В литературном клубе " Олимп" случился скандал. Крайне неприятное событие, получившее к тому же еще и общественный резонанс. Сам по себе скандал явление противоречивое, возникает неожиданно, иногда вопреки воле участников, часто преисполненных совсем иными чувствами нежели обыкновенная ссора. Однако постараемся быть последовательными и не будем забегать вперед.
Клуб "Олимп" - как нынче принято говорить, обыкновенная общественная организация, созданная в бытность свою людьми неравнодушными к искусству, каким является литература. Почему " Олимп"? Вероятно, основоположники клуба вкладывали вполне конкретный, хотя и многозначительный смысл в название, посвятив, возможно, не один час обсуждению данного вопроса. Ничего удивительного: известно с давних пор, имя определяет не только судьбу человека, являясь также движущей силой, а порой и ангелом-хранителем. На Олимпе обитали боги - наивная сказка, с удовольствием подхваченная более зрелыми представителями человечества, правда, не лишенными детского воображения. Забраться на Олимп - мечта миллионов, полных амбиций и чувства уверенности в своих силах энтузиастов. Благородный порыв сумасшедших, сбившихся с ног только в поисках к подходу, что ведет на вершину огромной горы - путь опасный, непредсказуемый и без какой-либо гарантии для тех, кто отправился в дорогу...
Модест Петрович дорогу переходил только на разрешающий сигнал светофора и не бросался сломя голову, увидев зеленый глаз. Логика проста: ритм сегодняшней жизни. Все обязательно куда-то спешат. На работу, с работы, бегут к любимой женщине или, наоборот, от нелюбимой, спешат к жене, детям или просто на тот свет. Модест Петрович - кандидат психологических наук, а также большой знаток словесности, в минуты досуга пытающийся выразить себя в литературном творчестве. Познавший за свою жизнь немало - Модесту Петровичу в следующем году должно было исполниться пятьдесят пять - он всегда и во всем придерживался лично выработанных и проверенных принципов. Скажете, личный опыт? Возможно, но лучше все же назвать их принципами - свод законов и правил, что помогают избежать ошибок и с меньшими потерями достигнуть поставленной цели. Однако сегодня все эти принципы были отброшены в сторону, от чего кандидат психологических наук едва жестоко не поплатился. Машина вылетела на перекресток стремительно, и если бы не рука, поймавшая Модеста Петровича за воротник, еще неизвестно, чем бы дело кончилось. Единственное, что бросилось в глаза - испуганное лицо женщины в автомобиле, который, не снижая скорости, тут же исчез из вида. Но еще большее удивление вызвал другой факт - за воротник его схватила тоже женщина - невысокого роста старушка. Поразительно! - пронеслась в голове мысль. Одна едва не отправила его на тот свет, а другая спасла, в последний момент остановив на краю пропасти!
- Ай, яй, яй, - укоризненно, покачав головой, произнесла старушка. И было непонятно, кого в большей степени касается упрек - Модеста Петровича или неосторожной дамы в авто.
- Простите, - повинился он, - забылся.
Именно забылся, потеряв над собой контроль, возможно, впервые за долгие годы. Непростительно и глупо. И спрашивается, а почему? Что могло заставить забыть обо всем? О правилах и принципах, которые он неукоснительно соблюдал всю свою сознательную жизнь.
- Еще раз простите, - повторил Модест Петрович, хотя следовало сказать "спасибо" или даже "огромное спасибо". Не сказал, смущенно отвел в сторону глаза и остался стоять¸ в то время как толпа с некоторой опаской двинулась на противоположную часть улицы.
Домой добрался усталый и, только скинув пальто, понял, что действительно с ним произошло, вернее, что не произошло.
- Господи, - сказал сам себе, - я же был должен умереть! И представил - пылкое воображение и тут не подвело. Вариантов было несколько. Первый и самый неприглядный - он лежит, распластав руки, в крови и, конечно, мертвый. Лица - нет, ужасная маска и башмак в стороне. Когда происходит дорожно-транспортное происшествие с трагическим исходом, башмаки слетают в первую очередь. Посмотрел на башмаки - почти новые, сорок второй размер. Удобные и крепкие, как они могут слететь? Вариант второй - он лежит мертвый, глаза, полные удивления, устремлены в небо, башмак вновь в стороне. Так уже лучше, хотя все же не совсем. Посмотрел на свои носки, в следующий раз нужно надеть свежие и желательно темные, чтобы не портили общее впечатление. Вариант третий - сломана левая нога, правая рука и три ребра, но он жив! Однако ближайшие перспективы туманны и, как заявили бы врачи, которые к тому времени еще только спускаются по лестнице, чтобы отправиться на место трагедии, "ничего сказать не можем".
Модест Петрович надел тапочки.
Вариант четвертый. Сломана права нога, левая рука и выбиты зубы. Обидно! Только на прошлой неделе закончил протезирование, денег ухлопал - страшно вспомнить. Вариант пятый - все на месте, за исключением памяти. Ушиб головного мозга, но без внутренней гематомы. Он полный идиот! Не помнит, как его зовут, сколько ему лет и постоянно мочится в штаны. Не узнает супругу, детей, коллег по работе, Дмитрия Михайловича и Любовь Николаевну.
Дмитрий Михайлович стал Дмитрием Михайлович пару лет назад, прежде был просто Димой - когда-то вместе учились в одном классе. Плохо учился, но хорошо играл в футбол, постоянно списывал домашние задания и с грехом пополам закончил школу. Нынче крупный чин в Госавтоинспекции, вроде как даже начальник, показывали по телевизору. Форма ему к лицу, хотя говорить так и не научился.
Любовь Николаевна совсем другое дело - приятная во всех отношениях женщина, бархатный голосок, фигура, достойная своего возраста, и к тому же еще и врач. И не какой-то там педиатр - дети у Модеста Петровича уже взрослые, а самый настоящий хирург. Работает в республиканской больнице, и грамоту ей в прошлом году вручили - на ноги поставила каждого второго пациента.
Модест Петрович неожиданно нахмурился - пустил морщинку поверх бровей и принялся листать записную книжку. Как же это он забыл? Непростительно! Как можно не поздравить женщину с профессиональным праздником? Однако праздник прошел - отгремели торжественные речи, сказаны полные благодарности слова, и серая вереница еще более серых будней поглотила всех и каждого...
Умереть под колесами автомобиля глупо, однако умереть когда-нибудь все же придется...
Присел на диван, сосредоточился и неожиданно для себя сделал важное открытие. Как же он отважился написать то, чего не испытал? Однако страха не было, ни на перекрестке, когда почувствовал холодное дыхание смерти, ни потом - когда брел домой. А с чего, собственно говоря, все началось? Куда подевалось душевное спокойствие? Со скандала - неприятной склоки, возникшей на пустом месте. Модесту Петровичу было ужасно обидно - и за себя, и за тех, кто не удосужился его понять. Скандалить он не собирался, и ругаться не собирался, а желал выступить, поделиться мыслями. Мысли же у каждого свои, и мир он видит по-своему, и не только в силу полученного воспитания, образования и прочих составляющих, из которых и складывается личность. Что для одного не имеет абсолютного никакого значения, для другого представляется событием значимым и важным, затрагивающим глубинные процессы. Поэтому случившееся в литературном клубе, Модест Петрович расценил как скандал. Ему не дали слова. А когда он предпринял попытку нарушить установленный регламент и выступить, усадили на место. Так и сказали: простите, а вы кто? Модест Петрович? В списках ваша фамилия не значится, поэтому будьте любезны присесть.
Модест Петрович растерялся, возможно, впервые за долгие годы, не нашел чем ответить и присел.
Встает выступающий - тот, что, вероятно, записался и начинает нести такой бред! Слушать невозможно! Однако собравшиеся внимательно слушают, а некоторые и головами кивают! Модест Петрович налево посмотрел, затем направо - думает, может, он что-то не понимает? Говорить бред - одно, но слушать - совершенно другое. Это как себя нужно не уважать, чтобы выслушивать полный бред и делать вид, что ты разделяешь точку зрения выступающего? Второй встает и вновь бред! Душно стало, запершило в горле, а еще захотелось на воздух. Носовой платок достал, испарину смахнул, хотя температура комфортная и неудобств вызывать не должна. Как можно не замечать очевидное? Он же читал. Да, можно поспорить, можно обсудить, высказать свою точку зрения, с чем-то не согласиться, но ругать и говорить о том, чего нет!
- Разрешите? - произнес Модест Петрович и поднялся.
- Перерыв - подсказали ему.
Какой перерыв? У нас что, собрание или съезд? К чему перерыв? Кого прерывать, если все выступающие высказались и добровольно заняли свои места?
Бросился к Жанне, может, она объяснит, что тут происходит? Видит: взволнована, складки на платье поправляет, а там и поправлять нечего - все лежит аккуратно и на своих местах.
- Заговор, - шепчет, - самый настоящий заговор. Если честно, я ничего не понимаю. И откуда эта агрессия? Книга же неплохая. Вам понравилось?
Еще как понравилось! Замечательно! Главное - не цепляться по мелочам, не стараться найти мелкие огрехи, потому что в мире совершенства нет, не было и никогда не будет. И мир, в котором мы живем, есть несовершенство. Это же очевидно! Вот только смотреть на него следует на расстоянии, как смотришь на картину художника, не замечая торопливо оставленные кистью мазки. Не до того: вдохновение - капризная птаха, и полет у нее стремительный, часто безрассудный и многим непонятный. Выписывать, любуясь собой, подбирать, как подбирает колер маляр - удел скорее опытного ремесленника, нежели отчаянного сумасшедшего, бросившегося в погоню за своим вдохновением. Непонятно? - Ничего удивительного! И ему, бедняге, многое непонятно. Сегодня непонятно, а завтра придет откровение.
- Они все поняли, - шепчет Жанна, - все они прекрасно поняли.
- Вы думаете?
- Не думаю, я знаю: все они прекрасно поняли.
А если поняли, откуда взялся этот бред?
Бред?
Модест Петрович застыл лишь на мгновение, а затем улыбнулся. Но как он улыбнулся!
Так улыбается обреченный на смерть самурай в окружении опасных врагов, что замерли, чтобы перевести дыхание. Но не улыбкой презрения к тем, кто знает исход боя и поэтому не спешит. Великая тайна скользит по его плотно сжатым устам, тайна, за которую они бы дорого заплатили, тайна, постигнуть которую означает пройти скорбный и тяжелый путь. Пройти в полном одиночестве, покинутым и забытым...
Модест Петрович еще крепче сжал рукоятку меча, чувствуя спиной перемещение противника. Сколько их? Двое впереди, еще двое по бокам, самые слабые позади - с ними он расправится поздней.
Воздух потряс леденящий душу крик воина, сверкнул клинок и раздался стон.
"Из всех дорог, что ты встретишь на своем пути, выбирай ту, что короче...
Еще один взмах, и еще один поверженный враг.
.... ту, что ведет к смерти ".
Она уже сидела рядом, заглядывая в обескровленные и напуганные лица - серые маски с пересохшими от страха губами. Говорят, в смертельной схватке не существует правил. Главное и основное правило - никаких правил. Ложь! Наглая и обманчивая ложь!
Есть правило! Но только одно.
Следующий противник отправился в гости к седой старухе, прежде чем он сообразил, что уже мертв. Модест Петрович отрубил ему голову, поэтому бедняга и не понял, не успел - думать-то было нечем. Толпа замерла - желающих пополнить ряды нападающих не нашлось - еще один закон схватки добра со злом.
- Осторожней! - вскрикнула Жанна и, надо признать, вовремя. Пущенный коварным приемом предательский клинок едва не угодил в цель. Прошипев, словно змея, пролетел мимо. Хотя так уж и мимо? - Еще один злодей рухнул наземь, забившись в агонии.
Старуха тяжело вздохнула, определенно, но ей явно больше нравился Модест Петрович.
- Всему свое время, - подсказал он и ловкой подсечкой сбил с ног зазевавшегося противника...
- Модест Петрович! Модест Петрович! Подождите!
Жанна стучала каблучками по каменным ступеням огромной лестницы. В глазах - восторг школьницы, на щеках - вспыхнувший неземным огнем румянец.
- Модест Петрович!
Разгоряченный схваткой Модест тяжело дышал, пытаясь привести в норму стучащее в груди сердце, которому, вероятно, досталось больше всех. Оно никак не могло успокоиться и трепыхалось, выбрасывая мощными толчками в аорту свежие потоки крови.
- Как вы их всех! Вот это была дискуссия!
Дискуссия? Нет! Это была схватка! Бой не на жизнь, а на смерть! Смертельный поединок, когда не берут пленных.
- Глебу Алексеевичу дурно стало, он все еще в себя придти не может!
- И не придет! - сурово сообщил Модест Петрович, - я его обезглавил.
- Лишили аргументов?
- Башку ему снес! Отрубил к лешему с одного удара. С заговорщиками, милочка, нужно действовать решительно! И признают они только один язык - пинков и тумаков. Вы думаете, они собрались, чтобы обсудить книгу? Заблуждаетесь! Жестоко заблуждаетесь! Они собрались вымарать вас в дерьме! Грубо? Да, грубо! Но честно. Придти в себя не может? А почему? Они уже праздновали победу, думали, если внезапно и со всех сторон набросятся - не устоять! Фактор внезапности. Вас, говорят, нет в списках! Каких списках? Мы что, за колбасой стоим? Искажение фактов!
Модест Петрович громко рассмеялся.
- Разрешите спросить, а каких именно фактов? Они что, жили во времена римской империи? Откуда тогда, спрашивается, чудовищная самоуверенность? Да и книга вовсе не о римской империи! О нас с вами книга, о людских пороках - вечных во все времена! О человеческой жадности, не знающей границ, о духовной нищете и лицемерии. Зачем сгущать краски! К чему заострять внимание на неприглядных сторонах нашей жизни? - Чтобы знали! И не только те, кто в ней барахтается, каждый день, а может, час, семь дней в неделю, двенадцать месяцев в году. А методы какие? - Модест Петрович перевел дыхание и попытался успокоить неожиданно вставший дыбом на затылке, явно согласный с его яркой риторикой, клок волос. - Сколотили банду авантюристов, расписали роли, составили план и набросились! И после этого они смеют утверждать, что несут свет в массы? А кто их уполномочил нести свет? Товарищи? Или господа? От чего буря в стакане?
- Мы их давно не печатали, - неожиданно призналась Жанна.
- Ну и что? Многих не печатают. Вот меня, к примеру, вообще никогда не печатали.
- Поэтому вам слова и не хотели давать.
- А пригласили зачем? Для массовки?
- Как члена клуба, - подсказала Жанна, - а потом вы уважаемый в обществе человек. Вас многие знают, кандидат наук и вообще...
- Сильно им всыпал? - неожиданно поинтересовался Модест Петрович.
- Сильно, я даже испугалась.
- За меня или за них?
- Вообще испугалась! Это же скандал! Приличные люди, а ведут себя...
Модест Петрович стушевался.
- Громко кричал?
- Нет! Что вы! Это они кричали! Их же много!
- Много не значит, что они правы. Когда громко кричат, происходит это от бессилия, часто от ненависти или злобы. Разумный и образованный человек - тот, что себя уважает, не позволит повысить голос. Он либо промолчит, либо уйдет. Я ушел, но слишком поздно, простите, не хотел, так вышло.
- Это вы меня простите! - возможно, излишне взволнованно воскликнула Жанна.
- А вас-то за что?
Воздух улицы немного успокоил. Приближалась весна - прекрасная пора, время перемен, ожиданий и надежд. Хотя какие надежды могут быть, когда тебе под шестьдесят? Не шестьдесят, а пятьдесят пять, - подсказал Модест Петрович, чувствуя холодный ветер на своем все еще разгоряченном лице. И к чему вообще он ввязался в драку? Никогда он не был бойцом, предпочитая оставаться в тени событий, если они принимали нежелательный оборот. Сражение - удел сильных, уверенных в себе, либо наглых от природы, или чувствующих мощные тылы за своей спиной. Где они - бесстрашные самураи, для которых погибнуть в бою за простые истины, высшая награда и смысл жизнь? - Остались в прошлом, робкой тенью появляясь на страницах рыцарских романов. А может, их и вовсе никогда не было? Очередная выдумка больного воображения в погоне за благородным героем?
Модест Петрович точно не герой. Обвисшие щеки и такой же по форме живот, огромная плешь и кривые ноги - не за что зацепиться взгляду. Какой уж тут самурай! И меч - смертоносный клинок ему и в жизнь не поднять. В детстве постоянно обижали, редко приглашая принять участие в игре. Как ему хотелось взять меч и сразиться с противником! А он сидел, всеми покинутый, неуклюжий пухлый мальчик и смотрел в окно...
В то время как несостоявшийся самурай приближался к перекрестку, Жанна покидала помещение литературного клуба " Олимп" - скромной комнатушки в республиканской библиотеке. К поселившимся в душе огорчениям прошедшего дня прибавилось непонятное чувство вины. Словно где-то в глубине проснулось крохотное существо... Рукопись под названием "Путь воина" лежала в редакции давно, а как давно - сказать она не могла. Прочитала всего лишь пару страниц и отложила, и, как оказалось, напрасно...
Машина вылетела на перекресток стремительно. Кто-то тихо вскрикнул в предчувствии несчастья.
- Ай, яй, яй, - укоризненно, покачав головой, произнес Модест Петрович, ловко поймав зазевавшегося пешехода - остановил на краю пропасти.
- Простите, - повинилась старушка, - забылась.
Модест Петрович улыбнулся, чтобы взбодрить женщину, и указал на светофор - горел красный.