Веревкин был человек одинокий. Из принципа одинокий, не по несправедливости судьбы, или невезучести. Ему и одному было хорошо, поэтому в свои сорок три года он не собирался скрасить одиночество с помощью брака, а домашних животных терпеть не мог. Даже таких неприхотливых, как рыбки гуппи, или скажем азиатская пустынная черепашка. На кой ему кто-то, о ком надо заботиться и любить? У Веревкина был он сам и он не понимал людей, у которых есть еще кто-то.
Потребность Веревкина в общении вполне удовлетворяло коллекционирование. И сопутствующая коллекционированию переписка с единомышленниками и специалистами. Причем колекционировал он не какие-нибудь банальные марки, или открытки с портретами кинозвезд, а маркированные кирпичи. Ко времени, о котором пойдет речь, коллекция его насчитывала около трех тысяч образцов и фрагментов, охватывавших период времени от Древней Византии до сегодняшнего дня. Впрочем, византийский образец был спорным моментом. Некоторые авторитеты полагали буквы на нем не маркировкой производителя, а более поздней надписью, сделанной воином, или купцом, или даже городским озорником с помощью остроконечного предмета. Но Веревкин этих мнений не признавал и не без оснований полагал, что владеет одним из уникальных предметов. Похищения коллекции он по понятным причинам не опасался, все же спереть несколько тысяч разнокалиберных единиц стройматериала дело нелегкое во всех смыслах. А работал Веревкин сменным начальником смены на автоматической АТС. Питался он в столовой завода силикатных изделий, где иногда консультировал, а из развлечний, помимо коллекционирования имелся у него старенький телевизор "Рубин", работающий впрочем исправно.
Таким образом бытие его было вполне приятным и безмятежным, если бы не соседи. Причeм не какие-то конкретные соседи, а то одни, то другие.
Соседи имели странную привычку создавать и прекращать брачные союзы, заводить детей и домашних животных. Иногда довольно странных и экзотических. К примеру, в восьмой квартире белобрысый отпрыск до того вполне приличной четы филологов, обзавелся песчаным удавчиком, а в соседнем подъезде бездетные пенсионеры приютили у себя китайского камышового кота. Кот орал по ночам с мощью и энтузиазмом сводного хора из полусотни обычных котов, причем не в марте, а круглогодично, а удавчик периодически сбегал из террариума и весь дом проводил несколько нервных часов, пока белобрысый владелец не найдет его и не водворит на место. Нет, змеелюбивый подросток каждый раз терпеливо объяснял жильцам, что удавчик существо безвредное и в некоторых среднеазиатских районах их держат вместо кошек, потому что ласковые и ловят мышей, но это мало помогало. Жильцы нервничали, кто его знает, удав он и есть удав, хоть и песчаный, а Веревкин, саркастически усмехался объяснениям и довольно язвительно интересовался, а чем кошки-то лучше. Чем кошки лучше юный серпентолог не мог вразумительно ответить и Веревкин тихо торжествовал свою незаметную победу.
В-общем, Веревкин не очень любил соседей, полагал их жизнь суетной и лишенной смысла, но по-настоящему у него защемило в груди от дурного предчувствия, когда в одной из квартир на девятом этаже сделали евроремонт и туда вселилась юная семья дизайнеров модной одежды. Внешний облик "модников", как их назвал для себя Веревкин, заставлял задуматься о бесчисленных беспокойствах, которые они способны причинить себе и окружающим. И беспокойства со временем случились, да еще какие. Но, все по порядку.
Первое время модники ничем себя не обнаруживали. Они либо работали, либо где-то развлекались вдали от дома номер одиннадцать по Краснолесной и никаких беспокойств от них не происходило. Веревкин уж и забывать начал о своем предчувствии. Но модники не дали ему разочароваться в способности предсказывать неприятности.
Для начала они родили младенца. Младенец был предметом, вокруг которого сразу зароились няни, гувернантки, медсестры и многочисленные, как выяснилось, родственники и друзья дизайнеров, люди тоже творческих профессий, которым ничего не стоило, например, припершись в гости в два часа ночи, остановить машину посреди двора и, посигналив несколько раз для привлечения внимания, громко задать в пространство вопрос, насчет точного местонахождения семьи Зелюковичей.
Ясное дело, вскоре следовало сообщение кого-нибудь из жильцов в духе: в девятнадцатой, чтоб вам сгореть! а после сообщения - бурная радость гостей. Иногда даже милиция приезжала порадоваться вместе с ними. Но Веревкин, хоть и раздражался, терпел. Несовершенство окружающего мира, увы не было для него тайной. Но предчувствие, что это еще далеко не все, на что способны настоящие творческие люди не оставляло его.
Младенец Зелюковичей (я ж говорил, что фамилия дизайнеров Зелюковичи, верно?) постепенно рос и постепенно, как и все почти дети, захотел себе домашню зверюшку. Этот вопрос обсуждался широко и Веревкин ничего хорошего не ждал.
Когда соседи завели слона, он несколько обалдел и даже можно сказать, на некоторое время потерял связь с реальностью. Он ждал многого, но позвольте, слон? Слон это вам не канарейка, не кот, не рыбки и даже не собака боевой породы бультерьер. Слон это.... это слон, ему не попросишь надеть намордник. Или накрыть тряпкой, чтоб не пел. Слона не пнешь, если он мешает пройти или объедает сирень в палисаднике. А сколько он может нагадить за раз, Веревкин старался даже не думать. Сколько слон ест, Веревкину было как раз без разницы, он же не собирался его кормить. Но гадские безбашенные дизайнеры завели слона и надо было что-то делать. Надо было как-то спасать себя и свой мир от такого беспрецендентного вторжения.
Слон жил пока на газоне, привязанный за заднюю ногу толстенной цепью к внушительных размеров железному штырю, забитому в землю, как Веревкину сказали, на полтора метра. Нет, это конечно здорово, но не больно-то убедительными казались Веревкину эти полтора метра. Он когда-то в детстве читал, чего может вытворить взбесившийся слон и штырь не казался ему существенной преградой между его собственной жизнью и слоновьим бешенством. Жуткие картины разрушений и убийств стояли перед веревкинским внутренним взором и он испытывал легкую панику. Нет, пока-то слон мирно стоял и хрумкал вторым ящиком грунтовой капусты, но мало ли?
Нет, надо было как-то спасать себя и для начала Верeвкин позвонил в коммунотдел ЖЭКа. Там ему велели не беспокоиться, принять валерьянки и пообещали разобраться.
Со слабой надеждой Веревкин ждал три дня, а слон тем временем все топтался посреди того, что недавно было газоном и произвел несколько куч, подтвердивших раньшие опасения Веревкина об их возможных объемах. Ясное дело, аромат кучи источали валящий с ног и Веревкин задумался о смысле выражения "пряный запах стран Востока"
Веревкин убил еще неделю на разрушение остатков в своей веры в людскую солидарность и могущество государственных организаций, звоня в милицию, в отдел по отлову бродячих животных, в санэпидстанцию. Все, словно сговорившись, отвечали, что нету такого закона, чтоб слонов не держать. На вопрос Вервкина, а есть ли такой закон, чтоб слонов держать, ему раздраженно отвечали, что молодой человек шутки шутит, а тут люди работают.
И наконец, в самом последнем приступе отчаяния Веревкин позвонил по телефону в газете, где довольно туманно намекали, что легко и в рамках законности решат все проблемы с согражданами. Только!! Серьезные!!! Предложения!!! - остерегало объявление и, подумав: куда уж серьезней, Верeвкин нажал нужные кнопки.
После первого жe гудка в трубке раздался голос, интонацией живо напомнивший приемщицу в химчистке через дорогу:
- ...говорите!
- Ээээ... - задумался Веревкин, как ему поясней сформулировать свои затруднения.
-Понимаете, у меня тут соседи завели слона. - выдавил он и несколько последующих мгновений с сочувствием и злорадством одновременно слушал образовавшуюся в трубке паузу, перемежаемую судорожными попытками вдохнуть.
- Х-хто? - раздлася наконец голос вернувшeйся в наш мир приемщицы химчистки.
- Соседи...слона...- сникая, произнес Веревкин и приготовился услышать ставший привычным отказ, но приемщица похоже передумала, и сказала:
- Секунннчку, сейчас я Вас переведу.
- Говорите - теперь на другом конце линии был мужчина. Решительный, судя по голосу и видавший виды.
Веревкин чуть не прослезился от радости и в нескольких отточенных долгими прежними разговорами фразах, поведал о сути своих затруднений.
- Хорошо, - сказал мужчина, выслушав не перебивая - но за наши услуги мы требуем оплату в размере предоплаты наших услуг.
И сразу же назавал сумму к оплате предоплаты.
Веревкин охнул, пискнул "спасибояподумаю" и осторожно нажал на рычаг.
Итак, он был совершенно один. Впервые пожалуй, в жизни он ощутил дискомфорт своего одинокого существования. У него не было родственников, у которых могли бы оказаться связи помогающие устранить вредные последствия чужого чудачества, у него не было друзей, которые б выслушали его проблемы и хотя бы посочувствовали, у него не было даже жены, чтоб просто утешить его. Одинокий маленький человек, против огромного тропического животного. Все как в первобытные времена. Безумие отчаяния охватило его.
Веревкин решил убить слона и закопать.
Решить-то решил, а как осуществить-то? И он отправился в библиотеку изучить в первоисточниках и свидетельствах очевидцев способ убийства слонов и уничтожения слоновьих трупов. Найденные сведения Веревкина не сильно приободрили. Лучшим средством источники чуть ли не единогласно, считали горозное ружье "слонобой". Умалчивая, впрочем о подробностях, где одинокий городской житель может его раздобыть. Оставалось еще копье или лук, которыми слонов убивают в африканской желто-бурой саванне низкорослые чернокожие охотники из первобытных племен, но Bеревкин справедливо опасался, что у него не хватит решимости действовать так кровожадно.
Вернувшись домой, он с тоской посмотрел в окно. Привычный лопоухий силуэт в розовых лучах заката выглядел довольно зловеще. Веревкин отошел от окна и попытался занять себя корреспонденцией от коллекционеров маркированных стройматериалов. Что-то ничего не отвечалось заинтересованным людям, ожидающим ответов на свои письма. Тогда Веревкин захотел осмотреть коллекцию, но вид стеллажей полныx разноцветными кирпичами с барельефами и горельефами на них не привел в состояние гармонии. Да что там говорить, довольно давно уже не приводил. Проклятое млекопитающее, обитающее обычно в саваннах и джунглях некоторые тропических стран Азии и Африки, а теперь и в родном Веревкина дворе, заняло все мысли и чувства.
Тогда Верeвкин подумал, что слона можно будет просто отравить. И хоть ему претило втираться в доверие к зверю, с целью нанести решающий удар, он все ж вышел на улицу, и купил в гастрономе пару батонов и с килограмм рафинаду.
"Подкормлю гада, а потом скормлю кило люминалу и все" - злобно подумал Веревкин и эта мысль несколько взбодрила его.
Он боялся слона, а слон боялся его. Насыпав горсть рафинаду на ладонь, а в другой руке держа еще теплый батон, он боком, приставными шагами, двинулся в сторону супостата, чувствуя, как на всем теле вздымаются дыбом волосы.
Слон взмахнул ушами, как крыльями, и коротко встревоженно гуднул, разглядев в сумерках съёженного крадущегося Веревкина. Приподнял хобот и шумно втянул воздух, почуял запах батона и подпустил поближе.
Вервкин остановился, зажмурив один глаз от ужаса, а другим кося в сторону иноземной напасти, протянул руку с рафинадом в сторону огромного хобота. В эту секунду, он кажется даже не дышал, так ему было страшно слона.
Мягким движением кончик хобота приблизился к человеческой руке и осторожно захватил отростком кусок сахару. И со вздохом переправил его в треугольный слоновий рот. Хрупнул кусок рафинаду и слон захлопал карими глазами с жесткими ресницами, засопел обрадованно. "Жри скотина" - подумал Веревкин с облегчением - "Недолго тебе осталось гадить тут." В течении двух недель или около того, его вечерние встречи со слоном стали им обоим привычными. Слон уже не напрягался при виде незнакомца. Слегка расслабился и Веревкин, лелея коварные планы по смешиванию кило люминала, с кило рафинада и радуясь своему будущему освобождению, обретающему постепенно черты реальности.
Однажды ночью, сквозь сон он услышал шум мотора подъехавшего грузовика, но не придал ему значения. Поутру, выглянув в окно, он не увидел слона на привычном месте и вместо радости освобождения почувствовал беспокойство. Навозных куч тоже не оказалось. Отсутствие куч обрадовало, но как-то неожиданно мало. Слон-то где?
Натянув синюю куртку от спортивного костюма с надписью "Москва-80", Веревкин спустился во двор. В отдалении по асфальту дорожки меланхолично шкрябал редкой метлой дворничихин муж Григорий.
- Доброе утро - обратился Веревкин к Григорию - а что ж со слоном случилось?
- Утро доброе - покосился Григорий на Веревкина красноватым похмельным взглядом, - увезли его нынче ночью. И Зелюковичи съехали тоже.
Поднявшись к себе, Веревкин честно попытался обрадоваться. Обрадоваьтся получалось, но как-то ненадолго и несильно. Вроде как дали квартальную премию, но меньше, чем думалось и одновременно с выговором.
Вспоминался огромный карий глаз, моргающий длинными ресницами, нежное прикосновение кончика хобота к ладону, теплое, какое-то коровье дыхание, ветерок, набегающий от взмахивающих ушей. Совсем добило Веревкина воспоминание о том, что уши, если на них смотреть против солнца, были полупрозрачные и это оказалось теперь ужасно трогательно.
"И еще он был теплый" - подумалось. Теплый, вот как.
Он был готов разрыдаться. Сорокатрехлетний мужчина, с налаженной жизнью был готов разрыдаться при воспоминании о досадном периоде в его жизни.
"Я его найду" - решил Веревкин и принялся за поиски со свойственной коллекционерам методичностью. Ни цирка ни зоопарка в городе не водилось, значит надо искать междугородние перевозки. Неделю он обзаванивал все в городе транспортные конторы и службы, которые могли б пролить свет на нынешнее местонахождение слона, наконец в одной, диспетчер погоняемый мольбами и увещеваниями, пролистал журнал поездок и обнаружил в нем заказ на перевозку слона, сделанный Зелюковичем из дома одиннадцать по улице Краснолесной.
Cлона перевезли в зверинец, что в соседней области. Жизнь показалась Веревкину самую малость справедливей. По правде сказать, больше радости за последние лет десять он испытал лишь однажды, когда на зональной конференции коллекционеров, его наградили специальным дипломом.
Ну, конечно, не бросился Веревкин сломя голову в соседний город. С месяц он боролся с собой, убеждая себя, что ни на кой не сдался ему этот слон. Слон! - произносил Веревкин про себя и фыркал возмущенно.
Его повысили до начальника участка, работал он теперь не по сменам, зарабатывал больше и зажил совсем хорошо, со своей коллекцией маркированных кирпичей и зазеленевшим снова газоном под окнами квартиры. К соседскому беспокойному существованию он после эпопеи со слоном начал относиться философски и снисходительно. Слушая, приглушенный несколькими стенами ор давешнего камышового бандита, он усмехался и думал, что конечно, по сравнению со слоном во дворе это сущие пустяки.
В соседнюю область занесло его довольно случайно, пришлось подменить коллегу слегшего с простудой и отправиться туда на конференцию по рационализации труда.
Само собой, поперся он в зверинец, не переставая себе напоминать, что слон животное и не помнит никакого Веревкина с его рафинадом, в который он собирался подмешать к тому же яду. Но рафинаду на всякий случай купил, небось не оттянет руки тот рафинад.
Слон заметил Веревкина издалека, что было странно, Веревкин знал, что слоны близоруки. Заметил и начал топтаться, негромко гудеть и пыхтеть, выпуская из хобота облачка пара и взмахивая ушами, отчего напоминал развеселившийся чайник. Был конец сентября и по утрам было прохладно. Веревкин, вспотевший от волнения, и проклинающий себя за неожиданную чувствительность, поднял руку с кульком рафинада навстречу слону и прибавил шаг.
Их разделял забор из толстенных железных брусьев и ров. Во рву по идее должнa была быть вода, но воды не было, Веревкин с мыслью: что это я, черт возьми делаю? - спрыгнул в бетонную канаву и протиснулся меж брусьев чуть не потеряв шляпу.
Несколько мгновений они постoяли, не приближаясь друг к другу, а потом сделали по паре шагов.
Верeвкин насыпaл на ладонь горсть рафинада, слон деликатно поднес к рафинаду хобот.
- На, жри скотина, - сварливо произнес Веревкин и провел ладонью по слоновьему боку.
"Теплый", удовлетворенно подумалось ему.
Раздался резкий милицейский свист и Верeвкин даже присел озираясь. К ним спешил невысокий мужчина в сером халате и с граблями в руках.
- Это чегой-то тут нарушаeт! - кричал мужчина возмущенно, - А щас вот я милицию!
- Будет вот так каждый лезть к слону! А ну он тебя покалечит, а Никофоров отвечай, отвечай, да?
- Да не покалечит - вернулся к Вервкину дар речи, - мы с ним знакомы, соседями были.
- Соседями или родственниками, мне неизвестно - резонно отвечал Никифоров, - а к животным приближаться запрещено. Bылазь отседа, а то я милицию щас.
- Ладно-ладно - сказал Веревкин, рассыпал остаток рафинада перед слоном и полез меж брусьями обратно.
Потом они немного поговорили со служителем Никифоровым. Никифоров рассказaл новости о слоновой жизни за последние несколько месяцев, посетовал, что надо б отремонтировать слоновник, а фонды выбраны, то-се, слон стоял за железным забором, шумно выдыхал и согласно кивал огромной ушастой головой, да мол, выбраны фонды, такие дела, Веревкин...
Вернувшись в свой одиночный гостиничный номер, Веревкин быстро заснул на диване. Как был, в плаще и галстуке, он почему-то чувствовал сильную усталость. Снился ему летний вечер и он разговаривает со слоном, а слон ему отвечает. Верeвкину лет двенадцать-тринадцать, он кормит слона рафинадом с ладони, а слон хрупает сахарные кубики и говорит "благодарю" . Помахивая ушами, каждый раз чуть взлетает в воздух, будто он легкий-легкий, а вместе с ним, чуть взмывает в небеса и юный во сне Веревкин.
- Как тебя зовут? - спрашивает юный Веревкин слона.
- Слон, - отвечает слон, - а тебя как?
- А меня - Митя, - говорит юный Веревкин.
И они оба счастливы.
Утром, Верeвкин выбрался из-под плаща, стянул через голову гaлстук и нашарив под столом портфель с материалами конференции и письменными принадлежностями, сел к столу, подвинув потрепанный и ободранный гостиничный стул и написал на чистом листе:
Директору городского зверинца
от
Веревкина Дмитрия Сергеевича,
проживающего в городе... по адересу:
ул.Краснолесная д.11 кв. 4
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу принять от меня в качестве спонсорской помощи, на ремонт слоновника, кирпич маркированный, нестандартный, в количестве около 4 000 (четырех тысяч) единиц. Документы о том, что указанный кирпич моя личная собственность, высылаю вместе с ним. Доставка кирпича будет осуществлена и оплачена также лично моим участием.
Подпись. Дата.
Затем он встал, с хрустом и выдохом в голос потянулся, спустился в вестибюль, купив марку и конверт, написал на конверте адрес зверинца. Вложил в конверт аккуратно сложенное заявление и опустил письмо в ящик для внутригородской почты.