Игроков было двое, и играли они на интерес. Оба достойны друг друга, иначе и быть не могло. Иначе, пустая трата времени. Итак, их было двое. Тот, что сидел слева, представлял собой картину малопривлекательную. Именно таких выбирают в отрицательные герои. Ничего в нем не вселяло симпатий - лицо худое, изъеденное пороком, под глазами мешки. Прочие мелкие детали подсказывали, что здоровьем он похвастаться не может. Болезнь читалась в скрюченной фигуре, давно просилась, чтобы беднягу положили... в гроб. Однако, похоже, на данное сравнение, нашему герою было наплевать Ему, казалось, на все было наплевать, вероятно, поэтому он и сплюнул. И сплюнул с величайшим презрением, показывая, что внешний облик его не волнует.
Соперник, или, по-иному сказать, - партнер, напротив, выглядел положительно. Возможно, причиной данного умозаключения являлось то обстоятельство, что сравнивать, в общем-то, было не с кем. Настолько наш отрицательный герой представлял собой жалкое зрелище, что любой, не лишенный существенных недостатков персонаж, выглядел бы на его фоне в высшей степени достойно.
- Ваш ход, - молвила скрюченная фигура, добавив к своему портрету еще и не менее противный голос. Однако уже через секунду голос мог показаться божественной трелью райской птицы по сравнению с тем, что из него вырвалось. А вырвался кашель - столь надрывный и мучительный, что казалось, ему не будет конца. Кашель рождал отвратительные звуки, и при желании в них можно было услышать что угодно - скрип двери, которую не открывали сотню лет, ржавые механизмы, покрывшиеся коррозией, либо вздох неожиданно проснувшегося покойника. Партнер, что сидел напротив, однако, не обратил внимания на продолжающийся кашель. Изящным пальчиком - а он у него действительно был изящным - потрогал себя, слегка касаясь полуопущенных век.
Вчера они играли на интерес, и представьте себе - он выиграл. А разве может быть иначе? Если повезет, так повезет с детства. Кто бы сомневался. Внешность - замечательная. Так, по крайней мере, он считал. Старики-родители постарались на славу. Самое забавное, что именно Славой и хотели его назвать. Не назвали. Папаша желал какое-нибудь редкое имя, однако передумал. Он как раз надевал носки. Сидел в койке и попадал ногой в носок. С одним он справился, а вот второй... ну и говорит будущей мамаше. Чего? - говорит. - Слава? Какой еще Слава? Ну, уж нет. Имя должно быть доступным и не раздражать людей. У нас на службе есть один мужик, так вот я тебе скажу...
Жена халат набросила и приводит себя в порядок - в зеркало глядит, какая она замечательная. А чтобы еще лучше выглядеть, волосы принялась расчесывать, и так это занятие понравилось, что ей и вовсе нет дела, о чем муж на кровати рассказывает.
Действительно, какое, к черту, тебе дело до мужика, у которого более чем странное имя? А папаша будущий наконец справился и со вторым носком и, не менее довольный, хлопнул себя по пузу. И живот закачался. Затем подошел к окну и глянул.
Ничего особенного за окном он не увидел. Одному повезет, и он что-нибудь за окном увидит, а другой не увидит, и получается, что ему не повезло. Однако проницательный читатель сообразил, что именно в данный момент произошло великое таинство. И хотя обстановка кругом что ни есть бытовая и довольно скучная: женщина перед зеркалом сидит и волосы расчесывает, а мужчина в носках по комнате ходит и рассказывает недостойные внимания глупости.
Потом он родился. А они оба умерли. Но сначала незаметно для себя состарились. Смотрят друг на друга - какие же они старые. А время - где? Прошло время. Занимались, один черт знает чем - ерундой какой-то занимались. Думали, что живут, оказалось, старились. Было, конечно, и хорошее. Одна беда - не вспомнить.
Папаша, тот в старости стал ужасно невыносимым. Все ему плохо. Что всем хорошо, ему, оказывается, плохо. Дома сидит неделю безвылазно - плохо. На улицу выйдет - еще хуже. Людей, говорит, встретить невозможно. Черти какие-то по улицам ходят. А сам-то что - святой?
Может, оно и так. Может, и черти ходят. Кто их знает? Сосед сверху тот точно вампир. У него и рожа вампирская. Не курит, не пьет, а худющий какой! Один в трехкомнатной квартире. По вечерам свет не включает, телевизор не смотрит, в гости к нему никто не ходит - боятся, видно.
- Какая замечательная луна!
Полгода слова от него не добьешься, а тут извольте - какая замечательная луна! На охоту изверг вышел, чем себя сразу и выдал.
- Не желаете в картишки переброситься? - спрашивает.
А глаз нехороший - желтый глаз - мурашки по телу забегали. Они словно клопы постельные. Фу! Гадость редкая.
- Нет у меня денег, - отвечает папаша, который к тому времени еще не помер.
- Как? - спрашивает вампир.
- А вот так. Помнится, как-то лет десять назад Володьке денег дал. Целых сто рублей одной бумажкой. И что? Через год, сатана, пришел и вновь просит. Спрашивается, кто из нас дурак?
- Володька? - уточнил вампир.
- Да, Володька.
- Сто рублей?
- А хоть бы и сто! Совесть - где?
- Забыл, вероятно.
- Кто - Володька? А взять - не забыл? Не играю я, и все тут. С чего мне вдруг в карты?
И оба разошлись.
А эта сидит перед телевизором. Пятый по счету. Прежде черно-белый был. Затем ламповый - тяжелый, зараза. Одному здоровому мужику ни в жизнь не поднять. Импортный уже потом купили. Тот легче, и картинка лучше - настоящее японское чудо. Японцы у себя в Японии сделали. Ох, и молодцы - нарадоваться не могли, но дорогой, сволочь. Получается, третий. А этот уже пятый - плазма. И вот она смотрит уже пятый по счету телевизор. А на кого смотрит? Верно. На чертей. На экране все как один вылитые черти. Куда от них денешься? Если только в туалете запереться. И свет выключить, чтобы окончательно и бесповоротно.
И кому это надо? Вот и тебе не надо. А они, бестолковые, щебечут. И вдруг тишина. Прислушался - точно тишина. Ну и хрен с ним. Что у нас было с утра? Суббота была.
Заходит, а прежде звонком звенел. Нормальный звонок - дверной. Чтобы дверь отворить. Вот она и отворилась. А глаза пустые, и чтобы интерес, так любопытство одно. И ему любопытно - здравствуйте. Я в тапках, - говорит и показывает. Нормальные домашние тапки - десять рублей пара. Ах, вот, значит, тут вы живете? Хорошо живете. Еще бы! Один в трехкомнатной квартире. А здесь что у вас?
- Напрасно, - отвечают ему. И смешок хриплый - слышно, как легкие ходят ходуном. - Если честно, и не помню когда. Однажды решил и сказал себе. Хватит и точка.
- А чего? - уточняет он.
- Чего? Сразу и не скажешь. А вы, получается, передумали?
- Воду отключили, - вспомнил он, - у вас тоже отключили?
- Сейчас проверим.
И мужчина отправился по коридору. Затем за ручку взялся и дверь открыл в ванную.
- Точно, - говорит, - отключили. Им на нас наплевать. А вы, стало быть, сосед получается? Лицо мне ваше знакомо. Решили упредить или другая какая причина?
- Чего? - спрашивает сосед.
- Говорю, какого лешего пришли? Предупредить, что воду отключили? Поздно вы пришли, нужно было раньше придти.
- С водой это я так...в подкидного не желаете?
И паузу пустил - ждет ответа.
- В подкидного? А что? Почему не сыграть. Прямо сейчас?
- Прямо сейчас, - говорит вампир. - Кстати, звать меня Петр Николаевич. А как вас звать я знаю - Сергей Андреевич, верно?
Сели играть. Сергей Андреевич и вампир, которого звать Петр Николаевич. И разговор между ними завязался. Хотя какой разговор - так, ни о чем. Петр Николаевич карты тасует - и ловко у него получается. Знак для дурака. Мол, глянь сюда, дурачок, как я тебя облопощу. Не боишься? И я не боюсь. О погоде изволите разговор разговаривать? Замечательно. О погоде говорить можно вечно. Англичане кроме погоды ни о чем говорить не желают. Не были? В смысле не довелось? Ну, хотя бы по телевизору? И мне понравилось. Страшно умная нация, ага, весь мир облапошили. А само государство - переплюнуть можно. А если с разбега, в океан плюнуть можно.
Говорить-то - говорит, а сам глазом вращает. И что он видит? Квартира, где каждая вещь знает свое место. Стол стоит там, где ему место. А где ему не место, стоит стул. Четыре стула. Они сидят в креслах. Вполне уютно. Чужой дом, но уютно.
- Что касается детей, - говорит Петр Николаевич, - они у меня взрослые. Порой даже слишком взрослые.
- А мы валетиком, - отвечает Сергей Андреевич и бьет вальтом.
- Иногда заходят, но предпочитают звонить, - отвечает Петр Николаевич, - а вы хитрец - играть не умею... отлично играете. Так вот, дети взрослые.
- Это хорошо, - кивает Сергей Андреевич, - сам жду не дождусь, когда сын ума-разума наберется.
- Так у вас сын?
- Ага... ходить-то будем?
- Вот, извольте, - и Петр Николаевич выбрал нужную, по его мнению, карту. - Сын это хорошо.
- А чего хорошего? Сын или дочь - чего хорошо?
- В смысле?
- Кто родился, - объяснил Петр Николаевич, - тот и пригодился. Чего хорошего?
- Как? Вам все равно?
- Ну, допустим, родилась у меня дочь - что с того? Но родился-то сын. Вот кабы не родился - верно?
- А вы, стало быть, один живете? Скучно, поди? Одному-то?
- Привык, - отвечает Петр Николаевич, - живу себе и живу, никому не мешаю. Видите, как у меня чисто? Столь чисто и не бывает. И в уборке нет необходимости. Откуда берется беспорядок? Не думали? А вы подумайте.
- В голове? - подсказал Сергей Андреевич.
- Склад ума. Каков склад, таков и образ жизни. Обросли ненужным хламом. А нам он нужен? Много ли человеку нужно?
- Много, - ответил Сергей Андреевич. - Признаюсь, прежде было мало нужно, а нынче - много.
- Вот и вы туда же. Простите за вопрос - у вас дома одни тапки?
- Тапки?
- Да, тапки. Обыкновенные домашние тапки.
- И что?
- Ничего. Вот вам и ответ. Тапки на ноге и беспорядка нет. Снял тапки - беспорядок. Логично?
- Вы дурак, - заметил Сергей Андреевич.
- Прямо так и дурак? - засомневался Петр Николаевич, - хотя верно - дурак. Дальше играем?
Принялись за новую партию.
- А с кем вы играете, - спрашивает Сергей Андреевич, - когда никого нет? Уж не с самим ли собой?
- Вы меня пугаете, - отвечает Петр Николаевич, - как возможно с самим собой? В карты-то? Да как я сам себя обману? Смешной вы, Сергей Андреевич. Пасьянс - да, здесь ума не требуется, но чтобы в дурака?
- Что же получается, - спрашивает Петр Николаевич, - вы меня обманули?
- Я? Боже упаси! Как я вас мог обмануть, если проиграл?
- Обманули, обманули... вы великий хитрец, Петр Николаевич. Меня не обманешь.
- Право, не понимаю, что вы имеете в виду? В чем хитрость моя? В том, что проиграл?
- А вот мы и поглядим.
- Кто такой Володька?
- Мерзавец, - отвечает Сергей Андреевич, - самый настоящий мерзавец и плут.
- Плут или мерзавец?
- И плут и мерзавец. Только он не желает себе в этом признаться.
- И чего?
- А вот так, - объясняет Сергей Андреевич. - Полагаете, каждый мерзавец знает, что он мерзавец? Отнюдь. Это для меня он мерзавец, а для себя - боже упаси.
- Почему плут?
- Мерзавец, потому что взял деньги и не вернул. А плут, потому что пришел просить денег еще раз.
- Добрый вы человек, - заметил Петр Николаевич.
- Но не дурак.
- Сто рублей?
- Сто. Видели бы вы его глаза.
- Сама невинность?
- Что вы! Какая невинность? Взгляд выдает его - поэтому и плут.
- Простите, Сергей Андреевич, а вы не плут? Играть, говорит, не умеет... опять я дурак?
Сергей Андреевич улыбнулся.
- Похоже, вы опять в дураках.
- Ох, и хитрец! Нет, Сергей Андреевич, вы не хитрец, вы - плут! Еще разок, но уже на интерес?
- Ну, уж увольте! - отвечает Сергей Андреевич. - На интерес! Знаем мы вас - вы же меня обманывали. Признайтесь - обманывали?
- Да как я мог вас обманывать?
- Сто рублей, - предложил Петр Николаевич.
- Вот и вы туда же - сто рублей. А почему не двести?
- Смешные деньги. Какие же это деньги? Тьфу, а не деньги. А желаете, сдайте сами. Скажете потом, мол, обманул вас, Петр Николаевич - подсунул плохие карты.
- А вы мне сразу дайте сто рублей.
- Как сразу? - не понял Петр Николаевич.
- А вот так, дайте и все тут. Если моя партия, вы мне ничего не должны, а если проиграю, обязательно верну. Ваша денежка к вам и вернется.
- Что-то новенькое.
- Сто рублей, что у меня Володька брал, это не сто рублей, - напомнил Сергей Андреевич. - По нынешним временам считай как пятьсот, а может, и того - как тысяча. Вот вам и ответ.
- И не вернул, мерзавец?
- Не вернул. Забыл? А вот и не правда! Я - не забыл, а он забыл? Враки - помнил, но не вернул. Он, негодяй, меня в дураки определил. Решил, что я законченный дурак и вновь пришел - как вам?
- А зачем ему деньги вообще давать, если он мерзавец? - уточнил Петр Николаевич.
- Кто знал, что он негодяй?
- Выходит, добрый вы человек, но не дурак.
Сергей Андреевич задумался - откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на соседа.
- Хорошо, - спустя минуту сказал он, - как я должен был поступить? Дать мерзавцу еще раз?
- А что? В этом что-то есть - дать, не требуя возврата. В этом определенно что-то есть.
- Вы думаете?
Петр Николаевич молча поднялся, вышел в прихожую и тут же вернулся.
- Сто рублей, - сказал он и положил денежку на стол.
- Опять вы меня дурите? - растерялся Сергей Андреевич.
- Что вы! Это вам за Володьку.
- Сто рублей?
- Ах, простите, забыл.... вот вам тысяча... играем?
- Ох, и хитрец, вы, Петр Николаевич! Действительно, что я теряю? Ничего не теряю - играем, - ответил Сергей Андреевич, - только еще одна просьба. Можно сдавать буду я?
Да разве это просьба? - Петр Николаевич ухмыльнулся.- Кто у нас сдает? Верно - сдает проигравший. Дурак сдает.
- А что Англия? - спрашивает Сергей Андреевич.
- Какая еще Англия?
- Вы же давеча говорили, что в Англии бывали.
- Я говорил? - удивился Петр Николаевич, - не помню, не бывал я в Англии.
- Ну и правильно, чего в этой Англии особенного? Вот, скажем, прежде, лет так десять назад, может быть, и поехал бы, а сейчас... право, чего в ней особенного? Знаете, сколько нынче получает Сотников?
- Кто?
- Шестьсот тысяч в месяц. Это он нам воду отключил.
- Ах, этот, - сообразил Петр Николаевич.
- Чего ему в Англии делать, коли у него шестьсот тысяч? Вот с кем нужно в карты играть. А он не играет, потому как у него другой интерес. Вы невнимательны - не в масть пошли.
- Простите, задумался, - повинился Петр Николаевич.
- И о чем же вы задумались? Не над моими ли словами? Не желаете - не говорите, я и сам скажу, над чем вы задумались. А задумались вы, Петр Николаевич, над тем, какой я неприятный тип.
- Что вы!
- Не лгите. Именно над этим вы задумались.
Сергей Андреевич взял паузу, однако только затем, чтобы чихнуть.
- Простите - давление. Когда у меня давление, всегда чихаю. Знакомый врач сказал - я ему верю. Чего, спрашивается, меня обманывать? Какая корысть? Во всяком обмане имеется корысть. А здесь? Главное, не обманывать себя. Ни намеренно, ни добровольно. И не каждый, я вам доложу, способен на подобный шаг. Любой эгоизм имеет свою норму. Сколько живу, столько с ним и сражаюсь. Неприятный тип, говорите...
- Я не говорил, - напомнил Петр Николаевич.
- Допустим, не говорили, но подумали. А неприятный прежде всего для самого себя. Вот так! А у кого найдется смелости признаться, что он неприятный? И почему я решил, что я неприятный? Значит, планка высока, как и требования к себе. Вот вам и ответ. Другой всем доволен, живет в согласии с собой, не нарадуется каждому дню. И плевать ему на мнение окружающих. Эти окружающие всего лишь фон, декорации, где он главный герой. Обиды, недовольство, гнев и зависть - от чего? Да, жалко мне сто рублей, которых не вернули, а тысячу ваших рублей, которые сейчас проигрываю, - не жалко. Третьего числа в переходе нищему пятьсот рублей дал. Он, бедняга, ни о чем не спрашивал, а кабы спросил - не дал. Полез в портмоне, а там ни одной сотенной. Испугался, признаюсь. Накануне, вроде как, были, а тут, пожалуйста, и нет. Представьте себе, дал ему пятьсот рублей. И кто после этого неприятный?
Сергей Андреевич вновь пустил паузу и играть прекратил.
- Обидно, что он меня за дурака принял. Это я уже потом сообразил. Как домой добрался, тут и сообразил. Какой же я дурак, думаю. Однако пятьсот рублей жалко не было - я себя знаю. Жалко было, что он меня за дурака принял. Пятьсот рублей - деньги хорошие. На пятьсот рублей можно праздник организовать. Вот я его и организовал.
- Проиграли, - словно извиняясь, молвил Петр Николаевич.
- Так и знал, что проиграю. А карта была хороша - еще один обман. И старался же, но проиграл. Ну и пусть - чего тут сокрушаться? Денежка вам вернулась - Володька был бы рад.
Вредный Сергей Андреевич и дурной. В карты играть не умел, но любил. На диване лежит злобный, потому как не с кем играть. Телефон звонит - не ответит. Причина? Некому ему звонить. А если кто и звонит, так номером ошиблись. Телевизор включит и тут же выключит. К чему тогда включал? Проверить - работает ли телевизор. К окну подойдет, а там весна. В зеркало глянет - вроде, похож.
- Мать, а мать, - скажет, - чего у нас на ужин будет?
- Чего будет на ужин, еще не придумала, - отвечает женщина, - на обед будет каша с молоком.
А что? Каша тоже неплохо.
- Вот что, а давай-ка за молоком схожу, - предложит он спустя час.
- Сходи.
И Сергей Андреевич отправится за молоком. Однако прежде будет долго выбирать себе гардероб - придирчиво изучать каждую вещицу. Покряхтит в прихожей и только затем провернет ключ в замке.
- Ну, я пошел, - скажет он.
- Иди, - ответят ему.
На улице смотреть нечего. Чего на улице смотреть, коли он здесь лет как тридцать живет? Сергей Андреевич здесь все до отрыжки знает. Иногда его по этой причине тошнит. Не в прямом, конечно, смысле. А-то! Сергей Андреевич себя уважает. Прежде когда он встречал на улице неприятного с виду человека, Сергей Андреевич этого человека не осуждал. Не говорил себе мысленно, мол, какой отвратительный с виду человек. В сторону ступит и дожидается, когда отвратительный с виду человек мимо пройдет.
До магазина, где молоко продавали, а отправился Сергей Андреевич исключительно за молоком, можно было пройти через дворы, а можно было через арку. И вот он думает, каким путем ему идти. Право, странное решение. Идти через дворы и через арку - разницы никакой. Ну, может быть, через дворы короче будет, но и грязи там всегда больше. Если идти вечером, можно и в лужу угодить. Сергей Андреевич однажды угодил и дал себе слово больше через дворы не ходить. А тут, видать, забылся или на него нашло. Словно ему кто по голове ударил и мозги отшиб. Впрочем, указанное замешательство долго не продлилось - минут пять, а то и меньше. Сергей Андреевич в кармане нащупал денежку, что ему дали на молоко, и тут же чудесным образом вспомнил, с какой целью он отправился.
- Чего это со мной? - спрашивает себя Сергей Андреевич, - вроде как немного не в себе буду. Или опять друзья мои балуют? Они ко мне слабость испытывают, наведываются иногда. Знаю я их - этих бесов! Только и мечтают, как к себе заманить. Я им прежде сказал - чего вам от меня надо? Для экспериментов ваших староват буду, ничего во мне особенного нет. Главный их Сергею Андреевичу говорит - молчать! Будешь еще мне хамить! Больно много о себе воображаешь! Ишь каков гусь! Тебе что супруга сказала?
Супруга Сергея Андреевича уже давно себе не принадлежит. Она с ними в контакте. А в каком именно контакте - не говорит. Халат набросит и в зеркало глядит. А чего в него глядеть? Лучше не станет и моложе не станет - чего тогда, спрашивается, глядеть? Не знает, что на ужин будет! Да как это можно - не знать, что будет на ужин! Дикость какая-то средневековая! А Петр Николаевич каков будет? Культурно так, культурно - взял и обыграл. Надул и денежку в карман положил. Нужно будет его как-нибудь убить. Опасный тип - очень! Как он еще Сергея Андреевича терпит? А терпит, потому как больше не с кем в карты играть. Он от карт сходит с ума. Лицо худое, пороком изъеденное, под глазами мешки. Но вот глаза! Жизнь в них читается и еще что-то...
- Свежее? - спросил Сергей Андреевич, - молоко, говорю, свежее? Знаю я вас - мошенников! Вам бы кого обмануть!
И пошел до кассы. А там женщина стоит и продукты выкладывает, чтобы ее кассир обсчитал. Эка, - думает Сергей Андреевич, - накупила дура. Неужели все это она съест? Непременно съест, вон задница у нее какая! Да мне ни в жизнь такую не откормить задницу.
А сам улыбается и пытается таким образом расположить к себе женщину. Хотя в душе, как уже стало понятно, Сергею Андреевичу на женщину наплевать. К чему тогда он улыбался? Ответ прост - полученное в семье образование заставляло Сергея Андреевича улыбаться. А если быть точней - заставляла улыбаться покойная мамаша. Прежде, когда мамаша жива была, она постоянно говорила маленькому Сереже - всегда улыбайся! Даже через "не могу"! Дай слово, что всегда будешь улыбаться.
Женщине до Сергея Андреевича тоже никакого нет дела. Мама у нее хотя и жива, однако никогда не заставляла улыбаться. Она заставляла мыть посуду. Как она со своей посудой надоела! Лежит на диване и кричит - посуду, помыла? А чего кричать? Ты встань и сама посуду помой, если тебе так хочется. Когда на диване не лежит, ходит с графином и цветочки поливает. Но как она поливает? Загадит весь подоконник - словно там болото. Графин желтый и грязный - смотреть тошно. Но это к делу не относится.
Петр Николаевич по комнате ходит и не знает, куда себя деть. В карты, вроде он сыграл, и даже выиграл. Хотя удовольствия, если честно сказать, не получил. Соперник попался слабый. Поэтому удовольствия и нет. Если только время скоротал.
У каждого из нас имеются свои слабости, - вспомнил он слова Сергея Андреевича. Верно, как же без слабостей? Один женщин любит, другой - деньги. Сергей Андреевич больше всего в жизни любит телевизор. У него дома их четыре штуки. Или пять? Первый - раритет, изготовленный, когда Сережи на свете не было - в наследство достался. Сергей Андреевич с него пыль сдувает и вспоминает счастливые времена детства. Замечательное было время. Иногда включает проверить, работает телевизор или сломался. И представьте себе - не ломается! Экое чудо! Плод инженерной мысли отечественной электроники. Второй телевизор уже цветной, но весит, зараза, килограммов шестьдесят. Когда Сережа моложе был, он еще как-то мог его поднять, а теперь уже не может. Но и звать кого, чтобы телевизор передвинуть, дело хлопотное. Цветной телевизор показывает все в зеленом цвете. Прямо скажем, необычно, когда люди абсолютно зеленые. Поэтому перетащил телевизор в кладовку и прикрыл скатертью.
Еще один телевизор, третий по счету, - чудо уже японской техники. Сделан он, как вы понимаете, в Японии, хорошо сделан, надежно. Сотворили это чудо японские товарищи. Смотреть в него одно удовольствие. Время летит незаметно, по крайней мере, лет десять пролетели довольно быстро. Утром включишь, чайник нальешь, в телевизор глянул и уже десять часов вечера. Какие друзья? Какие товарищи? Всегда в курсе событий. Людей умных послушать - пожалуйста, на девок посмотреть - еще проще. Надоело все до отрыжки? Смотри природу, в горы отправляйся, либо на дно океана. Плавай себе в обществе акул или валяйся на берегу среди морских котиков. Кругозор расширяй, приобщайся к знаниям. Хотя бывает и страшно. Глянешь, чего в мире творится, и худо делается. Прямо не хочется за порог выходить. Народ озверел окончательно - с утра до вечера безобразничает, а ночью, словно с цепи сорвался, - хулиганит, ведет аморальный образ жизни. Хваленая демократия - еще один обман. Публика обленилась окончательно - работать не желает, чуть что, сразу на демонстрацию с плакатами. И попробуй дать им по башке резиновой дубиной. Нарушение прав человека! А у всех рожи сытые, зубы белые, и на английском без акцента говорят. С утра до вечера в кафе и барах сидят, по смартфонам разговаривают и на ай-падах во всемирной сети дурака валяют. И кредиты, видите ли, для них кабальные, а зимой мороз ударил до минус пяти градусов.
Возмущению Сергея Андреевича не было предела. Они нас за железным занавесом держат, - говорит Петру Николаевичу. - Девкам визы не дают за границу. Атомную энергетику собираются свернуть, ветряков в каждом дворе наставить, а на машинах электрические двигатели. Чтобы наш отечественный керосин не покупать. Мы по дну Балтийского моря трубу для них тащили. Семьдесят лет с утра до вечера "миру - мир" орали. Принимали их с чистым сердцем. Ракеты баллистические утилизировали, и это называется сотрудничество? Академик наук в телеэфире сказал, ждать хорошего не следует. А уж если ему - академику - ждать хорошего не следует, как быть Сергею Андреевичу? Тревожное время, - объясняет академик, - отток капитала планируется около тридцати миллиардов долларов.
Всему виной - масоны, - говорит Сергей Андреевич. - Они еще в семнадцатом веке кружок организовали. И распланировали историю человечества на долгие годы вперед. У них там все расписано, когда война, а когда кризис. С инопланетными цивилизациями они уже давно договорились. Говорят, летайте куда хотите, только нам не мешайте. И отдали на разграбление обратную сторону Луны. Она уже давно заселена - там ступить некуда! Там кругом фабрики и заводы. Чего это вдруг мы бросили снаряжать экспедиции на Луну? И климат они нам испортили. Прежде любо-дорого было. Зимой выйдешь - лепота! Девственная кругом природа, дышишь - не надышишься. Летом еще лучше - солнышко, птички, босыми ногами по траве или в речку бултых! А что нынче? Катаклизм и химия, радиация и озверевший мирный атом. И виной тому - масоны. Но поди - доберись до них! Спрятались стол глубоко, что не представляешь, куда бежать, чтобы дать по голове.
Ну, не дурак ли будет этот Сергей Андреевич?
Обеспокоен развитием цивилизации. Начитался книжек и того... поехала головушка. Нынче с ума сойти проще простого. Статистика говорит - тридцать процентов населения планеты давно сошло с ума. Еще тридцать были идиотами от рождения, поэтому сходить с ума им не пришлось. Что имеем в итоге? Верно, шестьдесят процентов. Из оставшихся сорока процентов масонами составляют два процента, остальные - космические мутанты. Сергей Андреевич - исключение. По всей видимости, мутантом он не является. Мутантам на природу плевать. Жена у него мутант - за молоком гоняет каждый день. А сама молоко не пьет! Тебе, говорит, надо, вот и иди за своим молоком. Но и молоку нужно откуда-то взяться. Молоко должно быть только от коровы, иначе это уже не молоко. А что тогда? Коровы - где? Что-то давненько я живых коров не видел, - разгорячился Сергей Андреевич. Вы от дискуссии не уходите! Я спрашиваю: где живые коровы?
Петр Николаевич хотел было возмутиться. Откуда ему знать, куда делись живые коровы! А потом вспомнил, как он года три назад видел настоящую живую корову. Или даже две.
- Видел, - говорит Петр Николаевич, - двух живых коров три года назад.
- Двух? Три года назад? - переспросил Сергей Андреевич, - а может, они уже сдохли.
- Чего не знаю, того сказать не могу, - отвечает Петр Николаевич, - может, и сдохли. Откуда мне знать, если коровы мне не принадлежат, и дальнейшая их судьба мне неизвестна? Могу только с уверенностью сказать одно. Три года назад они были абсолютно живые. Ехал на машине через деревню и видел настоящих живых коров. Только слишком они - коровы, стало быть, худющие были. Поэтому нисколько не удивляюсь, если они, как вы изволили заметить, сдохли.
- Хорошо, допустим, они были живые, - согласился Петр Николаевич.- Но коров было только две. А сколько продают в магазине молока?
Поэтому Сергей Андреевич точно не мутант. Его так здоровье нации не интересует, как здоровье каких-то двух коров, которых три года назад видел Петр Николаевич.
Сергей Андреевич тем временем из магазина идет. Молоко купил. Откуда молоко? А черт, знает! Может случиться, что и черт не знает! Никто не знает, откуда взялось молоко. Петр Николаевичу доверять также нельзя. Говорит, видел три года назад двух коров. А если - врет? Если не было никаких коров? Нельзя ему доверять, потому что больно худющий. Кожа да кости. При этом чувствует себя подозрительно хорошо. Даже когда кашляет. Сергей Андреевич спрашивает, мол, а чего это вы такой стройный в ваши-то годы? Дает таким образом повод для размышления. Мол, не сидите ли случаем на диете? Или йогой занимаетесь? Среди этой публики кругом одни вегетарианцы. Даже если денег некуда девать, все одно изводят себя натуральным голодом.
Петр Николаевич карты на стол бросил, а уж потом принялся объясняться. Никакой он, говорит, не вегетарианец. Что касается литературы, имеет слабость почитывать забавные статьи на разные темы, в том числе научные. Впрочем, что считать научным, а что откровенным заблуждением? Грань, что промеж них находится, столь условна, начинаешь опасаться, как бы не оказаться в дураках. Однако не охота быть в дураках даже в картах.
Хитрит! Тумана напускает. Если имеешь что сказать, так ты и скажи. Называй вещи своими именами. Мол, люблю пожрать, в чем не вижу греха. А куда все девается, знать не могу. Обмен веществ, вероятно, слишком хороший. Едва кусок в нутро попадет, тут же разлагается, превращается, к слову сказать, в тот же мыслительный процесс. Голова только на первый взгляд не имеет отношения к пище. Еще как имеет! Если в желудок не затолкаешь больше его размера, то голова, оказывается, имеет чудовищные изнутри размеры. Знающие люди утверждали, что голова вообще безразмерная изнутри! Петр Николаевич именно так и сказал - безразмерная!
Смотрит Сергей Андреевич на голову Петра Николаевича и не поймет - шутить тот изволит или имеет серьезный повод для дальнейшей беседы. Головенка-то у Петра Николаевича не впечатляет. Не шибко чтобы большая или благородная. И форма головы простецкая - на мыслителя не похожа. Загадка или очередной обман природы. А как же! Именно форменный обман.
- Все еще сомневаетесь? - спрашивает Петр Николаевич.
- Вы это о чем?
- Болит?
- В смысле?
- Голова, говорю, болит?
- Уже не болит, - признался Сергей Андреевич, - вы меня пугаете.
- Я? - усмехнулся Петр Николаевич, - как я могу вас напугать? Вы что!
- А вот представьте - напугали. За молоком пошел и вдруг забыл. Стою и не помню - зачем пошел? А потом вы появляетесь и говорите - ступай в магазин за молоком. И точно, - думаю, - мне же молока купить велено было. Но почему жена не сказала? Меня же в магазин она отправила.
- Купили?
- Купил. Меня там уже знают. А прежде неудачно в очередь встал. Стою и стою - пять минут, десять. Сколько, думаю, еще стоять? У нее, наверно, семья большая. Мне даже как-то неловко стало... купил-то я всего на всего одно молоко. Она же не пьет.
- Вообще не пьет? - уточнил Петр Николаевич.
- Вообще.
- И что?
- Почему она постоянно смотрит в зеркало?
- Да бросьте вы! - рассмеялся Петр Николаевич, - женщины всегда смотрятся в зеркало. Нашли повод для беспокойства!
- Вы меня не поняли, - возразил Сергей Андреевич, - она не смотрится в зеркале, она в него смотрит!
- Ошибка исключается? Она точно смотрит в зеркало? Может, вам показалось? Может, она все же смотрится?
- В прошлом году укусил комар. Она мне сама сказала. Говорит, меня укусил комар.
- Многих кусают комары - что с того? Неужели вас никогда не кусали комары?
- Может, и кусали, только я этого не помню, - признался Сергей Андреевич, - а тут она мне говорит, укусил комар. Мне показалось как-то странным - чего мне сообщать, что ее укусил комар? Потом о разговоре забыл, а сейчас вдруг вспомнил - вам не кажется это странным?
- Играть, как я понимаю, больше не будем? - спросил Петр Николаевич. - Я правильно понимаю?
- А чего это вы вдруг надумали? Глазам своим не поверил. Чего, думаю, стряслось? Уж не умер ли кто? Честное слово - удивился чрезвычайно.
- Прямо так и подумали?
- Да. Если не так, прошу прощения, со мной подобное случается, но без злого умысла. Могу, представьте себе, ляпнуть совершенно не к месту. Она говорит - ты хам! А какой я хам, если без злого на то умысла? Правда? Если бы у меня в помыслах было, так не было ничего. Один толстый, другой худой - какая может быть обида? Мы же взрослые люди. Вам же все равно - правда? И мне все равно. А что скрывать? Только недалекие люди готовы скрывать или обманываться. Но нам-то к чему? Ну, зашли раз в тысячу лет. Значит, на то имелась веская причина. В карты предложили и верно поступили. Другой говорит и говорит, а о чем говорит - непонятно. Может, и сам не знает, чего хочет сказать. А здесь все понятно. Хочет человек в карты сыграть. И что? В чем грех? Сели и сыграли.
Петр Николаевич кашлянул.
- Пойду я, - сказал он.
- А что так? - не понял Сергей Андреевич, - или уже пора?
- Наверно, пора.
- Тогда конечно. Если пора, идти нужно обязательно. Ловко вы меня, пару раз проиграли, а потом... я же не дурак - все вижу. Но все одно - приятно.
- Да уж хитрец вы, Сергей Андреевич, раскусили, но проиграли.
И Петр Николаевич ушел. Неплохой, похоже, человек, - подумал Сергей Андреевич, - хотя черт их вампиров разберет. Днем улыбается, а ночью дубиной между глаз треснет. Глаз недобрый, едва дырку в голове не просверлил.
- Мать, а мать, - крикнул он в комнату, - кашу-то когда есть будем?