Аннотация: Разных времён и разного качества. Чушь, треш и угар)) Зато можно будет глянуть, а был ли мальчик, то есть, прогресс Будет пополнятсья
***
Прим: слишком много "он, он, он", знаю. Соре, хотелось написать, не называя имён.
Выпустив пар, паровоз остановился. Он шёл один, раздражённый утренним туманом. Нехотя продемонстрировав билеты, он вошёл в мерно пыхтящий состав. Купе. С лёгким шуршанием пальто закидывается на верхнюю полку, но тут же падает, сброшенное чьей-то рукой.
- Ищи иные места для своих тряпок.
Наглец. Он обернулся, чтобы ответить. Но вежливое оскорбление застряло в горле. Пред ним было то самое лицо, лицо с широкими скулами, свойственными азиатам. Внимательный взгляд сонных глаз разного цвета, взъерошенные волосы. На мгновения он провалился в прошлое. Дни, месяцы, годы назад, когда он увидел его. Дни, месяцы, годы назад, когда это лицо стало слишком дорогим, слишком...
- Как ты... - Всё, что он смог выдать. Щелчок зажигалки, тихое потрескивание сигареты. В купе распостранился чуть сладковатый запах зажжённой сигареты.
"Давно хотел спросить... ты злишься?" - "Возможно". Злился. Конечно злился. Его раздражала незавершённость, неоконченность. Всё повисло и никак не могло прекратиться. Это было хуже первого раза. Это была маета, изнуряющее забивание мыслей и чувств куда-то поглубже...
Стучали колёса. Спутник сидел напротив, глядя в окно с отсутствующим видом. Что было меду ними только что... он вздрогнул. Лучше не думать.
- Ты опять ушёл. Почему?
Рука спутника взяла его руку.
- Почему ты сейчас не можешь уйти? - Спросил спутник.
- Ты меня держишь.
- Ну вот.
Злость. Значит, он ещё и должен был... почему сейчас всё не так? Обрадоваться, воспользоваться, но почему-то эта встреча причиняла боль. Тупую боль сладкого воспоминания.
- Почему я должен был держать тебя? - Его голос был почему-то хриплым. - Ты лишь жалкий эгоист. Тебе было мало того, что ты уже сделал. Но как только ты почувствовал победу тебе стало неинтересно. Ты слинял, не подумав ни о ком, даже обо мне. Почему я должен держать такого эгоцентричного ублюдка?
В глазах спутника отразилось странное чувство. Пожалуй, боль. Его руку резко отшвырнули.
- Если бы это было так... - Тихо проговорил спутник, опустив голову. Он не видел его лица, но почему-то понял - спутник злится. - Какого хрена я вернулся к тебе? - спутник вскинул голову. Зрачки его сузились в точки, он странно прищурился. Теперь злился он. - Второй раз нас ничего не удерживало.
Слова как удар мокрой плётки.
- То есть?
- Мы не заключили Договор. Ты имел право меня изгнать. Я имел право уйти. Ты мне не засчитывался, как работа....
... Но он пришёл. Он остался. Чтобы дать ему ещё год, год запрещённого, неправильного, нелогичного счастья, лишённого всякого рода рациональности. Почему страсть вспыхнула именно к нему? С ним работали девушки, но почему он, пришедший ниоткуда и уходящий в никуда? Почему это случилось так незаметно, неожиданно - он просто вдруг осознал, что... Тогда они поругались из-за какого-то пустяка. Тот, кто сейчас старался не смотреть на него, просто разговорился с этм мальчишкой. Его это взбесило. "Что с тобой?" - чуть удивлённо, но со смехом. "Люблю" - проносится в голове. И тут же вторая мысль-понимание: "Ревность". Но не сказал.
Слишком много внимания. "Мешаешь!" - "Чем?".... "люблю" - снова. Боже, сколько раз он повторял это слово, бессильно зовя этого гада. "Неужели я... я не такой, я не могу... Нет! Не дождёшься!" - взгляд падает на кровать. Когда-то "этот гад" сидел на ней по-турецки и читал какие-то журналы или книги. Воспоминание больно резанули и без того истерзаную душу. "Люблю..." - накнец прошептал он. - "Люблю, ЛЮБЛЮ!" - прокричал он, упираясь горячим лбом в холодную стену....
Снова прикосновение рук, которое обжигало его. Впервые за весь день короткий взгляд глаза в глаза.
- Знаешь, сколько раз я жалел, что из сотен тысяч зовущих голосов я выбрал твой? - хриплым шёпотом спросил спутник.
Тёплое дыхание на щеках. Он близко, слишком близко.
- Не надо. - Почти мольба. Почему так больно? Почему ему так больно? Лёгкое прикосновение мягких губ. Дрожащими руками он прижал наглеца к себе, не в силах больше сдерживаться.
Как же он его ненавидел. За то, что он разбудил в нём эти воспоминания, то, что он хотел забыть навсегда. Ненавидел лишь за то, что любил.
***
Не сочтите за ЦП и прочее. Ничем, выходящим за рамки, это не кончится.
Зитаар чидел на траве рядом с Люси.Изводящее одиночество. Он чувствовал, как больно было терять цель... теперь нету смысла. Пожалуй? Но почему когда рядом этот ребёнок он чувствует себя каким-то особенно одиноким? Почему ему хочется просто ощутить тепло прикосновения мягких рук девочки и наслаждаться блеском синих, как небо над лесом, глаз? Зитаар знал, ибо это чувство было ему знакомо.
Землистая, мягкая и в то же время грубоватая, лишённая ногтей, рука осторожно потянулась к щеке Люси.
"Нельзя!" - одёрнул себя ящер. Нельзя! Она слишком мала! Куда ты идёшь, ящер? Сначала этот Артур... Зитаар презрительно хмыкнул. Артура он лишь презирал, но все сочли бы метод спасения слишком.... странным. "А ведь мы чуть не..." - Зитаар нахмурился. Он знал, что если бы и это понадобилось - он бы сделал. София. Жалкая эгоистичная стерва. Решила выторговать чувство шантажём, грозила ему, Нурлану и... и Люси. Пускай фавнёнок не знал, но Зитаар знал. Это его Люси. Никто не посмеет навредить ей, даже он сам. Он должен охранять её прежде всего от себя, от своего безумия и жестоких выходок.
Но разве можно? Можно причнить этому дитю боль и страдания? "Нельзя, безумец!" - Ящер отдёрнул лапу. Что скажут о девочке эти лицемерные люди? Что скажут эти окружающие? "Ведь не может же этот безумный развратник лезть к тебе просто так, нужели ты дала ему повод?"... Зитаар не мог. Нельзя... И от этого становилось невыносимо одиноко. Зитаар жалел. Жалел, что Люси не родилась раньше и не была хотя бы одного с ним возраста. Она ребёнок, а он великовозрастный и вкусивший много запретных плодов ящер.
Он тоскливо посмотрел на неё. Наверняка она и не догадывается, почему он так заботится о ней, почему он с ней совсем иной нежели с другими. Сказала бы, что друг. Друг! Самая жестокая фраза на свете: "Останемся друзьями!"... Зитаар стиснул зубы, чувствуя, что сейчас остатки разума покинут его.
Ящер осторжно склонился над Люси и нежно дотронулся губами до её бархатной шейки.
Люси приоткрыла глаза. Она знала, что ящер не видит этого. И она слишком хорошо осознавала, что происходит с ним. И в то же время нет. Это было странно. Неизведанно. Она чувствовала успокаивающий и в то же время будоражащий эмоции поцелуй. Ей это нравилось. Губы Люси тронула елезаметная улыбка. "Но почему нам нельзя?" - внезапно подумала она. Ведь он же не собирался сделать с ней ничего плохого...
***
Аллею заливал мягкий солнечный свет. Рыжая девушка, раскинув руки, осторожно шла по бардюру. Она любила это делать в детстве. А было ли детство?...
- Victory! - внезапно разнесся голос пожилой женщины. Девушка вздрогнула. "Виктори?" Она оглянулась. К ней подбежала женщина лет пятидесяти и, уткнувшись в грудь, кричала на английском лондонском наречьи: - Виктория! Моя девочка!
Женщина плакала. А Виктория молча смотрела на неё. Узнала ли она? Конечно узнала. С одной стороны время не пощадило эту женщину. С другой стороны, она была прилично одета, ухожена. Девушка не могла понять, почему, её это так разозлило. И не понимала, как мать нашла её.
- Я... - Тихо произнесла она, глядя на плачущую старую женщину. - Простите, я не знаю вас.
Она осторожно отстранилась. Она не могла смотреть в лицо матери, от которой отказывалась. Сколько раз она представляла, как расскажет им всё, что думает. но сейчас слов не было.
Женщина с ужасом и болью смотрела на дочь. Потом тихо отвернулась и неверными шагами побрела прочь. Виктория молча смотрела куда-то в сторону. Она колебалась и наконец-то крикнула вслед:
- Подождите! - Она подбежала к женщине. - Подождите....
Виктория прямо смотрела на мать.
- Как там тётя Лора? Она обещала прийти на Новый Год....
В глазах матери зажглась надежда. Она поняла, что не ошиблась и не обозналась.
- Она умерла. Доченька...
- Я вас не знаю. - Жёстко повторила Виктория. - Вы отказались от меня.
- Прости, я не смогла бы.... смотреть как умирает моя девочка... - Тихо ответила женщина.
- И поэтому надо было меня бросить? - Спросила Виктория. На её глазах появились слёзы. - А обо мне вы подумали? Вы меня оставили с моей болезнью наедине. Ко всем девочкам в палате приходили родители. А я может тоже хотела апельсинов по пятницам, новых книжек и чтобы кто-то держал за руку, кто-то был рядом, когда ты остаёшься наедине со своими страхами? - Девушка заплакала. Она искренне считала, что выжила только чудом. - Все девочки в палате, все подружки, умирали одна за одной, и я знала, что однажды тоже умру. Я звала вас, но знала, что вы не придёте. Вы похоронили меня до моей смерти, вы не хотели хоть в какой-то мере облегчить жизнь мне, зато так легко облегчили её себе!
- Но моё присутсвие не помогло бы тебе... - Женщина смотрела на плачущую Викторию испуганными глазами.
- Мне бы не было так страшно. - Возразила девушка. - Но ко мне приходила только тётя Лора, но однажды не пришла и она. - Виктория постепенно успокоилась. - Я вас не знаю, извините.
- Но Виктория....
- Я вас не знаю! - Истерично рявкнула она, резко отвернулась и пошла прочь.
Добрая, ласковая, отзывчивая девушка никак не смогла принять того, что однажды её бросили.