Аннотация: Юмористический фантастический рассказ. Размышления о будущем жанров "попаданцы" и ЛитРПГ.
Выпаданец
Игорь Петрович Ведерников в тот день закончил работу на двадцать минут раньше обычного, спустился по широкой лестнице в фойе научно-исследовательского института, забрал пальто из гардероба, быстро попрощался с вахтером и, продравшись через "вертушку", наконец-то вышел на свежий воздух. Затем он прошел двести метров до трамвайной остановки, в ожидании подходящего транспорта выкурил сигарету Kent с инновационным фильтром, немного поругал про себя всех причастных к дорожным пробкам и предусмотрительно переложил единый проездной билет из бумажника в боковой карман пальто, чтобы было удобнее его достать в трамвае и предъявить кондуктору, а бумажник, напротив, не демонстрировать случайным попутчикам. Во время поездки ему дважды наступили на ногу, один раз пихнули локтем, а еще в трамвае барахлили динамики, и голос водителя напоминал шипение змеи. Дорога от остановки до подъезда дома, в котором жил Игорь Петрович, заняла четыре минуты, и за это время он увидел кота, а также поздоровался с соседским мальчиком Ильей, выбрасывавшим мусор. Жена еще не пришла с работы, поэтому Игорь Петрович молча разделся, натянул домашнее спортивное трико, после чего сразу прошел на кухню, достал из холодильника кастрюлю супа и поставил ее на газовую плиту подогреваться. Прошел в комнату, включил телевизор, выбрал канал, по которому передавали соревнования по биатлону, сел в кресло и исчез.
Важно отметить, что исчезновение Игоря Петровича Ведерникова не сопровождалось какими-либо странными явлениями, будь то нехарактерная для этого времени года гроза или внезапное солнечное затмение. Не искрили электроприборы, не раздавались незнакомые голоса, не являлся божий ангел. Что уж, будем совершенно откровенны с читателем, даже кастрюля на плите не булькнула. Будь у Игоря Петровича возможность осознать произошедшее, нет никаких сомнений в том, что он бы серьезно разозлился. Шутка ли, старший научный сотрудник исчезает самым обыденным образом, как какой-то заурядный электромонтер, не имеющий ни публикаций в федеральной прессе, ни даже диплома о высшем образовании. Но, поскольку все случилось мгновенно, Игорь Петрович ничего толком не успел осознать и даже не понял, что он больше не смотрит соревнования по биатлону и ждет, пока разогреется суп, а совершил моментальное перемещение сквозь пространство и время, даже теоретическую возможность которого в его НИИ признают лишь спустя несколько десятилетий после бурных дискуссий и нескольких увольнений.
Таким образом, Игорь Петрович материализовался в некоем совершенно новом для себя месте, приняв странную позу, словно он совершал приседания, но не успел закончить очередное упражнение. Нам бы очень хотелось сказать, что ему удалось быстро сориентировался в ситуации, обнаружить исчезновение кресла и, подобно опытному спортсмену, ловко принять вертикальное положение, но это бы было наглой ложью. На самом деле герой нашего рассказа давно не практиковал занятия физкультурой, высоко котировал жирную пищу, предпочитал перемещение на общественном транспорте пешим прогулкам, в результате чего к своим пятидесяти годам обзавелся солидным брюшком, и поэтому неуклюже взмахнул руками и приземлился на пятую точку. Единственным свидетелем такого конфуза стал стоявший рядом мужчина в комбинезоне необычной расцветки, который неловко улыбнулся и пробормотал:
- Извините. Мы работаем над телепортацией точек опоры.
Пока Игорь Петрович от удивления широко раскрывал рот и вращал глазами, мужчина помог ему подняться на ноги, неуловимым движением сделал мазок с дорзальной части спинки языка и убрал полученный биологический материал в аккуратную пробирку, мгновенно исчезнувшую в кармане комбинезона.
- Спасибо! Рот можно закрыть.
Мужчина еще раз улыбнулся, кивнул головой и даже слегка похлопал Игоря Петровича по щеке, помогая тому прийти в чувства, что, впрочем, не сильно помогло, и единственное, что сумел вымолвить в ответ на все эти бодрящие процедуры старший научный сотрудник, прозвучало слишком общо и как-то философически:
- Где.
Мужчина в комбинезоне вздохнул, заторопился и не очень уверенно забормотал:
- Простите, не в моей компетенции, не в моей компетенции. Пройдите в общий зал ожидания, пожалуйста. Придет специалист и все объяснит. Большой поток, простите... Не в моей компетенции.
Мы не станем тратить время на описание помещения, в котором оказался Игорь Петрович. Поверьте, оно не заслуживает внимания. Достаточно знать, что это была белая комната с хорошим освещением и мягкими стенами, исключающими нанесение визитером самому себе серьезной травмы головы по причине стресса или внезапной паники. Куда интереснее было то место, куда нашего героя, еще слабо ориентировавшегося в пространстве, вывел через автоматически открывшуюся дверь, поддерживая под руку, мужчина в комбинезоне. Вот на зале ожидания мы и остановимся более подробно.
Представьте себе вокзал провинциального городка Красный Бур, построенный в начале пятидесятых годов двадцатого века. Такие здания украшены колоннами и лепниной с колосьями, серпами и мечами, выкрашены в светло-коричневый или темно-желтый цвет и радуют глаз столичных путешественников своей монументальностью на фоне убогих деревянных построек, расположившихся на привокзальной территории. Зал ожидания такого вокзала обычно небольшой и уютный, пропахший сырым картоном и пирожками с мясом. На деревянных скамьях, отполированных за десятилетия сотнями тысяч седалищ, иногда спят усталые грибники, ожидая электричку, которая отправится в путь после перерыва в расписании. Периодически сюда забредают шумные цыгане, и тогда остальные пассажиры рефлекторно сжимают ручки своих чемоданов. Останавливаются здесь военные, школьники, фермеры и железнодорожные торговцы разных барахлом, словом, все, кого можно встретить за пределами мегаполисов. Покой и умиротворение царят здесь круглые сутки.
Теперь попробуем мысленно перенестись на другой конец континента, в знойный Таиланд, где находится один из самых больших аэропортов мира, имеющий труднопроизносимое название Суварнабхуми. Залы ожидания организованы здесь повсюду, у каждого терминала и даже в бесконечных переходах между ними. Круглосуточно работают бары, шумные закусочные и многочисленные магазины, продающие совершенно все, начиная с сивушного местного виски "100 Pipers", заканчивая дорогостоящими часами Tissot швейцарского производства. Лишь в курительных комнатах, забитых обычно под завязку, стоит непробиваемая пелена сизого дыма, а пространство сужается, но в остальном этот аэропорт больше напоминает просторный город, накрытый высоким куполом. Здесь никого не удивит и не испугает появление целого цыганского табора, он просто растворится в пестрой толпе бородатых арабов, цветастых африканцев и суетных американских туристов.
Зал ожидания, в котором оказался Игорь Петрович, представлял собой парадоксальную комбинацию достоинств и недостатков тех мест, которые мы описали. Огромное и современно обустроенное пространство, но удивительная провинциальность. Невообразимое количество людей, но полное отсутствие спешки и жесткое разграничение приватных зон комфорта. Сюда постоянно входили новые "пассажиры", но они никуда не бежали и спокойно занимали свободное место в зале, чтобы погрузиться в дремоту. А мимо них, замерших и тихих, во все стороны сновали люди в комбинезонах, словно пытаясь компенсировать своей активностью вопиющий недостаток суеты.
Нашлось здесь место и для господина Ведерникова, которого проворный молодой человек в комбинезоне аккуратно вывел в зал и усадил на небольшую скамеечку, после чего быстро ретировался. Герой нашего повествования, почти уже пришедший в себя, попытался последовать за ним, но словно уперся в невидимую стену. Он мог сидеть на скамеечке и даже без проблем и излишних усилий обойти ее кругом, но их будто связывала невидимая пуповина. Как только Игорь Петрович делал лишний шаг, его тянуло обратно, и сопротивляться этой силе не было никакой возможности. Будучи старшим научным сотрудником, занимавшим не последнее место в иерархии своего отдела, Игорь Петрович взял себя в руки и попытался проанализировать ситуацию. Но, как он не напрягал натруженный мозг, академических обоснований "феномена Ведерникова" не находилось, а спекулятивные версии он привык по долгу службы зарубать на корню. Оставалось только собирать информацию и ждать разъяснений.
Первым делом стоило приглядеться к другим обитателям этого места, которые находились точно в таких же невидимых пузырях и сидели на своих скамеечках или нарезали вокруг них круги. Будь у Игоря Петровича летающий дрон с камерой, он смог бы осмотреть весь зал ожидания и получить полное представление о том, с кем ему приходится соседствовать. Но дрона не было и пришлось просто озираться по сторонам.
Соседом справа оказался молодой мужчина, который вел себя очень возбужденно. Защитное поле, лишавшего его свободы передвижения по залу, частично поглощало и звуки, что в этом случае было очень кстати, так как мужчина всячески пытался привлечь к себе внимание криками, содержание которых можно было разобрать только частично. Чаще всего он вопил: "Предупредите лорда-протектора Оливера Кромвеля!" Внезапно "пассажир" взвился и забарабанил кулаками по невидимой стене, которая немедленно отреагировала на немотивированную агрессию и почти полностью выключила звуковое сопровождение этого представления. Теперь ни о каком Кромвеле речи не было, поток сознания молодого человека свелся к простому "бу-бу-бу".
Чуть дальше расположился персонаж совсем другого типа. Он был одет в старомодный сюртук или камзол (точнее не сказать, так как Игорь Петрович плохо разбирался в старых фасонах одежды и путал даже бурку с армяком), носил накрахмаленный парик и вел себя с подчеркнутым достоинством, сидя в позе роденовского мыслителя. Изредка он с неодобрением поглядывал на беснующегося поклонника Оливера Кромвеля, укоризненно качал головой и вновь уходил в себя. Ведерников поймал себя на мысли, что где-то видел этого важного господина, но никак не мог вспомнить, где. Настолько отчаянных ретроградов, готовых расхаживать в сюртуках, у него среди друзей и коллег не водилось, поэтому предположить можно было только эпизодическое, шапочное знакомство.
Прямо напротив Игоря Петровича обитали целых три соседа, находившихся при этом в одном невидимом пузыре. И если владелец накрахмаленного парика был просто странным, то эти были очень странными. Все трое: седобородый старик, юноша и девочка лет тринадцати носили костюмы партизан. Дед сурово шевелил густыми бровями, выступавшими из-под надвинутой на морщинистый лоб каракулевой папахи с атласной красной лентой. Юноша носил военную шинель и толстые ватные штаны. А у девочки на коленях лежала брезентовая сумка с криво пришитым красным крестом. Из обуви троица отдавала предпочтение валенкам. Партизаны излучали уверенность в своих силах и готовность к взаимовыручке. Тесно прижавшись друг к другу, они тихо напевали заунывную песню и раскачивались в такт мелодии. Картина эта так удивила и тронула Ведерникова, что он даже начал тихонько напевать себе под нос: "...и летит над страной этот ветер родной, он считает и слезы, и раны", подражая партизанам.
Увлекшись этим занятием, он повернулся налево и тут же понял, что сорвал джекпот. На скамеечке слева был только один "пассажир", но зато какой! Словно сойдя с плаката "Придем к изобилию", в белом кителе с золотыми пуговицами, здесь сидел Сталин или человек, похожий на него до мелочей. Вождь явно переживал не лучшие времена и вызывал сочувствие. Его и без того усталое лицо человека, который спит не более трех часов в сутки, было искажено гримасой отчаяния, усы потеряли былой лоск, волосы растрепались, а на белоснежном кителе алело свежее винное пятно. Отец народов страдал. Обхватив голову массивными руками, он бормотал:
- Пят минут, толко пят минут. Это какой-то валунтаризм, товарищи. Валунтаризм. Нэобходимо поднять этот вопрос. Поднять вопрос, товарищи...
Неожиданно Сталин заплакал. Он прекратил раскачиваться и теперь шарил по карманам кителя. Нашел в одном из них трубку, но тут же выронил ее из трясущейся руки, рассыпав по полу папиросный табак. Вынул толстый карандаш с красным грифелем, но, не найдя ему применения, сразу убрал его обратно в карман.
Ведерникову вдруг сильно захотелось помочь Сталину, как-то ободрить его. Всегда неприятно видеть великих людей в таком положении. Он подался вперед и принялся подавать знаки вождю, чтобы тот как минимум отвлекся от мрачных мыслей. Сталин поднял глаза, взглянул на Игоря Петровича, обреченно пригладил усы большим и указательным пальцами и с сильным кавказским акцентом отчетливо произнес:
- Аэ-э-э-эх. Джопа.
- Игорь Петрович Ведерников? - Это был уже другой голос, на который пришлось обернуться. - Ваш анализ в норме, пройдемте со мной на собеседование.
Голос принадлежал блондину средних лет, беспрепятственно проникшему сквозь защитное поле. Он носил другую униформу, куда как более солидную, чем комбинезон остальных сотрудников зала ожидания. На нагрудном кармане темно-серого пиджака была вышита эмблема: серебристый будильник на голубом поле, а под ним - скрещенные швейная игла и шило, чуть выше будильника значилась цифра семь.
Игорь Петрович поднялся со скамьи и покорно побрел за блондином. Поле отключилось и пропустило его.
- Это распределительная станция номер семь. Работаем преимущественно с выпаданцами, но случаются и принудительные возвраты. Работы сегодня много, поэтому не будем терять времени. Следуйте, пожалуйста, за мной.
- Объясните, пожалуйста, где я нахожусь! Кто вы такой? Что вообще все это значит? Партизаны, Сталин, шагу не могу сделать нормально.
Мини-бунт Игоря Петровича ничуть не удивил его нового знакомого. Тот подождал, пока его подопечный выпустит пар и вежливо сообщил:
- Не здесь, простите. Давайте пройдем в мой кабинет и там побеседуем. Моя профессия - распределитель. Так меня и называйте, это корректно. Имя мое вам ничего не скажет, оно нестабильно и вообще...
Они прошли к другому концу зала ожидания. Распределитель спешил, и Игорь Петрович едва поспевал за ним, поэтому не стал подробно разглядывать новых "пассажиров", сидевших внутри своих пузырей, хотя среди них было немало интересных персонажей.
Кабинет, скрывавшийся за очередной автоматической дверью, представлял собой типичное рабочее место служащего. Деревянный стол был завален бумагами, на стенах висели разные графики и таблицы, а на краю стола стоял допотопный черный эбонитовый телефон. Свет обеспечивала лампа накаливания в абажуре, свисавшем с потолка на шнуре.
Распределитель любезно предложил гостю присесть на стул, снял синий пиджак с эмблемой своего ведомства и занял свое место в кабинете. Игорю Петровичу показалось, что сначала пиджак вроде бы был темно-серым, но это могло быть обманом зрения, слишком уж разным было освещение в зале и этой комнате. Распределитель заговорил:
- Итак, мы на распределительной станции номер семь. Для вас она находится в далеком будущем, но год и даже век я вам не назову, как ни просите. Инструкции прежде всего. По каким-то внешним признакам вы эти данные определить не сможете, мы над этим работаем. Просто примите как данность тот факт, что вы находитесь в будущем.
Он сделал паузу, чтобы Ведерников мог освоиться и принять этот нехитрый обман. Эбонитовый телефон, провинциальность зала ожидания - все это были декорации, скрывающие истинное положение дел, время и место.
- По инструкции я обязан кратко описать вам ситуацию, в которой вы оказались. Мы не нарушаем прав выпаданцев из любого временного периода. И вы имеете полное право понять, почему с вами происходит то, что происходит сейчас.
- В будущем? - Удивленно переспросил Ведерников. - Выпаданцев?
- Время и история - это не прямая линия и не спираль. Они как слоеный пирог или чизбургер. На самом деле, нет, но для объяснений мы используем такие приземленные понятия. Американцы любят сравнение с чизбургером. Булочка, соус, огурчик, сыр, потом котлета... У меня есть и другие аналогии. Вы не археолог случаем? Они это схватывают просто на лету.
- К сожалению, я не археолог, но, так сказать, я работаю...
- Отлично! Так вот. В силу не зависящих от человека причин, время как бы делится на пласты, состоящие из совокупности событий, а границы этих пластов можно с рядом допущений привязать к человеческому летоисчислению. Формирование пласта - это единовременное событие, он навсегда ложится в основу нашей объективной реальности, но внутри себя пласт зацикливается, а все события в нем начинают повторяться очень большое, но конечное число раз. Это называется проекцией временного пласта. Уверен, будь вы математиком, то уловили бы суть.
- Имею международные публикации, - вставил Игорь Петрович.
- Хорошо, вот пример. Есть пласт, нижняя граница которого - июнь одна тысяча восемьсот девяностого года, а верхняя - февраль одна тысяча девятьсот пятого. За это время произошли самые разные события. Событий столько, что мы принимаем их за бесконечное множество. Где-то в Саратове бабка разлила кринку молока, император Николай Второй сделал татуировку во время визита в Нагасаки, Владимир Ильич Ульянов в Мюнхене выпил кружку темного пива, а гордый "Варяг" не сдался врагу в заливе у Чемульпо. Вы ведь тоже русский, я хорошо подобрал исторические примеры?
Распределитель встал со стула, поспешно надел пиджак, который стал теперь не синим, а почернел, и стал расхаживать по кабинету, дополняя свои объяснения экспрессивными жестами.
- Все эти события стали основой данного временного пласта и теперь повторяются внутри его по кругу и параллельно в миллионе проекций. Варяг затопят миллион раз, Ленин выпьет миллион кружек пива. Понимаете систему?
- В общих чертах. Но еще не совсем целостно, так сказать. Мой научный профиль...
- И правильно, там столько нюансов, что я сам теряюсь. Между нами говоря, я ведь просто клерк, поэтому сейчас пересказываю вам содержание брошюры... Так, ага...
Распределитель спешил, но отметим, что он вел свое повествование не без увлечения. Его ремарка по поводу брошюры была тонким извинением перед Игорем Петровичем за излишне скромный объем информации, которые он мог здесь получить.
- Чем больше раз все события происходят по одному сценарию, тем прочнее пласт. Но, - распределитель сделал многозначительную паузу и поднял указательный палец, - На вершине этой пирамиды, состоящей из временных пластов, находится объективная реальность, в которой мы с вами сейчас находимся. Вы не строитель? У меня есть отличная аналогия с фундаментом. Если пласты расшатываются, то стабильность теряет и постройка. Очень меткая аналогия, согласитесь.
- Я читал о чем-то подобном у Рэя Брэдбери, там мужчина наступил на бабочку.
- Вот, вы начинаете улавливать суть! Но "эффект бабочки" - литературное допущение, гротеск. Давите их тысячами, ничего страшного не произойдет. Историю определяют люди, и в основном воздействие именно на людей может внести хаос в механизм работы пласта.
Распределитель вдруг превратился из блондина в шатена и не слишком культурно почесал нос.
- Допустим, в одном замкнутом цикле, в одной из проекций "Варяг" не затонул, а Ленин по пути в Мюнхен сломал ногу, пролежал месяц в гипсе, страшно страдая от скуки, увлекся шахматами, забросил свои революционные идеи и спустя много лет сыграл в Петрограде матч против Капабланки. Он победил кубинца с перевесом в одно очко и стал считаться первым интеллектуалом Российской Империи, любимцем государя. Простите, вы не коммунист-ленинец, я не причиняю вам дискомфорт подобными примерами?
Игорь Петрович немного смутился:
- Я отношу себя к демократам. Демократам-центристам. Кажется, я начинаю понимать. В этом случае история поменяется?
- Нет, этого мало, - возразил распределитель, - Так как миллионы раз история внутри пласта пройдет по классическому пути развития, где "Варяг" на дне, а Ленин - революционер. Но если изменить судьбу сотни Ильичей в сотне проекций, то это уже может внести какие-то коррективы. Очень и очень незначительные. Это не пошатнет, но совсем немного изменит структуру и этого, и следующего временного пласта. В одной из его проекций случится что-то нестандартное.
- Колебания затухнут, серьезных перемен не произойдет...
- Точно! Вы схватываете все на лету, держу пари, в свое время хотели пойти учиться на физика или даже пошли.
Теперь Ведерников ощутил гордость за самого себя. Гением он не был, зато считался настоящей рабочей лошадкой на своей научной ниве.
- Колебания затухнут, очень верно подмечено. С вашего позволения, я возьму это в оборот. Но, вернемся к теории. Что случится, если изменятся несколько миллионов Лениных, причем, по сходному сценарию? Вижу, вы уже поняли. Колебания не затухнут. Влияние на следующий пласт будет уже серьезным, и это, так сказать, эхо докатится и до объективной реальности, в которой живу я и гостите вы.
Внезапно Игорю Петровичу показалось, что у распределителя в ушах появились на пару секунд, а затем исчезли огромные бриллиантовые серьги. Того это, похоже, нисколько не смутило, рефлекторно шевельнув левым ухом, распределитель продолжал свой рассказ, перейдя к примерам бытовых неудобств, с которыми приходилось сталкиваться человеку его эпохи:
- Пришли вы за шампанским к Новому году, а шампанского-то и нет, на ваших глазах оно исчезает прямо с витрины. По какой-то причине реальность тряхнуло, а шампанское не изобрели. Или сколько-то веков назад вырубили все виноградники под ноль, пока боролись с алкоголизмом.
- Но кто влияет на эти процессы? Неужели люди изобрели машину времени?
- В точку! Вы до нее не доживете в своей проекции пласта, как и ваши прямые потомки, но это действительно произойдет. В брошюре об этом говорится очень пафосно, не буду цитировать. Просто можете мне верить. Такой аппарат изобретут.
Ведерников искренне ахнул и всплеснул руками.
Здесь стоит сделать поправку. Игорь Петрович не был дураком, который не мог связать А и Б. Но давайте поставим себя на его место. Одно дело - догадываться и даже почти не сомневаться в существовании машины времени, но совсем другое, когда перед вами раскрываются тайны мироздания, а о возможности путешествий во времени вам заявляет официальное лицо.
- После изобретения аппарата появились туристические агентства. Ну, вы понимаете. Контролируемые развлечения. Вред был минимальным. Но потом технология ушла в массы, и появилась бытовая версия аппарата. Загружаешь туда исходные данные, а программа сама подбирает под тебя пласт и его проекцию.
- Но для загрузки данных в такой сложный аппарат нужно быть историком, так? Разбираться в особенностях эпохи, так сказать. Вынужден признать, ваше общество достигло очень серьезных успехов. Просвещенный век.
Но льстил Ведерников зря.
- Нет, что вы, все намного проще. Общество гениев - это утопия, к сожалению. Потребитель нашел другую лазейку. Примерно в ваше время были написаны десятки тысяч книг о так называемых "попаданцах". Читали, должно быть?
Очень нехотя Игорь Петрович вынужден был признать, что мимо него не прошло это модное увлечение. Нет, Боже упаси, он не зачитывался подобной беллетристикой, не собирал коллекции авторов и не заполнял полки книжного шкафа разноцветными переплетами. Так, ерунда, книжек двадцать... Хорошо, тридцать, не больше. Ну ладно, шесть циклов и начал еще четыре. Распределитель понимающе кивнул головой:
- Потом этот жанр стал мегапопулярным, распространился по всему миру, а дальше пошел на спад и постепенно оказался почти забытым. Как в вашем пласте, ну, предположим, сонеты. Но сами-то книги никуда не делись. Изобретение аппарата, как вы уже догадались, вдохнуло в эту идею и в сами книги новую жизнь, а появление пользовательских моделей... Зачем изучать историю, программировать свое путешествие в другой пласт, тщательно выбирать личность, если можно просто взять книжку с подходящей аннотацией и загрузить ее в аппарат, который выполнит всю работу за вас.
Распределитель перестал ходить взад-вперед по кабинету и вернулся на свое место. Рассказав предысторию, он переходил к развязке:
- Ладно бы вся эта масса равномерно распределялась по пластам. Но ведь нет. Американцы загадили до невозможности период своей Гражданской войны и эпоху Дикого Запада. Французы массово перевоплощались в Марата, Ришелье и прочих громких персонажей. Про наших с вами соотечественников, думаю, вы и так все понимаете. Но кому интересен период каменного века или Месопотамия? В лучшем случае кому-то захочется попасть в Древний Рим. И на деле миллионы, десятки миллионов людей ломятся в пару десятков исторических периодов, нещадно их кромсая, чем раскачивают мою реальность, пласт которой еще только формируется!
- Но, простите, если все перемещаются в исторические пласты прошлого, так сказать, которых, гм... Миллиарды, наверное. То почему я переместился в ваше время, в будущее?
Распределитель ждал этого вопроса и незамедлительно дал разъяснения:
- Закон Дяди Федора. Это понятная адаптация названия этого правила для людей из вашего времени. Чтобы засунуть в пласт что-нибудь ненужное надо сначала вытащить из пласта что-нибудь нужное. Хотите заменить собой генерала Ли, извольте выдернуть настоящего генерала Ли из его родной проекции пласта. В этом случае генерал Ли становится "выпаданцем", которого замещает "попаданец". Но самое ужасное в том, что они все выпадают в объективную реальность. Сюда. Все.
Масштаб катастрофы приобретал очертания. Люди будущего испытывали серьезные проблемы, чему Игорь Петрович попытался посочувствовать и изобразить надежду на лучшее:
- Но ведь можно как-то решить вопрос. Популярные исторические персонажи не бесконечны. Ваш уровень развития технологий...
- Так вы изучите список литературы! - Довольно бесцеремонно перебил его распределитель. - Началось все с перемещений в Черчилля, Джорджа Вашингтона, Калигулу. Но это ведь не единственное развитие сюжета в этой писанине. В других книгах попаданцы становятся обычными людьми: солдатами, булочниками, пионерами, которые тоже прямо или косвенно влияют на ход истории. Дальше - больше. Проекций пластов очень много, но разнообразие вмешательств стало приводить к коллапсам. Принцип "один попаданец - одна проекция пласта" перестал работать. В одной и той же проекции может одновременно быть несколько миллионов попаданцев, и постепенно они начинают даже сменять друг друга на каком-нибудь значимом посту...
Распределитель печально выдохнул.
- Учреждения, подобные нашему, пытаются хоть как-то исправить ситуацию. Мы насильно вытаскиваем нелегальных путешественников из соответствующего пласта и возвращаем на его место реальную личность, стараемся восстановить привычный ход истории. Есть, конечно, проекции, на которые уже можно махнуть рукой. Вот вы Сталина видели?
Игорь Петрович вспомнил Сталина, рвущего на себе волосы и кивнул.
- Бедняга Иосиф! Его выкидывало из родной проекции раз пятьдесят, и все становится только хуже. В последние попытки нам удавалось вернуть его домой на очень короткие периоды: день, полтора часа, пять минут. Сразу же опять подменяют! Каждый раз мы проводим с ним краткий курс реабилитации, но он почти безнадежен, еле держится. Вы не психолог? Плохо, тогда вы бы понимали, в каком он сейчас состоянии.
Зазвонил ретро-телефон. Распределитель поднял трубку, на секунду прикрыл ладонью микрофон, извинился перед Игорем Петровичем и переключился на нового собеседника.
- Да, еще работаю... Ты же знаешь, милая, буду поздно... Котлетки... Как там Васька, пришел со школы? Что?! Какая Василиса?! Боже мой... Я перезвоню.
Он с раздражением бросил трубку обратно на рычаги аппарата.
- Видите, что происходит? И мы в этом бардаке живем. Все меняется на ходу, но не все удается исправить. Мы заболтались, Игорь Петрович, давайте переходить к делу. Так, по инструкции я разъяснил вам основные принципы, следовательно, не нарушаю прав вашей личности. В психологической помощи вы не нуждаетесь, поэтому приступим к распределению.
Дело принимало скверный оборот, и Ведерников заметно занервничал.
- Я... Я нуждаюсь... Нуждаюсь в том, чтобы вы вернули меня на мое место. Почему вообще я? Я же не Сталин, не партизан-герой или революционный матрос.
- Не исключена, так сказать, случайность. Ваша фамилия - Ведерников? Какой-нибудь шизофренический графоман мог написать роман про переселение в тело Дарта Вейдера, который сам до этого переместился на планету Земля и затаился под личиной обычного человека. Удивляетесь? Таких сюжетов тысячи. Потом переводчик схалтурил, наборщик допустил ошибку, и, например, на языке суахили напечатана книга про то, как... Одним словом, вы поняли меня.
- Но это же какой-то бред!
- Бред, кто же спорит. Хотя, давайте я внесу ясность. Самому уже интересно стало.
Распределитель взял со стола папку, раскрыл ее и зашуршал страницами досье.
- Ага, вот оно. Простите, Игорь Петрович, что так принизил вашу роль в истории человечества. На самом деле, вы просто еще не совершили то, что совершите в будущем.
- Я? Это открытая информация? Я совершу? Расскажите мне.
- Да без проблем. Где же... А... Цитирую: "...уснул на заседании НИИ, будучи официально назначенным оппонентом"... Это пропустим. Вот, дальше: "...что привело к созданию"... Боже, какой канцелярит! Проще говоря, вы проспали что-то важное, вовремя не задали вопрос докладчику, хотя и могли бы, в результате чего в важные расчеты вкралась ошибка, что привело к серьезной аварии на АЭС. С миллионными жертвами. Миллионными. Вот так.
- Так давайте вернем меня обратно, я не просплю, задам этот проклятый вопрос!
- Вы немного не поняли. Если мы вернем вас обратно, то вам как раз придется проспать, чтобы сохранить стабильность временного пласта. Но это исключено. По вам у меня другие инструкции. Боюсь, что в вашу проекцию пласта вы в ближайшее время не попадете.
- Как это? Я просплю! Я вообще в тот день на работу могу не ходить. - Ведерников пытался сопротивляться.
- Видите ли, нам иногда приходится импровизировать. Не всех выпаданцев нужно возвращать на свое место, иногда мы тасуем их как карты. Так, один момент... Здесь написано, что на вашем месте временно находится наш сотрудник, у него своя миссия, о которой, так, так, так... Одним словом, не переживайте, попаданца мы вернули обратно, сотрудник квалифицированный, вас прикроет профессионально. А вас я могу отправить куда-нибудь еще, пока все не утрясется. На пару годиков, например.
- Верните меня, пожалуйста, домой!
- Ну успокойтесь, не надо нервничать! Хотите на остров в Тихом океане? М-м-м, там изумительно. - Распределитель облизал пересохшие от долгого разговора губы черным раздвоенным языком. - Солнце, белоснежный песок, рыбная диета, все туземки ходят топлесс. Двенадцатый век, золотое времечко для всего Тихого океана. Пироги бороздят просторы, никаких европейских туристов, резня на острове Пасхи еще не началась.
- Домой...
- Тогда по большому блату могу предложить другой вариант. Мы с вами прекрасно побеседовали, хоть вы и не литературный критик. - Распределитель перешел на шепот. - У меня есть вакансия Гитлера в одной любопытной проекции. Настоящий проходит психологическое восстановление, и месяца на два еще у нас задержится. Период ранний, до войны далековато, даже Австрию еще не аннексировали. Покатаетесь на лыжах, будете соблюдать вегетарианскую диету. Разве плохо?
Игорь Петрович только отрицательно помотал головой.
- И Гитлера не хотите... Ну, простите, вам не угодишь.
Разговор зашел в тупик. Распределитель в раздумьях перелистывал досье, но внезапно просиял:
- Экспериментальный метод! Подчерпнули, кстати, тоже из вашей литературы, жанр развивался параллельно с "попаданцами". Очень интересные перспективы и высочайший показатель успеха. Ваша личность полностью сохранится, гарантирую! Мы разработали нужные технологии, адаптировали их и постоянно развиваем. Заявлю вам откровенно. Не сомневаюсь, что после всего того, что я рассказал, вы и сами на подсознательном уровне не хотите обратно. Ну же, Ведерников, не будьте такой букой! Давайте попробуем хотя бы эксперимент!
И что теперь оставалось делать Игорю Петровичу Ведерникову? Потенциальной причине гибели миллионов. Бывшему старшему научному сотруднику, а на самом деле - заурядной козявке в одном из миллиардов проекций своего временного пласта.
Распределитель широко улыбался:
- Вижу, вижу, что вы не откажетесь, уже загорелись идеей, не так ли? Правильное решение, очень правильное!
Распределитель, не дожидаясь окончательного ответа, сказал: "До свидания" и нажал скрытую кнопку, расположенную с внутренней стороны стола. Но Игорь Петрович этого не видел, он снова исчез.
После перемещения он почувствовал невообразимую легкость в теле, которой не ощущал уже лет тридцать. Избыточный вес не тянул его к земле, одышка от курения пропала, дряблые мускулы налились небывалой силой, а на животе проступили кубики.
Единственным неудобством были какие-то надписи, появившиеся перед глазами:
Где-то очень далеко, в настоящей и единственно объективной реальности распределитель с удивлением пощупал отросшие на его лице бакенбарды и недовольно пробормотал:
- Гуманизм, не гуманизм. Но куда-то же надо их девать, таких несговорчивых.