Значит, апогей Луны и соединение Венеры с Луной? Как жаль, что от исчезнувших цивилизаций человечеству в наследство достались какие-то непонятные фрагменты или обрывки. Странно, но звездная наука, а именно под таким названием в древности была известна астрология, пережила другие более перспективные отрасли человеческого познания. Но почему Луна? Известно, что отец всего - солнце - полноправный властелин, неохотно уступающий свои полномочия, как бы подсказывая, что только ему одному позволено определять свое господство во вселенной. Однако властелин все же ошибается, и все двенадцать послушных знаков зодиака склоняются в своем подчинении перед меланхолической Луной - хозяйкой и спутником всех, кто обречен творить под покровом тьмы и мрака. А как же Юпитер? - Тот правит справедливостью, Марс - вечный забияка, чувствующий запах битвы не только на поле брани, но также на кухне и в кузнице, оказывая покровительство поварам, оружейникам и ювелирам. Про Венеру, известную всем своими любовными похождениями, мы писать не будем, как впрочем, и про пронырливого торгаша Меркурия. Итак, звездные маги, пророки и предсказатели, отчаянно пытавшиеся заглянуть в будущее, подчас рискуют своей собственной головой перед царями и вельможами
- Ну, что же, дружок, - заявил Людовик ХI своему придворному звездочету, - пророчить будущее страны ты можешь, но вот скажи мне, когда умрешь ты сам?
- Ваша светлость, за три дня до вашего величества!
Ангел тогда долго смеялся над столь удачной шуткой мудрого обманщика, выторговав себе безбедное существование у напуганного монарха. Примечательно, но, вопрос был задан в день... смерти Людовика - Солнышка, только так и не иначе именовал себя сей господин. Поэтому в день похорон святейшей особы Ангел смеялся еще больше! Надо признать, у ангельского воинства с юмором все в порядке. А так как существа они вечные и смерти неподвластные, любые шуточки, что допускают смертные, всегда проходят на ура. Отважусь сообщить нечто из ряда вон выходящее, но, безусловно, забавное - они без ума от анекдотов! Некоторые даже их коллекционируют. Да, да! Потому что больше коллекционировать нечего!
Еще больше Ангел смеялся над беднягой Краффтом, придворным астрологом самого Адольфа Гитлера, который вообще был помешан на звездной науке. Карл Эрнестович выдал фюреру прогноз на развитие событий с 1937 по 1945 год, и следует признать, почти не ошибся. Однако хитрый швейцарец, выполнив сложные диаграммы, что легли на стол " третьего рейха", использовал все ту же методику, унаследованную еще от Нострадамуса, но только не в стихах.
"... 1939 год войдет в историю человечества как начало одной из самых разрушительных войн, и тяжкие испытания лягут на плечи немецкого народа. Особенно тяжелым будет 1945 год, однако в августе ожидается победа"...вот только чья, хитрый астролог не указал. Фюрер от такого прогноза прослезился, Ангел тоже прослезился, изнемогая от приступа смеха!
Действительно с давних пор существует наука о звездах и их влиянии на окружающие миры. Но прислушиваться следует не только к подсказкам, что звучат извне, а и к тем, что терпеливо ждут внутри нас самих! Почему иные существа, сотворенные на земле, чувствуют приближение шторма еще до момента, когда светило спрячется за тучи, и появятся первые признаки непогоды? Наделены загадочным предвидением, более тонкой и поэтому совершенной внутренней структурой? Вероятно, все обстоит намного проще. Все они остались частью природы, тогда как человек решил выйти из нее или возвыситься над ней, за что тотчас поплатился. И теперь, обратив свой взор на внешние признаки, как всегда оказывается застигнутым врасплох...
Дождь начался вечером, где-то около семи часов, хотя весь предшествующий день радовал прекрасной погодой. Тучи наползли с востока незаметно, сначала одна, словно пришла на разведку, заняв край небосклона, а затем к ней присоединилась другая, и, только объединившись и почувствовав силу, вдвоем они начали наступление. Сверху было небезынтересно наблюдать за тем, как по земле проходит граница света и еще робкой полоски темноты. Но едва обе тучи объединились, как ложная граница исчезла.
- Будет дождь, - заметила Мария Сергеевна, вдруг осознав, что в комнате стало темно, и появилось желание включить свет.
- Дождь?
- Я стала замечать странную особенность - всякий раз перед непогодой появляется слабость, и клонит ко сну, раньше такого не было.
Для Эдика разговоры о погоде часто воспринимались скорее как простой повод что-либо сказать. Нечего сказать - скажи о погоде, тем более что касалось Марии Сергеевны. Она всегда находила какую-нибудь тему для разговора, порой, по мнению сына, вообще не заслуживающую внимания. А уж о погоде говорила по несколько раз на дню.
- Как думаешь, будет дождь?
- Господи, какая разница, - думал Эдик, - дождь, снег, не все ли равно!
Они сидели в комнате и молчали. Мария Сергеевна на диванчике, а Эдик в кресле у окна. По телевизору смотреть было абсолютно нечего: до обещанного в программе художественного фильма "Овод" еще более часа, а глядеть передачу "Ребятам о зверятах" Эдик считал ниже собственного достоинства. Да и передача шла в повторе. В газете так и написали - "повтор от 14 июля". По правде, Эдик уже видел этот репортаж, где рассказывали, чем нужно кормить волнистых попугайчиков и как их следует обучать человеческой речи. У Марии Сергеевны кроме Толика и Эдика в жизни никого не было и волнистых попугайчиков тоже. А говорить, кстати, этих маленьких райских птичек возможно, но, потратив, минимум лет пять. Эдику пять лет, несмотря на свою молодость, было жалко. Он еще тогда, то есть 14 июля, подумал: это до какой степени нужно одуреть, чтобы всю страну обучить, как попугаев! Парень уже давно заметил странную тенденцию. Когда у него случался выходной, обязательно показывали эту передачу, настойчиво предлагая либо купить морских свинок и заняться их воспитанием, либо завести иную живность.
- Наверно, все-таки будет.
Эдик прошел на кухню, бесшумно открыл дверцу шкафчика и молча проглотил сразу две таблетки.
- Одной достаточно, - вдруг пронеслось в голове.
- Как одной?
- Да так, тебе не к чему, а Марие Сергеевне одной вполне.
- Странно.
- Ты чайник включи, - услышал Эдик на сей раз знакомый голос из комнаты, - только воды свежей налей. А если не трудно, сбегай в магазин за батоном.
- За пятнадцать или восемнадцать?
- С изюмом.
- Значит, за восемнадцать.
- Деньги возьми в кошельке в прихожей, - подсказала Мария Сергеевна.
- Мам!
- Я забыла, прости, больше не буду.
С ума можно сойти! Уже скоро год, как работаю, а все одно и то же!
Подъезд молчал, как впрочем, и улица. Знакомый маршрут, которым он хаживал в магазин еще мальчишкой, преодолел в считанные минуты.
- Мне с изюмом.
- Кончились.
- Как кончились?
Рыжая тетка занятая, безусловно, более важным делом, чем обслуживание покупателей, даже не подняла глаз.
Словно разделяя раздражение продавщицы, входная дверь булочной хлопнула его по спине, от чего Эдик едва не вскрикнул.
- Так, - он лихорадочно принялся соображать, где еще можно в этот вечерний час приобрести батон к чаю. - Ерунда какая-то! Только вчера слушал репортаж. Сколько там тонн собрали? Не помню, но сказали опять рекорд, а тут... мимо Эдик прошагали два батона! И что удивительно! Оба с изюмом! Исправимся, конечно, батоны не могли шагать. Но все мысли и желания в данный момент сконцентрировались именно на этом нехитром продукте хлебопекарни, что и проплыли рядом в авоське какого-то мужчины. А проследовал мужчина из булочной, где минуту назад находился Эдик!
- Батоны по блату! Да что это такое! - чувство глубокой несправедливости, так знакомое честным и справедливым гражданам, душной волной пронеслось в сознании.
- Товарищ!
Обернулись многие, но только не мужчина с авоськой, который напротив прибавил шага и скрылся за углом дома.
Ребята из наружного наблюдения молча бросились бы вслед, в то время как Эдик просто принимал решение.
- Вернуться назад и учинить скандал? А если он ошибся? Других булочных поблизости нет, парень знал это наверняка. Откуда тогда у него батон? Нет, даже два!
В следующее мгновение Эдик уже оказался за углом, но мужчина пропал. Однако путь к отступлению был один, только по тропинке, куда и бросился парень.
- Точно!
Одинокая фигура прохожего промелькнула невдалеке, прежде чем исчезнуть за деревьями.
- Шустрый какой!
Парень уже припустился в погоню, хотя смутно представлял свои дальнейшие действия. Еще один знакомый двор со скучающими старушками на лавочках.
- Извините, - Эдик всегда так говорил и знал, как часто это помогает, - вы не видели здесь мужчину с авоськой?
- С батонами по восемнадцать копеек?
Определенно, но старушкам в самый раз идти на службу в охранное отделение:
уж они бы точно не потеряли автобус.
- Да, он сдачу забыл в магазине, - неизвестно для чего соврал Эдик и сделал честные глаза.
- Я вчера тоже забыла, - начала какая-то бабка.
- Подожди ты, - перебила другая, - они в парк пошли вот этой тропочкой, беги быстрей, аккурат и догонишь.
Что там еще сказала старушка, Эдик не услышал, а припустился по тропинке, что вела через парк к стадиону.
Эдик бежал. Легко и без волнения, ноги почти не касались земли, и со стороны казалось, что бежит хорошо подготовленный спортсмен, которому чаще приходится передвигаться именно таким способом. И вдруг воспоминания озарили юношу. Точно по этой дорожке он бежал кросс, но тогда в далекие школьные годы занятие это воспринималось как настоящая пытка. А сейчас? Так он не бегал никогда! А почему легкость в движении, ровное дыхание и уверенность в себе?
- Не туда!
- Что?
- Не туда побежал.
Увлекшись на секунду или другую школьными воспоминаниями, Эдик пролетел мимо и не заметил объекта своей погони. А объект уселся на скамейку, предварительно подложил один лист газеты непосредственно туда, куда он и сам уселся, а второй рядом.
- Хорошо бегаешь.
- Чего? - растерялся юноша, восстанавливая дыхание и глядя, как мужчина достает из авоськи бутылку кефира с розовой крышкой из фольги.
- Форма, говорю, неплохая, - подсказал незнакомец и отломил кусок батона. - Да ты садись, тут хоть и не чисто, но сухо, - и глянул на небо.
- Как думаешь, будет дождь?
Если вы забыли, напомню: точно такой же вопрос, слово в слово задала пятнадцать минут назад Мария Сергеевна.
- Господи, какая разница, дождь, снег, не все ли равно!
- А вот тут я с вами молодой человек не согласен, - заявил мужчина и направил в рот мягкий, словно вата, кусок батона.
Эдик вздрогнул - так же, как и с Марией Сергеевной парень подумал, но не произнес вслух про этот дурацкий дождь со снегом!
- Не ел, аж, с 1912 года, - продолжал незнакомец, с удовольствием уплетая батон и запивая кефиром из бутылки, - булка - ничего, хотя дрожжи не те. Знаете, что главное в хлебе? - Все главное! А иначе есть приходится только когда хлеб теплый. Он и сейчас теплый. Хе-хе-хе.
- Хе-хе-хе, - передразнил мысленно Эдик, чтобы проверить свою гипотезу.
- Или ха-ха-ха, - сбил с толка мужчина, - но тогда, то есть в 1912 году, хлеб пекли отменный, как впрочем, и готовили заварную стерлядь. А знает, Эдуард Анатольевич, с кем мне довелось откушать эту самую стерлядь? Сейчас мы вас и проверим. Вернее даже не вас, а вашу систему образования.
Незнакомец тщательно прожевал кусок батона, на что ушла, может быть, минута, затем смахнул крошки на землю и закрыл глаза.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет,
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.
- Вообще-то я чтец неважнецкий, ну так как, узнали?
Умрешь - начнешь опять с начала,
И повториться все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
- Хорошие стихи, - подумал Эдик, где-то я их слышал, но вот где?
- Октябрь двенадцатого, - подсказал мужчина, - неужели не вспомнили? - и тут же хлопнул себя по коленке.
- Простите великодушно! Программа! Точно, в программе этого нет, хотя мне нравится. Так щемит, у вас не щемит? Я вижу - не щемит, это пока, ... или вот еще.
... Так идут державным шагом -
Позади - голодный пес,
Впереди - с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчики из роз -
Впереди - ...
- Иисус Христос! - закончил Эдик.
- Верно, но это уже январь восемнадцатого. В смысле правильно закончили вы, а
вот бедный Саша, то есть Александр Александрович, - тут незнакомец вздохнул, - а куда денешься? Кушать хочется, и обратите внимание - каждый день! Я ему говорю: куда ты лезешь? Какая коллегия? Какой народный комиссариат? А он мне дерзко так, с гневом в голосе:
- Они в своих усадьбах девок пороли, а до этого их, простите Эдуард Анатольевич, трахали! Так и сказал, даже не так, а грубо. Он же поэт! Лирик, боль нации! Трахали? - Трахали! Поэтому извольте говно убрать сами. Революционное говно, которое вам и оставили революционные матросы с Центробалта. Я ему доказываю, мол, если человек в чужом доме нагадил, так он и себе в штаны нагадит! Он всю страну обосрет! Всю!
Выпить, говорит, не с кем! Да кто с тобой будет пить? Ты же всем поклонникам и друзьям на прощание в лицо плюнул! Плачет болезненный, слезами умывается. Кефира не желаете?
- Вы кто?
- Здрасте! - мужчина глотнул из бутылки и пустил паузу, вероятно, позволив Эдику собраться с мыслями.
- Так вы уже приходили?
- Эдуард Анатольевич, вы меня не расстраивайте, очень вас прошу, будьте собранней, у вас же память прекрасная.
- Вы про Блока?
- Причем здесь Блок? Разговор о другом, присядьте в конце концов, или мне тоже встать? Не волнуйтесь, спит Мария Сергеевна, дождь начнется около семи, время есть, батон я вам купил. Возьмите сразу, чтобы не забыть. Да не этот, а другой. Успокоились?
- Вы кто?
Незнакомец допил кефир и аккуратно поставил бутылку на землю.
- Ну, хорошо. В данный момент я Николай Трофимович. Вам этого достаточно или нужна фамилия?
- Какой Николай Трофимович?
- Как какой? Тот самый, что сейчас отдыхает на своем диванчике, возраст, знаете ли, и с головой не все в порядке. Да сядьте вы, наконец! Остеохондроз проклятый, это надо же так запустить!
Эдик присел на скамейку, внимательно разглядывая Николая Трофимовича. Невыразительный и поэтому неприметный мужчина в возрасте, немного провалившиеся глаза, добраться до которых сложно, как и попытаться заглянуть вглубь. Скромный, поношенный, но аккуратный костюмчик и усы, как у таракана. Сколько же ему лет?
- Все же несовершенная система, - заметил Николай Трофимович и повертел головой, - хотя, если принимать во внимание среднюю продолжительность жизни, вполне оправдывает себя. А печень! Как так можно? Словно камень в кармане.
Возможно, это покажется странным, но настоящий Николай Трофимович - пенсионер республиканского значения, действительно в данный момент забылся беспокойным сном. Он провалился в него совершенно неожиданно для себя, настолько быстро, что не успел даже снять тапки.
- А почему он в тапках?
- Почему, почему, - передразнил Николай Трофимович, - вы попробуйте за пять минут найти достойный экземпляр, добежать до магазина и купить батоны! Это в моем-то возрасте! Да еще с набором болячек! Как он так может? А вы спрашиваете, почему в тапках. Хорошо еще в штанах! Вот так, Эдуард Анатольевич.
- А зачем вам два батона? - начал медленно соображать Эдик.
- Один для вас, - подсказал Николай Трофимович, - или вам мало?
- Зачем вы купили два батона?
- Я же говорю, один для вас!
- Вы кто?
- Тьфу! - Николай Трофимович и в самом деле сплюнул на землю. - Родственник. Ваш родственник.
- Может, вы еще станете утверждать, что я - ваш приемный сын?
Николай Трофимович нисколько не удивился этому явно провокационному вопросу и задумался.
- Нет, просто дальний родственник. Дело в том, Эдуард Анатольевич, что все обязательно являются в конечном итоге чьими-то родственниками. Самый удивительный факт, феномен, если хотите, но именно так и обстоит дело!
- Родственник? - с издевкой в голосе повторил Эдик, - а по какой линии?
Николай Трофимович вновь задумался.
- По материнской, конечно!
- А почему не по отцовской?
- Здрасте. Да кто же станет на мужиках жениться? Это, простите, только люди
могут до такого додуматься!
- Я что-то вас не понимаю, - признался Эдик, чувствуя полный бред предложенной для обсуждения темы.
- А вот и не бред! - Николай Трофимович еще разок крутанул головой, да так, что стал отчетливо слышан треск шейных позвонков, - "Заветы двенадцати патриархов", вам о чем-либо говорит это название?
- Не говорит.
- А зря! Самая настоящая диссидентская литература, но ветхозаветная! Короче, ересь, объявленная вне закона.
- Где?
- Там, - и Николай Трофимович указал перстом наверх, - самое интересное, составлена группой авторов. Заметьте! Анонимных летописцев, а почему?
- Почему? - повторил юноша.
- Вероятно, боялись возможного преследования. Цензура, дорогой мой, не только на земле существует! За такие откровения к пожизненному заключению не приговорят, а дадут высшую меру!
- Простите, это как?
- Вечное заключение! Вечное! Вы только вдумайтесь! Страшней наказания не бывает. Одно слушание длится десятки тысяч лет.
- Как десятки? - поразился Эдик.
- Да так, - Николай Трофимович полез в карман и достал пачку " Беломорканала", надул щеки, ловко дунул в гильзу папироски и... выдул весь табак, - не куришь?
- Нет.
- Правильно, а Николай Трофимович и курит и, хе-хе-хе, печень уже отваливается, а все туда же. Именно десятки тысяч лет глядят присяжные на последствия, что разворачиваются на земле, смекаешь? А как определить, чем они вызваны, эти последствия, а если вдруг ошибка? Сплошная морока!
- Вы что-то про родственные связи говорили, - напомнил Эдик, пытаясь вернуть собеседника к исходной теме разговора.
- Какие вы все-таки нетерпеливые, - Николай Трофимович вновь достал папироску и вновь выдул из нее табак, - в двух главах этой удивительной книги есть крамольные мысли, ставящие такой знак вопроса, - и наглядно показал юноше какой, нарисовав в воздухе огромную загогулину.
- Авторы объявлены в розыск! - и, понизив голос, доверительно сообщил, - но пока не нашли. Хотя дело безнадежное, найдут рано или поздно, все равно найдут. Не подгоняйте меня, Эдуард Анатольевич, мысль я не теряю. Под вопрос ставится вся картина мироздания! Представляете? Оказывается, как утверждают авторы, не люди согрешили, а... - тут Николай Трофимович достал еще одну папироску и, чиркнув спичкой, глубоко затянулся.
Эдик, помня просьбы понапрасну не торопить, молча наблюдал за синим дымком, что поднимался в воздух.
- Тебе чего? Папироску дать?
Эдик не понял.
- А кто согрешил?
- Ты о чем? - на юношу уставились сердитые старческие глаза.
- А причем здесь родственники?
- Ты парень шел бы отсюда, чего пристал? Скамеек тебе мало? - и Николай Трофимович, уже настоящий подозрительно покосившись на Эдика, придвинул к себе батон, а через секунду вообще положил его с другой от себя стороны, подальше от странного юноши.
Домой Эдик вернулся подавленный и без батона.
- Представляешь! - встретила его Мария Сергеевна, - заснула, и чайник весь выкипел. А ты где так долго ходил, а булка?
- У нас в роду такого Николая Трофимовича не было?
- Николая Трофимовича?
- Да, с колючими глазами, сухонький, но крепкий.
- Был.
- Курящий?
- Цигарку изо рта не вынимал, - испугалась женщина, - а ты откуда его знаешь?
- Сейчас встретил, поговорили немного.
Мария Сергеевна сначала ойкнула, затем побледнела, а уже только потом обмякла и сползла на пол. Уже, кстати, не в первый раз. Вот вам и несерьезная наука,
а соединение Луны с Плутоном действительно адская смесь и вызывает она не только недомогание, но и ведет к ослаблению памяти, нарушению координации движений и проявлению... слабоумия! Подмечено абсолютно верно.
Последствия были такие. Мария Сергеевна взяла больничный: все же два коллапса, что уже наводит на мысли, о какой ни есть, но системе, а это уже, извините,
смахивает на болезнь. А что такое больничный?
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет...
- Больше отдыхайте, спите, читайте и главное не волнуйтесь, - таков был рецепт, что прозвучал из уст участкового доктора - равнодушной и холодной женщины, которая не нашла никаких признаков хоть какого-либо заболевания у бедной Марии Сергеевны, - анализы неплохие, давление соответствует возрасту.
Эдик тоже взял пару выходных. И если первый день пролетел быстро: пришлось посетить почти все аптеки в поисках лекарств, что имеют странную тенденцию заканчиваться именно в тот день, когда в них возникает острая необходимость, то второй день юноша откровенно изнывал от тоски, не зная, куда себя деть. Заходила Ира со своим чудо аппаратом, глянула критически на рецепты и заявила, что выписали самые дорогие.
- Уже купили? Посоветоваться нужно было со мной.
- Бедный парень весь город обегал, - заметила Мария Сергеевна с диванчика.
- Не бегал я, а на троллейбусе, при этом бесплатно.
- Все равно целый день ушел, - сокрушалась Мария Сергеевна, словно в обморок рухнула не она, а Эдик.
Вообще-то хворать Мария Сергеевна не умела. Есть такие странные люди, которые не умеют болеть, вот как раз к ним и принадлежала пострадавшая. Болеть, оказывается, тоже надо уметь! Другой какой, если, не дай бог, захворал, так на него приятно посмотреть. Как там говорят: краше, чем в гроб кладут. А тут одно недоразумение, ни минуты покоя, телефон к обеду весь перегрелся - в прямом смысле в руки не взять. Всех обзвонила, и ей все позвонили. А телефон где? Правильно, в прихожей. Кто первым предложил устанавливать телефонный аппарат в прихожей - голову оторвать нужно! Больная на ногах целый день!
- Ты, Маша, береги себя, больше лежи, - советует одна знакомая.
- Эдик уже взрослый, пора о себе подумать, - подсказывает через тридцать минут другая, - вот когда у меня была ангина в прошлом году. Или в этом году? Вася, когда у меня была ангина? Говорит, три года назад. Странно. Так вот, когда у меня была ангина...
- Это из-за работы, - выдвинула свою версию третья подруга, - знаю, ты не скажешь, но постоянно на нервах, вот, к примеру, я. У меня был самый настоящий нервный срыв. О, это страшно! Петя, помнишь?
Эдик поставил стул в прихожей и принялся удлинять провод - прекрасный повод скоротать время и мысленно заткнуть себе уши, чтобы в сотый раз не слушать о непонятной и таинственной болезни, о которой с воодушевлением и небольшой печальной ноткой в голосе поведала всем сочувствующим Мария Сергеевна.
Самое интересное. Эдик по неизвестной причине не проявлял особенного беспокойства ни по поводу "заболевания" Марии Сергеевны, ни в отношении подозрительного типа по имени Николай Трофимович. Одно слово - флегматик, нервная система - железная, и раскачать ее житейским бурям сложно.
- Чего ему от меня надо? - рассуждал юноша, стуча молоточком и протягивая прозрачный проводок вдоль плинтуса. - Что за книга такая? "Заветы двенадцати апостолов"? Нет, не так. Слово какое-то древнее.
- Мам!
- Что?
- Знаешь такую книгу "Заветы двенадцати" то ли апостолов, то ли еще кого-то?
- Нет, не знаю, а откуда у тебя такой странный интерес.
- Попроси, чтобы перезвонили минут через пять или лучше через десять, я уже провод протянул, и телефон в комнату поставим рядом с диваном.
Звонок раздался уже под вечер, и Эдик успел поднять трубку, прежде чем это наглое и невоспитанное изобретение человечества пропищит еще раз. А так как днем времени было предостаточно, юноша протянул провод не только в гостиную, но и в свою комнатушку.
- Слушаю, - он уже приготовился сообщить, что Мария Сергеевна отдыхает.
- Как здоровье?
- Кого?
- Марии Сергеевны, конечно, - уточнил мужской старческий голос.
- Она спит.
- Я знаю, что она спит, как здоровье?
- А вы, простите, кто?
- Как кто? Николай Трофимович!
- Николай Трофимович умер! - злорадно сообщил Эдик.
- Как?
- Да вот так! Взял и умер!
- Минуточку, - попросил немного растерявшийся голосок, - сейчас проверим...никак нет, целехонький еще пока.
- А я говорю, умер, - настаивал Эдик, не повышая при этом своего голоса.
- А-а-а-а! - захихикала вдруг трубка, - вы о своем прадедушке. Они точно умерли, а вот этот еще поживет. Сегодня рубился в домино, как молодой! Устал ждать, когда заснет, бодрый старикашка, кстати, ветеран. Воевал на Курской дуге, ордена имеются, и тоже Николай Трофимович и тоже курит. Нас тогда, Эдуард Анатольевич, прервали, поэтому примите мои извинения. Накладочка произошла, кто же знал, что он так быстро проснется. Всегда спал два часа, а тут и тридцати минут не прошло. А книжка называется
"Заветы двенадцати патриархов", не апостолов, а патриархов. Но ее достать невозможно, как впрочем, и другую " Книга Еноха". Тоже не слыхали? Неудивительно, забавная вещица! Ну, а про НЛО слыхали, небось?
- Про НЛО?
- Да, как у вас обзывают инопланетян.
- И что?
- Так вот этот Енох и был первым, кого эти самые инопланетяне и забрали.
- А зачем его забрали?
- А кто их знает? - вопросом ответил Николай Трофимович и принялся дуть в трубку.
- Чего это вы опять балуетесь?
- Да старикашка вредный, приспичило ему опять покурить, а я терпеть не могу табака. Не представляете, от усов так и смердит, а смолы в легких - лодку обработать можно!
- А чего его забрали? - повторил Эдик.
- Ну, это я могу только предположить. Во-первых, все-таки уникальный образец, один из немногих, кто, как утверждают многие авторитетные личности, общался с самим.
- С кем?
- Фу, какой вы не сообразительный. С Богом!
- И что?
- Как что! Ну, вы, Эдуард Анатольевич, даете! У вас, извините, на земле много таких, чтобы вот так непосредственно? Раз, два и обчелся! Верно?
- Верно, - согласился Эдик.
- Но главное в другом, - заговорщеским тоном продолжал Николай Трофимович...
- Не люди согрешили, - неожиданно вспомнил Эдик незавершенную фразу.
- Точно! Сыны неба - ангелы! - продолжил голос. - Когда на земле родились прекрасные по красоте дочери, устоять против этой красоты не смогли даже ангелы! Вы представляете? И взяли себе в жены по своему выбору и вошли к ним и жили с ними, и началось страшное!
- А чего началось-то?
- Бардак. Людям открылись тайны ремесла разного: что мечи ковать, что зеркала лить, врачевать, в кореньях толк понимать и по звездам определять знамения и в будущее смотреть.
- И что в этом плохого?
- Так знания даны не всегда во благо, - подсказал Николай Трофимович и вновь принялся дуть в трубку, - простите, еще одну папироску выдую, так сказать наперед, спасу нет, до чего вредный старикашка!
- И что?
- Эдуард Анатольевич! Вы своим "и что" меня угробите! Это же дурная репутация!
- Вы о чем? Обо мне или о Енохе?
- О книге, сударь, о книге! Весь Ветхий завет благодаря этому пасквилю оказался под угрозой! Подвергалась критике идея мироздания. Это же прямой выпад, самая вредная ересь! Прямая дорога на костер для смертных и вечное заключение для авторов!
- А я тут причем? И что за странная форма общения?
- Следую вашим пожеланиям, - уточнил Николай Трофимович, - по телефону вам удобно и привычно, не отвлекает и лишних вопросов не возникает. Образ? Я вам уже говорил, первый ближайший объект, что оказался под рукой, а потом привычка. Второй раз уже легче общаться.
- Третий, - подсказал Эдик.
- Ну да, третий, - согласился Николай Трофимович, - кажется, нам опять помешают...
- Кто это? - раздался почти тот же, но, несомненно, еще сонный голос.