Герр Манфред сказал, что это напрасные хлопоты. И трата времени. Я расстроился, но потом, по его глазам понял, что он не против. Не против, что я посеял цветы вдоль западной ограды. Мне очень хотелось объяснить, и я открыл было рот, но... как объяснить, что причиною был мои сны?
После обеда герр Манфред ездил в муниципалитет. Вернулся в приподнятом настроении - нам заказали яму вдвое более обычной. Герр Манфред потирал руки, предвкушая золотые. Мы провозились до ночи. И я, и Ганц и герр Манфред. Фрау Барбара дважды варила нам какао. Не мог дождаться ночи.
Уснул моментально - спасибо усталости - и сразу же увидел тебя. Не смейся, ты стояла возле розовых кустов, вдыхала их приторный аромат. Потом, очевидно почувствовав моё появление, ты побежала. Я настиг тебя в конце аллеи. Большое белое одеяло, кем-то заботливо расстеленное, стало нам постелью. "О, Боже!" - пронеслось в мозгу. Сегодня ты позволила мне близость. Трепеща и не помня себя, я раздвинул пальцами твой цветок и чуть-чуть проник внутрь. Сразу потёк сок. Твой сок. Я поднёс пальцы к лицу и вдохнул этот аромат любови - тонкий запах соленого болотца.
Завтрашний день принёс много хлопот. Большую яму пришлось заполнять. В конце дня вышла известь и, пока я управлялся с подводами, Ганц бегал в лавку. Вечером я и герр Манфред ездили за известью на повозке. Старик ликовал от такого количества заказов. Уже перед сном я вышел в сад проверить мои цветы. Ростки показались из земли. Не сорняки ли это?
Аллея розовых кустов и белое покрывало всё начиналось, как в прошлом сне. Мне показалось, ты чем-то расстроена. "Что произошло, любимая?" мы обходились без слов. Взгляды говорят искреннее. "Неважно!" - Ты раскинула руки, будто собиралась взлететь. Я понял, что сегодня не нужно. И стал целовать тебя. Беспрерывно, спускаясь вниз, к груди и, - насладившись сосками - возвращаясь к мочкам ушей. А в мозгу, в фантазии представлялся мне цветочный бутон. Нежный, чуть распустившийся, набухший. И капля росы на одном из лепестков. Я представлял, как я касаюсь этой капли языком и чувствую вкус. Вкус твоего сока, что перетекает на мой язык и далее, сквозь тело, вниз живота.
"Какие они будут? - Я уже не сомневался, что проросли мои вербены, и ждал цветов. - Какого цвета?"
- Не трать на них много времени, Юрген. - Неслышно подошла ко мне фрау Барбара. - Муниципалитет опять увеличил заказ. - Нам некогда возиться с цветами.
Это значило, что сегодня мы должны были приготовить яму в два раза глубже. "Нам рекомендовано экономить землю". - Объяснил герр Манфред, берясь за черенок лопаты. Признаюсь, меня это не трогало. Чем тяжелее была работа днём, тем быстрее я оказывался в твоих объятьях. Тем ближе были твои губы, твоё тело, твои запахи... О Боже, как дивно пахло твоё тело! Я обнимал твои ноги, лаская маленькие ступни, целовал их. Каждый пальчик по-очереди. Вдыхал аромат, торопясь и стремясь дальше, к бёдрам. К этим полным и мягким бёдрам. Здесь, уже теряя рассудок, я утыкался носом в кучерявый треугольник волос.
Тебе нравятся сиреневые цветы, любимая? - О, это был самый длинный день в моей жизни. - Утром зацвели мои сиреневые вербены, и я не мог дождаться ночи, чтоб поделиться с тобой.
В тот день мы пололи газоны - работа нудная и утомительная. И бесконечная. Свежая, недавно засеянная земля, чернела, едва покрывшись травою. "Наш газон должен быть лучше английского!" - Приказал нам герр Манфред.
- Чему ты улыбаешься? - Весь день Ганс ныл, проклиная эти безмерные газоны. Как я мог объяснить ему, что этой ночью я принесу тебе цветы? Впервые я принесу тебе букет. Моих. Сиреневых. Вербен.
Розовая аллея исчезла. Исчез луг и белое покрывало, вместо них выстроились городские улицы. Серые улицы и серый дождик. Мы шли под зонтом, прижимаясь друг у другу - луч света в блёклом городе. И думали мы об одном. Дрожа всем телом я взял тебя за руку. "Какие холодные пальцы!" - Удивился. "Согрей меня, любимый!" - Ты прильнула ко мне и поцеловала в щёку. И в тот-же миг, жители города, и дворовые кошки, и экипажи вместе с лошадьми и даже дождь - все замерли магическим образом. Будто этот поцелуй повернул главный выключатель.
Я прижал её к стене и, закинув её ногу на парапет, дал волю своим чувствам. Своим природным инстинктам. "Я хочу тебя!" - она прижимала мою голову к груди, я сосал соски, чувствуя, как они расцветают, как под моими пальцами набухает соком её киска. Я не способен был ответить, лишь глухо зарычав, стал срывать с себя куртку.
- Юрген! Юрген! Ты должен мне помочь! - Старик Манфред тряс меня за плечо. - Фрау Барбаре плохо! Нужно сделать кровопускание. Помоги мне, Юрген! - Да простит меня Бог, но в этот момент я желал старушке смерти. Впрочем, в нашей профессии грань между жизнью и смертью - это такой пустяк. Жив ли я? - очень часто я не мог ответить на этот вопрос. И как юноше разобраться в треугольнике Жизнь-Сны-Смерть?
Мы сделали кровопускание. Чёрный вьющийся ручеёк бежал в чашку, а я мечтал быстрее заснуть, чтоб снова оказаться рядом с тобой. Милая, Эльке. Моё счастье... два слова. Всего лишь два! Но за них я был готов разбить свою голову в крошево. Обрести вечный сон.
Фрау Барбара металась в горячке, кого-то звала и тихонько подвывала. Я же, смотря на эти страдания, лишь наполнялся тихой ненавистью и яростью к этой невольной нашей разлучнице.
Наверное, эти, угодные дьяволу чувства стали причиной моей бессонницы. До самого утра я мял подушку и пил холодную воду стараясь забыться хоть самым призрачным, хоть мнимым сном. Но нет. Явь не отступала.
Так прошла неделя. Признаться, я не ощущал течения времени. Это Ганс сказал:
- Вот и ещё одна неделя прошла. Юрген, опять нам возиться с газоном. Теперь он стал больше, а? что скажешь, старина? - Видимо я ответил что-то невпопад, поэтому этот высокий, пышущий здоровьем детина, прибавил: - Ты плохо выглядишь. Тебе нужно отдохнуть. Выспаться.
О если б он знал! Если бы он только догадывался, что значат для меня эти слова и сколь дорого я готов заплатить за минуту сна, за мгновение, проведённое с тобой, моя любовь!
Запертый в тюрьме преступник видит и чувствует между собою и вольною жизнью преграду. Физическую преграду из камней и железных прутьев. Я же чувствовал, что стена, отделяющая меня от Эльке, находится во мне самом, в моём воспаленном бессонницей мозгу. "Разбить голову о стену?" - думал я, выпалывая сорную траву из идеального газона герра Манфреда.
Очередная яма была широка и глубока. Муниципалитет, в который раз, увеличил заказ. "Юрген, будешь укладывать известь! - Герр Манфред заботливо похлопал меня по плечу. - Ты не болен?"
- Нет-нет! - Я уныло поплёлся за вёдрами едкого порошка.
Герр Манфред и Ганс аккуратными рядами укладывали в яму покойников. Я тщательно пересыпал эти ряды известью, стараясь чтоб слой был ровным и белым.
А потом принесли её. Её, мою Эльке.
Что я должен был сделать?.. Что я мог сделать?..
- Как её зовут? - Спросил я. И исправился. - Звали.
- Эльке Вебер.
"Нет! - Вопль ударил мне в мозг наотмашь, когда девушку положили в яму, начав следующий слой. - Нельзя! Так нельзя!"
- Дочка башмачника из Лингена.
На пьяных ногах я подошел, таща своё бестолковое ведро. И, чувствуя, как слёзы рванули, брызнули, потекли из дурацких слепых моих глаз.
- За что? - Я упал рядом и всё орал этот вопрос в тупое, безмолвное небо: - За что?
Впервые за много дней я забылся сном. Не помню, было ли в этих снах что либо. Были ли сновидения. Уже несколько окрепнув, через несколько дней, я ринулся в свой маленький сад, к своим вербенам. Я ожидал здесь найти разгадку. Или, хотя бы подсказку.
- Фрау Барбара выполола их. - Ганс очищал лопату пучком травы. - Муниципалитет опять увеличил заказ. Нет места для цветов.
- Хорошо. - Ответил я. Что мне ещё мне осталось? Запах листьев? Вечерний свет? Надежда?