О'Брайн Бригита : другие произведения.

Сказание о царской удаче. Главы 1 - 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Античная Кэртиана. Повествование о том, как был заключен договор, включавший Агмарские горы в состав Золотой Анаксии

СКАЗАНИЕ О ЦАРСКОЙ УДАЧЕ

  
  
   Он станет хорошим оплотом страны и защитит нас от наших врагов, если только его не оставит удача.

Скандинавская сага

   "Удача", будучи отличительным признаком той или иной личности, вместе с тем мыслится, если верить фразеологии "прядей" и саг, многократно о ней толкующих, в качестве сверхличной мистической силы.

А. Я. Гуревич

  
  
  
  

ПРОЛОГ

77 год Круга Ветра, конец лета

  
   ...В ту осень северным варитам нечего было праздновать, и многие говорили, что великий поход в горы, которым они так хвалились, обернулся для них великим позором. В то же время беорны собрались на совет у Медвежьего Камня, и вели речи о том, чтобы собрать войско и напасть на агмов, пока те не восстановили сил. Узнав о том, Йарн-Манольф отправился на Святую равнину и оставался там целый день и ночь. На следующее утро ала-ригс возвратился и немедля разослал связку стрел, перевитых белым шнуром, по всем горам Агмарена, созывая предводителей и знаменитых мужей на Тьодавеллир, к холму Совета, где было место великого тинга.
   Когда прибыли все, кого ожидали, Манольф ригс взошел к Камню Закона и заговорил о том, что следует ожидать нового нападения, и это будет битва тяжелее всех прежних, потому что агмы потеряли много людей в прошлой войне, и чтобы выстоять, им понадобится великая удача. Тогда люди стали гадать между собой, кто может быть наделен такой удачей, и как привлечь ее к агмам. Манольф ригс отвечал, что нужно отправить людей к Владыке Юга, о котором идет слава, что он сын Богов, и дать ему слово дружбы или слово верности, и его удача станет щитом для них...

"Сага об Эйнингах"

  
   1.
  
   - Тихо! Если хотите что-то сказать, так говорите, и нечего орать, кто во что горазд, словно стая ворон! - Хранитель Закона Дромунд для пущей убедительности резко саданул тяжелым резным посохом - знаком своей власти, - по Камню Закона, венчавшему вершину холма Радхолт, насыпанного ровно сто восемьдесят семь зим назад, в дни, когда народ агмов, отступая под натиском многочисленного и беспощадного врага, пришел в эти горы, чтобы остаться тут навсегда, живыми или в курганах.
   - Мало будет толку с этого тинга, Манольф... - тихо проговорил Вэторм Эйнинг, оглядываясь на брата.
   - Увидим... - так же тихо отозвался Великий ригс Агмарена.
   - А так будто не видишь? - встрял Дромунд. Голос старого законоговорителя был ворчливым и склочным. - Люди Остбергена не согласятся, даже если тебе удастся уговорить остальных.
   Йорун Провидица молча стояла рядом с Дромундом, отрешенно глядя куда-то в сторону Святой равнины Фьяллфадалофи, лишь пальцы безостановочно перебирали нанизанные на бечеву рунные палочки, составленные в порядке, призванном привлекать удачу. Легкий ветерок ласкал распущенные по плечам льняные волосы женщины, схваченные на лбу серебряным обручем с отшлифованным зеленым камнем, помогающим прорицанию. Жрица не вмешивалась в споры, и не было похоже, что ее присутствие много добавляло к удаче ала-ригса в нынешнем деле. Два дня миновало в бесплодных речах и перебранках, и третий не сулил ничего лучшего.
   - Мудр был тот, кто первым прозвал тебя Железным... - криво улыбнулся брат: - Может, и впрямь их переупрямишь...
   Железный?
   Желание взвыть, наорать на опьяненных победой предводителей, было настолько обжигающим, что могло бы размягчить и сталь. Нарваться на десяток поединков, мечом доказывая свою правоту, если уж иначе не понимают...
   - А то! - ухмыльнулся вождь. - Конечно переупрямлю. На что спор, что толк будет?
   Проспорить он не боялся, даже надумай кто-нибудь потребовать в заклад его голову. Северяне уползли восвояси, оставляя за собой кровавый след, но вторую такую же войну агмы не вытянут... По крайней мере - не сейчас. Не следующей весной. Железный Манольф попросту не мог позволить себе проиграть, как бы ни упирались ригсы и хофды.
   Дромунд вновь стукнул по камню посохом, призывая достойное собрание вспомнить о деле, покуда оное собрание не забыло, о чем речь, и не занялось более насущными вещами. Вроде выяснения права собственности на спорный кусок пастбища, или размера виры за любовную песнь, без дозволения родителей посвященную дочери:
   - Кто еще желает сказать?
   - Я желаю!
   Элдьярн сын Хьялля, главы рода Биртингов из Оружейной Долины, - светловолосый, красивый и гордый, в богатом наряде из крашеной шерсти под темно-красным плащом, - выступил вперед. Элдьярн казался слишком молодым для звания военного вождя целой четверти, но он был хорош собой, отважен, храбр и до последнего времени на диво удачлив, как и надлежит юному герою сказаний. А главное - умел привлекать сердца. Люди Остбергена любили его, а вот Манольф изрядно опасался, что когда-нибудь парень крепко нарвется, и остбергенцы вместе с ним. Добро еще, хватало ума не перечить верховному вождю. Иначе ала-ригсу в один не лучший день пришлось бы просто убить его.
   - Вот уже много сотен зим сыновья Эйни ведут народ агмов во время войн, - начал Элдьярн, поднимаясь на холм, и Манольф мгновенно понял, о чем будет его дальнейшая речь. Советовать привлечь к агмам удачу чужого вождя - сознаться в том, что удача Эйнингов иссякла, и что на нее более нет надежды. - Никогда прежде никто из них не сомневался в своем счастье. Или теперь Эйнинги оскудели им?
   Тогда не уступить ли им место другим?
   Слова, которые остбергенцу все-таки хватило здравого смысла не произносить вслух, повисли в воздухе, словно ядовитое облако, застящее свет. Ждать, пока его разглядят другие и начнут свару, было поистине незачем - для полного счастья ала-ригсу не хватало только верных соратников, схватившихся за топоры.
   - Наша удача крепка, сын Хьялля, и нескоро найдется тот, кто сумеет ее переломить! - с усмешкой проговорил Манольф, и это было истинной правдой. Предложить агмам признать над собой власть чужака, и не только остаться в живых, но и заставить их себя выслушать - куда уж крепче!
   - Так ли? - Если молодому предводителю и впрямь было суждено нарваться, он, похоже, вознамерился сделать это прямо сейчас.
   - Так, - невозмутимо подтвердил Манольф, - Сыновья Эйни превзойдут удачей любой агмарский род, но дети Отцов Блага перевеличат ею всех смертных. - он в упор глянул на молодого ригса: - Скажи: есть здесь кто, превосходящий удачей самих Богов? Тогда, может быть, он встанет сейчас у Камня Закона, а Танн-Лучник пустит в него стрелу за восемь шагов, и мы проверим, хватит ли его удачи, чтобы отвести ее?
   - Ты смеешься, Манольф ригс? - Элдьярн дернул плечом, собравшийся складкой плащ расправился, показав меч на боку - рукоять была завязана. Стало быть, драться остбергенцы не собирались. Что ж, и на том спасибо. - Никакая удача, дарованная смертным, не отведет стрелу, выпущенную за восемь шагов! Но если Эйнинги не оскудели удачей, зачем нам чужая?
   - Слишком много удачи не бывает, - подал голос толстый Бьяльви из Дубовой Рощи, могучий муж зрелых лет, в медвежьем плаще и с боевым топором за поясом. Многим варитам был памятен этот топор, вот только вспоминали они его не дома на победном пиру, а в чертогах Богов на священной горе Норлад, - Никем не сказано, что зазорно искать союзника, когда врагов слишком много.
   - А если этот союзник захочет назваться господином? - огрызнулся остбергенский ригс.
   - Правда твоя, Элдьярн! - поддержал своего предводителя косматый рыжий Оддмар с Грачиного Склона. - Ригсы Юга привыкли властвовать, за свою помощь они возьмут нашу свободу! Не бывать этому!
   - Никогда еще агмы не давали слова верности чужаку. - подхватил Кьяллак с Капища Скорри, - Вариты не станут первыми, но ими не станут и гальты! Лучше короткая слава, чем долгое бесславие!
   Вокруг одобрительно зашумели.
   - И кто же даст тебе эту славу, воин? - отозвался Аскульд Могучий, глава рода Долины Ирпы, многочисленного до последней войны. - Уж не беорны ли сложат сагу о твоей храбрости, после того, как заберут твой дом, добро и жену?
   В нескольких семьях родичей Аскульда уцелели лишь женщины и маленькие дети, успевшие уйти в горные убежища, пока спешно вооружившиеся мужчины заступали дорогу воинам Фридрека Волчьего Хвоста, как-то отыскавшего тайную тропу мимо перевала, прикрытого дружиной Вемунда ригса. Аскульд лишился брата и всех сыновей, кроме одного, самого младшего, унесенного матерью в безопасное место.
   - Даже если беорны прорвутся в горы, они здесь не удержатся. - медленно проговорил Элдьярн, - Мы можем спрятать женщин и детей в укрытиях в дальних пещерах, пока не выбьем врагов вон, как это было тридцать зим назад, а до этого - на Изломе. Тогда мы обошлись без гальтов, обойдемся и дальше.
   - И сколько времени понадобилось, чтобы их выбить? - напомнил Йоун, старый и уважаемый всеми предводитель пяти родов Белой горы, - На Изломе дети, рожденные в год нашествия, успели взять в руки мечи, пока мы вышвырнули варитов обратно в предгорья! А тридцать зим назад... Да, я стар, и хорошо помню, что творилось тогда, когда многие думали, что нашему народу пришел конец. Если хочешь моего слова - вот оно: я лучше пойду под руку гальта-ригса, чем вновь увидеть в старости то, что довелось видеть в те времена!
   Ясные голубые глаза вождя Восточных Гор потемнели, пальцы судорожно сжались, словно на рукояти меча.
   - Успокойся, Элдьярн ригс! - подал голос старый Аки с Красной реки, - Подумай лучше - кому будет нужна твоя слава, если не станет народа?
   Если не станет народа... Нужное слово было наконец произнесено, и произнес его не Манольф Эйнинг, но как же страшно слышать его! Даже ала-ригсу, самолично затеявшему этот тинг. Красную реку называли так из-за особого цвета глины в русле, но когда враги добрались до ее берегов, вода в ней тоже сделалась красной. Живший теперь у зятя в роду Долины Ручьев Аки поистине знал, что говорил...
   - Аки верно сказал! - согласился Йоун, - Речь не о вашей гордыне, а о том, встретят ли агмы следующее лето, или оно увидит, как вариты пируют на наших курганах.
   - Нечего оплакивать корову, когда волки еще не задрали ее. - вмешался Лейдольф, военный вождь северной четверти. - О великом ригсе Юга говорят много, но я еще ни от кого не слыхивал, что он глуп. Мы стоим между ними и варитами, Югу не нужна наша вражда, так зачем гальтам наносить нам обиду? Надо ехать к вождю Юга! Если слухи не врут о нраве Адальварда, бесчестья от этого не будет.
   - Лейдольф ригс говорит дело. - поддержал его Сигват с Ястребиного перевала, под рукой которого ходили четыре из шести родов Белых Озер. - Варитов слишком много. Если не дриксенны, так беорны лезут на нашу землю, и конца им нет. Ала-ригс Юга могуч, с ним хорошо ладить, нам не помешает ни его удача, ни его воины. Разве кто-то велит нам сразу идти под его руку?
   - Верно! - подал голос кто-то из хофдов с Пастбищных Равнин, - Сначала надо глянуть, каков он...
   Элдьярн обернулся, на бесконечно долгий миг встретившись глазами с Манольфом... и положил руку на Камень Закона.
   - Нынче нет согласия между агмами. Многие думают как ты, Манольф ригс, и многие - как я. По древнему обычаю я предлагаю решить спор поединком пред очами Богов, - произнес юноша голосом твердым и звонким, как боевая сталь. - И пусть пребудет участь народа агмов с каждым из нас. Если ты победишь... значит Им угодно, чтобы агмы поклонились Их сыновьям. Если я - мы будем защищаться сами!
   Верховный ригс выругался про себя самыми черными словами, какие только могли взбрести на ум. Упрямый волчонок, по молодости не выучившийся ставить благо племени выше своей гордости! Помоги Отец Молний победить, не прикончив его ненароком. С годами из парня и впрямь мог бы выйти толк. Но если не получится... народ дороже, чем один воин. Манольф шагнул вперед, уже открыв рот для ритуального ответа.
   - Довольно! - властный женский голос, казалось, заполнил все поле тинга, разом перекрыв гул голосов. Йорун, про которую все почти забыли, стояла, воздев руки к небесам, только беззвучно шевелились губы, шепча неведомые слова, внятные только жрице и Тем, к кому она обращалась. -Смотрите! Смотрите все!
   Оба ригса обернулись одновременно. Элдьярн тихонько ахнул. Сердце Манольфа тяжело бухнуло в ребра и почти остановилось на какой-то миг, позабыв биться: такого ответа на свои молитвы он не ждал, его никто не ждал! Запад от горизонта наливался алым, хотя для заката было еще рано. Кровавая полоса рванулась вверх, разворачиваясь над Дланью Отца Скал. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь шепотом и тихими восклицаниями. Кто-то помянул Отцов Блага, кто-то - ильдагодз, кто-то - непотребных тварей, вспоминать которых к вечеру, да еще при божьем знамении, вряд ли следовало.
   Башня! Если бы Манольф не знал точно, что на Святой равнине ничего подобного нет, он поклялся бы жизнью, что она стоит именно там. Черная зубчатая башня, над вершиной которой, попирая законы звездного хода, ослепительной серебряной искоркой горела Фьяллфадастьор - звезда Отца Скал, издревле считавшаяся покровительницей Эйнингов.
   Ала-ригс на миг зажмурился.
   Когда он открыл глаза, башни не было, лишь первые отблески близящегося заката окрашивали небеса над горами.
   - Как толковать это видение?
   - Езжай к ригсу Юга, Манольф Железный, - наклонила голову Йорун. - Езжай и взгляни, крепка ли его удача, и хватит ли ее на два племени...
   Элдьярн стиснул зубы, но промолчал. Молодой ригс мог бросать вызов кому угодно из смертных, но перечить Отцу Скал он все-таки не отваживался. Как и Йорун, охваченной божественным вдохновением. Даже малые дети знают, что гнев провидицы способен засушить удачу оскорбителя на корню.
   - Да будет так. Я поеду к Великому ригсу гальтов. - объявил Манольф, - Изберите тех, кто отправится со мной. Посмотрим, верно ли, что он - сын Богов. А также, каковы его разум, сердце, и его удача. И да свершится, как угодно Отцам Блага!
   - Да свершится угодное Отцам Блага! - эхом откликнулась жрица Йорун.
  
  

ГЛАВА ПЕРВАЯ

  
   ...Ненавидящий, казалось, самую свою кровь, анакс Адаларди принес неисчислимые несчастья лучшим семьям Золотой Анаксии, ведущим свой род от Ушедших Богов, в то время как простолюдины имели все причины превозносить своего государя. Важнейшие дела доверял он безродным выскочкам, сумевшим добиться его расположения. Он обожал осыпать милостями своих друзей и приближенных. Исключение составляли лишь истинные эории, старавшиеся сохранить достоинство даже в это поистине ужасное, несправедливое царствование. Сильнее же всего неистовствовал он против своей супруги, прекрасной и добродетельной Ливиллы из рода Сарвиа Дома Скал, и всей ее родни, так, что отец и братья божественной анаксэа вынуждены были непрестанно опасаться за самую свою жизнь. Из всех здраво мыслящих людей, бывших свидетелями этих печальных событий, мало кто сомневался, что анакс безумен...

"Тайная история царствования анакса Адаларди Второго"

Адеодат Сарвиа

  
   1.
  
   - Оставь меня...
   Молодая прислужница в светло-синих с белым придворных одеждах супруги всадника, подвластного Ветру, поклонилась и вышла. Ливилла Сарвиа-Ракан внезапно подумала, что не помнит имени этой женщины. Впрочем, это нимало не огорчало Ливиллу. Зачем? С какой стати ей, дочери Лита, помнить по именам всех этих выскочек, которыми окружил ее августейший, порази его Ушедшие Боги, супруг?
   Она - анаксэа, владычица Золотой державы, благословленная Абвениями супруга Их наследника. И таковой она останется, что бы ни думали о себе астиарх Гордиан Пенья, распоряжающийся в столице так, словно государь - он, и его несносный шурин Саррий Батиат, от которого ей нет покоя в собственном доме. А эти твари даже не эории. Жены и сестры выслужившихся плебеев, которым Адаларди по примеру своего деда щедрой рукой раздает то, что по праву принадлежит истинным детям Богов. Ливилла с радостью повычистила бы дворец от заполонивших его ничтожеств, но такое, к сожалению, было невозможно.
   Мысль об астиархе потянула за собой другую: о том, что эредар Ремус и эта предательница Цецилия Надорэа, его бесценная женушка, только что одарили старого негодяя внучкой, по коему случаю августейшее семейство обязано расщедриться на дары и поздравления. Поздравлять Повелителей Волн совсем не хотелось. Скорее Ливилла пожелала бы им повывестись вовсе, но, видимо, Владыке Унду еще не надоело терпеть этот позор своей крови.
   Анаксэа вышла из опочивальни, медленно, величаво миновала галерею, и прошла в библиотеку, поймав на себе восхищенный взгляд какого-то молодого придворного в алой с золотом парадной тоге Дома Молнии. Да. Она все еще хороша. Не прекрасна, как в юности, но хороша, несмотря на годы и перенесенные страдания. Несмотря на все, что приходится терпеть сейчас.
   Подумать только, а ведь когда-то юная Ливилла Сарвиа была полна таких надежд! Какой счастливой она была тот день, когда отец сказал, что наконец-то получено согласие анакса и Высокого Совета, и скоро она станет супругой наследника престола! Как невероятно, как безумно она была счастлива в храме, пред святым ликом Унда, казавшимся отражением лица ожидающего ее у алтаря молодого эория в синей с серебром эксомиде...
   ...Еще тогда ей следовало подумать, что можно сказать о женихе, даже ради собственной свадьбы не изменяющем военному наряду! Следовало подумать! Но несчастная счастливая дура видела лишь его чудесную улыбку, его прекрасные, словно у Бога Моря, изумрудные глаза...
   Нет... Очи Унда полны любви ко всему сущему, а взгляд Адаларди Ракана любит лишь кровь и злой блеск солнца на лезвиях коротких мечей-феррумов. Да и улыбаться жене он перестал очень скоро. Их брак, призванный успокоить застывшую на грани междоусобной схватки державу, с самого начала ничего для него не значил. Эпиарх и на свадьбу-то согласился лишь потому, что августейший брат грозил в случае отказа обвинить его в государственной измене. Адаларди не умеет любить, и никогда не умел. Ему ни до чего нет дела, кроме его солдат, границ и войны. Анаксия, долг... Долг? Он давно забыл, что это такое. Ливилла пыталась образумить его, видят Боги - пыталась, но это привело лишь к тому, что Адаларди, с самого начала не очень-то доверявший жене, возненавидел ее окончательно. Да, для анакса имеют значение лишь его дикие солдатские прихоти, а всякий, кто пытается им воспрепятствовать - враг.
   Простолюдины, особенно на окраинах, превозносят его. Единственное, что эти несчастные способны уразуметь: варвары перестали донимать их набегами, чиновники боятся лихоимствовать, а сыновья плебеев могут уподобиться высшему сословию, заслужив перстень всадника... Цена, которую придется заплатить за эту "благодать", выше их убогого разумения. Они ничего не поймут, даже когда великая Анаксия начнет рушиться, и обломки полетят на их глупые головы. Они станут винить Богов, не понимая, кто на самом деле виноват!
   ...Эпиарха-наследника, которого анаксэа полагала найти в библиотеке, в ней не оказалось, и Ливилла подумала, что следует послать за ним. Где он может быть? Сын говорил, что собирается в пику отцу съездить в Крион, навестить своего деда Адеодата Сарвиа, вот уже больше двадцати лет пребывающего там якобы на должности наместника, а на деле - в почетной ссылке...
   Бедный Эрнани! Она все же сумела воспитать первенца истинным эорием, но, даже если Боги сжалятся над Своим уделом и пошлют Адаларди Второму варварскую стрелу, его наследнику придется совершить чудо, чтобы исправить все, что натворили его отец и прадед. Потому что, можно не сомневаться, ему будут мешать изо всех сил, все - и Повелители Стихий, замороченные нынешним анаксом, и собственный брат. Аодани боготворит отца, соглашается с каждым его словом. Мерзавец Адаларди, да проклянут его Абвении! Сам всю жизнь перечил своему слишком великодушному брату, а потом прятался от него за щитами мятежных западных легионов, и собственным детям приуготовил то же! Неужели в старости ей суждено будет увидеть, как ее сыновья сражаются друг с другом, и хорошо еще, если не оружием? Если такое случится, в этом будет только его вина!
   - Божественная...
   - Да? - За спиной стояла юная Анния Варда.
   - Тебя желает видеть твой брат, эорий Вестин Сарвиа...
   - Зови, - кивнула Ливилла.
   - Повиновение анаксэа... - Анния скрылась за дверью. Семье Варда можно доверять, одним из немногих, хотя они и в родстве с Повелителями Волн...
  
   2.
  
   - Ты прекрасна, сестра! - вошедший Вестин расплылся в беззаботной улыбке, способной обмануть любого, кроме Ливиллы.
   Что-то случилось. Он явно пришел не для того, чтобы сделать сестре комплимент, а значит, следовало быть очень осторожными. Тайный Щит - в Гайи, но это ничего не значит...
   - Разве во дворце планируется торжество? - брат окинул взглядом ее синий, расшитый серебром и мелким белым жемчугом парадный пеплос.
   - Здравствуй, Вестин! - такой же безмятежный, небрежный тон. - Какие могут быть торжества, когда анакс пропадает где-то в северных провинциях? Просто мне нравится этот наряд - он не дает мне и другим забыть, кто я. А ты получил письмо от отца, который напомнил, что у тебя есть сестры?
   - Нет. - Вестин изобразил смущенную улыбку, - Мне нужно, чтобы кто-нибудь вразумил мою жену. Предваряя твой возможный вопрос: Эрминия уже пыталась.
   Ливилла кивнула. Брат всегда был умен, а склочная Фабия не имеет к его визиту ни малейшего отношения. Закатные Крысы! Библиотеку словно нарочно выстроили так, чтобы в ней удобнее было подслушивать! Конечно, в конце ее есть кабинет, специально обустроенный для тайных разговоров, но уйти с братом туда - все равно что самой посоветовать шпионам насторожиться и удвоить бдительность. Проклятый Адаларди, проклятый Гестий Греда! Ливилла готова была спорить на все регалии анаксэа, что за ней наблюдают. По крайней мере тогда, когда она с кем-то говорит.
   - Пройдемся по саду. - резко велела анаксэа, и добавила раздраженным тоном: - В этом дворце я не чувствую себя в уединении даже когда я одна. Мой муж помешался от подозрительности, а Греда его поощряет. Если бы ты знал, как я ненавижу этого предателя!
   Вот так. То, что желаешь спрятать, надо класть на видное место. Если слушают, пусть решат, что Ливилла тоже помешалась от подозрительности и боится собственной тени. Что же до эория Греда, отношение божественной анаксэа к его особе уже давно не является для него тайной за шестнадцатью печатями. Да и что тут можно скрыть? Греда - ветвь семьи Рубуров, так же, как и Сарвиа. Ради милостей забывшего Богов анакса Гестий предал собственную родню. Ведь это именно эорий Адеодат в свое время сделал его гимнетархом государя Эобани. Но люди склонны о многом забывать. Особенно - когда помнить невыгодно.
   - Не надо принимать все так трагично, сестренка, - улыбнулся Вестин, мгновенно понявший ее игру. - Если Тайного Щита интересуют подробности моего брака, пусть его. Он замучается скукой, слушая сию печальную, но высоконравственную повесть.
   - Как бы там ни было, меня это невероятно злит, - поморщилась Ливилла, - Так чем Фабия не угодила тебе на этот раз?
   - Выгнала очередную служанку, а потом битых два дня изводила меня нравоучениями... - Вестин изобразил горестный вздох и последовал за ней, - Боги, сестра! Ты видела, какие у нее служанки? Сама мысль, что я мог польститься на эту девку, оскорбительна!
   Да уж! Прислужницы Фабии Сарвиа могли заставить мужчину утратить сон лишь по причине вызванных их видом ночных кошмаров. Возможно, тяжкие вздохи брата даже не были притворными.
   - Иди сюда... - Ливилла кивнула в сторону стоявшего особняком квадратного мраморного строения - четырехскатную крышу поддерживали восемь колонн, сплошь увитых длинными лозами, усыпанными изумительно красивыми алыми цветами, а внутри располагались мраморные скамьи вокруг небольшого фонтанчика, весело сверкающего в солнечных лучах.
   - Сюда? - ужаснулся Вестин. К знаменитому "Портику Аэтани" люди опасались подходить при жизни прославленного анакса, и избегали сейчас. - Ты с ума сошла, Ливи? Меня еще не приговорили, да и тебя тоже!
   - Не будь смешным! - Ливилла коснулась пальцем рубинового лепестка, - Если их не рвать, они не опасны.
   - Растения не вечны, даже если их не рвать, - резонно заметил Вестин, протискиваясь за августейшей сестрой внутрь, и прилагая все усилия, чтобы не дотронуться ненароком до внушавшего ему непреодолимый ужас растения, - Они цветут все лето, но когда-то они ведь осыпаются!
   - Тем лучше, - отрезала Ливилла, - Нас никто не потревожит. Слуги боятся их еще больше, чем ты. - анаксэа бестрепетно отвела в сторону усыпанную цветами веточку.
   Портик был прихотью Аэтани Великого. В 393 году прошлого Круга анаксэа Мелитина приказала обсадить ее любимую беседку йернским вьющимся жасмином, и это положило начало новой моде. Эории наперебой кинулись подражать, спуская сумасшедшие деньги на покупку семян самых редких и красивых вьющихся растений, какие только возможно было добыть: прозаический виноград, несмотря на свою красоту, мало кого интересовал. Когда Аэтани надоело отвечать на вопросы, почему он не принимает участия в такой очаровательной светской игре, анакс с присущей ему исключительной зловредностью характера повелел воздвигнуть в саду это странное сооружение, слишком массивное для беседки и слишком изящное для того, что люди обычно понимают под словом "портик", и обсадить его доставленными из Багряных Земель лозами алой понсоньи. Несказанно красивые цветы, вполне достойные украшать собою сады Богов, были безопасны живые, но, засыхая, превращались в один из самых коварных ядов, словно стремились отомстить за свою гибель всему окружающему миру. Повторить шутку Аэтани не дерзнул никто. Находиться в Портике или рядом тоже отваживались немногие, особенно когда цветы начинали облетать. Впрочем, как это часто бывает, опасность преувеличивали. Чтобы серьезно отравиться понсоньей, надо было основательно надышаться ароматной пылью, в которую рассыпАлись высыхающие лепестки.
   - Так что ты хотел мне сказать? - поинтересовалась Ливилла, любуясь пронизанными солнцем алыми цветочными гроздьями.
   - Ты знаешь, что Каррин ездил к отцу в Крион?
   - Да. И что?
   - Я скажу тебе все, Ливи... Безумному царствованию Адаларди Своенравного пора положить конец. - тихо произнес брат, - Дальше ждать нельзя. Мы решили действовать незамедлительно.
   - О чем ты? - с трудом выговорила анаксэа, отчаянно надеясь, что неправильно поняла: - Что ты имеешь в виду, Вестин?
   - Адаларди нужно убить...
  
   3.
  
   - Убить? - Ливилла, забыв об опасности, чуть было не сорвала веточку понсоньи рядом с собой, - Да что ты такое говоришь? Убить Наследника Ушедших? Это... это же кощунство! Кощунство, которому нет названия...
   - Ливи, меня самого ужасает то, что мы должны сделать, но нам не остается ничего другого. Мне удалось узнать, что Адаларди намерен отправить Каррина в Дорсуон, а меня - в Фимбриа, на границу с Кэнной. Ты понимаешь, даже если нам дадут какие-то должности - либо это будет одно название, как с отцом. На деле всем станет распоряжаться какой-нибудь безродный вояка, либо... "Куда-нибудь, где от них не будет вреда" - так он сказал...
   Ливилла молча кивнула.
   Адаларди все-таки решил избавиться от родственников жены! Что ж, следовало ожидать. И если удивляться, то лишь тому, что у них оказалось так много времени.
   После смерти Эобани казалось естественным, что Адеодат Сарвиа, его Первый советник, сохранит свое положение и влияние и при Адаларди, молодом военачальнике, не готовом принять на себя государственные заботы, да к тому же своем зяте. Как бы не так! Советники Эобани глазом не успели моргнуть, как оказались на почетных, пышно поименованных должностях в самых крысиных углах, какие братец почившего анакса только сумел припомнить. Впрочем, этим еще повезло. Кое-кто менее везучий следующие несколько лет провел в заточении, а после отправился в отнюдь не почетную ссылку.
   Благодарение Унду, пославшему ей ребенка в первую же брачную ночь! Ливилла по сию пору была уверена, что в год воцарения Адаларди осталась женой анакса лишь благодаря Эрно, родившемуся так кстати. Самый своенравный владыка не вдруг рискнет развестись с матерью своего наследника, и это давало истинным эориям призрачную надежду. На новое царствование... Но приближать это царствование самим?
   - Ты не хочешь этого, Ливи?
   - Я его ненавижу, - призналась Ливилла, - Но убивать анакса - безумие. - взять себя в руки все-таки удалось, - И я ничем не помогу вам в этом, даже если бы и захотела. Адаларди не обедает со мной наедине, и никогда не остается на моем ложе, исполнив супружеский долг...
   Ливилла замолчала. Она могла бы добавить, что не видела упомянутого долга уже лет десять. Адаларди отобрал у нее последнюю возможность влияния, какая может быть у женщины на мужчину - постель.
   - Ты скажешь мне наконец, что вы задумали?
   - Адаларди, как и его отец, обожает войну и охоту, а это опасная забава. - Вестин словно на змею воззрился на алый лепесток, упавший ему на плечо, и, немного подумав, осторожно сдул его на пол, - Иногда стрелы попадают не в ту цель, которая была намечена. Или кажется, что не в ту...
   - Раканов хранят Боги.
   - В таком случае, Они не слишком хорошо их хранят! - зло рассмеялся Вестин. - Вспомни Эридани Охотника и его старшего сына, про Аримнести я и вовсе молчу.
   Это было верно. Считалось, что жизнь старших детей Богов, каковыми являлись Раканы и Повелители Стихий, подвластна лишь року. Но, несмотря на это, и те и другие далеко не всегда умирали в преклонных летах. Аримнести Беспечного убил собственный брат, причем до сих пор неизвестно, который из двоих, и покарали ли Боги и люди истинного виновника. Эридани Охотнику гадатель посоветовал "опасаться вепря". Анакс обдумал совет и заключил мир с эобурами. А прикончил его во время Большой анаксианской охоты самый обыкновенный, буквально понимаемый кабан: в бурой щетине, о четырех копытах и с клыками. Иногда и гадатели пренебрегают иносказаниями. Сыновьям Эридани тоже не особо везло. Тайрани Ракану, изумительному наезднику, стукнуло в голову проехаться на морисском жеребце, как-то добытом одним из гайифских октархов за Эврийским проливом и подаренном Повелителю Ветра Лигорио Борраске. Конь был совершенно дикий, Борраска давно отчаялся его приручить, и использовал жеребца только на племя. Эпиарха честно предупредили, чтобы и близко не подходил к этой Изначальной Твари в конском обличье. Тайрани, видимо, воспринял это как вызов. В результате наследником престола стал второй из братьев-Раканов - Эобани, истинный эорий и идеальный анакс. Ему, конечно, были присущи некоторые чудачества, но на них вполне можно было закрыть глаза. Казалось, он будет царствовать много лет, до глубокой старости, и что же? Впрочем, как и отец, Ливилла никогда не верила в нелепое самоубийство Эобани Седьмого, подарившее трон ее мужу.
   - Адаларди ставит под угрозу завещанный нам Богами миропорядок. - глаза брата почти лихорадочно блеснули, - Править должны эории. Мы - соль Кэртианы, лучшее, что у нее есть, а плебеи сотворены Богами лишь для того, чтобы служить нам! Даже думать иначе - богохульство! Я верю в справедливость Ушедших.
   - И... как? Как вы намерены это сделать?
   - Я уже сказал - шальная стрела на охоте... Не бойся. Никто не свяжет гибель анакса с нашей семьей. Это сделает Феликс Кантиллан.
   Феликс Кантиллан? Ливилла хорошо помнила восторженного юного гимнета. Племянник одного из легатов, погибших во время Трайгтренского разгрома. Родич Повелителей Молний... И Парда! Парда, преданных Адаларди до мозга костей! Кто б мог подумать!
   - Не только Парда, но и Артэа, - напомнил Вестин. Видимо, последние слова анаксэа произнесла вслух.
   Да. Артэа, прозябающих сейчас где-то в Северной Коссане. Но об этом мало кто помнит.
   - И вы надеетесь убедить Греда, что это и впрямь несчастная случайность? - фыркнула Ливилла.
   - Если не удастся, Феликс не станет отрицать, что сделал это из любви к Анаксии, а ничего другого от него не добьются. Древний закон воспрещает подвергать пытке эория, на такое не осмелится даже Греда. И очень удачно, что Феликс в родстве с Парда: если нам повезет, подумают на заговор статорской верхушки.
   - И что потом? - вопросила анаксэа бесцветным голосом, в очередной раз отдернув руку от гибкой усеянной цветами веточки.
   - Мы оплачем вместе с Эрнани его потерю, и поприветствуем его восход... - задумчиво проговорил Вестин, и добавил: - Я думаю, первым же своим указом он должен будет упразднить сословие всадников. Ошибку Аэтани следует исправить. Плебеи должны навсегда запомнить, кто они, а кто мы.
   Ливилла едва не застонала. Упразднить сословие всадников? Ага, сейчас! Так тебе и дадут! Возле трона собралась целая толпа думающих иначе, и у них под рукой легионы, причем большинство офицеров - те самые всадники. Советника, заикнувшегося об упразднении высшего плебейского сословия, скорее всего тут же "упразднят" самого. Феррумом в бок или спатой по глупой башке. Посягнуть на главный дар Аэтани Великого простолюдинам не отважился даже отец, а он при Эобани имел возможности, которые никогда не приснятся его дочери, не говоря уж о сыновьях.
   - Как все просто! - язвительно протянула Ливилла: - А я если сейчас вызову стражу и велю отправить тебя в... обитель Скорбящего Лита?
   - Что... Почему?
   - Потому что вы сошли с ума, и ты и Каррин! - Ливилла все-таки сорвала ветку понсоньи. Отшвырнула подальше, тщательно вытерла руку о пеплос.
   - Да. - кивнул Вестин, - И именно поэтому есть надежда, что у нас получится. Этот предатель Греда способен вытащить на свет любой заговор, но чтобы предусмотреть безумие, нужно быть безумцем. - брат запнулся, - И все равно он опасен... Греда должен погибнуть одновременно с анаксом, или раньше...
   - Это Каррин погибнет. - Ливилла поднялась, - Повелители не успокоятся, пока не раскопают это дело до самых корней. И Сарвиа станут первыми, кого обвинят!
   - Этого не случится, - тряхнул головой Вестин, - Что смогут Повелители? Решать, кто останется у трона, а кто нет, будет новый анакс, а значит - мы. Племянник на нашей стороне. Нужно только не ошибиться с выбором жены для мальчика. Дочь Арвина, думаю, подойдет...
   Жены? Он что, и впрямь отравился багряноземельским дурманом, который насажал здесь недоброй памяти Аэтани? Если б так! Нет, Вестин не пьян и не надышался ароматом увядшей понсоньи, он говорит серьезно. И действительно не понимает, в какое болото влез, затащив за собой других.
   - Я надеюсь, вы не втянули в это Антимена?
   - Антимен? Конечно, он с нами. Думаешь, он даром ездил в Гайи? Полагаю, у Гестия Греда сейчас достаточно других забот, ему решительно не до нас...
   Ливилла пошатнулась и села, а вернее - совсем не царственно плюхнулась обратно на каменную скамью.
  
   4.
  
   - Нам не о чем тревожиться, Ливи. Видишь ли, Каррин действовал очень тонко, - Вестин вновь улыбнулся, он прямо-таки светился самодовольством. - Сначала Тевд, секретарь отца, подсунул Феликсу Крионские дневники и записки Антинахия. Надо ли говорить, что через несколько дней мальчишка прибежал к Каррину и они поговорили по душам, причем брат не сказал ничего предосудительного, но таким образом, чтобы даже и более умный человек, чем Кантиллан, не усомнился в том, что Адаларди следует убить. Мальчишка нерушимо уверен, что дошел до этой мысли сам. Я все же горжусь Каррином!
   Он гордится! Дурачье! Отец заигрался со своими письмами, а эти трое рехнулись, и Вестин, и Каррин, и Антимен.
   - Бессмысленно, - Ливилла покачала головой, - Адаларди не оставил нам выхода. Даже в случае его смерти все останется, как есть. Никто близко не подпустят вас к эпиархам. Амфион Надорэа молод и не годится ни на что, кроме войны, но он всей душой предан Адаларди. А Марикьяре, Борраска, Пенья?
   - Успокойся, Ливи! Все не так плохо. Повелитель Скал в Кадарнии со Стратегом - вот пускай там и остается, а остальные... Это уже твоя забота, сделать так, чтобы новый анакс охотнее слушал мать, чем Глав Домов.
   - Вестин, а ты меня не слушаешь?
   - Это ты, верно, плохо меня поняла, Ливи... - укорил Вестин. - Преступление Кантиллана падет на Главу его Дома. Арренио Марикьяре будет трудно отмыть свое имя, да и Ливио Парда - тоже. У Повелителей не станет единства... Пусть ненадолго, но... Мы сумеем этим воспользоваться. Ручаюсь, Эрнани и Аодани скоро не будут доверять ни одному из них.
   Боги! Да безразлично, кому они будут доверять! Аэтани Великий знал, что делал, когда запретил всем эориям, кроме Повелителей, держать собственные личные отряды. Даже без Марикьяре, если допустить бредовую мысль, что на него и впрямь кто-то подумает, за спинкой трона встанет тот, кого поддержат легионы, статорская гвардия и плебс. А это скорее всего будет Эрмио Борраска. Помимо расположения народа, за него еще и то, что он - двоюродный брат Адаларди. У семьи Сарвиа нет ни малейшей возможности подхватить падающую власть. А кроме того, Эрнани, несмотря на все свои разногласия с отцом, любит его, он никогда не простит убийц, кем бы они ни оказались, а Аодани... о нем и говорить нечего.
   - Вестин. - Ливилла выпрямилась, словно восседала на троне на церемонии во дворце, - Я запрещаю вам. Скажи Каррину, чтобы и думать не смел о...
   - Ливи...
   - Божественная! - оборвала сестра, - Замолчи и не смей меня перебивать! Ты немедля пойдешь и скажешь Каррину, что я запрещаю! И дай нам Боги расхлебать ту затею, в которую вы втравили Антимена.
   - Уже поздно. Каррин выехал в Ариций два дня назад. Феликс уже там...
   Земля не уплыла из-под ног, она просто исчезла, словно ее разверзнул разгневанный Скальный Зверь. Анаксэа представила лица сыновей в миг, когда они все узнают, и ей захотелось взвыть. К несчастью, такое поведение не совмещалось с величием государыни, а главное - ничем бы ей не помогло. Хотя, если б был какой-то шанс, что поможет - Ливиллу Ракан услыхали бы даже там, куда удалились Абвении, и плевать на величие.
   А хуже всего то, что заигравшийся в заговорщика опальный временщик и три зачатых им в недобрые ночи недоумка погубили себя и сестру совершенно напрасно.
   И не только себя и сестру! Внезапно явившаяся мысль была страшной: если покушение вопреки здравому смыслу, удастся, то, что бы кто ни думал, управлять страной станет не Эрнани. Первое, что сделает государь Эрнани Первый - вернет Анаксию к древним устоям, а значит, править ему не позволят. Но Эрнани двадцать один год, и у него не тот характер, чтобы быть марионеткой на троне, а вырвать власть из рук соратников отца он не сможет... Что же с ним сделают? Посадят под замок, как Амирэтани Безумного во времена Тетрархата? Или...
   - К тому же, Ливи... - продолжал скулить братец, - В конце концов это не первое цареубийство, которое проглотил этот город...
   Верно, не первое... В том, что на самом деле произошло с Эобани Седьмым, не сомневались даже кошки на гальтарских крышах, а кто убил одного анакса, убьет и другого. И даже если гайифцы сойдут с ума и впрямь прикончат Тайного Щита, это ничего не значит: главное протоптать дорожку, а где прошел один, пройдут и другие.
   А если заговор будет открыт?
   Нет, они не отделаются чашей яда! Покушение на жизнь анакса, да еще и очередной мятеж в Гайи! Адаларди возьмет пример с варитских дикарей и повесит за ноги всех Сарвиа, которым хватит глупости попасть ему под руку. Возможно, исключением не станет даже она сама. Анакс никогда в жизни не поверит, что жена ничего не знала.
   Гордость твердила, что надо по крайней мере отомстить за себя, если не осталось ничего другого. Как понсонья... Вестин прав - безумные порывы и впрямь иногда удаются лучше тщательно продуманных планов. Если Сарвиа суждено пасть - они, по крайней мере, падут не одни, а жизнь Адаларди - недурная цена за вечную ссылку... Или чашу с ядом, которую поднесут ей по приказу нового временщика...
   Не будь у Ливиллы сыновей, она так бы и сделала, но они у нее есть!
   - Ливи... - кажется, Вестина испугало ее лицо, - Ты же не...
   - Не бойся, - усмехнулась Ливилла, - Я не скажу моему супругу, от кого я это узнала, а если он дознается сам - так вам и надо... Помолчи, Вестин! Я готова простить вам, что вы загнали в болото себя и меня, но я не позволю вам скормить Холодным Тварям моих детей!
   - Ливилла, стой, куда ты! Ливилла! - последней глупостью Вестина было схватить ее за руку.
   - Отпусти меня. - яростно выдохнула анаксэа, - Отпусти или я позову охрану! Стража!
   Видимо их и впрямь тайком караулили, потому что восьмерка гимнетов мгновенно вынырнула, словно из-под земли. И, видят Боги, Ливилла была им за это благодарна.
   - Моя анаксэа... - молодой светловолосый и темноглазый офицер вскинул руку в приветствии.
   - Кентарх Глабриан... - он был эорием дома Молнии из боковой ветви семейства Керва, и Ливилла помнила его имя, - Эорий Вестин изволил забыться. - холодно сообщила она, - Он запамятовал, что говорит не только с сестрой, но и с госпожой. Проводите светлейшего эория до ворот дворца, выдворите вон, и не допускайте его сюда вновь, пока мы не прикажем иное.
   - Ливилла...
   - Божественная Анаксэа! - ледяным тоном поправил офицер, делая знак гимнетам убрать опального родича государыни с глаз долой.
   Анаксэа на миг закрыла глаза. Она догадывалась, что потрясенное лицо брата будет сниться ей по ночам, но Эрнани должен жить, а Аодани... Его не заставят пройти к трону, перешагнув через тело брата! Ливилла не пролила бы ни единой слезы по мужу, но сыновей ее Боги должны спасти от такой судьбы! И, если жизнь старших детей Богов подвластна лишь року, пусть счастье Раканов, коли оно действительно есть, пребудет с Адаларди во имя его сыновей...
   - У нас будет еще одно распоряжение, кентарх. Нужно немедля отправить вестника к нашему августейшему супругу...
  
  
  
  

ГЛАВА ВТОРАЯ

  
   Печальнее же всего то, что в присущей ему жажде власти эпиарх Адаларди, подобно своему деду, не остановился перед ужаснейшим грехом, какой только возможно представить. Можно нимало не сомневаться, что именно по приказу эпиарха был убит его старший брат, мудрый, великодушный и справедливый анакс Эобани, наилучший правитель, какого могли послать Боги Своему уделу...

"Тайная история царствования анакса Адаларди Второго"

Адеодат Сарвиа

  
   1.
  
   За окном царил душный гайифский день. Обычай и здравый смысл требовали спать, а делами заниматься вечером, когда станет прохладней, и Гестий Греда честно попытался это сделать, в чем теперь раскаивался, лежа в роскошно убранной опочивальне загородного дома октарха Фравиты Лакрата. Проклятый сон, ходивший следом вот уже два десятка лет, разбудил и не давал заснуть вновь. Вернее, Греда сам не хотел засыпать, потому что слишком хорошо знал, что увидит, а видеть этого ему не хотелось. Это даже не было трусостью, как могли подумать, просто Гестий уже столько раз смотрел в глаза своему давнему греху, что это занятие успело ему надоесть до отвращения.
   Впрочем, отвязаться от непрошеных воспоминаний, навеянных сном, было невозможно. Бывший гимнетарх государя Эобани Седьмого, Тайный Щит Анаксии Гестий Греда слишком хорошо помнил тот день. Помнил, несмотря на то, что прошел уже двадцать один год, и знал, что не забудет, сколько бы Абвении ни судили ему прожить еще. Такое не забывают. Не забывают даже в Четырех Царствах, которых для него больше нет...
  
   - Проситель взывает о суде анакса по праву Молнии! - молодой офицер в пурпурной с золотой каймой эксомиде статор-гимнета преклонил колено перед троном.
   Четырежды божественный владыка Золотых Земель Эобани Ракан медленно кивнул в знак того, что слова посланного услышаны, и повернулся, обратив вопросительный взгляд на Первого советника.
   Боги Ушедшие! Замерший за левым плечом повелителя гимнетарх Гестий Греда внезапно ощутил, как сердце на миг словно остановилось. Уж не сам ли эпиарх Адаларди решил наконец-то воззвать к своим великим предкам? Нет, чушь, наследник не мог оказаться в Гальтарах так, чтобы никто о том не узнал. Легионы не летают, и не испаряются в одном месте, чтобы возникнуть в другом, а жаль.
   Советники переглянулись, на полном значительном лице эория Адеодата отразилось нечто вроде удовольствия. Обращение к имени Прародителя Дома было одним из обычаев, сохранившихся с незапамятных времен, нынче о нем вспоминали нечасто, лишь в случаях, действительно взывавших к милости Богов. Если кто-то из потомков Ушедших требует защиты своего божественного Прародителя и суда анакса, он приходит на площадь перед Башней своей Стихии в Цитадели и становится на древнюю каменную плиту, отмеченную Высшим знаком. Обычай повелевал анаксу, как главе власти земной, и Абвениарху, как представителю властей небесных, выйти к просящему, выслушать жалобу и разобрать дело по справедливости. Кем бы ни был проситель, он взывал к пресловутым "древним устоям", так что мог рассчитывать на благосклонное отношение советников к своему делу.
   Эобани вновь кивнул:
   - Каждый эорий, ищущий правосудия анакса и Абвениев, должен обрести ее...
   Он величественно поднялся, и, предшествуемый гимнетами, направился к Юго-западным парадным дверям, ведшим на площадь Башни Молний. Придворные и советники устремились за ним. Гестий последовал их примеру, попутно сделав знак одному из гвардейцев, чтобы известили Его Святейшество.
   На отполированной каменной плите, отмеченной знаком Астрапа, стоял человек в иссеченной лорике, со знаками различия кентарх-примария. Голова и левая рука воина были аккуратно перевязаны, похоже, прежде чем явиться сюда, примарий попытался по возможности привести себя в божеский вид, хотя это было трудно. Измученное серое лицо не говорило о его подлинном возрасте, солдат мог быть и молод, но сейчас казался стариком. За спиной примария в почти боевом порядке выстроились несколько десятков легионеров. Как они вошли в Цитадель, можно было не спрашивать. Вряд ли у кого-нибудь поднялась бы рука остановить эту горстку солдат, казавшихся вырвавшимися из зубов Изначальных Тварей. Да они и не позволили бы себя остановить.
   - Как ты посмел подняться на Плиту Астрапа, воин? - сурово вопросил советник Сарвиа. - Эта честь принадлежит лишь эориям Дома Молнии, тогда как ты...
   На какой-то миг Гестий не поверил ушам. Эти люди прошли смертными лабиринтами, они принесли на суд Абвениев свою боль, свою скорбь и свой гнев, а эта откормленная тварь, отродясь не знавшая неприятностей страшнее случайно прищемленного пальца, отчитывает офицера в кровавых повязках, словно нашкодившего мальчишку, забравшегося, куда не велели родители! Подобная слепая бесчувственность поистине взывала о божественном гневе. Первый советник смотрел на пришедших требовать справедливости солдат возмущенным взглядом, исполненным сознания собственной непогрешимой правоты, хотя именно ему полагалось бы испытывать сейчас если не страх, то по крайней мере неловкость. У кого-кого, а у гимнетарха не было ни малейших сомнений относительно того, кто эти люди и откуда они явились. Ветер, словно подтверждая мысли Гестия, шевелил траурные знамена, поднятые над Цитаделью месяц назад. Знамена траура по Северной Армии...
   - Заткнись, Сарвиа... Обвиняю я, - слабый, едва слышный голос разнесся над затихшей площадью словно Астрапов гром.
   Воины расступились. За их спинами обнаружились носилки со снятым верхом, в которых, поддерживаемый двоими офицерами, полулежал легат Максиан Керва.
   - Я обвиняю, мой анакс, но подняться на плиту не могу, - хрипло проговорил легат, - Сабин будет говорить за меня. Вручаю ему мой голос...
   - Все воины принадлежат Астрапу. - примирительно произнес подошедший в окружении нескольких высших жрецов и монахов Абвениарх Красидий, милостиво кивнув Сабину: - Говори, сын мой...
   - Эти люди должны уйти! - бубнил кто-то за плечом советника Адеодата, но Гестий не стал оглядываться, чтобы узнать, кто это, - Они не эории, и не служат в гарнизоне Цитадели, им нельзя находиться... Они - не свита легата Керва... Скажите кто-нибудь, чтобы...
   - Да замолчите вы наконец, Артэа! - рявкнул высокий светловолосый эорий в алой тоге Дома Молнии, в котором Гестий с удивлением узнал младшего брата советника Арвины. Что Вителли делает среди закатных крыс, заполонивших двор, Греда не понимал. Хотя - а сам-то он что тут делает?
   Эобани одарил молодого Арвину осуждающим взглядом, которого тот старательно не заметил. Рядом с Виттели, плечом к плечу, замер семнадцатилетний Арренио Марикьяре, младший сын Повелителя Молний. Он молчал, в глазах стыла жуткая в своей безысходности ярость. Что может заложник, отец и старший брат которого живы лишь потому, что их не отваживаются казнить?
   - Почему вы не поехали домой и не пригласили лекаря, эорий Керва? - участливо спросил Абвениарх.
   - У меня внутри наконечник кадарнийской стрелы. - спокойно ответил легат, - Лекарь побоялся вытаскивать, и я не знаю, сколько у меня времени... Сабин, говори...
   Легат бессильно откинулся на подушки. От природы очень светлые, как у всех Керва, волосы Максиана сейчас казались совсем седыми.
   - Говори, примарий! - мрачно приказал Эобани. - До нас дошли известия о гибели всей Северной армии, но мы не желали верить...
   - И ты поступил мудро, государь. - с достоинством ответил кентарх. - Не всей!
   Какой-то легионер поднял в руках нечто, бережно завернутое в солдатские плащи, лежавшее рядом с легатом, и осторожно развернул. "Леопард"! "Третий Незыблемый" - гордо горело на колеблемом легким ветром алом полотнище. Единственный "леопард" единственного уцелевшего легиона. Из четырех!
   - А остальные? - оцепенело вопросил Стратег Флороний Варда, если, конечно, человека, ни разу не командовавшего ни одним сражением, позволительно называть Стратегом. Впрочем, понять оцепенение, охватившее главного военачальника Анаксии, было можно, Греда даже где-то ему сочувствовал. Варда так старался получить Четвертый Скальный для своего наследника! Получил...
   - Первый Литов, Второй Непобедимый и Четвертый Скальный больше не существуют, их "леопарды" взяты анараудами.
   - Три "леопарда"? - панически взвизгнул Туллий Нервион, еще один родич Арвина, по недосмотру Астрапа родившийся в Доме Молнии. - Три? Как вы это допустили?! Как?..
   Да уж, было отчего завизжать. В таком количестве анаксианская армия теряла "леопардов" только в начале Великого Нашествия. Срам! Такой срам, что вешаться впору, вот только вряд ли Анаксия дождется такого благодеяния хотя бы одного из обсевших трон ызаргов, которых велено называть советниками и защитниками завещанных Богами устоев... Кощунство какое, Боги не могли завещать своим детям спесь и глупость, грозящие довести до погибели!
   - Как МЫ допустили? - глаза примария потемнели, - Легат Керва требовал атаковать, пока не поздно, его не слушали и тянули время, которого и так не было. У Варды была самая удобная позиция, он мог прорваться и расчистить дорогу остальным, но не решился! Тогда легат сказал, что попытается сделать это сам, но стратилат Сарвиа приказал схватить его и посадить под арест за неповиновение. Нам пришлось отбивать своего командира у своих же, чтобы начать хоть что-то делать!
   - Молчать! - возмутился Адеодат, - Не безродной твари судить лучших сыновей Анаксии! Впервые за много лет воинские регалии были вручены действительно достойнейшим! Если вы не сражались, как должно...
   - Как должно? - выкрикнул кто-то из легионеров, - Они запрещали солдатам вступать в бой, а сами не предпринимали ничего. Сидели и ждали, словно думали, что Ушедшие Боги вернутся их спасти! Легат Кантиллан приказал казнить гастата, отправившего своих людей на разведку...
   - Не сваливайте на своих командиров вину за собственную трусость!
   - Трусость, эорий Адеодат? - примарий улыбнулся жуткой улыбкой человека, стоящего на грани безумия и меряющего взглядом глубину бездны, - Я видел, как твой брат и легат Остериан вскочили на коней и попытались удрать, бросив свои войска! Для бегства было уже поздно, но у них не хватило ума понять даже этого. Анарауды успели обложить нас со всех сторон... - солдат шагнул вперед, и поглядел прямо в глаза Адеодату, - Это вы виноваты! - проговорил воин с бесстрашием человека, которому нечего терять, - Вы! - он указал на столпившихся вокруг анакса советников, - Вы лишили должностей всех знающих командиров, чье происхождение или образ мыслей были вам не по душе. Вы посадили нам на шею знатных дураков, не отличающих ров от вала, и отправили нас воевать! Нам следовало восстать, как это сделала Армия Запада, - он поднял взгляд на Эобани, - Мой государь, спроси со своих советников! Здесь, на плите Астрапа, я обвиняю их в гибели Северной армии и требую суда анакса!
   - Его речи достойны изменника! - презрительно фыркнул эорий Теран из Дома Волны, - Мой анакс, прикажите страже схватить предателя!
   Максиан приподнялся, темные глаза сверкали на бледном лице. Может ли молния быть черной?
   - Замолчите! Вы враги Анаксии и государя... - Керва поперхнулся и мучительно закашлялся. Ему тоже уже ничего не было страшно. - Все так, как говорят мои люди... Все правда. Суд анакса...
   - Эорий Керва бредит, ему нужен лекарь, - встрял Варда, - Мой государь, легат, несомненно, бредит!
   Он тревожно уставился в лицо анакса, словно боясь, что государь не поверит и оборвет. Эобани Седьмой молчал, глядя куда-то в сторону, то ли в небо, то ли на фронтон Храма Ушедших, выступавший из-за дворцовых крыш.
   - Нет! - тихо отозвался анакс, возводя очи к небесам. Воцарилась тишина. - Он прав. - Эобани склонил голову и закрыл лицо руками, - Это моя вина! О, как я ошибся! Четыре легиона! Четыре легиона! Верни, о Астрап, верни их! - он захлебнулся стонами, жалобами и сетованиями, весьма правдоподобными для неискушенного слуха. Эории безмолвствовали, оцепенело созерцая картину августейшего горя. - Верни мужей - женам, и сыновей - матерям! Верни их, Эниалэй, ибо ты Бог, и это в твоей власти! Верните их, Боги!
   Гестий застыл как статуя, молясь о том, чтобы каменная маска "гвардейца у трона" ненароком не треснула. Божественный лицедей с юности обожал картинно страдать, являя приближенным тонкость, возвышенность и ранимость царственной натуры, но Гестий попросту не знал, кем нужно быть, чтобы счесть ТАКОЕ поводом для очередной слезливой комедии. И как подобное можно назвать. Даже служба в пограничном легионе, где солдаты вовек не стеснялись в красочных определениях, не одарила гимнетарха этим знанием. Зато он знал, что будет, если ничего не изменится...
   Надо только позволить себе выплеснуть свои чувства - и он завоет куда убедительней богорожденного плакальщика - от этой мысли Греда чуть было не рассмеялся. Перед глазами маячила физиономия Стратега, получившего свой пост за заслуги предков. Род Варда дал Анаксии немало блестящих военачальников, однако, казалось, Анэм не был милостив к этой семье. Эвелий Варда, стратилат Севера, соратник Аэтани Великого, был героем и умницей, а сын, не говоря уж о внуке... Неужели эории начали вырождаться? И гниет рыба как ей и положено - с головы...
   - Не отчаивайся, мой государь! - Адеодат Сарвиа подхватил стенающее величество под локоть, - В этом нет нашей вины. Никто не виноват. Это лишь злая судьба и воля Богов...
   Ну конечно! И почему люди так любят сваливать на судьбу и Богов последствия собственного безумия?
   - Это моя вина! - повторил анакс, и был, несомненно, прав. Вот только о своей вине он хныкал исключительно в ожидании блаженного момента, когда присутствующие кинутся утешать его и разубеждать.
   Разумеется, присутствующие кинулись.
   - Оставьте меня! Оставьте меня оплакивать горе моего Отечества! - с готовностью возопил венценосный страдалец, и, повернувшись, устремился в свои покои. - Гестий! Проводи меня!
   Греда успел лишь раз оглянуться - чтобы запомнить оглушенные лица легионеров, дошедших до Гальтар от самой Кадарнии чтобы увидеть анакса, и увидевших. Максиан Керва лежал, глядя в небо. Будь здесь скульптор, он стал бы в затруднении, какую именно аллегорию ваять с легата - Тоски или Безнадежности...
   Как они добрались до августейших покоев, Греда не помнил.
   - О, Гестий! - окликнул Эобани, когда гимнетарх коротко поклонился, намереваясь выйти, - О, Гестий! Постой, не уходи!
   Греда обреченно остановился. Государю явно припала охота вволю попредаваться горю, но делать это в одиночестве, без зрителей, Эобани было скучно. Шут! На сцену бы его. А Адаларди - на трон.
   - Я знаю, ты один верен мне, как никто! - захлюпал коронованный нытик. - Лишь тебе я могу поведать всю свою боль! О Боги! За что? Чем я прогневал вас? Я не знаю, как я взгляну в глаза их женам и матерям!
   Женам и матерям? Чьим? Солдат, зарезанных анараудами? Можно подумать, их пустят в Цитадель! Или Четырежды Божественный государь решил разыграть еще одну комедию - теперь уже перед ними? Кощунствовать - так от души...
   - О, мой Гестий! Ежедневно и еженощно я вопрошаю Богов: почему, ну почему мой старший брат Тайрани покинул нас? Он был бы истинным властителем, а я не рожден быть анаксом! Я никогда не хотел этого, ибо я знаю, что Боги не дали мне способностей правителя!
   Вот это было истинной, непреложной правдой. Способности правителя у Эобани и впрямь отсутствовали начисто, за него правили другие, и его это вполне устраивало. Что ж, бывает. Беда лишь в том, что анакса совершенно не интересовало, КАК правят эти самые "другие".
   - Зачем я живу? Я пытаюсь править достойно, но лишь гублю державу! - продолжал причитать анакс, явно рассчитывая услышать опровержение своих вполне справедливых слов. - Я пытаюсь быть справедливым, окружить себя людьми разумными и способными...
   Да? И почему в этом случае именно разумных и способных ты и разогнал? Гордиан Пенья - в Гайи, Энио Марикьяре со старшим сыном - под охраной на одной из анаксианских вилл, а Лигорио Борраска и Валерий с Темелионом Надорэа - в ставке Адаларди, куда твоим советникам хватает ума не соваться с приказом о предании их суду за мнимую измену. Впрочем, этот суд Греда не отказался бы увидеть. Занятно узнать, кто из медовых ызаргов рискнул бы взять на себя роль обвинителя.
   Почему, в конце концов, твоя собственная мать - в заточении в загородном Дворце Унда? Не потому ли, что, услышав о назначении Флорония на пост Стратега, анаксэа Эвеллия открыто назвала это преступлением против державы, а своих братца и племянника - олухами, которым лошадь нельзя доверить, не то что войско? Она никогда не скрывала, что думает о твоих советниках, и советники не простили, но дочь стратилата - настоящего стратилата! - никогда ничего не боялась. Ну почему брат и сестра так не похожи друг на друга? И почему сын так не похож на мать?
   - Гестий, я - ничтожество! Моя жизнь бесполезна, Гестий... Более того - она вредна, вредна для Анаксии! Я лишь преграждаю моему брату путь к престолу!
   Да? Какая здравая мысль! Вот и брата вспомнили! Адаларди, собравшего вокруг себя всех здравомыслящих людей государства, но, к несчастью, слишком честного, чтобы объявить рассевшееся на троне скулящее недоразумение сумасшедшим, а себя провозгласить регентом. А почему бы нет? История знает примеры!
   - О Гестий! Если бы твой меч положил конец моим страданиям, до того, как я сойду с ума... Один удар - и душа моя познает покой, избавившись от этой боли! О, если бы, Гестий... Там, за лабиринтами, в Четырех Царствах, покой и безмятежность перед взорами богов! Всего один удар меча, кладущий конец этой муке!
   ЧТО?!
   Лит Земледержец! Внутри что-то взорвалось, словно просыпающийся вулкан. Кощунственная фальшь августейшего нытья терзала слух и душу. Значит - меч? Значит - удар? Значит, ты хочешь, чтобы я положил конец твоим страданиям?
   - Один милосердный удар... - вдохновенно стенало четырежды божественное ничтожество, - Адаларди будет достойным анаксом, а я - кому нужна моя злосчастная жизнь? Никому, и мне - меньше всех! Если меня не будет, все изменится только к лучшему! Один удар! Только один удар! Убей меня, и пусть мир предаст меня вечному забвению!
   Даже так? Ну что же, ты сам сказал, а Боги слышали...
   - Повиновение анаксу. - тихо произнес Греда безжизненным голосом...
   Ужас перед неимоверным, непрощаемым преступлением сдавил сердце, но привычная к оружию рука сделала все сама. Древний клинок Раканов вошел именно так, как надо. Он серовато блестел, словно озерная гладь в пасмурную, но тихую погоду, почему-то это Гестий запомнил на всю жизнь. Это - и то, как изумленно распахнулись глаза Эобани. В них не было страха, только недоумение и неверие. И вопль. Отчаянный немой крик "Нет!", не успевший добраться до губ. Как легко... Поразительно легко...
   Мгновение Гестий стоял, каменея от того, что сделал. Было тихо, немыслимо, жутко тихо. Земля не содрогалась, небо не исходило молниями, ураган не спешил пасть на Гальтары, а Пенная вряд ли собиралась менять русло. Просто для одного человека на свете больше не было Четырех Царств. Гестий знал, что умирать будет дважды. Первый раз - когда его казнят и душа распростится с телом, второй - когда эту душу сожрут в смертных лабиринтах чудовища, вообразить которых не дано человеческому уму.
   Больше всего ему сейчас хотелось расслабиться и отпустить дернувшийся прочь рассудок на все четыре стороны. Без размышлений о том, вернется он, или нет. Но было нельзя. Начальник охраны анакса, только что убивший своего владыку, не имел права успокоиться и тихо рехнуться. По крайней мере до тех пор, пока стратилат Запада Адаларди Ракан, которого нужно немедля вызвать, не явится в Гальтары и не примет должным образом корону. Слишком много дел, требовавших оставаться живым, в здравом уме и вне подозрений.
   Вне подозрений? Это легко. В покоях анакса достаточно тайных ходов, которыми можно выйти. Впрочем, уйти можно и законной парадной дверью - стоящие у входа гимнеты верны Анаксии, своему командиру, и мечте увидеть на троне эпиарха Адаларди, уж об этом Греда успел позаботиться. Если понадобится, они присягнут на каком угодно алтаре, что Четырежды Божественный был жив и во здравии, когда гимнетарх уходил... Когда-нибудь его ожидало полное небытие, но небытие эория Гестия Греда на том свете было предпочтительней небытия Золотой Анаксии на этом.
   Гимнетарх наклонился и сомкнул пальцы анакса на рукояти меча. Как бы там ни было, гражданам совсем не нужно знать, что Ракана можно вот так просто прирезать, словно простого смертного. Жизнь старших детей Богов подвластна лишь року...
  
   3.
  
   Гестий потянулся и встал. Это могло показаться глупостью и суеверием, но надоевший сон никогда еще не снился к добру, вечно таская за собой какие-нибудь неприятности, тем более, что место было для них вполне подходящим. Интересно, сколько силлов благовоний возжег бы хозяин этого дома всем Богам и святителям за известие о безвременной кончине эория Гестия Греда?
   Впрочем, сейчас главному стражу спокойствия Золотой Державы не грозила никакая опасность, и даже не из-за охраны из трех десятков гвардейцев, несмотря на жару звеневших сейчас мечами на тренировочной площадке гимнасия.
   Гестий опасался другого.
   Тогда, двадцать один год назад, он остался жив, хотя и не ожидал этого. Отделавшаяся от коронованного плакальщика Анаксия равнодушно проглотила историю о "самоубийстве" Эобани, но лгать его брату Гестий не мог и не хотел. Когда наследник прибыл в столицу, гимнетарх честно рассказал ему все, и, преклонив колено, попросил о скорейшей казни. Адаларди задумался. Он стоял, неподвижно глядя в светлое небо за окном. А потом обернулся и ответил: "Нет. Тебя ожидает другое наказание. Ты будешь жить. И охранять меня". Ответил таким тоном, что Греда понял: возражения ни к чему не приведут. Анакс был прав. Это нечестно - уйти и бросить других расхлебывать новую эпоху, рожденную ударом твоего меча.
   Да, эпоху! Прежние семейные свары за трон - не в счет. Но коль скоро нашелся смертный, дерзнувший убить Наследника Ушедших во имя блага отечества, рано или поздно мог отыскаться и другой, и лишь Боги будут знать, что он, этот другой, сочтет благом.
   Именно поэтому Гестий и жарился сейчас в роскошном обиталище октарха. Когда одного потенциального заговорщика внезапно срывает с места и несет в гости к другому, да еще так далеко - это всегда подозрительно. Узнать удалось достаточно, кроме главного - каких именно кошек здесь искал молодой Антимен. И нашел ли?
   Фравита обнаружился в мегароне, освежаемом фонтанчиком и потому почти прохладном. Октарх задумчиво возлежал у красиво накрытого столика, вертя в руке драгоценный стеклянный кубок.
   - Не спите? - рассеянно осведомился Гестий.
   Хозяин расплылся в любезнейшей улыбке, которую человек, дурно разбирающийся в людях, непременно счел бы искренней.
   Гестий улыбнулся в ответ - столь же любезно и столь же искренне.
   - Не спится, - посетовал октарх, отставил чашу и кивнул стройному смуглолицему юноше, ожидавшему у дверей. - Прибор для нашего светлейшего гостя. Меланий, распорядись...
   Тот одарил "светлейшего гостя" настороженным взглядом и исчез. Официально Меланий считался виночерпием Фравиты, но следовало не быть воином, чтобы не заметить кошачьей походки и движений великолепно обученного бойца. Как и двух тонких кинжалов, спрятанных под туникой. Кравчий. Телохранитель. И не только... Лакрат соблюдает традиции древних гайских тиранов - верность, укрепляемая любовью в самом буквальном смысле слова. Самым потрясающим было то, что молодой страж, похоже, действительно искренне любил октарха. Бывает же...
   - Прошу тебя, эорий Гестий. - Лакрат щедрым жестом указал на толстого, словно его нарочно откармливали, копченого угря, - Попробуй. Восхитительно!
   - Благодарю, но, признаться, я не в состоянии что-то съесть... - сокрушенно признался Гестий. Угорь выглядел соблазнительно, но вид милейшего Лакрата почему-то совершенно отбивал аппетит. Даже странно. Наверное, это из-за сна. Хитрый гайиф был бы, конечно, непозволительно счастлив сплясать над телом заклятого врага, возможно, он даже сошел бы с ума от счастья, но, покуда здравый рассудок еще при нем, доставлять себе удовольствие такого рода в собственном доме Лакрат не станет. - Жара, эост Фравита... Здешний климат не по мне... Я никогда не был привычен к жаре, да и возраст... Пятьдесят шесть - это, увы, не двадцать...
   - О, что ты, разве это возраст... Хотел бы я остаться столь же бодрым, когда достигну твоих лет...
   Некоторое время они обменивались ничего не значащими светскими фразами. Фравита был давним и, пожалуй, уважаемым противником...
   Гестий возлег апоклинтр у столика, и с полминуты созерцал мозаику на противоположной стене: молодой темноволосый воин, чем-то похожий на Мелания, снимал цепи с обнаженного пленника, прикованного к колонне в каком-то мрачном подземелье, смахивающем на пыточный застенок. Изображение не удивляло - гостеприимнейший Фравита Лакрат был единственным гайифским октархом, происходившим из древнего рода Сервиллидов. А может и не был. С последнего Излома "потомков Сервиллия" развелось в Гайи больше, чем ызаргов в степях Льяннэа. Греда сильно сомневался, что хоть четверть претендентов на имя древнего полководца и впрямь имела к нему хоть какое-то отношение. А самое смешное, что свято почитаемый как символ гайифской свободы царь на самом деле был чистокровным галтом, да к тому же еще и завоевателем, так что понять, в чем заключается его преимущество перед Раканами, было не дано никому, кроме "истинных патриотов Великого Гайфа".
   - Не смею и далее злоупотреблять твоим гостеприимством, эост Фравита, - сообщил Гестий, когда обмен приторными, как местное вино, любезностями наконец-то закончился, - Крайне неприятное известие от легата "Коршунов"... Я должен отбыть сегодня же вечером...
   Лакрат горестно покивал и принялся с артистизмом, достойным покойного Эобани Седьмого, сокрушаться на тему предстоящей разлуки со столь приятным гостем. Его умение владеть собой восхищало. Хитрая бестия, скользкая как тот угорь, что лежит сейчас на длинном серебряном блюде на столике. Впрочем, угорь все-таки лежал на блюде, а не успевший начаться мятеж был задавлен, и это давало повод для надежд на лучшее.
   При желании Гестий сумел бы подловить Лакрата, чья тень в этом деле все же просматривалась (хотя требовалось изрядно потрудиться, чтобы это заметить), и привязать его к подготовке несостоявшихся беспорядков, но не находил нужным. Фравиту он, по крайней мере, давно знал, и представлял, чего от него можно ожидать.
   - Но в одной любезности ты мне не откажешь, эорий Гестий! - непререкаемо заявил Лакрат, закончив страдать, - Мы должны поднять на прощанье чашу того восхитительного йернского вина, которое мне только сегодня утром доставили торговцы...
   Вина?
   Внезапное чувство опасности ударило Гестия с такой силой, что он едва не вздрогнул.
   - Разумеется, эост Фравита! Зная твой безупречный вкус... - Густые сладкие вина, подававшиеся в доме октарха, Гестий ненавидел больше, чем любого врага государства. Они напоминали ему сироп с примесью смолы, а главным гайифским извращением, с коим не равнялись даже местные представления о любви, казался обычай запивать этим кошмаром все без исключения кушанья, от мяса до соленой рыбы.
   Нет! Чушь... Это все сон, будь ему пусто. Несмотря на произносимые перед соратниками напыщенные речи о готовности немедля отдать жизнь во имя освобождения стонущей под ярмом Раканов отчизны, октарх Нимфидии и он же первый претендент на трон освобожденной Гайи Фравита Лакрат весьма ревностно оберегал свое бренное существование, а если Греда внезапно скончается после визита к нимфидийскому октарху, оное существование закончится быстро и неприятно. Даже если убийство не будет доказано, сведений в архиве Тайного Щита достаточно, чтобы со спокойной совестью казнить Лакрата несколько раз, и он об этом прекрасно знает. Бывают, конечно, и медленные яды, но... Нет, глупости. Октарх не оберется неприятностей даже если Гестий, уехав от него, поест дурной пищи на постоялом дворе...
   Мысль юркой рыбкой билась в мозгу, а Гестий никак не мог ее поймать... Если только не случится что-то, что отвлечет Гальтары разом от всех гайифских дел... Что?
   Сон, который никогда не снился к добру...
   Ладно, как бы там ни было, он не поедет к "Коршунам". Легат Габрос и прокуратор Сорьяна сами прекрасно разберутся с несостоявшимся мятежом. Гестий Греда должен быть в Гальтарах!
   - Знаете, что я скажу, эорий Гестий... - заметил внезапно Лакрат, - Мне кажется, что мы с прокуратором Сорьяной и сами прекрасно со всем разберемся. А тебе сейчас надлежит быть в Гальтарах...
   Пару долгих мгновений Гестий пытался понять, не ослышался ли.
   - С чего ты это взял, эост Фравита?
   - Не знаю, - пожал плечами октарх, - Предчувствие. Если хотите - дурной сон...
   Как - и у этого сон? Интересно, что снится октархам-заговорщикам?
   - И кто же навеял тебе этот сон, эост Фравита? - Гестий позволил зловещей нотке проскользнуть в своем голосе.
   - Один весьма странный юный эорий, - безмятежно признался Лакрат, - Некий Антимен Сарвиа. Весьма нерасполагающая персона... Не удивлюсь, если это он приложил руку к тем прискорбным обстоятельствам, которые открыли вы с прокуратором...
   Вот даже как! Сорьяна сетовал, что не явись гальтарское начальство, заговор могли бы и проглядеть. Гестий был склонен думать, что руку к прискорбным обстоятельствам прилагал все-таки октарх, а Антимен помешал ему, притащив на хвосте Тайного Щита. Или Сарвиа тоже просил устроить мятеж? Тогда Боги, вероятно, сейчас смеются...
   Меланий, чьи наивные старания скрыть свои воинские повадки уже начинали выглядеть как-то трогательно, наполнил чаши. На глазах гостя, из одного кувшина... что абсолютно ничего не значило. Кубок отравой можно и заранее натереть.
   Тайный Щит принял протянутую чашу.
   Голос октарха журчал, не мешая размышлениям: Фравита оставил тему снов, и теперь глубокомысленно рассуждал о Йерне и тамошних винах. Далась ему эта Йерна...
   - Знаешь, эост Фравита, в Йерне есть один очень красивый обычай. - задумчиво проговорил Гестий, рассматривая на свет полупрозрачный кубок с вином, - В знак дружбы обмениваться чашами на пиру.
   - О, ты тоже слышал об этом, эорий Гестий! - с готовностью поддержал Фравита.
   Н-да... Либо октарх чист как горный хрусталь, либо ставка делалась как раз на йернский обычай. Тогда Лакрат рискует - вдруг бы Греда не вспомнил об обычае, несмотря на настойчивые упоминания Йерны? Или расчет как раз на то, что гость заподозрит неладное и откажется меняться? Бессмысленно. Они же тут одни, без свидетелей, могущих подтвердить, что Фравита честно предлагал обмен кубками. Впрочем, на что бы ни рассчитывал гостеприимный октарх, подыгрывать ему Греда не собирался.
   - Но оставим йернийцам их обычаи, - лучезарно улыбнулся Гестий, - Я хочу вспомнить другой, не менее примечательный. Он принадлежит Аквиллэйским горцам, именующим себя агмарами. Представьте, агмары верят, что, выпив из одной чаши с другим человеком, можно узнать все его самые сокровенные мысли. Поэтому в знак доверия между соратниками и побратимами они на своих пирах пускают по кругу большую бронзовую чашу, она считается священной... - Гестий сделал паузу, - И в знак царящего между нами безоговорочного доверия, эост Фравита, я предлагаю последовать их примеру...
   - Подумать только, варвары - а какой трогательный обычай! - восхитился Лакрат, - Замечательная мысль. Ведь нам нечего скрывать друг от друга, не так ли, эорий Гестий? Однако, чью чашу мы разделим? Ведь их две...
   - Ты - хозяин... - пожал плечами Греда.
   - Изволь, эорий Гестий... - октарх бестрепетно ополовинил кубок и протянул его Тайному Щиту, неловко задев изящный столик. Столик покачнулся. Крайне неудачно - поставленная на краешек чаша Греды скользнула по гладкой столешнице и со всем своим содержимым грохнулась на пол.
   Лакрат покосился на нее с выражением весьма правдоподобной досады.
   - К удаче! - вздохнул гайиф.
   - К удаче! - согласился Гестий. - А теперь давай побеседуем о снах...
  
  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  
   Говоря далее о "стальных анаксах", опиравшихся в борьбе с внешними и внутренними врагами Золотой державы на безоговорочно преданные им легионы, вторым надлежит назвать имя Адаларди, неуклонно следовавшего политике своего деда, Аэтани Великого. Народ отметил сего славного государя почетным прозванием Защитника, каковое он заслужил несомненно своими прославленными победами и неустанными трудами по укреплению границ Анаксии, давшими возможность жителям приграничных провинций вздохнуть спокойно, не ожидая ежеминутно дерзкого набега врагов...
   "Выдающиеся государи эпохи Ветра"
   Рене Мелло, магистр описательных наук Королевской Академии Талига, 388 г. к. С.
  
   1.
  
   Высокий, укрепленный частоколом вал, окружавший постоянный лагерь Первого Аквиллийского легиона под Арицием, был достаточно широк, чтобы на нем можно было сражаться, не рискуя полететь вниз. Если, разумеется, следить за тем, что вокруг тебя, и что под ногами. А это не всегда легко. Особенно когда достается такой противник.
   - Нет, ваше высочество, не так, - гимнетарх Арренио Марикьяре мягким движением отвел в сторону оружие своего августейшего ученика. - Дани, не забывай - это не наш феррум, это варитский меч, им можно только рубить.
   - Так получается... Рука сама идет... - смущенно отозвался Аодани Ракан.
   Будь оружие и бой настоящими, эпиарху сейчас пришел бы конец, и сознавать это было неприятно. Равно как и то, что причиной ошибок была не забывчивость и не привычка. Аодани даже под пыткой не сознался бы, как его раздражает высота, но Арренио, видимо, понял сам. Потому и загнал подопечного для очередной тренировки на этот четырежды проклятый вал. Аодани покосился вниз. Два человеческих роста. Не настолько и высоко, даже если упасть, вряд ли убьешься. Но младшему сыну владыки Золотых Земель хватает, чтобы превратиться из неплохого для его лет бойца невесть во что. Позорище!
   - Не следует привыкать к какому-то одному оружию, - заметил Повелитель Молний, - То, что хорошо для всадника, не всегда годится для сражения в строю.
   - Анаксы и их сыновья не стоят в общем строю, - с явным сожалением отозвался Аодани, опуская оружие.
   - И не надо, - заверил Арренио, - Задача анакса не в этом...
   - Боги Ушедшие, - скривился юноша, - Знаешь, Арренио, я очень люблю отца, но иногда думаю: почему меня угораздило родиться сыном анакса, а не Стратега?
   - Старик Айронэа был бы весьма польщен, - рассмеялся Повелитель Молний, - но Стратеги тоже не лезут самолично на вражескую стену.
   Дались ему эти стены!
   - Тогда зачем ты каждый день спускаешь с меня по восемь потов? Если считаешь, что мое дело - сидеть в ставке? - несмотря на все усилия, Аодани не сумел спрятать прозвучавшую в голосе детскую обиду.
   Арренио вновь улыбнулся.
   - А я о себе забочусь, - непочтительно заявил он, - Человека, хорошо владеющего оружием, и охранять легче. Так что к бою, мой эпиарх!
   Аодани ничего не ответил - стало не до того. Удары сыпались, казалось, со всех сторон, или отбивай, или уклоняйся. Сколько это продолжалось Его Высочество не заметил, но долго. Пока Повелитель Молний не счел, что загонял ученика достаточно. Конечно, можно было попросить пощады, но Аодани скорее отдал бы душу и тело холодным тварям, чем опозорил себя мольбой о снисхождении. Он - не мальчишка, он - сын анакса и воин! Он уже стал взрослым в глазах Богов! Как раз в этом году...
   - Довольно. Можешь отдохнуть полчаса. Потом продолжим.
   - Арренио... - проговорил Аодани, стараясь восстановить безнадежно сбившееся дыхание, - Я давно хотел спросить...
   - Да?
   - Пост гимнетарха не может занимать Повелитель Стихии, или эорий, старший в своем роду. Так почему же ты...
   Этот вопрос интересовал эпиарха уже давно. Согласно обычаю, Арренио, ставший Повелителем Молний после гибели своего старшего брата Лиарди, должен был уступить должность одному из своих заместителей, но не сделал этого, так и оставшись начальником Личной охраны анакса. Ревнителям древних устоев это очень не понравилось.
   - А ты хотел бы от меня отделаться? - засмеялся Арренио.
   - Нет, конечно, - смутился Аодани, - Я просто спрашиваю.
   - Потому, - пояснил Арренио, - что я не знаю никого, способного достойно заменить меня на этом посту. Умения драться и безграничной преданности хватило бы простому гимнету. Тому, кто возглавит Личную когорту, нужны не только отвага, верность и голова на плечах, но и талант. Тут нужны способности особого рода, Аодани. Которые не у всех есть, и которых я не вижу у моих кентархов. И, знают Абвении, когда я отыщу нужного человека, я передам меч с крылатым леопардом ему, хотя бы этот человек оказался последним плебеем. Или не позволю себе состариться, и буду охранять не только Адаларди, но и твоего брата.
   - До старости тебе еще далеко! - рассмеялся Аодани, - А ты правда передал бы меч гимнетарха неэорию? Такого же никогда не было...
   - Все когда-то бывает в первый раз, - пожал плечами Повелитель Молний, - И, клянусь тебе, если понадобится, я так и сделаю, какой бы крик ни поднялся по этому поводу в Гальтарах, а Адаларди меня поддержит...
   - Совет никогда бы не позволил, - возразил, подумав, Аодани, - Они скажут: когда эорий повинуется всаднику - это противно воле Абвениев.
   Арренио брезгливо поморщился:
   - Ну, Адеодат и Каррин Сарвиа - это еще не весь Совет.
   - А откуда... - Аодани осекся.
   - Откуда я знаю, от кого ты наслушался этих глупостей? - лицо Арренио сделалось очень серьезным и жестким, даже злым, - Оберегающий анакса обязан знать все. Особенно о тех, кто не любит государя. Особенно если государя не любят его собственные родичи...
   - Гимнетарх, там просят разрешения въехать в лагерь. - Руфрий Карнэа из Дома Скал шел к ним от площадки над Предводительскими воротами, и Аодани подумал, что передышка продлится дольше, чем обещанные Повелителем Молний полчаса. Ну и ладно. Он был благодарен за прекращение ставшего неприятным разговора. Арренио не угадал, слова про волю Абвениев принадлежали не дядьям, а брату. Анакс недаром не хочет возвращаться в столицу, если они встретятся с Эрнани, то снова поссорятся. Младший эпиарх искренне полагал, что отец поступает разумно, вручая регалии трибуна или легата тому, кто умеет лучше командовать, а не тому, кто выше родом. Но если анакс прав, почему столько людей думают иначе, и среди них его собственный наследник?!
   Боги! А не Эрнани ли там пожаловал в лагерь?!
   Хотя нет, вряд ли. Наверное, опять дядя Каррин, не зря же он снова приехал, да еще с целой свитой. Опять будет уговаривать отца вернуться в Гальтары, или станет жаловаться на астиарха Пенья... Или на Распорядителя двора, Саррия Батиата в очередной раз распихавшего рекомендованных дядей ко двору эориев по должностям, на которых они, как любит говорить Распорядитель, "хотя бы мешать не будут"...
   - Опять кто-то из столицы? - переспросил Марикьяре. Дежурный кентарх докладывал о приезжих легату или трибуну, однако присутствие в лагере анакса предполагало, что начальник его охраны тоже должен быть осведомлен обо всем. - Неймется им... Ну да пусть въезжают... десятыми воротами.
   Десятыми воротами?
   Аодани отвернулся и постарался замаскировать кашлем вырвавшийся смешок. Забыть конфуз, постигший не так давно нескольких нагрянувших в лагерь гальтарских сановников, было решительно невозможно. Нет, кто бы что ни говорил, издеваться над этими столичными павлинами никто не собирался. Легионер, крикнувший со стены, чтобы они въезжали "десятыми воротами", не имел в виду ничего плохого. Могло ли честному солдату прийти в голову, что прибывшие начнут метаться вокруг лагеря, тщетно пытаясь отыскать среди четырех имеющихся ворот - десятые? Но откуда им, не выбиравшимся из Гальтар никуда, кроме своих роскошных вилл на Померанцевом море, было знать, что в военных лагерях торцовые ворота, расположенные против Предводительских, зовут "десятыми" из-за того, что рядом с ними обычно располагаются палатки десятой когорты?
   Эорий Арвина ходил мрачнее тучи, и требовал строго наказать солдата, но отец только посмеялся, и сказал, что тем, кто полагает себя опорой державы, недурно бы побольше знать о защищающих эту державу войсках. И верно! Если эорий Онион ничего не знает об армии, мог бы спросить своего брата Виттели или племянников, так он же с ними не разговаривает, считая предателями завещанных Богами устоев...
   - Да нет... - "золотой трибун" выглядел очень молодым и очень растерянным, и Аодани вспомнил, что легат Риэра с утра уехал в Ариций, а это значит, что начальника выше Руфрия в лагере нет. Кроме анакса. - Это горцы. Они говорят, что Железный Манольф стоит за рекой у Тессанийских Холмов, и желает навестить государя Адаларди, как гость и друг.
   Манольф?
   Железный Волк Аквиллэи?
   Здесь?
   Аодани прильнул к частоколу, стараясь рассмотреть человека, о котором ходили легенды по обе стороны Аквиллийских гор. Растерянность молодого трибуна становилась понятной. Случись нападение, Руфрий, надо думать, не сплоховал бы, но принимать внезапно нагрянувших царей?
   Видно было плохо, однако Аодани все же разглядел два десятка всадников на некрупных, но выносливых аквиллийских лошадках. К разочарованию эпиарха, самого ригса среди приехавших, похоже, не было.
   - Они говорят, у Манольфа какое-то важное дело к государю.
   - Манольф не враг Анаксии. - задумчиво проговорил Арренио. - На Изломе государь Аэтани неплохо договорился с его предком Торкелом...
   - Может, он решил торговать? - предположил эпиарх, и прикусил язык, сообразив, что брякнул глупость. Торговать в Аквиллэе попросту нечем. Разве что воинами, но и этого горцы не могут себе позволить - из-за наседающих с севера варитов у них каждый меч на счету.
   - Так что мне делать? - взмолился Руфрий, явно сдаваясь на милость Повелителя Молний.
   - Я доложу анаксу, - кивнул Арренио...
  
   КОММЕНТАРИИ
  
   Ала-ригс - верховный военный вождь; ригс - военный вождь области; хофд - глава рода у агмов и варитов.
   Остберген - "Восточные горы", позднее - Бергмарк
   Длань Отца Скал (Фьяллфадалофи) или Святая равнина - плато у Доннерштрааль, почитавшееся у агмов священным местом. Здесь возносили важнейшие молитвы или проводили ночь в надежде на вещий сон. Позднейшее название - Литасфляхеханд.
   Эйни - легендарная прародительница рода Эйнингов, жившая в незапамятные времена в Седых Землях задолго до переселения агмов на острова.
   Ильдагодз - общее название сонма божеств и духов войны, которым, как считается, Отцы Блага поручили мир на время своего отсутствия. Культ гильдагодз зародился в глубокой древности в Седых Землях.
   Фьолльфадастьор - агмарское название Литтэна.
   Анакс - кэританский титул, соответствующий императорскому.
   Анаксэа - супруга анакса, императрица
   Астиарх - "правящий городом" - гражданский управляющий Гальтар, представляющий высшую власть после анакса. В позднейшие времена должность астиарха трансформировалась в должность кансилльера.
   Эредар - титул наследника Высокого Дома
   Феррум - короткий колющий меч с узким листообразным лезвием, подобный римскому гладиусу.
   Эпиарх - древнекэртианский титул брата или совершеннолетнего сына правящего монарха.
   Гимнетарх - командир Личной когорты, начальник охраны анакса, ответственный за обеспечение безопасности священной особы государя. В армейской иерархии должность соответствует званию легата.
   Эобуры - "вепри" - племя варитского корня, после Великого Нашествия осевшее в Приторкийской Кадарнии.
   Октарх - наместник, управляющий каждой из восьми областей, на которые была поделена провинция Гайи после мятежа конца предыдущего - начала текущего Круга.
   Эврийский пролив - пролив, отделяющий Гайи от Багряных Земель
   Коссана - "алая" - древнее название Придды, происходящее от изобилия произрастающих там маков.
   Обитель Скорбящего Лита - приют для умалишенных.
   Запрет на содержание личных дружин был отменен для членов Высокого Совета в третьем столетии Круга.
   Абвениарх - верховный служитель Абвениев, глава абвениатской Церкви
   "Леопард" - главное знамя легиона. Имеет длинное древко с навершием, представляющим собой золоченый ромб с вписанной в него фигурой леопарда, поднявшегося на задние лапы, и крестовиной, к которой крепится полотнище с номером и именем легиона. Легион, потерявший "леопарда", подлежит расформированию. И, напротив, если знамя сохранено, легион считается существующим, даже если потерян весь личный состав.
   Эниалэй - "Воинственный" - священное имя Астрапа в ипостаси Бога Войны. Отсюда популярность имени "Энио" в семье Повелителей Молний.
   Силл - мера веса = 2334,72 г.
   Льяннэа - древнее название Варасты
   "местные представления о любви" - гайифцы полагают, что женщина нужна лишь для продолжения рода, тогда как сердечную склонность мужчина может питать лишь к себе подобному. Вопреки распространенному предубеждению, упомянутая "сердечная склонность" далеко не всегда подразумевает также и телесную близость.
   Аквиллэя - древнее название Торкийских гор
   Неполное совершеннолетие, после которого человек считается взрослым в глазах Богов и начинает нести юридическую ответственность за свои поступки - 16 лет.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"