Аннотация: Мы меняем цвет кожи. Отбрасываем конечности. Изрыгаем пламя. Мы можем быть очень холодными или раскалиться добела. Мы каждый день умираем и воскресаем из пепла...
Мутант.
Люди Игрек.
Мы меняем цвет кожи. Отбрасываем конечности. Изрыгаем пламя.
Мы можем быть очень холодными или раскалиться добела.
Мы каждый день умираем и воскресаем из пепла.
Гайдук прикрыл веки и делает вид, что спит. Она разговаривает с ним, все равно разговаривает. Будто не замечает, что он спит. Или знает? Неужели она так хорошо его изучила, что может отличить дыхание спящего Гайдука от дыхания Гайдука, смежившего веки?
-...потом она сказала, что ей не нравится, как я печатаю. Видите ли, слишком медленно и с ошибками. Однако, когда я попросила показать мне хоть одну ошибку, она ответила, что не позволит так с собой разговаривать и проигнорировала мой вопрос, ты представляешь?
Гайдук старается не вникать в смысл того, о чем она говорит. Хотя никакого смысла там и так нет. Какая-то бытовуха, честное слово, ей самой не надоело? Нет, она никогда не расклеивается.
Он начинает думать о цветах.
Сперва он был белым. Пожалуй, белый - это самый лучший цвет. Когда белый, разум чист, на него ничего не давит. Полная свобода. И чувство абсолютно чистое. Гайдук еще не любил ее. Ему просто было хорошо и спокойно, когда она была рядом. Тогда они дышали в унисон.
Потом, началось покраснение. Незаметно, он стал насыщаться розовым, и это завораживало. Розовый - цвет первозданной нежности, цвет влюбленности. Это началось тогда, когда они гуляли по парку. Апрель был юн и о чем-то шептал им.
Он уже не мог вспомнить, кто кого взял за руку. Но именно этот момент ознаменовал его румянцем. Румянец залил сперва его лицо, а потом и все остальное. Потом кто-то из друзей сказал: "Ты что, влюбился?". И Гайдук понял, что теперь его цвет - розовый.
Розовый цвет наливался. Все больше приходило осознание того, как он хочет ее, как счастлив при мысли о ней. Она принадлежала ему, он осознал, что она - его жизнь.
Алый цвет осыпал их красными листьями сентября. Летом чувства разогревались, а в начале осени прорвало плотину. И на них обоих низвергся потом безумств.
Тогда они не замечали ни дней, ни лиц. Все потеряло смысл, кроме алого.
От бардового они почти задыхались, но он был недолгим. Думать все время, что вы сходите друг от друга с ума, в конце концов, очень утомительно. Идеальная концентрация чувств и переживаний, но слишком густо, слишком глубокое погружение. Они же не профессиональные дайверы.
Зима подсинила губы, и цвет из красного оттенка перетек в фиолетовый. Они разговаривали, спали, гуляли вместе. Им было так хорошо, что они не заметили, как первая свежесть и изысканное удовольствие трансформировались в приятную привычку. В горле стало першить. Терпкость чувства потеряла очарование, но Гайдук не расстраивался. У него тогда все складывалось, и на работе тоже, вроде бы жаловаться не имело смысла.
Потом все стало прозрачно-синим, и Гайдук ощутил, что чувства остыли. Но по инерции продолжал делать подарки, дарить цветы и развлекать ее. Она не то поняла, не то почувствовала, и, как ему показалась, сама стала какой-то жесткой и ненастоящей. Одним словом, почти как он. Но они все еще держались на плаву.
Потом он купил машину. И понял, что с ней интереснее. Хотя с ней было много возни и тоже приходилось ухаживать.
Синий загрязнился, стал тошнотворной обязанностью. Но привычка не позволяла им прервать это представление. Они даже продолжали спать вместе, хотя оба (по всей видимости) уже давно присмотрели себе кого-то еще. Доигрывать спектакль было противно, но они были талантливыми актерами. Даже пытались устроить пару раз друг другу сцену ревности. Смешно.
Теперь все стало серым. Брешь в лодке запускала воду медленно, но верно, они все еще качались на волнах, но их челн уже начал тонуть. Именно теперь он придумал прикрывать глаза, когда она начинала свои заунывные песни. Для чего она это делала, он все никак не мог взять в толк. Неужели действительно хочет поделиться насущным?
Он уже несколько раз договаривался с собой, что прервет эту жалкую игру, разорвет с ней, убежит, перестанет отвечать на ее звонки; потому что после серого ты можешь стать только черным. А это плохо.
Вдруг она замолчала, и Гайдук открыл глаза.
Она смотрела на него, и в глазах ее застыла вода.
-Давай расстанемся.
После этих ее слов Гайдука охватила такая тоска, что его начало подташнивать, как будто он прыгнул с большой высоты, хотя и с парашютом.
А потом он подумал. Если все произошедшее вдруг отпускает тебя, это как вода. Она смывает из тебя все цвета, все краски.