"Народ нынче пошел - ничем не прошибешь, да его и раньше трудно было прошибить. А все от того, что жизнь на Руси всегда не малина. В городах да столицах еще жить можно, но... осторожно, то есть внимательно: на ус себе мотать и выводы постоянно делать. А на деревне? - Вероятно, поэтому в деревнях почти все мужики и ходили с бородами: один, правда, с рыжей, другой с короткой, но ходили все. Бабы и те были с усами - как замуж выйдет да ребятенка родит, глянь - уже какая-то растительность под носом. Дениска Смолин жил аккурат в деревне. Звали Дениску - кто как. Мать - рыбонькой, отец - пока жив был - по-разному. С утра мог вообще без имени обойтись, встанет рано, чтобы дров в печь подбросить, закряхтит, брызнет в сенях в помойное ведро и скажет: ну-ка вставай, ишь, разлегся! Мать, конечно, на защиту - а куда ему в темень такую? Ты и сам справишься, ступай, дай мальчонке еще поваляться. Бабы - они же все такие - сердобольные да жалостливые, а мужики наоборот - сердитые и мрачные. А иначе и нельзя - заклюют. Все кому не лень набросятся и заклюют, а затем и залегают - просто так, за компанию - скука-та ведь страшная! Да и лягать за компанию одно удовольствие - пинаешь себе и пинаешь, главное - претензий потом никаких, поди разберись, кто больней всех пнул?
Нельзя сказать, чтобы Смолины жили хорошо. Скорее, нормально, изба еще крепкая - в прошлом столетии ставили всем гуртом. Смолиных раньше было как грязи по осени! Вся левая половина деревни, в какой дом не зайдешь - везде Смолины! И что самое интересное - пошли они все по мужской линии. Что там у них в древе генетическом произошло, неизвестно, но рожали бабы исключительно мужиков - статных, здоровенных, но недалеких, то есть не умных. А к чему этот ум - лошадь запрячь или навоз в коровнике убрать? Так не было ни лошади, ни коровы! Хотя, вру! У брата отца Дениски Петра Михайловича одно время была самая настоящая корова. Зорькой звали. Петр Михайлович ее в лесу нашел, как раз за речкой. Идет, глянь - корова стоит! В смысле, телка молодая и незнакомая. Дивится мужчина - эка, куда ее занесло! Хоть и неумный Петр Михайлович был, но сообразил - потерялась телочка, заплутала! Сбилась с курса! Ну и привел домой, правда, ночью - от греха подальше. А куда спрятать? Вот вы куда бы корову, пускай несовершеннолетнюю, спрятали? Институтов Петр Михайлович не кончал, таблицу умножения знал плохо, про Агату Кристи слыхом не слыхивал. Она, кстати, к тому времени уже померла, и переводов достойных, чтобы интрига, авторский стиль - еще не существовало.
И отправился Петр Михайлович тоже ночью, но уже другой, к своему брату Степану Михайловичу. Весь предыдущий день Зорька находилась в доме - на чердак она категорически отказалась залезать, несмотря на все предпринятые мужчиной попытки. Идти было недалеко - жили братья на одной улице по соседству, и дома у них были почти одинаковые, впрочем, как и жены - Петр женился на старшей дочери кузнеца, а Степан на ее сестре. И внешне женщины удивительно походили друг на друга, вот только звали их по-разному, хотя и сам батюшка часто в них путался.
- Я, - говорит Петр Михайлович, зайдя в избу к брату, - корову нашел, Зорькой звать.
- Сейчас, - отвечает ему Степан Михайлович, зевая - водички попью, зря, что ли вставал.
- А-а-а-а! Ну, конечно, попей, а мне можно?
- Почему нельзя? Брат я тебе или не брат? Да и не жалко мне воды, завтра еще Глафира принесет.
Раньше за водой ходили только бабы. Мужики за водой никогда не ходили, если только когда в хозяйстве не было бабы.
- Кого, говоришь, нашел-то? - поинтересовался совсем без интереса Степан Михайлович и сел на лавку. Лавка - это такая длинная струганная скамья, выполненная из толстой доски - нынешней пятидесятки.
- Зорьку, - ответил брат и тоже опустился на лавку.
- И что?
Петр Михайлович, если честно, не понял! В смысле, понял, что родственник еще не проснулся - все же ночь за окном, да и в доме тоже темно. Кто будет семью будить, да свечки палить, пускай даже к тебе пришел родной брат.
- Зорьку? - переспросил на всякий случай Степан.
Петр в темноте мотнул головой.
- А откуда ты знаешь, что ее Зорькой зовут? Не она ли тебе сама сказала?
Вот дурак какой! - думает про себя Петр Михайлович. - Я к нему за советом и помощью, а он - как корову зовут!
- Я ее на зорьке нашел.
- Тогда понятно, - согласился брат и почесал бороду. - У Слепневых корову тоже Зорькой зовут.
- Плевать мне на Слепневых, что делать-то будем?
А вот это уже другой разговор!
- Так за этим и пришел? - оживился Степан.
- Я ее в доме спрятал, уже сутки прошли.
- А чья корова?
- Она мне не сказывала, чья она, весь дом уже обосрала, дышать нечем - вонь стоит.
- Мешок нужно было к заднице привязать, - подсказал брат. - Помочи пришить и подвязать.
- Спасибо, уже подвязали, может, под нож?
- Под нож? - задумался Степан, - можно, конечно, и под нож. Но тогда придется еще кого-то звать. Зарезать большого ума не нужно, а вот разделать, тут кроме желания опыт требуется. Согласен?
- Мол, нашлась корова, вернем хозяину за хорошее вознаграждение.
- Я тебе сейчас дам вознаграждение! - начал было Степан Михайлович, однако тут же язык-то и прикусил. - А пацан - то дело говорит!
- Верно! И еще включить дополнительные расходы!
- Какие?
- За уход! Корм, уборка навоза, выпас, наконец! Ай да пацан у тебя толковый! - похвалил Петр Михайлович, - Дениска, а скажи-ка нам, сам додумался или кто научил?
- Сам, - признался Дениска, - как дядя Петя постучал в окно, так и глаза не сомкнул, лежу себе, а тут вы про Зорьку беседуете.
- Подслушивать взрослых - нехорошо! Да и просто подслушивать тоже нехорошо.
- Так оно так, а кабы не услышал, вы бы ее под нож?
- Наверно, под нож, - признался отец, - ладно, иди спи. Вернем мы твою Зорьку, не переживай.
- Если хотите, я и объявление составить могу, - предложил Дениска, - завтра, как встану, так и напишу.
- Что? - вытаращил глаза Петр Михайлович, - ты и писать умеешь?
- И писать и считать, - выдал Дениска и отправился обратно на печку.
Петр Михайлович тоже отправился к жене под теплый бок, как только проводил брата. Однако заснуть не может - пропал сон, как рукой сняло. С коровой - ладно, но Дениска каков! Двух взрослых мужиков в раз передумал. А еще говорит - писать и считать умеет! Откуда эта ученость в нем?
С утра Петр Михайлович сходил к брату посмотреть за Зорьку. А что смотреть - корова как корова - четыре ноги, вымя и, конечно, вонь. Мешок действительно подвязали, но Зорька же дура, одно слово - скотина. Взяла и нафурила и аккурат в мешок! И все это удобрение течет и пахнет! Степан весь уделавшись, ночь не спавши, брату руку протянуть не может! Хмурый, глаза красные - готово?
- Что? - не понял Петр Михайлович.
- Как что! Мы же договорились! Объявление! Или пиши или Зорьку забирай к себе!
- Не горячись - напишем, - и отправился домой.
Дениска уже скрипел пером, а от натуги высунул язык.
"Внимание!" - прочитал Степан Михайлович. Что ж, неплохо! Сразу приковывает это самое внимание.
"Нашлась корова. Молодая, не отелившаяся. Заинтересованных лиц просьба обращаться к Смолиным в деревню"
- Дельно - похвалил Степан Михайлович, - вот только надо указать цвет какой, и про вознаграждение.
Дениска язык убрал и задумчиво посмотрел на отца.
- Не получится.
- Как это не получится?
- Такие вопросы решаются уже на месте, вы же корову не продаете, а возвращаете, верно?
Степану Михайловичу было неловко спрашивать у сына, что он конкретно имеет в виду под словом "вопросы", поэтому одобрительно кивнул головой и возражать не стал.
Объявления разместили, послав с их с оказией, в соседних деревнях, а для гарантии вручили курьеру бутылку самогона - первача. И стали ждать. Ждать пришлось долго - два года! Зорька к этому времени окрепла, а чтобы не скучала, определили ее в деревенское стадо и даже построили небольшой коровник - пристройку к сараю. А тут, то есть спустя два неполных года, приезжает в деревню на телеге мужик.
Степана Михайловича в это время дома не было - какой нормальный мужчина будет летом сидеть и цигарки покуривать, когда работы полно, вот его и не было. И Петр Михайлович также отсутствовал - он аккурат со своим братом уехал. Поступил в этот ответственный момент наряд - дров заготовить, а много ли один топором намахаешь? Срубить еще можно, а как все загрузить да привезти? Поэтому трудились бригадой - одни рубили, а другие, кто при лошадях - возили.
Приехал мужик на телеге и спрашивает: мол, мне Смолина. - Какого? - отвечают, - у нас тут каждый третий Смолин будет, и все с бородами. Про бороду - ничего сказать не могу, в объявлении про бороду ничего не сказано, но корова у него должна быть обязательно. А рубили Смолины дрова, естественно, в лесу - верст десять от деревни и там же в лесу и ночевали. Шалаш себе построили, если дождь или непогода, или еще какое-то атмосферное явление произойдет.
- Так, - говорит мужчина-незнакомец, - значит, в лесу?
- Все Смолины в лесу, и корова ихняя тоже отсутствует.
- Как? Он что, корову с собой взял?
- Нет, - объясняют, - Петр Михайлович сам по себе, а Зорька сама по себе, но оба они в лесу.
- А-а-а-а! - сообразил мужчина, - понял. Он - на работе, а корова - на выпасе, верно?
- Верно.
- И что прикажете мне делать в данной непростой ситуации?
- А уж это ваше личное дело - желаете, поезжайте в лес к Петру Михайловичу, желаете - ждите их здесь, а нам некогда - дел полно.
Обижайся - не обижайся, виноват сам. Приехал через два года, никого не
предупредил - какие могут быть претензии?
Однако мужчине на телеге повезло. Уже к вечеру приехали братья домой, тоже,
кстати, на телеге. Вырубили все, что полагается, а ночевать в лесу надоело, да и продукты закончились. А махать топором на пустой желудок - дело неблагодарное, а может быть и опасное - потому что все время думаешь, чего бы пожрать, а не как срубить.
Заходят - сначала Петр Михайлович, за ним и Степан Михайлович - оба усталые, но с лицами радостными и загорелыми. Думают - сейчас от души поедим, а, может, даже и по стаканчику пропустим. Сели за стол, а тут как раз мужчина с телеги появляется - тоже усталый. Весь день просидел, поджидая да поглядывая.
- Здрасьте, люди добрые - я по объявлению. Вот за Зорькой приехал, - и улыбается, чтобы, вероятно, лучше выглядеть.
- Ну, что, - отвечает Степан Михайлович на правах хозяина, - получается, вы, мил-человек, хозяин Зорьки?
- Именно так и получается, - кивает головой мужик с телеги и продолжает улыбаться.
- А ты для начала присядь, - подсказывает Петр Михайлович, - наверно, устал?
- Что верно - то верно, устал. Ждать - занятие утомительное, и сил тратится изрядно, потому что не знаешь, как долго ждать - час или два. Я, к примеру, целый день прождал.
- Откушаете с нами или сразу Зорьку смотреть будете? - интересуется Петр Михайлович, заметно волнуясь.
- А что на нее смотреть? Вот решим, сколько я вам за содержание и уход должен, и сразу в дорогу собираться станем - путь-то неблизкий, а корова, извините, не лошадь - на рысях не пойдешь.
- Верно. На рысях не пойдешь, - тоже кивает головой Степан Михайлович, - вымя мешает. Вот если не вымя, тогда, конечно, можно было попробовать и на рысях.
- Большое вымя? - интересуется незнакомец.
- Очень большое! Как с выпаса придет - молока некуда девать! Пришлось бадью у
плотника заказывать, вроде кадушки, но еще больше.
- Ну что, давайте считать? - предложил мужчина и достает бумажник.
- Давайте, - согласился Степан Михайлович и достает листок бумаги. - Мать, а
принеси-ка нам карандаш али еще чего, чтобы наглядно было.
Принялись считать.
- Доски на коровник, - начал Петр Михайлович, - желаете поглядеть или на слово поверите?
- Дальше, - предложил незнакомец.
- А дальше - зарплата пастуху.
- За два года, - подсказал Петр Михайлович, глядя, как потеет брат, выводя на
листке бумаги какие-то цифры.
- Два года, - повторил Степан Михайлович и помножил нужную сумму на два.
- Бадья! - вспомнил брат.
- Верно. Нестандартная бадья - деревянная. Пять рублей.
- Шесть, - поправил Петр Михайлович, я тебе, Степа, не говорил, но Василию - плотнику пришлось еще отдать бутылку первача.
- Две бутылки!
- Как две?
- Так еще одну курьеру дали! Объявление-то кто отвозил?
- А-а-а-а! - вспомнил Петр Михайлович, - точно, я и забыл! Два года же прошло!
- Так, что еще? - напрягся брат и принялся грызть карандаш.
- Вы, добрые люди, все подсчитайте - подсказывает незнакомец, - чтобы потом плохим словом не вспоминать. Корова же существо беззащитное, неразумное, без человеческой ласки и заботы пропадет.
- Пиши, - тут же встрепенулся Петр.
- Чего?
- Как чего - забота!
- А сколько написать? Сколько забота стоит? - растерялся Степан Михайлович.
- Рубль стоит?
- Рубль - стоит, - согласился незнакомец и терпеливо дождался, пока Степан Михайлович выполнил еще одно арифметическое действие. Получается... - и вытаращил глаза.
- Ты чего? - не понял Петр Михайлович и глянул на листок бумаги. И тоже вытаращил глаза.
Забота потянула на семьсот тридцать рублей!
- Как это у тебя получилось? - подивился брат.
- По рублю в день за два года...
Незнакомец вздохнул.
- У вас водички нет?
Степан Михайлович мужчина был прижимистый, но в этот момент расщедрился и принес молока. И не кружку, а поставил на стол целый кувшин. За семьсот - то рублей! Да за такие деньги он и сам был готов на столе сплясать!
- Ну, что там у нас получается? - вымолвил незнакомец, как только вытер рукавом
губы.
- Вот что получается, - боясь произнести вслух полученную сумму, Степан Михайлович протянул листок бумаги и замер.
- Ого!
Братья молчали.
- Вроде, все верно, - нарушив возникшую тишину, произнес незнакомец и взял в руки бумажник.
Сначала у Степана Михайловича, а уж потом у Петра Михайловича в груди запрыгало сердечко - у каждого свое. Прыгает и прыгает - то ли от волнения, то ли от счастья великого сказать трудно. Господи! - молятся про себя братья - да за такие деньги можно две коровы купить! Где коровы - рысака молодого! В яблоках! И Степан Михайлович уже представил, как идет он по деревне в новых сапогах. Жилетка на нем бархатная атласная, цепочка серебряная указывает, что в кармане часики с музыкой имеются и тоже серебряные! Сапоги - мягкие, под ногой пружинят, а мерин молодой, строптивый, копытом бьет - играться просится! А народ вокруг глядит с завистью, а самые завистливые кланяются и языками цокают! Сперло у них от зависти дыхание-то! Слова на полдороге потерялись! Красота! А Петр Михайлович тоже в жилетке и сапогах в повозке сидит. Так как фантазией обладал он более значительной, чем брат - уселся в пролетку и покачивается на пружинах огнеупорных, а народ вообще не замечает. Плевать ему теперь на народ.
- Верно, но не совсем, - говорит незнакомец и хитро так, лукаво улыбается. Мысль, вероятно, при себе держит интересную, для Смолиных неожиданную.
Петр Михайлович - тот из пролетки вылезать не собирается - присиделся уже, а Степан Михайлович еще и на часики глянуть не успел!
- Два года, - говорит мужчина и вертит в руках бумажник.
- Два года - закивали братья, - люди свидетели, хоть кто скажет! Любого зови, хочешь Михея, хочешь Василия - плотника. Люди они случайные, в исходе дела незаинтересованные!
- Можно? - вежливо спрашивает незнакомец.
- Ради бога! Пейте себе на здоровье! Отличное молоко, а сметана какая из него! Ложка колом стоит!
- Вот и я об этом толкую, - говорит мужчина, - сколько же вы, люди добрые, за эти два года молока надоили? А продали сколько?
- За два года? - опешил Степан.
- Да! За два-то года?
- Много, - признался уже Петр.
- А сколько молоко-то нынче стоит? - продолжает незнакомец, - подсчитаем?
Подсчитали.
- Ну, - говорит мужчина, - согласны, что я вам, люди добрые, ничего не должен?
Тут-то мерин и лягнул копытом - так, что Степан Михайлович едва увернулся, а Петр Михайлович просто вылетел из пролетки и задницей в самую грязь, то есть в лужу! Народ от смеха давится, а громче всех те, что минуту назад в пояс кланялись!
Зорька и в самом деле выросла - приятно глянуть, а вымя какое! В бадью все молоко точно не влезет!
Стоят братья во дворе, а в глазах тоже стоят слезы! Туманом грустным глаза заволокло, а сердечко больше не бьется - успокоилось. Горе.
- Батя, - раздался тихий голосок, - можно тебя на минуточку.
- Чего? - не понял Степан Михайлович и незаметно смахнул слезу.
- На минуточку можно тебя?
- Я сейчас, вы пока ее привяжите к телеге, - подсказал старший Смолин - дорога и в самом деле долгая...
- А у вас веревочка найдется? Я за веревочку заплачу, - говорит мужчина, - вы не переживайте.
- Да ладно, что мы, совсем звери какие, - отвечает ему младший Смолин.
Однако здесь, следует признать, произошла ошибка, и вместо веревочки мужчине дали по хребту колом! Степан Михайлович любил и умел это делать прекрасно - лучше его на деревне никто не умел приложиться деревянной оглоблей. Чтобы от души и, главное, точно! Оглобля - инструмент коварный и требует особого мастерства.
- О-о-о-о-х! - и описав дугу, оглобля опустилась на незнакомца.
- За два года, говоришь, - прошипел Степан Михайлович и поднял жердь, чтобы повторить удар, - это тебе, ирод, за первый год! А сейчас будет за второй!
Несмотря на столь чудовищный урок, наказывали на Руси справедливо. Били, как говорится, больно, но аккуратно - ровно три раза.
Едва улеглась пыль, что оставил после себя не состоявшийся мошенник, как Степан Михайлович уже с помощью своего брата приладил оглоблю - вставил ее назад в забор. Любил мужчина порядок во всем и следовал ему, несмотря на некоторое волнение, охватившее его, когда Дениска подсказал весьма существенную деталь, ускользнувшую от внимания обоих братьев.
- Шельма! - не мог успокоиться Степан, - корову бесплатно едва не упер! Среди белого дня! А я ему еще молока налил, да ужином собирался угостить!
В том, что Степан заслужено наказал пройдоху, сомневаться не приходилось - больно поспешно и позорно покинул тот деревню, да и брошенные им в горячке слова стали, несомненно, еще одним свидетельством его вины.
- Дениска! - только сейчас отец вспомнил о сыне, - а как ты догадался?
- Просто, - ухмыльнулся парень, - если ты меня с мамкой Дениской назвали, так я всегда Дениской буду! И через год и через два, верно?
- Верно!
- Что верно? - не понял Петр Михайлович и, призвав на помощь свою бороденку, почесал ее своей сильной жилистой рукой.
- Так прохвост этот ее все время Зорькой называл! А кто ей это имя дал?"
- Это и было ваше первое дело? - улыбнулась Ксения.
Денис тоже улыбнулся и принялся размешивать чай.
- Неофициально - первое, хотя если честно, вопросы у меня остались. По сей день покоя не дают.
- Вопросы? Какие вопросы?
- А вы сами подумайте! Вы же журналист и далеко неплохой, если судить по тем публикациям, что уже появились в печати.
- Читали? - явно довольная, спросила девушка, не рассчитывая услышать забавный и где-то даже смешной рассказ.
- Случайно в руки попался ваш журнал. У нас же работа такая - часто приходится сидеть без дела. Это только в кино постоянно стреляют. Я как с армии пришел - куда только не устраивался. Не берут и все! С горем пополам устроился простым охранником - приятель помог.
- А какие вопросы вам покоя не дают? - вдруг вспомнила Ксения.
- У соседей наших корову тоже Зорькой звали.
- Вы думаете...
- Когда тебя колом по спине утюжат, все что угодно скажешь, и с чем угодно согласишься! Кто знает, может, и в самом деле у того мужчины корову тоже Зорькой звали. Имя - то распространенное.
- Так вы охранник или детектив, - перевела разговор на другую тему девушка, - или это одно и то же?
- С точки зрения закона - вещи совершенно разные. И лицензии разные, в смысле, не только корочки, но и полагающиеся в каждом случае полномочия. К примеру, если ты детектив - оружие не положено, а охранник - можно даже боевое.
- Правда? А я и не знала.
- Много всякой чепухи в законах. Нам часто не понятно, чем там на верху думают и руководствуются, принимая законы, хотя им видней.
- А можно еще один вопрос?
Денис глотнул уже остывший чай и подумал, а какой ответ дать. Сказать правду или все же воздержаться? Оставался один день - вернее, ночь, и все прошедшее время он ждал этот вопрос. Безусловно, несмотря на молодость Ксения Малышева девчонка умная и сообразительная, порой даже слишком умная. Как она быстро все расставила на свои места! Да и вопросы задает прямые, к месту, а если собеседник начинает крутить и вертеться, не боится повторить. Одно слово - хватка, как у следователя. Молодец!
- Зачем все же вы меня заставили лечь на ваше место?
- В поезде? Так, от окна дуло!
- Действительно дуло, - согласилась Ксения, - а в этом номере не дует?
Денис мысленно чертыхнулся. Вот заноза какая! Ловко вокруг пальца обвела. Доктор Ватсон в юбке!
- Ксения Марковна...
- Ксения, - поправила тут же девушка, внимательно его изучая.
И тут Денис почувствовал, что краснеет! Предательски загорелись уши! Они еще с детства выдавали любую попытку сказать неправду.
- Да как я за вами буду приглядывать, если вы в одном номере, а я - другом? Где логика? А потом по инструкции полагается. Я все с руководством согласовал, с моей стороны самодеятельности никакой! Желаете убедиться?
Журналистка достала из пачки сигарету, но прежде чем закурить, принялась постукивать фильтром - вероятно, думала над тем, что сказал Смолин.
- Моя безопасность?
- Конечно! А вы о чем подумали?
- Мне что-то угрожает?
Вот и дождался! Ох уж мне эти женщины! Кто сказал, что они круглые дуры?
- И почему вы, Денис, постоянно трете руки? Волнуетесь? Или они у вас потеют?
Какой тут Ватсон? Скорее, Пуаро собственной персоной!
- В школе отморозил, как раз перед Новым годом - всем классом ходили в
поход. Там и отморозил, - честно признался Денис. В общем, так дело и обстояло, но с той лишь разницей, что свои варежки парень отдал. И, конечно, девочке, и, конечно, в которую был втайне влюблен! Любовь, как водится, прошла, а вот руки всякий раз напоминали о тех драматических событиях.
- Простите.
- Да ладно, - простил Денис, испытывая благодарность за небольшую паузу в разговоре.
- А что вы курите?
- Я? - растерялся Денис, - я не курю, то есть бросил уже пять дней.
- Пять дней, - повторила Ксения и щелкнула зажигалкой.
Денис вновь почувствовал свои уши, что не предвещало ничего хорошего. Эта ведьма напротив уже его пугала! То ли своей проницательностью, то ли еще бог знает чем, но определенно - пугала!
- А как пахнет порох?
- Порох? - Денис понял, что попался! Отступать было поздно, да и некуда было отступать!
- Порох пахнет порохом, - сказал он и почувствовал - прозвучало, может, и красиво, но страшно глупо!
- Денис! - на него уставились, несомненно, красивые женские глаза. Однако они обладали еще какой-то - пока неизвестно какой - способностью! Да это же рентген! Черт возьми, самый настоящий рентген!
- Вы медсестрой не работали? - неожиданно для себя выдал Денис.
- Кем?
- Медсестрой.
- Работала! А вы откуда знаете?
- Ничего я не знаю! Просто так спросил, - ошалел Денис, и ему страшно захотелось если не закурить, то выпить.
- Я действительно работала медсестрой, - медленно произнесла Ксения, глубоко затянувшись сигаретой, - правда, было это очень давно. Знаете, наивное детское желание оказать людям помощь. Или проверить себя.
- Проверили?
- Убежала через три месяца. Не выдержала. Там же кровь, а я крови страшно боюсь...
Денис попытался представить Ксению в халате, выносящей утки из палаты или вставляющей резиновый шланг, чтобы сделать клизму. И покраснел.
- Мне и сейчас страшно, - продолжала девушка, - как вспомню свои дежурства, вы никогда не лежали в больнице?
- Почему, лежал - в армии.
- Что-нибудь серьезное?
Денис в армии "косил" под больного. На первом, наиболее сложном году, умудрился на месяц попасть в госпиталь. К сожалению, там он не встретил ни одной, пускай, самой захудалой медсестры - сплошные медбратья. А клизмы его научили ставить уже на третий день! И до окончания срока своей "болезни" он специализировался исключительно на клизмах! Его так и прозвали этим обидным словом!
- Ногу натер, - сказал Денис.
- А тогда вам не понять, или вы все-таки в хирургии лежали?
Лежать Денису не позволили ни минуты - кроме клизм он мыл коридоры, ходил на кухню за кашей, мыл посуду и мечтал поскорее убраться из госпиталя. Однако местный фельдшер знал свое дело прекрасно и курс "лечения" доводил до конца, так что ни у одного "военного", как любил говорить эскулап, не возникало повторного желания попасть на лечение.
- Денис, а убить человека трудно?
- Если ты сам человек - наверно, а если отморозок какой - пара пустяков.
Сигарета сопротивлялась и переломилась пополам, не желая прекращать и без того короткое существование. Денис наблюдал, как длинные пальцы наконец затушили огонек. С такими пальчиками и в медсестры! А она волнуется! Глаза стали беспокойными, да и погасила Ксения сигарету как-то неожиданно. Догадалась?
Денису уже приходилось видеть этот тревожный блеск в глазах - когда жизнь перестает приносить удовольствие, пропадает уверенность и появляется его высочество господин страх.
- А за что убивают человека?
- За что?
- Да, за что? Должна быть веская причина! Неужели просто из ненависти?
Денис не был психологом, но и он сообразил - Ксения поняла, что ночью в поезде в нее стреляли! Ошибка исключалась - стреляли именно в нее, точно зная, кто будет спать на этом месте. Быстро приоткрыли дверь и выстрелили из пистолета с глушителем. От трагедии спасло чудо! Хотя все же надо признать, что у этого чуда было вполне конкретное имя - Денис Смолин! Что насторожило? Во-первых, отсутствие в купе соседей - ехали они с Ксенией вдвоем, а билетов-то в кассе не было! Случайность? Может, быть и случайность. От окна и в самом деле дуло! Занавески и те качались! А кто мог знать такие подробности? - Только близкие люди.
- Я сейчас, - вдруг произнес Денис и вышел из номера гостиницы.
Сергей Анатольевич трубку взял тотчас, словно сидел у телефона.
- Ну, как?
- Девушка все знает, - сообщил Смолин, - сама догадалась.
- Что догадалась? - уточнил Сергей Анатольевич.
- То, что в нее стреляли.
- А разве это тайна?
- Но еще утром она ни о чем не знала!
- Сама догадалась? - повторил Сергей Анатольевич, - странно!
- А что, простите, тут странного?
- Она кого-то подозревает? - пропустив мимо ушей иронию Дениса, поинтересовался Сергей Анатольевич.
- Разговор какой-то скользкий, она то ли боится поверить в худшее, то ли в чем-то сомневается. Определенно одно - Ксения точно знает, что в нее стреляли!
- Телефоны, что ты обнаружил, - прокашлялся Сергей Анатольевич, - я проверил, один из них принадлежит жене Владимира Петровича.