Аннотация: История лучницы Тирамы, что отдала своего сына Богине. Рассказ можно читать как самостоятельное произведение, но он же является главой романа "Война Леса и Степи".
Тирама отдала сына Богине. Не так, как другие сестры, которые обманывали Богиню, отсекали и бросали на жертвенник только крайнюю плоть своих сыновей. Самих же младенцев они обычно кормили первые несколько недель, пока не находили семью, которая готова была взять к себе сына воительницы. Иногда это были семьи случайных крестьян в долинах, или кочевников с нагорий. У кого-то умер свой младенец, кто-то соглашался выкормить еще и приемного из милосердия или из суеверий. Так были люди, считавшие что детям Сестер Богини уготовано великое будущее. Иногда младенцев, рожденных Сестрами, забирали себе их отцы, или племена, к которым принадлежали отцы.
Тирама не помнила ни одной истории, чтобы ребенка пришлось умертвить потому, что никто не взял его на воспитание.
Люди жестоки, а люди Степи - жестоки втройне.
Но вид младенца в люльке даже у самого жестокосердного человека способен пробудить милосердие. Бывали случаи, когда отчаявшаяся Сестра Богини просто подъезжала к первому увиденному становищу или селению и ставила на землю корзину с кричащим малышом.
И каждый из них теми или иными способами находил приемных родителей.
Кто-то из таких подкидышей потом вырастал в великого воина, а кто-то оставался жалким козопасом. Кто-то проживал долгую жизнь, а кто-то умирал еще младенцем от бесчисленных детских хворей. Кто-то становился полноправным членом племени, а кого-то ждала участь бесправного батрака.
Но они получили свой шанс выжить. Шанс был такой же, как у любого другого младенца, рожденного в Степи.
А у сына Тирамы шанса не было.
Мать не дала ему возможности выжить.
Сейчас ему было бы восемнадцать лет - юноша на пороге возмужания.
Каким бы он был?
Иногда Тирама думала об этом, не могла не думать.
Наверное, высоким, как его отец. Сыновья обычно похожи на отцов. Но что-то он должен был взять и от матери. Это должны быть глаза. Глаза и скулы - так почему-то думала Тирама. Она представляла себе рослого юнца с темными глазами. Он вырос бы храбрым и сильным. Как сама Тирама и как его отец.
Но ничего этого не случилось и никогда уже не случится. Своего сына она отдала Богине, а других детей у нее больше не будет.
Тирама часто вспоминала те страшные дни. Родила она легко и быстро встала на ноги. На третий день уже взобралась на лошадь, хотя и перемазала все седло кровью. Тирама спешила к Матерям, чтобы не передумать, чтобы не испугаться собственного решения. После родов она была еще слаба, да и истошно кричащий младенец требовал заботы. Тирама кормила его и ухаживала за ним, хоть и везла на верную смерть.
Она не дала сыну имени, потому что знала - если она назовет его, то после этого не сможет отдать Богине. А Тирама была полна решимости. Она много говорила о забвении старых обычаев, о разложении, об утрате былой доблести Сестер Богини. Надо было подтвердить свои слова делом. Отдать Богине самое дорогое, что у нее было. Сына.
В отличие от некоторых подруг Тирама точно знала, кто был отцом ее сына. На празднике плодородия она была только с одним мужчиной. Он был киммерийцем по крови, но служил царю кюртов. Тарк, его звали Тарк. Тарк показался ей хорошим человеком, насколько вообще может быть хорошим человеком мужчина и сын Орды. Тарк взял бы своего сына на воспитание. И проходивший мимо их лагеря караван "собачьего племени" взял бы. И земледельцы в излучине Запорожки взяли бы.
Но Тирама не отдала сына ни Тарку, ни желтым собакам, ни запорожцам.
Она повезла его на Восток, туда, где у подножья гор, цеплявших каменными копьями облака, в каменной норе жили Матери.
Тирама сделала все, как в старинных песнях и легендах.
Примерно за лигу до жилища ведьм, дорогу к нему стали указывать черепа. Черепа, насаженные на колья и черепа, сложенные в пирамиды.
Людские, конские и бычьи черепа, а также черепа каких-то огромных тварей, которым даже имени нет на языке Степи.
И само жилище Матерей было выложено костями.
Отовсюду смотрели пустые глазницы черепов.
Была поздняя осень, завывал ветер, несущий с собой смесь снежной крупы и пыли.
Каждый миг она могла повернуть назад. Даже когда передавала сверток с сыном старшей из Матерей.
Она почему-то ожидала увидеть древних старух, уродливых и скорченных. Такими всегда предстают ведьмы в сказках. Но ведь Матери - не ведьмы. Они жрицы Богини, бывшие воительницы. Старухи были крепкими, словно перекрученные степными ветрами деревья. У одной не было руки ниже локтя. У другой - правого глаза. Третья не была увечной, но казалась самой старой годами. Но даже ей не требовалась клюка, чтобы ходить. Они были одеты в кожи и шкуры, но выдубленные солнцем шеи их украшали золотые и серебряные ожерелья.
Услышав, что Тирама не собирается ограничиться обрезанием, а отдает сына всего, старухи не смогли скрыть улыбок. Желтые от старости, но все еще крепкие зубы степных хищниц обнажились. Тирама вздрогнула.
- Ты уверена в своем решении, дочь? - спросила однорукая. В ее глазах Тирама разглядела что-то отдаленно похожее на сочувствие.
Все еще можно было передумать.
- Да. - только и ответила Тирама.
Последний день ей было совсем плохо, она сгорала от лихорадки и мучилась болей. Наверное, не стоило так быстро садиться в седло, но, если бы она кормила сына еще неделю, да что там, еще день, она не отдала бы его Богине.
Старухи разожгли огонь в жертвеннике и Тирама молча смотрела, как одноглазая разворачивает сверток.
На пронизывающем осеннем ветру сын Тирамы отчаянно завопил. "Ему же холодно" - хотела воскликнуть Тирама, но в голове у нее мутилось от жара.
Последовала короткая молитва, поднялся в воздух каменный нож, и на алтарь брызнула алая кровь младенца.
Шестнадцатилетняя Тирама, всадница и дочь всадницы, не дрогнула, не вскрикнула.
Несколько мгновений малыш еще боролся за жизнь, но кровь вытекала из него, он слабел с каждым ударом сердца.
Вот он дернулся в последний раз и затих, а кровь его шипела на углях, уносилась к небу горьким дымом. Он уже с Богиней. Этот мир жестокости и боли больше не для него - думала Тирама, но мысли были не ее. Просто какие-то заученные слова. В голове было пусто.
А потом старуха, у которой не было увечий, принялась разделывать мертвого ребенка, как будто это был кролик.
- Дым - богам, мясо - нам. - хихикнула она.
Они же все из массагов, а массаги едят своих умерших - вспомнила Тирама, но ужасаться уже не было в ее силах.
Можно было просто обрезать сына, покормить его еще несколько недель, а потом отдать на воспитание. Боги получают только дым и с ним душу. Мясо и кости, внутренности и мозг остаются Матерям.
- Чего стоишь? - обернулась к Тираме однорукая.
- И это все? - спросила Тирама.
- А ты чего ждала? Что небеса разверзнутся, и боги снизойдут на землю?
Тирама не знала, что ответить.
- Ты принесла великую жертву. Твоя преданность Сестрам и Богине не знает пределов. - будто смягчившись, сказала однорукая Мать. - Теперь дух твоего сына всегда пребудет с тобой. Приходи через месяц, я дам тебе амулеты из его костей. Стрелы врага минуют тебя, вражеская волшба не затронет тебя. Так будет, я клянусь тебе именем Богини. Ее настоящим именем.
И старуха произнесла Имя.
Хотя Тирама была оглушена своим горем и плохо соображала от кипящей в крови лихорадки, ее на миг охватило благоговение.
- Тебе не обязательно видеть остальное. Ты не нашего рода, для тебя это надругательство. Но для Богини это - таинство. - сказала одноглазая.
Тирама поклонилась им и взобралась в седло.
Она ехала до ночи, а потом просто упала на пожухлую траву.
Ее подобрали "желтые собаки", племя, которому запрещено сидеть в седле.
Ее спасли от горячки, которая убивала Тираму. Знахарки вытащили из нее послед, напоили целебными отварами, прочли над ней нужные заклинания и уже через несколько дней Тирама снова была на ногах.
Но что-то в ней умерло вместе с сыном.
Тирама забрала у Матерей амулеты из костей сына, и в самом деле, стрелы миновали ее, и никогда она не была жертвой насланной порчи. Даже лихорадка, несколько лет назад забравшая каждую пятую из Сестер, не тронула Тираму.
Иногда сын снился ей. Во сне она видела ту жизнь, которую он живет на счастливых лугах, среди богов. Как он охотится на белых антилоп невиданной красоты, как купается в реках, полных сладкой воды. Как танцует странные танцы с такими же, как он - вечно юными, не знающими болезней, старости и труда, юношами и девами.
Во сне Тирама видела, что он красив.
Но, просыпаясь, Тирама не могла вспомнить его лица.
Иногда, когда она прикасалась к своим амулетам, ей казалось, что сын говорит с ней.
А иногда она думала, что все это лишь ее собственное воображение.
Ее сын мертв, а она жива. Его жизнью она купила свою неуязвимость и с этим надо жить.
Боги не ведают жалости, цена всегда справедлива.
Через год на празднике Тирама вновь встретила Тарка.
Они вновь легли вместе, и Тирама снова забеременела.
Эта беременность была мучительной, но Тирама поклялась, что оставит ребенка, кем бы он ни был. Сын или дочь, она оставит своего ребенка и воспитает сама. Если ради этого надо порвать с Матерями, она это сделает. Будь прокляты ведьмы, живущие среди черепов!
Роды были долгими и невероятно болезненными.
Тирама родила дочь, которая умерла через три дня.
Дочь не снилась ей в виде вечно юной девы, играющей на счастливых лугах. Она просто умерла, ее пожрал рогатый Эрлэг, живущий в черном шатре.
Тирама утратила всякий вкус к жизни и все то, что составляло раньше ее сущность.
В ней не осталось милосердия и не осталось сомнений.
Она убивала раненых и безоружных, она сжигала селения вместе с жителями, она топтала копытами своей злобной лошади малых детей. Она пытала пленных, оскопляла мальчиков и резала груди девочкам.
Она убивала, разоряла и жгла, не ведая жалости.
Но не просто так, не во имя собственной кровожадности, а во имя Богини.
Когда она вонзала меч в сердце врага в бою, когда перерезала глотку коленопреклоненному пленнику, это было жертвоприношение.
Кровь лилась во имя Богини.
Иногда Тирама называла ее настоящим именем.
Во имя дарующей смерть и берущей жизнь.
Сокровища, которые в боях захватывали Сестры, они свозили в сокрытые от непосвященных храмы, где сваливали их к ногам своего божества.
А что-то отвозили Матерям, которые жили одни в безлюдном краю, но создавали такую ауру ужаса вокруг себя, что их не смели тронуть ни безжалостные воины киммерийского кагана, ни многочисленные вольные племена Степи.
На своих врагов они насылали чуму.
Однажды они погубили целое племя безбородых гирканцев за то что те разграбили святилище Сестер.
Тирама была сначала простой всадницей, потом командовала дюжиной, потом полусотней, потом сотней и наконец стала верховной командующей всей конницы.
Ей не было еще тридцати.
Она организовала и возглавила набег на племена речников, который принес невиданную прежде добычу.
Ни разу в ее душе не шевельнулось сомнение. Иногда Тирама думала, что в том и был настоящий смысл жуткого обряда - отдать самое себя старым богам.
Стать их мечом.
Когда ты - лишь меч в руке богов, легко заставить молчать собственную душу.
Когда она уже была командиром сотни, ее посвятили в круг избранных, открыли ей другие имена Богини и настоящие ритуалы поклонения ей.
Лицо свое она покрывала татуировками, нанося одну за другой зловещие руны древнего алфавита, который знали только посвященные Сестры. Когда-то красивая, теперь Тирама была похожа на воплощение одного из злобных божеств, чьи истинные лики скрывались за золочеными тканями в храмах Сестер.
Руки ее были исполосованы линиями шрамов, полученных в десятках стычек, в которых она сражалась.
Несколько лет назад все, что Сестры создавали десятилетиями, и все, ради чего Тирама пролила реки своей и чужой крови, рухнуло.
Никто и ничто в Степи от берегов Вилайета до самых Мертвых Земель не может противиться воле владыки Золотого Шатра, киммерийского кагана, который кочует во главе многотысячной армии всадников, закованных в бронзу и кожу.
Каган Каррас прислал Сестрам краткое послание - встать на колени перед ним, назвать себя его дочерьми и дать клятву сражаться под его знаменами.
И еще Каррас потребовал золото и серебро.
Сестры могли бы дать ему все, кроме своих мечей.
Они поклялись служить Богине, а не земным владыкам.
Сестры убили послов и отослали их головы в мешках с солью Каррасу.
Они рассчитывали на свою магию, на неприступность своих горных гнезд, на скорость своих коней и меткость своих луков.
Но насланные Матерями чары разбились о щит, выкованный гирканскими шаманами, крепости пали под натиском огромных орд, которые Каррас привел из дальних своих владений. В яростных, но коротких битвах киммерийские всадники развеяли Сестер, смяли их строй мощью своих коней, опрокинули, смяли, изрубили тяжелыми мечами неукротимых, но уступавших им и силой и выучкой, воительниц.
Тирама дралась, защищая последнюю твердыню Сестер. Со стен крепости она видела, как в огромном лагере ее сестер по оружию насилуют и унижают, перегоняют, обнаженных, кнутами.
Изнасилованным перерезали глотки или вспарывали животы, чтобы они не принесли ублюдков. Тирама растерянно подумала, что Тарк может быть там, внизу.
Она поклялась никогда не попадать в плен.
Ее амулеты защищали от стрел, но не от мечей.
Завтра она должна будет пасть в бою.
В последнюю ночь битвы, когда Тирама готовилась умереть, ее призвала к себе одна из младших Матерей и передала волю всех оставшихся.
Тирама должна спастись, чтобы спасти реликвию, чья ценность превышала все мыслимое и немыслимое.
Когда Тирама поняла, что именно ей надлежит сохранить, она испугалась впервые за многие годы.
Но воля Матерей - закон.
Тирама покинула обреченную крепость и бежала в горы. Там ее так и не смогли выследить.
После ей рассказывали обо всем, что случилось.
Все крепости Сестер пали.
Самих воительниц частью перерезали, частью заставили драться в поминальных боях над курганами падших киммерийских воинов, частью обратили в рабство.
Святыни были разрушены, сокровищницы разграблены.
Сын Карраса, злобный Дагдамм изнасиловал и убил лучшую подругу Тирамы, лучницу Арету, с которой потом снял скальп, и этим скальпом украсил своего коня.
Кроме Тирамы выжили и сохранили свободу не больше трех десятков Сестер.
Им удалось найти друг друга. Они встретились в безлюдном месте, там, где некогда старшие Матери зажарили и съели безымянного сына Тирамы.
Тогда все они пролили свою кровь на жертвенник, а некоторые даже отрезали часть своей плоти - мизинец, ухо, кусок кожи с живота, чтобы этим скрепить свою клятву.
Они поклялись отомстить Каррасу и всей Орде.
Поклялись не знать покоя до самой смерти и не пренебречь для своей мести ничем.
После этого они расстались, двинулись в разные стороны в поисках союзников достаточно могущественных, чтобы могли противостоять силам Орды.
Через полгода Тирама оказалась на землях, подвластных вентам.
Там, как и везде, Сестер боялись, справедливо считая могущественными колдуньями.
Тирама сумела добиться, чтобы ее допустили к князю Люту.