Братья Листопадовы : другие произведения.

. Пангея. Глава 1-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пангея - мир, разделенный линией фронта, пересекающей ее единственный континент. Две могущественных империи ведут борьбу за него уже несколько десятков лет. Но что если в игру вмешается третий - неизвестный сторонам - противник. Сумеют ли они отринуть былую вражду и совместно противостоять чудовищной опасности.
  Глава 1.
  Родной Вюртемберг встретил нас зимой и метелью. Полк вернулся на квартиры в столице Новониколенской губернии. После сражений на Баварии казармы полка почти пустовали. К концу кампании от списочного состава осталась, дай бог, чтобы половина, и ещё четверть от них абшидировали по состоянию здоровья. Пока шла война, они годились, а теперь перестали отвечать строгим требованиям армии Доппельштерна. Всем выдали удвоенное месячное жалование и отправили по домам. Правда, поставив на учёт в министерстве колоний. Как только будет объявлен очередной набор для переселения на вновь открытую планету, всем им, вместе с семьями, если они таковыми обзаведутся, будет предложено переселиться туда, обеспечив тем самым крепкий тыл имперскому гарнизону.
  Вернувшись домой я почти с головой ушёл в бумажную работу. Конечно, мне, как и всем офицерам, полагались две недели отдыха, но одновременно отпустить всех я не мог, а потому остался и сам. Иначе поступить не мог.
  На меня сразу же навалилась груда бумажной работы. В первый же день ко мне явился начальник канцелярии полка, остававшийся на Вюртемберге, и вместе мы наметили фронт работ.
  Полдня у меня ушло только на подписание медицинских заключений об абшиде, а после этого я разбирался с последними письмами погибшим солдатам, унтерам и офицерам полка, которые циничная солдатская молва прозывала "письмами счастья". Надо сказать, эта работа утомила меня намного больше целого дня тяжёлых боёв. Когда я увидел какой, на самом-то деле, толстой была стопка этих "писем счастья", мне невольно стало не по себе.
  Наверное, не столь уж толстокожим я был, как хотел показаться другим.
  Следующий день заняло решение вопросов с зампотылом и вербовщиками, которых тот привёл мне. В этот раз были другие списки. Призывников и добровольцев, желающих вступить в ряды имперской армии. Отдельно числились те, кого рекомендовали в дисциплинарные подразделения. Это были преступники, предпочитавшие службу длительным срокам заключения в тюрьмах или на каторге. Некоторые командиры полков предпочитали набирать из таких разведвзоды и швырять в самое пекло, куда ни за что не отправили бы нормальных, так сказать, солдат. Но у нас была несколько иная специфика, если честно, я бы никогда не доверил оружие, особенно тяжёлое, человеку, который был осуждён за какое-то тяжкое преступление.
  Поэтому их список я первым делом отложил в сторону и занялся рассмотрением оставшихся двух. Конечно, стоило брать в первую очередь добровольцев, охотников, как их звали тут, потому что большую часть населения Новониколенской губернии составляли русские. Однако и среди них могли быть те, кому доверять не особенно стоило. Во-первых: сразу следовало отсеять всех, напротив кого стояли отметки, означающие, что эти люди находятся под подозрением в совершении преступлений. Вербовочные конторы плотно сотрудничали с полицией, оперативно получая информацию обо всех призывниках и охотниках.
  С оставшимися я приказал разбираться зампотылу, в конце концов, это именно его обязанности. Не могу же я разбираться с каждым кандидатом в драгуны нашего полка. Отпустив вербовщиков, видимо, всё уже было решено и требовалось только моё формальное разрешение, зампотылу выдал мне бланки заявок на оружие, запчасти, доспехи, расходные материалы (которыми числились патроны к разнокалиберному оружию, снаряды к лёгким орудиям и лёгким мортирам, батареи к лучевым карабинам, всего около двух десятков наименований, от числа напротив них мне стало слегка не по себе). Вот никогда бы не подумал, что один наш полк потребляет столько боеприпасов. Пока был всего лишь командиром роты, про короткий срок службы в гвардии и вовсе молчу, как-то не сильно над этим задумывался. А вот теперь придётся думать об этих цифрах.
  - Без вашей подписи на запросах, - объяснил зампотылу, - мне их ни за что не одобрят.
  - Конечно, - кивнул я. - Если будет надо, можете приписать по нолику к каждому наименованию. Места, как вижу, вполне хватит.
  - И последний список, - сказал зампотылу, кладя передо мной небольшой лист с фамилиями и званиями всех оставшихся офицеров полка. Раз вас так удачно продвинули в звании, отметьте здесь тех, кто, по вашему мнению, также достоин повышения.
  - Таких нет, - ответил я, отталкивая листок. - Скажу сразу, господин майор, что и себя не считаю достойным командной должности. Но на меня взвалили эту тяжесть и мне её нести. Лейтенантов полка я видел в бою, и могу сказать, что ни один из них не готов к тому, чтобы командовать подразделением крупнее взвода.
  - А быть может дело в том, как вас приняли в полку после перехода из гвардии в строевую часть? - с намёком поинтересовался зампотылу.
  - Только с их поведением в бою, - ледяным тоном ответил я.
  Первые дни в полку были самыми жаркими, однако после этого всё заработало как хорошо отлаженный механизм. Канцелярия выдавала кипы бумаг, которые "варились" внутри неё, не требуя моего вмешательства. Зампотылу выбивал для нас как можно больше всего, что можно было выбить из военного министерства. А после этого, ещё немного, а потом - ещё чуток, а затем - ещё самую малость... И так, наверное, до бесконечности.
  Поняв, что всё работает и без меня, я решил, что пора и мне отдохнуть. Хотя тут была одна загвоздка. У меня не было начальника штаба, такая должность просто не предусмотрена в ударных полках, вроде нашего, драгунского, который был устроен по принципу кавалерийских полков прошлого. И командир первой роты не замещал его. Единственным заместителем моим был, как ни странно, именно зампотылу, не начальнику же канцелярии поручать, пусть и временное, командование полком. Или занудному начальнику связи майору Сороке с его вечным "соблюдением радиодисциплины". Тогда меня точно проклянёт весь полк. Кандидатуры лейтенантов я даже не рассматривал.
  В общем, мне ничего не оставалось, кроме как назначить вместо себя зампотылу, которого звали, кстати, Фома Петрович Дрезнер. Сам же я отправился в кратковременный отпуск. Больше недели я позволить себе просто не мог. Да и не высижу я дольше дома. Такая уж у нас, Нефёдоровых, натура. Отца я в детстве больше этого срока не видел, а потом и старшего брата тоже. Да и сам довольно быстро пропал из родного дома, как только достиг возраста поступления в военное училище. И появлялся не чаще и старшего брата.
  Передав дела майору Дрезнеру, я поймал такси и назвал адрес родного дома. Как же давно я, всё-таки, не был там.
  Наше семейство нельзя было назвать очень богатым, но свой дом всё же мы могли позволить себе содержать. Тем более, что все служившие члены семьи, включая и двоих моих дядьёв, младших братьев отца, давно съехавших и живших на полковых квартирах, отсылали некоторую долю своего жалования на его содержание. Тем более, что был это не особняк в пять этажей, а небольшой аккуратный домик с балконом и мезонином. Такие стали очень популярны во времена относительной стабильности, когда поселенцы, наконец, смогли отказаться от стандартных конструкций и начали строить нормальные дома. Все стремились к уюту, поэтому города, особенно центральные кварталы их, больше напоминали картинки из жизни Предпоследнего века.
  Такси затормозило перед воротами моего дома. Я расплатился и выбрался из машины. Я специально не стал звонить матери, хотел сделать сюрприз. Конечно же, сразу по возвращении, я тут же подал весточку родным о том, что жив-здоров, но пока дел слишком много и приехать не смогу. И вот теперь, так внезапно постучал отделанным под бронзу молотком в дверь.
  Открыл мне старый слуга, которого я, как водится, помнил ещё с детства. Он служил унтером в полку, где ещё дед был офицером, был ранен, потерял правую руку и получил абшид. Чтобы помочь, дед отправил его домой, назначив мажордомом. Франц - так звали мажордома - быстро навёл среди немногочисленных слуг военный порядок.
  - Ваше, - он глянул на мои новенькие полковничьи погоны и быстро сориентировался, - высокоблагородие, приветствую вас. - И отступил на полшага, пропуская меня.
  - Здравствуй, Франц, - улыбнулся я, чувствуя, как медленно оттаивает душа. - Кто дома, кроме матушки?
  - Ваш Pater, - сообщил мне мажордом. - Он получил отпуск на три месяца. Завтра обещала прибыть ваша младшая сестра. Она сообщила, что с ней будут несколько её подруг по институту. Узнав об этом, ваша матушка, - это слово Франц, частенько перемежавший свою речь немецкими словами, всегда произносил чётко и правильно, - была рада и собиралась уже писать вам.
  Я от души рассмеялся. Мама не оставляла матримониальных планов относительно меня. Тот факт, что мой старший брат Пётр нашёл себе супругу без её деятельного участия, стал серьёзным ударом по маминому самолюбию. А уж то, что Петя был семь лет счастлив в браке, хоть и радовало её, однако напоминало о том, что никаких заслуг её в этом нет. Наверное, поэтому мама всё же немного недолюбливала невестку. И моей женитьбой она решила заняться всерьёз.
  Конечно же, как только мама узнала, что сестра приедет со своими подругами, а я совсем не исключал варианта, что она сама попросила её привезти их, раз уж я в родном городе, она тут же села писать мне длинное письмо укоризненного тона. Я мог даже представить себе некоторые фразы из этого письма. Но я весьма удачно опередил её, сам приехал без каких-либо предварительных сообщений.
  - Франц, где мне искать родителей? - спрашивал я, конечно, больше из уважения к старому мажордому, ведь в его обязанности входило как раз знать, кто из членов семьи где находится.
  - Ваш Pater, как обычно в это время, в своём кабинете, - степенно поведал мне Франц. - А матушка в своих комнатах, инструктирует молодую прислугу относительно их обязанностей по прибытии вашей сестры с подругами.
  Кажется, в голосе старого мажордома я услышал лёгкую обиду. Конечно же, подобные наставления также были его обязанностью, но во всём, что касалось женского пола, мама не доверяла мужчинам. Вообще. И на чувства старика Франца она не оглядывалась.
  - Проводи меня к отцу, - кивнул я ему. - А то что мы беседуем в вестибюле.
  - Прошу меня простить, - отвесил мне Франц церемонный поклон, и я вспомнил, что он, как и почти все унтера, профессионально не имеет чувства юмора и даже шуточные упрёки воспринимает всерьёз.
  Мы прошли через большой холл, поднялись по лестнице на второй этаж, миновали короткий коридор и оказались у прочных дверей отцовского кабинета. Я каждый раз робел, подходя к ним, ведь в детстве он был для меня запретным местом, и попадал я за дверь только для "серьёзного разговора" с отцом.
  Мажордом первым вошёл в отцовский кабинет и по-военному чётко доложил ему о том, что я пришёл. Когда он отступил в сторону, пропуская меня, я снова кивнул ему и миновал порог.
  Я давно уже привык видеть отца только в военной форме, поэтому как-то даже не признал его, одетого в домашний костюм. Но когда отец встал из-за стола, шагнул ко мне и раскрыл объятия, то все мысли рассеялись, и я шагнул навстречу ему. Отец обнял меня и крепко охлопал по плечам и спине, потом вытянул руки, крепко держа меня за плечи.
  - Красавец, - гордо произнёс он, - орёл! И косоглазие, гляжу, заработать не спешишь и шея не набок.
  Отец всегда любил армейские шутки. В этот раз он намекал на офицеров, получивших звание вне срока, либо перескочившего через звание. Сам видел таких, что постоянно косились на новые звёздочки на погонах, и казалось, что они или шею себе свернут или косоглазием обзаведутся. На меня же так резко навалилась груда обязанностей, что я очень быстро почувствовал себя самым настоящим полковником.
  - Быстро ты перерос меня, - продолжал отец. - Я полжизни шёл к этому званию и должности начальника штаба Вюртембергской инспекции, а ты и четвёртый десяток ещё не разменял, и уже - полковник и командир драгунского полка. Хвалю! Теперь на Нефёдоровых будет вся наша губерния равняться!
  - Благодарю, отец, - чётко кивнул я.
  - А скажи-ка, сынок, - с прищуром глянул отец на меня, - ты искренне хотел перейти из гвардии в строевую часть? Чем обусловлено это решение?
  Работа начальника штаба накладывала на него серьёзный отпечаток. Иногда он начинал разговаривать штампами и канцеляризмами.
  - Так точно, - решил я скрыться за такой же стандартной фразой. - Не хотел быть солдатиком на парадах. Я пошёл в армию, чтобы воевать.
  - Тогда откуда у тебя парадная шпага с тевтонским крестом? - улыбнулся отец.
  - В знак примирения с лейтенантом Блюхером мы обменялись с ним шпагами, - ответил я, чётко излагая официальную версию.
  - Как по писанному чешешь, - рассмеялся отец. - Надо будет поглядеть столичные газеты за то время, уж не оттуда ли фразочки. На память ты никогда не жаловался.
  Я предпочёл промолчать. Любое моё слово в этом случае выглядело бы как оправдание.
  - Ладно-ладно, - сказал отец. - Давай сядем и поговорим. Нечего стоять.
  Мы расселись по обе стороны стола.
  - И каково тебе командовать целым полком? - поинтересовался отец.
  - В мирное время - тяжко, - честно признался я. - На войне было намного проще. Занял траншеи - и не давай врагу выбить тебя из них. Не хватает патронов, батарей, снарядов - всегда можно взяться за рукоять пистолета и пригрозить тому, кто за это ответственен. Пусть ищет! А тут совсем другое дело. Канцелярия, бумаги, пополнения, офицерские списки. В первый день голова кругом шла, думал, мне с этим не управиться и за год.
  - А всё потому, сынок, - наставительным тоном произнёс отец, - что у вас, в полках, наследующих кавалерийским полкам, но таковыми уже не являющихся, нет штаба. Полноценного штаба, я имею в виду, как пехотных полках. Это сняло бы большую часть нагрузки с твоих плеч.
  - Полки тяжёлой пехоты, - привёл я свой довод, - можно прировнять к батальону, не больше. У нас в ротах даже драгун меньше, чем солдат в пехотных, из-за взводов тяжёлого вооружения, которые часто обслуживают лёгкое орудие или малую мортиру. В общем, военное ведомство считает, что полноценный штаб нам не нужен.
  - На количество бумаг, которые требуются для нормального функционирования полка, количество солдат никак не влияет. Тем более, что вы, тяжёлая пехота, используете собственную артиллерию, вместо приданной, как обыкновенные пехотные полки, и это доставляет определённые сложности. Ведь всякое столь плотное взаимодействие родов войск...
  Нашу беседу прервало появление Франца. Он отворил дверь кабинета и доложил:
  - Анна Гербертовна Нефёдорова.
  И следом вошла матушка. Старый мажордом едва успел потесниться, чтобы не столкнуться с ней в дверном проёме.
  Мы с отцом вскочили одновременно.
  - Так, мужчины мои, - сказала она, - как это понимать? Мало того, что сын возвращается домой и первым делом бежит к моему дражайшему супругу, болтать о вашей разлюбезной армии, даже не поцеловав мать по приходу. И ведь даже весточки не прислал, мальчишка! Как это понимать, сын мой? - Мама так официально обращалась ко мне, когда была очень зла. - Но вы, дражайший супруг мой, потрудитесь объяснить мне, почему вы завели ваши разлюбезные разговоры о войне, полках и дивизиях, вместо того, чтобы отправить его ко мне?!
  Мы с отцом одновременно потупили взоры, понимая, что каждое обвинение матушки - правда.
  - Вы были заняты наставлением слуг к предстоящему визиту моей сестры с подругами, - только и сумел промямлить я, - и я не хотел отвлекать вас...
  - Вы считаете, сын мой, - мамин голос просто сочился ядом, - что прислуга для меня может быть важнее вас?
  Она подошла ко мне почти вплотную и стукнула раскрытой ладонью по лбу.
  - Когда вы только поймёте, мужчины мои ненаглядные, что если приходите домой, то надо забывать о войне и всем, что с ней связано, - сказала мама. - Я твоего отца неделю уговаривала снять, наконец, форму дома и ходить, как все нормальные люди.
  - Ну, ты же знаешь, Аннушка, что я просто слишком привык к форме, - почти беспомощно развёл руками отец. - Без неё я чувствую себя неуверенно.
  - Мой дед, - привела безотказный пример мама, - служивший в драгунах, под конец жизни насколько спятил на этой почве, что его только в постель могли уложить без доспехов. Даже после полного абшида.
  - Генерал-майор Манн славился своими чудачествами и во время службы, - пожал плечами отец.
  - Не уводите разговор в сторону, дражайший супруг, - заявила мама. - Значит так, завтра приезжает Инга с институтскими подругами, и вы оба, мои ненаглядные мужчины, будете сопровождать меня. Этот вопрос не обсуждается. Можете считать это моим вам приказом.
  - Так точно, господин командующий, - усмехнулся отец.
  - И обоим быть в штатском, - добила нас мама. - Молоденьким девушкам, конечно, к лицу прогуливаться по вокзалу с двумя офицерами, но я слишком редко вижу вас в цивильном платье, чтобы упускать такую возможность.
  - Прости, мама, - сказал я, - но у меня просто не осталось цивильного, что хорошо бы сидело на мне. Я ведь не носил его с тех пор, как после гимназии поступил в Александорвское училище. И с тех пор я несколько подрос.
  Мама удивлённого глядела на меня, наверное, с полминуты. И тут отец ухватился за мои слова, как за последнюю соломинку.
  - Тогда и я буду в форме, - выпалил он. - Нельзя же, чтобы сын шёл при полковничьих погонах, а отец - как штафирка какая-то. Я просто не могу допустить этого. Меня же полгорода знает, я после этого в офицерском клубе показаться не смогу.
  - Хорошо, - была вынуждена признать поражение мама. - Убедили меня, мужчины. Но не думайте, что я простила вас!
  Она строго поглядела на нас и с гордо поднятой головой покинула кабинет.
  - Всегда считал, - тихо произнёс отец, когда Франц плотно притворил дверь, - что маме можно было доверить и батальон, и полк, и даже дивизию.
  
  Показаться сестре и её подругам надо было в самом лучшем виде. Офицер я, собственно, или кто, надо производить впечатление на барышень. Утром я обнаружил свой парадный мундир на столике у кровати. Конечно, я надел его только после того как привёл себя в порядок, побрился и позавтракал. И сразу же после этого мы, втроём, отправились на вокзал. Ни я, ни отец не хотели вызывать служебные машины, решили взять вместительное такси.
  Прикатили, конечно же, существенно раньше, но это же намного лучше, чем заставлять сестру ждать. Нам пришлось ждать самим, хоть и не слишком долго. Поезд пришёл с некоторым опережением, и мы направились на платформу, стараясь угадать место, у которого встанет шестой вагон.
  Сестра с подругами первой выбралась из вагона. Я узнал её, хотя и не видел достаточно давно.
  - Приосаньтесь, мужчины, - прошипела нам мама, толкая отца локтем, а меня стукнув зонтиком по голени, - раз уж форму нацепили.
  Отец и я тут же вытянулись в струнку, как на параде. Папа даже седой ус подкрутил, будто и правда хотел произвести убийственное впечатление на Ингиных подруг. А ведь он вполне мог, ещё как мог.
  - Инга, дочь моя! - воскликнула мама, взмахнув зонтиком. - Мы здесь!
  И мы поспешили навстречу Инге и её подругам. Подруг было три. Причём две из них были близняшками. Высокие барышни, почти с меня ростом, конечно, на каблуках. Они были весьма привлекательны, и ничуть не стеснялись своего роста, что несколько необычно. Третья подруга на их фоне смотрелась совсем маленькой, хотя коротышкой её, конечно, назвать было нельзя. Она мило улыбалась, казалось, всему миру, и задорные веснушки в сочетании с ярко-рыжими волосами усиливали это впечатление.
  В присутствии мамы Инга попыталась изобразить ту же важность, что была от природы, казалось, присуща нашей матушке. Точно также повели себя и близняшки. И только третья спутница шагала вполне естественно, ничего не изображая. Быть может, именно поэтому мой взгляд никак не мог оторваться от неё. Девушка, конечно, быстро заметила, что, наверное, слишком уже пристально гляжу на неё. Она перехватила мой взгляд и премило улыбнулась, хотя, казалось бы, куда уж милее.
  И тут мама ткнула меня локтем в рёбра, давая понять, что подобное поведение просто недопустимо.
  - Здравствуйте, матушка, - вежливым голосом произнесла Инга, делая аккуратный реверанс. - Позволь представить тебе моих подруг по институту. - Она сделала жест в сторону девушек. - Анастасия и Екатерина Гривель, - близняшки одновременно сделали реверанс, - и Хелен Шварц, - теперь присела третья подруга.
  Она тут же удивилась всех, глянув на Ингу и обратившись к нам.
  - Я столько раз говорила, не люблю, когда меня зовут Хелен, - сказала она. - С детства меня все называют Еленой.
  Такие проблемы не были редкостью в нашей империи. Пусть официально давно уже не существовало разделения на немцев и русских, однако соседство двух культур давало о себе знать. Хотя бы и в именах.
  - Конечно же, Леночка, - улыбнулась ей Инга.
  - Не надо, - с какой-то весёлой злостью ответила та.
  - А вы не забыли ещё, барышни, - вступила в разговор матушка в своей самой очаровательной манере, - что вы тут не одни на перроне. Постарайтесь оставить свои институтские шуточки хоть на минуту.
  Все четыре девушки тут же потупили взоры, хотя близняшки вроде бы были и ни при чём. Однако матушка умела разговаривать так, что стыдно становилось всем. В этот раз даже мне стало несколько не по себе.
  - Вот так-то лучше, - произнесла мама, а в голосе её можно было распознать "и чему только вас в институте учат". - Позвольте представиться самой и представить моих мужчин. Анна Нефёдорова, супруга полковника Панкратия Нефёдорова и мать полковника Максимилиана Нефёдорова.
  Мы с отцом кивнули барышням. Если бы не присутствие мамы, наверное, я бы повёл себя, как настоящий офицер. В смысле, поцеловал ручки всем дамам.
  - Теперь идёмте, - велела мама. - Нас ждёт такси.
  Мы расселись в авто, причём мама недвусмысленным жестом велела мне садиться впереди. Мне осталось только улыбнуться. На папу она поглядела таким взглядом, что он растянул губы в улыбке, подкрутив усы. Дорога до дома прошла практически в тишине. Девушки, ни разу не бывавшие в нашем городе, глядели в окна, спрашивали о том, что видели, мама или Инга рассказывали им о достопримечательностях. Мы с отцом предпочитали молчать, чтобы не раздражать маму лишний раз. Ведь она, как бы то ни было, всё ещё была обижена на нас за вчерашнее и оба мы чувствовали себя виноватыми.
  Когда мы подъехали к дому, и отец расплачивался с таксистом, мама сообщила нам, что забирает с собой девушек, а мы с отцом, если хотим, можем снова уединиться в кабинете до вечера.
  - Аннушка, - не выдержал отец, - быть может, хватит уже? Я ведь просил у тебя прощения за вчерашнее.
  - Не при детях, - оборвала ему мама, но потом несколько смягчилась и кинула осуждающий взгляд на меня. - Быть может, если ещё кое-кто осознает всю меру своей провинности...
  И многозначительно не закончив фразу, она увела девушек в дом.
  - О, боже мой, - вздохнул папа. - Сынок, ну почему ты ещё не извинился перед матушкой, а? - Он устало поглядел на меня. - Ты же понимаешь, что пока не сделаешь этого, нормальной жизни нам не видать.
  - Я обязательно сделаю это сегодня же, - сказал я.
  - Нам, Нефёдоровым, всегда везло с женщинами, - весело подмигнул мне отец, - но мы всегда выбирали их характером по себе.
  
  К первому общему ужину я готовился, наверное, не хуже, чем к бою. Первым делом я нашёл Франца и попросил его отправить кого-нибудь из слуг в цветочную лавку за букетом самых тёмных гвоздик.
  - Пусть купит все, - сказал я, отдавая мажордому несколько крупных купюр. - Если получится чётное число, одну может оставить цветочнице.
  - В родном доме вы не должны платить, - попытался отказаться Франц, но я покачал головой.
  - Я исправляю свою вину, - отрезал я, вкладывая купюру в его морщинистую ладонь, - и сам должен платить за них.
  Франц тяжело вздохнул, но ничего говорить не стал больше. Только кивнул мне, напоследок поглядел неодобрительно и ушёл.
  Я же отправился на балкон, чтобы покурить. Не то что я был рабом этой привычки, однако расслабиться мне сигареты помогали. Мама курения резко не одобряла, но мирилась с ним. Отец, как большой любитель трубки, сумел только добиться для себя привилегии курить её в своём кабинете. Мне же приходилось выходить на балкон, и тут же тушить сигарету, если на него выходила мама. Иногда мне казалось, что она едва ли не следила за мной, ведь слишком уж точно ей удавалось угадывать мои выходы. Однако полностью искоренить эту привычку маме так и не удалось.
  Но покурить в этот раз мне не пришлось. Выйдя на балкон, я повстречал там рыжую подругу Инги - Хелен-Елену.
  - Вы вырвались из плотных объятий моей матушки? - поинтересовался я, пряча портсигар.
  - Они слишком плотные, - ответила Елена, - таких мне бы и дома вполне хватило. Не стоило ради них ехать через полмира на каникулы.
  - Значит, вы решили покинуть родной дом из-за того, что вас слишком хорошо опекают там? - не нашёл ничего умнее я, как задать столь очевидный вопрос.
  - Конечно, - улыбнулась она. - Мне не слишком уютно дома. Родители стараются создать этот уют, но не могут понять, что это мне может быть и не нужно.
  - Вы весьма откровенны с человеком, которого совсем не знаете, - заметил я с удивлением.
  - Это со знакомыми надо быть осторожными, - ответила Елена, - ведь они могут использовать откровенность против тебя. А у вас, господин полковник, нет для этого мотивов, как минимум, верно?
  - Получается прямо как в старой и очень грустной поговорке, - пожал плечами я, - только друг может вонзить тебе нож в спину.
  - А я и к друзьям стараюсь не поворачиваться спиной, - снова премило улыбнулась Елена, но теперь я понял, что за этой улыбкой скрывается стальной характер.
  - Предпочитаете никому не доверять? - поинтересовался я.
  - Именно, - не стала возражать она. - Для меня мерилом отношения к людям как раз и является недоверие. Кому-то я не доверяю совсем, кому-то в чём-то верю, кому-то больше, кому-то - меньше.
  - Так ведь это ж, по сути своей, одно и то же, - пожал плечами я. - Меряешь доверием или недоверием, шкала-то одна.
  - Верно, - сказала Елена, - но меня все почему-то стремятся учить жизни. Говорят, я слишком негативно смотрю на мир.
  - Как может человек с такой улыбкой негативно смотреть на мир? - вполне искренне поразился я.
  - Спасибо, - снова улыбнулась она. - Как всякий офицер, вы мастер делать комплименты. - Она сделала книксен и добавила: - Вы покурите спокойно, а я, пожалуй, вернусь к вашей матушке. Слишком невежливо было бы покидать её на столь длительный срок в день первого знакомства.
  - Удачи вам, сударыня, - сказал я, поймал руку Елены и слегка коснулся её губами.
  Когда я касался пальцами Елениной кожи, она едва заметно вздрогнула. Мне показалось, что она едва не отдёрнула руку, но всё-таки сдержалась. Я выпрямился, а Елена уже спешила к выходу. Но перед дверью она обернулась ко мне и, пожав плечами, объяснила:
  - Я очень боюсь щекотки. Поэтому мне не очень нравится, когда меня трогают. Особенно малознакомые люди.
  Улыбнувшись мне на прощание, Елена почти бегом покинула балкон. Я же снова вынул из кармана портсигар.
  
  Перед ужином я внимательно оглядел себя в ростовом зеркале, будто на свидание собирался. Если мириться с мамой, то выглядеть я должен безукоризненно. Иного она не принимала, а портить впечатление неряшливым - с маминой точки зрения - внешним видом я совсем не хотел. В последний раз поправив безукоризненно сидящий галстук, я оглядел себя и направился в холл. Там меня ждал мрачный Франц и один из наших слуг, держащий в руках громадный букет гвоздик.
  - Спасибо, - поблагодарил я мажордома, даже не подозревая, какой ждёт меня подвох. - Это именно такие, как любит матушка.
  - Погодите благодарить, - бросил Франц. - Этот недотёпа, - мажордом замахнулся на слугу протезом руки, - купил нечётное количество гвоздик, но подарил одну цветочнице. Подумал, что я не стану их пересчитывать.
  - Значит, - сказал я, - их теперь чётное количество. Вы желаете смерти моей матушке, молодой человек? - поинтересовался я у слуги.
  Тот вжал голову в плечи, будто ждал, что я или Франц сейчас врежем ему.
  И вдруг я заметил, как через холл шагает Елена. Она переоделась к ужину и теперь, не торопясь, шла в столовую.
  - Сударыня, - окликнул я Елену, - погодите. Вы не могли бы помочь мне решить одну проблему?
  - В чем дело? - поинтересовалась она, подойдя ближе.
  Я вынул из букета гвоздику, зубами перекусил длинный стебель у самого бутона и вставил цветок в волосы Елене.
  - Вам идёт, - сказал я.
  - Благодарю, - ответила Елена, кокетливым движением поправив цветок в волосах. - Я жду вас в столовой.
  Я как-то даже не ожидал подобного кокетства от неё. После нашего разговора на балконе мне казалось, что она слишком другая, не такая, как остальные девушки, и тут такое проявление типично девичьего кокетства.
  Я забрал у слуги букет, отдав ему откушенный стебель. Подмигнул парню, мол, не дрейфь, со всем справились, значит, всё будет нормально. И вооружившись букетом, отправился в столовую.
  Мама, конечно, уже сидела за столом. Рядом с ней - отец, одетый столь же безукоризненно, как и я. Понимал, что до моего прощения, и сам находится в опале. Я прошёл через всю столовую едва ли не парадным шагом, опустился перед мамой на колени и протянул ей букет.
  - Матушка, - сказал я, - я понимаю свою вину и приношу самые глубочайшие извинения. - А затем добавил уже менее юбилейным и более искренним тоном. - Прости меня, мама, а? - И заглянул в глаза, как умел делать ещё с детства. Работало, правда, не всегда.
  - Сынок, - с любовью протянула мама, и я заметил, как с облегчением выдохнул отец, - от батюшки своего ты научился правильно мириться.
  Она приняла букет и хлопнула меня ладонью по лбу. Я понял, что прощён. Полностью и безоговорочно.
  Я занял своё место за столом, оказалось, что сижу я точно напротив Елены. Увидев это, она снова кокетливым движением поправила гвоздику в волосах и подмигнула мне.
  - Вы не откажете мне в любезности, - тихо сказал ей я, - прогуляться завтра утром по городу?
  Надо сказать, интонация у меня была не слишком вопросительная.
  - Возможно, - ответила она. - Если позволит погода. Говорят, зимы у вас, в Новониколенской губернии, очень суровые.
  - А вы откуда родом? - заинтересовался я.
  - Из Екатерининской губернии, - сказала Елена. - У нас климат намного мягче вашего.
 &nnbsp;В присутствии мамы Инга попыталась изобразить ту же важность, что была от природы, казалось, присуща нашей матушке. Точно также повели себя и близняшки. И только третья спутница шагала вполне естественно, ничего не изображая. Быть может, именно поэтому мой взгляд никак не мог оторваться от неё. Девушка, конечно, быстро заметила, что, наверное, слишком уже пристально гляжу на неё. Она перехватила мой взгляд и премило улыбнулась, хотя, казалось бы, куда уж милее.
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
&
nbsp;- Имbsp;- Так вы с Бадена, - почему-то удивился я.
  - Да, - произнесла Елена. - А что тут странного? У нас, на Бадене, с учебными заведениями несколько хуже, чем у вас. А женских и вовсе нет.
  Мама постучала вилкой по краю своей чашки, что означало у неё крайнюю степень недовольства. Недовольной она могла быть только нами с Еленой, ведь мама терпеть не могла болтовни за столом. Я подмигнул Елене, она - мне, но больше ни слова за ужином не произнесли. Хотя и обменивались короткими взглядами и улыбками.
  
  Глава 2.
  Погода на следующий день была просто отличная, не смотря на мороз. Светило яркnbsp;ое, что удивительно для зимы, солнце. На небе - ни единого облачка.
  За завтраком я спросил у Елены, каково будет её решение относительно прогулки.
  - На улице, конечно, очень хорошо, - ответила она, - но как-то слишком холодно. Я не люблю мороз. - Сердце моё упало куда-то в пятки, но тут Елена продолжила: - Так что давайте не будем гулять долго. Я могу замёрзнуть и простудиться.
  - Я не хочу этого, - произнёс я, - поэтому, может быть, вам лучше остаться дома. Я мог бы показать вам хотя бы и нашу библиотеку.
  - Я уже была там, - улыбнулась Елена. - В ней книги только о войне. По стратегии, тактике, прочему военному делу. Это мне совсем неинтересно. Да и погулять немного по городу стоит.
  - Тогда я буду ждать вас в холле, - кивнул я.
  - Можете особенно не торопиться, - произнесла матушка, в своей неповторимой манере вступившая в разговор со своей стороны стола. - Мне ещё надо поговорить с сыном. Он слишком мало уделяет времени родной матери.
  Я понял, что прогулка наша с Еленой откладывается, как минимум, до обеда.
  Договорившись с Еленой о встрече ближе к полудню, я отправился в комнаты моей матушки. Она ждала меня в компании сестры. Близняшек, как объяснила матушка, сейчас вместе с Еленой развлекает отец. Я на минуту представил себе, как именно он это делает, и не сдержал улыбки. Улыбнулись и мама с сестрой. Из всех тем для разговора отец всегда предпочитал войну, а если быть более точным, свои подвиги. Ведь они всегда производят впечатление на барышень. Вот только не в тех количествах, что выдавал их отец.
  - Матушка, - я поцеловал ей руку, - о чём вы хотели поговорить со мной?
  - Конечно же, - ответила она, - о Хелен Шварц. Ты оказываешь ей недвусмысленные знаки внимания. Означает ли это, что ты имеешь некоторые виды на неё?
  - Матушка, - даже слегка опешил я, - мы ведь знакомы с ней всего-ничего. По-моему, делать выводы ещё несколько рановато.
  - Главное, - наставительным тоном произнесла мама, - чтобы не стало слишком поздно. Вы ведь можете и "заиграться", и тогда нам просто не останется ничего, кроме как взять Хелен в нашу семью.
  История нашего "заигравшегося" дядюшки - младшего брата матушки - давно уже стала притчей во языцех. Так он оправдывался, когда оказалось, что молодая соседка оказалась беременна и, конечно же, от него. Вся беда была в том, что соседка была купеческого сословия и не слишком-то подходила дворянской семье в качестве невестки. Но никуда не денешься, наличие незаконнорожденного ребёнка не было нужно ни одной из семей, поэтому пришлось заключать брак.
  - Мама, - покачал я головой, - я не настолько легкомысленен, как дядя Гельмут. Да и Елена вряд ли такая уж дурочка, как его супруга. Тем более, я лично всегда был уверен, что её семья толкала её в дядину постель.
  - Не стоит об этом, - отрезала мама. - Как бы то ни было, но я хочу узнать, как ты сейчас относишься к Хелен? А кроме того, вместе с тобой выслушать Ингу. Пусть расскажет, что представляет собой её подруга.
  По последней фразе я отлично понял, маме Елена совсем не понравилась. Пусть она никогда и покажет этого нигде, кроме узкого круга нашей семьи, но мне всё равно это было очень неприятно. Ведь мне-то Елена как раз очень понравилась.
  - Елена очень милая девушка, - пожал я плечами. - Я не стану врать тебе, матушка, она мне сразу понравилась. Она из тех барышень, на ком сразу останавливается взгляд.
  - Я так сразу и подумала, - сама себе кивнула мама. - Более романтическая натура сказала бы о любви с первого взгляда, но мне остаётся только радоваться, что ты пошёл в отца. Инга, расскажи о Хелен, - переключила мама внимание на сестру. - Кто она? Откуда родом? Из какой семьи?
  - Хелен родом с Бадена, - начала Инга, - из семьи довольно преуспевающего врача. Я так думаю, потому что он смог отправить её учиться к нам.
  - А разве на Бадене нет своих учебных заведений? - поинтересовалась мама.
  - Женских точно нет, - ответила сестра. - Там ведь, в основном, аграрии живут, институты соответствующего направления. Женщин там ни к врачебной практике, ни даже к ветеринарии не допускают. Ко всем прочим дисциплинам тоже. На Бадене до сих пор весьма патриархальное общество. Принцип Трёх Ка соблюдается почти непреложно.
  - Мрак какой, - вырвалось у меня. - Как можно жить по принципам, сформулированным ещё задолго до Последних веков? Сейчас женщины даже в армии служат, хоть и на вспомогательных должностях, но всё же.
  - А ты считаешь, сынок, - сказала мне мама, - что для некоторых женщин счастье заключается именно в этих трёх словах?
  - Но не для всех же, - развёл руками я. - Ты ведь, мама, тоже не ограничиваешься этими трема словами.
  - Хитрец ты, сынок, - шутливо погрозила мне пальцам мама. - Умеешь находить безотказные аргументы. И всё-таки, подумай, как следует, прежде чем оказывать Хелен знаки внимания, хорошо? Я прошу тебя об этом, сынок.
  - Я всегда думаю над тем, что делать, - усмехнулся я, - прежде чем сделать это. Это первое, чему учит армейская служба.
  - Не знаю уж, чему там тебя армия научила, - отмахнулась мама, - но слушать меня ты тоже не забывай.
  - Разве я когда-то бывал глух к вашим словам, матушка? - показно обиделся я.
  - Слушал ты меня всегда внимательно, - согласилась мама, - как и твой отец. Только вот далеко не всегда следовали вы моим советам.
  - У каждого из нас своя голова на плечах есть, - улыбнулся я. - Ведь ты не можешь думать ещё и за нас обоих.
  - Ах ты, несносный мальчишка! - воскликнула мама, даже слегка замахнувшись на меня. - Весь в своего отца. Ступай, спасай барышень от него, - добавила она, - а то твой отец может до смерти замучить их своими военными похождениями.
  Я кивнул маме и поспешил в библиотеку. Только там отец мог "развлекать" гостей. Он сидел в своём любимом глубоком кресле, поигрывал трубкой, но, судя по отсутствию запаха табачного дыма, всё же не курил.
  - И вот, - с обычным пафосом говорил отец, - альбионцы начали сжимать кольцо. В окружение попали части нашего воздушного десанта и допустить их полного истребления, а всё шло именно к этому, командование не могло. И тогда нашу бригаду отправили в прорыв.
  Вот на этом "самом интересном" месте я и прервал его.
  - Отец, - сказал я, проходя через библиотеку к ним, - матушка хочет побеседовать с тобой. Она не сказала мне, о чём именно, - добавил я, предупреждая вполне закономерный вопрос.
  - В следующий раз, - взмахнул трубкой отец, - я обязательно вам дорасскажу эту историю.
  - Конечно-конечно, - закивали барышни, весьма умело изображая заинтересованность и лёгкое разочарование от прерванного рассказа. Наименее натурально, надо сказать, получилось как раз у Елены.
  - Мне надо одеться потеплей, - сказала она мне, когда отец вышел из библиотеки. - Давайте встретимся через полчаса.
  - Через полчаса в холле, - кивнул я. - Буду ждать вас с редким нетерпением.
  Температура к полудню не только не поднялась, наоборот, стало только холоднее на пару градусов. Поэтому я поверх шерстяного мундира надел шинель и малость неуставную каракулевую шапку. По идее, драгуны носили либо шлемы с тёплым подшлемником, либо фуражку с намотанным поверх неё башлыком. Но что хорошо для фронта, для прогулки по городу с барышней совсем не годилось. Я решил немного пофорсить и надел поверх шинели портупею с форменной шпагой, на ножнах которой красовался тевтонский крест, и массивную кобуру с трофейным револьвером. После Баварского инцидента я постоянно носил его с собой. Даже сам не знаю, зачем.
  В холе я был, как любой приличный человек, за десять минут до встречи. Чтобы не потеть в жарко натопленном холе, я снял шинель, вместе с перевязью, повесив их на вешалку и нахлобучив сверху шапку. Получилось, как будто у дверей стоят двое, только один почему-то висит в воздухе.
  - Уже ждёте меня? - вошла в холл Елена.
  - Недолго, - ответил я. - Просто, как обычно, пришёл раньше. Военная привычка, всегда приходить на место немного раньше.
  - Опережать врага, - улыбнулась Елена. - Ваш батюшка много об этом говорил.
  - Такие привычки со временем въедаются в самые кости наши, - пожал плечами я, снимая с вешалки шинель с портупеей.
  - Как и всюду ходить с оружием? - поинтересовалась Елена.
  - Вроде того, - несколько смутился я, погладив пальцами сандаловую рукоять револьвера. - Идёмте? - предложил я ей руку.
  Елена приняла ее, и я толкнул дверь. Как только в лица нам дохнуло холодом, Елена тут же вся сжалась и задрожала. Видимо, холод ей был совсем не душе. А я же, наоборот, вдохнул ледяной воздух полной грудью. После удушливой жары и влажности Баварии, а уж тем более, многократно переработанного воздуха космических кораблей, он мне был только в радость, пусть и кусал за лицо морозцем и врывался холодной рекой в лёгкие.
  - Вы любите холод? - светски поинтересовалась Елена.
  - В общем-то, да, - согласился я. - Конечно, не то, чтобы очень, но, например, зимой начинаешь ценить тепло. Жару и влажность я не люблю гораздо сильнее. От холода всегда можно спрятаться или развести огонь пожарче. А как скрыться от жары?
  - Да уж, - сказала Елена. - Жару пережить бывает сложнее, чем холод.
  - У вас ведь, на Бадене, жара скорее обычное дело, чем холод, верно? - Глупый какой-то получался разговор, светский, всё о погоде-природе.
  - Я считала суровой зиму, когда температура опускается до нуля, - ответила Елена. - А в институте первые годы вовсе старалась как можно меньше покидать помещения с поздней осени почти до конца весны. Все же гуляли, а я сидела в нашей квартирке и мёрзла, замотавшись в тёплое одеяло.
  Мне вспомнились ледяные окопы во время учений Кексгольмского полка, когда нам приходилось просыпаться в заметённых снегом окопах. Спасались только тем, что спали вповалку, набросав сверху одеяла, а снизу выстлав дно окопов кариматами. И всё равно, по утрам у нас зуб на зуб не попадал.
  - Тяжело вам приходится в нашем суровом климате, - сказал я. - Вот сейчас, к примеру, ещё не слишком холодно по нашим, конечно, меркам. Бывают такие морозы, что даже в жарко натопленной комнате мечтаешь о лете.
  - Давайте не будем о морозе говорить, - предложила Елена. - Мне кажется, от этого мне только холоднее становится.
  - Чтобы согреться, - произнёс я, - расскажите мне о вашей родине. Вы знаете, я, хоть и бывал уже на нескольких других планетах, но на соседнем материке ещё ни разу не был. Как-то вот не заносило.
  - У нас тепло, - улыбнулась Елена, - и скучно. Дома говорили или о погоде или о здоровом образе жизни. Если приходили соседи-скотозавочики, то начинались бесконечные беседы о коровах, бычках, разведении и падеже. Даже вспоминать не хочется! И брат-ветеринар говорил тоже только о своих разлюбезных зверушках. Я их, конечно, тоже очень люблю, но нельзя же говорить только о них. Это очень быстро надоедает.
  - Однообразие всегда утомляет, - согласился я.
  - А меня часто и общение утомляет, - пожала плечами Елена. - Я бывало специально из дома уходила, когда к нам являлись гости. За это меня мама всегда строго отчитывала.
  - А почему вы так не любите общение? - удивился я.
  - Оно часто утомляет, - ответила Елена. - Это ведь зря потраченное время. Особенно когда беседуешь о падеже скота или болезнях племенных бычков.
  Я рассмеялся, даже не приняв этих слов на свой счёт. Как-то не хотелось думать, что я могу утомлять её общением. Согласилась же Елена прогуляться со мной, да ещё и по морозу.
  - У меня всё как раз наоборот, - сказал я. - Ведь в казарме или окопах успеваешь соскучиться по нормальному, человеческому общению. Там ведь разговариваешь только уставными фразами. Бывает, что неделями, кроме "так точно", "никак нет" или "смирно-вольно", ничего не говоришь.
  - А мне, наверное, так даже легче было бы, - задумчиво произнесла Елена. - Каждый раз знаешь, что сказать, не надо над каждым словом размышлять. Я ведь переписку люблю за это куда больше живого общение. Всегда есть время как следует обдумать каждую фразу, чтобы не обидеть ненароком того, кому пишешь.
  - И часто вам попадаются такие обидчивые? - заинтересовался я.
  - Да почти все, - пожала плечами Елена. - Иногда не представляешь, на что может обидеться человек, которого вроде бы хорошо знаешь.
  - Вы и из-за этого не доверяете людям? - пришёл я ко вполне логичному выводу.
  - Ну, вроде того, - неуверенно ответила Елена. - Я не задумывалась над причинами недоверия к людям. Просто не доверяю им и всё.
  - Вам бы контрразведке работать, - усмехнулся я. - Раз не доверяете никому.
  - Я бы хотела служить в армии, - неожиданно призналась она, - но только ни на одной из тех должностей, на каких служат женщины.
  - Не устраивает карьера радистки? - сказал я. - Но это всё же лучше, чем Три Ка.
  - Вот только не надо про Три Ка, - тяжело вздохнула Елена. - Мама дома только про них и могла размышлять, часами втолковывать мне о долге дочери и жены. Наверное, из-за этого я так не люблю пустых разговоров.
  - Но ведь не в атаку вам ходить, Елена? - удивился я.- Женщин, даже тех, кто отправляется в армию, берегут, оставляя на самых чистых должностях. Нечего вам делать в окопах, под обстрелом, в ледяной грязи, куда часто приходится нырять лицом, чтобы не угодить под вражеский снаряд.
  - Считаете нас, женщин, слишком слабыми для этого? - поинтересовалась Елена. - Думаете, мы не можем наравне с вами нырять в грязь лицом?
  - Считаю что вам, - честно ответил я, - этого нельзя делать. Именно для таких вещей и нужны мы, мужчины. Особенно ярко это проявляется на войне. Это слишком мужская забава.
  - Война для вас забава? - спросила Елена. - Как для рыцарей Потерянной Родины?
  - Это была мрачная окопная ирония, Елена, - произнёс я. - Забав на войне хватает. Вот мы, например, ещё молодыми унтерами гвардии во время конфликта с Альбионом ловили крысок и развешивали на проволочных заграждениях рядом с колокольчиками.
  - Какими колокольчиками? - Елена поёжилась то ли от холода, то ли от отвращения перед "окопными забавами".
  - На проволоке перед окопами развешивают колокольчики, - объяснил я, постаравшись тоже поскорее уйти от крыс, - чтобы враг, если он хочет пройти через них незамеченным или разрезать проволоку, не смог сделать это. Стоит только зацепить её, как тут же начинают звонить несколько колокольчиков, предупреждая часовых.
  И тут я опомнился. Что я несу? О чём вообще разговариваю с девушкой? О войне! И при этом не похваляюсь подвигами - реальными или мнимыми - как любил делать и мой отец, а рассказываю всякие гнусности, вроде историй о крысах. Права мама, война портит мужчин.
  - Вы простите меня, Елена, - сказал я. - Спас вас от рассказов отца, а сам несу какую-то околесицу. Крысами пугаю.
  - Не надо извиняться, - замотала головой Елена. - Вы знаете, мне ваши рассказы гораздо интересней тех, которыми потчевал нас с близняшками ваш батюшка. Он всё больше про полки, дивизии, соединения. Манёвры, наступления и окружения. А у вас как-то всё ближе к жизни получается.
  - Жизнь только слишком уж неприглядная получается, - буркнул я, всё ещё злясь на самого себя за глупость. - Зачем это нужно красивой девушке? Вам же никогда не придётся побывать в промёрзших окопах и крыс ловить тоже.
  - Как знать, как знать, - задумчиво протянула Елена. - По всякому может сложиться жизнь.
  - Ну уж точно не таким образом, - отрезал я, - чтобы в империи пришлось воевать женщинам.
  - Вы так уверенно говорите об этом, - улыбнулась Елена.
  - А как иначе? - пожал плечами я. - Не бывало ещё за историю Звёздной эпохи таких войн, чтобы привлекать приходилось хотя бы резервистов или тех, кто признан ограниченно годным к воинской службе. Сейчас почти не ведут полномасштабных войн, ограничиваются локальными конфликтами на спорных планетах или на тех, что граничат с Фронтиром.
  - Как на Баварии? - невинным тоном поинтересовалась Елена.
  Я поглядел ей в глаза, но потом понял, что она понятия не имеет о том, что я принимал участие в конфликте с бостонцами. Про инцидент с расстрелом сдающихся солдат и вовсе умолчали.
  - Примерно, - согласился я. - А таких глобальных, какие сотрясали Потерянную Родину в Последние века не было ни разу. Так что можете быть уверены, воевать по-настоящему женщинам не придётся. Хватит в нашей империи для этого мужчин.
  - Будем надеяться на это, - кивнула мне Елена.
  Мы остановились. Я продолжал глядеть ей в лицо. И только тут понял, насколько она побледнела от холода. Даже морозный румянец не мог скрыть этого. А уж веснушки, рассыпающиеся по щекам, и вовсе смотрелись будто нарисованные.
  - Вы замёрзли? - спросил я у неё.
  - Очень, - призналась она. - Но я бы хотела ещё погулять с вами. Это очень приятно и даже мороз почти не мешает.
  Я расстегнул портупею, уронив её на снег вместе с саблей и револьвером, быстро снял шинель и набросил её на плечи Елены.
  - Прекратите! - воскликнула она. - Вы же до костей промёрзните! Нет-нет-нет! Немедленно оденьте шинель!
  Но, не смотря на все её протесты, я запахнул шинель, так что барышня почти утонула в ней.
  - Да прекратите же! - отталкивала Елена мои руки. - И вообще, я же говорила вам, что мне очень неприятно, когда ко мне прикасаются малознакомые люди. И чужую одежду я не люблю. Снимите с меня вашу шинель, наконец!
  И я сдался. Наверное, никто не поверил бы в это, ни в полку, ни среди других моих знакомых. Несгибаемый офицер, не отступивший перед тевтонским лейтенантом, захвативший вражеский укрепрайон, принявший командование полком и приданными силами. И отступил перед рыжей девушкой.
  - Но тогда мы возвращаемся домой, - сказал я, надевая шинель снова. - Я не хочу вас морозить и дальше.
  - Простите, пожалуйста, - положила мне руку на предплечье Елена. - Мне очень не нравится чужая одежда, а ваши прикосновения мне совсем не вызывают у меня неприязни. Ничуть.
  Я увидел, что она тоже сожалеет об этом инциденте. Ей и самой неприятно за своё поведение, хотя оно было вполне закономерно. Малознакомый человек хватает за плечи, заматывает в свою шинель. Тут на ум может прийти чёрт-те что.
  Когда я надевал портупею с оружием, к нам подошёл важный дорожный городовой при шашке и крупнокалиберном пистолете.
  - Гхрм, - прочистил он горло и обратился к нам: - Прошу простить. Всё в порядке с барышней?
  - Да-да, - покивала Елена. - Всё хорошо. Просто я не люблю чужой одежды, а господин полковник Нефёдоров хотел укутать меня в свою шинель.
  - Полковник Нефедоров? - оценивающе поглядел на меня городовой, как будто не мог поверить своим глазам. - Младший сын, сталбыть. Отца родного догнал, а старшего брата перегнал.
  Городовой отдал честь и столь же важной походкой удалился.
  Мы с Еленой переглянулись и рассмеялись. Преглупая вышла история.
  - Идёмте домой, - сказал я. - Пока вы совсем не замёрзли. А лучше всего возьмём такси.
  - Только платить будем... - начала было Елена, но я безапелляционно прервал её:
  - Платить, Елена, буду я, - заявил я. - И никак иначе быть не может. Тут возражений с вашей стороны я просто не приму.
  Елена обижено глядела мне в глаза. Видимо, привыкла во всём быть сильной, чувствовать себя едва ли не равным мужчинам. А тут какой-то малознакомый офицер ведёт себя так, будто она самая обыкновенная слабая женщина.
  - Не обижайтесь, сударыня, - сказал я ей, взяв за плечи. - Но я так воспитан и по-другому вести себя не могу.
  Отпустив Елену, я подошёл к обочине дороги и поднял руку, тормозя едущее в нашу сторону такси.
  
  А на следующее утро Елена слегла. У неё поднялась температура, начался кашель, да и дышала она с трудом. Понимая, что косвенно причастен к тому, что она заболела, я отправился к ней в комнату, как только узнал о болезни. Несчастная девушка лежала под несколькими тёплыми одеялами, в комнате было жарко натоплено, и я в своём лёгком мундире обливался потом. Однако Елена, одетая в тёплую пижаму, чувствовала себя вполне уютно. Она сидела, собрав подушки под спиной, и потихоньку ела горячий бульон.
  - Простите, - сказал я ей, присаживаясь на стул у её кровати. - Заморозил я вас вчера.
  - Ничего, - коротко бросила она, глотая ещё одну ложку бульона. - Главное, было хорошо общаться с вами.
  - И всё-таки, мы слишком загулялись по морозу, - покаянно произнёс я.
  - Вы ничуть не виноваты, - Елена даже ложку отложила, - в том, что у меня не самое крепкое здоровье. Я, вообще, часто болею.
  - Так отчего вы не сказали об этом сразу? - поразился я.
  - А зачем? - пожала плечами Елена. - Это моё здоровье, и не смотря на него, я не желаю сидеть дома постоянно. Я хотела прогуляться с вами - и мы прогулялись. Я отлично понимала, чем мне это может грозить, так что никакой вашей вины нет. Успокойтесь.
  И снова я не узнавал её. Передо мной сидела недовольная жизнью девушка, которая меня, разве что, терпела и не просила уйти поскорее только из природной вежливости.
  - Я очень не люблю, - честно сказала мне Елена, снова берясь за ложку, - когда меня видят слабой и беспомощной.
  Это был уже вполне недвусмысленный намёк.
  Я поднялся, пожелал Елене скорейшего выздоровления. Она в ответ улыбнулась мне, но как-то вымученно. И я поспешил покинуть комнату, чтобы не причинять ей неудобств ещё больше.
  
  Дни отпуска стремительно таяли. Скоро мне надо было возвращаться в полк. Дел было невпроворот, и это давило на меня. И достаточно сильно. Расслабился я за это время, а ведь не так и долго отдыхал. Интересно, каково будет отцу возвращаться после нескольких недель? Хотя он-то человек опытный, ему не привыкать.
  Снова с Еленой мы повстречались как раз в любимой комнате отца. Небольшом зальчике на втором этаже с камином. Всю обстановку его составляли несколько глубоких кресел и столик, на котором расставляли бокалы или фигуры для шахматной партии. Елена сидела перед камином, забравшись в большое кресло с ногами. В руках она держала стакан, скорее всего, с горячим глинтвейном.
  - Весьма разумно, - заметил я, подходя к её креслу и занимая соседнее. - Глинтвейн зимой - первое дело, а уж когда болеешь, тем более.
  - Я люблю глинтвейн, - ответил Елена, куда более тёплым голосом, чем при нашей прошлой встрече, - но даже в холодное время его пью редко. Приличным барышням, - она сейчас явно копировала кого-то из институтских наставниц, - нельзя употреблять спиртные напитки, даже лёгкие, кроме как в тех случаях, когда это необходимо для поправки здоровья. Примерно так же считает и ваша матушка, - добавила она с улыбкой. - Поэтому я стараюсь пользоваться возможностью. Надо же изо всего извлекать выгоду, даже из болезни.
  - Вы весьма практичная барышня, - шутливо заметил я.
  - Есть такое, - кивнула Елена столь энергично, что едва не пролила горячее вино. - Женщине, если она хочет жить так, как ей нравится, приходится быть крайне практичной, извлекая для себя выгоду изо всего. Нам слишком многого нельзя, а остальное не приветствуется.
  Мы замолчали, глядя в пламя камина. Елена при этом ещё потихоньку прихлёбывала глинтвейн.
  - Вы простите меня за прошлый раз, - наконец, произнесла она. - Но я, действительно, совсем не люблю себя беззащитной и слабой. Я и чувствовать себя такой терпеть не могу, а уж когда меня кто-то видит.
  - Ничего страшного, - сказал я. - Всегда хотите быть сильной?
  - А кто не хочет? - пожала плечами Елена. - Больные и слабые - обуза для остальных.
  - Есть такие, кто, как раз, любят быть больными, слабыми, - заметил я, - чтобы о них все заботились, носились с ними... Ну, и всё в том же духе.
  - Глупость какая, - взмахнула свободной рукой Елена. - На таких нельзя рассчитывать.
  - Это верно, - согласился я, и мы снова замолчали.
  - Я думаю, завтра можно будет снова прогуляться, - неожиданно предложила Елена. - Мне до смерти надоело сидеть в четырёх стенах. Правда, недолго гулять будем, хорошо?
  - Простите, Елена, - вздохнул я, - но завтра я возвращаюсь в полк. Отпуск у меня всего неделя, большего позволить себе не могу.
  - Снова на войну? - заинтересовалась Елена.
  - Возможно, - пожал плечами я. - Тут на всё воля командования. Просто наш полк сильно пострадал в последней компании, погибло много офицеров. С солдатами и без меня разберутся, а вот с комсоставом надо работать индивидуально. Да и нельзя надолго бросать полк.
  - Вы так говорите, как будто это ваши дети, - улыбнулась Елена, - которых нельзя надолго оставлять одних. Ваш батюшка, когда рассказывает о своём штабе, говорит точно также.
  - А в кого я должен был пойти, как не в батюшку, - рассмеялся я.
  - Ну уж у матушки вашей характер такой, можно армией командовать, - весело, в тон мне, сказала Елена.
  - Что верно, то верно, - согласился я. - Временами все мы ходим у неё по струнке. Не позавидовал бы я солдатам, окажись она их офицером.
  Мы снова помолчали, потом ещё болтали о разных пустяках, я даже не запомнил толком, о чём именно. Когда Елена допила глинтвейн, я помог ей выбраться из кресла и проводил до двери комнаты.
  - Я приду завтра проводить вас, - подмигнула мне на прощание Елена.
  
  На следующее утро провожать меня пришли все. Родители, сестра, близняшки и, конечно же, Елена. Каждый что-то сказал мне на прощание.
  Отец крепко обнял, сжал руку и пожелал крепко служить и оправдать возложенное командованием доверие. Мама поцеловала в щёку и попросила в следующий раз либо слать весточки, либо сразу идти к ней, а не усаживаться с отцом и заводить разговоры о войне. Сестра тоже чмокнула в щёку, перекрестила - она была самой религиозной из всех нас - и сказала, что не простит, если я не вернусь домой. Близняшки просто пожелали удачи, я ведь это время почти и не общался с ними.
  Последней ко мне подошла Елена. Поднявшись на цыпочки, она поцеловала меня в щёку, обняла крепко, и, отстранившись, почти прошептала:
  - Обязательно возвращайтесь домой.
  - Я непременно напишу вам, когда буду дома, сударыня, - ответил я. - Ведь мы вряд ли ещё когда-нибудь увидимся лично.
  - Всё возможно, - улыбнулась Елена. Я поправил фуражку, отдал честь всем сразу и забрался в ждущее меня такси.nbsp;
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"