|
|
||
("Я бы смог написать о раздумиях длинных...") -- Стихотворение вспомнилось вчера, когда пара шагов отделяла меня от того, чтобы собрать рюкзак, и сделать эти шаги мешала не нерешительность, как обычно, а терпимость к ситуации. Если бы она развилась в другом русле, то летом ловил бы хайрюсов :-). Когда стишок писался, он был фантазией, теперь же это скорее реальность :-). [...Раньше стихотворение публиковалось еще под названием "У переправы" стихотворение в ранней редакции, по дате первой публикации, помещено также в 'календарный' подраздел "миллениум-август" - примеч. А.З. ] |
Я бы смог написать о раздумиях длинных по утрам, вечерам, только много ли толку с этих мыслей - по-детски наивных, невинных? Как в охапке травы золотую иголку в них искать бесконечно - пока не устанешь - можно руки, лицо, и теперь сигареты, можно чистосердечно под лязганье клавиш повторять для себя голосов пируэты, и подумывать, изредка пепел роняя на огромный пейзаж, тоже испепелённый к октябрю, и подумывать - чья это стая собралась в закоулок навечно зелёный? чьи узоры она повторяет движеньем? И мечтать: вот бы видеть узоры глазами чтобы стая, привыкшая быть отраженьем этой прихоти, выдуманной небесами, перестала быть нужной. Наверное, сверху всё цветёт, и клочка этих птиц слишком мало чтобы вьюге жемчужной, земле, человеку превратиться в такое же вот одеяло и кричать не по-галочьи - по-человечьи, и от радости вверх в восходящих потоках запрокидывать голову в пропасть, за плечи, и не падать - для этого нужно до срока умереть, или щуриться солнцу в зените дожидаясь, пока эти фрески проступят словно светло-зелёные, тонкие нити от души к горизонту. Подруги накупят той порой винограда, вина, и успеют на скамейке старушки прохожих облаять и намусорят семечками на земле, и растеряют последнюю дряхлую память, А романтик железный, зашторенный город, понаставит по улицам жёлтых и красных фонарей, и - рекой на три части расколот - будет в тёмных протоках, как в лентах атласных щеголять, развлекаться. Откроются бары, застучат доминошные кости под клёном, и замёрзшие в кость, невлюблённые пары будут в ритме асфальтовом и монотонном, зацепившись локтями, бродить по проулкам избегая машин и больших откровений. Я всегда недолюбливал склонность к прогулкам от тоски и от скуки. Ведь люди не тени, чтобы по-двое бредить своей нелюбовью. А хотелось об Африке... Скоро уеду и примкну к незаметному прочим сословью пчеловодов. Пускайте собаку по следу, посылайте во след откровенные письма, засыпайте тоской - я засыпан по крону и без вас. И без вас ошалелые листья не позволят продраться весёлому звону успокоенной, радостной жёлтой чертовки. Я уеду и даже не вспомню ни разу ни о вас, чьи слова так привычны, неловки, ни о ваших словах, что уставшему глазу набивают оскомину. Может быть, скоро и вернусь, но не раньше, чем через полвека. Я покину прекрасный расцвеченный город, потому что в лесу отыскал человека бородатого, доброго. Словно огромный неуклюжий медведь, словно рысь золотая он живёт у излучины доброй и сонной и весёлой реки, и, меня поджидая, то накосит душистого сена, то баньку протопив, развлекается бархатным пивом то, зайдя в бесноватый поток по колено, насыпает с ладони задумчивым рыбам хлебных крошек, и смотрит подолгу, как хайрюс отражается в туче, приплывшей с востока то мечтает - сегодня в банёшке попарюсь. И ему никогда, никогда одиноко не становится в этой глуши. Бесконечно можно думать об этом лесном человеке можно думать о нём, можно стать им навечно и когда ото сна налетевшего веки захлебнутся под собственным весом, сомкнутся и когда я расправлюсь той стаей крылатой над землёй, я успею ему улыбнуться и отвечу себе колдовской, бородатой мимолётной улыбкой, что слишком знакома в той квартире, где зеркало врёт не стесняясь, где живёт человек, словно там, словно дома, у блестящей реки, где танцуют, качаясь, в такт прохладному ветру и осени нежной то ли пихты, а то ли высокие травы отражением радости тёплой, безбрежной - у блестящей реки, у своей переправы. ___
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"