Борзов Анатолий Анатольевич : другие произведения.

Новогодний Сочельник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
  
  
  
   Новогодний Сочельник
   Анатолий Борзов
  
  
  
   1
  
  
   Зима в этом году где-то затерялась, а выпавшего снега хватило всего на несколько часов. С утра девственный и ослепительно белый, уже в полдень он превратился в темную грязь, добавляя излишнее раздражение жителям небольшого городка.
   Настроения не было, а скучные равнодушные лица, встречающиеся на пути, подсказывали, что им всем неприятно месить снежную труху, прыгать через лужи и ругать на чем свет стоит водителей проезжающих машин, которых волновали совсем другие проблемы. С вечера в новостях объяснили, куда неожиданно отправилась зима. То ли она ошиблась маршрутом, то ли сделала это намеренно, но жизнь в старушке-Европе оказалась парализованной. Закрытые школы, на магистралях многокилометровые пробки, обрывы проводов на линиях электропередач, недовольство населения и легкая паника в правительстве. Если бы они знали, что все эти капризы природы только легкая разминка, проба сил всего лишь.
   Унылый, до боли знакомый коридор встретил его гулом собственных шагов. Каменная лестница, отшлифованная временем и сотнями тысяч ног, взбиралась наверх. Сколько раз он поднимался по ней? Нужно будет подсчитать. Дважды в день вверх и столько же вниз. Это в среднем. Затем помножить на пять, а полученную сумму еще на четыре.
   Кивнул головой, и ему кивнули в ответ. Ковровая дорожка приглушала негромкую песенку, которую всякий раз начинал петь уже рассохшийся паркет. Если кому пора на пенсию, так этому паркету. Интересно, когда и кто его положил? - Никому неизвестная тайна, канувшая в историю. Да и кому это нужно. Загудел, словно задумавшись на мгновение, замок, приводя в движение скрытые внутри механизмы, щелкнул и приоткрыл дверь. Пять шагов и еще одна дверь. Долой мокрое пальто и шапку долой. Так уже лучше, почти как дома.
   - Андрей Васильевич, это вы?
   - Да, это я.
   - Вовремя, чайник только что скипел, вы чай пьете?
   Чай он пьет и кофе тоже. Он все пьет - кефир, молоко, сок и даже водку.
   - С удовольствием, Маргарита Викторовна, только обувь переодену.
   - Ну и погода! Весь город завалило снегом. Мне сейчас звонил Алик, говорит, ужасная погода.
   Алик - сын Маргариты Викторовны, уже не юноша, но еще не мужчина, в этом году заканчивает школу. Маргарита Викторовна в нем души не чает, на дню звонит по несколько раз, опекает, и даже не знаешь, радоваться и завидовать данному обстоятельству, либо отводить в сторону глаза, чтобы не рассмеяться.
   Еще один коридор, как в небольшой гостинице, куда выходят безликие и похожие друг на друга, словно близнецы, двери номеров.
   - Там свежие пирожки.
   - Спасибо, обязательно попробую.
   Почему она его опекает? Наверно, нравится. Существуют женщины, для которых жизнь немыслима без внимания. Но внимания не к своей персоне, а к постороннему человеку. Ей доставляет удовольствие бегать по магазинам, готовить пирожки, подогревать и заваривать чай. Но все это делать для других.
   - Как дела у Алика? - спросил он, наливая темную тягучую жидкость и прикидывая, какой из пирожков взять.
   - Не может определиться. У него математика хорошо идет, с языком неплохо, а выбор по сей день не может сделать. Я ему говорю, времени не осталось, решай скорей. Не понимает. Представляете! Слушать не хочет - замучалась вся.
   Он бы тоже на месте Алика замучался.
   - С преподавателями говорила, все как один - только университет.
   - А сам что думает?
   - Смеется.
   Молодец Алик, толковый парень. Смех - лучший ответ в любой ситуации.
   - Маргарита Викторовна, не переживайте, - он уже стоял в проеме двери с чашкой чая в одной руке и пирожком в другой, - все образуется, и решение Алик примет верное.
   - Как у вас?
   - У нас?
   Вопрос он понял, а повторил, вероятно, чтобы взять секунду-другую на раздумье.
   - Учится. Говорит, нравится. Выбор-то ее, да и первый год, поэтому ничего удивительного, все в новинку. Новая обстановка, новые преподаватели, товарищи, наконец, новые.
   Он умолк и глотнул чая.
   Странно, Маргарита Викторовна годится ему в матери, а сын у нее на год младше Маринки. Сам он с женитьбой не спешил, как не торопился заводить и детей. Сколько же ей было лет, когда родился Алик?
   - Устали?
   Маргарита Викторовна улыбнулась. Конечно, она устала. Если он к концу рабочего дня порой чувствовал себя как выжатый лимон, что говорить о женщине, которая значительно старше его.
   - Сегодня не так хлопотно. Допечатать немного осталось, завтра думаю закончить.
   - Ничего нового? - он глотнул еще разок, окидывая взглядом помещение.
   - Ничего.
   Она поднялась, захватив с собой небольшой журнальчик и пустую кружку.
   - На улице холодно?
   - Не столько холодно, сколько промозгло. Влажность большая и ветер неприятный.
   - Скользко?
   - Да, очень скользко, - ответил он и опустился в кресло.
   В прошлом году Маргарита Викторовна упала. Как она сама говорила, не совсем удачно. Оказывается, можно падать удачно и не совсем. Не совсем удачно - когда происходит перелом, а удачно - обыкновенный вывих. Поэтому, следуя предложенной логике, ему в прошлом году чертовски повезло. Кроме небольшой ссадины после падения ничего не было, а вот бедная Маргарита Викторовна месяц просидела на больничном.
   - Я вам книгу на следующей неделе верну, вы не возражаете?
   - Не возражаю, - ответил он, - мне не к спеху, можете не спешить.
   Скрипнула дверца шкафа, сейчас она подойдет и скажет...
   - До свидания и всего вам хорошего, - сказала Маргарита Викторовна.
   - И вам всего хорошего, помните - ужасно скользко.
   Негромко щелкнул замок, через пару секунду другой, и все стихло.
   Чай уже почти остыл, с пирогом он давно справился, что касается работы, похоже, можно не спешить. Посидел еще пару минут, вслушиваясь в тишину, затем поднялся и глянул в окно.
   Невысокого роста мужчина в оранжевой телогрейке, вероятно, только что закончил убирать тротуар. Критическим взглядом окинул аккуратно убранную дорожку, которую еще не успело занести свежим снежком, вскинул на плечо внушительных размеров лопату и неспешно зашагал, чтобы через несколько мгновений исчезнуть за углом дома. Мужчину Андрей Васильевич прекрасно знал - наблюдал за его работой не один год. Летом, правда, он куда-то пропадал, то ли его не было видно, то ли для него не было работы, а вот ближе к осени он вновь появлялся, усердно подметая по утрам. Иногда Андрей Васильевич встречал его и поздно вечером, а однажды случайно столкнулся с ним в магазине. Забежал что-то купить, воды, вроде. Столкнулся нос к носу, ну и сказал. Здравствуйте, говорит, а потом понял, что ляпнул глупость. Откуда, спрашивается, мужчине знать, что он наблюдает за ним. А мужчина поднял мохнатые брови, которые вблизи оказались не менее выразительными. Здравствуйте, ответил он, и Андрей Васильевич еще больше растерялся.
   Вышел и ничего не понимает. Получается, мужчина его знает? Однако этого не может быть. Переворошил в памяти - точно. Не может мужчина его знать, а почему тогда ответил на приветствие? Из вежливости? Однако на лице ни малейшей тени сомнения, что непроизвольно возникает всякий раз, когда к вам обращается незнакомец. Казалось, незначительное событие, не имеющее права называться событием, скорее мелкий эпизод в жизни, над которым глупо ломать голову. Наверно, так и должно быть. С кем-то другим, наверно, именно таким образом все бы и произошло, но только не с Андреем Васильевичем.
   Где он меня видел прежде? - вопрос, который засел в голове, не давал покоя, раздражал, как навязчивая муха, и выгонял прочь душевное спокойствие. Вот и сейчас Андрей Васильевич безуспешно пытался на него ответить
   Сколько людей прошло перед ним? Одни - мелькнув невыразительным пятном, холодным и равнодушным, другие - оставив в памяти воспоминания, подарив частичку себя, а третьи продолжают в нем жить и поныне...
   Мужчина тем временем свернул во двор дома, пересек небольшой сквер и вошел в один из подъездов, где спрятал под лестницей свой рабочий инструмент - деревянную лопату и метлу.
  
  
   2
  
  
  
   Маргарита Викторовна прежде постоянно жаловалась на свою судьбу. Но делала это своеобразно. Она не говорила, как ей не повезло по жизни. Муж от нее не ушел, он погиб, однако подобный исход по сути своей ничего не менял - поднимать одной ребенка одинаково тяжело. Постоянно сидеть с малышом - непозволительная роскошь, и хотя в те годы многие смутно представляли, что такое инфляции, денег не хватало. А еще не хватало молока, детских вещей, книжек, игрушек - куда ни кинь, за что ни возьмись - тотальный дефицит. Поэтому ничего удивительного, что бедная женщина привыкла жаловаться, однако все ее упреки носили скорее вынужденный характер, вроде самозащиты, когда рядом нет близкого человека. Однако неслыханно повезло с работой. Удача пришла в неожиданный момент, оставив до конца не разгаданную интригу - а кто же стоял за кулисами событий? Кто являлся инициатором? Тем добрым волшебником, что протянул руку помощи в трудную минуту? Работа, на которую взяли тогда еще Риту - как называли ее немногочисленные знакомые, оказалась и вовсе не работой, а службой - таинственной, окутанной пеленой секретов, рассказать о которой не могло быть и речи. Но платили исправно, вовремя и совсем недурно. По сравнению с другими - приличная зарплата, и что самое интересное - тоже секрет. Рита превратилась в один большой секрет, и выручало ее, наверно, то обстоятельство, что рассказывать в общем-то, было некому. А секреты посыпались как манна небесная. Каждый новый день открывал страшные тайны. Справиться с этой лавиной, как ни странно прозвучит, помог характер. И без того застенчивая, Рита незаметно для себя превратилась в еще более замкнутую, когда пропадает исконно женское желание поговорить, что называется, от души. Высказаться, перемолоть знакомым косточки - необузданная женская черта, которая часто и делает женщину женщиной. Все это исчезло, а возникший непонятно откуда барьер, словно замок на двери, надежно хранил секреты, также ставшие обыденной информацией.
   Со своими обязанностями Рита справлялась. Востребованными оказались ответственность за порученное дело и, конечно, стремление оправдать доверие. Вероятно, из всех перечисленных качеств именно последнее являлось главным. Жизнь как-то выстроилась, приняла привычные очертания, когда каждый новый день мало чем отличается от предыдущего. Незаметно Рита превратилась в Маргариту Викторовну, сын Алик из плаксивого и капризного малыша в высокого стройного юношу, совсем не похожего на своего отца, чем также облегчил боль утраты. Никаких серьезных поводов или огорчений. Они все куда-то пропали, но, оказалось, только на время. Крохотные тучки беспокойства появились совсем недавно, однако с приближением окончания сыном школы приняли все более отчетливую форму. Выход из создавшегося положения рисовался вполне доступным - только поступление в университет. Вот тогда можно будет спокойно вздохнуть, перевести дух и еще на несколько лет забыть о тревогах и волнениях.
   Маргарита Викторовна поправила шарф - ветер и вправду неприятный, глянула по сторонам и перешла через дорогу. Улицы казались пустынными, а город находился в состоянии какой-то дремы - всем так хорошо знакомое чувство выходного дня, когда нет привычной суеты, и все отдыхают. Она работала, как и те, кто вынужден стоять за прилавками магазинов, крутить баранку - для кого суббота обычный трудовой день.
   Подошел автобус, совсем пустой, можно спокойно выбрать место и проехать весь маршрут, с удовольствием поглядывая в окно. Так она и поступила - нашла место в центре салона, протерла пальчиком слегка запотевшее стекло и приготовилась провести оставшееся время, посматривая наружу. Что-то невнятно в микрофон произнес водитель, и двери закрылись.
   - Извините, у вас не найдется разменять?
   Обыденный вопрос, на который можно вообще не отвечать, отрицательно помотать головой, однако Маргарита Викторовна вздрогнула, а вполне спокойный голос заставил ее съежиться.
   Поворот головы.
   Усталые глаза усталого человека - они без какого-либо интереса скользнули по лицу женщины.
   - Простите?
   - Это вы меня простите, у меня нет мелочи. Вообще нет мелочи.
   Глаза неожиданно изменились - в них что-то появилось, правда, пока непонятно что.
   - Минуточку, - Маргарита Викторовна за чем-то полезла в сумочку, хотя первая мысль была просто ответить отказом.
   - Вот, возьмите, - она протянула деньги на билет.
   - Нет, так не пойдет, - улыбнулся мужчина, - я не прошу у вас деньги, я прошу вас разменять.
   Маргарита Викторовна вдруг смутилась и тут же внутренне поразилась данному обстоятельству. Стало неловко. Чудовищно неловко.
   Глаза напротив продолжали изучать.
   - Извините, мы прежде не встречались?
   - Нет! - излишне эмоционально ответила она.
   - Вы уверены?
   Господи! Что за глупая ситуация! Как дети!
   - Возьмите, - она сунула деньги и отвернулась, чувствуя, что начинает волноваться. А сама поездка неожиданно превратилась в пытку, и даже возникло желание выйти. Смотреть в окно Маргарита Викторовна уже не могла. Хотя она и обратила взор на мелькающие снаружи улицы, явно их не замечала. Взгляд! Она чувствовала взгляд незнакомца. Вот он прикоснулся к ее волосам, затем прошелся по спине.
   Едва распахнулись двери, как она тут же стремительно выскочила, едва не забыв в салоне сумочку. Выскочила и ощутила, как тревожно забилось сердечко. Оставшийся путь до дома прошла пешком, ругая себя и не понимая, что же в действительности с ней произошло. Квартира встретила равнодушной тишиной, и чтобы хоть как-то избавиться от возникшего волнения, включила сначала приемник, а затем телевизор. Щелкнула пультом и села на диван, чтобы через минуту осознать, что все еще продолжает думать о встрече с незнакомцем.
   - Я просто ошиблась, - произнесла она решительно, - веду себя, как законченная дура! Нет. Как полная дура!
   На экране что-то показывали, однако Маргарита Викторовна долго не могла понять, что именно. Мысли отказывались ей подчиняться, всякий раз возвращаясь в салон автобуса.
   Почему он обратился ко мне? Случайность? Конечно, случайность. Обратился к первому встречному. Вот и все объяснение. Но голос. Она не могла обмануться. Этот голос она определенно где-то слышала.
   - Я же сказала, ошиблась! - с долей раздражения произнесла она вновь, словно желая переубедить ту, другую, которая упорно настаивала, что никакой ошибки нет, и быть не могло.
   Появившийся через полчаса Алик несколько отвлек от тягостного раздумья, однако засевшая в подсознании мысль не покидала. Мысль, вероятно, свила себе гнездышко - небольшой уютным домик, где и собиралась поселиться. Остаток вечера прошел как обычно. Если не считать исключением то, что впервые за многие годы она не спросила сына, что приготовить на гарнир - картошку или макароны. Произнесла - иди есть, чем, возможно, в какой-то степени его удивила.
   - Мам, - усаживаясь за стол, сказал Алик, - у тебя все нормально?
   - А с чего ты взял, что у меня что-то случилось?
   - Задумчивая какая-то и не спрашиваешь.
   - Устала, - не собираясь объясняться, ответила Маргарита Викторовна, - а потом у нас все же выходной. Вот и тебе полезно отдохнуть от моих вопросов.
   Алик кивнул и покорно приступил к ужину, хотя обычно брал тарелку и отправлялся смотреть телевизор.
   - Почему без соли?
   Маргарита Викторовна удивленно выгнула брови.
   Действительно, посолить картошку она забыла.
  
  
  
   3
  
  
  
   Двери автобуса закрылись, а наступившие сумерки окончательно упрятали женщину, стремительно выскочившую из салона. Так случается, когда человек задумался и в последнюю минуту понял, что едва не пропустил свою остановку. Бывает. Однако ему показалось, что это скорее напоминает бегство. Но от кого? Неужели от него?
   - Извините, мы прежде не встречались?
   - Нет! - излишне эмоционально ответила она.
   - Вы уверены?
   Определенно, его узнали. Глаза! Именно глаза подсказывали, что они прежде встречались, но вот где? При каких обстоятельствах? Он попытался вспомнить образ странной женщины, однако ничего примечательно не обнаружил. Обыкновенное пальто, несколько староватое, но вполне приличное, какая-то шапочка и каштановые волосы. Возраст? С возрастом он часто путался, а с женщинами тем более. Интересно, сколько ей? Фигура стройная, движения легкие и быстрые, а вот глаза... Сначала в глазах промелькнуло любопытство, он это отчетливо понял, потому что в памяти всплыли именно глаза.
   Ерунда! Самая настоящая ерунда! Глупость несусветная! Какая-то тетка дает ему деньги за проезд, затем едва не пропускает свою обстановку - обычная житейская история, крохотный эпизод, недостойный внимания. Но как она ему всучила деньги! А еще она вздрогнула.
   В салон автобуса уже поднимались пассажиры, когда до него дошло, что это его остановка.
   Черт!
   Он бросился к дверям, толкнув какого-то мужчину, поспешно бросил: простите, и выскочил в последний момент, едва устояв на ногах. Тетка начинала его раздражать.
   Извините, мы прежде не встречались? Кто его заставил задать этот идиотский вопрос? Он вскинул голову и понял, что шагает в сторону, противоположную дому. Это уже слишком! Явный перебор. И что вообще с ним происходит? Однако чувство уверенности, что она его знает, продолжало настойчиво беспокоить, отвлекать и делать рассеянным - факт, от которого никуда не денешься.
   Суета магазина позволила немного расслабиться, хотя он долго не мог собраться и выбрать уже знакомый набор продуктов, а когда в руке оказалась десятка, едва не вскрикнул. Он просто вздрогнул - совсем как женщина в автобусе.
   Смотреть в глаза посторонним - искусство. Когда от взгляда зависит жизнь, научишься не только смотреть, научишься, как собака, чувствовать, что скрывается за этим взглядом. Однако не будем об этом, успокоил он себя. Ты же обещал, давал слово - никаких воспоминаний, все это далекая история, которую необходимо забыть и выбросить из головы. Еще одно условие выжить - выключить все свои чувства, эмоции - смотреть и ничего не видеть, слушать и ничего не слышать. Так в принципе и обстояло дело - долгие годы, когда он себе не принадлежал, когда за него решали... когда необходимо превратиться в зомби.
   И вновь пошел снег - мокрый и тяжелый он опускался, превращаясь в крохотные ручейки, медленно ползущие за воротник. Нужно будет купить шарф, все же впереди зима. И перчатки купить, хотя перчатки он всегда терял. Где-то в пыльной антресоли валяются перчатки и все разные - либо правая, либо левая. Сейчас он двигался к дому - немного сгорбившись, опустив голову, не обращая внимания на редких прохожих и не выбирая дороги - тоже привычка, сформировавшаяся на удивление быстро. Он выпрямил плечи - прошлое необходимо забыть. И ходить по-новому необходимо научиться. Вот с этого и начнем.
  
   Погода была великолепной. Северный край несет в себе необъяснимое очарование и какую-то честность. Если зима, так зима настоящая - мороз за нос схватит, уши надерет и слезу вышибет, лето пришло - за день сгореть можно, солнышко припечет, хоть раздевайся.
   Стояло лето, середина июля - замечательная пора, когда зелень еще не потеряла своих красок, выглядела молодцевато и свежо. Появившаяся трава не только обрела силу, но местами доходила до пояса - росла буйно и стремительно. Изобилие цветов поражало, небольшие по размерам, они привлекали внимание, создавая неповторимую картину и появляясь в совершенно неожиданных местах. Однако здесь, на берегу озера господствовали ромашки - невероятно длинные в метр высотой стебли продолжали тянуться к солнцу, изредка дружно приветствуя друг друга и что-то произнося, когда по ним пробегал легкий ветерок. Робкая и незаметная для глаза волна с ленцой облизывала песчаный берег, который был рад прохладе, истомившись под лучами яркого и неожиданно жаркого солнца.
   Полуголый мужчина стоял в нескольких метрах от берега и смотрел в воду. Иногда он медленно наклонялся, также медленно поворачивал голову - то влево, то вправо и вновь замирал, словно опасаясь кого-то вспугнуть. Застывшая на лице улыбка выражала крайнюю степень удовлетворения, если не сказать счастья. Лицо сияло каким-то внутренним светом, неповторимым и загадочным. На берегу лежало пустое ведро, а сморщенные и доживающие последние дни кроссовки валялись рядом. Скользящий по водяной глади на тонких ножках жучок неосторожно ткнулся в мужчину, вызвав у него еще больший восторг.
   - Саша! Вот ты где!
   Молодая девушка в купальнике появилась внезапно. Вынырнула из кустов и замерла.
   - Т-с-с-с-с-с!
   Он поднял палец, призывая к тишине.
   - Ты чего там делаешь?
   - Т-с-с-с-с-с! - вновь повторил мужчина и прожил палец к губам.
   Девушка остановилась, затем осторожно приблизилась. А еще через секунду на ее лице появилась такая же лучезарная и счастливая улыбка.
   - Видишь? - прошептал он.
   Она видела. Крохотные, вероятно, совсем недавно появившиеся на свет серебристые создания спокойно плавали рядом с мужчиной. Иногда наиболее активные головастики принимались исследовать доселе неизвестный предмет, тыкались в ноги и даже пытались попробовать на вкус.
   - И давно ты так стоишь?
   - Минут десять. Они ничего не боятся! Иди сюда.
   - Ну уж нет! Еще не хватало рыб кормить! Пошли, завтракать пора.
   Прежде чем он успел сообразить, водная гладь озера вскрикнула, словно невидимая и таинственная птица. Бултыхнулся камень, издав не только характерный звук, но и окатив Александра.
   - Ну зачем!
   - Пошли, блаженный!
   Он еще раз с сожалением глянул в воду и только затем выбрался на берег.
   - Представляешь, собрался окунуться, дай, думаю, воду согрею, захожу, а тут ко мне на всех парах эти сорванцы летят! Я просто опешил. Как ручные, вокруг плавают и ничего не боятся - сумасшедшие какие-то.
   - Это ты у меня сумасшедший, дети тебя любят, птички тоже, а теперь и рыбки.
   Александр уже надевал кроссовки, - в футбол я всегда любил погонять, а с пацанами - тем более. Удовольствие великое по секрету скажу, как десяток лет сбросить. Только играть нужно по их правилам.
   - Сашка, может быть, ты у меня и в самом деле блаженный?
   - Это еще как? - он зачерпнул ведром и откинул назад волосы.
   - Да так - любят тебя все.
   - И комары тоже, смотри, вчера укусил...
   Тропинка - и вовсе не тропинка, заросшая травой, она иногда пропадала из вида, подсказывая: если и ступала здесь нога человека, так было это давно, а как давно - трудно сказать. Десять минут, и они оказались у небольшого, явно заброшенного дома. Крепкие стволы обтесанного дерева вросли в землю, местами потемнели и даже обросли мхом. Стекла в окнах сохранились, лишь кое-где торчали трещинки - неглубокие бороздки, вероятно, образовавшиеся, когда дом погружался в землю. В отличие от других строений, никакого крыльца, дверь открывалась сразу в комнату, прежде служившую и гостиной и спальней. В центре огромных размеров полуразвалившаяся печь, которая, как утверждал Владик, неплохо справляла дело. Самого Владика в доме не оказалось, хотя на деревянном столе лежали продукты - пачка масла, хлеб, сахар и чай.
   - Где ребята? - Александр поставил ведро и в сомнении глянул на девушку.
   - Наверно, так же как и мы, пошли за водой.
   - Ох, уж эта цивилизация, - он огляделся по сторонам, - утром встал, открыл кран, чиркнул спичкой и завтрак готов. А здесь? Здесь ты понимаешь, насколько мы все оторвались от жизни. Нет, Танюшка, это не жизнь - это жалкое существование. Человек намеренно себя уничтожает, прогресс, если хочешь, и есть начало гибели человечества. Люди окружили себя ненужными вещами, создали условия, которые их губят, лишают самостоятельности.
   - Я хочу есть.
   - А я чем занят?
   - Ты болтаешь и несешь всякую чепуху.
   - Нет, ты не права. Сейчас поймешь. Думаешь, мы будем пить чай? Кстати, не помнишь, куда мы вчера положили кофе? Что-то его не вижу. А-а-а-а! Вот и наш кофе. Чай - удивительный по своей силе продукт. Можешь представить, когда-то мы не знали вкуса чая, как, впрочем, и многого другого. Сейчас мы будем пить настоящий индийский чай, - продолжил Александр и запалил газовую плитку. - Будем пить, как пьют настоящие индийцы.
   - У тебя хорошее настроение?
   - Да. У меня не только хорошее настроение. У меня все замечательно. Никто на свете мне его не испортит. А если кто-нибудь и попытается... иди и позови этих оболтусов. Кто вчера громче всех кричал, что приготовит завтрак?
   Татьяна не ответила.
   - Лодыри противные. Никуда они не денутся. Обратную дорогу знаю только я. Тут вообще обратной дороги нет
   - Как нет?
   Александр на секунду отвлекся и серьезно глянул.
   - Сказать, как это местечко называется?
   - Как?
   - Бесов острог.
   - Нечистая сила?
   - Насчет нечистой силы ничего не знаю - не встречал, но призраки здесь водятся. Сам как-то видел.
   - Неужели? - встрепенулась девушка, - расскажи!
   - Обязательно и расскажу, и покажу. Но только вечером, иначе не поверишь.
   Владик с Олей появились вовремя - чай уже был заварен, а бутерброды готовы.
   - Вы где болтались?
   - Вас искали.
   - А что нас искать? Вот мы! - игриво ответил Александр, - купались?
   - Кругом одни скалы.
   - Он у меня ненормальный, - сообщила Ольга, бросив взгляд на Владика. - Разбежался и прыгнул в воду, минута проходит, другая, третья, а его нет.
   Владик сидел на лавке и, видимо, получал удовольствие.
   - Три минуты под водой не выдержит даже профессиональный ныряльщик, - заметил он, - а я, как ты знаешь, всего-навсего обыкновенный пловец и то в прошлом.
   - Это ты напрасно, - присоединился к Оле Александр, - здесь глубоко, места опасные. Прошлым летом парень какой-то утонул. Также как и ты разбежался и нырнул. Говорили, тоже пловец. Нырнуть-то нырнул, а вынырнуть забыл. Три дня искали.
   - Нашли?
   Александр кивнул: крестиком зацепился за корягу.
   - Крестиком?
   - Или цепочкой золотой. Не в этом дело.
   - Не понял, - как-то кисло улыбнулся Владик.
   - А что тут не понять? Мне сейчас Сашка сказал, место это нехорошее.
   - Правда? - серьезным голосом спросила Оля и тревожно глянула на Владика.
   - Да бросьте вы, в самом деле! Обычное место, спокойное, тихое, девственная природа, свежий воздух - чего еще желать?
   - Подожди! А кто минуту назад говорил о нечистой силе?
   - Танюша, призраки и нечистая сила - разные вещи и путать их не надо.
   - А дом чей?
   Александр отложил в сторону кружку и почесал нос - признак так хорошо знакомый Татьяне. Значит, будет думать.
   - Дом, по всей видимости, рыбацкий, я о нем узнал случайно, один дед как-то показал. Мы тогда остановились в деревне, собирали материал. Дед - местная достопримечательность, как только снег сойдет, он в лес и там до поздней осени. Характер замкнутый, ни с кем особенно не общался, жил один - ни семьи, ни детей. Но лучше его эти края, никто не знал. Лес для него - дом родной.
   - Это его избушка?
   - Вряд ли. Избушка никому не принадлежит. Сейчас, можно одно сказать - гостевой домик. Только гостей, видно, она давно не принимала. Вот здесь, - Александр поднялся и прошел к печи, - всегда были спички и небольшой запас продуктов - сухари, соль, чай, а также запас дров и пара свечек.
   - Я где-то читала, - неожиданно перебила Татьяна, - так в Сибири охотники поступают.
   - Лесной закон один для всех, - продолжил Александр, - охотник ты или рыбак не имеет значения. Кто срубил и поставил дом, также неважно. Но поставили грамотно и по науке. Случайный человек вряд ли появится в этих местах, тот случай, когда говорят: чужие здесь не ходят.
   - А мы не чужие?
   Вопрос задала Оля, которая уже закончила с завтраком и, казалось, без особенного интереса слушала рассказ.
   - Чужие - кто не соблюдает лесного закона либо по незнанию, либо по невежеству.
   - Теперь я понимаю, зачем Владик целый рюкзак тушенки взял. Владик, ты это специально сделал?
   Владик блаженно улыбался - растянул в ухмылке тонкие губы и поглядывал на девушек.
   - Если останется - мне не жалко. А для твоего деда - тем более. Наши планы на сегодня?
   Планы оказались простыми и устроили всех. Через час, выбрав наиболее возвышенное место, компания расположилась на каменном утесе - небольшой площадке, открывающей прекрасный вид на озеро. Насколько позволял взгляд - ровная водная поверхность, граница которой терялась в светлой дымке у горизонта, отчего создавалось странное впечатление, что где-то там и находится край земли.
   - Вот это да! - Владик в смешной соломенной шляпке, которую он явно позаимствовал у девчонок, приблизился к краю отвесной скалы. - Люди, вы только посмотрите! Это же красота! Сашка, Оля! Идите сюда!
   - Ну, уж нет! Я еще пожить хочу, - бросила одна из девушек, определяясь, как лучше устроиться для загара.
   - Что за народ! Сашка, ты видишь?
   Александр приблизился к краю утеса.
   - Высоты не боишься?
   - Парень, ты чего! Я же ВДВ! Ох, не могу! Держите меня, люди, держите! Оля, девушка, зайчик мой лопоухий! Прощай!
   - Ты чего мелешь? - насторожилась девушка.
   - А ну признавайся! Говори, как на духу! Ты меня любишь?
   Оля явно не знала, как себя вести - Владик стоял на краю скалы, и малейшее движение означало гибель.
   - Прекрати, - тихо произнесла она, - слышишь! Немедленно отойди, я тебя прошу!
   Владик медленно повернулся спиной к пропасти.
   - Оля, я здесь,... а там - меня нет.
   - Ладно, хватит валять дурака, - Александр и тот оценил опасность, которой легкомысленно подвергал себя его товарищ. Кроме высоты, как минимум в пятиэтажный дом, внизу беднягу ожидала гряда огромных валунов.
   - Оля! Всего одно слово! Или да, или нет!
   - Какое слово? Ты о чем?
   - Или да, или нет!
   - Парень, кончай, - подсказал Александр, чувствуя, что шутка зашла слишком далеко.
   В следующее мгновение высокий женский крик взвился к небесам. Взлетел подстреленной птицей, чтобы тут же рухнуть вниз.
   Владик шагнул и тоже вниз.
  
  
   4
  
  
  
  
   Костер догорал - потемневшие головешки еще недавно собранного сухостоя мерцали в наступающих сумерках. Перемигиваясь между собой, они еще жили, хотя и знали - их время сочтено. Бордовая полоса заката нависла над лесом, который выглядел мрачной тенью, потеряв знакомые очертания. Комаров не было, как не было и ветра. Тишина стояла поразительная - непривычное состояние, когда во вселенной не рождается ни единого звука. Как долго длилась пауза, сказать невозможно. Это был, наверно, тот самый случай, когда не возникает неловкости. Когда нет желания задать вопрос, посмотреть в глаза - ничего этого не было. Александр молча сунул в рот сигарету и прикурил, вытащив из костра небольшой уголек - вероятно, последняя, оказанная им человечеству, услуга. Зачем он все ему рассказал? Друзья? Может быть. Но все же не столь близкие, чтобы посвящать в интимные подробности. Знак доверия? Обычно мужчины сдержаны в проявлении своих чувств, а выпили они сегодня пустяк.
   - Все еще злишься?
   - Злюсь, - признался он.
   - Значит, не понял, - произнес Владик.
   - Почему не понял. Все я прекрасно понял, не такой я законченный идиот, чтобы не понять. И к чему этот цирк? Ты же напугал не только Ольгу, ты и меня до смерти напугал.
   - Не собирался я никого пугать, - Владик, словно загипнотизированный, смотрел на догорающие угли, - я вообще не собирался прыгать. Непроизвольно случилось, выплеск эмоций.
   - Мог и разбиться.
   - Вряд ли. Никакого риска - шагнул назад и ухватился руками. Вот если бы я сделал стойку, тогда, возможно, какой-то шанс и был, а так...у нас еще осталось?
   Выпили они всего ничего. Пить вообще не хотелось, голова была чиста, и кроме тепла никаких других признаков.
   Он открутил пробку и, не глядя, плеснул в кружки.
   - Женщины - существа ранимые и переживают они по-иному, - непонятно для чего сказал Александр.
   - Ранимые?
   Владик глотнул и слегка поморщился.
   - Это ты точно заметил - ранимые, и мучают они изощренно, мужикам и в голову не придет. Я же говорю, не собирался я никого пугать, так уж получилось.
   - Получилось? А утром в воду сиганул, тоже получилось?
   Владик улыбнулся.
   - Там все по-другому было. Я же видел дно, а прыгать я умею, поэтому, Сашка, ты не прав.
   - Не прав? Чего ты добился? Настроение всем испортил, мы же отдыхать приехали.
   - Глупо вышло.
   Глупо? Да с Ольгой произошла самая настоящая истерика! Едва откачали! Он сам не поверил глазам, когда увидел ухмыляющегося Влада, залезающего на утес. В тот момент он был готов его убить. Шуточки! Взрослый мужик, а ведет себя как школьник Он, видите ли, решил ее наказать, заставить пережить боль, которая сидела в нем все эти годы. Какой должна быть боль, чтобы едва не довести близкого человека до сердечного приступа?
   Владика он знал давно - нормальный парень, уравновешенный, толковый и главное, предсказуемый. С такими всегда приятно общаться. Они умеют вести себя в любой компании - не лезут в центр внимания, оставаясь при этом душой коллектива. Многое понимают с полуслова, вызывая к себе еще большее уважение. Небольшие проблемы, возникшие после службы в армии, казалось, быстро исчезли - жизнь расставила все по местам. Владик стал тем, кем он прежде и был - непосредственным и вместе с тем обходительным, чуждым какой-либо бравады и напускного превосходства. И на тебе! Необъяснимый с точки здравого смысла поступок, не укладывающийся, как говорят, ни в какие ворота. Страшно жалко Ольгу, она же на самом деле его любит. Прошлые увлечения? А кто не без греха? Да и давно это было.
   - Знаешь, Сашка, мне кажется, она так и не поняла, зачем я это все сделал, - произнес Владик, не отводя глаз от потухшего костра.
   - А тебе это надо?
   - Мне - нет, а ей, думаю, надо.
   - Ну вот, снова - здорово! - воскликнул Александр.- Прекращай! Что ты, как психоаналитик, лезешь к себе в голову! Что ты там желаешь найти? Молодой парень, у тебя есть работа, прекрасная девушка, друзья. Что тебе еще надо? Объясни, растолкуй доходчиво - что тебе еще надо?
   - А тебе, Сашка, что надо?
   - Не понял.
   - Ты счастлив, что у тебя, как ты там говоришь, есть все? Работа, Татьяна, квартира, машина - тебе этого достаточно? Или нужно что-то еще?
   - Что нужно? - растерялся Александр.
   - Не знаю! Новая машина, новая квартира, новая Татьяна.
   - Влад! Что ты несешь?
   - Не понял, парень, ты ничего не понял, жаль, - Владик вдруг вспомнил о водке и одним залпом выпил. - Ладно, пошли спать, устал я что-то.
   Костер потух, как-то съежился и превратился в невыразительную темную массу. Отступил и закат - он куда-то незаметно пропал, соединившись с темным небом, вдруг ставшим столь низким, что его касались верхушки деревьев, различить которые также было почти невозможно. Прежней осталась лишь тишина - величественная и всепоглощающая - она внимательно прислушивалась и к лесу, и к озеру. Александр не спал. Он лежал, уставившись туда, где днем должен быть потолок. Сбежать от цивилизации и забыть обо всем на свете - его инициатива. Сколько раз, сидя в кругу друзей, он рисовал картинку сказочного отдыха. Конечно, можно было поехать вдвоем с Татьяной, но именно она настояла захватить с собой ребят. Александр пытался было сопротивляться, однако вскоре уступил. Три или четыре дня - срок небольшой, время, когда любая компания не в состоянии вызвать взаимную усталость и тем более раздражение.
   Татьяна тоже не спала - он чувствовал ее дыхание. Обычно проваливаясь в сновидения, она, словно котенок, тихо мурлыкала, подсказывая, что находится рядом. Сейчас стояла тишина, и желания заговорить не было. Хотя и лежали они рядом, казалось, их разделяет незримая стена, кричать через которую не имеет смысла. Своим глупым поступком Владик не только разрушил идиллию сказки, он бросил какие-то семена. Вот только какие?
  
  
   С некоторых пор Маргарита Викторовна стала просыпаться слишком рано - часов в пять. Просыпалась настолько стремительно и неожиданно, что возникало ощущение, что она и вовсе не ложилась. Вначале появлялось некое раздражение - потеряны еще добрых пара часов полноценного сна. Эти два часа ей были необходимы, чтобы целый день не чувствовать себя разбитой и усталой. Вставать и бродить по квартире глупо, можно сына разбудить, но и лежать - не менее глупо. Единственный выход - почитать, чем она сейчас и занималась.
   Когда-то на заре своей юности она мечтала стать учителем в обыкновенной школе. Бесхитростное желание, где-то лишенное радужных перспектив и возможности заявить о себе окружающим. Кстати, об окружающих. С детства, а память удивительным образом сохранила в своем архиве многие странички прошлого, Маргарита Викторовна чувствовала себя достаточно уверенной, чтобы не обращать внимания на мнение окружающих. Прислушиваться она прислушивалась, но выводы всегда делала самостоятельно, чем часто удивляла взрослых. Поработать преподавателем пришлось недолго - каких-то пару лет. Замечательная пора, о которой она всегда вспоминала с теплотой. Без всякого сомнения, эти годы были лучшими и не только потому, что она оказалась на пороге новой жизни. Впереди - работа, любовь, дети, если не за этим поворотом, так за следующим, если не сегодня, так завтра. Также окрыляло и чувство уверенности, что в ее распоряжении время. Этого времени было более чем достаточно, не жалко подарить всем и каждому. Затем появился Павел. Он словно сошел с экрана - высокий, улыбающийся, с осиной талией, перетянутый кожаными ремнями - герой, о котором мечтала любая девушка. Решительный, он, не задумываясь, купил две порции мороженого и тут же протянул одну, заставив Риту опустить глаза и смутиться до глубины души. Мужчин она не боялась, хотя и сторонилась, часто не понимая восторженных рассказов немногочисленных подруг о своих кавалерах. Павел кавалером не был, скорей старшим братом, который взял на себя ответственность всегда и во всем ее оберегать. Иногда Павел приходил в школу, заглядывал в дверь и строил глупые рожи, подрывая авторитет молодой учительницы. Дети, похоже, были рады странному военному, вовсе не похожему на военного, а скорее на хулигана, пытающегося сорвать урок. А, может быть, он и был хулиганом, не сейчас, конечно, а в детстве. Говорил громко, заполняя своим голосом едва ли всю улицу, привлекая случайных прохожих, когда оба шагали, взявшись за руки. На ее замечание смешно улыбался и уже через пять минут принимался вновь пугать уже не только прохожих, но и голубей, разлетающихся по сторонам. Безусловно, он ей нравился, он не мог не нравиться, и все же Маргарита не спешила, стараясь отложить важный разговор. Мать - та явно не понимала, Павел очаровал ее сразу и, как он сам неоднократно повторял, выиграл сражение в первом же бою.
   Однако пора вставать - еще пару минут и зазвонит будильник. Маргарита Викторовна каждый вечер заводила часы - своеобразный ритуал, прежде чем оправиться в кровать.
   Встала. Нащупала ногами шлепанцы и набросила халат. Прошла на кухню, включила свет, затем приемник. Новый день начинался с новостей - событий, произошедших с незнакомыми ей людьми. Голос ведущего, напротив, был знаком, она с ним сроднилась и уже не мыслила на его месте кого-то другого. Насколько она себя помнила, новости в это время читал один и тот же голос. Читал уверенно, но как-то равнодушно, без эмоций. И тем не менее, голос ей нравился, как нравились и другие предметы, к которым она привыкла. Небольшая кухонька позволяла разместиться троим, а их было всего лишь двое, да и завтракал Алик часто один, когда она уже тряслась в автобусе по дороге на работу. Если бы кухня была больше, вероятно, исчезло бы и чувство комфорта, а так вполне удобно. Абажур, пусть и старинный, ей также нравился. Он дарил уютный свет, согревая не хуже халата, который уже давно следовало заменить. Новый халат висел в шкафу уже второй год. Махровый розовый халат, кажется, импортный. А может, и не импортный, нужно будет на досуге посмотреть, говорила она себе, или просто проветрить - все же два года.
   Возраст приходит незаметно, отсюда и его коварство. Поглядывая каждый вечер в зеркало, невозможно заметить перемены - только по прошествию лет ты вдруг понимаешь, что смотрящий на тебе человек явно кто-то другой. Скорее слабая тень или несостоявшийся двойник, который, если и претендует на твое место, так только в зеркале. Неожиданно Маргарита поняла, что она осталась где-то там, в прошлом - еще одно открытие, запоздалое и совсем неутешительное. Вернуться и посмотреть на себя позволяли фотографии - молчаливые свидетели, которые тоже старели, хотя и не столь стремительно. В крайне редкие моменты ностальгии по прошлому Маргарита Викторовна доставала небольшой альбом - по сути дела, биографический справочник, собравший малую часть людей, тем или иным образом вошедших в ее жизнь. Многие забыли, как на мгновение замерли, обратив свой взор на фотографа. Сколько их - разбросанных по свету наших молчаливых призраков, секундных видений, застывших навсегда в чужих альбомах? Все они продолжают жить самостоятельной жизнью, часто значительно дольше, чем позволено нам всем. Небольшая черно-белая фотография в скромной рамке - привычная составляющая интерьера.
   Сегодня Маргарита Викторовна вдруг обратила внимание и свежим взглядом - насколько это возможно - глянула. Пожалуй, один из немногочисленных снимков, где она себе нравилась. Павел - тот всегда получался превосходно и выглядел красавцем, рядом с которым она казалась если не гадким утенком, то явно ему не парой. Они вообще не подходили друг другу - слишком разные и не только внешне. Даже по истечению многих лет она не могла понять, что же Павел нашел в ней? Что заставило остановить свой выбор на серой мышке, теряющейся в толпе, невыразительной, не заслушивающей внимания? Неизвестно по какой причине, она сначала купила рамку, затем вставила фотографию, которая превосходно там уместилась, и лишь затем решила поместить ее на кухне - место, вроде, не совсем подходящее для семейной реликвии.
   Скудный завтрак - чашка пустого чая, на большее по утрам не хватало настроения. Пирожки она готовила не часто, только когда оставались молочные продукты. Алик без энтузиазма относился к еде и был еще более неприхотлив, нежели Павел. Муж заметно оживлялся, когда им овладевала жажда деятельности, которая распространялась и на кухню. В такие дни он проводил ревизию, безжалостно выбрасывая залежалые продукты, а затем отправлялся по магазинам. Для приличия спрашивал, что необходимо купить, хотя окончательный выбор всегда был непредсказуем. Для него не существовало какой-либо границы или территории, куда бы он ни вторгался. Также не существовало понятия женской и мужской работы. Павел с удовольствием стирал и гладил белье, хотя и случались подобные приступы крайне редко - когда он был свободен от службы.
  
  
  
   5
  
  
  
  
   Он всегда поднимался рано, одним безжалостным движением выбрасывал из кровати разморенное сном тело и минуту приходил в себя. Затем, если позволяли обстоятельства, спешил покинуть дом. И только вдохнув воздух улицы, просыпался окончательно. Лето он боготворил - лучшая пора, которая позволяла воедино слиться с природой и почувствовать себя малой частицей огромного мира. Обыденные и так хорошо знакомые вещи приводили его в состояние восторга. Иногда признавался себе, что действительно чувствует мир - физически ощущает, как его бережно берут в свои объятия и открывают небольшие секреты.
   Уже знакомая тропинка спускалась к берегу, а блестящая в лучах солнца гладь озера временами бросала взгляд в его сторону, пробиваясь сквозь чащу соснового леса. Удержаться не было сил - озеро манило и соблазняло, как молоденькая девушка. На секунду тело зависло в воздухе, а затем погрузилось в воду, которая оказалась и вовсе не голубой или синей. Вода у поверхности была зеленой, такой же, как трава в поле. Разлетающиеся по сторонам мелкие пузыри создавали удивительную картинку, совершенно непохожую на что-либо. А сам он не плыл, а скорее летел, превратившись в одно радостное чувство. Он даже забыл - набрал ли он в легкие воздуха. Опустил ноги и понял, что погорячился. Утреннее солнце прогрело только верхний слой - всего каких-то сантиметров сорок, а глубже значительно холодней. Однако он не спешил. Выпустив фонтанчик воды, перевернулся на спину и глянул. Или небо глянуло на него? Вчера небо казалось другим - более равнодушным, что ли? А сейчас они были вдвоем - только он и похожее на ватное одеяло небо.
   Как долго они смотрели друг на друга - неизвестно. Может, минут пять, а может, и все десять. Время исчезло - либо остановилось, либо унеслось куда-то вперед. Вопрос времени не имел значения. И сам он вдруг пропал - то ли растворился в сизых облаках, то ли в своих мыслях, а затем и вовсе прекратил свое существование...
   Голос. Определенно, чей-то голос - он пытался пробиться и всякий раз неудачно. То, что голос обращен к нему, он не услышал, а увидел. Как именно - не понял, почувствовал, как ему кричат с берега. Он словно взмыл к небесам и там завис. Тело, вероятно, медленно дрейфовало - он его не ощущал.
   Вот еще. Снова голос с берега. Странное чувство нежелания вернуться обратно вдруг овладело им. Он смотрел на себя сверху - вернее, на распростертое в воде тело, которое, вероятно, принадлежало ему. Он знал: тело внизу - его тело. Вот только его самого в нем нет.
   - Сашка!
   Ага, значит, он Сашка, и голос с берега адресуется ему.
   - Сашка!
   Он уже был там - в своем теле, отчего испытал набор противоречивых чувств, разобраться в которых оказалось достаточно сложно. Махнул рукой, затем другой и поплыл, привычно загребая под себя упругую и податливую воду.
   Берег, а вместе с ним и Татьяна медленно приближались. Двадцать метров, десять, он опустил ноги, но дна не достал. А здесь уже совсем не холодно, и он вдруг понял причину появления стайки головастиков. Погреться на солнышке! Вчера они приплыли погреться - зарядиться энергией именно в этом месте.
   - Давно сидишь?
   - Давно.
   Он вдруг прыснул от смеха.
   - Ты чего?
   - Едва не сказал глупость. Поплыл, задумался и заснул.
   - Издеваешься?
   - Танюшка, - он уже выползал на берег, - дело в том, что в воде можно уснуть. Это не шутка, просто звучит крайне глупо. Но заснуть можно - истинная правда, я, кажется, заснул. А знаешь, что мне приснилось?
   Татьяна, казалось, не понимала - говорит Александр серьезно или в очередной раз ее разыгрывает.
   - Ты еще и сон видел?
   - Девушка, не сердись, но приснилась мне не ты. Я сам себе приснился - сижу на облаке, вон на этом, - он махнул рукой на небо, - представляешь? И смотрю, как я внизу плыву, а потом слышу твой голос.
   - Мой голос?
   - Ну да, твой голос. Ты мне кричала? Только честно?
   - Ты это когда придумал? Скажи, и тоже честно.
   - Не сердись, - Александр опустился рядом и только сейчас понял, что все же замерз. Кроме гусиных мурашек, что забегали по телу, появилась и дрожь.
   - Холодно.
   - А ты что думал! Это тебе не юг.
   - Странно, - он набросил рубашку, нисколько не заботясь, что и она промокнет. Вновь сел рядом и только затем продолжил.
   - Там, в воде холода не было, а какой-то поросячий без причины восторг. Очень непонятное состояние, близкое к легкому помешательству. Что-то вроде эйфории.
   - Вы вчера когда легли?
   - Не знаю, уже стемнело. Поболтали ни о чем и разошлись. И вообще, мне кажется, нам нужно было ехать вдвоем. Ребята тут ни при чем, третий всегда лишний, товарищ он или друг. Я хотел отдохнуть, забыть обо всем, вычистить прежде всего вот здесь, - и Александр прикоснулся к голове Татьяны. - Сколько там мусора! Ты себе представить не можешь. Самая настоящая свалка. Чего там только нет. Глупых идей, несбывшихся надежд, разочарований - все они сидели в моей голове тысячу лет. И мне это надоело.
   - Ты обещал показать призраков, - неожиданно напомнила Татьяна.
   - Верно. Был такой разговор, однако время не совсем подходящее. Да и не поверишь ты мне. Какие призраки днем?
   - А ночью какие?
   - Видишь ли, призраки существа капризные и обидчивые, характером они обладают еще более непростым.
   - Ты у нас большой специалист по призракам?
   - Я вполне серьезно, если к вечеру тебя не покинет желание, милости просим, сходим в одно местечко. Не боишься?
   - Давай днем сходим - какая разница?
   - Как скажешь. Позавтракаем и можно отправляться.
   К предложению сходить к черту в гости, Владик отнесся без особого желания, но и не возражал. Вынужденное безделье оказалось не меньшим испытанием, чем постоянная нехватка времени. Владик явно не знал, куда себя деть и чем заняться. К тому же по характеру был он человеком, который не в состоянии долго сидеть на одном месте. Поэтому сразу задал вполне логичный вопрос.
   - Далеко идти?
   - Часа полтора в один конец, - ответил Александр, - точно не помню.
   - Полтора часа? Это сколько же километров?
   - Не считал, не могу сказать, пойдем в горы.
   Владик кивнул.
   - Я не против. Последний раз в горах я был в Румынии, небольшой опыт имеется.
   - Ну что же, по дороге о своем опыте и расскажешь.
   Рассказчиком Владик оказался достойным и начал свое повествование с небольшой интриги.
   - Дело было в далекой, еще социалистической Румынии, - начал он, как только компания отправилась в путь. - Достать путевку по тем временам - нереально, а тут предлагают Румынию. Почему бы и не поехать? - Поехал. Сначала два дня на поезде. Июль, солнце, безбрежные поля и тысячи километров железной дороги. У них в Румынии профессия железнодорожник - одна из востребованных. Конкурс сумасшедший. Приехали, загрузили нас в автобус и повезли. А куда - не видно, чувствую, в горы карабкаемся, один поворот, другой, ни черта не видать - мрак и темнота. Приехали, по номерам разместили и спать. Утром встал - глазам своим не верю. Красота неписанная! Небольшой отель в разломе гор. Вокруг лес, а деревья, вы не поверите, - тут Владик остановился, - трем взрослым мужикам не обхватить Честное слово. Пару дней дурака валяли, друг с другом знакомились, вино пили - устали. И напала на меня настоящая хандра. Не представляю, чем заняться. А кроме нас жили в отеле еще какие-то немцы, наверно, восточные - я с ними в теннис играл. Вот они и предложили: а давай-ка с нами в горы, здесь где-то проходит пешеходный маршрут для туристов. Идем - действительно дорожка вверх ползет, и народ вроде какой-то попадается, тоже туристы. Вдруг деревня - небольшое поселение, всего несколько дворов. Аккуратная деревушка, но что странно - ни одного жителя. Ни собак, ни кошек - никого.
   - Как никого? - подала голос Ольга.
   - Ни души. И чувство, что сидишь ты в партере и смотришь на сцену, на которую должны выйти артисты. Сидишь, ждешь, но артистов-то нет. Пять минут проходит, десять, и ты ничего не понимаешь. Пауза же не может длиться вечно. Парни рядом шагают, я с ними, и молчим.
   - Владик, ты немецкий знаешь? - на этот раз вопрос задала Татьяна.
   - Не в этом дело. Любой уважающий себя выпускник вуза всегда объяснится с иностранцем. Вы не поняли. Шагаем мы с немецкими товарищами и молчим, словно в рот воды набрали. Кто-то же должен в этой деревне жить. Куда они все подевались?
   - Так никого и не встретили?
   - Представляешь - не встретили, и встретить не могли. Думаю, это был музей.
   - Потемкинская деревня? - подсказал Александр.
   - Что-то вроде этого, хотя окончательно утверждать не могу. Но людей мы все же встретили через пару километров. Я имею в виду не туристов, а местных аборигенов. Забавно получилось. Стоит огромный сарай, ни окон, ни дверей, жара страшная, ну и решили передохнуть, в тени дух перевести. Остановились, посидели пару минут, а потом, у меня же шило в одном месте. Захожу за угол, вроде, как вход какой-то. А солнце яркое, через панаму в темечко лупит. Я - туда, заглядываю внутрь и ничего не понимаю. Ослепило, видно, солнце, или жара свое дело сделала. Ничего не вижу - темнота кругом. И вдруг чувствую, кто-то меня трогает за руку. Я возьми и как заори!
   - Как? - явно заинтригованная произнесла Ольга.
   - Как? А вот так!
   Крик получился отменным. Вздрогнули не только девушки, Сашка и тот не ожидал столь смелой импровизации от своего товарища. Даже лес долго не мог успокоиться, вслушиваясь в тревожный вопль, заметавшийся в кроне деревьев.
   - А что дальше?
   - К темноте привыкаю и вижу - со всех сторон дьяволы меня обступили! Лица темные, глаза желтые и молчат! Я еще раз со страха завопил. Ох, и перепугался я!
   - А дьяволы откуда взялись? - вернулась к рассказу Татьяна.
   - Дьяволы? Какие дьяволы? Ах, эти, - уточнил Владик, - местные рабочие отдыхали. Вот уж сценка получилась. Народ, изможденный полуденным зноем и работой, прилег отдохнуть на сеновале, возможно, даже задремал. А тут вползает какое-то чудо в панаме и начинает истошным голосом вопить! Как вам?
   - Я с чего ты взял, что это были дьяволы? - явно недовольная финалом рассказа поинтересовалась Татьяна.
   - Как с чего! Лиц в темноте не видно, только глаза огнем горят. Они же все темные, обуглившиеся на солнце, словно африканцы. Ты воображение-то напряги, представь себе картинку. Один в темном сарае, а вокруг светящиеся огоньки! Я же не понял, что это глаза. Говорю, едва не обделался. Полдороги потом икал.
   - А горы здесь причем? - уточнил Александр, который был вынужден остановиться, чтобы дослушать драматический рассказ Владика.
   - Мы же в горы отправились, целый день потом карабкались.
   - И что?
   - Как что? Залезли, похлебки какой-то похлебали. Они там корчму для туристов устроили, ну а затем вниз, только уже другим маршрутом. Но все равно, мне понравилось. Вид с горы - замечательный и деревушка видна. А с твоей горы что-нибудь видать?
   - Сам посмотришь, - как-то неопределенно ответил Александр, - ну что дамы, перекур или еще немного пройдем?
  
  
   6
  
  
  
  
   - Что было дальше? - равнодушный взгляд, холодный и совсем не заинтересованный. Он даже не скрывал своего отношения, а глаза поднимал только чтобы убедиться, последует ли продолжение или молчание. Беседа явно не получалась, а вопросы, которые ему задавали, скорее сбивали с толка. Вопросы выглядели совершенно неуместными, и казалось, ответ на них уже давно прозвучал.
   - Курите, - Андрей Васильевич кивнул головой и вытащил из пачки сигарету.
   Где же он читал? Или видел в кино? Уже не вспомнить, да это и не важно. Важно другое. Курить вредно. И курят либо люди слабые, либо распущенные. Почему в памяти запала эта фраза? Он же никогда не курил и курить не собирался. А фраза запала, осталась в памяти. Спрашивается, почему?
   - Надымили мы тут, - словно извиняясь, произнес он и взял сигарету.
   - Давно курите?
   Андрей Васильевич ответил не сразу. Неспешно прошелся до окна, постоял, вглядываясь в закопченное временем стекло, и только затем повернулся.
   - Бросал три раза и сам не знаю зачем. Первый раз решил себя проверить, думаю, а смогу ли вообще, если действительно возникнет необходимость. Бросил, через пару лет вновь закурил.
   - А второй?
   - Мать попросила, говорит, брось ради меня. Бросил, решил уважить старушку.
   - Я, кажется, знаю,... невольно перебил он.
   - Неужели?
   А он, этот Андрей Васильевич, молодчина, на ходу схватывает мысль.
   - Вновь вы закурили, когда умерла мать, верно?
   - Верно.
   Только закурил он не от горя - закончился срок обязательства. Нет старушки и обязательства нет.
   - Вы хотели еще что-то спросить? - взгляд уже теплей, какая ни есть, а заинтересованность появилась. Правильно. Вопрос-то касается уже его - Андрея Васильевича.
   - Что было дальше? - он повторил вопрос, - ничего не было. Говоря доступным языком, я просто плыл. Хотя сказано это условно. Когда ты ничего не чувствуешь, не видишь и не понимаешь, сказать, что ты плывешь - обмануть себя.
   - Отчего же? Очень даже представляю. Кругом сплошная темнота, где все перемешалось - небо и земля, и в центре этого хаоса вы, - Андрей Васильевич ненадолго замолчал - Вы удивительно сильный человек! Проплыть ночью более пяти километров - фантастика! Кругом волны, ветер, холод. У меня не укладывается в голове, как вам удалось? А страх! Вот основной враг! Именно страх, а не усталость и холод. Испугаться, пустить в сердце страх значит погибнуть. Он вас первым утащит на дно. Вы, Александр Николаевич, удивительно бесстрашный человек. Это я понимаю, мне непонятно другое. Вы же не пловец?
   - Не пловец, - согласившись, кивнул Александр.
   - Но выплыли. А Лехтин - пловец. Неоднократный призер, какой-то там чемпион - и не выплыл. Странно, не правда ли?
   - Он выпивши был.
   - Я помню, - Андрей Васильевич приблизился и опустился на стул. - Он выпил, а вы отказались.
   - Я не знал, что он выпил.
   - Еще более странно. Мы едем отдыхать одной компанией, вместе едем и не знаем, кто и чем занимается? Получается, левая нога не знает, что творит правая?
   - Они постоянно ссорились. Он и Ольга постоянно ссорились, - напомнил Александр.
   - Что вас дернуло на ночь глядя отправиться в это плавание?
   Александр замолчал, не в силах вспомнить кошмар разыгравшейся трагедии.
  
   Вечером еще ничто не предвещало событий, которые перевернут ужасную страницу в его жизни. Усталые, но довольные они вернулись в избушку. Девчонки были явно под впечатлением, да и он сам не ожидал, какой эффект произведет посещение "проклятого" места. Что оно проклятое, Александр не сомневался. Вот только понял это слишком поздно.
   Небольшой грот нашел сразу, скользнул в расщелину и пропал, растворившись в темноте каменного мешка. Здесь на удивление было спокойно и уютно, словно в комнате, где выключили свет.
   - Это и есть твой острог? - Владик не заставил себя долго ждать и последовал вслед за ним, - мне нравится. Может быть, мы тут на ночь останемся?
   Девчонки залезли неохотно, однако появившийся в глазах страх вскоре исчез, а ему на смену пришло любопытство.
   - Смотрите, - луч фонаря выхватил из мрака часть каменного грота, - видите?
   Они увидели. Словно написанные детской рукой какие-то странные и непонятные рисунки заиграли на стене. Самое удивительное - рисунки были цветными.
   - Это что?
   - Вероятно, послания наших далеких предков, - выдвинула гипотезу Ольга, осторожно приблизившись. - Сколько же им лет?
   - Александр тоже приблизился и вдруг вздрогнул.
   Луч фонаря более пристально уставился в стену.
   Невероятно! Ему показалось, что он ошибся, хотя никакой ошибки быть не могло. Рядом с ранее начертанными на стене грота рисунками появился новый. Но откуда он взялся? Еще один взгляд, более пристальный и внимательный.
   - Что-нибудь не так?
   Александр мысленно чертыхнулся. Как Владик мог почувствовать его волнение? Кругом же темнота! И лица не видно.
   - И все же, что это за место? - дыхание Татьяны совсем близко, видно, и она волнуется.
   - Не знаю, насколько это правда, - Александр продолжал разглядывать в свете фонаря странное послание, - но те, кто бывал здесь, утверждают, грот читает ваши мысли.
   - Это еще как? - по голосу Владика он понял, что тот ему не верит.
   - Как читает? Я и сам не знаю, и, вероятно, никто не знает. Но мысли, которые приходят вам в голову, могут принадлежать тому, кто находится рядом с вами.
   Владик прыснул от смеха.
   - Люди, сказать, какая мне сейчас в голову пришла мысль?
   - Скажи! - излишне эмоционально произнесла Ольга, которая ухватилась рукой за Владика, - скажи! Я тебя прошу!
   - В самом деле, сказать?
   Владик сказал, вызвав приступ смеха и несколько разрядив обстановку. Каменный свод также отреагировал на шутку, но как-то вяло и совсем без энтузиазма. Эхо получилось жалким и безжизненным. Не смеялся только Александр, все еще пытаясь, разглядеть рисунок. Удивительно, но понять, что стремился передать неизвестный художник, ему не удавалось. Луч фонаря всякий раз вздрагивал, отчего и сам рисунок постоянно менялся. Сначала ему казалось, что он видит какие-то фигуры, однако в следующий момент они исчезли, а когда появились вновь, одной явно не хватало.
   На обратном пути на всех неожиданно напало безудержное веселье - глупое состояние, когда обыденная фраза вызывает беспричинный смех. Девчонки солировали, в то время как Владик превзошел себя, черпая вдохновение непонятно из каких источников. Его просто несло. Каждое брошенное слово отражалось девичьим гоготом, незримо аккумулируя энергию, чтобы вновь вернуться и пополнить арсенал этого шутника.
   - Ну Ольга! Теперь я о тебе все знаю! - не умолкая, хихикал Владик, - я, конечно, представлял твои буйные фантазии, но что они окажутся такими буйными! И это у нас представитель передовых слоев интеллигенции, скромный труженик, мать будущих детей. Оля, неужели все, что мне пришло в голову - правда?
   - А что тебе пришло в голову?
   - Оля! Здесь же люди! Я просто не могу себе позволить подорвать и без того подорванный твой авторитет. Ты что! Сказать вслух? И как тебе не стыдно?
   - Врешь ты все! У меня и мыслей таких не было, - зардевшись, возражала девушка.
   - Как не было? Простите, а откуда ты тогда о них знаешь? Вот! Еще одно свидетельство моей правоты. Сашка, своей пещерой ты мне открыл глаза на это коварное и безнравственное существо.
   - И что же тебе пришло в голову, - не могла удержаться Татьяна, явно заинтригованная.
   - Я же говорю - здесь люди.
   - А ты мне на ушко.
   - Только еще раз предупреждаю, - веселился Владик, - к этому я не имею никакого отношения.
   Он приблизился и что-то зашептал Татьяне, которая сгорала от нетерпенья.
   - Неужели? Ольга, это правда? - минуту спустя, вскинув брови, хихикнула подруга. - Ну ты, в самом деле, даешь!
   - Врет он все!
   Александр только поглядывал на ребят, иногда улыбался, не в силах сдержать веселье, незаметно передавшееся и ему.
  
   - Чая не желаешь? - спросил Андрей Васильевич. Спросил, чтобы заполнить возникшую паузу, неожиданно повисшую в кабинете. Хотя сама пауза Александру не мешала, он ее не замечал, как не замечал и присутствие Андрея Васильевича. И вообще складывалось впечатление, что и рассказа как такового не было. Что тогда было? Воспоминания. Всякий раз новые, открывающиеся с иной, прежде, казалось, забытой стороны.
   Александр не помнил, о чем щебетал Владик, когда они спускались с горы. Девчонки смеялись - это он помнил, а вот чем именно был вызван смех - нет. А сейчас вдруг отчетливо услышал голоса ребят. Удивительное состояние - память. Если придется вновь отправиться в прошлое, вероятно, всплывут и другие подробности.
   - У меня вопрос, - Андрей Васильевич неторопливо открутил крышку термоса и аккуратно наполнил сначала одну чашку, затем другую. - Грот. В самом деле он читает мысли? Или очередной миф для туристов?
   Ответил он не сразу. Глянул в чашку, словно именно там находилась подсказка. Тут вода и там тоже вода. Вся разница в том, что вода бывает разная...
   - Рисунок новый в гроте появился, - вдруг напомнил Александр, - а прежде не было.
   - Я помню. Это мой второй вопрос. Рисунок тебя чем-то поразил, но чем именно, ты не понял.
   - Тогда не понял.
   - А сейчас?
   Три фигуры - изломанные и какие-то незавершенные, словно художник не успел их дорисовать. И почему три? Их же было четверо. Четверо человек в лодке, оказавшейся в бушующем аду. Другого слова не придумаешь - настоящий ад! Если ад вообще существует, Александр точно в нем побывал.
   - Так что там относительно рисунка?
   Андрей Васильевич внимательно изучал его, пытаясь залезть ему в голову.
   - Там, - едва слышно произнес Александр, - были мы.
   - Вы?
   Он вдруг ощутил спазм, когда хватаешь ртом воздух и задыхаешься.
   - На рисунке были ребята, все, кроме меня. Меня на рисунке не было.
   - Подожди, подожди, - Андрей Васильевич забыл про чай и уставился немигающими глазами. - Ты хочешь сказать, что на рисунке были изображены вы?
   - Ничего я сказать не хочу! Мне показалось! Понимаете? Мне так показалось! Когда лодка перевернулась, у меня в башке всплыла эта дурацкая картинка. Всплыла на мгновение и тут же исчезла. И ребята исчезли. Владик же пловец, он десять лет плаванием занимался.
   - Я знаю.
   - А если знаете, куда он пропал? Человек не может утонуть стремительно, не бывает так в жизни! Камень и тот не сразу ко дну идет.
   - Успокойся, глотни чая, - хотя и сам Андрей Васильевич явно был взволнован.
   - Вынырнул, кричу и не слышу! Себя не слышу! Никого нет - ни Татьяны, ни Ольги...
   - Лодка была?
   - Чего?
   - Лодка, говорю, была? Она же перевернулась, - подсказал следователь.
   - Не помню,... нет, лодки не было, темно было.
  
  
  
  
   7
  
  
  
   Сегодня выходной, а значит, можно посвятить себя дому. Крохотная квартирка, похожая на норку, где она стремилась спрятаться от окружающего мира. Еще с детства в сознании остались странные воспоминания, которые иногда навязчиво возвращались, вызывая скорее улыбку, чем удивление. Город казался ужасно большим, улица, где они жили с матерью, бесконечно длинной. Еще большое удивление вызывали не частые поездки, когда они отправлялись к родственникам. Родственники - сестра матери, крохотная, но невероятно энергичная женщина, работала водителем. Развозила по окрестным деревням молоко. Огромная желтая бочка на четырех колесах каждое утро въезжала на ферму, чтобы затем отправиться по маршруту. Аннушка - так женщину звали все - мать Маргариты, сама Маргарита, соседи, коллеги по работе и случайные знакомые. Другого имени и быть не могло. Аннушка в огромных кирзовых сапогах, что пропадали под темным подолом платья, всегда улыбалась. Улыбалась утром, растапливая печь, смешно надувая щеки и ожидая, когда затрещат поленья, улыбалась, залезая в кабину старой машины, которая, еще не тронувшись с места, тряслась, словно в лихорадке. Ничто в мире не могло заставить Аннушку отказаться от своей улыбки.
   - Поедешь со мной?
   Маргарита моргала глазами, возможно, впервые услышав предложение поучаствовать в серьезном и, главное, полезном деле.
   Она сидела рядом, наблюдая, как крохотная женщина умело переключает какие-то рычаги, двигает огромные педали и заставляет металлического монстра послушно выполнять команды.
   - Ты кем хочешь быть? - спрашивала Аннушка.
   - Не знаю.
   - Как не знаешь? Взрослая девочка и не знаешь, кем ты будешь? Я, к примеру, всегда знала. Как увидела машину, сразу решила, непременно стану водителем. Пришла и сказала отцу, а он меня взял и выпорол.
   Маргарита представила - какой-то дядька порет и без того маленькую Аннушку, и содрогнулась.
   - А потом?
   - Что потом? - уточнила Аннушка.
   - Потом он вас снова порол?
   - Нет, потом он меня не порол, потом он умер.
   - Получается, он вас сначала выпорол, а затем умер? - вновь уточнила Маргарита.
   - Умер батюшка по другой причине. Время подошло, вот он и умер. Строгий у нас был папаша, если бы знал, что я стану водителем, еще бы всыпал.
   - А почему он был против?
   - Не женское дело машиной управлять. Здесь сила нужна, а где бабам силу взять? Вот он, батюшка, и был против.
   Маргарита все равно ничего не поняла, и образ деда получился какой-то противоречивый. Детей порет без видимой причины, а мать говорила, добрый был, ласковый, пальцем никого не трогал.
   - Батюшка наш, Петр Сергеевич, - продолжила Аннушка, - священником был, в церкви служил, люди его уважали. А что строгий к нам, к ребятишкам, так и это от любви. Любовь - она разная случается. С виду грозный и взгляд суровый, а в душе сама нежность, руки хоть и большие, а ладони теплые и мягкие. Погладит по голове - искры разлетаются. А пороть - верно он сделал, что меня выпорол.
   Маргарита еще больше запуталась, однако задать вопрос не решилась. Мир взрослых представлялся ей - маленькой и несмышленой девочке - куда более чем странным. Да и выражали взрослые свои мысли крайне непонятно, если не сказать, бестолково. Что хорошего, если вас папенька ремнем воспитывает, когда и провинности никакой нет. Одно желание, фантазия искренняя, с которой поделился ребенок. Доверился в порыве душевном и рассказал, как на духу, о своей мечте. - Выпороли! Всего лишь за мечту! Где же гуманность? Справедливость - где? И после этого Аннушка заявляет, нужно было еще раз выпороть.
   Маргарита бросила взгляд на Аннушку - настороженный и опасливый.
   - Прав был батюшка, - словно прочитав мысли ребенка, продолжила женщина, - тысячу раз прав. Не женская это работа. Бабья доля ребятишек рожать, мужа кормить и родителей добрым словом вспоминать. Родителей - что тебя на свет произвели, а мужа, что тебя выбрал. Послушалась бы батюшку, вот и у меня такая же девочка была. А ты, Рита, учись, набирайся знаний и маменьку слушай. Внимательно слушай, что непонятно сейчас, потом поймешь, домыслишь. Хотя все понять - нет таких сил и знаний. Не дано нам ухватить, заглянуть и учеными стать.
   Не знала Маргарита, да и Аннушка умолчала, не позволила излить душу крохотной девочке и рассказать, как простудилась в страшные морозы, мотаясь по районам в холодной машине. Подорвала здоровье и навсегда осталась не только незамужней, так еще и бездетной. А кому нужна баба, не способная рожать? - Никому. Самой себе и то не нужна.
   - Учись. Хорошо учись, вникай в науки, учителей слушай. Каким бы ни был учитель, если внимательно слушать, все равно выучишься. А будущее за наукой. У нас на ферме девки давно ли вручную сено разгребали, а сейчас техника. Кнопку нажал и контролируй. А вскорости кругом одни кнопки будут. Поэтому не ленись, учись, а машины - пускай мужики водят. Им детей не рожать.
   Аннушку - крохотную женщину в кирзовых сапогах и полинявшем ватнике, из которого вечно торчал грязный белый халат - она больше не видела. Несколько лет спустя мать ездила в деревню, однако с какой целью не сказала. Маргарита поняла, догадалась по выражению лица матери и тишине, воцарившейся вдруг в доме. На похороны ездила мать, хоронить Аннушку.
   Сегодня выходной, а, значит, можно посвятить себя дому - крохотной комнатушке, маленькому гнездышку, где всегда тепло и уютно. Где можно спрятаться от недобрых людей, неприятностей и тревог. Маргарита Викторовна их физически ощущала, как собака чувствует приближение горя. В такие дни все валилось из рук - в буквальном смысле слова - падали кастрюли, вилки, спотыкаешься на ровном месте, нервничаешь без причины, испытывая тревожное предчувствие зла. Где-то далеко, за многие километры зло собиралось в дорогу: Рита точно знала - зло идет. Проходил день, другой, наступало некоторое облегчение и сомнение в том, что произошла ошибка. А еще через некоторое время приходило известие. Зло все-таки пришло. Только не к ней, а совершенно к незнакомым людям, о существовании которых Маргарита Викторовна и ведать не ведала. Где-то машиной сбило девушку, где-то упал с балкона и разбился юноша - новости застигали ее каждый раз врасплох - на улице, в автобусе или магазине. Однако это было не важно, важно, что зло пришло. Она страшно расстраивалась и не могла понять - что это? А "это" напоминала какую-то пытку или игру, где Маргарита всегда оставалась в проигрыше. Она также не могла вспомнить, когда "это" все началось. С некоторых пор жизнь приняла постоянный и повторяющийся характер. Дни, словно близнецы, проходили один за другим, похожие друг на другу, и различить их не представлялось возможным. Понедельник или вторник - разницы никакой. Она медленно и незаметно теряла ощущение реальности, происходящие события - новости по телевизору или невыразительные беседы с коллегами по работе - оставляли все то же ощущение постороннего наблюдателя, или скорее зрителя. Именно зрителя, еще не утратившего способности к сопереживанию, но приближающегося к той черте, когда жизнь выглядит похожей на сериал или мыльную оперу. И если бы не охватывали необъяснимые приступы беспокойства и волнения, можно смело сказать, что она пребывает в каком-то сне - продолжительном и утомительном.
   Свободное время, когда она не представляла, чем себя занять, случалось крайне редко. Обычно всегда находилась какая-то работа - стирка, уборка, хлопоты на кухне. Гости? Маргарита забыла, когда она ходила в гости. На неделе некогда, а выходные нередко оказывались рабочими днями. Она могла отработать воскресенье, а в понедельник быть предоставленной самой себе. Какие уж тут гости? Однако и желания "отправиться в свет" не было. Вполне хватало телефона - поболтать с прежними подругами, хотя и здесь она чаще слушала, нежели делилась новостями. Личных новостей, о которых стоило рассказать, не было. Говорить о вещах, на которые другие могут потратить и час и два, Маргарита не могла. Слабым утешением в минуту вынужденного безделья выступали книги. Читать она любила, однако наступил момент, когда и книги перестали приносить то, ради чего их и читают - душевный покой и стремление забыться. Время стремительно неслось куда-то вперед, а вместе с ним менялся привычный и дорогой ее сердцу мир. Он изменился, приняв очертания, к которыми она не могла привыкнуть. Смена поколений? Молодые, уверенные в себе, счастливые от мысли, что им принадлежит будущее - Маргарита отлично их понимала. Память заботливо сохранила прекрасное чувство ожидания, когда каждый новый день несет в себе необъяснимую радость бытия и предвкушение праздника. Когда нет предела фантазии, не существует проблем, способных испортить тебе настроение и, главное - чертовски хочется жить. Когда весь мир принадлежит только тебе, потому что мир и есть ты.
   Однако все исчезло и пришло понимание - трезвый, неутешительный вывод, что она не успевает, проигрывает гонку со временем. Однако куда большим сюрпризом явился совсем иной факт. Изменились люди, многих, кого она достаточно хорошо знала, стали другими. Внешние перемены - морщины и серые лица, седина или плешь вместо густой шевелюры, потухший взгляд и усталая походка - предвестники приближающейся старости, не волновали. Беспокоила пустота. Даже не холодное равнодушие и отчужденность, а именно пустота.
   Она вдруг поняла, что стоит и моет чашку. Одну и ту же чашку. Как долго? Минуту, пять или..., кажется, подтекает кран. Точно, крохотные капельки образовали лужицу в месте, где не должно быть воды. Ну, что же, вот тебе и новое занятие - сходить в магазин и выбрать новый кран. Открутить старый, поставить новый - и день пройдет. Вызвать слесаря? Можно и слесаря вызвать, но лучше сделать самостоятельно. Никаких проблем.
   Маргарита Викторовна не любила проблем, но еще больше она не любила их создавать другим. Все хлопоты и заботы, что возникали по жизни, старалась решать самостоятельно, таким образом, чтобы они оставались ее личными хлопотами и заботами. Странная черта характера, заложенная в детстве. Алик, конечно, справится, однако сидеть и ждать, когда появится сын, она не желала. Не спеша, собралась, достала из металлической коробочки, где прежде хранила чай, свои сбережения. Пересчитала, разглаживая каждую бумажку, затем глянула в сомнении на кран и только потом прошла в прихожую.
  
  
  
   8
  
  
  
  
   Драться он не умел. Даже в детстве, когда отец купил боксерские перчатки - неслыханный по тем временам подарок, предмет гордости и зависти ребят. Собирались в беседке - небольшом помещении на территории детского сада, упрятанной от постороннего взгляда еще и зеленью деревьев. Все как на ринге - пара бойцов, двое боковых и главный, уже на площадке, рефери. Три раунда по три минуты. Приз - авторитет среди ребят и уважение всего двора. Отказаться от участия означало признать не только свою слабость, а потерять какое ни есть к себе расположение.
   Начинали с мелких, молча, надевая им огромные перчатки, за которыми терялись вихрастые чубы не состоявшихся спортсменов. По сигналу, не торопясь, сходились и, кто как умел, колотили друг друга. Главное - преодолеть страх, а какой-либо технике не могло быть и речи. Ужасно неловко бить своего товарища - с кем еще пару минут назад вместе сидел и лузгал семечки. Жребий - беспристрастный, а где-то коварный выбор - часто именно так и поступал: сводил в поединке лучших друзей. Бились аккуратно, но без крови и синяков не обходилось. Случались и досадные конфликты, когда дерущихся растаскивали по углам - сказывался характер и нежелание проигрывать. Понятие победы, безусловно, значило многое, однако куда более впечатляющим был, конечно, сам бой - проявление действительно мужских качеств.
   - Ну, что, Сашка, перчатки у тебя хорошие, - заметил один из парней, старший по возрасту, кто обычно и без того пользуется уважением, - а насколько хорош ты сам?
   Провокационный вопрос, если не сказать, обидный, додуматься до которого еще не всякому дано.
   - С тобой, что ли? - вырвалось у него, прежде чем он осознал, что именно произнес. Это также был удар. Ответный удар.
   Что есть юность? Где каждый год разницы - дистанция огромного размера, пропасть, через которую часто невозможно перелететь даже в самом смелом сне. Противник Александра был старше года на три, уже не юноша, но еще не мужчина, возраст, когда недостаток силы компенсируют чувство беспощадности и излишняя жестокость. Молодые волки - это про них, тех, кто в бессмысленной браваде друг перед другом готовы забить всякого - не важно, кем он окажется - стариком или ровесником с соседней улицы. Три раунда по три минуты, что означало: бить его будут минут десять. И никто не придет на помощь, более того, они станут свидетелями его позора.
   - Помним правила - локтями, ногами и головой не бить, - прозвучал приговор, - по команде "стоп" бой прекращается.
  
  
   Александр ударил, как тогда, много лет назад в далеком детстве первым, бросив вперед тело. Владик явно не ожидал, как, впрочем, и он сам. На какое-то мгновение появившаяся ненависть придала куда больше сил, чем он рассчитывал. Владик упал, скорее от неожиданности, которая так и застыла в его глазах.
   - Ты чего?
   Молчание, только звон в голове, словно ударили его - Александра.
   - Думай, что говоришь! - наконец, выдавил он из себя. Произнес и не узнал своего голоса. Он вообще себя не узнавал. Откуда это в нем?
   Владик все еще лежал, не пытаясь подняться и вытереть темную струйку крови, появившуюся в уголке рта.
   - А что я сказал? Разве это неправда? - он все еще находился под воздействием гипноза, не в состоянии оценить поступок своего товарища.
   - Сашка, она же, в самом деле, дрянь!
   - Дрянь?
   - Подожди, - он все же поднялся, но забыл сплюнуть кровь. - А что это тебя понесло?
   - Не люблю, когда вот так,... без причины, - он не мог найти подходящего слова, чтобы выразить свои чувства.
   - Сашка, когда я там гнил, я был ей не нужен! Ты не знаешь. А я знаю!
   Он знал - Владик при желании мог его размазать, как муху по стеклу. Владик - боец, а он - слабая тень, драться так и не научился.
   - Сашка... ты что... ты ее любишь?
   В глазах уже не растерянность, а глубочайшее изумление. Как он сообразил? И так быстро!
   - Ты не понял! Она тебя ждала! Я точно знаю! Ерунда это все! Не было у нее никого! Слышишь - никого! Это говорю тебе я!
   Владик все-таки плюнул - темный сгусток крови приземлился рядом. А затем, кажется, улыбнулся.
   - А ты, парень, дурак. Я же мог тебя убить. Понимаешь? Не понимаешь - сейчас я тебе объясню. Когда меня бьют, я не задумываюсь и отвечаю сразу, что-то вроде безусловного рефлекса.
   - Что-то подвел тебя рефлекс, - ответил Александр.
   Владик хрипло рассмеялся.
   - Подвел. Времени-то сколько прошло? А потом, кто меня ударил?
   - Я ударил.
   - И за что?
   - Извините, - вдруг повинился Александр.
   - Ладно, проехали, - Владик уже окончательно пришел в себя, хотя некая растерянность все же осталась. - Сам виноват, разболтался, понесло меня, давай лучше по сто грамм.
   - Не хочу.
   - А я - хочу. Как там говорят, дело хозяйское, было бы предложено.
   Вообще-то выпить полагалось, и чтобы хоть как-то загладить бессмысленную агрессию и глупую ситуацию, в которой он оказался. Владик подозрительно быстро захмелел и уже через десять минут принялся болтать на другие темы, позабыв о случившемся. Александр не удержался и выпил - совсем немного, в то время как Владик щедро наполнял кружку, не обращая внимания, что пьет в одиночестве. Александр делал вид, что слушает, а, может, и слушал, поглядывая равнодушными глазами.
   - Вот что, - наконец произнес Владик и поднялся. Сидел он на траве, вытянув длинные худые ноги в потертых джинсах. - Надоели вы мне все. Кто бы знал, как вы мне надоели! И ты, и Ольга! И сам я себе надоел.
   Затем, качнувшись, выбросил руки в стороны, изобразив, вероятно, какое-то крылатое создание или, возможно, самолет.
   - Ложимся на левое крыло!- произнес он, - открываем закрылки и медленно переходим на бреющий. Но только по моей команде.
   А еще через минуту, "облетев" вокруг Александра, Владик спланировал и, едва не споткнувшись, улетел в дом.
   Кажется, готов, - подумал он и как всегда ошибся.
   Дикий рев, мало чем похожий на человеческий, раздался столь неожиданно, что Александр вздрогнул.
   - Смирно! Я кому сказал? Смирно! - ревел диким голосом Владик, - а теперь кру-гом!
   Как оказалось впоследствии, в доме никого не было, и грозные команды Владик отдавал сам себе. И тут же их выполнял - ходил строевым шагом по избе. Десять шагов вперед, поворот через левое плечо и вновь вперед.
   - Равнение на - середину! - продолжал реветь Владик и тут же, прижав руки по швам, повернул голову в сторону невидимого командира.
   - Здравствуйте, товарищи курсанты! Поздравляю вас с праздником - Днем военно-воздушных сил! У-р-р-р-а-а-а!
   Это действительно был парад - настоящий, не требующий присутствия почетных гостей. Гостем выступал Александр. Он стоял в дверях и не понимал, какие чувства испытывает - полный бред сумасшедшего товарища или импровизация не состоявшегося артиста? Владик был великолепен! С вылезшей из штанов рубахой, в одном башмаке - второй, вероятно, куда-то улетел, Вадик отчаянно шлепал ногами. Проходя каждый раз мимо Александра, он поворачивал голову и диким голосом орал.
   Что случилось дальше - разумным словом назвать происходящее невозможно, как невозможно и объяснить. Александр вдруг оказался в строю рядом с Владиком, который продолжал отдавать команды. Так их двоих, отчаянно марширующих по избе, и застали девчонки. Явно испуганные, они не могли сообразить, в чем дело - слишком нелепым выглядел парад. Более того, ребята, казалось, получали удовольствие и отказывались замечать появившихся зрителей. И если вначале кричал только один Владик, то затем к нему присоединился и Сашка, демонстрируя не меньшую выправку и умение.
   - Мне кажется, они пьяные, - первой бросила Татьяна, которая и первой пришла в себя - уселась на скамью, закинув ногу на ногу, продолжая внимательно наблюдать за передвижением войск.
   - Благодарю за службу! - наконец гаркнул Владик, давая понять, что спектакль подходит к концу.
   Сашка исправно прокричал три раза и только затем опустился на скамью.
   - Что за представление?
   - Где? - вытаращив воспаленные глаза, уточнил Владик и оглянулся.
   - Я спрашиваю, это что? - повторила Татьяна.
   - Ничего. Легкая импровизация на тему "Как молоды мы были", - Вадик выглядел на удивление трезвым, - господа, вы не помните, я в одном ботинке приехал или у меня уже здесь стащили?
   - Владик! Кому нужен твой ботинок! Ты что несешь!
   - А мы сейчас проверим, - и с самым серьезным видом парень направился к девчонкам.
   - Прекрати! - пыталась сопротивляться Ольга, - ты что делаешь?
   - Размер не мой, - Владик уже ухватил девушку за ногу, - хотя мне нравится. Дай поносить? Только на вечер!
   - Владик, прекрати! Совсем не смешно! Вот твой ботинок.
   - Нет! Это не мой! Мой был лучше, а этот вообще непонятно что... хотя мы сейчас проверим.
   Усевшись на пол, Владик внимательно принялся рассматривать ботинок, который ему протянули.
   - Внешне похож. Сходство поразительное. И пахнет удовлетворительно, - продолжая критически разглядывать обувь, сообщил он, а затем, стащив со своей ноги башмак, попытался на его место надеть другой.
   - Ну, что я говорил? Не подходит! Хотя похож, очень похож. Сашка, ты мне друг? А если так, иди и помоги - что-то не лезет. Неужели нога выросла? Но как-то странно она выросла - не в ту сторону.
   - Ладно, Владик, и в самом деле не смешно, - подсказала Ольга.
   - А кто сказал, что будет смешно? Клоуном я никогда не был. А зайчиком был! Ма-а-аленький такой, вислоухий зайчик, а вот тут, - Владик показал, где именно, - хвостик! И каждая сволочь меня за хвостик дергала. А потом я читал стихи, а тетеньки плакали. Не все, конечно, наиболее впечатлительные. Стою у елочки, волнуюсь и от волнения начинаю крутить свой хвостик. А Дедушка Мороз - здоровенный мужик с красной рожей, от него еще луком пахло, наклонился ко мне и говорит. Тихо так говорит, в самое ухо, мол, парень, не бзди - прорвемся.
   - Так и сказал? - не выдержала Ольга.
   - По-моему, что-то в этом роде. Оказал моральную поддержку. А потом мешок пододвинул и тихо шепчет - тащи подарок, но не спеши. Хороший Дед Мороз, большой, а вот что я вытащил из мешка - не помню. Переволновался, хотя многие хлопали. Поэтому, господа, клоунада - явно не мое амплуа. Мне ближе драма или на плохой конец - трагикомедия.
   - И с этим артистом мне предстоит прожить оставшуюся жизнь, - неожиданно произнесла Ольга, - иногда у меня такое чувство, что я его вообще не знаю.
   - Это же замечательно! - с пола крикнул Владик, - праздник каждый день. Даю слово, что зайчиком я больше никогда не буду. А буду я вампиром! И каждую ночь, - при этих словах Владик преобразился, выбросив вперед скрюченные пальцы, - буду пить кровь! Но! Только в профилактических целях! Пиявки прежде на Руси ставили? - Ставили! И кровопускание делали. Вы еще не представляете, с кем связались! Вампир - это хобби, легкое увлечение в минуты душевной слабости. Специализация моя совершенно иная, а какая - я вам не скажу!
  
  
  
   9
  
  
   Сумерки - стремительное приближение темноты, летом куда-то пропадают. Их нет. Солнце отказывается уходить на покой и, если заваливается на горизонт, постоянно подсказывает о своем присутствии. Светло, как днем - конечно, это неправда. Ночь все же чувствуется, и, прежде всего, в безмолвии, что опускается на землю. Нужен отдых. Отдых нужен всем - земле, воде, небесам - универсальный закон, который диктует свои правила каждому. И все же темнота оказалась сильней - она подчеркивала багровые облака, нависшие над озером, которые вдруг стали тяжелыми. Возникло и непонятное чувство тревоги. Еще минуту назад не было, как не было и этих облаков. И как только ярко красный диск солнца закатился за верхушки деревьев, облака вспыхнули, как загорается сухая листа.
   Фигура появилась на мгновение и тут же пропала.
   Кто это?
   Александр не понял. Увиденное казалось кадром какого-то фильма - непонятным и загадочным.
   Или померещилось?
   Кто еще может ходить в столь поздний час на острове, где кроме них никого нет?
   Повинуясь необъяснимому желанию, он уже спускался к берегу - именно в этом направлении скользнула тень. Человеческая тень. Тишина стояла поразительная - только шаги и дыхание. Он их отчетливо слышал, чего нельзя сказать о мелькнувшем призраке. А вдруг и в самом деле призрак? Здесь тропинка разделяется - одна ведет вниз, а вторая вдоль берега. И если днем синева озера пробивалась сквозь мохнатые ветки деревьев, то сейчас темно - ничего не видать. Замер, тревожно вслушиваясь в пустоту ночи. Тишина. А вот звук! Точно, звук! Справа и где-то внизу. Послышалось? - И вдруг он ощутил страх. Настоящий животный страх - мерзкий и противный, как в далеком детстве, когда стоял перед своим противником. Но там было проще - тогда он бросился вперед, преодолев себя, а сейчас? Тоже броситься?
   Он уже бежал, смутно различая уходящую вниз змейку заросшей тропинки. Споткнулся и едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. А нужно было вскрикнуть! Еще немного - какие-то десять метров.
   Никого! На берегу никого не было. Еще раз огляделся. Значит, ошибся. И звук ему померещился. А страх? Откуда он появился?
   Тьфу! - он сплюнул и медленно отправился в обратный путь, временами отводя в сторону витки деревьев, которые словно руки продолжали за него цепляться.
   Страха уже не было, вернее, с каждым шагом он чувствовал себя спокойней, и вдруг...
   Повернулся он настолько стремительно, что едва не потерял равновесие.
   Лодка! В смутной дымке, поднимающейся с поверхности озера, неторопливо плыла лодка! Но как-то странно - синхронно поднимающиеся весла не издавали ни единого звука. И вообще лодка не плыла, она скользила, едва касаясь безмятежной глади.
   Ребята спали, Владик тот вообще сопел, иногда напоминая о своем присутствии довольно громким храпом. Не слишком обеспокоенный неудобствами, он завалился прямо на лавке, подложив под голову куртку. Ботинок - тот самый, валялся рядом. Неизвестно, почему, но до последней минуты Александр надеялся, что призрак - очередная выходка его товарища. От Владика можно ожидать чего угодно. Однако это был не Владик, а кто же тогда?
   Дверь - они ее никогда не закрывали. Да и глупо закрывать. Там и замка нет, однако мысль продолжала сверлить голову, настойчиво предлагая разнообразные варианты.
   Глупо! А если вдруг он вернется? Этот тип на лодке. И где он все это время пропадал? Они же ходили за водой - и никакой лодки.
   - Саша.
   Татьяна, похоже, тоже не спит или проснулась?
   - Ты что делаешь?
   - Что можно делать ночью? В туалет ходил, - произнес он шепотом, - ты чего не спишь?
   - Не знаю, проснулась, а тебя нет.
   - Дверь закрыть?
   - Дверь? Что-нибудь случилось?
   Какой он дурак! Нужно было молча закрыть - лишний повод для вопросов.
   - Ничего не случилось, - бросил он в темноту, - призрака встретил, обещал в гости зайти.
   Нет ничего лучшего, чем сказать правду - сразу отстанут.
   - Саша, а что за призрак?
   - Да как-то не представился, завтра расскажу, давай-ка спать...
  
   Утром он проспал самым бесстыдным образом - открыл глаза, когда остальной народ уже готовился к завтраку. Первая мысль, конечно, о странной встрече - туманный образ сохранил свои очертания, однако он его тут же прогнал, почувствовав запах кофе, который с удовольствием гулял по дому. По взъерошенным волосам понял, Владик уже нырнул и, вероятно, не один раз. И кофе он выпил не одну чашку - слишком блаженным казался его взгляд, такой же была и физиономия.
   Нисколько не заботясь о своем внешнем виде, Александр прошлепал к столу и сунул нос в котелок - кофе еще остался, но задержка, как говорится, смерти подобна. Владик без всяких сомнений мог выпить ведро, нисколько не заботясь о своих товарищах.
   - Штаны надень, здесь все же женщины, - подсказала Татьяна, которая уже закончила с завтраком.
   - Ага! Пока я штаны надеваю, мне ничего не останется.
   - Ты же сам предлагал отказаться от цивилизации, - Владик, вполне довольный жизнью и своим самочувствием, принялся сооружать бутерброд. - Кто говорил, будем пить чай без сахара, варить картошку и заряжаться природной энергией? Вас, батенька, никто за язык не тянул.
   - Как вода?
   - Отличная!
   - У него и зимой отличная, - подсказала Ольга, - встанет, ведро на себя выльет, не человек, а животное какое-то.
   - А все потому, что вы в армии не служили. Гигиена предполагает водные процедуры, это значительно полезней, чем просидеть час перед зеркалом.
   - Правильно, - согласился Александр, - прислушаемся к совету товарища.
   - Мне можно с тобой?
   - Конечно! Собираешься окунуться?
   Татьяна не ответила, решительно поднялась и первой вышла из дома.
   Удивительно, как время суток преображает природу. Вчера молчаливая и сонная, она уже давно проснулась - небо высокое и чистое, третий день и ни капли дождя, а лес - все те же лохматые сосны выглядели вполне дружелюбно, и если цеплялись, то делали это как-то миролюбиво. Вот и тропинка. Здесь он впервые заметил незнакомца. Владик носит сорок второй, а он сорок третий, посмотрим, что за размер у вчерашнего гостя.
   - Ты что-нибудь потерял?
   - Ничего, так, пустяк, брелок, - солгал он, внимательно рассматривая следы на тропинке. Странно, но обнаружить хоть какие-то признаки незнакомца не удалось. Плохой из меня следователь, совсем никакой. А следы должны быть, если только он и в самом деле не призрак?
   - А какой брелок?
   Что за женщина! Все ей нужно знать! Какой брелок - если бы он знал.
   - Маленький, - он подумал, чтобы еще сказать.
   - Ты уверен, что обронил его именно здесь?
   - Уверен.
   - А если ты его потерял, когда мы лазили на гору? - Татьяне точно можно смело поступать на юридический. Из женщин получаются замечательные следователи. А следов-то никаких! Ладно, внизу посмотрим. Однако и внизу на берегу ничего обнаружить не удалось. Он внимательно смотрел, прикидывая, а куда он сам поставил бы лодку. Лодка же была. А значит, и следы должны быть. В памяти неохотно обозначился силуэт скользящей тени. Направление! Нужно вычислить направление, а потом искать возможные следы.
   - Я сейчас, - он бросил тело в воду и даже не почувствовал разницы в температуре. Поплыл, уверенно работая руками и поглядывая временами на берег. Немного правей, а сейчас обратно.
   Он торопился, сгорая от любопытства и некоторого волнения. А здесь глубже, намного глубже, и дно совсем другое. А здесь? Камни! Огромные валуны, хотя и скрытые под водой. Невероятно! Этого не может быть! Он касался руками покрытые илом, скользкие поверхности подводных камней. Гряда! Самая настоящая подводная гряда - коварная для любого суденышка. Если он разглядел водную западню в последний момент, что говорить о том, кто плывет в лодке?
   Глянул - до берега метров сто или больше? И вновь глубоко - он поплыл, но значительно медленнее, опасаясь натолкнуться на еще одну подводную преграду.
   Татьяна пропала - изгиб берега кривой дугой, словно поворот, оставил вне видимости. Так даже лучше - меньше вопросов, хотя вопросов было много. Точнее один, на который он не мог ответить. На этот вопрос вообще никто не сможет ответить.
  Как можно плыть на лодке по камням! А лодка плыла. Он же сам ее видел. Своими собственными глазами.
   Татьяна появилась минут через двадцать - время достаточное, чтобы излазить берег. Одежду она несла в руках, пробираясь через бурелом и высокие заросли.
   - Ты куда уплыл? Я кричала, кричала, даже испугалась.
   - Кричала? Странно - я ничего не слышал.
   - Саша, - лицо взволнованное, даже напуганное, - ты мне объясни. Что происходит?
   Ну вот, со следователем он был прав. Татьяне в самый раз идти в розыскную контору.
   - Помнишь, я тебе рассказывал?
   - О чем?
   - Как сидел на облаке и смотрел на себя, плавающем в воде. Мне тогда показалось, что это обыкновенный сон или видение. А вечером - вы все уже улеглись спать - вышел. Просто так, без какой-либо причины. И вдруг увидел.
   - Кого?
   Ответ прозвучал не сразу.
   - Не знаю, пока не знаю. Похож на человека, но как бы и не человек. Он в лодке плыл от берега, а следов не оставил.
   - А лицо, ты видел его лицо? - серьезно спросила Татьяна.
   - Знаешь, как-то не подумал. Лица, я как раз и не видел. По-моему, не было лица.
   - Вспомни, вдруг это тот самый дед?
   - Думаешь, дед? - встрепенулся Александр, - про деда я и не подумал. Действительно, вдруг это дед? Хотя, вряд ли. Он должен уже давно умереть, так долго не живут. А если приезжал, почему не подошел?
   - Ты говорил, он замкнутый.
   Память у нее прекрасная. Даже он забыл, что рассказывал о старике.
   А старик был - сухонький, сморщенный от времени, но на удивление подвижный, если не сказать, шустрый. Еще его поразили глаза, упрятанные настолько глубоко, что казалось, в них невозможно заглянуть. И говорить старик не любил - слишком странный дед. Что у него на уме - не знал никто, возможно, поэтому и сторонились. Раньше вот такие отшельники жили на хуторах. Хозяйство вели, чем-то занимались, но посторонних не пускали даже во двор. Может, он какой-то старовер? Он где-то читал - подались они в места заброшенные, кто вместе с семьей, кто один. Опасались преследования. Чтобы уйти от людей, оставить общество, всегда должна быть веская причина. Человек - существо общественное, он и выжил благодаря поддержке своих соплеменников, а тут как раз наоборот - бежит от них.
   - Замкнутый? - задал явно риторический вопрос Александр, - нет, он не замкнутый, он более чем странный. Сторонились его, а значит, опасались.
   - А как ты с ним познакомился?
   - Я и не знакомился. Пришел и предложил деньги. Мне еще повезло - застать его дома летом невозможно. Зашел, что говорится, на удачу. Как сейчас помню, дверь не заперта, кругом ни души, и вдруг вижу - сидит за столом старик и ждет меня.
   - Как ждет? - не поняла Татьяна.
   - Не знаю. Сидит за столом и смотрит. У меня чувство неловкости возникло, растерялся, вероятно. Словами передать сложно, в первый момент я даже испугался и крепко пожалел, что пришел. Сидит дед, на меня смотрит, а глаз не видать. Не вижу я его глаз. Стою, как под гипнозом, а дед мне и говорит: ну, что - готов? Вышли, в сарае весла взяли и отправились на берег.
   - Ты попросил отвезти?
   - Да в том-то и дело, что ни о чем я его не просил! - воскликнул Александр, - я же говорю - ждал он меня!
   Татьяна хлопала глазами, однако задать вопрос не решилась.
   - Сели в лодку, я за весла, он на корму и поплыли.
   - Саша, а откуда он узнал, что тебе нужно на остров? - не удержалась девушка.
   - А черт знает! Возможно, люди подсказали, но поразило меня другое - он словно меня поджидал. Понимаешь?
   - Не понимаю.
   - Как тебе сказать? Возникло у меня предчувствие, что встреча наша совсем не случайная. Знал он, понимаешь? Знал, что я к нему приду. Он даже не спросил, только посмотрел внимательно и сказал - пошли!
   - А дальше?
   - Приплыли, избушку показал, а потом и сам острог. Деньги я ему дал, сколько - не помню, сунул молча, а он также молча положил к себе в карман. Вот и все знакомство.
   - И ты с ним ни о чем не говорил?
   - Почему, говорил. Как в таких случаях происходит? Что-то о природе, какая кругом красота - обычный разговор.
   - А рисунки? Он что-нибудь о рисунках говорил?
   - Не помню, - признался Александр, - кажется, если кто и говорил, так только я, а старик все время молчал. И в пещеру он не лазил.
   - Думаешь, вчера был он?
   - Может быть. Вот только мысль о старике в голову тебе пришла, а не мне.
   - Ну и что?
   - Ничего, - он уже влез в рубашку и взъерошил мокрые волосы, - пойдем?
   - Ребятам расскажешь?
   - А что рассказывать? Какие-то глупые воспоминания или еще более наивные предположения? К чему? Да и не имеет старик никакого отношения к ним. И ко мне не имеет.
   - Рыбак?
   - Кто? Вчерашний призрак? Танюша, здесь рыбаков нет, и никогда не было.
   - А домик? Ты же сам говорил, это гостевой домик. Кто его построил? Старик?
   - Девушка, слишком много вопросов, - штаны Александр сунул подмышку и поднялся, - не будем утомлять себя и других. Был дед, не был - какая, к лешему, разница? Ты права, это же озеро, заплыл кто-то, глянул - занят домик, молодежь гуляет. Сел в лодку и отплыл. Он что, обязан был представиться?
   - А почему его увидел именно ты?
   - Я?
   - Да, ты. Почему не я или Ольга?
   - Танюша, какое значение имеет данный факт? Это же простое стечение обстоятельств и ничего более. Увидеть этого... Александр вдруг словно споткнулся в поиске верного слова, - этого, - повторил он, - мог кто угодно.
   - Однако увидел именно ты.
   - Все, хватит! Мне уже начинает надоедать!
   - Кто говорил о призраках?
   Александр улыбнулся, но какой-то неудачной, вымученной улыбкой - как провинившийся подросток. И вообще, в эту минуту он представлял собой не лучшую картинку - взлохмаченные волосы, криво застегнутая рубашка и грязные кроссовки на босу ногу.
   - Пошутил, - произнес он, хитро сузив глаза, - решил придать дополнительный колорит, некую интригу.
   Однако подсказанная Татьяной мысль крепко засела в голове и не давала покоя. На протяжении пути, пока они карабкались в гору, Александр пытался вспомнить, кто же в действительности промелькнул в сумерках, а затем плыл в лодке.
  
  
  
  
   10
  
  
  
   Зачем существует понедельник? Почему в сутках двадцать четыре часа, а стрелка на циферблате вращается по кругу? Чтобы лишний раз напомнить о времени - непонятном и загадочном состоянии, которое неумолимо движется вперед? А кто сказал, что оно движется и почему вперед? Кому первому пришла мысль поместить время, пускай в условные, но рамки? Вероятно, чтобы быть частью природы - просыпаться вместе с солнцем и вместе с ним уходить на покой. Сегодня суббота, и тогда тоже была суббота - двадцатое число. Сегодня двадцать седьмое, и снегу опять навалило. Третий день идет снег, идет постоянно днем и ночью.
   Андрей Васильевич стоял у окна и смотрел на своего знакомого незнакомца - мужчину в оранжевой телогрейке. Чистит снег. Уже второй час неторопливо разбрасывает опускающийся с неба обманчиво легкий и пушистый снег. Где он мог его видеть прежде?
   Загудел, словно задумавшись на мгновение, замок, приводя в движение скрытые внутри несложные механизмы, щелкнул и приоткрыл дверь.
   - Маргарита Викторовна, это вы?
   - Да, это я.
   Вовремя, чайник только что вскипел.
   - Ну и погода! Весь город завалило снегом.
   Сейчас она снимет пальто и будет звонить Алику.
   Мужчина чистил дорожку основательно и с какой-то любовью. Настолько старательно, что он вдруг сам почувствовал, как держит в руках лопату.
   - Алик? - раздался голос Маргариты Викторовны, - у тебя все в порядке? Ну и хорошо. Доехала нормально, если куда-нибудь пойдешь, обязательно мне позвони. И посмотри, кран не подтекает? Знаю, что он не подтекает, я говорю, посмотри на всякий случай.
   Андрей Васильевич вдруг смутился, стало неловко, словно он заглянул в замочную скважину и увидел крохотный эпизод из чужой жизни. Алик - сын Маргариты Викторовны, взрослый парень в этом году заканчивает школу. Хотя это уже было, и мужчина в телогрейке тоже был - дежавю.
   - Сломался кран, - сообщила она, поправляя волосы, - на кухне. Все сделала сама.
   Андрей Васильевич улыбнулся.
   - Без посторонней помощи?
   - Представляете - сама. А как у вас?
   - Чайник вскипел, - напомнил он, - я там булочек каких-то купил, свежие.
   Андрей Васильевич всегда покупал булочки в одном и том же магазинчике. Хотя и магазинчиком назвать крохотное помещение язык не поворачивается, скорее, лавочка - небольшое помещение, не позволяющее уместиться и трем покупателям. А булочки хороши, теплые и ароматные, наверно, домашние.
   - Ой! - Маргарита Викторовна вдруг изменилась в лице, - забыла! Вы уж меня простите. Собиралась - помнила, а потом забыла.
   - Ничего страшного, я вот принес, - и он протянул книгу.
   - Право, мне как-то неловко. Памяти никакой, домой приду первым делом положу вашу книгу в сумочку.
   - Я же сказал, мне не к спеху. Как Алик?
   Зачем он задал этот вопрос? Что может произойти за неделю? И какое ему дело до Алика? Он его даже не видел.
   - У него новое увлечение, - сообщила Маргарита Викторовна, - учится играть на бильярде.
   - Правда? - Алик начинал вызывать в нем интерес.
   - А почему бильярд?
   - Вот я об этом! Почему бильярд? Клуб какой-то открыли, и Алика пригласил друг. Ходит уже неделю, говорит, нравится. А что там интересного? Андрей Васильевич, объясните, что в этом бильярде занимательного?
   - Ну, как вам сказать? - сам он прекрасно представлял, что может быть занимательного в игре, которую хотя и знал, но явно забыл.
   - Как любой спорт, бильярд формирует определенные навыки, - фраза получилась какой-то глупой, и он мысленно на себя рассердился. - Глазомер, например, выдержка, умение анализировать и принимать решения. Конечно, бильярд - спорт не для всех. Скорее, дань моде, а потом не всякий может себе позволить гонять шары.
   - Именно! - воскликнула Маргарита Викторовна, - гонять шары! Какой же это спорт? Это как карты! Или я не права? Почему не теннис? Футбол, наконец.
   - Вы же сами сказали, - напомнил Андрей Васильевич, - товарищ пригласил. В юности увлечения часто определяются ни личным выбором, а обстоятельствами. В вашем конкретном случае - это бильярд. Если бы товарищ Алика увлекался футболом, возможно, он пошел бы гонять мяч. Ничего страшного я не вижу. Юноша должен уметь все - и в футбол играть, и на бильярде, даже, простите, в карты. Я вам больше скажу, карты - неплохо.
   Маргарита Викторовна явно была разочарована - он это прочитал по ее глазам. В них что-то промелькнуло - то ли сомнение, то ли удивление, поэтому Андрей Васильевич решил исправиться и придать разговору нужное направление.
   - Главное - не играть на деньги, - дал, несомненно, мудрый совет он и понял, что сглупил, - в глазах Маргариты Викторовны появился уже страх. Рассказывать о том, что и сам Гордин был не дурак поставить на кон пару бумажек и сыграть в пирамидку, он не решился.
   - А что, в бильярд играют на деньги? - удивилась женщина.
   Играют! Еще как играют! Целую ночь напролет! Спускают деньги, такие, уважаемая Маргарита Викторовна, что вы и представить не можете. Играют так, что забывают не только о жене и малых детях. Конечно, Андрей Васильевич мог бы дать еще парочку толковых советов, однако сдержался. Ну что, похоже, Алик начинает взрослеть.
   - Не волнуйтесь, - попытался успокоить женщину Гордин, - совсем неплохое увлечение, а потом бильярд еще и общение. И часто далеко с не последними людьми. Если клуб серьезный, значит, и публика там серьезная.
   - У них секция.
   - Вот видите - секция. Возможно, и руководит секцией вполне приличный человек.
   - А вы?
   - Что я? - растерялся Андрей Васильевич.
   - Тоже играли?
   - Ну, как вам сказать? - вопрос хоть и прозвучал, но означал лишь одно - попытку выиграть время.
   - Скажем так, в молодости баловался.
   Авторитетом в глазах женщины Андрей Васильевич обладал, вероятно, все же не малым, поэтому Маргарита Викторовна тут же успокоилась. А еще через десять минут, облачившись в пальто, он прошел пустынным коридором, спустился по такой же одинокой лестнице и оказался на улице.
   Замечательно! После душного помещения первым его приветствовал легкий морозец, который сначала забрался за воротник, а затем намекнул, что неплохо надеть и перчатки. Все же зима. Мужчины с лопатой не было, только аккуратная дорожка и поскрипывающий под ногами легкий пушок явно уставшего валить уже третий день подряд снега. Темно, хотя и уютно. Он шел, изредка поглядывая по сторонам, на секунду встречаясь взглядом с незнакомыми прохожими, и размышлял. Путь домой занимал без малого минут сорок, и если позволяла погода, он всегда ходил пешком. Возможных вариантов маршрута несколько, и какой именно выбрать подсказывало настроение. Сегодня он чувствовал себя превосходно, а мысли, возникающие в голове, приняли форму философского характера.
   Жизнь продолжает свое движение. Порой незаметно, и перемены не бросаются в глаза, а если и происходят, то затрагивают скорее внешнюю сторону. Куда более значимы другие - внутренние перемены. Взять хотя бы его самого. Изменился, а когда именно - не заметил. Да и не желал он перемен. Его вполне устраивал тот, ныне далекий Андрей - доверчивый, всегда сомневающийся юноша, вспыхивающий робким румянцем при одной только мысли сказать неправду. Словно барышня! А он и был барышней - мягкие черты лица, негромкий голос, светлые волосы. Интересно, когда он был настоящим? Сейчас или тогда, в молодости?
   Остановился - загорелся желтый глаз светофора. Кто-то тоже остановился, а кто-то бросился через дорогу. Напрасно. Совершенно напрасно, хотя это не его дело. Каждый в праве самостоятельно решать, как ему жить или как умереть.
   Конечно, интересно, когда на тебя сваливается невероятный объем информации, когда ты становишься участником событий совершенно незнакомых людей. Которые даже представить не могут, что существует некто, посвященный не только во множество секретов, но прекрасно знающий интимную сторону вашей жизни. Хотя нет, он не участник, а наблюдатель - таинственный зритель, сопровождающий артистов невидимой тенью. Все они - артисты. Одни - уровня самодеятельного театра, заведомо фальшивые, лишенные и сотой доли на успех, а другие действительно талантливые - одаренные от природы или прошедшие школу мастерства самостоятельно. Однако и тем и другим необходим антракт. Пьеса не может длиться бесконечно долго - требуется отдых. Смахнуть пот, глотнуть водички, присесть на стул... и превратиться в того, кем ты на самом деле являешься. И если большая часть публики видит артистов, которые появляются на сцене, то он пристально наблюдает за ними не только за кулисами. Удовольствие неписанное! И еще как сказать, что производит большее впечатление - хорошо сыгранный спектакль или же действие, что разворачивается в гримерной, когда артист один. Отброшен в сторону парик и единственным свидетелем, безучастно всматривающимся в лицо, которое медленно освобождается от грима, является зеркало. И в этот драматический момент появляется он - Андрей Васильевич. Вот только никто не отдает себе отчета, что за ним продолжают наблюдать. Куда более пристально, когда значимым является каждое произнесенное слово. Вздох и тот не остается незамеченным.
   Загорелся зеленый и Сергей Анатольевич, не спеша, отправился дальше.
   Хорошая погода, и совсем не холодно.
   Хотя все же, точнее сказать, не спектакль, а сериал, и каждый новый сюжет пишется перед его глазами, иногда, к сожалению, довольно скучно и утомительно, а случается, что действие захватывает. Однако следует признать, в любом случае получается удивительно правдиво, а иначе и не может быть. Сценарий пишут сами артисты, каждый для себя. Режиссер. А как же! Он всегда главный, заходит раз в неделю, иногда интересуется, просит подсказать, а бывает, просто забирает бумаги, и что происходит дальше, так и остается тайной. Уже его тайной. Кругом одни тайны, и если вначале они его тяготили, постепенно заполняя внутреннее пространство, то с течением времени стали восприниматься вполне обыденно, что-то вроде еще одной книги, которой суждено провести остаток своих дней на пыльной полке среди братьев и сестер, утративших к себе всякий интерес. Полка заполнялась, книг прибывало, а вот их содержание не только не волновало, но и забывалось.
   В магазин Андрей Васильевич зашел без видимой причины - решил поглазеть из любопытства, а заодно почувствовать приближение праздника. Прежде праздник заявлял о себе недели за две, а сегодня уже двадцать седьмое число. И чувства, что скоро прозвучит бой курантов, нет. Поэтому и зашел, скользнул серой мышкой к прилавку и замер.
   Красиво. Из всех праздников именно Новый год вызывал в нем необъяснимую радость. Вся эта искрящаяся, переливающаяся разноцветными цветами мишура - гирлянды, звездочки, снежинки - заставляли забыться и вспомнить детство. Унестись в далекую сказку и вновь пережить волнующие мгновения. Однако сейчас как он не старался, как не вглядывался - разнообразные игрушки так и остались игрушками, а суетящийся рядом народ - обычная толпа с усталыми и серыми лицами, давно не знавшими солнца. Хотя бы одно лицо, где бы он смог прочитать искреннюю радость. Скользнуть по нему, ухватить частичку, как крохотный уголек из огромного костра, сохранить, чтобы затем придать ему силу. Напрасно. Все его попытки оказались напрасными. Народ покупал новогодние украшения. Сказки не было. Неужели она навсегда исчезла? Минутная стрелка замерла на огромных, явно бутафорских часах в пяти минутах от цифры двенадцать. Пять минут - вечность, он знал, что стрелка никогда не сдвинется с места. Ей никогда не суждено сделать даже самый крохотный шажок. Она мертва. Эта стрелка - мертва, хотя часы красивые и смотрятся как настоящие. Хорошие часы и стоят недешево.
   - Мне, пожалуйста, вот эти часики, - услышал Андрей Васильевич и оглянулся. Привлекательная женщина мило улыбнулась на брошенный взгляд незнакомца и протянула продавщице чек.
   Вот она какая! Тоже, кстати, забавно. А он представлял ее совсем другой. Выглядит значительно моложе своих лет, и голос нисколько не портит внешность. Обычно знакомство происходит таким образом, что ты видишь, слышишь, а иногда еще и чувствуешь. Андрей Васильевич вдруг понял, что смотреть дальше нельзя - это уже бросается в глаза, настораживает, и отвернулся.
   А вдруг он ошибся? И почему она купила часы, на которые он случайно обратил взгляд? - Случайность? Обыкновенное стечение обстоятельств. Он случайно зашел в магазин, случайно пошел в отдел, торгующий новогодними украшениями, случайно уставился на мертвые часы, которые случайно купила женщина. Женщина, которую он случайно узнал. И тут его бросило в пот - столь неожиданно, что Андрей Васильевич испугался. Холодная струйка медленно поползла по спине - он ее не только физически ощущал, он ее видел. Женщина уже пропала в толпе, растаяла, не оставив следа. Прохлада улицы немного успокоила, но сердце отчаянно стучало. Бешено колотилось и просилось наружу. Он стоял, не замечая, проходящих мимо людей, судорожно хватал морозный воздух улицы и что-то произносил себе под нос.
  
  
  
   11
  
  
  
   Первым в лодку он положил Владика. Тот оказался довольно тяжелым - значительно тяжелей, чем можно было себе представить. Помощи от Татьяны - никакой. И на какую помощь рассчитывать, если пришлось полчаса бороться с ее истерикой? Сначала Татьяна дрожала, затем принялась икать. Методично, с небольшими паузами хватала побелевшими губами воздух и икала. Расспрашивать о чем-либо в подобном состоянии глупо. Наполненная водой кружка вылилась на пол - Александру не удалось заставить Татьяну сделать хотя бы единственный глоток.
   Тащил он Владика минут тридцать. Делал десять - двенадцать шагов и отдыхал Недолго, всего каких-то пять минут. Сильным он никогда не был, поэтому и удивился, что способен тащить на себе явно непосильный груз. Кроме того, что Владик был тяжелым, он оказался еще и ужасно неудобным - его было невозможно ухватить, и он постоянно падал, иногда вместе с Александром. Обратный путь в избушку он проделал, словно старик - ноги гудели, в висках толчками ходила кровь. Возможно, так даже лучше, - пришла мысль в голову. Странно, но рассудок его не покинул, вот только происходящее виделось в каком-то ином свете - как в зале кинотеатра, когда ты наблюдаешь со стороны.
   Татьяна уже не икала - молча сидела на лавке и даже не взглянула, когда он толкнул дверь и опустился напротив.
   - Тебе уже лучше? - голос хриплый и чужой. И все вокруг превратилось в чужое и незнакомое.
   Интересно, выдержит ли он? Сил не хватало - тело налилось свинцовой тяжестью, а сердечко продолжало бешено стучать. Что это?
   Облизал пересохшие губы и понял - кровь. Его кровь. Носом пошла. Вытер грязным рукавом и покосился на Татьяну.
   Не видит - взгляд отсутствующий, и вся она какая-то потухшая, словно из нее ушла жизнь.
   - Таня, - произнес он, - ты меня слышишь?
   Татьяна не слышала.
   - Посиди еще немного, я скоро...
   С Олей он справился значительно лучше, взвалил тело девушки и, осторожно передвигая ногами, отправился по уже известному маршруту - вниз по тропинке. Больше всего боялся споткнуться, но и медленно шагать оказалось не меньшей пыткой. Запах волос появился неожиданно - обжег огнем и проник настолько глубоко, что подступила тошнота. Невероятно, но следующая мысль выглядела не менее страшной и чудовищной. Это был танец! Самый настоящий танец, когда твой партнер полностью тебе доверился и положил на плечо голову!
   - Танец, - прошептал Александр, задыхаясь от волнения.
   Вот только с кем? С госпожой смертью?
   Вернуться сразу обратно в избушку не было сил - они его оставили. Ноги уже не гудели, а стали ватными и ужасно слабыми.
   Сколько у него времени? И без часов можно сказать: приближается вечер. Вот только не видно солнца. Оно куда-то пропало. А солнце-то было. И небо пропало - вместо голубого бездонного купола - серая и невыразительная пелена.
   Поднялся. Уже значительно лучше, по крайней мере, не бьется сердце. Еще один подъем в гору - со стороны он и впрямь напоминал старика, с трудом передвигающего ноги.
   Что делать с Татьяной? Оставить или взять с собой? Оставить, значит, бросить, она сейчас невменяема - не видит, не слышит и не чувствует. Взять с собой? Подвергнуть еще большему испытанию? А если она с ума сойдет! Черт!
   Он ощутил страшное желание. Сигареты! Где эти проклятые сигареты! Ему нужно покурить. Немедленно, сейчас. Сесть и покурить.
   Сигарет не было. Ни в джинсах, ни в рубахе - их нигде не было.
   Ругаясь и проклиная все на свете, спустился вниз к лодке. На Владика он не смотрел, как впрочем, и на Олю. Она лежала рядом, покорно положив головку на грудь. Медленно, насколько возможно, сунул руку в чужой карман и вытащил пачку.
   Нужно чем-то закрыть. Лица обоих нужно закрыть. Вот только чем?
   Бог знает, как он устоял на ногах. Возникший образ саданул огнем, и он физически ощутил толчок - словно его толкнули в грудь.
   На берегу стояла Татьяна.
   - Ты? - вырвался хриплый голос, в котором он с трудом узнал себя, - ты что здесь делаешь?
   - Держи, - одно весло, затем другое, он их принял, все еще не понимая, что в действительно происходит...
  
   Андрей Васильевич сидел за столом кабинета и в очередной раз перелистывал странички дела. Обычный, рядовой случай - сколько их прошло перед ним за все годы? Множество. За каждым чья-то сломанная судьба и трагедия. Смерти без трагедии не бывает, и хотя горе приходило, казалось, совершенно к незнакомым людям, он всегда с любопытством стремился заглянуть в душу каждого. Вот и сейчас, просматривая, в общем-то, решенное дело, где все и без того достаточно очевидно, следователь чувствовал некую неудовлетворенность. Предательская самоуверенность молодых ребят, попавших в бурю. Вода не прощает легкомыслия и наказывает жестоким образом. Здесь все очевидно, непонятно другое. Почему из четырех удалось спастись только одному и не самому сильному? Девушки - ясно, шансов у них изначально не было никаких. Хотя и с Лехтиным можно найти объяснение - все та же самоуверенность, да и алкоголь. Тут уже неважно, пловец ты или шахматист.
   Андрей Васильевич поднялся - изучать дальше странички не имело смысла, он их и так знал достаточно хорошо. Глянул в окно - обыденная, всем прекрасно знакомая картинка повседневной жизни. Как мы не ценим ее удивительные мгновения! Не чувствуем радости бытия, а где-то и предъявляем претензии. Это не так, тут плохо и почему человека нужно загнать в угол, поставить на край пропасти, чтобы он осознал, что был не прав?
   Вновь опустился на стул и вновь прочитал показания. Что-то не так. Зачем он вызвал парня еще раз? Что нового Александр может ему сообщить? Он же видит - каждый новый вопрос уносит его в прошлое, а это еще одна пытка заново пережить страшные, мучительные минуты. Что они страшные - никаких сомнений, слишком болезненно парень переживает случившее.
   Дверь отворилась, и показался Александр - такой же мрачный и подавленный. Нет, сегодня он выглядит еще хуже.
   - Ну, проходи, садись, - Андрей Васильевич кивнул на стул и тут же выгнул дугой брови.
   - Что это?
   Александр не ответил, а только протянул несколько листочков бумаги.
  
   Владик был пьян. Он стоял возле печи и улыбался - довольно неприятно. Скорее, это была какая-то гримаса или маска, мало похожая на улыбку.
   - Еще раз повторить? - произнес Владик, - сука ты, Ольга! Самая настоящая сука! Думаешь, я не знаю? Все я прекрасно знаю, но только делал вид, что мне ничего неизвестно! А этот хрен, защитничек нашелся! Она тебя ждала! Я точно знаю: не было у нее никого! - при этих словах он повернулся. - Таня, а известно ли тебе, что они трахались? Эти двое! Как мартовские кошки! Когда я гнил и стирал портянки, эти двое трахались. А потом писали мне письма. Дорогой Владик - мы всегда о тебе помним.
   - Прекрати! - первой не выдержала Ольга, - что ты несешь!
   - Что я несу? А ты? Что ты несешь! Какое ему дело до моих чувств? Он кто? Твой товарищ? Ах, товарищ! Знаем мы этих товарищей! Шершавого бабе загнать! Поддержать в трудную минуту! Ну скажи, товарищ!
   Прежде чем Александр успел возмутиться, Ольга уже бросилась на обидчика. Выпрыгнула настолько стремительно, что никто не сообразил в чем дело. А в следующее мгновение она уже лежала на полу - Владик ударил, как бьют мужики - жестоко и сильно.
   - Ты что делаешь! - крик повис в воздухе, и тут же другой, пронзительный и высокий подхватил его.
   Владик упал молча, ткнулся лицом в деревянный настил и замер.
   - Саша! - женский визг все еще звучал у него в голове, а рука продолжала сжимать бутылку - вернее то, что от нее осталось.
   - Ты его убил! Понимаешь? Ты его убил!
   Да, он убил Владика - своего товарища.
   - Я его убил? - повторил он. - Нет! Я убил подонка. Владика я не трогал.
   А вот кто из двоих убил Ольгу? Татьяна, не мигая, смотрела на него и вдруг принялась икать...
   Он греб, ориентируясь по берегу - полоске леса, которая медленно удалялась от лодки. Греб, ничего не чувствуя, не понимая, с какой целью и куда они плывут. Откровение пришло неожиданно и беспощадно. Вероятно, он сходит с ума.
   - Таня, - прошептал он в надвигающиеся сумерки, - я, кажется, схожу с ума.
   Татьяна ему была не нужна, а произнес Александр имя, чтобы услышать свой голос.
   Призрак в лодке - смутное видение в ночи - это был он! Это он плыл в лодке! Только почему вчера? Неужели, еще вчера все было предопределенно? А может быть, и раньше?
   - Здесь.
   - Что? - не понял он.
   - Я говорю, здесь, - повторила Татьяна.
   - Хорошо, здесь, так здесь, - согласился он, - ты только не волнуйся. Страшное позади.
   Первым ушел под воду Владик - он даже не увидел его лица, а Оля вообще отвернулась - решила не волновать их обоих.
   - Кажется, все, - произнес он и вздрогнул. Татьяны в лодке не было!
  
   Андрей Васильевич за время, пока читал аккуратно написанный текст, ни разу не поднял глаз. Чувства, что пронеслись лавиной у него в голове, вызвали более чем странное состояние. Что-то здесь было не так. Еще минуту он сидел, уткнувшись в бумагу.
   - Это что, явка с повинной? - наконец молвил он.
   Александр напротив уперся немигающим взглядом в следователя, словно изучал его реакцию.
   - Твое признание полностью меняет дело.
   - Я знаю.
   - Ты утверждаешь, что случайно убил Лехтина?
   - Да, я убил Владика случайно. Я не хотел, так получилось.
   - А Пестову убил Лехтин и тоже случайно?
   - Случайно, - кивнул Александр, - Оля неудачно упала - затылком.
   Следователь глянул на часы и понял, что сидеть им придется долго, возможно слишком долго, а сигареты кончаются.
   - И вы решили спрятать тела?
   - Это была моя идея, Татьяна тут ни при чем.
   - Хорошо, пусть это была твоя идея. А почему Журавлева согласилась? Она же согласилась?
   - Татьяна была никакая, она ничего не понимала. Я не мог оставить ее одну.
   - Шок, - произнес Андрей Васильевич, - понимаю. А что произошло потом?
   - Она, вероятно, упала. Лодка качнулась, и она упала.
   - Ты не видел?
   - Как упала - не видел, я был занят,...- Александр вдруг почувствовал, что слова не в состоянии передать, что в действительности произошло, - я был занят с Ольгой.
   - Ты не видел? Не поверю. Как можно не увидеть, когда за борт падает человек. Ну, хорошо - не увидел, но услышать-то ты должен. Или, может, ты ей помог?
   - Что?!!!
   Явный перебор! Секунда! Одна единственная секунда разделила их. Андрей Васильевич уже физически ощутил, как в него летит пепельница, полная окурков. Скорее всего, в голову. Если хочешь убить - следует бросать в голову.
   Пауза - зловещая и тяжелая повисла в воздухе. А пепельница на месте, нужно убрать. От греха подальше.
   Андрей Васильевич сначала придвинул к себе синюю стекляшку, а затем взял ее в руки. Тяжелая! Достаточно тяжелая, чтобы проломить голову.
   - Значит, Журавлева упала, и ты бросился в воду?
   Александр не ответил, но именно так было написано в его признании.
   Бросился в воду, а что дальше?
   А дальше - кошмар, который не привидится в самом ужасном сне.
   Темнота! Сплошная темнота, когда ты не ничего видишь. Своих рук и тех не видишь. Он отчаянно греб, опускаясь куда-то вниз, и еще что-то кричал. Что именно - не вспомнить, кажется, он кричал "Таня". Холодное тело обожгло огнем и податливо устремилось вместе с ним. Наверх! Только наверх! Еще немного! Легкие - он физически ощутил, как они напряглись, готовые разорваться в любую секунду. Таня - безвольное тело, он выбросил на поверхность, прежде чем открыл рот. Сколько прошло времени? Легкие взорвались, и вместе с ним и он сам. Вода была кругом и даже в нем. Таня!
   Дикий рев - так кричит сука, на глазах которой смертельный свинец отбрасывает в сторону крохотного щенка, вскормленного воспаленными красными сосками. Рев - отчаяние, пережить которое, уже умереть.
   На него смотрела Оля! Удивительно чистые и прекрасные глаза! На сей раз они были холодны и равнодушны. А еще ему показалось, что они смеются.
  
   - Журавлева умела плавать?
   - Что?
   - Я говорю, Журавлева умела плавать? - повторил следователь.
   Наверно, Татьяна считала, что умеет - медленно войти в жаркий день в безмятежную гладь озера, оставляя за собой невидимую волнистую рябь, оттолкнуться от песчаного дна ногами и проплыть десять метров, чтобы вновь встать и поправить волосы.
   - Я не знаю.
   Андрей Васильевич поставил пепельницу обратно на стол.
   - Она звала на помощь?
   Может, и звала, как знать? Это над водой легкий всплеск рыбешки слышен за сотни метров, а под водой? Как долго он был под водой? Минута или две? Он был там целую вечность.
   - Не помню, - произнес Александр.
   Сколько еще раз он нырнул в темное чрево озера - десять или двадцать? Пока хватало сил, а когда они его покинули - уснул. Однако бездна под ним отказывалась его принять - она забавлялась тем, что выбрасывала тело наверх - высоко к звездам, которые, вероятно, также потеряли интерес к одинокому пловцу. Умереть он не боялся. Прозвучит странно, но страха не было - ничего не было. И его не было...
   Чужая судьба - изложенная равнодушным и казенным языком, где не найдется не одного слова, чтобы передать и сотой доли того, что в действительности произошло.
   Андрей Васильевич неизвестно с какой целью вновь уставился в текст. Что-то в нем смущало. Смерть - всегда тайна, даже пересказанная очевидцами событий, она вызывает сложные и противоречивые чувства. Александр уже давно ушел, поднялся со стула и бросил:
   - Не волнуйтесь, до завтра я никуда не пропаду.
   Он не волновался - завтра, так завтра.
   Встал, еще раз посмотрел на пепельницу. А ведь мог бы и бросить! И бутылкой мог своего товарища по голове - сомнений никаких.
   Андрей Васильевич открыл ящик рабочего стола, достал серый, совсем невыразительный блокнот, перевернул страничку и принялся заполнять пустующие графы. Как в анкете - наименование органа, фамилия руководителя, число. Строчка " утверждаю" - осталась свободной. Далее совсем крохотный текст - вновь фамилия, суть дела в двух словах, просьба провести мероприятие и подпись, уже его - Андрея Васильевича. Однако прежде чем расписаться, неожиданно возникла мысль - а это тебе надо? Все и так очевидно. Настолько очевидно, что могут и не понять. Там, наверху могут и не понять.
   - Эх, Сашка, Сашка, - произнес он, - подкинул ты мне забот.
   Уже заполненный листок из блокнота вскоре перекочевал в скромную папку, щелкнул металлический замочек, надежно упрятав очередной документ, который наряду с остальными предстояло подписать у руководства. Но это завтра, а сейчас домой, у него тоже есть жизнь, но только своя - Андрея Васильевича.
  
  
  
   12
  
  
  
   День не заладился с утра. Появилась необъяснимая раздражительность, хотя Павел и держал себя в руках. Небольшая ссора с женой - он не придал ей должного значения. Да и какая ссора - скорей, взаимные претензии, о которых забывают уже спустя несколько минут. Решил исправиться. Подошел и прикоснулся губами к щеке, мол, прости, с кем не бывает. Не с той ноги встал.
   Встретились, как и договаривались, у речного вокзала. Со стороны ничего особенного - трое мужиков, собравшихся на рыбалку. Минут десять курили, наблюдая, как швартуется крохотное суденышко. Капитан преклонных лет только махнул рукой, подсказывая, что задерживаться не собирается. Шли на север. Солнце - не частый гость для здешних мест в осеннюю пору - все же вылезло, впрочем, ненадолго. Появился ветер, изредка забрасывая троих водяной трухой. Павел не возражал. Примостившись на корме среди каких-то ящиков, блаженно щурил глаза, прислушиваясь к разговору приятелей. Он давно мечтал выбраться на природу, однако мешали непредвиденные обстоятельства, да и жена была не в восторге. Ну как ей объяснишь, что лучшего отдыха он не мыслил. Редкая женщина поймет увлечение рыбалкой, когда требуется день, только чтобы добраться до места.
   Павел бросил взгляд на приятелей - им доказывать ничего не требуется. В каком-то смысле потерянные для семьи и свихнувшиеся на своем интересе люди. Павел, конечно, другой, однако позволить себе пару раз за год сбежать из города - что в этом плохого? Мужики не приставали, вероятно, приберегли свои язвительные замечания по поводу домашнего очага на потом. Что ему достанется, Павел не сомневался. Взять, к примеру, Герку. Парень - оторви и брось. За словом в карман не полезет. А уж какие слова найдет! И что? Как с гуся вода - сказал и забыл. Вот и сейчас травит очередную байку. И слушатели ему не нужны. Ему вообще никто кроме рыбалки не нужен. Однако профессионал. Наверно, в прошлой своей жизни Герка был рыбой. Иначе чем объяснить столь глубокие познания в данной области? Книг не читает, в кино не ходит, водку и ту пьет только после рыбалки. Герке и компания порой не требуется. Пару свободных дней выпадет - где Герка? Уехал. Куда? А леший знает - на рыбалку свою уехал. Семен - тот другой - обстоятельный. Слова лишнего не скажет. А прежде чем сказать, десять раз подумает. Ох и достается Сене от Герки! И хоть бы что! Как о стенку горох. Лишь улыбнется, мол, давай мели дальше, а я послушаю. Вот и сейчас вроде слушает приятеля, а на самом деле уже давно спит.
   Волна мелкая, но коварная, дробит суденышко, отчего заснуть невозможно. Ветер постоянное меняет направление, забрызгивая то слева, то справа. Павел старается не обращать внимания на неудобства, поглядывая на Семена - неужели тот и в самом деле спит? Похоже, спит. Вот и Герка угомонился - полез за сигаретой.
   - Что? - кричит Павел. - Два часа? Еще два часа.
   Значит прошел час времени. Дизель бубнит над ухом свою песню и незаметно приходит забвение. Спать можно. Еще как можно. Нужно лишь спрятать от ветра лицо. А когда ветер закончится, они вылезут на берег. И пойдут, но не в поселок, а в лес, верней, на хутор к старому деду, которого не окажется дома. Как звать старика, кроме Герки не знает никто. Герка подскажет, где лежат весла и нехитрые принадлежности - вроде старого якоря на ржавой цепи и такого же убогого ведра черпать воду. Еще один переход через лес - нужно взобраться на сопку, спуститься в низину и вновь карабкаться вверх - далеко непростое занятие. Уже жарко, лоб покрылся испариной. Кружится голова, и ты понимаешь, что медленно переходишь в иное измерение. Хотя чтобы окончательно перейти, требуется день. Лишь на следующее утро природа тебя примет - ты в ней растворишься, станешь малой частью большого и не тронутого человеком мира. Пройдена половина пути - они стоят на берегу еще одного озера. Ищут лодку и не могут найти. Герка ругается, но ругается он на себя - всякий раз не может вспомнить, куда спрятал лодку. Павла недовольство приятеля забавляет, и он послушно выполняет команды - пробирается сквозь береговые заросли.
   - Ну что? - кричит Герка, - нашли? И я не нашел, чтоб ее... так и этак... где она, дрянь, спряталась? А может, украли? А может, на дрова спалили? А может, мы заплутали? Твою мать!
   Первым лодку находит Семен, о чем не спешит сообщить приятелям - внимательно изучает замок, после чего кричит Герке.
   - Ключ у тебя?
   Вскоре все трое вновь плывут по озеру. На веслах Павел - позволил щедрый Герка. Изредка подсказывая направление, он морщит лоб и поглядывает на проплывающий мимо лес.
   - Здесь когда-то война была, - сообщает он. - Как наших выбили, так они по лесам и разбежались.
   - Дезертиры? - подсказывает Семен.
   - Какие они дезертиры? Дезертиры - когда от боя бежишь. А здесь скорей партизаны. Куда идти, если идти некуда? Фронт прошел, а они, получается, в тылу остались. Одна беда - выйти никакой возможности. Если только через болота вокруг озера. В болоте, говорят, многие и утопли. А кто не утоп, обратно вернулись. На озере фашистские патрули, да и без патрулей как выбраться? Вновь утонуть? В книжках не писали, словно ничего и не было.
   Гарик вновь окинул взглядом лес.
   - Вот тут они, бедолаги, и скрывались. Летом еще ладно - рыбу ловить можно. А зимой? Кого ты зимой ловить будешь? Бери левей, сосенку видишь, вот на сосенку и бери. Вечером сети поставим. Тут рядом, хорошее место, спокойное.
   - Я батарейки взял, - неожиданно сообщил Семен.
   - Думаю, без толку. Бери - не бери, все одно хрень какая-то. Не работает приемник. Шумит помехами, а чтобы станцию какую - не поймаешь. Аномалия. Сопки кругом. Не пробиться волне сквозь сопки.
   - А вода-то теплая, - подсказал Павел.
   - Она только на поверхности теплая. За ветром получается. Чувствуешь? Нет ветра. Видишь лысину? Самая высшая точка. Будет время, заберемся - красота неписанная. Сюда случайно не забредешь, если только кто подскажет. Сколько раз бывал, никого не встретил, ну чтобы случайно - ни души. А еще здесь есть грот, но я туда ни ногой. Дед говорил - не суйся. Я старику верю, старик знает, что говорит.
   - А что за старик? - спросил Павел.
   - Не моего ума дела. Старик и старик. Хотя думается, он тут как раз и партизанил. Слишком хорошо места здешние знает. Однако никого к себе близко не подпускает. Предлагал на рыбалку вместе сходить - ни в какую.
   Берег встретил вполне гостеприимно. Тропинка, заросшая травой, иногда пропадала из вида, подсказывая: если и ступала здесь нога человека, так было это давно, а как давно - трудно сказать. Небольшой подъем в гору, и они оказались у небольшого, явно заброшенного дома. Крепкие стволы обтесанного дерева вросли в землю, местами потемнели и обросли мхом. Стекла в окнах сохранились, лишь кое-где торчали трещинки - неглубокие бороздки, вероятно, образовавшиеся, когда дом погружался в землю.
   Пару минут Герка воевал с дверью, которая не желала впускать незваных гостей. Наконец впустила. Павел с любопытством огляделся. Возникло странное чувство, что хозяин только что вышел. Словами не объяснишь, однако именно данная мысль пришла в голову. Более чем скромный интерьер, верней, полное его отсутствие - грубо сколоченный стол, лавки вдоль стены и, конечно, печь. Она занимала центральное место. Кто и когда соорудил в этой глухомани дом? Сколько трудов положил и во имя чего? И почему печь? Значит, жил здесь и зимой. Павел наклонился - через мутное стекло блеснула гладь озера. Довольно необычное ощущение, словно ты шагнул в прошлое. Провел рукой по столу - за ним кто-то сидел и возможно, не один. Втянул воздух - нет, ошибся. Человеком здесь не пахло.
   - Заканчивай свою экскурсию, - подсказал Герка, - еще насмотришься, печь проверь, золу выгреби и дров наруби. Времени в обрез, оглянуться не успеем, как солнце сядет. Семен где?
   Герка оказался прав. За мелкими хлопотами не заметили, как выскочил багрянцем украшенный закат. Опустилось небо, и совсем уж неожиданно появился контур луны.
   - Ты гляди! Тут солнце, а тут луна! - удивлялся Семен, - сколько лет прожил, а ничего подобного не видел. Герка, ты нас куда завез? Уж не на край ли земли?
   - Давай быстрей! - шумел Герка. - Успеваем, тут рядом, за час обернемся. Жрать тушенку рыбаку последнее дело. Керосинку захвати. Она у нас вроде маяка будет - на берегу оставим. Иначе - кранты. Иначе - потеряемся. Главное - бросить сети...
   И все же успели. Сумерки навалились, когда гребли обратно. Герка и тут оказался прав. Керосиновая лампа прекрасно справляла дело - помогая ориентироваться в темноте. Неожиданно дала знать о себе усталость - навалилась, когда Павел карабкался наверх к избушке. Едва различимая днем тропинка и вовсе пропала, вероятно, поэтому Павел сбился с дороги - оказалось, что найти рядом расположенный дом не так и просто. Устали и двое других. И без того немногословный Семен произнес пару фраз, смысл которых заключался в том, что неплохо бы наконец отправиться спать. Герка отшутился, предложив закончить трудовой день заслуженной стопкой. Возражений не последовало.
   Завалившись на лавку, Павел позволил себе слегка предаться философии, высказавшись в том духе, что мол, не так тут и плохо. Можно даже сказать - хорошо. К философии подталкивало не только спиртное, но и тепло - с обязанностями кочегара Павел, похоже, справился. Ну вот, наконец, он и выбрался - лежит в богом забытой хибаре на краю света... и света здесь нет, есть чувство свободы и сопричастность к миру. Сегодня он еще чужой, а завтра будет с миром на равных. Первым засопел Семен, за ним Герка, теперь его очередь, остались какие-то минуты. Еще немного...
   Павел отчетливо услышал звук. Словно кто-то тяжело вздохнул. Однако вздох раздался снаружи, ближе к двери. Почудилось? Или вздохнул кто-либо из приятелей? Замер, вслушиваясь в тишину. Подобное иногда случалось - когда ему мерещилось, что кто-то произносит его имя. Минута прошла в тревожном ожидании, прежде чем Павел понял, что уже сидит на лавке. Значит, придется выйти и проверить. А что это даст? Ничего не даст.
   Дверь на удивление легко поддалась, обозначив край темного неба. Хотя различить, где проходит граница неба и озера, невозможно. После натопленной избы снаружи было довольно прохладно. Павел повернулся и вновь услышал звук. Однако на сей раз иной, хотя и знакомый. Этот звук он сегодня уже слышал. Сначала звук несколько его раздражал, а затем куда-то исчез. Звук рождался на короткое мгновение и тут же умирал. Рождался и умирал - так стонет металлическая уключина, когда гребут веслами.
   Спуститься к берегу - пять минут. Павел спускался значительно дольше. Спускался на ощупь, не представляя, куда в следующее мгновение следует ступить. Оказаться на земле - не лучший вариант, сломать ногу - тем более. Пахнуло влажностью - темная поверхность озера лежала всего лишь в шаге. А что звук? Он исчез. И как ни вслушивался он, как ни вглядывался, все попытки оказались напрасными. Он еще выждал, словно надеясь на удачу, однако ничего не услышал. Стало зябко - стоять голышом на берегу озера в сентябре не слишком большое удовольствие.
   Ну, разве не дурак? Да если и была лодка - что с того? Это же лодка, а не космический корабль пришельцев. Однако в ту же минуту кто-то невидимый негромко произнес - Сюда случайно не забредешь, если только кто подскажет. Это же Герка сказал! Что он еще говорил? Грот! Герка вспоминал о существовании грота. А вдруг это старик? Чушь. Какой старик ночью? Чего старику делать на озере ночью? Тут и днем не сразу тропинку найдешь.
   Приятели мирно посапывали - счастливые люди. Спят и видят сны. Интересно, что им снится? Если не забуду - спрошу. И про грот спрошу. А что? Праздный, ни к чему не обязывающий интерес.
  
   Приемник шипел, вероятно, уже давно. Однако разбудил Павла и вовсе не противный звук, а запах табака. На блюдце медленно тлела сигарета в мундштуке - сигарета Герки. Только он курит с мундштуком. Говорит, не так вредно. Эх, Герка, Герка - большой чудило. Павел потянулся и тут же сел - а где мужики? Не похоже, чтобы Герка закурил и тут же бросил сигарету. А приемник? Чего, спрашивается, его включать, если кроме помех, поймать ничего невозможно?
   - Эй! Вы где? - произнес он, - мы так не договаривались.
   Времени часов шесть или семь. Он отыскал свои ходики - точно, начало седьмого. Ранние пташки у него приятели. Во сколько же они встали? Похоже, и позавтракать успели - на столе кроме сигареты стояли две пустые металлические кружки.
   Новый день встретил Павла сдержанно - лишь солнце на мгновение заглянуло в глаза, чтобы тут же исчезнуть за тучей. А мужики-то куда-то пропали - по крайней мере, возле избушки их не было. Пошли на берег? Решили проверить сети? И вдруг Павел увидел на песке след босой ноги. И себя он увидел - стоящего в темноте.
   Походная горелка явно разучилась справляться со своими обязанностями. Павел крутил колесико, закачивал керосин - однако безуспешно, только перепачкался.
   - Мы так не договаривались, - произнес он. Затем посмотрел на сигарету Герки и после некоторого сомнения затушил - раздавил в блюдце. Реанимированная горелка все же вспыхнула, выбросив облако копоти. Наполненная водой металлическая кружка подсказывала - ждать придется недолго. И все же Павел не удержался - принялся крутить ручку приемника. Тот изредка замолкал, впадая в состояние оцепенения, а когда возвращался к жизни, издавал недовольный шум, словно просил, чтобы его выключили.
   - Мы так не договаривались, - неизвестно к чему вновь произнес Павел. - Ты хоть скажи, какую погоду ожидать?
   - Десять градусов, ветер восточный, - прорезался женский голос. Однако уже через минуту куда-то пропал.
   Семен с Герой объявились спустя пару часов. Павел сидел за столом и с мрачным видом читал старую газету, случайно оказавшуюся в рюкзаке. Первым вошел Герка. Взял свой мундштук и принялся его разглядывать, словно никогда прежде не видел.
   - Представляешь, решил, что потерял. В одном кармане смотрю - нет. В другом - нет. Что за ерунда? А он, оказывается, здесь себе спокойно лежит и меня дожидается. Как сам? Газету читаешь? И что пишут?
   - Этой газете - месяц. А пишут - что у нас обычно пишут? Собрали рекордный урожай пшеницы. С почином выступил... сейчас тебе скажу... товарищ Алабердыев выступил.
   - Кто? - не понял Гера.
   - Алабердыев, ты его знаешь? Вот и я прежде не знал. А как газету прочитал, так и узнал. И ты теперь знаешь. Сейчас Семен придет, и он узнает - все же почин.
   - Сети пропали.
   - Как пропали?
   - А вот так - взяли и пропали. Нет сетей, - и чтобы наглядно продемонстрировать, как исчезли сети, Герка сделал неприличный жест. - Думал, ошибся. Темно все-таки было. Унести не могло - ветра же ночью не было. И сейчас нет. Хрень какая-то! Что мы без сетей делать будем? Водку жрать?
   Павел отложил газету.
   - Слушай, я, конечно, не уверен, но вчера, когда вы оба храпели, причудилось мне.
   - Что именно?
   - Дело не в этом. Дальше слушай. Выхожу, темень кругом, хоть глаз коли. И вдруг слышу - гребет, вроде, кто-то.
   - Как гребет? Где? - возбудился Герка.
   - Уключина скрипит. Пока к берегу спускался - там же темно, ни черта не видать. Стою, слушаю - тишина.
   - Погоди. Слышал или показалось?
   - Не могу сказать. Но звук был.
   Вошел Семен. Вид озабоченный.
   - Я вот чего подумал. Мы вчера лодку где оставили?
   - Как где? - не понял Герка, - на берегу оставили. Где еще оставить?
   - Не уверен, утверждать не берусь, - продолжил Семен, - однако сдается мне, сегодня с утра лодка была в другом месте. На берег мы ее вчера вытащили, а сегодня смотрю, вроде как не так стоит.
   - Паша, повтори свой рассказ, - кивнул Герка.
   Павел повторил.
   - Выходит, мы здесь не одни, - подвел итог Семен. - И этот кто-то явно не отличается приятными манерами.
   - Больно шустрый, гад. Не успели поставить, тут как тут! Получается, он за нами следил? Рыбу если бы взял - не так жалко. Нет, ему сети нужны.
   - Ночью?
   - А что ночью? - излишне эмоционально воскликнул Герка. - Какая разница! Если ты место знаешь, спрашивается, какая разница? Вот он - фонарь на горе! Свет в окне - лучше и не придумаешь. Вот гад какой! Стрелять таких надо или топить. Прямо на месте.
   - А если все же унесло? - засомневался Павел. - Могло сети в открытое озеро унести?
   - Да как их унесет? Ты мне объясни! Как их унесет, если никогда не уносило! Не первый год живу, и на тебе - унесло! А ты чего молчал? Не мог разбудить? Видите ли, ему показалось.
   - А вдруг это твой дед? - выдал новое предположение Павел.
   - Дед? Не может быть. Кто угодно, только не дед. К чему старику сети - вы что? Не думаю.
   - Почему бы и не взять? - мрачно продолжил Семен. - Приплыли рыбаки. Сети бросили, водочки откушали и сладко заснули. Бери - не хочу. Мы поставили, а старик твой тут же их и снял. Час работы.
   - Допустим. Однако зачем трогать нашу лодку?
   - Его лодку, - поправил Семен.
   - Хорошо, его лодку. Какого рожна ему нужна лодка? У него своя имеется - не на аэроплане же он сюда прилетел.
   - Ну и что делать будем? - задал, вероятно, самый сложный вопрос Павел.
   - Вариантов немного, - предположил Герка. - Первый - сети сняли. Второй - унесло в озеро.
   - Не там, где следует, искали, - подсказал Павел.
   - С мысли не сбивай. Нормально искали - Семен подтвердит. Ночью Паша слышал, кто-то греб на лодке. Выводы? Хулиганит кто-то. Теперь другой вопрос - более важный. Как нам его прищучить? Эх, был бы моторчик, мигом бы облетели вокруг. Дай-ка твою газету, а заодно карандаш какой-нибудь...
   Вскоре все трое склонились над столом, где разместилась воображаемая карта острова. Герка, естественно, выступал за предводителя.
   - Здесь мы - объяснил он и нарисовал домик.
   Павел усмехнулся.
   - Ты чего?
   - Да так - ничего. Домок аккурат для Алыбердыева.
   - Какой еще Алыбердыев? - вытаращил глаза Семен.
   - Комбайнер. Собрал рекордный урожай пшеницы - в газете написано. А домик, что нарисовал Герка, как раз для него. Видишь - Алыбердыев.
   - Паша у нас с юмором, - объяснил Герка и продолжил рисовать карту. - Здесь бухточка должна быть.
   - Он, что, по-твоему, полный дурак? Снял сети и спрятался на острове?
   - Конечно, дурак! Еще какой дурак! Нашел у кого воровать сети! Как ты ночью на материк пойдешь? У него - что, навигация? Поэтому даже законченный кретин не пойдет ночью на материк.
   - Предлагаешь обойти остров? - уточнил Семен.
   - На лодке. И не весь остров, а лишь малую его часть. Вот здесь, - Герка ткнул карандашом, - делать ему нечего. Там открытое пространство. Всегда волна. Туда он не пойдет - туда вообще никто не ходит. Главное ему сейчас - спрятать сети. А где можно спрятать - вопрос.
   Генка достал сигарету и принялся ее разминать - вертел грубыми пальцами и, вероятно, над чем-то размышлял.
   - Грот? - подсказал Павел.
   - Молодец, военный - соображаешь. Я вот только думаю - дурак он или не дурак? Если дурак, попрется в грот, а если соображает немного, найдет что-нибудь более подходящее. Другие соображения имеются?
   - А если он не один?
   - И мы не одни, - хладнокровно ответил Герка. - Вон нас сколько.
   Затем прошелся по избе, чиркнул спичкой и выпустил ядовитое облако.
   - Подкрепление требуется? Будет вам подкрепление.
   Через минуту рядом с домиком Алыбердыева лег обрез - Герка вытащил его из мешка. Никто из приятелей не удивился, хотя, вероятно, задумался.
   - У них тоже может быть оружие, - мрачно заметил Семен, - предлагаешь начать войну?
   - Я чего-то не понимаю, - Герка выпустил еще одно ядовитое облако, - нам что, в милицию бежать? Заявление писать? Или в газету объявление дать - мол, пропали сети. Прошу вернуть за вознаграждение. Вы чего! Вы откуда свалились? Здесь закон один - старый и верный. Напакостил - ответь. А каким будет приговор - нам решать.
  
  
  
  
   13
  
  
  
  
   Старика звали Ленька. Давно звали, а как давно - не помнил и сам старик. И жизнь свою прежнюю старик не помнил - не нужна была она ему. Прежде случалось, сам с собой разговаривал - произнесет имя слух, а потом рукой махнул. Какое ему дело - Ленька он или Петька. Не повезло с жизнью, не заладилось, и с людьми не повезло. Сколько старику было лет? Порой он и сам путался. Пятьдесят лет было, и шестьдесят было, а вот семьдесят еще не исполнилось. Значит, где-то здесь - в этом промежутке. Говорят, человек проживает на своем веку несколько жизней. Так оно и есть. Ленька, вероятно, доживал последний предоставленный ему, срок. Сначала жил на два дома - летом в лесу, зимой на хуторе. Затем все как-то перемешалось - в поселок приходил крайне редко лишь по необходимости. Высохшее тело требовало мало - вообще ничего не требовало. Чаю попьет, суп грибной сварит раз в сутки - вполне достаточно. Самое сложное - отказаться от табака. Вот тут проблема. Видно, глубоко въелся табак, а потом и он отступил, прервав еще одну, связывающую Леньку с цивилизацией нить. Теперь он был свободен, в полной мере предоставлен себе, когда нет необходимости считать каждую щепотку табака.
   Был ли Ленька отшельником? Вряд ли. Случайные встречи со случайными людьми доставляли удовольствие. Хотя со стороны впечатление он производил странное - то ли леший, то ли дух лесной, поди - разберись. Говорить едва не разучился - не с кем беседовать, а с собой скучно и утомительно. И все же люди к нему приходили, порой совершенно незнакомые. Он их слушал, но больше разглядывал, внутренне признаваясь себе - пропасть, что разделяет его и человечество с каждым днем становится глубже. Данное открытие не волновало, напротив, Ленька вдруг почувствовал в себе иные способности, о которых прежде и подумать боялся. Ленька научился чувствовать, как чувствует человека лесной зверь. Нет человека - не видно и не слышно, а он чувствует - как тот шагает, взбирается по косогору, хлопает прилипшую мошку и вытирает пот. Иногда и Ленька пропадал. Для себя пропадал - растворялся в окружающем лесном мире. Неожиданно стал тесным лес - как с возрастом становится тесным родной дом. Ленька забирался все дальше и дальше, обживая еще вчера чужую территорию. Радостные минуты - когда он первым заметил лесного зверя и подошел, неслышно ступая. Сердце не бьется - стучит ровно. И ноги не гудят, и комар летит стороной, не обращая внимания на странное существо. По лесу ходил, словно по проспекту, подмечая только одному ему понятные признаки. Здесь волк прошел, а здесь человек. Волк прошел на запад, а человек на север. Волк человека видел, а тот, получается, вообще не заметил - слепой он.
   Люди к Леньке приходили разные - и хорошие, и дурные. Однако и те, и другие приносили подарки - Ленька не отказывался. Молча слушал, вопросов не задавал - и без того все ясно. Водил носом, вспоминая когда-то родной запах табака, глядел, как тлеет чужая сигарета, и вновь понимал, что и он стал иным, а каким - непонятно. Порой о нем и вовсе забывали, и Ленька забывал - исчезал на долгие месяцы. Единственный товарищ, которого навещал раз в год, жил в четырех днях пути. Как и водится, познакомились в лесу - Ленька забрел на чужую территорию. Оказалось, территория Анатолия - егеря из соседнего района. С тех пор и ходил раз в год на день рождения. Придет, в бане помоется, новости, что в мире происходят, узнает и на следующий день восвояси отправится. Однажды по пути к Анатолию набрел на медвежонка - совсем пацан, глупый, несмышленый, без матери, видно. Медведь шел за ним верст пять - привязался как к родному. На обратном пути Ленька его вновь встретил. Поговорили. Хотя разговор получился тяжелый - убили медведицу люди, что из города к Анатолию приезжали.
   - На север иди, - сказал Ленька, - там тебя никто не тронет. А здесь пропадешь.
   Медведь не понял и еще версты две следовал за стариком - и в самом деле несмышленый попался. Анатолию о своем знакомом Ленька не сказал. Сказал егерь, спросил, мол, никого не встретил? Ленька лишь отвел в сторону глаза - как хочешь, так и понимай. У каждого своя судьба. Бывало, что в Леньку стреляли, и тонуть он тонул. Всякое бывало. Стреляли дурные люди - шарахнули, видно, с испуга. Городские - они через одного дурные. Ленька их стороной обошел, никто не мешал - собак у охотников не было. Тонул по глупости - задумался. По весне в низине под лед провалился. Ничего - не утонул. Вымок, правда, и нож потерял. Хороший нож, справный - лет пятнадцать послужил. Привык - а куда денешься? Чем себя на лед вытащишь? Всякое бывало - и клещ кусал вредный, и змея. Однако выжил - каждому свой срок. Анатолий молодой - долго еще проживет. И человек хороший, поэтому поживет свое - он знает. На другого глянешь, словно мертвец. И говорит, и смеется, а все одно - будущий покойник. Год прошел, и точно - умер. Люди, как и лес. С виду дерево, а тронешь - упало, рассыпалось в труху. Также и человек - ходит и не знает.
   Солнце стояло в зените. Великий праздник. Солнце старик любил, верно говорят - всякому достанется, стоит лишь глаза поднять. Осень отступила, сегодня дождя не будет. И завтра не будет, дождя следует ожидать... Ленька поводил носом - если принесет, с востока.
  
   На солнце только с противоположной стороны острова смотрел и Павел. Решили пройти вдоль берега - глянуть, вдруг что заметит? Вот кабы бинокль был, так нет бинокля. Семен остался верен себе - забрасывал порой блесну, чем вызвал явное недовольство Герки, который отчаянно работал веслами.
   - Ты, дурья башка, не тем занят, - ворчал он. - Рыба никуда не денется. Поймаешь ты свою рыбу. Лучше гляди по сторонам.
   Однако смотреть было некуда - кругом либо скалы, либо валуны, облизанные ветром и водой. Красивое место. Приехать сюда летом теплой компанией, залезть вон на ту вершину. Кстати, а почему бы и сейчас не слазить? Вероятно, самая высокая точка острова. Павел прикинул - за час доберется. Однако что он увидит? А ничего кроме теряющейся у горизонта синевы. Несколько раз приближались к берегу, высматривая возможные следы злоумышленника, однако поиски оказались напрасной тратой времени. Павел был уверен, здесь никогда не ступала нога человека. Семен, похоже, также согласился, хотя и предпочитал помалкивать - швырял блесну. И только Герка словно одержимый продолжал работать веслами, выбирая очередное место, куда бы причалить. Сдаваться он не собирался, хотя было видно - продержится недолго. Так и случилось.
   - Садись за весла, спина разламывается, - пожаловался он.
   Сел Павел.
   - И куда?
   - А черт знает, куда! Обратно греби - жрать хочется. Ничего себе - рыбалка. В гробу я видел такую рыбалку. Сглазил нас кто-то. Определенно - кто-то сглазил. Бабу на пристани видели? Вот она и сглазила. Стоит и смотрит. Чего, спрашивается, смотреть? Она что - мужиков не видела? Я вам, парни, вот что скажу - в этом что-то есть.
   - В чем? - подал голос Семен и вновь забросил блесну.
   - В сглазе. Нужно было трижды плюнуть и кепку обратной стороной надеть - не надел. А все ты, Пашка, виноват.
   - А я-то с чего? Я что ли на тебя пялился?
   - Вовремя не пришел - вот чего! Все к одному. И лодку сразу найти не могли.
   - Нечего, на ночь глядя, сети бросать, - подсказал Семен.
   - Ну ты даешь! Ты что - совсем? А когда их бросать? Ты меня удивляешь - во дает! Всю жизнь на ночь бросал, и что?
   - Прекращайте мужики, - не выдержал Павел. - Что вы, как малые дети? Один - сглаз какой-то, трижды плюнуть, другой - сети на ночь бросать нельзя. Без рыбы не останемся, верно я говорю, Сеня?
   - Сперли и сперли, - ответил Семен, - хрен с ними. Не самое страшное. Вот если бы лодку сперли, тогда - да, тогда трагедия. Прикинь, как бы мы домой добирались? Вплавь? Или плот сделали?
   - Но мужик-то был, - вспомнил Герка, - Паша его видел. Вечером лодку к избе принесем - береженного и бог бережет.
   - Ты чего! - возмутился Павел, - тащить в гору лодку?
   - Не хочешь? Пожалуйста. Тогда будешь в лодке спать. Такой вариант тебя устраивает?
   - К чему бросаться в крайности?
   - Сети - денег стоят, - напомнил Герка, - ты съездил и на год забыл. А мне как быть? С чем в следующий раз поеду? Или у другого горемыки позаимствовать? Также ночью выследить? Встретил бы гада - убил! Не задумываясь, отстрелил бы башку и на корм рыбам...
   В следующее мгновение Герка едва не вывалился из лодки.
   - Вот он! Чтоб я сдох! Вон!
   Павел и Семен непроизвольно вскочили, и тут же оказались... в воде, впрочем, как и Герка.
   - Вот он гад! Видите? - кричал Герка, похоже, не обращая внимания, что все трое бултыхались в воде.
   - Где?
   - Да вон там - неужели не видите?
   Ничего, кроме перекошенного от злобы лица Герки, Павел не видел. Семен, вероятно, также был обеспокоен другим - подплыл к лодке, которая, слава богу, не перевернулась окончательно.
   - Плыви, - рявкнул он. - Ты же об этом мечтал? Догоняй, я не против... идиот. Совсем рехнулся - едва не угробил! Толкай, давай лодку... придурок.
   К месту добрались под вечер - злые, усталые и мокрые. Хотя в некоторой степени повезло - берег оказался близко, в противном случае, еще неизвестно, чем бы закончилось купание.
   - Плевать, я три раза тонул, - сообщил Герка, снимая мокрую одежду, - этот четвертый. Думаю, не считается - я и испугаться не успел. Утонуть для рыбака почетно. Как думаешь, Сеня? Молчишь? Сами виноваты - вскочили, как ошпаренные.
   - Ты первым вскочил, - поправил Павел.
   - А мужик-то, ребята, был. До последнего сомневался - врет Пашка или не врет? Теперь точно знаю - не врет. Был мужик. И лодка была - сам видел. Правда, мы бы его не догнали - слишком далеко. Завтра пойдем. Никуда он от нас не денется. Я эти места знаю.
   - Я никуда не иду, - вдруг заявил Павел.
   - Как не пойдешь? Нам что - с Сеней вдвоем идти? Я чего-то не понимаю? Может, объяснишь свой маневр? Кажется, у вас так называется товарищ командир?
   Павел поднялся и чтобы бросить в печь дров - сидели все трое раздетые, и чтобы взять небольшую паузу, столь необходимую в разговоре.
   - Допустим, лодка была. Допустим, мы найдем человека. Однако кто тебе сказал, что это именно тот человек?
   - Я умею с людьми разговаривать, - бросил Герка.
   - С этим - что ли? - Павел взял со стола обрез. - Это не разговор. И что ты ему скажешь?
   - Мое дело. Сеня, ты со мной?
   Семен словно проснулся - похоже, беседа его утомила.
   - Паша прав, откуда мы знаем, что именно он украл сети? Когда тебе в нос железяку сунут, во всех грехах сознаешься. А знаешь, Герка, лодку-то я не увидел.
   - Как!
   - А вот так - не видел, и все тут. Не до лодки было. А ты, Пашка, - видел?
   - И я не видел, - признался Павел.
   - Вы чего, парни! Как не видели? Мне что - привиделось?
   - Человек в лодке был один?
   - Вроде, один, - неуверенно ответил Герка.
   - Вроде или один? - уточнил Семен и взял со стола обрез. - Маслом неплохо бы смазать. Не любят они воды, как и я. Рыбу ловить люблю, а вот нырять - не люблю. С детства, видно, пошло, напугали здорово, поэтому и не люблю. Герка говорит - трижды тонул. А я сегодня первый раз - неприятно. Честно скажу - не хочется умирать. Чтобы вот так глупо, взять и умереть - не хочется. И пулю словить не хочется.
   Семен переломил короткий ствол обреза и посмотрел на свет.
   - Если пойдем, пойдем все вместе.
   - Грот, - вдруг вспомнил Павел, - ты говорил, на острове есть грот. Там он и спрятал сети. Кто еще знает о гроте?
   - Ну ты даешь! - возмутился Герка. - Кто знает? Я вам сказал, вот и вы узнали. Дед Ленька говорил худое место, не суйся.
   - Далеко идти?
   - Как пойдем. Быстро пойдем - час времени в одну сторону. Предлагаешь сейчас?
   - В трусах?
   - Тогда завтра... хотя завтра поздно будет. Может, подождем, пока одежда высохнет, и пойдем.
   Семен улыбнулся.
   - А не много ли впечатлений на сегодняшний день? Тонуть - тонули, а свернуть себе шею я предпочитаю днем - мы же вверх полезем?
   - Старик говорил - худое место, - напомнил Герка, - бесовское. Острог Беса называется. Вроде как бесов в острог поместили - смекаете? Мне, конечно, плевать, я и с бесами поговорить готов. Вот только ружье смажу.
   - Бесы - плохо. С бесам шутить не следует. Ты их не трогаешь, и они тебя не замечают. А тут, говоришь, острог? Тюрьма - что ли? А кто их в острог определил? И главное - за что? Место подходящее, без проводника не найдешь. Думаю, старик сюда не сунется. Если сказал - худое, значит, не сунется.
   - А вдруг это бесы были? - выдал Герка, - вдруг это они сети стащили?
   - Ты чего мелешь! К чему бесам сети? Рыбу ловить?
   - Валить отсюда нужно, - подсказал Семен, - чем раньше, тем лучше. Валить, пока живы и здоровы.
   - А сети?
   - В сети тебя бесы и поймают. В твои же сети поймают.
   - Чего вы переполошились? - вдруг осмелел Герка. - я же бывал здесь неоднократно. И что? Жив, как видите. Старику верить нельзя - с придурью он. Круглый год по лесу бродить - сам словно бес. Бородища - во! До пупа! Уставится на тебя и молчит. А что у него в голове?
  
  
  
   14
  
  
  
   Видения приходили к нему внезапно, как и мертвецы. Сначала явился тот молодой парень. Как же его звали? Рядовой Сенюков. Как его убили, Ленька не видел - не до того было. Однако кто-то из оставшихся в живых видел - сказал, Сенюкова убило. И вот он явился Леньке - присел на корточки и смотрит, как Ленька ест. Он решил было, кто-то из своих из землянки вышел, а потом глядит - матерь божья! Так это Сенюков! А какой может быть Сенюков, когда его убили? Сидит и ест дальше. И Сенюков сидит. На покойников Ленька уже насмотрелся - не волновали они его. Что ни бой, обязательно кого-нибудь зацепит. Час назад с человеком говорил, и нет человека. А Сенюков сидит на корточках и смотрит на Леньку голодными глазами - так обычно собака глядит. Что за наказание? Думал от товарищей спрятаться, чтобы не делиться банкой тушенки. Решил ночью банку съесть, как его в наряд определят. И что?
   Ест Ленька, скребет банку ложкой, глотает потроха с жиром и думает. Если Сенюкова убили, значит, получается, он покойник. А вдруг Ленька его - Сенюкова - тушенку ест? На мешке не написано, и на банке не написано. А к чему покойнику вещевой мешок? Схватил и бегом - греха никакого. Да и не было кроме тушенки в чужом мешке ничего.
   Рукой махнул призраку, мол, ступай, коли тебя убили, так и делать тебе среди живых нечего. Тут уж как повезет, кого пуля выберет. Вчера тебя выбрала, а завтра кто знает? Наутро лишь спросил, как Сенюкова убило. Никто не ответил - забыли, видно. А банку пустую Ленька в песок закопал и сверху прикрыл мхом.
   Леньке каким-то необъяснимым образом везло. В том смысле, что он все еще был жив. И после того, как они все попали в мясорубку, из которой выбраться невозможно. Только на Леньке не было ни одной царапины, словно невидимые силы всякий раз отводили от него беду, выбирали другую жертву, с которой жестоко и расправлялись, порой на его глазах. Повезет Леньке еще не раз, последний - когда они едва не перестреляют друг друга. У страха глаза велики, а ночь в лесу еще более опасный противник. Она же кругом и везде. Куда ни глянь - и справа, и слева. Положили своих, а сколько - одна ночь знает. Постреляли и разбежались, а уж только потом поняли - в кого стреляли, с кем бой вели. Проще говоря, ошибка вышла. Ничего удивительного - война одно большое недоразумение, путаница и неразбериха полная. Шли днем, и ночью шли. Появлялись новые люди, куда-то исчезали уже знакомые. Шел Ленька с каким-то трудно объяснимым упорством - молча вставал после небольшого привала и отправлялся дальше в лес. Кто следовал за ним, Леньке было безразлично - он не спрашивал и нисколько не удивлялся, обнаружив на следующем привале, что ряды их еще больше сократились. Кто знал, что, отправляясь в лес, Ленька уходит не от войны, от себя он уходит.
   Старик поднял голову. Тогда, помнится, тоже солнце было. Он смотрел и не понимал - как оно может светить, когда на земле, черт знает, что творится? Почему тогда солнце не погасло? Хотя бы на один день - взяло бы и погасло.
   Затем к нему другие пришли - сейчас и не вспомнить кто именно. Пятеро их было. Всех пятерых и расстреляли. Как их расстреливали, он не видел, только слышал. И лодку вместе с ними крупнокалиберным пулеметом. У него звук ни с чем не перепутаешь - уверенный в себе и шансов никаких. А пришли они к Леньке уже потом и вновь все как один мертвые. Вода с них течет и мокрые. Четверо в сапогах, а один босой. Видно, перед смертью сапоги скинуть успел, думал выбраться из воды. Умора! Как же из-под крупнокалиберного выбраться, да еще в воде? А Ленька шел дальше и дальше - голод его не беспокоил - траву ел, лягушек, что бог пошлет, то и ел. И бывало, что и забывал о нем всевышний - Ленька не возражал. Перепугался одно время - как, думает, жить будет, если кругом один лес? Однако и лес как-то живет, и всякий, кто в нем, тоже как-то живет. Пускай недолго, пускай до зимы, однако живет.
   Старик улыбнулся. Ох и перепугался он тогда - бросился обратно и вдруг понял, ни в жизнь не найти ему дороги. День шел, а пришел туда же - вот здесь он и сидел. И береза стоит, и пень трухлявый. Однако и другое понял Ленька - нет здесь войны, и никогда не было. И вряд ли когда-нибудь будет - лес подсказал. Смотрит на него снисходительно, покачивает верхушками сосен и говорит - заплутал, мужик, сбился с пути? А то гляди - оставайся. Места всем хватит, да и какая разница, где жить? Главное - как жить.
   Вряд ли подобная мысль могла придти в голову Леньке, однако пришла. Значит, кто-то подсказал, другой вопрос - кто. Этот "кто-то" и к гроту вывел, любезно указал дорогу.
   Старик перевел взгляд - внизу рядом с берегом в воде барахтались трое. Они что-то кричали - что именно, Ленька не слышал, да и слушать не хотел. Сами выберутся. Как залезли, так и выберутся. А если утонут - на все господня воля. Старик вновь перевел взгляд. Слегка прищурился, хотя и без того было видно - там, вдали, кто-то гребет на лодке. И что-то в этом размытом образе знакомо - те же неторопливые, размеренные движения, когда весло бесшумно входит в воду, а сама лодка - мрачный призрак, исчезающий из вида.
   Мужики в воде прекратили бестолково бултыхаться и принялись медленно толкать перевернутую лодку к берегу.
   Впервые призрака Ленька увидел еще во время войны. На рассвете было дело. Туман словно молоко по озеру. И вдруг звук. Пару минут соображал, а как до него дошло, бросился к берегу.
   Лодка. Но больно какая-то странная. Вроде как и не лодка. Внешне похожа, да и как ошибешься? Лодка, она лодка и есть. И все же что-то здесь не так. Что-то подсказывает - не лодка это вовсе. Ленька стоит, из кустов смотрит и не может понять. Чего-то не хватает, а чего - не знает. И человек в лодке на человека непохож - нет желания окликнуть. И непонятно, что он тут делает, какого, спрашивается, ему в столь ранний час потребовалось? По какой такой нужде? Капюшон на нем. А вот что под капюшоном... Ленька был уверен, под капюшоном как раз ничего и не было. И главное, пропал звук - тот, что рождают уключины. Не было звука. Отчего и лодка выглядела странно. Ленька едва затвор на винтовке не передернул - бесовская сила так и требовала. Сдержался. А вечером вновь лодка, только плывет она в обратном направлении. И вновь желание дослать патрон в патронник и пальнуть. Через день новая встреча и, следует признать, не самая радостная. Прибило к берегу утопленника. Месяца три человека не видел, а тут пожалуйте, но только мертвец. Вот тогда Ленька и задумался. Сопоставил одно с другим и пришел к неутешительному выводу - призрак, а это, во всей вероятности, был он, явился, словно желал подсказать, что следует ждать гостей. А гости, как известно, бывают разными, в том числе и незваными. Леньке и прежде приходилось слышать по молодости рассказы о злых духах. Однако слышать - одно, а стать свидетелем - другое. Да и время в общем-то, казалось, неподходящее - война где-то гремит, люди каждый день тысячами погибают.
   Утопленник лежал у берега, и что делать с ним Ленька не знал. Устал он от покойников. Думал, хоть здесь отдохнет. Нет! И сюда приплыл. Он что, не мог приплыть в другое место? Почему именно к нему? А этот тоже хорош. На своей лодке - туда-сюда.
  Ленька был раздосадован и даже зол. И на призрака, и на покойника. Еще день Ленька думал, где закопать мертвеца - окружающий ландшафт, состоящий из валунов, для погоста явно не годился. Поступил Ленька следующим образом - соорудил для мертвеца небольшой плот - привязал по бокам по стволу дерева и отправил в плаванье. Через пару дней покойник явился вновь. Ленька сидел на камне и смотрел, как мелкая волна облизывает лицо - вернее то, что от лица осталось.
   У каждого всегда есть право выбора - поступить так или иначе. Как следует поступить, Ленька знал - скинул с себя одежду и поплыл, толкая впереди себя плот. Несколько раз ткнулся головой в пятки мертвеца - тот по-прежнему лежал на бревнах. Нужно течение - его не было. И ветра не было - полный штиль. Хватило бы сил - он повернул голову и усмехнулся. Еще не хватало утонуть. Умора! Кому скажи... а кому скажешь, если вот здесь и утонешь? И ради чего?
   Ленька еще разок повернул голову - далее опасно, да и сил больше нет. И вдруг он вспомнил - принялся вращать плот. Покойника полагается выносить вперед ногами. Вот, дорогой, и плыви. Еще Ленька вспомнил - выплюнул воду, что вошла через нос, и зашептал молитву. С минуту оба дрейфовали, а затем покойник поплыл... сам поплыл в открытое озеро.
   Сколько же лет прошло с тех пор? - Много. Тогда он был молодой и сильный, хотя, помнится, едва добрался. Плывет, голову вскинет, а берег на месте стоит. Чертовщина какая-то. Он вновь плывет, а берег не приближается... он, зараза, напротив удаляется! Испугался Ленька, струхнул, чего давно не было - почувствовал, что смерть-то вот она - вместе с ним плывет. И вонь ее почувствовал - увидал себя мертвого, как его к берегу волной прибило.
   Говорят, люди по природе своей двужильные. И когда одна жила рвется, на выручку приходит вторая. Ленька уже тонул, зная, что вот сейчас, через минуту порвется и вторая его жила. И она порвалась. Вот тут он и встал - опустился на коленки. Думал - рехнулся. А может, и рехнулся. Стоит метров за двести от берега на коленках в воде - как тут не рехнуться? Гряда. Это была каменная гряда - непонятным образом оказавшаяся у него на пути. Она его и спасла. Хотя нет - Ленька сам себя спас - не стрельнул в свое время призрака, а как хотелось! Палец так и чесался! Зудел на спусковом крючке, словно комар прихватил. Что это было? Искушение? Наверно, искушение - бесы его испытывали. Стрельни он тогда призрака, и не нашла бы его гряда - мимо бы проплыла. Он же потом искал ее - плавал на лодке. Нет там гряды! Где он одуревший на коленках стоял, гряды не было. Дурное место, совсем плохое. Какое место, таков и ты. Ленька это понял - надломилось что-то в нем. Если не дано здесь жить, а он живет, стало быть, либо это не жизнь человеческая, либо он уже не человек.
   Призрака Ленька встретит еще не раз. Молча проводит взглядом, как старого знакомого - не страшен он теперь. Нынче Леньке позволено, чего иному смертному не дано. А может случиться, что один Ленька умер - не доплыл до берега, а другой Ленька совладал, но не с собой - получил великое дозволение темных сил сторожить здешние места.
   Людей с тех пор он не боялся. Они его не интересовали. И смотрел Ленька на своих соплеменников, когда их встречал, не ведая, каким взглядом он смотрит. Возможно, так глядит на щенят волчица - хотя, кто скажет, как она глядит? Незаметно Ленька забыл, что он Ленька. Имя, данное родителями - красивое и благозвучное, потеряло значение, оно исчезло. И говорить не было необходимости - с кем прикажете говорить? И все же для разнообразия Ленька разговаривал - себя слушал, как звучит голос. Радости большой в этом занятии не находил - не до того, гораздо приятней слушать другие голоса. Да и голоса бывают разные. Как скрипит сосна, отжившая свой век? И она жалуется, подсказывает, как ей непросто, как болезнь гложет, а жить-то хочется. И ей - сосне, древесине бестолковой - хочется. И какой сидит в ней недуг, Ленька знал, а чтобы поддержать, рукой прикоснется. Кора старая, в трещинах и забыть забыла - не рожать ей больше. Смола еще по весне выступит, но какая это смола? Через год пройдет Ленька, вспомнит, решит навестить, а навещать уже некого. Стоит мертвое дерево - нет в нем жизни, умерла. Ну и хорошо, зимой умерла во сне - не так больно. А он живой, почему? Срок не подошел? А когда его срок? Стоит и спрашивает - руку на мертвом дереве держит. Не дышит, а прежде дышало - едва-едва, его нынче не обманешь. Простоит древесина мертвая до осени - он видел, как падает огромное дерево. Смотреть страшно. Падает, как человек - большой человек.
   Озеро, как и лес, стало ближе по духу - они его приняли. Что-то из Леньки вышло, а они вошли. Лесной человек. Еще не леший - тот, с ним играться вздумал. В ухо дунул и говорит - Ленька! Голос незнакомый, а все одно голос. Чудно. В лесу ни души, а кто тогда в ухо шепчет? Дальше - больше. Иди ко мне в помощники, не обижу. Все одно по лесу бродишь, а так при деле будешь. Обиделся, видно - Ленька его послал куда подальше. На утро в сапоге гадюку нашел - совсем малая. Он по привычке с армейских еще времен сапог всегда встряхнет и нос сунет - а там гадина. А леший вновь в ухо - не передумал? Дурак он - как Ленька на службу пойдет, когда и без того за ним призрак обязанности закрепил. А чтобы напомнить - на лодке проплывет, сначала в одну сторону, а затем в другую.
   На грот Ленька набрел неслучайно - нужно знать свое хозяйство. Подошел и видит - грот, человек когда-то жил, а может случиться, и не один. Думает - заходить или не заходить? Потому как потом поздно будет. Присел возле и ждет разрешения, а в ответ тишина. Стало быть, не время, либо иная причина - не тянет в грот, но и не возражает никто. Прислушался к себе, вздохнул, бороду погладил - требуется идти.
   Вечером того же дня Ленька заболел - впервые за многие годы. И болел он не за себя. Нечего там болеть - не место. Свои болячки и слабости Леньки знал, а тут явно не его хворь - чужая она. И болит по-иному, словно сидит в нем кто-то чужой, и боль чужая - невиданная. Болел Ленька так - перед ним возникали мертвецы. Они заходили к нему по одному, присаживались и говорили, кого и где он убил. Двух Ленька признал - из винтовки когда-то подстрелил, враги они, хотя вблизи совсем иные. Пришел и мужик с плота - он последний был. Жаловаться - не жаловался, говорил, что плавать не умел. Если бы умел, не потонул бы. Вот тут Ленька и пошел на поправку - себя узнавать стал, имя свое вспомнил и вспомнил, насколько он голодный. Стошнило тут же - чем непонятно. Тело словно пылинка, а подняться нет сил. Дверь Ленька открыл головой, однако тут же и свалился, ударился об порог - кровь носом пошла. Дурная кровь - он ее видел - липкая и противная. Дурной крови не жалко, и себя не жалко - Ленька твердо знал, время его не подошло. Сосну мертвую вспомнил, как она жаловалась. А кому Леньке пожаловаться? Башкой в песок ткнулся - он у него на зубах скрипел. Песок Ленька и жрал - пыль, словно мука. Перевернулся, чтобы узреть, как там - наверху? А сверху на него птичий помет. Леньку не обманешь - птицы знают, что делают. Худо было, совсем плохо - умереть раз плюнуть, лишь глаза сомкнуть. Он сомкнул и чувствует - не умереть ему нынче, не его час. Не отпускают его, как тогда в озере. Только уже другие силы - более страшные. Они вечером явились - по лавкам рассеялись и решали, что с Ленькой делать. Голоса их он слышал - неземные голоса и говорили они не человеческим голосом - так воет в зимний вечер вьюга.
   Что за наказание? И почему именно он? Судьбу решали - чаша весов, словно маятник, а сами весы - песок на зубах.
   Барахтаются. Трое мужиков барахтаются в воде - Ленька их видит, как, впрочем, и своего старого приятеля - тот в очередной раз гребет веслами. И все же на кого он похож? На меня - что ли? А если так, значит, это Ленька сидит в лодке. А кто же тогда на него смотрит с горы? Прежде, может быть, он и содрогнулся бы, а сейчас лишь глядит - то на мужиков, что барахтаются в воде, то на себя вдалеке. Да и что на них смотреть - он уже знает, что их ждет. Не знает - когда, а то что, произойдет - сомнений никаких.
  
  
  
  
   15
  
  
  
  
  
   Павла Маргарита Викторовна бросилась искать на третий день - как вечер за окном встал. А где искать? Куда бежать? Кому звонить? Сердце подсказывало - беда крадется. И как только она себя не обманывала, что только не говорила - только извелась вся. Ночь еще выдержала, а дальше... кто бы знал, что ночь - секунда в тягостном ожидании. Нужны были друзья, а их, оказалось, и нет - вышли со временем. Старики Герки лишь рукой махнули - никуда не денутся, не в первый раз. Как уехали, так и приедут, домой ступай, да сопли свои вытри. Люба - жена Семена - чаю предложила и принялась рассказывать, какой ей достался непутевый мужик. Маргарита Викторовна ушам не верит - о чем она говорит? Людей спасать нужно! Сердце подсказывало - беда уже в дороге, где каждый час, если ни минута на вес золота.
   Вторая ночь - еще одно испытание. От каждого шороха вздрагивала, металась от окна к двери. Забылась коротким сном - лучше бы его и не было. Предчувствие - кто-то ледяной рукой сжал сердце, позволяя изредка перехватить дыхание.
  
   Причины для ссоры Павел не видел. Вероятно, застал своих приятелей в наиболее критический момент - еще минута и неизвестно, чем бы дело закончилось. Герка с разбитым в кровь лицом сжимал в руках обрез. Как он не выстрелил - чудо. В стволе не было патрона. В противном случае Семен уже давно лежал бы с вывороченными кишками. Хотя и без того бедняге досталось - драка, похоже, была серьезной.
   - Вы что! Озверели?
   Павел неосмотрительно оказался на линии огня, бросая встревоженный взгляд на бывших приятелей.
   - Сегодня ему повезло, - мрачно процедил Герка и сплюнул на пол.
   - Вы чего, парни?
   - Дурак он, - Семен также не мог успокоиться. Грудь ходила ходуном, а глаза полные ненависти, были готовы выскочить.
   - Поговори у меня, поговори, - зловеще молвил Герка и вышел прочь.
   - Семен!
   - А что Семен? Ему и слова сказать нельзя! Нежный какой...
   - Остынь. Прошу тебя, - Павел полез в мешок - смотреть на перепачканную кровью физиономию не было сил. - Чего сцепились?
   - А кабы знать. С пол оборота завелся и сразу в драку, - пожаловался Семен, - сетей ему жалко. Вбил себе в голову неизвестно что. Бред какой-то несет - кому нужны его сети? Здесь и нет никого! Кому они нужны! Мне, что ли? Или тебе? Он же псих! А в морду и я могу дать - ишь, руки распустил. А как в глаз получил, за ружье схватился.
   - Ты не прав, - возразил Павел. - Сети его кормят. И стариков его кормят. Для нас развлечение, а для него труд. Он же с рыбы живет.
   - И сразу в драку?
   - С левой стороны, - подсказал Павел, наблюдая за тем, как обрабатывает рану Семен, - не суетись, хорошо он приложился, синяк будет. Ты вот что... водкой обработай, а я за ним схожу. Ружье нужно взять от греха подальше.
   Герка курил - верней, пытался закурить - нервно чиркал спички, выбрасывая одну за другой. Бросил злой взгляд на приближающего Павла - не остыл еще.
   - Пошли на берег, там покуришь.
   - И ты меня учить вздумал? - ощетинился Герка.
   - Ружье дай.
   - А вот хер тебе! Ружье ему дай! Оно твое? Я бы гадину точно завалил! Ты случаем не знаешь, куда патрон подевался? Я же его своими собственными руками в ствол загонял. А-а-а-а! Понял! Это ты патрон взял.
   - Чего несешь? Какой патрон? Нужен мне твой патрон, - возразил Павел, - ружье отдай.
   - Не дам, - уперся Герка. - Сети взяли, так и ружье отдай. Как я без ружья буду? Ты подумал?
   - Что за муха тебя укусила?
   - Это точно. Гадина какая-то жвакнула, я и не заметил. Я ему как человеку объясняю - смеется. Мы же сети с ним ставили - нет сетей! Что за хрень? Тысячу лет ставил и нет сетей!
   - Чужой взял.
   - Я знаю, - Герка, наконец, запалил сигаретку. - Мужик в лодке взял - я его видел. Ты видел? Старик взял - больше некому. Другой сюда не сунется. Это наше место. Понимаешь - наше.
   - Ружье дай, - напомнил Павел.
   - Да забери ты свое ружье! - в сердцах крикнул Герка и бросил в Павла обрез - тот едва успел поймать. - Башку можно и без ружья отвернуть. Без ружья даже и лучше - не услышит никто. А кто услышит, поздно будет, - и противно засмеялся.
   - Пропали сети. Нам всем неприятно, - продолжил разговор Павел, - и мне, и Сене. Ты хоть это понимаешь? Чего напрасно бузить? С кулаками друг на друга лезть. Сети могли утонуть или в озеро утянуло.
   - Ветра не было, - возразил Герка, - ночью не было. И мужика ты ночью видел - какие еще нужны доказательства? Зол я - понимаешь? Как черт зол, а тут он - зубы скалит. Ты бы тоже не сдержался. А стрельнуть, что плюнуть, вот он... патрон. Он завсегда со мной - в кармане. Ладно, пошли - замиримся. Хороший ты парень, Пашка, но момента не понял. Если ты зол, нужно быть злым. Не ломать себя через колено, не держать внутри, иначе я не умею. Вовремя поспел, я, Пашка, в самом деле, его завалил бы. Мне все одно, попадись под горячую руку, и тебя бы завалил.
   - Неужто стрельнул бы? - задал явно противокационный вопрос Павел. Герка глянул, словно обыгрывал ситуацию. Вот тут он - Герка, обрез в руках. А там Павел - пальцы сжатые в кулаки.
   - Держи.
   - Ты - чего? - вроде как растерялся Герка.
   - Держи, держи, - Павел протянул обрез, - патрон у тебя есть, ты его в ствол загони. Но сначала я тебе по морде дам, все одно в крови.
   - Ну если настаиваешь, что ж, давай посмотрим, что у нас получится, - Герка показал желтые зубы и загнал патрон.
   Павел ударил без размаха, выбросив тело вперед. Хороший удар - даже если ждешь, увернуться крайне сложно. Герка хотя и ждал, но уворачиваться не собирался. Раздался противный звук - сначала один, за ним другой, более громкий - Герка выстрелил.
  Заряд прошел мимо - Павел почувствовал обжигающий воздух смерч.
   - Ну что?
   Павел тяжело дышал, впившись взглядом в лицо Герки - тот лежал на спине, вытаращив глаза.
   - Что за хрень, - еле слышно процедил он, - что за хрень! Я же мимо стрелял! Пашка! Ты же видел - я стрелял мимо!
   Ах, он стрелял мимо! Герка остался Геркой, хотя и стрельнул, но мимо - решил пугнуть.
   - А-а-а-а-а-а!!!
   Ствол в сторону и Герка, словно выброшенный катапультой, пролетел рядом. Лицо, перекошенное в страшной гримасе, где смешались боль и ужас. Еще секунда и Павел повернулся. Побелевший Семен стоял у двери избушки, схватившись за живот. Бурое пятно подсказывало - Герка не промахнулся.
   Что же он наделал! Нет... это они оба убили Семена. Что приятелю не жить Павел понял сразу - на нем уже была печать смерти. И он умер, едва Герка приложил разорванную рубаху к ране - страшной дыре, в которую мог поместиться кулак.
   - Я мимо стрелял, - как заведенный повторял Герка, - ты же видел. Пашка, ты видел?
   - Урод, ты человека убил.
   - Я не убивал! - зашелся в истерике Герка, - он сам на пулю напоролся! Я мимо стрелял! Я что - стрелять не умею!
   - Какая ты гадина! Ты этого хотел? - Павел, похоже, также начал терять над собой контроль. - Ты же хотел Сеню подстрелить?
   - Пашка!!!
   - Что Пашка!!! Ты человека убил! Смотри - видишь? Мертвый он. Что за придурок!
   Ноги не слушаются - и куда он идет? Что теперь будет? Ничего себе, съездил - отдохнул, рыбки половил. Кретины. И тот, и другой. Да и он хорош! Кто тебя просил лезть в драку? Я не лез, я желал башку придурку остудить. Остудил? Двинул? Так кто знал, что Герка выстрелит? Только идиот может выстрелить. А он и есть идиот. Кретин он! А вдруг Сеня не умер? Вдруг они ошиблись - не может человек так быстро умереть.
   Идет обратно на непослушных ногах - явно чужие ноги. И голова не соображает - худо совсем. Как ты, Сеня? Молчит и за живот не держится. Господи! Что за наказание? Чем прогневал я тебя? А Семен - чем? Где этот придурок? Пропал! А ружье где? Патроны. Нужно искать патроны.
   Почему не слушаются ноги? Он ползает по избушке - смотрит вещи. Нет здесь патронов. А где тогда? Как ты Сеня? Тебе уже лучше? Понял - тебе сейчас хорошо. А вот мне, Сеня, хреново. Как бы ты знал, как мне хреново!
   - Герка!
   Голос сиплый. Неужели это его голос?
   - Герка! Ты где - ублюдок?
   - Герка!!! Иди помоги Сеню в дом отнести... нет, в лодку отнести.
   Лодка. Нужно искать лодку.
   Павел спускается к берегу. Падает, вновь встает и вновь падает. Где этот ублюдок? За себя испугался, паскуда. А он - Павел - не испугался? А чего ему бояться? Кто стрелял? А это что еще? Кровь? Откуда на нем кровь? Сеню же убили... как он мог забыть?
   - Герка!
   В следующее мгновение он его увидел - мужика в лодке. Тот плыл от берега, неторопливо вскидывая весла и также без единого звука опуская их в воду. Герка! Сволочь, решил бросить. Как он без лодки выберется? А никак! И убивать не нужно - мараться не нужно. Бросил на острове и дел-то! Какая он сволочь! Подонок! Сейчас главное спокойствие. Сначала привести в норму дыхание. Вдох, задержка и глубокий выдох. Не получится - в висках толчками ходит кровь. Получится. Все у него получится. Это ты, Герка, промахнулся...
   Павел лежит на груди, широко расставив ноги, рукоятку пистолета сжимает двумя руками. Можно было и одной, но сейчас лучше двумя - шансы есть, и стрелок он неплохой. Минута у него и семь патронов. Звучит первый выстрел - промахнулся! Герка даже не оглянулся. Вторая попытка и вновь неудача! Что-то здесь не так. Но вот что именно? Патроны еще есть, а вот время закончилось. Стрелять бесполезно - слишком далеко. Павел встает и непонятно с какой целью вновь спускается к берегу - словно кто-то гонит его вниз. Смотрит и не верит своим глазам. Мелкая волна плещется о борт лодки, которая, оказывается, никуда не исчезла. А в кого он тогда стрелял? Кто плыл от берега?
   - Откуда у тебя пистолет?
   - Что?
   - Я спрашиваю, откуда у тебя пистолет?
   Герка, перемазанный в крови, стоял напротив. В руках - обрез, в обрезе патрон - тот, единственный, которого вполне хватит - на Семена же хватило. Взгляд недобрый - ничего в нем от прежнего Герки - чужой, незнакомый человек.
   - А ты у нас, Пашка, молодец. Дядьку он вечером видел - как же, поверил я тебе! Ловко, ничего не скажешь - шустрый. Сети где?
   - Ты о чем?
   - А ты о чем? Паша, зачем тебе сети, ты же не рыбак?
   Бред какой-то. К чему ему сети?
   - Рыбу, говоришь, ловить? С пистолетом? - Герка смотрит пристально и обрез перехватил - большая ошибка. А если бы Павел выстрелил?
   - Смыться решил?
   Какой он дурак! Как он смоется, нужны весла.
   Павел переводит взгляд и чувствует, как по хребту ползет холодок - вместе с лодкой на мелкой волне покачиваются и весла. Нет, это Герка решил смыться.
   - Прошу тебя, давай разберемся, - Павел вновь не узнает свой голос.
   - Как же! Поговорить он желает. Вот только о чем? О чем мне с тобой говорить, Паша?
   - На счет "три" бросаешь свою берданку, я - свой пистолет.
   - Ты меня обманешь. Не верю я тебе, Паша. Хочу и не могу - ты меня обманешь, ты меня уже обманул.
   - Боишься?
   - Тебя? - прыснул Герка, - нисколько. А вот пушки твоей боюсь. Откуда она у тебя? И словом не сказал, а мы же приятели.
   - Не пацан, чтобы оружием хвалиться. А пистолет если достал...- Павел споткнулся на полуслове - худое слово, вреда от него больше, а тут, считай, переговоры.
   - Я понял. Если достал - стреляй. Я верно понял? А в кого стрелять? Мы же с тобой, Паша, на острове вдвоем. Нет здесь больше никого, только ты и я. Значит, в меня, Паша, собрался стрелять? А тут на счет "три"... да кто тебе поверит? На себя посмотри - какой ты, на хрен, миротворец! Рожа в крови, руки в крови, взгляд сумасшедшего. Ты же, Пашка, убийца. Кто тебя просил на меня с кулаками бросаться? Сеня - ошибка, ты и сам знаешь. Кулаками помахать - согласен, но чтобы стрелять!
   - Что делать будем?
   - Хороший вопрос,- кривит рот в ухмылке Герка, - вот только ответа у меня нет. Не знаю, что делать! Не знаю!
   - На счет "три".
   - Хочешь - бросай, только я не брошу. Честно скажу - не жди.
   - У тебя берданка не заряжена.
   - Проверь. Семена видел? А дырку у него видел? Случайно зацепил, а если прицелиться?
   - Что делать будем?
   - А ты предлагай! Ты же у нас ученый. Это у меня с головой худо, совсем плохая голова. Сети где?
   Первым выстрелил Павел - вопрос оказался слишком болезненным. Спроси Герка о чем угодно - стерпел бы, но сколько можно строить из себя идиота? Упал Герка удачно - скатился под откос и ткнулся головой в лодку.
   - Не знаю я, где сети! - истошным голосом заорал Павел, - такой ответ тебе подходит? Сдались тебе сети! Ты что, и в самом деле кретин? Заладил с утра до вечера - где сети? где сети? Не знаю! У Сени спроси, вы же вместе ставили. Урод!
   Павел еще больше разгневался, когда переломил обрез - патрона в стволе у Герки не было. На понт дешевый брал - Павел едва не всадил со злости в мертвое тело еще одну пулю.
   Семен также раздражал - долго не желал закрывать глаза. Один глаз у него закрылся самостоятельно, а вот второй закрывать не желал и постоянно поглядывал, чем занимается Павел. Дел и забот хватало - избушку прибрать, собрать разбросанные вещи и выпить чая. Семена для компании Павел посадил напротив, привалив к стене. Кружку с чаем поставил скорей по привычке - в мыслях покойник продолжал оставаться живым.
   - И что вам сдалась эта рыбалка? - вдруг заговорил Павел. - Только и слышишь, а вот мы с Геркой, а вот у нас имеется местечко! Чушь! Говно ваше местечко! Убедился? Ничего здесь нет! С этим понятно. Не понятно, куда подевались сети. Их же и в самом деле кто-то взял. Как считаешь, Сеня? У Герки я не спрашиваю - обиделся я на него. Крепко обиделся. Я же ему шанс давал. А он меня послал куда подальше. И кто теперь из нас прав? Грех на душу взял - как мне теперь с ним жить? Пристал, как банный лист - откуда у меня пистолет? Я же, Сеня, военный человек. Он что - не знал? Чай горячий, зараза, и не вкусный. Вчера вкусный был, а сейчас - дрянь, горло дерет и веником воняет. Видно, прокис. Сколько раз Герка тонул - не помнишь? Вы с ним потом на досуге обсудите. А мне что людям сказать...
   Кулак влип в доску стола, едва не переломив древесину. Взлетела кружка Семена - Павел выругался, не почувствовав боли. Семен наблюдал одним глазом и молчал.
   - Еще минутку посидим на дорожку, - подсказал Павел. - Ты сколько весишь? Не знаешь? Не могу я тебя здесь бросить, и Герку не могу. Он хотя и засранец, все же в приятелях у меня ходил. В лодке сейчас лежит - сам упал. Я его, Сеня, застрелил. Как он тебя, так и я его. Или нет - не так. Он, получается, с дуру стрельнул. Но Герка не целился, я же от пояса стрелял. Да и не стрелял я вовсе - за меня кто-то стрельнул. Герка про свои дурацкие сети спросил, тот я и выстрелил. С головой у меня, Сеня, худо - болит ужасно.
   Вечерело. Рваным одеялом виднелся закат. Ветра вновь не было, ничего не было. Было двое мертвецов и трое приятелей. И лодка была - скользила, едва касаясь водной глади. Избушка скрылась из вида, словно никогда прежде не существовала. Вот так бы исчез бы и кошмар. Павел хлопнул комара - откуда он здесь? Сделал паузу и приложился к бутылке. Светлей голова не стала и мыслей, чтобы умных - одна дурь. И вдруг Павел увидал себя - какой же он идиот! Не сменил одежду - кругом темная корка слипшейся крови. Чужой крови - придется возвращаться обратно.
   Все! Хватит. Первым ушел в воду Герка. Павел лишь слегка подтолкнул его веслом. Затем очередь Семена - тот закрыл и второй глаз. Верно, чего он увидит под водой? Привычно застонали уключины, а уже затем застонал и Павел. Звук получился глухим и пугающим. Топляк? Вот только откуда ему здесь взяться? И тут в ухо кто-то сказал. И сказал он знакомым голосом. Смотри, - сказал Герка, и Павел увидел - запутавшееся в сетях тело. Оно стояло вертикально и слегка покачивалось. Тело Герки.
   Вечерний воздух вздрогнул от страшного крика. Где-то встрепенулась птица и замахала крыльями.
   - Нашел! - орал Павел. - Вот ты и нашел свои сети! Ты же этого хотел!
   Отчего столь муторно?
   Павел принялся колотить веслом по воде, не соображая, что он делает. Взмах и удар. Взмах и удар. Минут через пять выдохся - взял паузу. Глотнул водки и снял куртку. Весло в руки и вновь - взмах и удар, взмах и удар, взмах и удар. Герка отказывался тонуть, каждый раз всплывая в новом месте.
   - Вот тебе и рыбалка на живца. Сейчас, еще чуток, погоди, Герка, сейчас.
   Павел еще раз взмахнул и еще раз опустил со всего маха весло. Затем качнулся, чувствуя, как теряет равновесие, себя теряет, жену и сына, мир теряет и потерял - улетел в воду, где его давно и терпеливо ждали...
  
  
  
  
   16
  
  
  
   Как бы не хотелось, а возвращаться придется. Он до последнего откладывал день, который все же наступил. Хмурый и дождливый, Ленька еще с вечера знал, каким он будет. Грядущий день с вечера зарождается, и чтобы его разглядеть, ума большого не требуется. Внимание требуется и немного памяти. Да и болячки подскажут - нерукотворный барометр, всегда при нем, только прислушивайся. Балахон - мокрая клеенка - обмяк и прилип к телу. Старик его не замечал, как и влагу в сапогах. Домой добрался, когда дождь закончился. Говорят, природа глупа. Слепые и наивные. Дождь-то с ним игрался - поливал до последней минуты. А как на крыльцо ступил, тут и прекратился. Какой смысл, если он под крышей сидит. Дождь в лесу иной, как, впрочем, и на озере. А здесь на хуторе и вовсе другой - Леньку не обманешь.
   Встал, замер - носом водил. Едва-едва, но запах в доме остался. Он его знает - кислый какой-то, хотя и родной, его - Леньки запах. Сколько же его не было дома? Еще немного и запах бы исчез, а вместе с ним и Ленька. Сейчас запах вновь наполнит избу, заберется в щели, в половицы и будет там жить - дожидаться очередного возвращения Леньки. Дождевик в сени, туда же и сапоги - подбить следует. Мокрые следы на половицах - словно зверь прошел. А он и есть зверь, только в человеческом обличии. Ходики тронул - они ожили, застучали, приветствуя хозяина. Который же нынче час? А какая разница? Ходикам без разницы, а ему тем более - время, поди, у него в распоряжении имеется. А что за час сделаешь? В лесу верст шесть за час он проходил. Скрипнула задвижка - не пахнет дымом. Печь забыла, что такое огонь, и зола мертвая. Вот с печи и начнем. Он сидел и колол лучины - махал топором и думал, что ему сказать. С людьми лучший разговор - никакого разговора. Спросили - ответил, а лучше, чтобы собеседник сам и ответил. Вспыхнул огонек, побежал огненной дорожкой - совсем робкой. Ленька дунул - уже веселей, сейчас займется, и огонь занялся, почувствовав силу. Грамотный был печник - молодец. Сам, вероятно, уже который год в земле сырой лежит, а печь на загляденье - и аппетит умеренный, поленьев в меру жрет, и дыма, чтобы тряпкой по избе гонять, нужды никакой, чиркнул и ждешь. Так что же ему сказать? Непростой вопрос, а все оттого, что врать Ленька разучился. Для него неправду сказать, что мозги набекрень вывернуть. Проще вообще не говорить, а говорить придется. Неплохо бы еще и делом себя занять - неважно каким. Сапоги подбить? Сырые они. Кто же будет править сырые сапоги?
   Ленька вздохнул, окинул взглядом избу - какое бы дело найти? Портки зашить? Негоже разговор с мужиком вести и портки зашивать. Неуважение. А куда он его посадит? На лавку пускай садится, помнится, табурет совсем худой был - неустойчивый. Вот тебе и занятие - табурет к жизни вернуть, чтобы чувствовать под собой надежную опору.
   Посетитель для приличия постучал - Ленька не ответил. Дверь-то не заперта, да и дымок из трубы подсказывал: хозяин дома. Прошел через сени, Ленька поднял голову и отложил молоток в сторону.
   - Не помешал?
   Можно, конечно, и таким образом начать разговор, не в том суть. А сапоги на нем новые - хорошие сапоги. Не жалко, потому как казенные будут. Два года отходил и новые требуй. Распишись в ведомости, брось старые в угол, а новые возьми. Для начала примерь - новые всегда худо лезут, не понимают, видно, что от них хотят.
   - Давно пришел? - спросил посетитель и присел на лавку.
   - Сейчас и пришел, - отвечал Ленька. - Печь вот затопил, а чая чтобы испить... табурет сломался. Думаю, как же я на нем сидеть буду, коли он на ладан дышит.
   - Здоровье-то как? Кряхтишь?
   - А что мне будет? Зиму пережил, а там веселей - под горку получается. Под горку завсегда веселей. Вот передохну пару дней и обратно, а у тебя ко мне вопрос.
   - Вопрос и не один. Трое городских пропали - рыбаки.
   - А рыбаки и пропадают, что ж тут удивительного. Думают, лес забава, а получается, они забава для леса. Давно пропали?
   - Не видал?
   Вот такие вопросы Ленька не любил. Ну как тут ответить? Глаза опустить или полено в печь подбросить? Так все однако отвечать придется. Экий ты человек нетерпеливый. Что с него взять? Сапоги-то казенные.
   - Видал, - ответил Ленька, - но как скажешь, что они пропали? Видел-то я их живыми.
   - Где видел? На карте можешь показать?
   - У меня карта в голове. Хотя давай доставай свою карту.
   Ишь ты! И впрямь карта - Ленька глянул с любопытством, отмечая, что составлена она по уму - спроси его нарисовать, как знать, справился бы? А тут непонятно сначала, однако если места знаешь - домыслишь. Ленька улыбнулся - карта хоть и толковая, но с изъяном, словно спешил кто - нет ему нужды обращать внимания на детали, которые и вовсе не детали. А иные и вовсе отсутствуют, как бы их и не существует. Вот и ручей, а его только по весне и встретишь. Летом и в жизнь не подумаешь, а на карте, получается, он круглый год несет свои воды. Или болота. Но и болота разные бывают. Одно прошел и ног не намочил - с кочки на кочку перепрыгнул - вот тебе и болото. А другое... не приведи господь оказаться - лося за пять минут в себя утащит.
   - Ну?
   Спешит служивый, карта-то секретная. Впопыхах, видно, собирался, как дымок люди из трубы увидали, и заклеил второпях надпись, а иначе нельзя.
   - Где видел?
   - Мудрено тут у тебя, - признался Ленька, - сразу и не сообразишь. Сколько тут протоков и закоулков? Вот кабы в живую?
   - Ты чего несешь! - возмутился служивый. - Может, еще вертолет заказать?
   - Вертолет, - удивился Ленька, - а что твой вертолет даст? От него кроме шума, толка никакого. Зверье день из нор вылезти боится после твоего вертолета.
   - Пальцем покажи - где видел.
   - Вроде как здесь, - определялся Ленька. - Трое, как ты сказал, все городские.
   - У них что - на лбу написано, что они городские?
   - А как же! На лбу и написано. Городского слыхать задолго. Еще и не видать, а ты знаешь - городской идет. Дурные они.
   - Как это? - удивился служивый.
   - Как? - повторил Ленька. - Скажем, в гости ты пришел, а тебя не звали. Хорошо, пусть тебя не звали, сам пришел. Дом-то не твой, и здесь ты не хозяин. А коли решишь, все тебе позволено, управу на тебя найдут. Вот и тонут...
   Ленька прикусил язык, да поздно было. И кто его дернул! Не умеет он говорить. Однако участковый не обратил должного внимания - молодой, видно. С годами приходит всякое умение, а говорить с людьми - искусство, не всякому дано, хоть он и старшина. Вот кабы был он капитаном, тогда тут грязь ногами не месил, а сидел бы в кабинете и по телефону приказы отдавал.
   - И я думаю, утонули, - вздохнул старшина. - Военный среди них был, считай, коллега. А у нас с этим, сам знаешь, военное братство. Утопленники когда всплывают?
   - Чего не знаю, того сказать не могу. Утопленник он разный бывает. Другой и вовсе не всплывает, а бывает, утонуть не успел, а уже плывет. Искать собираетесь?
   - Кабы знать, где искать, - вновь вздохнул служивый. - А вдруг они на острове сидят? Лодка прохудилась, али еще чего.
   - Чего? - испугался Ленька. - Как прохудилась? Нельзя без лодки - они же рыбаки.
   - В том-то и дело! Шутов рыбак. С детства ходит. У него и места свои были - он их в секрете держал. Идиот! Не мог сказать - хоть бы словом обмолвился. Где я искать этого Шутова буду! Слушай, дед, ты все одно в лес собираешься.
   - Собираюсь.
   - Мы, конечно, по своей линии поставили в известность лесников, пожарников, однако сам знаешь - надежда слабая. Заблудились или водку жрут... мне люди сказали, лучше тебя никто лес не знает. Капитан, что пропал, звонили мне, помощь обещали - роту солдат. Пойдешь?
   Табурет Ленька сделал к вечеру. А к чему ему табурет? Он и на лавке посидеть может. И спать удобно - бросил мешок под голову. Рота солдат - этого еще не хватало. И куда он их поведет? Не умеет Ленька разговаривать, и старшина не умеет. Спроси, задай вопрос иначе, и он бы ответил. Где утонули? И Ленька бы ткнул пальцем. Может, и ошибся бы слегка, но место бы указал.
   Ну и дурак! Указал бы - а тебе это надо? От людей нынче хорошего ждать нельзя. Уходить нужно, чем скорей, тем лучше. Без тебя найдут, да и кого, собственно говоря, следует искать? Все трое, как поплавки на воде, в сетях плавают. У двоих - свинец в груди, тут и экспертиза не нужна. А как они трое оказались в воде? Постреляли друг друга - кто поверит в подобную чушь? Лодку жалко - добрая была, нынче мастера не найдешь - померли все. И топить лодку было жалко - она за Ленькой плыла на две трети заполненная водой. Плыла вопреки всем законам физики, держалась из последних сил. А кому нужен хотя и молчаливый, но свидетель? Оказывается, у Герки фамилия Шутов. Странно, но последняя встреча... когда же они виделись в последний раз? Сидели в избе и о чем-то говорили. С виду обычный мужик, обходительный, что-то рассказывал - сейчас не вспомнить. Да и почему он должен все помнить? Рота солдат. Он уже однажды был в роте. Так вот рота и полегла - никто не искал. Словом не вспомнил, ни строчки не написал - Ленька в бытность газеты республиканские читал, думал, вдруг одумаются. Где там! Если и была война, так известно где. А здесь, выходит, войны не было. Уходить надо. Искать они будут, а если найдут? Не утопленников - что их искать? Если они найдут, что Ленька и вовсе не Ленька. Как ты докажешь, что жить хотелось? Как объяснишь, что судьба приготовила коварный поворот? Но и уходить следует с умом - не бежать без оглядки, потеряв голову - было подобное уже с ним.
   Мешок долго не поддавался - намокший во время дождя узел схватился на смерть. И как Ленька ни старался, пришлось взяться за нож. Вот он убийца - спиленный ножовкой обрез и патроны. Выбросить? А приемник тоже выбросить? Ленька вздрогнул и отпрянул - приемник заговорил человеческим голосом. Не дай бог, еще кто услышит! Откуда у Леньки приемник? А ты жадный - знаешь, ни к чему чужие вещи, а все же взял. Любопытство? Кто выбросит в хозяйстве нужную вещь? Умный выбросит, а дурак оставит. Выходит, Ленька дурак и всегда им был. А кабы старшина умней оказался? Или у него предписание и мандат неограниченный? Что тогда? А тогда убийца Ленька, или кем он прежде значился? Без малого сорок лет прошло, он и забыл, страх потерял, а тут под старость подарок. К Анатолию в гости сходить? Не время - рано еще. Вертолетом будут искать - пускай ищут. Говорил же - худое место, не ходи. Улыбается! И что? Кто нынче ловит? Герка рыбу или рыба Герку? Повздорили? Передрались? С кем не бывает, на то они и мужики, чтобы порой кулаками отношения выяснять. Однако здесь другое - кому скажи, засмеют. А этим уже не до смеха. Гиблое место - Ленька знает, объяснить ума не хватит. Разум здесь не работает, на что Леньку лес за своего принял, и тот знак подал - не суйся, чужая территория. Территория зла.
   Ленька вдруг почувствовал, что в избе стоит тишина. Приемник он прежде выключил и в мешок сунул, а вот ходики встали, разленились, либо механизм обветшал. Пальцем тронул - молчат. Грузик поправил, цепочку дернул, и вновь молчат. Территория зла. Всякое может быть, почему не может быть и место, где живет зло? Столько этого зла скопилось, что и по сей день живет - люди, что зло когда-то принесли, умерли, а зло живет. Нынче скажут, разлом в земле и аномалия. Глупость полная. Воздух там - голова кругом, а вот птиц не слыхать, и зверь сторонится. Не обманешь зверя - ему от бога дано, о чем человек забыл. А Ленька непонятно кто - и не человек и не зверь. С людьми ему тягостно, а звери к себе не берут - чужой, получается, и для тех и для других. Сегодня и уйдет, соли только возьмет и спичек. Патроны у него имеются - подарок от Герки.
  
   Андрей Васильевич вспотел, хотя и прошли они всего ничего. Жарко. Для сентября и вовсе непривычно. Попутчик - местный участковый - уже давно снял фуражку и, не долго думая, сунул себе подмышку. От пристани, куда прибыло небольшое суденышко, путь их лежал через лес. К чему он надумал отправиться в эту командировку? Что нового он здесь найдет - Андрей Васильевич не знал. Вот и сейчас, шагая рядом с участковым, продолжал ломать голову над тем, что заставило его принять довольно сомнительное решение. Командировку ему начальник подписал, хотя и глянул с явным непониманием, однако от вопросов и комментариев воздержался - если считаешь нужным, поезжай. Еще день искали Громова, в ведение которого входил этот богом заброшенный край. Сообщение с материком только по воде и только раз в неделю. В распоряжении у Андрея Васильевича день - к вечеру нужно поспеть на обратный рейс.
   Красивые места и какие-то ветхозаветные. Обходит цивилизация их стороной, не могут они вместе существовать. Эх, сюда бы отдохнуть. Бросить все дела, прихватить удочки и исчезнуть. Повезло участковому - не сидит в пыльном кабинете, не бегает по городским шумным улицам. И, похоже, не понимает, какой он везунчик. Громов тронул за локоток, подсказывая направление движения. Немудрено, тут и потеряться можно. Ни тропинки, ни дороги, куда хочешь, туда и ступай.
   Дом появился внезапно. Минуту назад его не было и вдруг вырос словно из-под земли. Потемневший от времени, он смотрелся сиротливо - по крайней мере, именно такое чувство возникло у следователя. Ни огорода, ни изгороди - лишь дом, который подсказывал, что живет здесь такой же одинокий человек. Леонид Матвеевич или дед Ленька, как сказал Громов. Хотя сначала сказал - "Ленька", а уж затем исправился и добавил - "дед Ленька". Поднялись на крыльцо - три ступени, вытесанные из бревен. Громов толкнул дверь и кивнул, приглашая войти внутрь. Вошли. Еще одна дверь - она слегка скрипнула и равнодушно отползла в сторону. Андрей Васильевич поймал себя на мысли, что шагнул в прошлое, лет так на сто назад. Передать подобное чувство словами крайне затруднительно. Чувство приходит само по себе, а уж только потом приходит и сравнение.
   Пусто. В доме никого не было, а сам дом, похоже, спал и не заметил, как в него вошли люди. Андрей Васильевич вдруг растерялся - окинул избу взглядом. Громов непонятно зачем надел фуражку и шмыгнул носом - и ему было не ловко.
   - А где хозяин? - спросил следователь и ничего лучшего не придумал, как опуститься на табурет.
   - Обещал дома быть, - ответил Громов и фуражку снял.
   Ну и глупая ситуация - проехать тридцать верст, чтобы посидеть на табурете в деревенской избе.
   - Может, вышел?
   - Может, и вышел, - согласился участковый, - кто его знает? А если вышел, то куда - кругом один лес. Сказано было передать, чтобы ждал.
   - Дверь-то не заперта, - вдруг сообразил следователь.
   - И что с того? Многие дверь не запирают. От кого запираться?
   - Иди, ищи своего Леньку, - подсказал Андрей Васильевич, - или мы тут как идиоты будем сидеть? Куда он подевался?
   - А кто его знает? - вопросом ответил Громов, - дела, поди, свои делает, по-хозяйству али еще чего. Или до ветра вышел - не знаю. Мне что - в нужник сходить?
   - Вот и сходи, - вновь подсказал следователь.
   Громов нахлобучил на голову фуражку и вышел вон. С минуту Андрей Васильевич сидел, словно одуревший. Затем поднялся и неизвестно с какой целью подошел к печи. Скинул задвижку и заглянул внутрь. Однако ничего там не увидел и задвижку вернул на место. Походил по избе. Остановился у стены и пальцем тронул часы. Они пошли, однако вскоре встали. Андрей Васильевич вновь тронул маятник, и ходики вновь пошли, чтобы через пару минут остановиться. Ну и черт с вами, - сказал следователь, после чего к большому удивлению часы опять пошли. Всякое, конечно, бывает, подумал следователь. Разучились ходить. Однако как можно жить и не знать который нынче час? Или время не имеет значения? А что - к чему оно - время? В этой глуши - к чему? Какая разница, который нынче час? За окно посмотри, если светло, значит день, а если темно - ночь. Эх, Ленька, Ленька, - счастливый ты мужик. Ничего тебе не нужно. Ни холодильника, ни телевизора...приемник вот, хотя вряд ли и он работает. Андрей Васильевич крутанул ручку - точно, не работает. А к чему он тогда? Явно не вписывается приемник в интерьер, не место ему здесь. И что получается? А получается, что приемник Леньке не принадлежит. Может, оставил кто, или дед нашел. Старики со старыми вещами расстаются крайне болезненно - они их не выбрасывают. Они и с места привычного лишний раз не передвинут. Где же ты ходишь Ленька?
   Скрипнула дверь, и вошел Громов. Не нашел, сообразил следователь, да и где прикажешь искать старика?
   - Ну?
   - Нету, - ответил участковый. - Вокруг избы обошел, нет Леньки. Может, нам к озеру сходить? Больше делать нечего, а там, глядишь, встретим кого, спросим.
   Отправились к озеру.
   - А он кто? - без какого-либо интереса спросил Андрей Васильевич.
   - Ленька-то? Вроде бобыля. По лесу шастает, тем и живет. Иногда на хуторе появится или в магазин зайдет. Продавцу и сказали, чтобы ждал. Может, в магазин сходим? Тут рядом, километра четыре.
   - И семьи нет?
   - Какая семья? Говорю же, бобылем живет. Сам по себе, ни с кем без нужды не общается. Бывает, перевезет кого на лодке, если городские попросят, а так не видно и не слышно. Никому не мешает.
   - Местный?
   - Здесь, считай, все местные. Где родился, там и пригодился. Молодежь, та в сторону города поглядывает, а старики... куда же им нынче? Прежде в артель предлагали, звали, мол, давай вместе. Куда там. Не желает, а силком тащить никто не собирается. А что он натворил?
   - Ничего не натворил. Ряд вопросов и не более. Люди утонули или не слыхал?
   - Какие люди? Не слыхал. В прошлом году было - двое местных погибло. Отец и сын. Рыбаки. Видно, лодку перевернуло. Совсем рядом с берегом. Парень-то молодой, бросился отца спасать, вместе и нашли. За руку сцепились. Не отпустил, а мог бы и выплыть. Вот он - Ленька!
   Участковый вновь нахлобучил фуражку и решительным шагом направился к старику, что брел навстречу по тропинке. Древний и потрепанный пиджак, такие же стоптанные сапоги, темное лицо и огромная борода - вот, пожалуй, и все описание. Еще котомка в руках.
   - Ты где шастаешь? - набросился участковый. - Тебе что было сказано?
   Ленька глянул на Громова, затем на следователя, однако оправдываться не спешил.
   - Товарищ до тебя из города приехал. Вопросы имеются. Тебе Зинка передала?
   - Ну передала, - ответил старик. - Вот сейчас и передала.
   Неподходящее место для беседы - присесть и то некуда, а тащиться обратно в избу не хотелось. Следователь оглянулся.
   - Метров через двести, - произнес Ленька.
   - Что - через двести? - не понял Андрей Васильевич.
   - Присесть можно. Если, конечно, не побрезгуете, газетки у меня нет, иначе постелил бы. Ну, так как - идем?
   Вскоре устроились на стволе упавшего дерева.
   - Думал, кто на дрова пустит, - объяснил старик, - а вишь, пригодилось. Из города, стало быть? Значит, дело важное. Без нужды из города глупо ехать, если только на рыбалку. А вы, полагаю, не рыбак.
   - Андрей Васильевич, - представился следователь и полез в портфель, чтобы достать снимки.
   - Похож, - внимательно изучив фотографию Александра, сообщил Ленька, - только он здесь моложе выглядит, а так похож. Лодку у меня просили. Компания у них была. Двое парней и две девушки. Возраст точно не скажу. Одна пара - муж и жена, а вот вторая - вряд ли. Вас кто больше интересует?
   - Они не говорили, куда собираются?
   - Отдыхать они собирались. А где место выбрали - здесь много хороших мест, где душа пожелает.
   - А более конкретно? - уточнил следователь.
   - Конкретно? Есть одно место. Только я туда ни ногой. Указать - укажу, но не пойду.
   - Это еще почему? - встрял в разговор Громов. - Не тебе решать. И укажешь, и покажешь.
   - Нет такого закона, чтобы силком, - уперся Ленька. - Карту давай или без карты на словах объясню. А если память подводит, на бумагу запиши. Только лодки у меня нет, а та, что есть, ветхая больно. Они же мне лодку не вернули. А на чем изволишь по воде?
   - Погибли они, - сообщил следователь. - Трое погибли, а этот парень остался жив. Однако здесь все не так просто. Сначала думали, произошел несчастный случай, и они утонули. Затем, оказалось, произошло тройное убийство.
   Ленька молчал, однако Андрею Васильевичу вдруг показалось, что старик о чем-то знает. Вот только как спросить? Впервые в своей практике следователь не представлял, как задать вопрос. А спросить нужно было обязательно. Ленька не только молчал - он уставился немигающим взглядом в землю и словно над чем-то размышлял.
   - Леонид Матвеевич, вы можете нам помочь?
   Ленька продолжал молчать, как будто не слышал вопроса. Нужно вновь спросить - вот только как?
   - А как поможешь? - старик проснулся и поднял глаза, - как ты их всех вернешь? Говорил же - не суйтесь. Место больно красивое, говорит. А что с того? Красота-то обманчивая. Оно и красивое, чтобы к себе заманить. Тебе, Андрей Васильевич, истина по службе нужна? А здесь непонятно что - трагедия. Парень-то этот, который Сашка, о чем говорил?
   - Говорил, произошло убийство, - сообщил следователь, - только мне кажется, не все он мне рассказал, а почему - вопрос. И говорить он больше не желает.
   - Не желает или не может? Потому как желать - одно, а сил не хватает - совсем иное. Поссорились вдруг и поубивали друг друга. Так? А если так - с чего вдруг? Они же друзья. А кто руку на друга поднимает? Отказывается говорить? А что прежде говорил?
   - На себя вину взял. Признался в непреднамеренном убийстве.
   - Непреднамеренном? - переспросил старик, - это как? Без цели получается? Просто взял и убил - так что ли? Не бывает, чтобы без цели. Случайно - другое дело. Если случайно, это уже не убийство, а наказание за прошлые грехи. Ну поедем мы, и что с того? Вода она кругом вода, что здесь, что там. Напишешь потом в свою бумагу, фотоаппаратом своим сфотографируешь - что с того? В папку сунешь и в архив отправишь? А истина так нетронутой и останется. А если не убивал твой Сашка никого? Если все вышло иначе, нежели он тебе сказал? Однако сказал. Взял на себя, а к чему? Что им с того - они же мертвые. Без малого лет шестнадцать назад в том же месте трое товарищей погибло. Все трое утонили - роту солдат на поиски высылали и вертолет.
   - Было дело, - подтвердил Громов, - еще до меня. В сетях обнаружили. Мне коллега рассказывал. Странное какое-то происшествие. А эти, получается, в том же месте утонули?
   - Так и получается, - кивнул Ленька. - А еще получается, бегает кто-то по кругу и силки в одних и тех же местах расставляет.
   - Какие силки? - не понял участковый.
   - Да такие, что гибнут по неизвестной причине в одном и том же месте люди. Вот только с чего? По какой причине они гибнут?
   И все же чувство, что старик знает больше, не отпускало. Андрей Васильевич, хотя и задал еще ряд вопросов, остался недоволен. Недоволен, прежде всего, собой - отвечал Ленька вполне откровенно. Следователь также был уверен, что старик ждет главного вопроса и готов на него ответить. Однако Андрей Васильевич не знал, как его спросить.
   - Ну что, пойду я, - первым подвел итог беседы Ленька и поднялся.
   - В лес собираешься? - спросил Громов.
   - Там и ищите, - пошутил старик и неспешной походкой направился в сторону дома.
   Громов проводил следователя до причала и, сославшись на другие дела, вскоре ушел. Странный какой-то старикан, размышлял Андрей Васильевич. Вроде и ответил на все вопросы, а недосказанность осталось. Словно он с ним в игру играл. Прибыл теплоход. Молодой парень принялся вязать швартовые, в то время как небольшая группа пассажиров терпеливо ожидала разрешения вступить на борт. Следователь шагнул последним, бросил прощальный взгляд на небольшую деревеньку, которую и разглядеть было сложно. Здесь на открытой воде жарко не было, скорей, прохладно. Затарахтел движок и судно, привычно переваливаясь через небольшую волну, отправилось в обратный путь. Андрей Васильевич равнодушно смотрел на проплывающий рядом ландшафт. Почему старикан позволил себе напоследок пошутить? И была ли это шутка? "Там и ищите". Что хотел он этим сказать?
  
  
  
  
  
  
   Эпилог
  
  
  
  
   Чай остыл, а он продолжал крутить ложкой. С какой целью он это делал? Бутерброд лежал рядом, однако аппетит куда-то пропал. Посидел еще пару минут, вслушиваясь в тишину, затем поднялся и глянул в окно. Уже знакомый мужчина в оранжевой телогрейке чистил снег. Мимо брели прохожие. Приятная для глаза картинка - сколько раз он становился ее вынужденным свидетелем. Сейчас мужчина окинет критическим взглядом убранную дорожку, которую еще не успело занести свежим снежком, вскинет на плечо внушительных размеров лопату и неспешно отправится за угол дома.
   Скоро праздники. Предновогодняя суета и приятные хлопоты. Обещал приехать брат с женой. Что ж, будет не столь скучно. Хотя сидеть и смотреть телевизор обязательная составляющая новогодней ночи. Вот прошел еще один год. Ничего особенного - обычная рутина. И так будет продолжаться вечно, пока он не выйдет на пенсию. Заходила Маргарита Викторовна. Жаловалась на Алика - пропадает вечерами неизвестно где. Пятый курс университета - конечно, взрослый. Продолжает играть на бильярде, и даже добился каких-то успехов. Если Андрей Васильевич не ошибается, уже должен был освободиться Александр. Он так и не отказался от своих показаний, хотя признание его и выглядело глупым, никому не нужным поступком. А вот Леньку действительно жалко. Он застрелился при задержании из того самого обреза - пустил себе в голову заряд, способный уложить медведя. Кроме обреза при обыске у него обнаружили и другое доказательство совершенных им преступлений - приемник, например. В чем-то Ленька прав - глупо отправляться в тюрьму в его возрасте. И еще неизвестно, какие за ним водились грехи в прошлом? Расследование проводил коллега Андрея Васильевича, довольно цепкий следователь, хотя и ему не удалось установить, кем в действительности был Ленька - предателем или дезертиром. А может, случится, что ни тем, ни другим Ленька не был. Но и выбросить пусть и чужие, но ценные для лесного человека вещи, способен далеко не каждый.
   Сначала Леньку ждали дома, однако, видно, он почувствовал засаду и не явился. Затем последовала едва ли не настоящая войсковая операция с привлечением специалистов своего дела. Определили район, вычислили местонахождение, хотя до штурма дело не дошло. Леньку обнаружили в гроте уже мертвого. Правда, подробности задержания опасного и к тому вооруженного преступника держались в секрете. В газетах сообщились крайне скупые сведения и список сотрудников, представленных к наградам. Андрея Васильевича не обошли - к ордену не представили, но грамоту за подписью большого начальства в торжественной обстановке вручили. О своем участии в раскрытии преступления, в котором в свое время погиб муж Маргариты Викторовны, следователь деликатно умолчал, однако слухи, видно, дошли и до нее. Благодарная женщина преподнесла Андрею Васильевичу подарок - настоящий "Паркер". Откуда только она могла достать столь редкий экземпляр? И все бы хорошо, только остался на сердце у следователя некоторый осадок сомнения.
   Из окна вид на вечерний город великолепный. Уже спустились сумерки, желтые фонари выглядели весьма романтично, и все же некая тоска не покидала Андрея Васильевича. Глянув на часы - до окончания трудового дня оставалось не многим больше получаса - он впервые решил нарушить свои принципы и полез в сейф. Вот она и пригодилось. Винтовка или бутылка - разницы никакой. Винтовка, что висит на стене, когда-нибудь выстрелит, а бутылка окажется початой. Да и что предосудительного в том, чтобы выпить рюмку коньяка в канун праздников? Все же новогодний сочельник.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  .
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"