Аннотация: Глава не про Дрю) Кстати, перед ней теперь следует гл. 16 (6) - также не про Дрю.
Глава 6. Работа с людьми
Настало утро, о чём возвестил привычный сигнал:
- А-а-а-а-а-а-а-а! - с переходом в жалобный всхлип. Типичный крик постепенно нарастающей боли. Раздался с малой дыбы, на которой обычно работают с карликами.
Значит, нынешним утром учитель тренируется на ком-то из отшибинских мародёров. Проснулся чуть свет и сразу в подвал, и за дыбу, за клещи. Уж казалось бы, куда ему, истинному мастеру, совершенствоваться - но не зря писано в уставе гильдии: "Заплечные дела требуют особой сноровки, достигаемой ежедневными упражнениями".
У подмастерья тоже есть свой набор утренних упражнений - но с орудием попроще, называемым "метла". Надобно подмести задний замковый двор, образуемый малой тюрьмой, Арсенальной башней, кладовой и пыточной. Дворик довольно маленький, но поразительно грязный. Наверное, в отместку за доброе отношение его специально загаживают арестанты. Знают, мерзавцы: старина Удухт непременно проверит.
Подмастерье Даб поднялся с лежанки в тесной каморке, расположенной в точности над пыточным подвалом, нехотя натянул рубаху, завязал фартух - и нарочито бодрым шагом прошёл за метлой в кладовую. Мастер Удухт - он всё примечает. И бодрость твоего шага не преминет освидетельствовать на внутреннем суде, приговоры которого выносятся ежевечерне.
Худший приговор для нерадивого подмастерья - недопущение к ночной пытке сроком на год. Предшественник Даба целого года вынужденного бездействия не вынес - повесился. Ну, или "ушёл от нас", по многозначному выражению мастера Удухта. Разумеется, прежний подмастерье мог бы уйти и не через повешение - никто его специально не держал. Но притом остаться в заплечном ремесле ему никак не светило, а в другие ремесленные гильдии бывших палачей обычно не принимают. Говорят, что брезгуют, на самом деле боятся.
Так или иначе, Даб возблагодарил нетерпеливого Рэна за верное решение, а сам принялся добросовестно размахивать метлой, заботясь, прежде всего, о качестве звука. Пока мастер весь в трудах, иных критериев усердия хитроумного подмастерья он применять не станет.
Шарк-шарк-шарк.
- А-а-ааааа!
Шарк-шарк-шарк.
Уютный провинциальный замок Баларм. Если не считать истошных воплей из пыточного подвала, то даже тихий, в особенности поутру. Все спят, а кто даже не спит - предпочитает раньше завтрака не высовываться. Подумаешь, крики. У мастера Удухта - каждый день кричат по утрам и вечерам, все давно привыкли.
В том тоже немалое мастерство палача, чтобы даже громкие вопли не нарушали покоя в замке. Похоже на чудо, но - ведь не нарушают! Обитатели замка твёрдо знают: мастер Удухт их в обиду никогда не даст. Главное - им самим не нарушать установленных правил.
Ну, а коли даже согрешишь... Своих он пытает очень деликатно, почти без боли и членовредительства. Соблюдает принцип уважительного отношения к жертве. Уже за одно это знаменитым палачом из Баларма можно с полной искренностью гордиться.
А ведь он, к тому же, прославил свой замок - и не только на Клямщине, а во всей Наземной некрократии. Всякий знает: Баларм - это там, где служит самый развитый дознаватель Среднего мира: палач-художник не хуже Эвра, палач-некрософ уровня самого Цилиндиана. Палач - победитель жизни.
Кроме того - поразительна скромность мастера. Сколько признанных в Запорожье коллег по заплечной гильдии приезжало в замок перенимать опыт! Мастер Удухт никому не отказывал, кроме как в одном случае, когда его позвали возглавить гильдию в Абалоне. "Нет, - сказал он, - моё ремесло требует отшельничества". И не уехал из Баларма.
А ведь замок в ту пору находился ещё по другую сторону Порога Смерти. Не важно, что живые тут и тогда не появлялмсь (ну, разве забредёт какой незадачливый путник по большой ошибке).
И снова:
- А-а-а-а-а-а-а-а!
До чего приятно сознавать, что мастер с утра на посту.
Поддайся знаменитый балармский палач на уговоры, да устройся в Абалоне - что бы сделалось с его родным замком? Уж точно, ничего доброго. Где бы только девалось то мирное ощущение безопасности, которое всегда даруется чьей-то спокойной силой.
А вот когда рядом трудится такой великий мастер, некрократическая законность обеспечена, весь мир держится надёжно и стабильно. И Даб может смело глядеть в будущее, знай только не забывай шаркать метлой по каменному дворику. Хотя - подметено, кажется?
В ответ на возгласы пациента - безмятежная уверенная в себе тишина.
Такой тишины и покоя вряд ли встретишь где ещё в новых местностях, отошедших к Запорожью в последний год. Кто-кто, а Даб знает. Это его мастер посылал на ярмарку пыточного снаряжения в город Клям.
Вот в Кляме нынче - совсем неспокойно. Там не знают, кому верить. Город большой, всюду могут затесаться сторонники Живого Императора, разори шакал его могилу. На лицах-то у них не написано, что они его сторонники, а пытать всякого встречного-поперечного - путь трудоёмкий. Остаётся надежда на бдительность горожан и доносы. Но доносчики часто неумны, у тому же не всегда добросовестны. То-то каратели в чёрных латах вечно кого-то ищут, запросто могут и тебя прихватить - по ошибке, либо чьему-то навету.
А зато в Баларме карателям и делать нечего. Ведь Баларм как издавна считался оплотом Инквизиции, так и ныне не теряет значения. Сюда враги некрократии точно не просочатся - чай, тоже не дураки, опасаются верных слуг Владыки Смерти, а превыше всех - мастера Удухта.
Поэтому-то, служить здесь хорошо и надёжно. Нет, конечно, далеко не всем, но многим. Например, подмастерью Дабу.
- У-у-уй! - а вот это не простой крик боли. Это пациенту что-то отрывают. Кто-кто, а Даб, лучший ученик мастера Удухта, в таких возгласах уже недурно разбирается. Скоро сам отрывать обучится - с необходимой точностью. Так, чтобы пациент не умер, но больше не отросло.
- Хр-р-р-р!.. - а это хрип. Тот, кто хрипит, думает, что умирает, но не всё в мире так просто. Мастер Удухт легко не отпустит. Он виртуоз.
Кстати, пыточный сеанс подходит уже к завершению. Дабу-то ясно, что к чему. Ещё парочка-другая леденящих душу воплей, и мастер Удухт негромко позовёт: "Даб!". Это значит, подмастерью пора появляться с половой тряпкой и стирать с каменных плит расплескавшиеся во время пытки бальзамы. Мастер Удухт любит чистоту и не потерпит, чтобы хоть одно пятнышко сохранилось до следующего раза.
А следующий раз - это сегодня же вечером. Любимое дело мастеру не надоедает.
И вот раздалось долгожданное:
- Даб!
Подмастерье бросился к кладовой, аккуратно пристроил под стеной метлу и прихватил заранее приготовленную тряпку да ведро с ароматическим раствором. Теперь, в полной готовности, можно метнуться и на зов.
- Убирай, - буркнул мастер Удухт, кивая Дабу яйцевидной головой с обманчиво туповатым выражением. И тут же ушёл по делам.
Пыточный подвал выглядел ожидаемо. Дешёвый крупнозернистый бальзам оранжевого цвета оставил потёки на полу под малой дыбой, на которой скорчилось в судороге полуотвязанное карличье тельце с наскоро зашнурованной культей ноги. В углу, под пыточным столом, в самой яркой оранжевой луже валялась свежеоторванная ступня.
Даб мог ручаться за яркость впечатлений, полученных пациентом в последние мгновения утреннего сеанса пытки.
Собственно, без тщательно выверенных красочных впечатлений не обходится ни одна пытка мёртвого человека. Ибо хотя мертвецы и способны ощущать боль, ею их в принципе не надломишь, а потому центральную роль в работе с ними играет устрашение.
Именно устрашению служит создание на глазах у мертвеца картины запросто разрушаемого мёртвого тела - ужасней и быть ничего не может! Ведь обрести телесное посмертие так дорого стоит! Учитывая цену услуг некромантов и бальзамировщиков, оно должно бы теперь длиться вечно. Или уж по крайней мере, очень-очень долго. Если по справедливости.
Когда же палач на глазах человека показательно ломает драгоценную вещь, должную сохраниться навсегда - для страдальца многое делается безразличным. Или - безразличность многого впервые становится очевидной. Чего стоили данные обещания и великие идеалы перед лицом показательного изгнания мертвеца из заслуженной им вечности, подмастерье хитроумного Удухта мог наблюдать не дважды и не трижды. То-то и сам ума набрался. Ну, во всяком случае - верного знания.
Прежде чем вытирать с пола пятна бальзама-кровезаменителя, Даб уверился, что раненая нога карлика достаточно крепко завязана и больше не истекает оранжевой жижей.
Отлично! Течь и правда остановлена. Значит, пора вытирать прежние пятна - без опасения, что ещё натечёт.
Или нет: сперва следует отнести карлика снова в отведенную ему тюремную камеру, да поскорее, пока не очухался. Или всё же сперва стереть пятна бальзама - пока в каменный пол не въелся насмерть оранжевый краситель? Ну ладно, карлик подождёт.
Даб опустился на корточки и принялся оттирать лужицы, не давая им загустеть. Решил, что получается, хоть и не так быстро, как хотелось бы.
Первое время подмастерье косился на карлика, потом увлёкся процессом наведения чистоты, и даже думать забыл об источнике бальзамных пятен.
- Меня зовут Трюмз! - едва слышно пролепетал карлик. - Больше не надо, я всё скажу...
Он всё скажет? Даб внутренне усмехнулся. Насколько высоко эти карлики оценивают собственную осведомлённость! И невдомёк бедняге, что мастер Удухт и не хотел у него ничего выведать, а просто - тренировался.
На ком же ещё тренироваться, как ни на этих карликовых мертвецах-недолюдях, которые себя считают Великим народом, особенно любимым Владыкой Смерти? При этом Владыка их за Порог Смерти ни разу не позвал, но самоуверенные коротышки того даже не заметили. Они так и норовят нелегально проникнуть в блаженное Запорожье - а не ведают, что за нелегальным переходом Порога Смерти следует неотвратимая кара.
- Абалон... - простонал карлик. - Наши пойдут на Абалон!
Что-что? Как он сказал?
- Это кто ещё пойдёт на Абалон? - беспощадно-строгим тоном, составляющим одну из основ мастерства пытки, поинтересовался Даб.
- Посланник Смерти Дрю из Дрона! - резким голосом завизжал карлик, заставляя предполагать, что в один из прошлых сеансов у него уже оторвали кое-что другое, кроме левой ступни.
С каких это пор недалёких отшибинских карликов стали принимать в рыцарский Орден? Что-то темнит уважаемый Трюмз! Рассказывает явно невозможные вещи. Свихнулся он, что ли, на дыбе-то?
- Дрю из Дрона! - повторил карлик. - Посланник Смерти. Наши с ним почти договорились. У него свой отряд. Много людей высокого роста.
- Что за люди? - деловито осведомился Даб.
- Помню нескольких. Кло из Дрона, Амур из Кляма, Пендрис из Нефотиса, Умар из Баларма. Есть даже один великан - Ом из замка Мнил...
Говоря о великане, карлик Трюмз впервые распахнул глаза и поглядел на подмастерье заискивающим взглядом. Однако, на Даба произвело особое впечатление вовсе не упоминание о великане.
- Как ты сказал? Умар? В отряде, идущем к Абалону?
Изумлённый известием о некогда пропавшем из замка приятеле, подмастерье Дыб допустил оплошность: показал карлику собственный интерес. Ответ не заставил себя ждать.
- Остальное я расскажу в письме после освобождения, - тоном превосходства заявил Трюмз.
- Посмотрим, - вздохнул Даб. Он отвязал запястья пациента от дыбы и, ухватив карлика под мышку, понёс его через подвальное сообщение к тюремному корпусу. Внимательно следя, чтобы бальзамы не оросили подземный ход: мастер и его всенепременно проверит.
Трюмз по дороге брыкался, размахивал плохо закреплёнными руками - которые, впрочем, после дыбы слушались его плохо. В общем, его попытки освободиться здорово бы рассмешили Даба, когда бы в уме подмастерья не засела дума: что и как сказать мастеру?
Можно, конечно, сообщить всё, как есть: карлик после тренировочного сеанса пытки неожиданно стал давать показания. Но поверит ли в то мастер Удухт? Что-то подсказывало Дабу, что нет, не поверит. Решит, что ретивый ученик преступил запрет на утренние занятия с материалом и провёл собственное дознание.
А если, скажем, промолчать? Но при следующем сеансе пытки карлик может и проболтаться, что какие-то сведения выдал подмастерью. Вернее всего, так и будет: кто заговорил однажды, потом не останавливается, трещит без умолку, только бы отвлечь палача от работы с инструментами.
Дело сильно осложняет упоминание об Умаре. Помнит ли мастер Удухт, что Даб с Умаром были некогда дружны? Помнит: мастер всё помнит. Значит, подумает нехорошее. Мол, хитрец Даб воспрепятствовал открытию истины, только бы выгородить старого дружка. Каковой дружок якшается с мятежниками, теми, что и за Порогом Смерти не успокоились, ага, и поддерживают Живого Императора, да будут неладны его дни.
Есть, конечно, радикальное средство - всегда помогает от болтливости серьёзно раненых пациентов. По возвращении Трюмза в камеру легонько пристукнуть его по башке, чтобы гарантированно молчал, а потом как бы ненароком ослабить шов на его свежей культе. Карлик истечёт своим оранжевым бальзамом, да и кончится вместе с последними капельками. Кто потом докажет, что он не самоубился?
Только если уж такое деяния Даба вскроется, то ему точно несдобровать. А кто поручится, что мастер Удухт не подстроил карличье признание, только бы испытать ученика? Неисповедимы тайные пути мысли хитромудрого Удухта.
* * *
Может, для кого-то Баларм - главнейший замок Инквизиции. Для кого-то - центр пыточного дела и сродственных ему ремёсел. Но для Фопона из Цанца сей захолустный замок - разумеется, место ссылки. Если ты переехал сюда из столицы крупнейшего воеводства, в каковом побывал четвёртым по значению лицом, обольщаться пустяками не станешь. Кто-кто, а уж Фопон знает, почему и за что он здесь оказался.
Правда, зачем он здесь, невдомёк пока и ему самому. Ну ведь не затем же, чтобы заведовать замковым архивом и продолжать Балармскую летопись - после живого переписчика, который бежал на восток от Порога Смерти. Уж кого-кого, а живого летописца высокопоставленному мертвецу Фопону замещать оскорбительно и обидно. Но, надо признать, заслужил.
Ещё бы не заслужить! Принял участие в заговоре и дворцовом перевороте, сместил с поста самого Умбриэля Цилиндрона - Управителя и главу Цанцкого воеводства, Жемчужномудрого воеводу (так его в недавнюю пору титуловали). Положим, Цилиндрон к финалу своего правленья Цанцем стал упрям и несговорчив, а значит, основательно неудобен Мёртвому Престолу. Ясно, что и переворот был угоден Владыке Смерти, не мог вызвать его недовольства и немилости, но - по всем некрократическим законам -заговорщики, конечно, неправы, должны нести наказание и всё в этом роде.
Понятно, что в конечном счёте карьера Фопона пострадала не из-за переворота самого по себе, а из-за того, как именно он прошёл - прямо скажем, наперекосяк. И настолько, что города Цанца больше нет: наземная его часть, почитай, вся сгорела, подземная - обвалилась. Да и то сказать: разрушение города - лишь внешний, не самый страшный слой катастрофы.
Но, благодарение Смерти, всё-таки в том, что стряслось в Цанце, виновников очень много, и Фопон среди них - второстепенный. И только потому наказание, которого он удостоился, выглядит довольно мягким.
Сюда, в Баларм, бывшего советника цанцкого Управителя привёз один из высокопоставленных Инквизиторов с неназываемым именем, но запоминающейся внешностью: великан с особой - 'дырчатой' кожей, свидетельствующей, между прочим, о принадлежности к Шестой расе.
По велению дырчатого великана во дворе замка собрались все обитатели - живые и мёртвые - от управляющего Ориса с сынком Банном и до последнего чистильщика отхожих мест.
Инквизитор очень строго поглядел на тех нескольких балармцев, что дерзнули до сих пор остаться живыми (это в инквизиторском-то замке!), после чего скупо представил Орису настороженного Фопона.
'Ваш архивариус бежал? Этот человек вместо него, - сказал великан, - и вместо летописца'.
'Но летописец у нас остался', - Орис кивнул на одного из живых людей, робко топтавшихся в сторонке.
'Этот летописец у вас не задержится! - рявкнул Инквизитор. - Живых людей к летописанию отныне не допускать!'.
'Прикажу!' - великан, к ужасу живого летописца, воспользовался подсказкой управляющего.
Вот, собственно, и всё введение Фопона в курс дела. Да и что его вводить, если он ещё недавно ведал документацией целого воеводства? Управляющий Орис вручил ключ: разбирайтесь, мол сами.
А парой дней спустя уже сам Орис побывал 'в гостях' у мастера Удухта. Ибо новый архивариус Фопон - сам разобрался. Сверился с описями, да и обнаружил недостачу в замковой казне: большую и труднообъяснимую. Под пытками подтвердился факт кражи, после чего Инквизитор специально заехал в замок, чтобы с позором изгнать управляющего.
Правда, Фопона не повысили. Напрасно он ожидал справедливости. Часть функций управляющего передали мастеру Удухту, для других сыскали ему помощников - а нового архивариуса предпочли не отвлекать от архива да летописания.
'Летопись важно вести скрупулёзно, то есть тщательно', - свысока посоветовал мастер-палач. И свысока не по природной глупости, а потому что имел на то право, данное Инквизицией. А Фопон подобного права как раз не так давно лишился.
Что тут скажешь?
Государственного мужа сдали в архив? Ничего, посидит в архиве, сколько надо, пока не дождётся востребованности. Велели вести летопись замка Баларм? Будет вести, вникая во все тошнотворные подробности переходного периода здешних агонизирующих земель к окончательно мёртвому состоянию. Справится.
А ещё в новой должности у Фопона есть счастливая возможность многое разузнать о месте, куда он попал. Свод балармских летописей, накопленный за пару-тройку веков, да ещё цеклый архив в придачу. Врагу бы такого Инквизиторы не поручили. Только стороннику - наказанному, но всё же достойному доверия.
Всё ли верно в рассуждениях? Нет: о доверии - самообман.
Вероятнее другое - архив дали стороннику, которого после всех цанцких неудач надлежит как следует проверять. Но только проверки Фопону не страшны, он их заранее чует всей поверхностью мантии. Уж он-то их выдержит с честью, поскольку искренен в служении делу Смерти.
Конечно, в осведомлённости самой по себе кроются многие опасности, но ведь и перспективы! Опасны новые неудачи, укрепляющие подозрения начальников. Увы, подобный риск - условие роста. В какой-то момент многознания твоего могут испугаться - и на всякий случай устранить, несмотря на всю твою ценность. У того же, кто не осведомлён, перспектив нет совсем никаких. Его тоже уберут, когда потребуется, и тем скорее, что он решительно бесполезен.
Невежество ведёт к смерти, а знание - к Смерти с большой буквы, в которой и за которой - сила!
Фопон был бы не собой, если бы не прочитал всю пришедшую к нему летопись. При этом древняя история замка увлекла его мало, зато новейшая - весьма и весьма. Из первых томов летописи замковый архивариус выудил совсем немного сведений, зато - достоверных. Из последних томов - много, причём недостоверных. Не удивительно: с новейшей историей всегда так.
Собственно, давние исторические периоды отпечатались на самой замковой архитектуре, отсюда и впечатление достоверности.
Первоначально Баларм строился для людей, но потом перестраивался под иные пропорции. Как и другие замки на Клямщине, он долгое время принадлежал богатому великанскому роду из Менга. Род обнищал - не всем же родам становиться со временем только богаче.
Но вот первая неожиданность: похоже, самое начало процесса обнищания рода приходится уже на последнего представителя - великана Кагера. Раз так, очень велика вероятность, что нищета его - последнего в роду постигла путём воровства или мошенничества.
Ещё до 'приглашения' в замок Фопон что-то слышал о великане Кагере, причём в основном - пересуды недоброжелателей. Последний хозяин Баларма жил не по средствам, любил азартные игры, вот и зачастил в замок Глюм к приятелю Плюсту, где почти полностью проигрался. Таково главное из услышанного прежде.
Порывшись во вверенном ему архиве, Фопон отыскал и документальные подтверждения жуткого проигрыша в Глюме. Все деревни под Балармом - а таких имелось около дюжины - в скором времени после счастливого выигрыша хитрый Плюст прибрал к рукам, крестьян поголовно вывез, а дома разорил. Странно, как не отошёл к нему и сам замок.
Впрочем, и самым страстным игрокам, не чета новичку Кагеру, случается иногда остановиться. Ну, хотя бы для приёма пищи.
А вот ещё одна неожиданность. Летописец славно пошутил: оставил две примерно равновероятные версии новейшей истории замка Баларм, обе записаны его рукой, одинаково переплетены, и если не вчитываться - трудноразличимы.
Первая версия такова.
Плюст обыграл Кагера, забрал деревни. - Кагер обратился за помощью к великану Югеру из Гарма. - Югер не стал связываться с Плюстом, но и в помощи как бы не отказал: прислал в замок своего управляющего (Ориса). -Вскоре Кагер пропал. - Управляющий послал Удухта учиться пыточному мастерству. - Пока палача не было, в замке процветало воровство и новая напасть: одержимость демонами. - Удухт вернулся, провёл дознание, арестовал множество слуг и гостей замка - кого за воровство, кого за одержимость. - Случаи одержимости привлекли внимание Инквизиции. - От имени Инквизиции в Баларм приехал великан Югер. - По причине долгого отсутствия Кагера, Югер объявил замок собственностью Инквизиции. - В результате в замок Баларм пришла Инквизиция. - Всё.
Что ж, Фопон из Цанца готов допустить, что события в замке и вокруг него так и развивались...
Или так.
В замок Баларм пришла Инквизиция. - Кагер проигрался. Инквизиция отправила Удухта учиться пыточному мастерству. - Кагер обратился к Югеру. - Югер прислал в замок своего управляющего по имени Орис. - Кагер пропал, а с Югером Инквизиция договорилась. - Управляющий Орис пытался вести собственную игру. - Когда Удухт вернулся, то по указаниям Ориса арестовал множество слуг и гостей замка - кого за воровство, кого за одержимость. - Инквизиция была очень благодарна управляющему Орису и великану Югеру. - Всё.
В какой-то из версий, а может быть, в обеих, покойный летописец изменил последовательность событий. Либо, что тоже возможно, самовольно восстановил изменённую. За то его и покарал великан-Инквизитор, отдавая в руки мастера Удухта. Или не за то.
Впрочем, все игры с последовательностями имеют основным фокусом установление момента времени, когда именно присоединением Баларма озаботилась Инквизиция. Либо прежде всех симптомов неблагополучия, либо - вследствие.
Основные же действующие лица - не меняются: великан Кагер Балармский, великан Югер из Гарма, управляющий Орис, палач Удухт, Инквизиторы. Где-то в эпизоде в обеих версиях появлялся и великан Плюст из Глюма, чья кожа вовсе не случайно такая же дырчатая, как и у великанов-Инквизиторов. Значит, он тоже из Шестой расы.
И куда-то делся великан Кагер: то был одним из действующих лиц - и вдруг сразу превратился в бездействующее лицо. Инквизиторы, что ли, устранили? И что характерно, его странное поведение прошло две ступени: сначала проигрался, потом пропал. То и другое - равно неожиданно.
Заботило ли Фопона, кто и в чём на самом деле виноват? И да, и нет. Ловкий советник из Цанца предвидел: включиться в игру ему придётся. Только вот включиться надо - на стороне Инквизиции, поскольку другие стороны проиграют. А чтобы это сделать, надо вовремя выяснить, в чём именно она состоит, сторона Инквизиции. При этом определять цели Инквизиторов надо тонко, чтобы не насторожились.
Но Фопон справится! И начнёт, разумеется, с того круга обязанностей, который ему официально выделили. С работ по систематизации архива и 'скрупулёзного' летописания.
Дополнять незаконченные тома Балармской летописи Фопон из осторожности не стал - ведь пришлось бы выбирать между двумя версиями. А если начать новую книгу, вопрос выбора сам собой отпадает. Кто крайне скрупулезен в делах, тому и решения принимать некогда.
Изо дня в день с неустанной дотошностью Фопон из Цанца заносил в замковую летопись примитивные подробности здешней жизни. Чем питались обитатели Баларма на завтрак, обед и ужин, с кем работал великий мастер Удухт и его подмастерье Даб - ещё не великий, но очень старательный. Какие гости замок посещали, какие - покидали. Какая притом стояла погода.
Последний вопрос даёт особенно много простора сарказму летописца. Что-что, а погода в Запорожье, куда Баларм угодил вскоре после нового назначения Фопона - весьма однообразна. Здесь даже время года не меняется. Говорят о 'вечной осени', но это даже не осень. Так, межвременье.
От Фопона ожидали тщательности? Он будет настолько тщателен, что читатели от тоски повыпрыгивают из Библиотечной башни и убьются о каменные плиты парадного двора!
.
От Фопона ожидали тщательности? Он будет настолько тщателен, что читатели от тоски повыпрыгивают из Библиотечной башни и убьются о каменные плиты парадного двора! Сам великий мастер Удухт поперхнётся словом 'скрупулёзность', когда вздумает почитать ноаую замковую летопись. Да она своим объёмом десятикратно превосходит весь летописный свод Баларма со дня основания и до прихода последнего писца.
Жаль, мастер Удухт летописью не очень-то интересовался. Вот и не находилось удобного случая его как следует удивить. Оставалось надеяться на будущее. Рано или поздно Фопона заметят, удивятся его способностям и, забыв былые прегрешения - истинные и мнимые - поставят выполнять задачи посложнее. С того момента и начнётся новое восхождение.
В тех обильных текстах, которые Фопон из Цанца создавал сейчас, его самого мало что могло заинтересовать, и всё же некоторые события удивляли, заставляли задуматься. Собственно, только эти события и были достойны летописного упоминания. Когда бы не повеление мастера пыточных дел, Фопон бы не вздумал записывать всю остальную ерунду. Но послушание превыше разумения. У опальных советников преданных ими воевод - так уж точно.
На те события, которые его особенно впечатлили, Фопон составил специальный указатель. Просто для себя, чтобы в нужный момент отыскать их в массиве сплошняком написанного текста.
Во-первых, новому летописцу Баларма представлялся важным пережитый замком опыт продвижения Порога Смерти. Словно вертикальная тень чёрной стены пробежала замковым двором с запада на восток, и - глядь - Баларм уже в Запорожье. Непостижимо, жутко? Да, но и величественно!
Усилием Инквизиторов, которые заблаговременно прогнали из замка живых людей, переход в сугубо мёртвую зону Среднего мира состоялся легко, без лишних жертв и разрушений. Ну, только мастер Удухт некоторым жертвам в пыточном подвале произвёл дополнительные телесные разрушения - так это ведь не считается, ибо виною выступила не стихия, а разумная воля!
Во-вторых, Фопона, как истинного поклонника Смерти, не могло не восхитить то дерзновение, с которым перешедший в Запорожье инквизиторский замок преовращал окружающую среду из агонизирующей в гарантированно мёртвую. Живых людей прогнали ещё накануне движения Порога, живые животные разбежались сами, но вот живые растения (трава, кусты, деревья) нуждались в терпеливой умерщвляющей помощи. Ведь если растение правильным образом не убить, то в Запорожье оно погибнет неправильно: разложится, вместо того, чтобы окаменеть.
Так вот, для спасительного окаменения некогда живого ландшафта, каждое деревце в увядающих осиновых рощах вокруг замка пришлось побрызгать специальными бальзамами для деревьев. Даже не просто побрызгать, а основательно полить и пару раз повторить для верности.
Когда осины окаменели, Фопон испытал некое странное чувство - тревожное и торжественное. Откуда такое взялось? Ну конечно: всплыли по ассоциации эпизоды переворота в Цанце.
Деревьев, цементируемых вяжущими веществами, в столице воеводства тогда, конечно, не было. Зато - Умбриэля Цилиндрона тоже побрызгали чем-то наподобие. Даже не просто побрызгали, а влили в жилы воеводы сей бальзам, ведущий к окаменению. Вследствие чего - вот умора - бедняга превратился в нерукотворное изваяние самого себя.
Пережитое волнение, особую причину которого он и сам едва уловил, Фопон поневоле выплёскивал в летописном тексте, когда описывал работы замковой челяди по спасению рощ. Волнение меняло не только почерк летописателя, но и - характер изложения.
Продвижение Порога Смерти на восток и посмертное спасение каких-то там окрестных деревьев - словно не тот же самый Фопон описывал, а другой человек, художественно одарённый. Если кто-то спустя годы возьмётся изучать многотомный манускрипт Фопона-летописца, будет, наверное, поражён. Ну и пусть удивляется: до причин ему не докопаться, даже если не проглядит любопытный симптом в пылу сражения с унылой массой прочих сообщений.
Остальные более менее яркие события, свидетелем которых стал писец Фопон, по эмоциональному отклику сильно не дотягивают до двух самых первых. Однако, чтобы подстраховаться, балармский архивариус включил в указатель по своему труду не два пункта, а добавил к ним третий, четвёртый, пятый и ещё около четырёх десятков, примечательных пусть чем-нибудь.
В-третьих, более-менее важным событием Запорожской истории замка стало показательное изгнание повара - со всеми подмастерьями в придачу. Бедой повара стало примитивное понимание собственного ремесла. Старик, даром что почти столетний уже мертвец, умел готовить пищу живых, и только её. Пока замок находился по другую сторону Порога Смерти, с этой концентрацией несовершенств можно было мириться. Но Запорожье задаёт иные правила. Пища живых туда попросту не поступает, а тем более - она там изначально не растёт.
В-четвёртых... Но чтобы вспомнить, что именно в-четвёртых, летописцу приходится сверяться с указателем. С пятым и последующими пунктами - та же ситуация. Увы, переход между интересными и вовсе неинтересными событиями - достаточно-таки плавный. Большинство же из них - воистину 'малоинтересны'.
Впрочем, и малоинтересные пункты живо заиграют новыми красками, а то и намертво врежутся в память, как только Фопону повезёт провести связи между ними и несколько запутанными сведениями по предыдущей истории замка, доставшимися в наследство от замученного мастером Удухтом летописца-предшественника.
Живые организмы очень хрупки, а мёртвые палачи не всегда способны рассчитать силу воздействия. Даже со знаменитыми мастерами случаются такие неприятности. Но что-то Фопону подсказывало: мастер Удухт рассчитал верно. Только расчёт был вовсе не к тому, чтобы оставить летописцу жизнь.
- А-а-а-а-а-а-а-а! - раздалось с заднего двора.
Оказывается, наступило раннее утро. К сожалению, Фопон-летописец опять увлёкся и снова не уложился в ночное время: слишком пространно (и 'скрупулёзно') стал описывать позавчерашний визит менестреля.
Хотя, казалось бы, о чём тут повествовать? Ну, явился паренёк поглазеть на замок, в котором - о чудо - служит палачом 'тот самый' единственный в своём роде мастер Удухт. Ну, вздумал по наивности заинтересовать знаменитого палача своим неподражаемым пением. А того не знал, что мастер Удухт всё равно лишён музыкального слуха, что в песнях обращает внимание только на текст, каковой расценивает с единственной стороны: 'в рифму - не в рифму'.
И если текст оказывается рифмованным (а в песнях такое случается сплошь и рядом) - вот тут-то и начинается самое интересное. Потому что на исполнителя ложится тень сурового подозрения. Не служит ли он рупором вселившегося в его тело демона? Ужасного 'Демона-говорящего-в-рифму', для которого нет ничего-ничего святого - таким даже 'Мёртвый престол' в радость зарифмовать со столом обеденнымм.
Закончился день для того менестреля вполне ожидаемо - криками на дыбе в пыточной мастера Удухта. Криками громкими, от всей души, причём далеко не в рифму.
По мнению Фопона, оставленному им при себе, в этих криках не слышалось ничего демонического. Палач Удухт рассудил несколько иначе.
Что ж, мастеру виднее - он Инквизиторами оставлен в замке за старшего. А менестрель - он, конечно, сам виноват. Так ему и надо, мерзкому демону.