На краю города, недалеко от разношерстного буйства гаражей и сараев, уходя окошками в лесную глубину, стоит ветхая избушка. Редкие люди, идущие в лес, удивляются ее неприглядному виду. Старые бревна почернели и поросли мхами, крыша потеряла форму и прогнулась, роняя глиняную черепицу с затейливыми знаками. Непривычному человеку они покажутся исполненными некого тайного смысла, но это всего лишь отметки гончаров - место каждой указано особым знаком. Хотя кто знает, какой текст воспроизводят неведомые иероглифы, под кровом которых жил единственный обитатель домика - старик Онгарот. В старом паспорте с серпом и молотом было указано иное имя, но его все давно забыли. А кошки звали его по-своему - Онгарот. Около сорока представителей этого племени жили с ним в избушке на краю леса. Всех их забрал под свой кров седой благодетель - спас от холода и голода, забвения и смерти, многих выходил и вылечил...
А сколько их жило здесь за эти годы... никто уже не сосчитает. Исконной мудростью кошачьего племени напоили они Онгарота, и многие знания получил за свою доброту покровитель мохнатого рода.
Кошки греются на солнце и слушают лес. Греется на солнце и Онгарот - мурлычет и разминает косточки, жадно впитывает пока еще нежные весенние лучи, вспоминает прошедшую зиму. Еще одну зиму. Дел у Онгарота немного - изредка забирать припасы из условного места, которое ему указали все те же кошки, вычесывать и выглаживать своих постояльцев и иногда, повинуясь неведомой воле, идти в глубь города и приносить нового жителя - отбивать от собак, доставать из бочки или ямы, выдергивать из-под колес грузовика... Три тропинки расходятся от дверей избушки: одна к окраинам подстанции и гаражей, одна в лес, к шести замшелым камням, похожим на так и не добравшиеся до места конструкции Стоунхенджа - тут старик находил провиант, и еще одна, почти невидимая, но ровная и четкая - в поля, на закат, туда, куда уходили в свое время все кошки из избушки. Однажды, стоя на пороге, глядя вслед покидающим его постояльцам, он увидел, как вдалеке коты раскрыли призрачные крылья и взлетели к багровым облакам... а может быть, это была всего лишь ошибка старых глаз...
Но не только кошки были знакомы с чудным стариком. Заходила проведать его игравшая в одиночестве на задворках многоэтажек тонкая, словно былинка, девчушка Карина, видевшая, как дряхлый дед в одиночку отколотил стаю местных хулиганов, мучивших кошку. И кошку унес, хотя ей прямая дорога на тот свет была. Родители не успели запугать дочку рассказами о маньяках и людоедах, да и не до того им было - водку пить было интереснее, поэтому и не побоялась она проследить за странным дедом, благо идти было недалеко. С тех пор она подбиралась поближе к избушке, и сидя в поле, среди душистых трав, смотрела, как нежатся на старой черепице кошки, как вырезает на дощечках что-то старый дед, разговаривая с одним из котов... И однажды, когда она подобралась совсем уже близко, сзади послышался насмешливый голос.
- Ишь ты, пигалица, какую манеру взяла! Не кошка, а в засаде сидишь, не кот, а кошачьи манеры перенимаешь!
Карина испуганно обернулась и была очень удивлена, потому что сзади стояли два кота, а людей вокруг не было. И тут на ее глазах один из котов снова заговорил, смешно открывая рот и высовывая язычок:
- Что ты смотришь так, как будто чудо увидела? Чай, в застенке выросла, кота никогда не видела? - И пошел вокруг нее, деловито осматривая.
- А как так вы разговариваете, дяденька кот? - удивилась Карина, - Может вы из сказки?
- Из сказки, ха-ха-ха, из сказки, вот умора, ухахаха, - надрывались от смеха коты, - из какой такой сказки, где такие сказки есть, ха-ха-ха...
- А вот мне бабушка рассказывала, про Кота в Сапогах и про Чеширского кота, и про других многих еще, - обиделась Карина, - а вы если не верите, возьмите книжку и прочитайте. Я бы вам прочитала, но не умею еще!
Коты переглянулись и смеяться перестали.
- Про Чеширского кота, говоришь, бабушка тебе рассказывала? И что ж она знает про Чеширского? А ну-ка, расскажи и нам!
- Я плохо помню уже, но он как бы добрый был и умел улыбаться, а еще он иногда водил Алису по чудесной стране и исчезать мог, только улыбка оставалась, вот! - быстро протараторила Карина и уставилась на котов, ожидая ответа.
Коты выглядели теперь вовсе не так уверенно и насмешливо, как вначале.
Ты уж прости нас, девочка, что мы смеялись над тобой. Смеялись по глупости, а вышло, что твоя бабушка да и ты больше нас знаете. О самом Чеширском слышали, а ведь мы его сколько лет уже ищем. Пойдем с нами в дом, надо, чтобы и другие с тобой познакомились...
Так стала Карина приходить к Онгароту и его котам, и хотя не слишком много она знала о загадочном Чеширском коте, все же ей всегда были рады. Дома ее рассказам никто не верил, а потом она и рассказывать перестала. Все равно только посмеются и не поверит никто.
Так прошло восемь лет. Онгарот уже совсем дряхлый стал, и когда летом пришла в избушку Карина, он ей такое сказал:
- Пришел мне конец, внученька, и долго уж я не задержусь тут. Как не станет меня, так и избушка развалится, и братцы и сестрицы разбегутся кто куда, потому что некому смотреть будет. Я тебя просить не стану, потому что молодая ты еще и жизнь вся у тебя впереди, но есть у меня один подарок на прощание. Много мне братцы и сестрицы рассказали всякого, а самое нужное я сохранил. Вот в сундуке здесь лежат таблички и струмент мой, это я тебе оставляю. Может быть, когда жизнь проживешь, да люди тебе наскучат, и сама в избушку вернешься, если будет она еще. Прощай, внученька, пусть бережет тебя Господь...
С этими словами умер древний покровитель кошачьего рода, тихо и мирно, среди мохнатых братьев и сестер. Карина видела, как кошки подняли тело на спины и понесли по третьей тропе, в степи, на закат, туда, куда уходили сами.
В сундуке действительно были тонкие деревянные таблички, с искусно вырезанными на них письменами и рисунками, и несколько старых плотничьих инструментов. Тексты были совершенно непонятными, да и содержание многих изображений сложно было представить. Часто встречались фигурки крылатых котов и стилизованное изображение четырех башен. Закрыв поплотнее крышку, Карина подняла оказавшийся неожиданно легким сундук и понесла домой. Багрянец окрашивал дорожки слез на молодом лице.