Солнечное летнее утро. На общей кухне доставшейся русским переселенцам во временное пользование от солдат бундесвера - довольно оживленно. Слышно, как позвякивают крышки кастрюлек и как оживленно переговариваются женщины. Настроение у всех приподнятое, ведь впереди ещё два выходных дня и торопиться некуда. Кто-то отваривает сосиски и яйца, кто-то поджаривает омлет с колбасой, а кто-то - подогревает вчерашний суп, в зависимости от того, кто, когда проснулся и насколько проголодался.
По средине помещения, деля его как бы надвое, стоит длинный зеленый стол. С права от него, у 4-х газовых плит хлопочут пятеро домохозяек. А с лева - на точно таком же пятачке кухни, стоит тетя Маша. Она стоит у плиты одна. Хотя, не совсем - у нее на руках, вцепившись в нее изо всех сил, висит ребенок. Ему 2,5 года, но он маленький и худенький для своих лет. Тетя Маша свободной рукой помешивает манную кашу в кастрюльке, а другой держит его.
Этой женщине 34 года. Она чувствует себя здесь, немного "не в своей тарелке", и, как бы виновато, улыбается всем и каждому. Тогда видно, что у тети Маши не хватает одного переднего зуба. Люди, из организации "Красного креста" немного приодели ее. Но, выбирая, по-видимому, из своих закромов не самую шикарную одежду, вырядили ее, как старушку - не хватает только косыночки на голове.
Каша булькает в кастрюльке и ее пора снимать с плиты. Однако, ребенок не отпускает мамку.
Тогда тетя Маша сажает его на стол и отвлекается на несколько считанных секунд.
Ребенок крутится. Это мальчик. Он одет в розовый ношенный и мятый комбинезон. На его шее повязан детский нагрудничек. Его щеки блестят и порозовели.
Мальчику, уже давно пора научиться устойчиво сидеть, но он этого не умеет, и, как и все дети возится, опасно двигаясь к краю стола.
Момент, и, ребенок летит головой вниз на цементный, покрытый крупной коричневой плиткой пол.
Дитя заходится в криках, по щекам текут слезы. Мать подхватывает худенькое тело ребенка и бежит вон из кухни - в коридор. Каша забыта.
- Так случается, как минимум раз в неделю, а иногда и чаще! - говорит одна из женщин, та, что все-таки кинулась его ловить, но не успела.
- Тогда неудивительно, что у нее все дети дебилы!- отвечает вторая.
"Может, она слишком затюкана вами и оттого так неловка?" - раздумываю я. "А после таких полетов, несчастный ребенок никогда не научится сидеть. Даже взрослый бы получил сотрясение мозга."
А у тети Маши есть еще шестеро детей. Старшему из них, что-то около 11-ти лет. "По праздникам", т. е после получки социальных и детских денег, она покупает детям в приезжающем магазине-автолавке палку копченой колбасы и лепешки. В обычные дни - дети едят яичницу, если тетя Маша не ударилась в запой, а если ударилась - то сырые яйца.
Самый старший из детей сам кромсает колбасу, а младшие - рвут на куски хлеб.
Казарменный завхоз, Гер Клемме, видя это, приставил к тете Маше и ее детям, двух женщин, из Красного креста, в помощь.
Те, по началу, привозили два раза в неделю по несколько мешков детской одежды, не новой, но стиранной и еще пригодной к носке. Но, уже на следующий день, дети опять бегали грязные, а их одежда, вывалянная и вымазанная чем-то подозрительно похожим на фекалии, оставляла желать лучшего.
- Вечно голодные и оборванные дети! - жалеют их все.
А мне хочется сказать: - И, вечно, сопливые.
Дети у тети Маши очень самостоятельны. У них у всех - темные, живые, как у полевых хомячат, глаза.
И Гер Клемме не успевает за ними присматривать.
По вечерам, когда достопочтенный Гер Клемме отправляется восвояси, а тетя Маша "заглядывает в бутылку", они, т. е те из них, кто в состоянии уже это сделать, выпрыгивают из окна первого этажа. Оказавшись на улице, они собирают камешки и землю в небольшой деревянный ящик и тащат все это в комнату. Причем, забираясь на подоконник, оставляют грязные отпечатки босых ног на стене казармы. Самые маленькие - тоже не скучают. Они систематически и настойчиво, каждый вечер, ковыряют дырочки в стене, чтобы заглянуть к соседям.
- Может, их мама ушла туда, оставив их одних и закрыв дверь на ключ?
Через месяц, растеряв всех ценных работников из Красного креста, завхоз решает прибегнуть к помощи одной из "наших" женщин. Та, убаюканная посулами денег "по уходу" и поддержкой общественности, рьяно взялась за этот нелегкий труд.
Она ругает тетю Машу и возится с детьми, но все ее труды пропадают в туне, уже через пару минут, после того, как за ней закрывается дверь.
Дядя Сергей говорит:
- Давайте скинемся по десятке, нужно же накормить детей!
Все советуются, а пара самых активных женщин, занимается сбором денег и покупкой продуктов.
У детей праздник.
Они на ходу надкусывают упаковки, иногда вместе с фольгой и, тут же бросают на землю.
- Что делать? Моя была идея, мне и убирать. И дядя Сергей сгребает в кучу весь мусор.
- Давайте не будем остаток денег, ей, отдавать? - Это они про тетю Машу.
- А то она вмиг их пропьет. Лучше мы завтра детям еще продуктов купим, - решают женщины.
Их опеки хватает ровно на три недели.
Но, внезапно, Гер Клемме не выдержал и расщедрился.
Он нашел для тети машиной семьи дом, где-то очень далеко от нас.
И, я думаю, вздохнул свободнее. Да и нам, вроде бы, стало не так стыдно. Ведь когда это "где-то там", не у нас, то и не мозолит больше глаз, и не трогает чувств.