В тот миг, когда Вениамин, наконец-то, услышал привычный голос подлости и бодро зашагал к ничего не подозревающей жертве, случилось ещё одно событие --до того странное, что оно застигло коварного пса врасплох или, если так можно выразиться, в стойке. Он настолько был огорошен произошедшим, что глубоко дремавшие в нём охотничьи инстинкты всколыхнулись и заморозили его длинное тельце в грациозной неподвижности примерно секунд на десять.
В кудрявой головке билась только одна мысль:
-- Не может быть!
Чтобы читатели смогли в полной мере разделить испуг Вениамина, приоткроем завесу тайны: в его мозгу, а может, в сердце (кто же разберётся в собачьей анатомии) впервые прорезался и зазвучал укоризненный голос совести. Сначала это был едва слышный звук, мелодичный, но слишком назойливый, чтобы быть приятным. Потом серебряные переливы превратились в слова, слова -- в целые предложения, произносимые настолько громко, ясно и даже чеканно, что игнорировать их дальше оказалось никак невозможно.
В довершение ко всему -- как будто Вене внутренних противоречий было мало -- рядом послышался приветственный голос извне, отчего Вениамин тяжело вздохнул, потряс головой и решил сначала разобраться с незнакомцем, а потом с незнакомым в себе. Приняв такое решение, он обречённо повернулся на негромкий, но настойчивый зов.
День явно не задался. На безопасном от него расстоянии, очевидно, памятуя их последнюю встречу, стоял вовсе не незнакомец, а уже известный Вене Тотошка и заискивающе улыбался.
Более неподходящего момента для встречи со Злом представить было сложно.
"Надо же! -- Веня безмолвно поздравил сам себя. -- Стоило мне замыслить самую обыкновенную привычную пакость и отправиться вершить самые свои обычные подлые дела, и глядите-ка: тут как тут появилось довольное Зло, и, вдобавок, прорезалась недовольная совесть, молчавшая всю мою сознательную жизнь. Ну, сейчас они примутся рвать меня на части, всё веселье испортят!"
-- Привет! -- между тем сказал Тотошка, подобравшийся к нему ещё ближе, пока Веня размышлял. -- Наше знакомство вышло не совсем удачным, но я готов забыть старые обиды и начать всё, как говорится, с чистого листа. Видишь ли, так получилось, что мои друзья неожиданно от меня отвернулись, а у тебя их и вовсе нет. Так вот я подумал, что помогу тебе скоротать время, пока ты тут живёшь с Итой. Чтобы не было скучно, и всё такое... Меня, кстати, зовут Тотошка.
-- Ага! -- оскалился Веня, ибо он очень не любил, когда из него пытались сделать дурака. -- А меня -- Мэри Поппинс. Оставь свои глупые ужимки для набитых ватой игрушек. Уж я-то знаю, кто ты и что ты. Ты Зло и, видимо, совсем отчаявшееся, раз решилось заговорить со мной после того, как я тебе чуть хвост не оторвал.
Тотошка напустил на себя смиренный и недоумевающий вид. Такая вот ничем не примечательная игрушка, только пуговицы глаз его иногда ярко вспыхивали, словно отражали свет фар проезжающего автомобиля (с той разницей, что никакой автомобиль по Саду, конечно, не проезжал), и это сверхъестественное мерцание беспокоило и раздражало Веню сверх всякой меры. Вениамин был малый неробкого десятка, но, стоя рядом с жуткой стихией, он почувствовал, как мерзкий осторожный спрут опутывает его горячее и упрямое сердце ледяными щупальцами страха, и оно начинает биться тяжелее и отчаяннее в соприкосновении с ужасным.
-- Не строй из себя невинную овечку! -- закричал Веня, теряя самообладание, и от этого разъярился ещё сильнее. -- Если тебе, Зло, что-то от меня нужно, то говори прямо и от своего имени -- больше будет шансов договориться. Если же нет, проваливай, покуда цел. У меня дела.
-- Конечно-конечно! -- первая осторожная разведка показала Злу (которое мы для простоты речи продолжим называть Тотошкой), с кем оно имеет дело. Предприимчивая стихия тут же сменила тактику и сбросило маску смирения с заимствованной плюшевой морды.
-- Н-да!.. Хорошо! -- теперь Тотошка не проявлял и следа дружелюбия, как впрочем и враждебности. Он даже полностью перестал скрывать прорывающееся прежде мерцание глаз, олицетворяя собою лишь вежливость, отстранённость и холодный интерес.
-- Уважаемый Вениамин! -- сказал он. -- Вы мне глубоко симпатичны, поскольку, как и я, не признаёте никаких границ и сопливых дружеских отношений. Поэтому я решил выбрать Вас в свои союзники. У нас есть одинаковые цели, достичь которые я в одиночку, увы, не смогу, так как мои возможности ограничены этой глупой плюшевую шкурой, в которой я временно обитаю. Как я понимаю, Вам изрядно досаждают Тузик и глупая обезьянка, которая верит в смешную чепуху. Так вот. Я могу помочь Вам избавиться от этой проблемы, предоставив несколько блестящих идей и послужив приманкой для их реализации. Стоит скормить игрушкам мысль, что их нетленного друга Тотошку можно вернуть, как они тут же бросятся делать, какие нам угодно глупости. Сами же Вы для них, особенно в совокупности со своими, мягко говоря, вольными привычками, не представляете абсолютно никакого интереса. Тузику Вы глубоко противны, о чём он молчит из-за обещания, данного Чите. А обезьянка... Тут сложнее, но позвольте мне всё-таки прояснить в двух словах. До Вашего несомненно приятного прибытия в сие волшебное место Тотошка спас Читу от грозящей ей гибели. Да, такой уж у нее удел -- вечно быть спасённой. А благодарность свою она выразить ему не успела.
Тут Тотошка впервые сделал паузу посередине всего длинного монолога и довольно усмехнулся:
-- Его место занял я. И теперь Чита решила излить нерастраченную признательность на Вас, любезный Вениамин. Погодите! Пройдёт совсем немного времени, и она постарается сделать Вас таким же благородным и прекрасным, каким был утраченный ею друг. Насколько я понял, переделка уже началась.
Он лукаво скосил глаза на внимательно слушавшего Веню и неожиданно подмигнул. Веня вздрогнул, каждое слово падало на благодатную почву, обильно удобренную сомнениями и прежним образом жизни. На беду, он ещё не сформировал привычки верить в бескорыстность и дружбу не потому, что он был настолько плох, а из-за отсутствия опыта в подобных вопросах. Конечно, Ита любила своего драгоценного Веню, всячески ласкала, ухаживала, ежечасно тискала в совершенно бескорыстных объятиях, а он любил ее в ответ, несмотря на отвратительное поведение, которое он по мере сил старался не адресовать конкретно ей, а изливал во всей красе на других счастливчиков. Но теплота и взаимная любовь с хозяйкой воспринимались им как нечто естественное, неотделимое от него самого, и поэтому он никогда не задумывался об Ите как о друге. Она просто была у него, а он у нее, и разговору конец. Другие же никогда не принимали Веню в свой круг и будто старались невзлюбить пса с первого взгляда. Собаки на московском дворе, где Вениамин проживал в многоэтажном доме с Итой, в лучшем случае не обращали на него никакого внимания, а если он дерзал принять участие в их забавных играх, пресекали его несмелые попытки угрожающим рычанием. Дружба же Вени с Читой длилась всего несколько дней. Природы нового для него явления он не понимал и с непривычки тяготился им. А что если Чита, действительно, хочет заменить в его лице потерянного друга? Ведь не может же она, в самом деле, отличаться от всех остальных, прогонявших прочь, как только завидят его гордую поступь.
Тотошка ходу мыслей Вениамина не мешал, проявляя показное безразличие и для вида поигрывая с собственным хвостом. Наконец, когда Веня совсем растерялся, и поднявшийся в голове жужжащий рой размышлений устало утих, Тотошка неспешно поднялся с травы, потянулся тщедушным тельцем и обронил, исчезая в сгустившихся сумерках:
-- Я даю Вам время подумать до следующего вечера. На закате солнца я приду, чтобы услышать Ваш ответ. И если Вы не проявите мудрость, то мои дальнейшие действия будут направлены в том числе на Вас при всём уважении.
Долгой звёздной ночью Веня опять не спал, ворочался с боку на бок, тревожа Иту, -- его неудержимо тянуло тосковать. А предаться эмоциональному порыву он не мог из гордости. Ведь это означало, что его больно задели слова Зла, и ему дорога дружба Читы. Ни то, ни другое в его представлении не было правдой, поэтому ровно час он протомился в кровати, попеременно то сворачиваясь клубком, то пружинисто раскатываясь по всей длине.
-- Да что со мной такое! Третью ночь не сплю! -- вскричал он, наконец, в сердцах, сник и предался долгожданной тоске. Надо сказать, что Веня был пёс поэтический, с тонким стремлением к красоте и изяществу положений, поэтому перед тем, как дать волю чувствам, он спрыгнул с кровати и потрусил к широкой полосе лунного света, струящегося через приоткрытое окно второго этажа, на котором они спали с хозяйкой. Живописно расположив на полу хвостик в самом центре искрящейся лунной лужи, он задрал вверх морду на коварное небесное светило, наполняющее всех живущих под ним необъяснимым томлением и несбыточными мечтами. Так Веня провел ночь. Он ни о чём не думал, просто вслушивался в смутные болезненные шевеления в области сердца: новорожденная совесть бодрствовала вместе с ним.
Утром, совершенно разбитый собачьей мигренью, если таковая, конечно, существует в природе, Веня грустно лежал под стулом Иты, отрешённо вдыхая запахи свежезаваренного кофе, деревенских сливок и румяных ванильных булочек, покрытых сахарной глазурью. Мама уже накормила Улю горячим завтраком и отпустила бегать в сад, присматривая за ней из окна. Она сокрушённо вздыхала и жаловалась Ите, что Улю как будто бы подменили: вот уже несколько дней девочка капризная, дерётся, даже бьет свою маму, ест только сладкое, не помогает в уборке - словом, ведёт себя как обыкновенный избалованный бесенок.
-- Может быть, период у нее такой? -- утешая, говорила Ита.
Но мама отрицательно качала головой и механически крошила тонкими пальцами недоеденную булочку. Тревожная складка, перерезавшая ее лоб, никак не желала пропадать.
-- Что-то не то! Что-то не то! -- тихо шептала она, оперев подбородок на согнутую руку и внимательно наблюдая за Улей в окно.
Веня вздохнул и поплелся на улицу. Он был так полон собственных проблем, что боялся: услышит ещё хоть одно печальное слово, и его вывернет наизнанку потоком грусти и депрессии. Однако в тот момент, когда он собирался сигануть с крыльца (следует напомнить Вам, дорогие читатели, что таксам строго-настрого запрещено прыгать с каких-либо крутых возвышенностей. Прыжки очень опасны для их позвоночника. Но Веня каждый раз лихо соскакивал с высоченного крыльца, возбуждая страх и беспокойство своей хозяйки. Обычно из вредности, но на сей раз скорее по привычке), его великолепного слуха достигла оброненная мамой последняя новость:
-- Уля перестала проявлять интерес ко всем своим игрушкам, относится к ним небрежно, жестоко. Только с Тотошкой и играет.
Тогда Вениамин принял решение и отправился искать Читу.
Несмотря на ранний час, Чита веселилась в Саду, собирая холодную росу с листочков пахучей мяты в маленький игрушечный стаканчик. Зачем ей это было нужно, никто не знал, даже сама Чита. Свои игры она придумывала на ходу и бросалась в них с головой, следуя причудливым изгибам неудержимой фантазии.
-- Привет, Веня! -- радостно замахала она другу.
-- Привет-привет! -- пробурчал Вениамин в ответ. -- Есть дело! Мне не до сантиментов. Пошли, найдём этого сварливого брюзгу, претендующего на учёное звание.
-- Ты про Тузика что ли? -- недоумевала Чита, поспевая за псом следом. -- Я бы не стала его так называть. Он, конечно, угрюм, но такой уж у него характер, зато... Ай! -- она натолкнулась на неожиданно остановившегося Веню и осторожно выглянула из-за собачьей спины.
В отдалении стоял Тотошка, которого последние несколько дней она видела только в руках у Ули, естественно, неподвижным. Он насмешливо улыбнулся, поклонился в несвойственной ему прежде манере и неторопливо спрятался за кустом крыжовника, увешенным сладкими шариками ягод с зелёной корочкой.
-- Давно я его не видела нигде, кроме детской, -- прошептала Чита, напуганная свиданием.
-- Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить, -- ответил Веня и снова затрусил, благородно косолапя задними лапами. -- Где же наш надоеда-недоучка?! Вечно он путается под ногами, а когда надо, его нигде нет!
-- С утра Тузик обычно в бане -- разбирает старую макулатуру, которую туда приносит бабушка для растопки.
-- Боится разучиться читать? -- зло сострил Веня и побежал в подсказанном направлении. Чита старалась не отставать, но часто оглядывалась, теребя в испуге новый розовый бантик.
Их приход внес нотку раздражения в чёткое расписание Ту, который как раз нашёл несвежую, но довольно интересную статью о морских коровах, тоннами поедавших капусту в океане согласно давнишнему выпуску журнала "Юный Натуралист" за 1990 год. Каким образом может пригодиться плюшевой собаке информация об обитателях океанских глубин, Тузик вряд ли смог бы объяснить. Если Вам угодно, тяга к морю была единственной склонностью к романтике, которую на данном этапе удалось в нём обнаружить. Поэтому мы не станем придираться к отсутствию в его занятиях чёткого рационального зерна.
Тем более, что торжественный вид Вениамина и испуганная мордочка Читы сразу настроили Тузика на прежний практичный лад, он торопливо поднялся навстречу и спросил:
-- Что-то случилось?
-- Случилось! -- начал Веня. -- Вообще-то это случилось уже давно и по вашему упущению, а мне тут разгребай за вами. Ваш дружок Тотошка очень плохо влияет на Улю. Что вы хотите, она всего лишь ребенок.
Тут он набрал воздуха в грудь и, скользнув взглядом по странице злополучного журнала, заорал:
-- Ребенок, который играет со Злом весь день деньской, пока вы, друзья мои, занимаетесь своими делами и читаете про морских коров!
Упрёк был справедлив, а новость удивительна и ужасна особенно потому, что при должной внимательности ее можно было ожидать и избежать. Поэтому игрушки стыдливо опустили виноватые головы. Они густо покраснели, несмотря на плюшевое происхождение.
-- Что же делать? -- Тузик начал нервно ходить по предбаннику, сразу запустив мыслительную машину в ход.
-- Только без причинения вреда Тотошке, -- забегала по пятам Чита. -- Может быть, у нас ещё получится его вернуть.
-- Я знал, что ты так скажешь, -- сказал Веня, -- поэтому все продумал. Не волнуйтесь, план предполагает полную изоляцию Тотошки от Ули, пока мы не придумаем, как спасти его от вселившегося Зла. Но мне понадобится ваша помощь.
-- Всё, что угодно! -- хором закричали Чита и Тузик.
Втроём они собрались в тесный кружок, и солнышко, заглянувшее к полудню в предбанник, освещало их тесное объятие и осыпало солнечными бликами соприкоснувшиеся головы. Но друзья так увлеклись секретным планированием, что не заметили небесного свидетеля и увлечённо шептались ещё около получаса, после чего разошлись в разные стороны, всячески притворяясь, что ничего особенного не произошло.
В этот день под кустом Волчьей Ягоды у Вени состоялась ещё одна встреча. Добавим пафоса, как нынче модно, и назовём ее Легендарной Встречей со Злом.
Куст Волчьей Ягоды произрастал в Волшебном Саду со стародавних времен, когда дедушка и бабушка ещё не решили построить дачу, и представлял собой небольшое корявое дерево, плодовито усеянное ядовитыми ягодами.
Так уж получается, что познания людей весьма сильны в садовой биологии, но при этом они мало осведомлены в области дикорастущих культур. Ни дедушка с бабушкой, ни иные обитатели Волшебного Домика понятия не имели, действительно ли ядовиты Волчьи Ягоды. Они просто взяли на веру неведомо откуда появившуюся весть и никогда не ели сочную ягоду, заманчиво алеющую в зелени листвы. Чтобы ликвидировать данный информационный пробел, предлагаем Вам самостоятельно заглянуть в энциклопедию или интернет и просветить автора на сей счёт в бумажном виде или по электронной почте.
Само деревце выглядело неказисто и плохо вписывалось в окультуренный сад, поэтому, глядя на него, бабушка частенько ворчала и просила дедушку выкорчевать надоевшую ей Волчью Ягоду, распилить и снести в мусорный бак. Но руки у деда никак не доходили до сего благородного дела, и дерево, как заколдованное, продолжало жить под вечно висевшей над ним угрозой распила.
Переговорив с Тузиком и Читой, Вениамин решительно направился на поиски Тотошки, хотя до вечера было ещё далеко. Давно известно: ищущий зло найдёт его. Поэтому Веня не потратил и пяти минут, как увидел мелькнувший хвост Тотошки за деревом Волчьей Ягоды и устремился следом.
Тотошка уже ждал его в тени кудрявой кроны, внимательно подмечая выражение Вениаминовой морды и выискивая малейшие оттенки мыслей в карих глазах. Занятие совершенно напрасное, так как за всю жизнь морда таксы имела всего два выражения - крайней тоски и абсолютной грусти.
Вениамин подошёл ближе и просто сказал:
-- Я согласен, но есть два непременных условия. Во-первых, я хочу быть полностью посвящённым во весь план избавления Волшебного Сада от игрушек. Во-вторых, я могу служить приманкой или ещё чем полезным, но своими руками выгонять их не буду, тут уж извини, всю грязную работу делай сам.
Тотошка радостно захохотал гадким режущим смехом, но тут же смолк, с опаской озираясь по сторонам. Он понял, что Веню лучше не хвалить за принятое решение, чтобы ненароком не спугнуть. Засим он отнесся к происходящему по-деловому и сразу приступил к разбору деталей коварного плана.
-- По рукам, -- ответил Тотошка с достоинством, уняв поднявшуюся волну возбуждения усилием воли. -- План таков. Прямо за домом, недалеко от ограды, что существенно, есть поленница. Укладывая дрова, дедушка забыл там одну длинную доску, которая стоит, упираясь одним концом в поленницу, а другим -- в землю близко от ограды. Там-то мы и сыграем с Вами, мой друг, чудесную партию в боулинг. Чита и Тузик, конечно, приглашены.
Веня настороженно ждал дальнейших пояснений, которые не замедлили последовать.
-- Видите ли, -- продолжал Тотошка, -- не только Вам и мне неприятно присутствие игрушек на нашей территории. Прыгают тут, скачут, свою жалкую дружбу навязывают. Старый волейбольный Мяч вызвался поучаствовать в предстоящей операции. Не знаю, чем ему докучают Ваши пресловутые друзья, но в наши ряды он просился очень и очень активно и исключительно по собственной инициативе. Теперь вообразите, мы разыграем всё как по нотам. Ровно в шесть часов вечера, когда люди имеют обыкновение ужинать и не смогут нас ничем потревожить, Вы приведёте Читу и Тузика в обозначенное мною место недалеко от наклонённой доски под предлогом, что хотите им показать нечто очень секретное. К примеру, то, что поможет спасти настоящего Тотошку. Они же так этого хотят. -- Тут он опять счастливо забулькал. -- Вам они поверят и придут. А я тем временем запущу вниз по доске установленный наверху Мяч и прямым попаданием отправлю игрушек в вечный полёт за ограду. Навстречу неизвестности в прямом и переносном смысле этого слова. Все ликуют, радуются точному удару и спокойно живут без надоедливых соседей оставшуюся часть лета. Вот и сказки конец.
-- Зачем так сложно? -- спросил Веня. -- Да ещё путаться со старой сдутой резиной.
-- Эта "сдутая резина" в свое время наносила неплохие удары. Конечно, за ограду и Читу, и Тузика могли спокойно вытряхнуть Вы сами. Но Вы, мой друг, умываете руки и хотите обрести спокойствие за чужой счёт, а у меня совершить подобное силенок не хватит. Уж очень жалко обретённое мною тело! За что только эту глупую плюшевую собаку считали при жизни героем? Никак не возьму в толк! Так что придётся нам терпеть участие посторонних, надеяться на лучшее и помощь Провидения.
Вениамин подумал и утвердительно кивнул. Затем, всячески скрываясь от любопытных глаз, они сбегали к месту будущей гибели игрушек, изучили позиции другу друга и, чтобы не вызвать у жертв лишних подозрений, торопливо расстались.
Тотошка по обыкновению исчез в неизвестном направлении, а Веня зашагал к металлической будке, которую дедушка любовно именовал своим "офисом", и долго рылся там в ворохе лопат, граблей и прочего садового инвентаря. Устроив форменный бардак, он удалился восвояси, донельзя довольный содеянным. Во-первых, беспорядок автоматически включался в череду совершённых подлостей, которые нынче стали для него редкостью. Во-вторых, в зубах он нес некую вещицу, без которой план Тотошки, по мнению Вени, не стоило считать завершённым. Это была маленькая аккуратная мышеловка в отличном состоянии.
Ещё полчаса спустя Веня опять переговорил с игрушками, сообщил, что ждёт их в качестве приманки за поленницей ровно в шесть вечера и с чувством выполненного долга отправился под розовый куст слушать нестройный хор подлости и совести, голоса которых как будто взбесились под черепной коробкой и никак не желали утихать.
Он сказал игрушкам почти всю правду, оставив лишь малюсенькую лазейку на тот случай, если в нём нестерпимо взбунтуется подлость и захочет избавиться от игрушек раз и навсегда.
Согласно договоренности с ними Вениамин должен был вызвать на встречу Зло под предлогом расправы над игрушками и тем самым заманить его в специально установленную ловушку в кустах. Ловушка действительно ждала Тотошку, но не в кустах, как предполагали Чита и Тузик, а в поленнице, где Веня тщательно замаскировал мышеловку опилками. По его подсчётам, Тотошка должен был попасться на крючок, как только придёт устанавливать Мяч для смертельного броска. Про эту грозную опасность в виде Мяча Вениамин игрушкам тоже не договорил. Он решил внять голосу совести и помочь им пленить Тотошку, а все хитрости и недосказанности нужны были ему на случай, если до шести часов врождённая подлость заставит его кардинально поменять решение и реализовать план коварного Зла, а именно: убрать мышеловку и позволить Мячу совершить убийственный спуск. Впервые в жизни Вениамину приходилось сделать выбор важнее, чем между мозговой косточкой и сладкой морковкой. Поэтому он совершенно ни в чём не был уверен и оставлял себе пространство для маневра в финальной сцене.
Без пяти шесть, когда Веня с игрушками пошли к поленнице, всё казалось ему значительнее, чем обычно: тени глубже, шаги громче, сердце настойчивее. Даже трава чудилась таксе длиннее: путалась под ногами, шелестела, словно не хотела давать дорогу.
Веня остановился прямехонько в точке, обозначенной Злом для удара, вынудив игрушек сделать то же самое. По утверждённому с ними плану, они непринуждённо болтали, любуясь гаснущей красотой заходящего солнца, но голос Читы дрожал, а Тузик то и дело вытирал потеющие лапки о выцветшие бока.
Продолжая обсуждать возможности его перевоспитания и прочую ерунду, Веня скосил глаза наверх, где у самого края пресловутой доски вот-вот должен был появиться Тотошка со своим сообщником Мячом. Однако ни малейшего шевеления на дровах не наблюдалось, что заставляло его вдвойне нервничать.
-- А что думаешь об этом ты? -- в третий раз спросила таксу обезьянка, привлекая, наконец, его внимание.
-- Думаю, прости, о чём? -- рассеянно пробормотал Вениамин.
-- Чита предлагает отметить твой день рождения с грандиозным размахом. Если мы правильно услышали Иту, он будет как раз через неделю, -- услужливо повторил Ту.
-- Что-что? -- переспросил Веня. Последняя фраза расцветила краски гаснущего дня и целиком завладела его воображением. -- Вы хотите устроить на мой день рождения настоящий праздник? Правда?
-- Ну конечно, -- ласково ответила Чита и радостно запрыгала. -- Но это будет сюрприз, главное -- ты не против, а остальное мы устроим сами. И даже не пытайся выведать у нас подробности!
В этот момент Вениамина охватило настоящее счастье. Оно ширилось, росло и, наконец, полностью приняло его в свои глубокие теплые объятия, покрутило и вернуло на грешную землю.
Стоит ли говорить, что по какой-то нелепой случайности игрушки поняли Иту неправильно. День рождения Вени приходился на далёкий октябрь, что документально подтверждалось многочисленными свидетельствами, скреплёнными печатью. Но, само собой, Вениамин сие маленькое недоразумение не собирался устранять.
"Во-первых, -- решил он про себя, -- день рождения у меня всё-таки будет, правда, немного попозже. Во-вторых, раз уж меня окончательно лишили всякой возможности делать гадости, так пусть эта невинная ложь станет моей маленькой местью. Зато меня будут чествовать и заваливать подарками, как положено, между прочим, делать каждый день в году, если речь идёт о такой чудесной таксе, как я."
Счастье снова приобняло его и слегка покачало в безоблачных небесах. Он бы ещё долго парил там, в приятной невесомости, если бы не лёгкий шорох, долетевший до его изощрённого слуха как раз со стороны поленницы. Веня бросил украдкой взгляд и увидел, как Тотошка, тихо чертыхаясь и барахтаясь, пытается освободиться из мышеловки, предусмотрительно установленной наверху.
Тотошка посверлил Веню злобными глазами и, оставив попытки высвободиться, попытался дотянуться до Мяча, установленного у края доски на прицельной позиции. Игрушки, не подозревая ничего дурного, продолжали стоять на линии огня, а Тотошка наверху трепыхался в бессильной злобе и тщетных попытках продвинуться к Мячу хотя бы на сантиметр.
Вениамин облегчённо выдохнул сквозь стиснутые зубы и расслабился. Напряжение последних суток давало о себе знать, и получившие блаженный покой мышцы всё равно продолжало подергивать нервными судорогами.
Но недаром говорят мудрые: "Считайте войну выигранной, когда сложил оружие последний солдат противника". Когда Веня повернулся к игрушкам, чтобы продемонстрировать чудеса своей смекалки и сообразительности, на Читу и Тузика со страшной силой уже накатывался зловредный волейбольный Мяч. Увидев, что его идейный руководитель пленён мышеловкой, он так был разгорячён и пронизан Злом, что не удержался: прыгнул на доску сам и покатился навстречу желанной цели.
Всё это Веня осмыслил уже после, а сейчас, в роковую минуту близящейся гибели двух добрых существ, он не понял, а скорее почувствовал, что нужно ненадолго оставить заигрывание с подлостью и по назначению использовать свойственную ему прыгучесть, развитую каждодневными полётами с крыльца. Он прыгнул и, как заправский футболист, головой вышиб Мяч с траектории смертоносного спуска.
От полученного удара Мяч изменил направление и полетел в сторону парадной калитки. Он бы удивлённо забарахтал в воздухе руками и ногами, если бы они у него были. Возможно, именно из-за отсутствия конечностей он выражал свою озадаченность бешенным кружением вокруг собственной оси. Мяч гулко шмякнулся в траву и подкатился под ноги соседскому мальчишке, которого Провидение прислало в Волшебный Сад в эту волнительную для нас секунду.
Как звали мальчика совершенно неважно. Неважен и тот факт, что родители отправили его занять у бабушки немного куриных яиц для вечерних блинов. Имеет значение лишь то, что зашедший был мальчишкой, и в нём неистребимой силой дремал инстинкт выколачивать мячами соседские окна.
Недолго думая, мальчик размахнулся и отправил Мяч в ещё один полёт, золотыми буквами вписавший его невольный подвиг в вечную историю борьбы добра и зла (хотя бабушка, пожалуй, с нами не согласится). Мяч взмыл в небеса, засвистел, набирая высоту, и с треском впечатался в плотно закрытые ставни чердака, повинуясь тому самому странному закону притяжения, замкнувшему цепь: мальчишка -- мячик -- соседское окно.
Деревянные створки дрогнули, металлический засов жалобно звякнул и сломался, ставни распахнулись, и треснувшее стекло мелким хрусталём осыпалось на разбитый под Домом цветник.
Наступила оглушительная тишина. Ровно на два сердечных удара.
Не успел отзвучать последний, как в образовавшийся проём ослепительным потоком хлынуло золото солнечного света, ломая годами копившиеся залежи затхлости и кровожадной мглы. Оно безжалостно настигало мрак, гнусность, прожорливые тени, поглощало, растворяло в огне и солнечном жаре. Тьма забивалась в самые отдалённые уголки чердачной комнаты и оттуда грозно щерило клыкастую пасть, но и эти остатки злобы были побеждены живительной лаской света. И вот под крышей весело загулял свежий сквозняк свободы.
Стук мышеловки на поленнице оборвался. Игрушки и Веня стояли как в немой сцене: разведя лапы и раскрыв рты. И только ветер доносил топот кроссовок по мощённой дорожке. Это улепётывал домой неизвестный герой нашей правдивой истории -- мальчишка, посланный Провидением.