Пламя в очаге уютно потрескивало. Хотя уже неделю, как в растопке ради обогрева нужды не было - хоть снег еще не сошел, весна входила в свои права, принося новые запахи, звуки и...щемящую тоску. Совсем немного, но все же.
Как-то так оно сложилось за последние пятнадцать лет, что лес признал ее Хозяйкой - слишком странной она была: не человек, не зверь, она понимала как животных, так и людей... могла бы. Но с людьми за те же пятнадцать лет она не разговаривала, как могла - избегала, хотя иногда подбиралась поближе к жилищам, подглядывая и даже подворовывая то понравившуюся вещь, то какую-то полезную утварь. Но было это давно. Пять раз уже встречала девушка весну в старой заброшенной охотничьей заимке, до этого долго к ней присматривавшись, но не дождавшись хозяев. Как и за все годы. Раньше, пока жив был Карпат, они ютились ближе к людям, тоже в заброшенном домике, но там она боялась обживаться - туда нет-нет да забредали охотники, или грибники-ягодники - тогда странная парочка бежала в лес. Обычно ненадолго - люди в заимке не задерживались - и они с другом возвращались. Домик был хлипкий, на чердаке жил ветер, завывающий зимними ночами, девочка топила очаг чтобы сварить еды, потом они забирались в запечье и дрыхли, свернувшись клубком и грея друг друга боками.
А потом Карпата не стало... Псы вообще не живут долго. И она не смогла жить там одна. Похоронив верного друга под старой осиной, на которую раньше часто забиралась, дурачась и прячась от него, она бежала вглубь леса.
Была весна, как и сейчас...
Позавчера девушка расконопатила и открыла окно - и теперь ничто не смогло бы ее заставить закрыть его. Даже выпавший с утра снег, укрывший зимний, слежавшийся, даже ночной весенний холод, затекающий в дом, или шум падающих капель, а то и грохот сорвавшихся сосулек. Из-за открытого окна и пылало сегодня пламя в очаге. Спать девушка решила, как в давние времена - или холодные зимы - на печи, свернувшись клубком, только бы не закрывать окно. Это-то ее и спасло. Хотя тут - как посмотреть. Что выскакивать через окно из уютно натопленного и явно жилого дома - это как минимум глупо и совершенно бесполезно, девушка сообразила, лишь отмахав приличное расстояние и оставляя звериные следы. И что теперь делать?..
Побудившей ее на это неумное действие силой стала неожиданность. Обычно человека слышно издалека - с ее-то чутким слухом засечь подходящего к дому человека (как и зверя, но зверей девушка давно не боялась) легко. Но за все время, пока она тут жила, люди сюда не забредали, не осталось ни одной человеческой тропы, ведущей к ее убежищу. А этот - словно с неба свалился. Вот вроде тихо, звуки леса ничто не нарушает - и вдруг хруст снега у порога, и деловитое постукивание в дверь. И сомневаться, что ее сейчас откроют, не приходится. Вот и выскочила, и помчалась прочь - только лапы засверкали.
За ней в лес гость не пошел, только слышала, как высунулся в окно, да на порог снова вышел, постоял, вроде даже крикнул что-то, но свист ветра в ушах уже глушил далекие звуки.
Неужели ей больше не вернуться домой? Девушка с горечью осознала, что сама себя подставила под удар. Раньше они, сбегая, не вызывали подозрений - домик был совершенной развалюхой, тепло держалось в нем, лишь пока горела печь, вещи после обращения она всегда оставляла в клубке тряпья на печи же. Пара бежавших из заброшенного домика зверей никого не удивляла, наоборот, бывало даже, что гости оставляли для них еду, тихо посмеиваясь над странной парочкой: различить следы рыси и собаки для охотника не проблема.
Вот и теперь это проблемой для нежданного гостя не станет. Следы рыси, ведущие к порогу - она лишь недавно вернулась с охоты, пойманного зайчика должно было хватить на три дня - и следы от окна (и зачем выпал этот снег?). Впрочем, как и раньше. Вот только теперь дом 'заброшенной конурой приблудного зверя' не назовешь. Щели законопачены, печь натоплена, ужин сварен, но не доеден, наверно и не остыл еще, кровать застелена, пол чисто вымыт. А главное вещи, там остались ее вещи - и отнюдь не среди хлама на печи, кстати, и хлама на печи не было.
Тут даже полный дурак поймет, что здесь не так.
В детстве слышала сказочки о людях-оборотнях и знала, что добра им ждать нечего. И если настоящие сказочные оборотни были сильны неимоверно, маленькая хрупкая рысь, хоть и была крупнее рысей диких, серьезного сопротивления оказать не сможет. Особенно когда люди выйдут на облаву. Да даже один хороший охотник, если не поленится, легко сможет украсить новой шкуркой стену у камина. Ну как она могла - так расслабиться и забыть о предосторожности? Ну и что, что последние годы тут никто не появлялся? Это не повод....
- Э-эрх! - выдохнула с рыком беглянка.
Завтра он пойдет по следу. Ночью не сунется - но завтра. Нужно его запутать. И рысь принялась петлять: то под корнями проскочит, то на дерево взберется да на другое прыгнет, то, не смотря на зверский холод и кошачью натуру, по ручью пройдется. Увлекшись этим узорным плетением, сама не заметила, как наскочила на снежный курган, под которым в буреломе устроилась на зиму медведица Данка. Спрыгнув поскорее, удовлетворенно кивнула: если вредный незваный гость все-таки дойдет за ней сюда, уж Данка покажет ему, где раки зимуют. Прислушалась: да, у подруги уже маленькие. Снова кольнуло тоской. Рысь стряхнула ее вместе с налипшим снегом и побрела дальше. Немного дальше - она устроилась на ночлег в дупле старого рассохшегося дуба, старательно вытолкав из него снег и поджав вымокшие ноги. Если что - будет слышно, как проснется Данка...
- А-арх... - зевнула рысь и свернулась клубком. Сон милостиво накрыл ее своим пологом.
А разбудил ее рык Данки, огласивший лес.
И крик человека.
Солнце едва только вышло, осветив окрестные горы. Рано-то как.
Встрепенувшись, рысь в считанные секунды преодолела расстояние до берлоги.
Капли крови на снегу, прижатый к нему человек и медведица, замахнувшаяся лапой для последнего удара, после которого просто доедать...
- Не-ет! - крик-рык помимо воли и мимо сознания. Медведица отвлеклась и остановилась. - Не убивай его...
- Почему? - прорычала Данка.
- Я... не знаю, Дан. Но не убивай.
На самом деле, рысь не верила, что незваный гость пройдет по ее следам так далеко, надеялась, что он отстанет после скальной гряды, или хотя бы ручья, а еще больше уповала на то, что сам, в одиночку, за "оборотнем" не сунется. Выскочив на берлогу и посчитав, что это хорошо, не задумалась, что подвергает опасности жизнь человека. Она даже больше опасалась за Данку, и сейчас примчалась на помощь ей. А увидев...
- Не убивай, - повторила рысь, - он ничего плохого не сделал.
- Это пока, - возразила медведица.
- Знаю. Прости.
Данка отступила с тела человека, и рысь утвердилась в своем стремлении сохранить его жизнь - в погоню за "оборотнем" ее гость бросился без оружия (не считать же таковым легкий лук с почти пустым колчаном). Но в то же время она поняла, что помочь ему уже не так-то просто - рваная рана, нанесенная медведицей, была страшной. Когда человек сдуру сунулся на курган берлоги по следу промчавшейся по нему ночью легкой рыси, он провалился, что было восприняло Данкой, как угроза детям. Полоснув по ноге когтями, медведица вытолкнула его наружу и прыгнула сверху, собираясь добить - но тут подскочила рысь. Негласную Хозяйку леса и подругу, с которой не раз ловили рыбу и дурачились, медведица послушала, жертву выпустила, но мужчина потерял много крови - вместе с сознанием.
Обернувшись под защитой медведицы и не обращая внимания на жгущий холодом снег (хорошо хоть сторона склона была солнечной, и воздух понемногу прогревался), девушка оказала первую помощь. Осмотрела рану, очистила ее нетронутым снегом (все-таки он вчера удачно выпал), нарезала выпущенными когтями из его рубашки ленточек и туго забинтовала ногу. И снова перекинулась в рысь - бежать до дома нагишом и босиком удовольствие даже не среднее.
Вот только как теперь дотянуть его до дома? Ноша оказалась неподъемной. Бестолково покрутившись вокруг, она взмолилась:
- Дан, помоги, а...
Медведица совсем по-человечески вздохнула: мол, что с тобой делать, глупая?.. И, подцепив "тушку" за шиворот потащила к жилищу Хозяйки знакомой дорожкой. Хорошо хоть дом был не далеко - убегая в ночи, девушка и не заметила, что конечная точка вязи ее следов оказалась так близко. По-прямой Данка с ношей добралась за каких-то полчаса, и еще через десяток минут вернулась к берлоге, у которой дежурила рысь - оставлять детей одних медведица отказалась наотрез, да рысь и сама не бросила бы малышей. Попрощавшись с медведицей, она опрометью кинулась домой, но, оставив лежащего человека у порога (лишние пять минут погоды уже не сделают), сначала зашла в дом сама, чтобы снова обернуться, второй раз за утро. Это оказалась не так просто, словно силы души исчерпались - обычно она так часто этого не делала, оборачиваясь скорее по желанию, велению сердца, нежели по необходимости. В итоге, вышла за раненым она одетой, но обессиленной, и еле дотянула его до комнатки за печью, уложив на кровать.
Теперь можно было нормально осмотреть, промыть и перевязать раны. Достав рыбий жир, настоянный на сборе целебных трав, собранных собственноручно или принесенных по ее просьбе зверями и птицами (средство, которое люди назвали бы чудодейственным, по крайней мере, в старые времена до того, как все изменилось), девушка обильно смазала глубокие царапины, снова туго забинтовала. Проверила, не нанесла ли Данка ему более серьезных повреждений, не сломала ли костей, навалившись на него, но, на удивление, в остальном человек был цел. Хоть и совершенно бледный и холодный, пульс едва прослушивался, как и дыхание. Напоить его отваром из зайца с травками и добавкой все того же бальзама не удалось - он не глотал, жидкость проливалась на подушку. К вечеру началась лихорадка, а девушка вымоталась так, что сама мало отличалась от полутрупа. Ближе к полуночи мужчина подал признаки жизни, застонав. В сознание не приходил, но хоть проглотил отвар. Обессиленная девушка притащила одеяло, бросив его у кровати, чтобы далеко не бежать если что - да там и уснула, а может, потеряла сознание.
А утром пришла в себя от прикосновения чужого дыхания к лицу.
Открыв глаза, она уставилась на нависшего над ней гостя, не зная, чего от него ожидать, и не пора ли снова выпрыгивать в окно и бежать за Данкой, но тот не проявлял агрессии, он вообще не двигался, лишь чуть улыбнулся и глаза стали немножечко теплее. В первый раз девушка взглянула на него с интересом: черные глаза, прямой тонкий нос, встрепанные черные волосы. А вообще лицо было хитрое... даже ехидное.
- Привет... Хозяюшка, - наконец произнес гость.
Хозяйка вздрогнула: откуда он узнал?.. Но сам звук человеческого голоса взбудоражил больше. Сколько лет прошло с тех пор, как она последний раз слышала людей так близко и... мирно?
Перед глазами мимо воли пронеслись такие родные и милые лица: Русяна, Милуш, веселый смех, радость, игры в лесу. Глаза защипало. Вздрогнув, девушка зажмурилась, но одна слезинка успела сбежать, щекотнув висок.
Забыть! Нельзя думать о них!
- Я - Яр, - представился гость, не заметив ее слезы. И это хорошо. Он отвлек от запретных печалей, при этом заставив задуматься об ином: - А как называть тебя?
После той страшной ночи девушка-рысь ни с кем не говорила. Ни с кем из людей. Она не разучилась их понимать, по крайней мере, этого человека она понимала. Поняла, что его имя Яр. Но сама не могла сказать ничего. Разучилась... а может никогда и не умела. Девочка-рысь так и не сумела разобраться, что же случилось в ту ночь, когда исчезли близкие люди, вокруг появился какой-то тихий ужас, а сама она изменилась навсегда. Тогда - если бы не поддержка Карпата - кто знает, что бы она с собой сделала? За лета и зимы, проведенные в этих лесах, девочка и рысь взрослели вместе, будучи одним целым. После смерти Карпата она начала говорить с лесом, но для этого не нужны были слова, ибо говорила она чувствами, звериным рыком. Она не забыла слов из детства, такого далекого. Но найти их, произносить их - ей не хватало духу. Она давала имена друзьям. Но никогда и никому ей не приходилось называть свое имя...
А гость все смотрел на нее. И из этого положения она чувствовала себя все более беззащитной...
?- Р-русяна, - хрипло выдохнула она, и начала потихоньку отползать от кровати. И от его лица. Чуть поодаль перекатилась на живот, не удержавшись, по-кошачьему потянулась и села, настороженно замерев.
- Рысяна... - протянул Яр, улыбаясь, а девушка снова вздрогнула, он угадал имя рыси - случайно ли, или по наитию...
Случайно, наверное - тут же ничего сложного. Котенка, принесенного из леса, Милуш назвал созвучно имени дочки.
- Русяна, - поправила девушка чуть окрепшим голосом, не сводя взгляда с человека, который тоже, сдержав стон - нога явно болела, сел на кровати. Девушка чуть склонила голову набок и едва удержалась от движения ухом. Люди так не умеют. Правда, скрыть свою натуру девушка уже не надеялась - слишком много он видел. Минут пять они молча изучали друг друга.
***
Диковатая необычная девушка, неуловимо похожая на рысь. Неужели действительно оборотень? Ярмир, уже будучи магом, но все равно ученым до мозга костей, всегда считал, что сказки врут, что легенды - выдумка. И, выбираясь в затерянную в глуши заимку, где не бывал с давнего детства, когда они с отцом проводили тут летние месяцы, живя охотой и знакомством с миром природы, он никак не мог рассчитывать на такую удачу. Старый домик должен был прийти в запустение - единственная дорога-просека, поддерживавшаяся раньше в порядке лесничими, заросла в первые годы после Землеворота. Сюда он добрался с помощью 'крыла'. Вообще он был одним из первых магов, научившихся летать, и единственным, кто мог взлетать с крылом с ровной местности. Как говорил его друг, Яр обладал не просто птичьим чутьем - он был птицей по крови. 'Это не удивительно - с такой-то фамилией' - усмехался Ярмир, свято веря в свое крылатое предначертание.
И вот, как только дыхание весны подогрело склоны гор, маг, уже и забывший что такое голос природы, решил вырваться в памятную глухомань. Приземлившись рядом с домиком, он поспешил внутрь, дверь открылась легко - но навстречу пахнуло живым теплом и запахом еды, а за открытым окном раздался скрип снега - кто-то быстро удалялся. Рассмотреть беглеца не удалось. Беглянку - по оставленным вещам и другим косвенным признакам стало понятно, что жила тут девушка. Вот только следы под окном не были человеческими. Яр не был охотником, так что решить наверняка, чей след, он не смог, да и ночью пытаться не стоило.
Зато утром, чтобы найти пропажу, Яр поднялся в небо на 'крыле' и увидел все кружево следов как на ладони. Зверь петлял лучше зайца, Ярмир оценил и каменистую гряду, и ручеек, и прыжки по деревьям. От наземного следопыта беглянка укрылась надежно, но никак не от птицы. Определив даже дерево, в котором 'хозяйка дома' устроилась на ночлег, Яр прикинул направление и ориентиры, и спустился на полянку перед домом. Оттуда же и отправился на поиск 'своего оборотня'. Чем ближе он подходил, тем тише и осторожнее старался идти, за что и поплатился. Выйдя на следы зверя (вероятней всего, крупной рыси), он решил не отступать от них и поплелся медленно и осторожно - через злополучный снежный холм, который чуть его не прикончил. Прежде чем потерять сознание, прижатый свирепым медведем, он успел заметить несущуюся к ним рысь.
И вот он здесь. Живой. Пощадила. Но как она остановила медведя?
- Что с медведем, - спросил он, а девушка снова вздрогнула, словно испугавшись даже не вопроса, а голоса.
?- ...Добрэ... в ных всэ добрэ... - запинаясь, словно вспоминая слова, ответила девушка. Да так наверно и есть - с кем ей тут говорить-то? Потом она встрепенулась: -Йисты хочеш? - и не дожидаясь ответа, бежала из комнаты к печи.
***
А дальше она почти не говорила, просто слушала его рассказы, слушала как сказки. Она ведь не знала о мире ничего кроме жизни леса. Она восхищенно смотрела, как он летает, но попробовать сама не просилась, считая, что рысь птицей быть не может. Она показывала ему лес и знакомила с друзьями, но не являла ему рысь. И снова слушала его. А он никогда так много не рассказывал - никогда и никому. Яр понял, что девушка не может говорить, потому что забыла как это, но она слушала его и вспоминала. Ее янтарные глаза сияли счастьем, а улыбка была искренней и теплой. Но он не посмел рассказывать ей о том, что преподавали они в школах покоя, он боялся спугнуть ее яркую детскую душу, он понимал: если девушка не сорвалась до сих пор, то и нет смысла предостерегать ее, может ее единственным лекарством - вернее прививкой - будет незнание о самой возможности беды. И потому он рассказывал ей сказки и легенды, рассказывал о достижениях последних лет и живой воде, о разных смешных историях.
Он провел с ней в лесном домике три месяца, но ни разу не прикоснулся к ней с нечистыми помыслами. Девушка была словно ребенок, ее душа была такой нежной и светлой, легкой, как одуванчик - только прикоснись и хрупкий мир ее будет разрушен.
***
Однажды вечером, только солнце скрылось за дальними горами, они сидели на пороге домика под навесом, который Ярмир соорудил, чтоб Хозяйка могла иногда, сидя тут, любоваться своим лесом. Прикрыв ноги пледом, они и сейчас любовались окрашенным в закатные краски ущельем, тонкая поросль, скрывавшая сам домик, просматривалась насквозь. Яр рассказывал, как они с отцом приезжали сюда на охоту и прикармливали белок орехами, а девушка вдруг загрустила. Заметив это, он умолк. И тогда Русь (как нежно он ее называл) вдруг заговорила. Его незаметные уроки не прошли даром, и рассказ получился хоть отрывистым, но связным.
- Я почти не помню маму... - тихо сказала девушка. Она снова замолчала, но Яр не прерывал ее воспоминаний словами, и когда она продолжила - наверно минут через пять, не меньше - он узнал то, что она старалась скрыть даже от себя самой: - Она была красивой, доброй и теплой. И все. Но я помню тот день. Тогда была весна... тоже... мы были маленькими, но иногда выходили встречать маму с охоты. Она поранилась тогда. Не далеко от дома на нее напали волки, их было много... и они были голодными. После зимы. И кровь из маминых ран ослепила их, - она говорила рывками, словно выталкивая причиняющие боль воспоминания. - Брат... он бросился к ней на помощь, но маленький. Его просто лапой придавили. А я видела. Я не могла пошевелиться. Мама уже не рычала. Молчал братик. Только волки пели свою дикую истеричную песнь удачной охоте. И капли крови на снегу. Не люблю их. До сих пор. Знаю - им нужно было есть. Но... - крупные слезы покатились по ее щекам, - ненавижу! - с глухим рыком выдохнула девочка-рысь. Хозяйка леса.
За время, проведенное тут, он понял, что девушка стала Хозяйкой окрестного леса. Не банальным лесничим - и не владелицей. Она стала его душой. И раной в этой душе жили волки, убившие ее маму, но она должна была с ними мириться. Русь снова надолго замолчала, мелко сотрясаясь в молчаливом рыдании. А с неба пошел дождь, капли стекали с навеса, но они лишь поджали ноги повыше. Яр обнял девушку, прижимая к себе, и гладил по шелковистым волосам.
- Они стараются не показываться мне, - взяла себя в руки Хозяйка, - чувствуют наверно. А может, помнят... - снова молчание. - А потом услышала голос человека. Милуша. В первый раз услышала человека. Он отогнал волков и приближался к маме. А я словно проснулась. Я испугалась за нее. Поздно, - девушка снова всхлипнула, и умолкла, глотая слезы. А потом чуть истерично усмехнулась: - Я бросилась ее защищать: такой маленький шипящий комок. Я бросалась на Милуша с когтями, я готова была кусаться. Но.. что я для него? Котенок. Тогда я не поняла, что он сказал. Он забрал меня. Посадил в мешок - и отнес домой, - голос рассказчицы стал более теплым, хотя слезы, кажется, покатились еще обильней. Рубашку Яра, наверно, можно было выжимать. - Русяна - дочка Милуша. Они назвали меня Рысяной, познакомили с Карпатом. Это пес. Мы с ним дружили. И с Русянкой. Мы вместе прожили целое лето. Самое... - девушка запнулась и взглянула на Ярмира блестящими от слез глазами, - наверно... самое хорошее лето в моей жизни... я так мало помню из него. Было хорошо, и я думала, это не закончится. Я даже забыла о маме. А потом пришла осень...
Что было дальше с семьей Милуша, Яр знал. Он, кажется, даже припоминал маленькую рысь, поселившуюся у лесника тем летом. Они с отцом заезжали к ним в гости, так что знал Яр и лесника Милуша, и его непоседливую дочку. Ей тогда лет десять было наверно. После Землеворота Милуш сорвался, и их усадьба стала одним из гиблых мест. Почему-то до сих пор у Яра не поднималась рука на очистку это места. Ему иногда казалось, что та 'очистка' которую они проводят с коллегами-магами - это некое кощунство, что-то неправильное. Но определить словами он этого не мог. Просто были такие места, которые он обходил стороной, словно щадя. Злая сила там постепенно таяла, так что может само выветрится со временем.
А примолкшая Русь, или все-таки Рысь, снова заговорила, глухо и тихо:
- Я не знаю, что это было... Первым начал Милуш. Он приехал откуда-то. Волновался очень. Последние дни было много бурь, гроз. Дрожала земля. Молнии били в деревья. Лес бы сгорел, но ливни тушили... Мы сидели с Карпатом под лавкой - некуда было бежать. А Милуш что-то кричал, а Русянка плакала. А потом началось. Вокруг него поднялся черный ветер. Карпат выскочил из дома... я не смогла. А потом такой же ветер поднялся вокруг Руси, я видела как ей больно. Я бросилась к ней... и меня тоже закрутило, было страшно, - с каждым словом девушка говорила все тише, но вдруг словно пробудилась, чтобы постепенно утихать снова: - А Карпат... он поймал меня за руку. Он вытащил меня на улицу, и я упала там. Потом он тащил меня все дальше. А я плакала. А потом оказалось... что я девочка. А потом я проснулась снова рысью. Я вспоминала маму. Вспоминала Милуша. Плакала. Потом привыкла. И все это забыла. Постаралась забыть. Снилось иногда.
Русяна и Рысяна объединились, сорвавшись... Бедная девочка... бедный котенок. Маленькая девочка-рысь скиталась по дремучему лесу, не понимая себя, не понимая мира, не зная, что случилось и как дальше жить. Выручил верный пес, примиривший ее саму с собой, - для него обе ее части были другом.
- Через десять лет Карпат умер. Но лес признал меня. И я была ему нужна. Это спасало, - девушка надолго замолчала, постепенно успокаиваясь. Плечи больше не вздрагивали, дыхание выравнивалось. Ярмир все также прижимал ее к себе, тихонько покачиваясь. Он молчал, да и не требовалось слов. Душа юного оборотня исцелялась нежностью.
Было уже глубоко за полночь, а он все укачивал ее, сидя на пороге и прислонившись к двери. Она дышала спокойно и вроде больше не плакала. Потом вдруг прошептала еле слышно: 'Спасибо' - и начала сворачиваться клубком, засыпая. Тогда он поднял ее на руки (легкая как пушинка), с хрустом распрямился - три часа сидения на деревяшке то еще испытание, но не шевелился, боясь спугнуть - и отнес в дом. Уложил на печь, где девушка спала с тех пор, как в доме появился странный гость. Потом вернулся к порогу за пледом, а когда потянулся к печи, чтобы укрыть девушку, обнаружил там рысь. Не удержавшись, он нежно погладил ее по голове - Рысь замурчала сквозь сон.
