Аннотация: Не завершено. Отсутствует сцена триумфального прохода по городу
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
91 год круга Ветра, осень
...И ржущий конь, и трубные раскаты,
И флейты свист, и гулкий барабан,
И царственное знамя на парадах,
И пламя битв, и торжество побед!
В. Шекспир
Роскошная вилла, где расположились Аодани и его гвардейская кентурия, - одна из четырех загородных резиденций гальтарских владык, - официально именовалась Дворцом Анэма, но гальтарцы с присущим им ехидством еще лет триста назад "передарили" ее другому Божественному Брату - Литу, уточнив при этом - Скорбящему.
Анакс задумчиво стоял на самой верхней из четырех галерей, и, поигрывая боевым ножом, смотрел вниз.
Во дворе перед колоннадой главного входа толпились гимнеты в специально доставленных из Гальтар парадных доспехах и пурпурных эксомидах. Взмокший от волнения и трудов Эмилий Парда охрипшим голосом водворял среди подчиненных надлежащий порядок под бдительным взором Атли, державшего под уздцы своего Опала и Танцующую-с-Ветром. Ветропляска недовольно переступала, намекая, что не сочла бы за обиду, если б Атли ее отпустил, и с сожалением косилась на Опала. Железный Волк был непреклонен. Как по отношению к лошади, так и по отношению к заместителю.
Перед Эмилием Аодани чувствовал себя виноватым. Всю дорогу от Кадарнии до Гальтар гимнетарх гонял младшего Пардуса беспощадно, едва давая тому вздохнуть.
- Атли, уймись ты ради Богов. - попытался в очередной раз воззвать Аодани, когда легион покидал предместья Кабитэлы, - Что можно поделать с человеком, которого посетил Астрап?
- Дани, офицер охраны анакса, пригодный для своей должности, обязан уметь ограждать своего подопечного от любой угрозы даже если того посетят все Четверо одновременно! - непреклонно отрезал гимнетарх, давая понять, что высочайшее заступничество ни к чему не приведет. - Один простейший приказ, я его учил. И приложу все силы, чтобы в следующий раз Эмилий не побоялся этот приказ отдать.
"Простейший приказ" означал - зажать впавшего в боевое исступление анакса щитами со всех сторон и держать, пока не уймется. Вариты и агмы таким манером укрощали вутэна, когда в его неистовстве проходила надобность, и Атли совершенно не видел, почему нельзя поступить так же и с гальтарцем, коего некстати посетил Бог Войны. Независимо от происхождения и статуса оного гальтарца.
Однако окончательным приговором Пардусу стал бой анакса с проклятым кадарном. Атли не трясся над названым братом, как курица над единственным цыпленком, но были вещи, от которых он оберегал анакса весьма тщательно, и опившиеся знахарской отравой адепты "священной ярости" стояли в списке едва ли не первыми. Видимо, сказывались агмарские воззрения, назвать которые суевериями мог бы только человек, ни разу не видевший северных варваров в бою. Случись Атли в лагере в миг нападения, с гимнетарха вполне бы сталось попросту оглушить чрезмерно воинственного государя и тихо положить в сторонке, чтобы не лез, куда не надо, а потом разобраться с бешеным кадарном самолично, как волк с волком. Но ни в коем случае не допустить, чтобы анакс влез в подобную драку сам.
...Несмотря на осень и раннее утро, на площадке оказалось жарко, но вниз лучше было не спускаться - дворец пребывал в полной власти Главного Распорядителя церемоний светлейшего эория Корнелия Майрена из Дома Ветра, и целой толпы его подручных рангом пониже, превративших виллу в доподлинную обитель Скорбящего Лита. Кто как, а Аодани предпочел бы Дьюрнаха Рыжего. Тот мог только убить - эти грозили свести с ума. Нескольких минут беседы с церемонной братией было достаточно, чтобы вызвать у повелителя Золотых Земель ощущение тумана в голове.
- Мой государь! - воззвали откуда-то снизу. - Мой государь, ну где же ты! Спускайся, умоляю тебя! Время не терпит!
Аодани мысленно застонал, подумав, что вполне понимает чувства эпиарха Эомиро в тот миг, когда гвардейцы-статоры ломали двери потайной комнаты, где узурпатор напрасно надеялся отсидеться: нашли! Он обнаружен и пощады не будет!
Конечно, было бы крайне соблазнительно заставить Корнелия влезть наверх, но эта мысль слишком отдавала ребячеством. Аодани отдернул занавес, прикрывавший резную арку, и тихо выругался сквозь зубы, в очередной раз едва не споткнувшись о высоченный - в четыре мужских пальца, - бронзовый порог, испещренный какими-то еретическими символами, отдаленно напоминавшими Высшие Знаки. Пороги остались в наследство от анакса Амирэтани Безумного, помешавшегося на страхе перед нечистью. Когда жрецы так и не сумели убедить несчастного государя, что встреча с Пегой Кобылой, Закатной Крысой или Подземной Тварью ему не грозит, а слуги и придворные устали вскакивать по ночам от воплей анакса, требующего немедля изгнать из его опочивальни призрак казненного заговорщика, отчаявшийся Распорядитель Двора притащил к августейшему безумцу какого-то южанина, сказавшегося великим колдуном, а на деле бывшего изрядным пройдохой. Колдуну гонявший от себя монахов анакс почему-то поверил, и тот сумел внушить сумасшедшему, что через чудодейственный бронзовый порог нечисти хода нет. Амирэтани очень радовался, и, говорят, щедро наградил и хитреца, и Распорядителя... Да и ладно, если пресловутые пороги позволяли несчастному спокойно спать. Вот только Боги знают, почему их не убрали позже - через эту чудесную защиту от нечисти вполне можно было убиться.
Впрочем, со времен Тетрархата владыки Золотых Земель останавливались здесь считанное количество раз - только перед триумфами. Великолепное, но с некоторых пор не пользующееся у Раканов особой любовью поместье было избрано Аэтани Великим за близость к Анэмовым Воротам, через которые в нынешнем Круге совершались триумфальные въезды, и к Малому Астрапову полю, где сейчас разбил временный лагерь Первый Марсаллийский легион. Для удобства грядущего шествия его Предводительские ворота были обращены в сторону Гальтар, и это было почти смешно.
Аодани на миг остановился, придерживая занавес, и, прищурившись, поглядел на юго-восток. В погожий день отсюда должны были быть видны Гальтары. Нет, не разглядеть... Хотя от этого не легче. Туман, пришедший откуда-то с Анэмских гор, прятал прославленную Столицу, но она была там - со своими лишенными ворот стенами, Цитаделью, храмами, Малым дворцом и неусыпно хранящими непонятные "древние устои" светлейшими захребетниками. Именно захребетниками, потому что все высшие эории, на которых можно смотреть, не мучаясь несварением - либо в войсках, либо заняты каким-то иным полезным для Анаксии делом, а при дворе толкутся в основном бездельники, которых век бы не видеть. От мысли, что война кончилась, и придется опять сидеть в Гальтарах и любоваться на их то самодовольные, то кислые физиономии, Аодани захотелось запереться в своих покоях и вульгарно напиться. Скорее всего он так и сделает. Потом. После триумфа.
*****
- Мой анакс! - маленький толстенький Корнелий со всех ног устремился к снизошедшему государю, - Время! Ванна! Триумфальные одежды! Прическа! Лошадь! - возгласил он самым трагическим тоном, размахивая в такт восклицаниям толстенным свитком, заключавшим в себе бессмертный труд "О церемониях" ученейшего Артемизия Ориссийского. Содержание трактата светлейший Корнелий знал наизусть, так что свиток предназначался для пресечения возражений Четырежды Божественного, если бы тот вздумал отказываться от какой-то из предписанных процедур, обилие которых грозило заставить виновника торжества позавидовать каторжникам в хионейских серебряных рудниках.
Анакс в очередной раз подумал о названом брате: подручные Майрены агмара боялись, и пресловутое варварское происхождение было тут совершенно не при чем. Просто при первой попытке подступиться к нему с "церемонным свитком" Атли принялся таким непробиваемым, деревянным тоном излагать им весь список обязанностей гимнетарха, от которых ему ну никак невозможно отвлекаться ни ради каких церемоний, что светлейший Корнелий счел за благо немедля отступить перед лицом противника, столь очевидно превосходящего занудством. Тем более, что гимнетарх, кажется, даже и не притворялся - в том, что касалось его обязанностей, побратим был добросовестен и обстоятелен настолько, что Тварям Закатным тошно.
Ветропляска при виде хозяина мгновенно потянулась к нему - то ли ожидая угощения, то ли в поисках защиты от вредного агмара.
- Ничего, девочка... - шепнул Аодани на ухо кобылице, гладя серебристую гриву, - Это всего лишь триумф. И его нужно просто вытерпеть... По поводу лошади не желаю слышать более ни слова!
Последняя фраза была произнесена громко и назначалась Корнелию.
- Я умоляю Четырежды Божественного подумать еще! - на упитанной физиономии Главного распорядителя церемоний читались искренняя скорбь. - Доблестный прадед моего анакса Аэтани Великий...
- ...справлял триумфы на тех лошадях, на которых их завоевывал. - Боги! Ну почему великому человеку чихнуть нельзя, чтобы кто-нибудь немедля не попытался вылепить из этого священную традицию? Да, в своем последнем триумфе Аэтани действительно ехал на белом жеребце по имени Обгоняющий Ветер, ну так в ту войну он и воевал на Ветрогоне! Литто к тому времени слишком состарилась, чтобы носить всадника в бою. А будь она помоложе, церемонная братия, наверное, попыталась бы обязать всех триумфаторов впредь въезжать в город только на соловых кобылах...
- У лошади Четырежды Божественного не стрижена грива... - пискнул кто-то из помощников Майрены.
Грива? У лошади? Не стрижена?
Аодани внезапно подумал, что в течение слишком долгого времени преступно и эгоистично пренебрегал дворцовыми церемониями. Настолько долго, что бедный Распорядитель, не по своей воле одурев от безделья, начал чудесить.
- Подобная мода не задержится надолго, светлейший Корнелий. - убежденно пообещал Аодани. Ветропляска вскинула голову, вызывающе встряхнула длинной гривой и фыркнула, выражая предельное отвращение к самой мысли о таком кощунстве. - Вот именно, - согласился анакс, похлопывая любимицу по крутой серебристой шее. Оставалось надеяться, что никто не вздумал без разрешения остричь его собственных лошадей. Аодани затруднился бы немедля ответить, чему он в этом случае уподобит Распорядителя анаксианских конюшен.
Где-то полминуты Корнелий колебался между чувством долга и опасением навлечь монарший гнев.
- Да будет так, как угодно Четырежды Божественному, - сдался он наконец, - Идем же скорее, государь! Ванна... Облачение... Мы не успеем привести моего анакса в надлежащий вид... Все эти месяцы мой анакс жил, как легионер! - В голосе Майрены прозвучал неподдельный ужас, словно у благочестивого жреца, оказавшегося свидетелем преднамеренного циничного богохульства.
Астрап Громовержец! А как ему еще было жить? При строгом царственном отце, полагавшем, что человек, в руках которого рано или поздно окажется командование всеми войсками Анаксии, должен на себе познать хотя бы часть тягот военного удела, младший эпиарх, случалось, таскал на себе снаряжение и копал рвы, ничуть не считая это унизительным.
Поймав ободряющий взгляд Атли, анакс вернул гимнетарху поводья и с мрачной и гордой улыбкой легендарного гайского мятежника Торквата Леофрона, подносящего к губам чашу с ядом, направился в шатер.
Омовение? Сколько Аодани знал побратима, Атли никогда не позволял мыть себя слугам-мужчинам, чем приводил в неимоверное изумление всех цивилизованных людей, не знающих диких обычаев аквиллийских горцев. Искушение остановиться и посмотреть, как гимнетарх станет отбиваться от крайне серьезно настроенных церемонщиков, было велико, но тот, кто правит народами, обязан править и своими желаниями. Аодани отвернулся и, предшествуемый стенающим Распорядителем, направился в термы.
В изукрашенном мозаичными сценами из древних легенд о Богах зале курилась приторными парАми огромная мраморная ванна - Аодани мысленно взмолился Предкам, чтобы никто не додумался бухнуть в воду розового масла, - стоял покрытый тонким льняным полотном массажный стол, и теснилась чудовищная толпа народу. Церемониймейстеры, прислуга, придворные... Казалось удивительным, как они все тут поместились, хотя термы своими размерами вполне подходили для хорошего дворцового приема. Первыми в очереди стояли банщики с мочалками и скребками, массажисты, три алепта с дюжиной источающих благовонные ароматы амфорисков... Самыми страшными были два алипила со щипцами, пемзой, смоляными пластырями и чашей какой-то подозрительной липкой дряни. Далее следовали двое причесывальщиков, хранители августейших одежд, три вестипликатора и Твари знают кто еще... И все были полны решимости сполна рассчитаться с анаксом за то, что он несколько месяцев пренебрегал их услугами, мотаясь вдали от богоспасаемой столицы по каким-то презренным северным горам...
Особенно бесило присутствие придворных - если другие лишь исполняли свои обязанности, то эти намеревались воспользоваться своей освященной веками привилегией - глазеть... то есть, простите, "почтительно созерцать" все, что усердные слуги будут творить с Божественным величеством... Нехорошо дурно отзываться о предках, но древний анакс, первым утвердивший подобную привилегию, определенно был извращенцем!
Поборов острейшее желание с визгом выскочить вон, Аодани натянул на лицо заученную еще в детстве невозмутимо-благосклонную маску и, вверив себя защите и благоволению Божественных Предков, предался в цепкие руки слуг. Судя по аромату воды, в ней было именно розовое масло...
Ох, тяжка участь победителя... Кто там сказал, что государем быть легко и приятно? Не верьте бесстыжему лжецу!
*****
С самого дня приезда в Гальтары четырнадцать лет назад помогать себе в термах Атли дозволял только банным прислужницам и куртизанкам. Не из-за стыдливости или каких-то агмарских обычаев, как думали все вокруг, включая Дани, а по причине твердого убеждения, что мужчина - если он не древний бессильный старец, не младенец и не калека, - моется сам. В общем: когда тебя моет женщина - это невинное удовольствие, а когда слуги -разврат.
К счастью, отделаться от банщиков, алипилов и прочих истязателей удалось довольно быстро, даже раньше, чем Атли рассчитывал. Вероятно, сыграли свою роль происхождение и репутация: церемонщики так же мечтали поскорее отделаться от "варвара", как и он - от них. Анакса пришлось ждать - "омовение и облачение триумфатора" являлось особой церемонией, от которой гимнетарх, слава Благословенным Отцам, был избавлен. Откуда у горячего и вспыльчивого Дани бралась временами такая прорва терпения, можно было только гадать - Атли на месте побратима давно бы уже придушил Распорядителя. Или, по крайней мере, попытался.
- Четырежды Божественный! - Нет, какой все-таки у эория Корнелия трагический голос! Только в Анемейоне играть, цены б ему там не было...
- Довольно, эорий Корнелий! - владыка Золотых Земель окинул растерянным взглядом свою серебристую кобылицу, наряженную по случаю праздника в парадную сбрую. Сбруя, по счастью, и впрямь оказалась красивой. И не слишком вычурной.
Затруднения анакса были понятны - когда на тебя намотали тяжеленный кусок затканной серебром материи длиной в три человеческих роста и шириной в два, тут уж особо не попрыгаешь. Подставки никто, конечно, не припас... потому что никому и в страшном сне бы не приснилось, что такому наезднику, как Аодани, она может понадобиться. Атли молча подошел, опустился на колено, протянул руку ладонью вверх. Сообразительный Сизенна мгновенно проделал то же самое напротив. Два офицера сцепили руки, предоставляя своему владыке необходимую ступеньку. Аодани ответил благодарно-бешеным взглядом, наступил и взобрался в седло с той грацией, которую ему еще оставляла сплошь расшитая серебряными пальмовыми листьями темно-синяя церемониальная тога поверх широкой и длинной белоснежной туники, украшенной тем же победным узором. И в том, и в другом впору было запутаться.
Вестипликаторы дали анаксу утвердиться в седле и кинулись оправлять наряд. Со стороны облачение триумфатора выглядело величественно и изумительно красиво, но Атли не завидовал - о том, каково внутри этого мотка расшитых тканей, ему и думать не хотелось. Удивительно, что они еще оставляли анаксу возможность хоть как-то двигаться, особенно если учесть, что в тогу его завернули каким-то умопомрачительным ритуальным способом, устаревшим, видимо, еще в те времена, когда Богов не называли Ушедшими - правая рука Аодани была все равно что связана.
- Четырежды Божественный! - к счастью или нет, Майрена не пытался больше ничего требовать и на чем-то настаивать. Он просто бегал вокруг, всплескивал пухлыми ручками, махал бессмертным трактатом Артемизия и жалобно, надоедливо ныл, видимо, надеясь взять анакса измором. - Свита знатных юношей из лучших семей, состоящих в родстве с Четырежды Божественным, специально отобранных вашей августейшей матушкой, ожидает...
- Астрап! - Аодани возвел взгляд к чистому небу, словно умоляя своих всемогущих предков о заступничестве. - Корнелий, что за свита и при чем тут моя августейшая матушка?
- При посещении храмов Астрапа Воителя и Бога - Владыки Круга, - Майрена для убедительности воздел свиток, - триумфатору сопутствуют воины в цветах указанных Богов...
- Да, но при чем тут какие-то знатные юноши? Триумфатора сопровождает его охрана, военачальники, а также отличившиеся офицеры и солдаты. Шестнадцать человек в цветах Астрапа, шестнадцать - Анэма...
- Но это же грубые легионеры, плебеи, они изуродуют красоту торжества! Высокородные молодые эории...
Во имя Отцов Блага! Ничего глупее и оскорбительней Ливилла с Корнелием не могли бы выдумать, даже если б им незримо подсказывали все злые духи ренквахских болот!
- Значит, божественная анаксэа-мать полагает, что я должен послать к закатным крысам тех, кто прикрывал мне спину в бою, и окружить себя свитой из смазливых мальчишек познатнее, словно гайфский тиран времен присутствия Богов?
- Согласно дополнению, введенному в 380 году прошлого Круга государем Эрнальди...
- Ради Богов! Меня не интересует, каким церемониальным извращениям предавался мой никогда не воевавший предок! - Аодани рубил фразу как мечом, что выдавало опасную для окружающих степень остервенения. - Тем более, что Аэтани отменил их почти все, а Эрнальди Философ жил не настолько давно, чтобы полагать его блажь "древними устоями".
- Но...
В ясном небе странно грохнуло. Звук подозрительно напоминал раскат грома. Ветропляска затанцевала на месте и разразилась возмущенным ржанием, Опал дернулся, порываясь встать на дыбы. Разрубленный Змей и все Твари!
На месте Корнелия Атли остерегся бы и далее докучать Четырежды Божественному и немедля воспользовался разрешением. Судя по выражению лица Распорядителя церемоний, ему явилась та же мысль. Майрена скорбно поклонился анаксу и убрался прочь с таким видом, словно изгнание из триумфальной свиты трех десятков никогда и нигде не сражавшихся бездельников грозило по меньшей мере гибелью мира.
- Не могу больше! - замученно пожаловался анакс, оглядываясь на друга, - Нет, следующую войну я просто обязан проиграть!
- И отступить до самых Гальтар, притащив Дьюрнаха на хвосте. - ехидно кивнул Атли. - И пусть эти церемонные чудища терзают его вместо тебя.
- Вот-вот! - согласился Аодани, - А я буду смотреть и наслаждаться, как тиран Перитед... Как думаешь - светлейший Корнелий заметит подмену?
- Вряд ли... Но какая месть! - восхитился гимнетарх, взлетая в седло, благо ему не мешали никакие парадные тоги, - Об этой мести сложат длинную сагу! Бедный Дьюрнах... А в Горный Храм мы все-таки не заезжаем? - уточнил Атли на всякий случай.
- Нет, отбился. - тряхнул головой побратим, - К Астрапу я потом схожу. Один.
И верно. Горный Храм Астрапа Победителя, или, как его еще называли - Астрапа-в-Гроте, был особым, и тащить туда всю собранную триумфом верноподданную толпу, превращая разговор с Богом в еще одно задавленное этикетом зрелище для любопытных, было бы просто кощунством.
*****
- Мой анакс, пора! - Амфион Надорэа осадил коня рядом с государем. Повелитель Скал был в черной с золотом тунике и таком же плаще, при всех регалиях стратилата. Судя по слегка ошалевшему взгляду, церемониймейстеры поиздевались над главой Высокого Дома немногим меньше, чем над анаксом...
- Ну пора так пора! - Церемониальная тога зверски мешала. Не иначе, обычай пеленать в нее триумфатора сохранился с тех времен, когда Боги ходили среди людей, а цари, еще не звавшиеся анаксами, проезжали свой триумфальный путь на колесницах, управляемых к тому же не ими самими, а колесничими. Астрапэ Воитель, ему же несколько раз заходить в храмы, а значит - покидать седло и вновь садиться верхом! На глазах у своих солдат! У толпы народу! Чем думал Корнелий, свитком своим, что ли?
Аодани с нескрываемым удовольствием оглядел своих гвардейцев, выстроившихся по восемь в ряд и улыбнулся, почувствовав прилив гордости за свою гвардию.
Традиционно считалось, что гимнеты - лучшие воины Анаксии, за доблесть и воинское искусство удостоенные величайшей чести охранять священную особу государя. Действительности это соответствовало далеко не всегда. В иные царствования Цитадель наводнялась изящными юными эфебами, от которых не требовалось ничего, кроме точеных лиц и идеального сложения. Эти, с позволения сказать, "телохранители" с трудом представляли, чем пехотный щит отличается от кавалерийского, но зато как нельзя лучше исполняли другую обязанность - украшать собою дворец. Перед прошлым Изломом Аэтани расформировал предавший своего анакса Первый Гальтарский гимнетский легион и заменил его Статорской гвардией, элитой которой стала Личная Когорта, хотя воинов ее по старой памяти и продолжали именовать гимнетами. При Аэтани они действительно были лучшими, но когда на престол вступил его второй внук, порочный обычай украшения дворца вылез снова, как выполотая было сорная трава. И сохранялся, пока пост гимнетарха не занял Гестий Греда, к великому возмущению "истинных эориев" повыметавший вон добрую половину всей этой "драгоценной утвари" на том "вздорном" основании, что призванные оберегать анакса знатные юнцы попросту не умели держать в руках оружие, и первый же толковый убийца сложил бы их в поленницу, как дрова.
Переживших Гестия разогнал уже Адаларди, окруживший себя испытанными ветеранами, охранявшими своего анакса на поле боя еще в бытность его эпиархом и стратилатом Запада. Эти воины не всегда отличались привлекательной внешностью, чаще их простые, временами откровенно крестьянские физиономии были мечены шрамами, зато они действительно были лучшими бойцами Анаксии, беспредельно преданными своему государю, а поэтому заслуживали чести охранять его, и эта честь принадлежала им. Так было при Адаларди, и так останется при его сыне и внуках!
Охрана Аодани состояла из довольно молодых, но уже повидавших сражения воинов. Он любил их и гордился ими не меньше, чем они им... Астрапэ Шлемоблещущий, и на их глазах он должен изображать шута, или актера со сцены - спасибо, хоть котурны надеть не заставили?
- Подождите... - скомандовал Аодани и неуклюже слез с лошади.
- Четырежды Божественный! - ужаснулся Майрена. И правильно сделал, что ужаснулся. Распорядитель церемоний может взывать сколько хочет, он может упасть в обморок, если угодно, но сыновья и внуки Аодани Ракана страдать не будут! Века назад нашелся анакс, избавившийся от колесницы - сегодня его потомок отобьется от нелепых церемониальных тряпок.
- Атли, мой парадный воинский наряд и доспехи... - Белая туника, по-военному короткая - до середины бедра, густо-синий гиматий, расшитый серебром, как и притащенная Майреной тога, но несравнимо более удобный. Их всегда берут с собой - на случай, если придется где-то говорить перед войсками или принимать парад легиона. И латы со Зверем на груди, те, в которых он дрался с кадарнами...
- Угодно! И немедленно, - отрезал анакс, повернулся и, не слушая причитаний Распорядителя, направился обратно во дворец..
*****
*****
Портик Анэма - главный из четырех посвященных Небесному Покровителю храмов Города Ветра, был предназначен для службы под открытым небом в погожий, как сегодня, день. Он разительно отличался от храмов других Богов, полностью соответствуя воздушной сути Того, Кому был посвящен. Шестнадцатиконечная белая звезда невесомо парила в ясном голубом небе. Казалось, свешивающиеся с каждого луча тонкие длинные кисти, похожие на золотую бахрому знамен, сейчас заколеблются и взлетят под веселым порывом ветра. Для того, чтобы поверить, что эти кисти в действительности - колонны, что они вырублены из мрамора, и что именно на них покоится кажущаяся такой легкой и ажурной звезда, нужно было подойти и потрогать.
Строитель, которого осенило Анэмовым портиком, несомненно, был боговидцем. Все правильно. Там, где поклоняются Ветру, не должно быть толстых стен, сквозь которые не проникнет ни одно дуновение. Небо просвечивало сквозь белое мраморное кружево, и в нем с радостными криками носились освещенные ярким солнцем белые ласточки, вившие гнезда под капителями колонн.
Первосвященник Анэма - красивый величавый мужчина зрелых лет в бело-голубом облачении, встал над алтарем. Яркой, слепящей звездой сиял прозрачный, чистейшей воды камень в священном венце, надеваемом только для самых торжественных служб. Алмаз? Нет, алмазы так не горят даже на самом ярком солнце. Белая ройя!
Жрец воздел руки и запел красивым звучным голосом. Аодани с трудом разбирал смысл слов, невнятных не только для простонародья, но и для многих эориев.
Тебя, Анэмэ, мы призываем нынче,
Правящего нынешним Кругом,
Правящего удачей, тебя зовем мы на празднество!
Тебе приносим мы нашу радость -
Раздели ее с нами! Воспойте Анэму,
Благодатному Богу, возвеселяющему сердца,
Воспойте, люди!
Гимн был сложен в те времена, когда Боги еще ходили по земле Кэртианы. За почти семнадцать веков, успевших миновать с тех пор, живая речь изменилась так, что понять слова священной песни могли только жрецы, анакс и Повелители Стихий, с детства обучавшиеся древнему языку святых песнопений.
Тебя, Анэмэ, мы призываем нынче,
Всерадующего зовем на празднество!
Жрец принял у совсем юного и явно до полуобморока перепуганного величием своей миссии служки великолепную чашу, наполненную лучшим белым вином с виноградников Апонэа, и подал анаксу.
Вознесите чашу! Выжаты гроздья,
Возлейте опьяняющий напиток,
Славный дар - он ниспослан для радости!
Аодани сделал четыре глотка и резким размашистым жестом выплеснул остальное на отполированный до зеркального блеска белый мрамор алтарной плиты. Чашу немедля забрали, чтобы наполнить снова - возлияние следовало повторить четырежды.
Прозрачный сок виноградный
Превосходно выжатый, согревающий сердце,
Для владыки пьянящей чаши
Его возливаем мы - радуйся, Эмеридаэ!
Да будет так!
По знаку жреца Аодани опустился на колени и положил ладони на отшлифованный до зеркального блеска мрамор. И поднял взгляд к небесам. Дуновение ветра, сильное и нежное, взметнуло светлые волосы анакса.
Тебе песнь, благословляющему торжеством!
Да пребудет над нами благословение!
Тебе, Анэмэ, приносим мы нашу радость -
Раздели ее с нами! Воспойте, люди!
"Это я, Анэм! Твой сын. Я победил врагов, и мой народ удостоил меня славного праздника. И вот, я пришел к тебе! Раздели со мной мое торжество, мою победу!"
Тебе песнь, благословляющему удачей!
Да пребудет над нами благословение!
Тебе, Анэмэ, приносим мы нашу радость -
Раздели ее с нами! Воспойте, люди!
Веселый бог ветра, весны, хмеля и радости улыбался своему наследнику, и на миг Аодани показалось, что сейчас он воочию увидит Анэма, такого, как его рисуют на фресках, которых здесь нет: стройного и легкого, с беспорядочно растрепанной черной гривой, с ласточкой на плече, с шалой улыбкой в ярких голубых глазах...
Тебе песнь, благословляющему радостью!
Да пребудет над нами благословение!
Тебе, Анэмэ, приносим мы нашу радость -
Раздели ее с нами! Воспойте, люди!
Это уже не было смутным предчувствием, Аодани всем своим существом ощущал, как носятся над заходящейся в восторге толпой ликующие крылатые создания, вот только человеческим глазам не хватало чего-то, чтобы увидеть их, тем более, что взор слегка туманился - то ли от вина, то ли от странных ритмов мелодии гимна.
Поем сейчас для Анэма
Для него произносим гимны!
Ликуем навстречу ему, победители,
Непобежденные, не узнавшие поражения!
Вот нисходит Анэм, Щедрый, Радующий!
Воспойте, люди!
Чтите Его высшую силу!
Да будет так!
На какой-то миг Аодани перестал чувствовать собственное тело. А потом белая метель вишневых лепестков обрушилась на него...
Ветер и солнце, светлое пламя, белое пламя весны...
Как звенят колокольчики!
Всадники придерживают рвущихся вперед коней, призывно взмахивают руками, смеются... Ветропляска сама сорвалась в галоп, словно понимая, что Божья Охота не должна медлить даже ради земных владык. По дороге, сплетенной разом из солнечных и лунных лучей, догоняя четверых всадников, мчащихся впереди.
Как он оказался в седле? Он же спешился прежде, чем войти в храм, или нет? Какая разница! Ветропляска, она с ним, такая же легкая и серебристая, как лошади весенней охоты...
Он не заслужил этой чести, но сейчас было невозможно раздумывать. Ветер бил в лицо, почему-то не вызывая желания закрыть глаза. Вперед, Танцующая-с-Ветром! Покажи, что не уступишь коням самих Абвениев!
Быстрые кони, ветер в ладонях, звонко смеется весна...
Почему? Миновал Осенний Излом - почему же? Нет, весна была здесь, в яркой голубизне неба, звоне ручьев, радостном крике вьющихся над головой белых ласточек, совсем не боящихся ловчих птиц. Там, на земле, близился конец осени, осень догорала в красно-золотом пламени опадающих листьев, багряных закатов и дымных костров, а они летели прочь, сквозь вьюгу вишневых лепестков, в пронизанную солнцем и белоснежными ласточками голубую сияющую бесконечность ясного весеннего утра, подхваченные неистовой весной. Вперед, в небо, на крылах четырех ветров! Весна не даст им упасть!
Один из охотников, совсем молодой, черноволосый и голубоглазый, невероятно похожий на юного анакса Алкести, обернулся и протянул Аодани руку. В вырезе белой туники светилась голубым сапфиром многолучевая звездочка. Один луч был длиннее других. Алкести? Племянник Аэтани Великого никогда не смеялся так радостно и беззаботно...
Аодани закричал без слов от пьянящего безумного восторга и пришпорил Ветропляску, кобылица с радостным ржанием рванулась вперед, поравнявшись с весенним всадником. На один краткий миг их руки сомкнулись. Весенняя вишневая метель словно пронизала Аодани насквозь, унося прочь тени и мрак.
Только весна! Только полет! Только жизнь! Потому что жизнь есть, пока есть полет! Лети с ветром! Лети с четырьмя ветрами!
Кэртиана лежала где-то внизу, а они мчались над ней, незримые вишневые цветы сыпали свои лепестки, занося белой метелью алые от маков равнины Коссаны, скалы Кадарнии и Агмарена, роскошные степи Эсседы и Льяннэа, апонэйские виноградники...
Ослепительной яркой звездой горит лиловый кристалл в рукояти меча, бегут по лезвию цветные сполохи... Рвется в клочья, разлетается бессильными обрывками серая дымка, растоптанная копытами серебристых коней, съеживается, уползает в болота затхлая гнилая зелень.
- Лэйе видаэ!.. - выдохнул анакс, подбрасывая в воздух сверкнувший самоцветами древний меч и ловя его на лету.
Свята и Благословенна Жизнь!
- Лэйе!
Башня встала впереди внезапно, освещенная рассветным солнцем, белая, как крылья священных ласточек. Его ждали там! Аодани огляделся. Всадников не было, была лишь вишневая вьюга и далекий крик рога, и серебряный звон колокольчиков. Анакс спрыгнул с лошади и вошел в башню...
Солнце блестело лучами сквозь ажурную крышу Анэмова портика. Был жрец, и полдень, и осень, и толпа благоговейно взирающего народа вокруг, и древняя, как Кэртиана, песнь...
Создавая дыхание, где его не было,
Создавая песнь, где ее не было,
Вместе с зарей утренней ты родился, Анэмэ!
Тебе песнь, Властелину Ветра - радуйся!
Тебе песнь, Радующему - радуйся!
Тебе песнь, Опьяняющему - радуйся!
Тебе песнь, Изобильному, Одаряющему - радуйся!
Аодани улыбнулся, и, на миг скрыв лицо в ладонях, отер со щек слезы, исторгнутые то ли счастьем, то ли ветром, бившим в лицо Божьей Охоте, а потом поднялся на ноги.
- Государь, пора продолжать шествие... - сказал кто-то за плечом, из чего анакс заключил, что видение продлилось несколько дольше, чем ожидалось. Ну и ладно. Слава Абвениям, никто не посмеет спросить, что он видел.
- Сколько...
- Жрецы пропели гимн четырежды... - шепотом сообщил Амфион Надорэа, - Ты можешь продолжать, Божественный?
- Могу. Продолжаем, - кивнул Аодани.
Ветропляска была свежа и довольна, словно ей не пришлось за полчаса обегать все Золотые Земли и даже больше. Видимо, она не делила с хозяином его видение.
*****
Солнце, ласточки, музыка, восторженные крики, гордые нарядные всадники на великолепных лошадях, и радость! Радость захлестывала Гальтары, не поддаваться ей было невозможно, да и зачем?
- Лэйе анаксэ! Аодани! Император!
Ариана уже была представлена знатному гальтарскому обществу, но бывать во дворце анакса девушке пока не случалось, и она в первый раз видела анакса так близко. Верхом на изумительной серебристой лошади, в парадном военном наряде и блестящих латах, с льющимися по плечам лунно-светлыми волосами, Аодани Ракан напоминал серебряную статуэтку, изящную и совершенную.
- Какой красивый! - мечтательно проговорила Ариана. - Прямо как Астрап в Храме Молний!
- Да, он хорош, - сдержанно похвалила Феано, и Риа крепко заподозрила, что Четырежды Божественный сейчас удостаивается сравнения с кем-то другим. - Кровь Богов сильна, а в их роду - особенно... - она вдруг улыбнулась, - Думаю, сейчас все девушки, стоящие на галереях по всей улице, любуются анаксом и прикидывают на себя царский брачный убор.
- Ты права, наверное... - согласилась неожиданно для себя Ариана. - Но мне больше нравится другой. Вон тот. На игреневом коне, темноволосый...
Приглянувшийся ей молодой офицер в статорском пурпуре и дорогих богатых доспехах держался рядом с Четырежды Божественным, отставая на полкорпуса. Праздничная суета словно бы не затрагивала его, обтекая, как вода обтекает камень, лежащий у берега реки. Казалось, он не замечает ликующей толпы, видя что-то свое. Степи Льянэа, предгорья Сагранны, или лесные дороги Кадарнии, где из-за каждого дерева может вылететь смертельная стрела? Воин казался собранным и настороженным, как перед боем, и это разительно отличало его от других. Он был словно... оружие! Не красивая игрушка придворного эория, подобранная к костюму - боевой меч, знающий вражескую кровь, готовый мгновенно вылететь из ножен, возникни нужда...
- Хорошо бы он оглянулся... - пробормотала Ариана, опираясь о балюстраду и слегка наклоняясь вперед.
Кто знает, как совершаются чудеса и исполняются желания в эпоху Ветра, когда в мире владычествует Анэм? Философ Эрмоген не зря советовал остерегаться, высказывая желания. Ариана даже не успела додумать, чем это будет хорошо, помимо того, конечно, что она сможет рассмотреть его лицо. Офицер обернулся, внезапно и резко, словно подслушав ее мысли. От неожиданности девушка чуть не отшатнулась, внезапно испытав отчаянное желание убежать и спрятаться. К счастью, метрессы, лепившие из дочери Дексиона Ларэа истинную эорию, свое дело знали. Мгновенно овладев собой, Ариана выпрямилась и почти с вызовом вскинула голову. И встретила его взгляд - сияюще-серый, как поймавший солнце клинок...
...Серебряный туман укрыл улицу с нарядной толпой, блестящими войсками, гордыми знаменами. Не было никого. Во всем мире. Только она. И темноволосый сероглазый воин в победно горящем пурпуре, на игреневом эсседийском скакуне... Он был не старше анакса, лицо с чуть резковатыми чертами не блистало тем, что обычно именуют классической красотой, но как же он был необычно, ярко, яростно красив! Так бывают прекрасны крутые горные вершины, облаченные в багрянец и золото пылающим закатом. А потом офицер улыбнулся - так светло, радостно, и как-то нерешительно, словно видел то же чудо, что и она.
Сколько времени они смотрели друг на друга - миг или вечность? Она под угрозой казни не смогла бы этого сказать. Может ли единственный взгляд связать навсегда? Мечта... Слишком прекрасная, чтобы стать жизнью. Мечта, без которой не нужна жизнь...
В первый миг Ариана не поняла, о чем ее спрашивают, и лишь погодя сообразила, что Феано заметила, как сестра прикрыла глаза, и, верно, подумала, что ей мешает смотреть яркое солнце.
- Нет, не нужно, я все вижу... Феано, а кто это? Тот воин, что едет рядом с анаксом?
- Кто? Статор-гимнет? - Феано подалась вперед, вглядываясь в неизвестного всадника, - Разве ты не видишь, на нем регалии гимнетарха... Это Атилий Ферра!
Ариана уже совсем было собралась едко ответить, что, не будучи дочерью Стратега, ни кошки не знает о военных регалиях и вряд ли отличит трибуна от кентарх-гастата, но внезапно дошедший до сознания смысл ответа лишил девушку дара речи.
- Агмарский Волк? - пробормотала Ариана почти с ужасом. - Тот самый?
- Да, это он... - Феано улыбнулась: - А ты представляла его в волчьей шкуре и с топором?
- Но он же... варвар...
- Он заложник царского рода. - пояснила Феано, вероятно подумав, что сестра удивлена честью, оказанной иноплеменнику - ехать рядом с самим государем, да еще по правую руку, - Закон приравнивает его к благородным гражданам всаднического сословия. Я знаю, дядя Дексион предубежден против него, но, что бы ни говорил дядя, Атилий вовсе не дикарь. По приказу анакса Адаларди, его опекуном и наставником стал Повелитель Молний...
- Это не поможет... - безнадежно заключила Ариана, представив себе, как ее родители с предельно оскорбительной вежливостью выставляют сватов, явившихся от "благородного гражданина всаднического сословия". Боги, почему ее угораздило заглядеться именно на варвара, которого ненавидят... ну, может быть, и не все эории, но ее отец - точно?
- Чему не поможет? - удивилась Феано.
- Н-не обращай внимания, - отмахнулась Ариана, сообразив, что чуть было не выдала себя. А может и выдала - ведь умом ее двоюродной сестры восхищаются прославленные ученые! Прародитель божественный, Феано точно догадается! Надо ее чем-то отвлечь... - А ты? Что ты стоишь? - лихорадочно крикнула Ариана, сдергивая с головы сестры тонкий зеленый шарф.
- Риа, ты что - с ума сошла?
- Нет! - тряхнула головой Ариана, - Забыла? На кого Унд пошлет!
- С ума сошла! - звонко рассмеялась Феано, она не сердилась, явно вспомнив триумфальный обычай гальтарских девушек - бросать из окон платки, шарфы и ленты, чтобы Бог Любви, знающий, какие из двух сердец могут составить одно, сам вручил дар отважным героям. - Ну и на кого там послал Унд?
Ариана, тоже заливаясь смехом, обернулась... и остолбенела.
*****
- Лэйе анаксэ! Император!
Аодани остановился, вскинул руку, приветствуя горожан, возглашавших ему хвалу. Ветропляска, оправдывая свое имя, переступала грациозно и плавно, словно танцуя под всадником.
Атли, не забывая держать в поле зрения все что только можно, и даже больше, мысленно вознес хвалу Анэму. Ему было неведомо, что сотворил с побратимом Бог Ветра и Радости у своего алтаря, но Дани словно исцелился. В нем сияла и билась чистая радость, без малейшей примеси той горечи и вины, что изводили его со дня злосчастной ночной битвы, едва не отравившей самую блестящую военную победу последних лет... придушить бы Агустала, и матушку его заодно... Хотя теперь-то поздно, раньше надо было.
- Атли! Ты посмотри только! - Аодани, улыбаясь с той радостью, что вспыхивает в сердце любого мужчины при виде прекрасной женщины, смотрел на двух девушек, стоявших у распахнутого окна богатого особняка.
Долг гимнетарха обязывал смотреть отнюдь не на девиц, но ради праздника занудство следовало если не отложить, то хотя бы скрыть. Атли быстро скользнул взглядом по широкому окаймленному каменной резьбой окну - нельзя не признать, девушки стоили внимания даже и анакса. Старшая - черноволосая, высокая, с царственной осанкой, в зеленой тунике Дома Волн и таком же шарфе, покрывающем голову и плечи, смотрела на происходящее с тем несколько ленивым вежливым интересом, который вполне можно было принять за вызов. Вторая - совсем юная, милое личико сердечком, темные косы, отливающие на солнце яркой золотой рыжиной... Озорница и хохотушка... наверное. Теплый огонек свечи, отгоняющий темноту, рыжий котенок, с мурлыканьем сворачивающийся клубочком на груди... Сердце ударило и замерло, и время исчезло, как в подземельях Гальтар... Она смотрела на него. Смотрела радостно и доверчиво. И глаза были темно-голубыми, как чистое небо, как ледяные вершины Агмарена морозным вечером...
Атли вдруг с почти пугающей ясностью увидел ее на берегу озера близ Ульвборга, над ослепительно-серебряной водой, под осенним кленом, таким же темно-рыжим и позолоченным солнцем, как она...
Атли не сразу сообразил, что неосознанно потянул повод, разворачивая коня и подавая его ближе... а ведь сделал, кошки закатные, иначе даже с его завидным зрением было не разобрать цвета ее глаз! Нещадно ругая себя и прикидывая, сколько раз Дани могли застрелить, пока его гимнетарх пялился как последний сопляк на рыжую девчонку, Атли одним скачком вернулся на положенное место. Слава Анэму, кажется, его выходки никто не заметил, благо и Наброн, и Кассий, и сам анакс вовсю красуются, горячат коней и улыбаются девушкам. А что им еще делать, триумф же, праздник! Один Амфион старательно изображает добродетельную скалу, ну так что ему еще делать, когда Скала он и есть... И то из-под каменной маски то и дело мелькает мальчишеская улыбка.
Но кто же эти девушки?
Не все эории снисходили до того, чтобы иметь жилье за пределами Цитадели, хотя в последние два царствования это вновь сделалось престижно. Чаще всего им обзаводились люди, занимавшие государственные должности, чтобы удобнее было принимать посетителей всех рангов. В дни торжеств, подобных сегодняшним, те, кто не снисходил вовремя до покупки особняка в "городских кварталах", или чей дом оказался не там, где требовалось, напрашивались в гости к более удачливым друзьям и родственникам, либо снимали виллы богатых плебеев. Или не богатых, а просто тех, чьи окна выходили на нужную улицу.
Впрочем... Перед триумфом Атли со своими людьми проверил все дома по пути шествия. Конечно! Вилла принадлежала семейству Антелла из Дома Ветра, а старый Юлиан не намеревался приглашать никого постороннего.
- Только, наверное, уже замужем... - вздохнул Аодани.
Замужем? Такая юная? Атли не сразу сообразил, что побратим говорит о старшей.
- Боги! - Аодани смотрел на черноволосую эорию. - Интересно, какого цвета у нее глаза?
- Зеленые, - отозвался Атли, сам удивляясь, как умудрился заметить. Не на нее же смотрел! Привычка, видно, сказалась. Зеленые у нее глаза. Как кэннские изумруды в венце Унда Талассэя.
- Правда? - обрадовался невесть чему Аодани. - Действительно зеленые?
- Зеленые... Дани, ты долго топтаться собираешься, дальше пора...
- Сейчас, я только... Ох ты, Атли, смотри!
- На кого Унд пошлет!
- Кошки Закатные!
Рыженькая девушка сдернула с подруги шарф, и, прежде чем та успела помешать, швырнула его в окно.
Шелковый шарф - не птица, летать ему не дано. Зеленому шелку было суждено упасть на дорогу, под ноги солдатам, ждущим, когда анаксу надоест гарцевать и шествие двинется дальше. В бирюзовых глазах Аодани тенью мелькнула досада. Срываться с места и подхватывать падающий шарф, как на состязаниях наездников, было бы слишком даже для праздника, справляемого во имя "божественно сумасбродного" Анэма, но Атли кожей почувствовал, что сейчас народу будет явлено какое-нибудь августейшее безумство.
- Ну! - Ветропляска вскинулась на дыбы, Аодани выбросил вперед руку, словно в безнадежной попытке дотянуться.
Мощный порыв невидимого, неощутимого ветра ударил в лицо анакса, отбросив назад длинные серебристые пряди. Шелк, словно живое существо, легко взмыл в воздух и плавно скользнул прямо в протянутую руку властителя Золотых Земель. Аодани с победной улыбкой схватил легкую ткань и взмахнул ею в воздухе.
Обе девушки завороженно уставились на государя. Рыженькая умница испуганно оглянулась на подругу, словно прикидывая, не спрятаться ли у нее за спиной. Шарф бился знаменем в руке счастливо улыбающегося Аодани. По прежнему невидимый и неощущаемый ветер играл его растрепавшимися светлыми волосами.