настроение" не позволяло в это растревоженное папой утро вести себя чинно и благовоспитанно, и Уля, громко распевая, удрала за стрекозой на середину взлелеянной бабушкой цветочной клумбы, откуда ее выудила мама и повела на кухню, где торжественно дымилась аккуратная стопка свежеиспечённых блинов.
Сегодня должно было произойти ещё одно событие, которое Уля и мама радостно предвкушали: приезжала Ита.
Здесь мы сделаем небольшое отступление и позволим себе заочно познакомить Вас с чудесной девушкой, которая немного погостит на страницах нашего повествования.
Ита являлась родной маминой сестрой, звали ее, конечно, совсем по-другому, ибо где же Вы слышали такое странное имя. Но настоящего имени мы Вам сказать не можем сразу по двум причинам.
Во-первых, Ита обладала исключительно застенчивым характером и слёзно просила обезопасить ее от толпы поклонников, которые могут начать осаждать ее дом после выхода нашей книжки в свет. Что сказать, скромность украшает человека. И, во-вторых, полное имя Иты Уля всё равно не выговаривала. Для нее Ита была Итой, иногда Итау, а историю мы рассказываем о Маленькой Леди, так что надо исходить из ее возраста и присущих ему возможностей.
Итак, Ита была родной маминой сестрой -- красивой, тонкой девушкой с пушистой гривой волос и часто вспыхивающей детской улыбкой. Она являла собой вечный праздник неожиданностей (надо заметить, не всегда приятных для тех скучных людей, что любят степенность и вечный покой) и фонтан новых идей, которые били из ее взбалмошной головы, перегоняя одна другую, не всегда удачные, но мама говорила, а ей мы можем верить, что паре гениальных советов многие люди, включая ее саму, были обязаны именно Ите.
Уля и мама сидели на уютной, протопленной бабушкой кухне, поедали вкуснейшие блины из деревенской пахты, щедро поливая их смородиновым вареньем. Над столом клубился пар от заварника с мятным чаем. Разговоров на этом завтраке не звучало никаких, потому что и Уля, и мама были слишком заняты для светской беседы. Рот не мог говорить, потому что жевал, мозг крутился вокруг близящейся встречи, а уши напряжённо вслушивались, не раздастся ли гудение подъезжающей дедушкиной машины -- он как раз уехал в местный аэропорт.
Наконец, долгожданное чудо произошло. Ита приехала.
Она выпорхнула из дедушкиного автомобиля и ринулась к калитке, бешенно махая тонкой рукой, кутаясь в живописную шаль, крича что-то неразборчивое и ведя перед собой на поводке длинную грустную таксу -- всё это Ита умудрялась проделывать одновременно. Потом она душила в объятиях маму, подбрасывала в воздух Улю, целовала бабушку (дедушка уже был зацелован при встрече в аэропорту), ела блины и знакомила всех со своей собакой. Но сию хвалебную оду мы благоразумно пропустим, потом что добрые хозяйки не всегда отличаются объективностью, а расскажем Вам, как всё обстояло на самом деле, как говорится, голую правду без прикрас.
Пёс по кличке Вениамин был приобретён Итой в московском зоомагазине за вполне внушительную денежную сумму, имел все необходимые документы, подтверждающие благородство длинношерстной таксы, родовитость и присущий в таких случаях апломб.
Веня обладал необычайно привлекательной наружностью, задние лапы его забавно косолапили при ходьбе, умные глазки трогательно блестели. Весь облик его лоснился чрезвычайным собачьим благородством.
При всех перечисленных достоинствах Веню почти никто не любил, потому что он был подл. А может, он был подл, потому что его никто не любил. Тут уж мы затрудняемся в установлении правильной последовательности. Но факт остаётся фактом. Веня, пользуясь своей невинной собачьей наружностью, совершал одну подлость за другой, так что добрые люди уже сбились со счёта, подсчитывая его неблаговидные поступки.
Даже сейчас, в первую минуту нашего с ним знакомства, пока его хозяйка пила чай и праздновала долгожданную встречу, Веня самым наглым образом уволок в тенек под раскидистый куст смородины мамину любимую галошу и самозабвенно рвал ее в клочья острыми зубами. Что толкало пса на подобные шалости, никто не знал, а сам он рассказать не мог, так что всем оставалось только смириться с его небывалой подлостью.
Допив чай и немного погоревав над разорванной галошей, Ита повлекла всех к огромному чемодану, который дедушка, тяжело отдуваясь, выгружал из багажника машины. Он оказался битком набит несметным количеством подвесных уличных фонариков.
-- Ура! -- закричала мама, заглушая ворчание дедушки. Надо отметить, что она радостно проникалась большинством идей Иты и упорно искала в них рациональное зерно, какими бы странными они ни казались другим людям. Заранее расположенная к чудачествам Иты, мама даже умудрилась полюбить Веню, несмотря на коварную галошную атаку.
-- Мы развесим фонарики по всему Саду! Предлагаю начать с Сиреневого Уголка! -- постановила Ита, и ее решение горячо поддержало молодое поколение Волшебного Домика.
Бабушка и дедушка наотрез отказались принимать участие в бесполезной, на их взгляд, затее, но Ита, мама и Уля всё равно поспешили в Сад. Их весёлые голоса перебрасывались смешками, головы мелькали то там, то сям, и за какой-нибудь час все деревья и кусты оказались утыканы фонариками, как ёж иголками.
Засим Ита удовлетворённо вздохнула и, подражая Винни-Пуху, желающему подкрепиться, сказала:
-- А не пойти ли нам на Клубничную Гору?
-- На Клубничную Гору? -- переспросила мама голоском Пятачка. Глаза ее загорелись, и они обменялись с Итой взглядом, полным ностальгии и живой тоски. -- Ну что ж! Пойдёмте! Надо признаться, я не была там с самого детства. Ульяна! Возьми какую-нибудь из своих игрушек, сможешь поиграть с ней у ручья.
Последние слова громом поразили Читу и Тузика, блаженно растянувшихся на качелях в Сиреневом Уголке и до сей поры умильно подсматривавших за фонарной экспансией.
-- Прячемся! -- успела пискнуть Чита, и они свалились с дивана прямо в спасительные лопухи. Топот Улиных ножек прогрохотал мимо и смолк вдали, а потом игрушки с ужасом увидели, как Уля бежит в новой алой косынке к выходу с мамой в одной руке и Тотошкой в другой. Чита рванулась было на помощь другу, но словно натолкнулась на невидимый барьер и рикошетом отлетела обратно в тень. Попыталась ещё раз -- тот же результат. На третьей попытке ее остановил Ту, прижал к себе и сказал:
-- Чита! Ты никак не можешь спасти Тотошку. Волшебный Домик охраняет свои тайны, поэтому ты не выберешься отсюда с намерением открыться, пока люди не отойдут на безопасное расстояние.
И они зарыдали вместе, оплакивая благородного пса, привольная жизнь которого отмерила сегодня ровно неделю.
Между тем, мама, Ита, Уля и Тотошка отправились в долгий путь до Клубничной Горы. Лет двадцать назад маленькие Ита и мама просыпались ранним июльским утром, наскоро завтракали и бежали сюда с банками наперевес за сладкой дикой клубникой. По дороге они насквозь промокали от утренней росы, но солнце уже начинало припекать, и одежда успевала просохнуть прямо на девочках за какие-нибудь полчаса. Они ходили за добычей каждый день двухнедельного ягодного сезона и успели изучить Клубничную Гору вдоль и поперек, а Гора, надо заметить, была далеко не крохотная.
Каменистая, покрытая обожжённым солнцем кустарником и сухими залысинами с левого бока, она взрастила на себе изобилие пряных трав и дурманных полевых цветов на верхушке и с правой стороны. Тут же у подножья справа ветвилась узкая дорожка к холодному говорливому роднику. Это место пряталось в лёгком изгибе Горы и дарило покой и отдых тем счастливцам, которым удавалось его обнаружить. В полуденный зной две скрипевшие сосны надёжно укрывали путников от палящего солнца, а родник поил ледяной водой, успешно опровергавшей черствую научную аксиому, что вода не имеет вкуса. То ли вкус у этой водички, бьющей прямо из недр Клубничной Горы, был действительно необыкновенный, то ли, добираясь сюда, люди сильно уставали, но, раз попробовав живительную влагу маленького родника, сердце хранило ее вкус, цвет и запах, в существование которых отказывались верить ученые сухари.
В детстве мама и Ита собирали клубнику с утра и до самого солнцепека. Мама служила своеобразным ягодным компасом: она уже точно знала, в каких местах и в какой траве можно встретить спелые ягоды. К примеру, в мать-и-мачехе, которой была усеяна часть правого склона, искать клубнику не стоило и пытаться. Верным признаком ягодного места пестрели крохотные, по лесным меркам, земляные муравейники. Видимо, муравьи тоже любили полакомиться ягодой, а, возможно, просто имели с клубникой одни и те же предпочтения -- негустую траву и солнечный свет. Найти клубнику можно было даже на каменистых залысинах Горы, только росла она здесь не такая сочная, как в прохладе зелёных трав, а зачастую иссушённая солнышком, с поникшим вытянутым стебельком и красными от жары листочками.
Как только мама находила ягодное место и присаживалась на землю, Ита спешила к ней и наполняла свою баночку отборной клубникой, аккуратно формируя горку с верхом. Мама красивую ягоду собирать не умела и в силу некоторой рассеянности натуры нередко забрасывала в свою банку клубнику вместе с зелёными хвостиками, листочки, а иногда и нерасторопного чёрного жука.
Потом они добирались до родника и несколько счастливых минут пили хрустальную воду, болтали ногами, обменивались впечатлениями и смеялись. Как и все дети, мама и Ита даже не вслушивались в то, что говорит им Клубничная Гора тонким журчанием родника, горьким запахом цветов, жарким дыханием летнего ветра. Но вместе с тем они впитывали тайны природы самым нутром жаждущей детской души и уходили до краев наполненные чем-то чудесным и неизбывным.
И вот теперь, спустя столько лет, они пошли на покинутую когда-то Клубничную Гору, заранее переживая за возможные изменения, которых, они знали, не избежать, волнуясь и скрывая за шутками лёгкую боль сердца.
Чтобы отвлечься, мама указала Уле на сверкающие лужи, оставшиеся на дороге после вчерашнего ливня и объяснила, что лужи появились потому, что прошёл дождь.
-- На! -- закричала Уля и протянула куда-то вверх зажатый в кулачке перламутровый камешек.
Мама и Ита удивлённо расхохотались и спросили Маленькую Леди:
-- Кому ты хочешь подарить камень? Дождю?
-- Да.
-- Так он же прошёл!
-- На! -- и снова камень тыкался в далекую раскинувшуюся синеву.
Так, смеясь, они перешли мост над речкой, свернули на вязкую Коровью Тропу, сбитую копытами ежедневно перегоняемого стада так сильно, что путешественникам приходилось прыгать с кочки на кочку как лягушкам. Уля от удовольствия пищала и вопила:
-- Прыг-скок!
По мере приближения к повороту сельской дороги Ита и мама незаметно для себя шли всё быстрее и быстрее. Ульяна восседала на маминой шее, обхватив ее голову руками и своевольно хозяйничая в уже погибавшей прическе. Но мама, обычно терпеливо объяснявшая ей, что волосы трогать не стоит, на этот раз воздерживалась от комментариев. Воспоминания нахлынули и затопили громко бьющееся сердце. Наконец, они свернули за поворот, и перед ними была она -- Гора.
Ита и мама остановились как вкопанные, с тоской и любовью вбирая каждый изгиб зеленевшей громады. Уля тоже притихла, обеспокоенная состоянием взрослых. Наконец, она робко вытянула из маминых волос заколку, внеся последний штрих в длительное трудоёмкое разрушение, и бросила ее на землю. Мама встрепенулась, поставила шалунью на ножки, привела в порядок волосы, и они медленно побрели по направлению к роднику. Торопиться теперь стало некуда: с неизвестностью было покончено.
На роднике они повеселели и, как в старые добрые времена, сотрясали сосновые своды звонкими раскатами хохота. Уля пыталась на радостях скакануть прямо в ручей, который, петляя среди зарослей зверобоя и ромашки, исчезал за выпуклостью Клубничной Горы, блестя и сверкая как алмазная змейка. Однако мама, погрозив пальцем, открыла ей мир сосновых шишек. И пока Уля, пыхтя, сносила все шишки в кучку рядом с Итой, мама воспользовалась моментом, чтобы обсудить наболевшее. Она удобно расположилась на земле, вытянула длинные ноги и осторожно сказала вполголоса:
-- Хорошо, что хоть здесь на роднике ничего не изменилось.
-- Да, -- согласилась Ита. -- Может быть, немного укрепили трубу, из которой течёт вода, но в целом всё то же.
-- А Гора стала какой-то маленькой. -- с горечью продолжала мама. -- Даже заросла та дорога, которая уходила в небо.
-- Да ещё и приляпали вышку сотовой связи на макушке!
-- Последняя фраза Иты прозвучала с таким отчаянием, что мама невольно улыбнулась и сказала:
-- Зато теперь можно притопать за клубникой прямо с мобильным, а перед уходом позвонить маме, чтобы накрывали на стол и кипятили чай.
Они немного похихикали, представляя забавную ситуацию, дикую для лишённого сотовых технологий детства, но одновременно испытывая ностальгию по тем временам, когда существовали ещё миры, где человека нельзя было повсюду достать мобильным телефоном.
-- Не люблю я, на самом деле, эти путешествия в прошлое, -- призналась Ита. -- Я жутко консервативна, и мне не нравятся никакие изменения в любимых прежде местах. Моей голове кажется, что если я ухожу оттуда, где была счастлива, то в нём, этом счастливом местечке, всё должно оставаться по-прежнему. Иначе приходишь, всё поменялось, а ты чувствуешь себя обманутым, как будто и твое счастливое прошлое тоже поменяли.
-- Слушай, может, Гора вовсе не была такой огромной раньше, -- предположила мама, утешая. -- Просто мы сами были меньше.
-- Ну уж нет! -- Ита решительно сражалась за воспоминания и придерживалась того мнения, что она адекватно воспринимает жизнь, начиная с трёхлетнего возраста, без всяких там искажений феноменом взросления: -- Гора стала меньше -- это факт. Осела что ли... Причём, обрати внимания, что левый лысый склон всё такой же, изменилась только правая сторона.
Ветер ласково шевелил их волосы, смешивая и благословляя. Возвращаться не хотелось. Когда они двинулись в обратный путь, по земле уже поползли длинные вечерние тени. Уля заснула на руках, крепко прижимая к себе Тотошку. А мама шла в молчании и думала о неизменном движении жизни, о том, что Уля когда-нибудь будет также идти с полной грудью невысказанных чувств, а потом этот путь продолжит Ульянина дочка. И в ее сознании высокие темноволосые девушки сменяли одна другую, а дорога оставалась прежней.
Заслышав металлический скрип калитки и лязганье щеколды, Чита двинулась в направлении звука, прячась под тёмно-зелёными лопухами, но потом передумала и свернула к малиновым рядам. Обычно сладкая, малина на этот раз не имела никакого вкуса, разве что горечь понесённой утраты. И Чита прошла ещё немного, потом ещё и обнаружила, что лапы привели ее к зарослям шиповника, к которым Тузик, она и погибший Тотошка клялись не подходить в памятный день зарождения их дружбы.
"Тотошке уже всё равно до этих кустов, -- грустно подумала обезьянка. -- Он теперь будет сидеть там, где его посадит Уля, и не побежит ловить бабочек в огород. Как же я вынесу смотреть на него, вечно сидящего в неподвижности?!"
Она решила пойти и поискать утешения у Тузика -- ведь сегодня они оба потеряли друга -- повернулась и онемела. Рядом с ней сидел Тотошка и скалил зубы в милой улыбке.
-- Чита! Как я рад тебя видеть! -- он нежно обнял ее безвольное плюшевое тельце. -- Когда Уля несла меня к зловещей ограде, я думал, мне пришёл конец и мысленно попрощался со всеми вами, но Мяч, наверное, решил посмеяться и всех нас надул! Старая резина! Только попадись он мне! Мы столько боялись этой ограды, а за ней нет ничего страшного: Волшебство действует всюду, и я тому живое доказательство.
Он приосанился и с ласковой улыбкой повлек Читу к решётке:
-- Сейчас я тебе докажу, что мы можем гулять везде, где нам только захочется.
Чита в радостном смятении шагала вместе с ним, ход ее мыслей не успевал за происходящими событиями. Да и что Вы хотите?!Она была всего лишь обезьянка, сильной стороной которой являлось не виртуозное применение метода рационального мышления, а надежда на лучшее.
Как только они приблизились к забору, Тотошка протиснулся между прутьями и весело затанцевал на другой стороне, всячески показывая, что он жив-здоров, и ничего ужасного с ним не приключилось.
-- Иди сюда! -- кричал он.
Чита схватилась лапками за узкую решётку, но в тот момент, когда она почти коснулась земли с противоположной стороны, кто-то пребольно ухватил ее за хвостик, задернул обратно и швырнул от ограды метра на два.
Это был наш знакомый -- подлец Вениамин.
-- Жить надоело?! -- прорычал он, демонстрируя полную осведомлённость в законах Волшебного Домика и плодотворное влияние Колдовства на него самого. Очевидно, мы встретим ещё немало чудес в Саду, где игрушки оживают, а животные говорят.
Тотошка разочарованно взвыл и бросился на обидчика, но зубы Веня обнажил не плюшевые, а самые что ни есть настоящие, поэтому битва была яростной, но недолгой. Тотошка бросился бежать, и Чита увидела, что его раны, полученные в развернувшемся сражении, заживали и затягивались без следа прямо на глазах.
-- Спасибо! -- сказала Чита, отдышавшись.
-- Но разве ты умеешь говорить? -- запоздало удивилась она.
-- Здесь все умеют, -- пожал плечами пёс и подло убежал в Дом, не прощаясь, на самом интересном месте.