- Горин, - знакомый голос все разрушил, уничтожил и сломал.
- Ты где? - реальность серая и убогая возвращалась, прерывая полет фантазии.
Вместо картинки, тщательно созданной и нарисованной в его воображении, его окружали унылые и серые лица.
- Ты слышал, о чем я говорила? - вопрос, который может поставить в тупик кого угодно, но только не его. Он знал, как себя вести. Жесткие волосы были откинуты назад одним движением руки, через мгновение они вернутся, в этом весь фокус, или, как говорят, шарм. Его взгляд отразился в ее глазах, задержался и не думал возвращаться.
- Горин! - это можно и не повторять, она сама знала, но пыталась из последних сил создать иллюзию своего превосходства.
- Ты о чем думаешь? - уже ближе, может тебе сказать?
Все замерли, затаились, кто-то с облегчением вздохнул.
- А что я сделал? - сказал бы один.
- Больше не буду, - покаялся бы второй.
А он молчал, зная, что в этом его сила, его мужественность.
- Горин! - он встал, как Демон, уверенный в себе, молчаливый и не по годам мудрый.
Ей стало неловко за свою красоту, стройные ноги, девичью грудью, а костюм? Она так долго его выбирала и сочла нейтральным, нигде не обтягивающим. Но сатанинский взгляд портил все, проникал и возбуждал, мешал сосредоточиться. Неожиданно она почувствовала себя обнаженной. Но только для него. Хоть в этом утешение и спасение.
- Все успели записать? - она стерла с доски формулу, больше думая о том, как напряглись ее бедра, и не заметила, что от мела остались пятна на рукаве.
- Ты записал? - соседка по парте посмотрела на его с такой ненавистью, что казалось, все ткачихи города Иваново собирались предъявить ему свои права.
- Я все запомнил, - картинки можно еще вернуть, раскрасить и придать им объем.
- Откройте учебник на странице сорок восемь, - она перешла к другой тактике и села за стол, вероятно представив, что за ним, как за блок постом.
- Как она заблуждается! - он вновь запустил свою ладонь в волосы, непокорные и жесткие, как и он сам.
- Все нашли? - она пыталась успокоиться и обмануть себя, - задание номер два.
- С первым я уже справился, - он не собирался следовать ее глупым уловкам.
Если она попросит его читать вслух, то перейдет все границы. Но делать все равно что-то надо. Выгнать из класса? Смешно! Нет причины.
Звонок, пронзительный и долгий, означал окончание затянувшейся пытки для нее и прощанием с прекрасным для него.
Шумная толпа почти мгновенно освободила помещение, оставив тяжелый воздух и их двоих.
- Зачем ты это делаешь?
Она смотрела на него, чувствуя совсем не детский интерес в его глазах.
- А зачем ты меня возбуждаешь?
- Ты еще юноша!
- Нет, я уже самец!
- Но ты же не животное?
- Ты прекрасна, и все знают об этом, но бояться сказать. А я не боюсь!
Она подняла голову и спросила.
- Горин, ты мне сегодня чуть урок не сорвал, я думаю, нам нужно что-то решать.
Он отвел взгляд от ее стройных ног.
- Что?
- Я говорю, ты мне мешаешь вести урок.
Я мешаю ей вести урок! Да она мешает мне жить! Она приходит ко мне каждую ночь, желанная и прекрасная. Она целует и обнимает меня, говорит мне неприличные слова и требует, требует и требует!
- Ты меня слышишь?
Да. Я слышу твой голос каждую минуту с тех пор, как ты зашла в наш класс. Твой голос! Нет более непристойного и прекрасного!
Она встала, поправила юбку и подошла к нему. Гладкая и нежная, как у младенца рука, прошла по его непослушным и жестким волосам. Он вздрогнул, чувствуя, что теряет над собой контроль. Коварным блеском вспыхнули глаза, и прежде чем он успел осознать, она опустилась на его колени.
- Ты этого хотел?
В следующее мгновение теплые и мягкие губы поглотили его, унося в стремительном потоке в прекрасное, ранее неизведанное небытие. Мир перевернулся, и открылась дверь, прежде запертая на все засовы. Тепло превратилось в нестерпимый жар, поглощающий все его тело.
- Горин!
Жар все еще наполнял его целиком.
- Горин!
Он продолжал сжимать губы, чувствуя сладостный привкус.
- Горин!
Огромная оправа очков с картошкой вместо носа нависла над ним.
- Следуй за мной!
- Куда?
- В кабинет, в мой кабинет!
Он медленно приходил в себя, наблюдая, как картошка и оправа превращаются в директора, а засовы щелкают на дверях, еще секунду назад, радушно его приветствовавшие.
Часть вторая (воспитательная).
Директор Павел Васильевич директором оказался не случайно. Во - первых, он был единственным мужиком в школе, во-вторых, все остальные преподаватели, включая физическое и трудовое воспитание, женщины. И в третьих, больше всего неприятностей происходило в туалетах для мальчиков. Поэтому выбор пал именно на него, хотя в РОНО у него близкие и тесные связи отсутствовали.
Он открыл ключом дверь своего кабинета, который находился на втором этаже, тогда как его предшественник занимал помещение на первом, рядом со столовой. Запирал он замок в двери кабинета на один оборот, а по инструкции полагалось на три, то есть новый директор исповедовал демократические ценности, хотя открыто о них не заявлял. Щелкнув ключом, Павел Васильевич сразу сел на свое законное место за небольшой, но вполне приличный стол. Еще в кабинете имелся сейф, шкаф, компьютер и два портрета. Оба без подписи. Один, что висел напротив директора, говорили, изображал выдающегося мыслителя. Седой с благородными чертами, кажется, Тургенев или Крылов. Другой, тоже в рамке относился к более поздней эпохе возрождения, но его знали все. Он сразу настраивал на серьезную работу, а где-то и помогал Павлу Васильевичу в нелегком деле воспитания подрастающего поколения. Вот и сейчас оба глянули на паренька с густыми и непокорными волосами, который замер в ожидании разговора.
- Что за день сегодня такой? - заметил Павел Васильевич, - сначала вся в слезах пришла учительница русского языка, теперь ты уроки срываешь.
Он незаметно под столом снял туфлю. Вроде, в магазине примерял, потом дома перед телевизором посидел, а тут и прошелся всего ничего, а уже больно. Наверно, мозоль будет. С вечера чая много не пил, как обычно две чашки. Непонятно. Павел Васильевич еще немного подумал и снял вторую туфлю. Со стороны все хорошо укладывалось в воспитательный процесс. Пауза в разговоре необходима, тем более что еще не знаешь, какую тактику избрать.
- Ты на меня посмотри, - продолжил строгим голосом директор и почесал ступней болезненность. - Точно, волдырь будет, - огорчился он.
Парень глянул на директора, а затем перевел взгляд на портрет, что не могло укрыться от проницательного Павла Васильевича. Почувствовав поддержку, к которой, кстати, прибегали многие товарищи, и не только в этом кабинете, директор кашлянул, хотя никогда не курил, и возобновил беседу.
- Я понимаю, что химия - предмет специфический, не всем дано Менделеевыми стать, про Нобеля я вообще молчу. Это тебе сейчас наплевать, молодой еще, не созрел.
- Как раз созрел, - вдруг вымолвил парень.
- А если созрел, покажи, что созрел, - предложил Павел Васильевич, считая, что нашел верную ниточку для трудного разговора.
- Как показать? - не понял парень.
- Да так, при всех и показать!
- Что показать?
- Зрелость свою, чтобы все увидели и оценили.
В этот момент дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула знакомая мордашка.
- Можно или зайти потом?
Вообще-то Павел Васильевич справился бы и один, то есть вдвоем, но третий, как говорят, не помешает. Поэтому он широко, насколько это, возможно, улыбнулся и кивнул головой. Надюша, а именно так и не иначе он называл про себя молоденькую учительницу по химии, зашла в кабинет. Даже не зашла, а впорхнула, слегка покачивая бедрами. Как опытный стратег, директор сразу смекнул, куда лучше усадить девушку, и бросился освобождать стул, на который беспечно свалил какие-то книги. И тут он вспомнил, что стоит в носках!
- В носках же, не в трусах, - успокоил он себя и быстро юркнул обратно. Правда, слово "юркнуть" трудно отнести к Павлу Васильевичу, но вы поняли.
Он еще раз окинул взглядом Надюшу и крепко задумался.
- Ничего не понимаю, хоть убей! Говорят, дети изменились. Он даже на педсовете возражал, отстаивал свою точку зрения. Дети, - говорит, - всегда дети, сто лет назад, сейчас.... Неужели, ошибся? Крепко тогда схватился с завучем, даже вспотел и едва контроль не потерял, чуть было на "ты" не перешел, вовремя себя одернул и паузу сделал. Но Надюши тогда не было, приболела...так о чем я? А да, ничего не понимаю. Я бы на месте этого Горина...
- Можешь идти, - вдруг произнес он и добавил, - и в следующий раз обязательно помни о нашем разговоре.
У двери парень на мгновение задержался и обернулся.
- Показать свою зрелость?
- Конечно! Ты же мужик, в конце концов, - подтвердил Павел Васильевич, чувствуя, что беседа состоялась.
- Думаете, поможет? - робко спросила Надюша.
- Что? - растерялся Павел Васильевич, не в состоянии отвести взгляд от стройной фигурки девушки.
- Вы знаете, он, вроде, ничего особенного и не сделал.
- Не волнуйтесь, мы неплохо поговорили, - директор под столом незаметно надел одну туфлю. - Вам еще повезло.
- Как повезло? - не поняла Надюша.
- У Зиты Мансуровны на уроке русского языка такое сказали, что я не смогу и повторить.
Конечно, Павел Васильевич лукавил. Мог, еще как мог! Но не хотел, вернее, просто отсутствовала причина, так необходимая, чтобы сказать от души. Он сунул ногу во вторую туфлю и ойкнул. Потому что образовавшийся волдырь как раз и стал той причиной, которой еще минуту назад не было. Директор даже не ойкнул, а вскрикнул, назвав существительное женского рода единственного числа в именительном падеже с явно выраженным половым оттенком.
- Что? - не поверила своим ушам Надюша, - так и сказали?
Павел Васильевич понял, что спасен и облегченно вздохнул. Девушка наоборот вздох директора истолковала иначе и сочувственно на него посмотрела.
- На следующий ваш урок, - Павел Васильевич слегка поморщился от боли, - я сам приду. Когда у вас там урок?
- Через два дня.
Через два дня Горин предложил Надюше руку и сердце. Он так и сказал: "Надежда Михайловна, выходите за меня замуж". Сказал, естественно, при всех, как и полагается мужику.